Текст книги "Сирены"

Автор книги: Эрик ван Ластбадер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 43 страниц)

– Я забыл, о чем...

– О смерти Иона.

– Иона... – Он кивнул и уткнулся подбородком в ее плечо. – Это было летом. Ян только что купил новый загородный дом в Суссексе. С бассейном. Он пригласил туда нас всех, включая Тай, которая решила устроить по этому случаю вечеринку. Она позвала кучу своих друзей, совершенно потрясающих девчонок и выводок педерастов... театральных актеров... танцоров, бог знает кого еще. Среди них были англичане и шотландцы, но в основном шведы и немцы – арийцы, одним словом.

Голова Криса качнулась вниз, и Дайне опять пришлось тормошить его, не давая уснуть.

– Я помню... Найджелу сразу же не понравились все эти педерасты... он никогда не отличался терпимостью в подобных вещах. Бывало... бывало он летом гонялся за ними по Брайтону, когда мы были моложе и не знали, чем заняться. Ленивые тупицы... – Казалось, Крис на мгновение отключился, но на сей раз должно быть он погрузился в воспоминания, потому что пришел в себя без понуканий.

– Мы все сильно напились и наглотались всякой дряни... Черт возьми, мы все были довольно хорошими... Найджел, на котором повисла парочка этих педерастов... пытался сбросить их с себя. Разумеется, Ион не мог не вмешаться... Господи, он начал защищать их. «Ах, как это прелестно, – язвительно и злобно процедил Найджел. – Вы только посмотрите на эту очаровательную принцессу». Ион ничего не ответил. Он стоял, шатаясь, на одном месте, точно прирос к нему, а Тай провизжала, глядя на Найджела: «Это не твой праздник, так что пошел в задницу!» – Крис покачал головой.

– Дальше все произошло очень быстро. Найджел ударил Тай по лицу; та свалилась со своего кресла на лужайку, а Ион, увидев это, бросился на Найджела.

– Между ними началась драка... такая, какая может произойти только между уличными хулиганами. Это было отвратительно... просто отвратительно. "Что «вы стоите вокруг и зеваете! – заорал я. – Разнимите их!»

– Никто не сдвинулся с места. Никто пальцем не пошевелил, пока я не добежал до них и не оттащил Найджела. «Ну-ка, – сказал я. – Давай, ты, я и Тай уведем этих принцесс отсюда. Им вовсе не обязательно видеть все это». – Он уронил голову. – И вот тогда на обратном пути все и случилось.

– Что случилось, Крис? – Дайна подняла его голову. – Крис? – В отчаянии она опять ударила его по щеке.

– Мы были на кухне... все вместе, и кто-то... я не знаю кто... сказал: «Что случилось бы, если б газ был включен, а Ион вошел бы сюда и зажег спичку?» Все заржали. Однако через некоторое время нам стало уже совсем не смешно, и запах стал таким сильным, что мы все вышли в сад. – Он засопел. – В то время появился Ион и стал просить, чтобы ему дали еще героина. Кто-то сказал: «На кухне. Он лежит на кухне. Ион».

Крис замолчал на мгновение, прислушиваясь к собственному дыханию.

– Интересно, – протянул он, – умру я или нет.

– Мы все когда-нибудь умрем. Он пристально смотрел на Дайну.

– Я имею в виду здесь... сейчас... из-за этого порошка.

– Если это произойдет, – резко заметила она, – то только по твоей вине. Это будет самоубийство. Крис ответил не сразу, обдумывая ее слова.

– Я не хочу умирать! – Его шепот походил на шум ветра в кронах высоких сосен.

– Продолжай говорить, – возразила она, – и ты не умрешь.

Он крепко зажмурил глаза, а когда вновь открыл их, Дайна увидела, что они полны слез.

– Я помню... О господи, помоги мне, я помню все. – Он заплакал тихо, почти беззвучно. Слезы медленно катились по его щекам и капали на плечо Дайны.

– Тогда мы были такими молодыми сопляками, – продолжал он. – И в наших головах сидело только одно: добиться успеха. Именно это связывало нас, делало нас сильными. Благодаря этому мы пережили... всю грязь-дерьмо, которым они обливали нас день за днем, думая, что мы проглотим все молча, без единого возражения. Что такое дружба по сравнению с этим?

Наступило молчание. Потом Дайна все же сумела выдавить из себя:

– И что же вы сделали?

– А ничего, моя милая. Мы все просто стояли на своих местах, думая про проклятое американское турне, про то, сколько денег мы потеряем, но несмотря на все это, наши альбомы стали продаваться лучше к концу поездки... про то, что к Бенно поступало все больше и больше предложений относительно новых концертов... в других, в более крупных залах... за большие суммы. Однако больше всего мы думали про то, что Ион наотрез отказался лететь туда снова. Про его презрение к Америке... Про то, как тянул нас вниз, не давая подняться к тому, что мы считали нашей судьбой. Да, нашей судьбой. Именно это слово употребила Тай.

– Ты хочешь сказать, что она тоже стояла там, наблюдая за тем, как Ион вошел внутрь?

Крис грустно покачал головой.

– О нет, нет. Она спустилась к бассейну и, усевшись на край, принялась болтать ногами в воде...

– Боже мой!

– Он никогда бы не ушел из группы сам, чтобы там он не говорил всем подряд, как бы ни жаловался на публике. Мы все знали об этом. Без «Хартбитс» он, как и любой из нас, был никто. Однако для Иона это было еще хуже, чем для кого-то другого. У него не было шанса выжить. Только группа помогала удерживаться ему на плаву, несмотря на лошадиные дозы наркотиков... Без нее... – Крис пожал плечами.

– И вы дали ему умереть.

– Это было жертвоприношение, как сказала Тай. В любом величии, в любой гениальности должно присутствовать страдание, боль, расставание со старым, уступающим место новому. С Ионом мы бы не ушли далеко. Мы или он, так стоял вопрос, и третьего не было дано. Он мог бы... Это все равно произошло бы довольно скоро. Его печень, почки... сердце, наконец... Долго ли они смогли бы выдерживать подобные нагрузки? Сколько? – Крис перешел на крик. Он плакал и бился в судорогах, прижимаясь к Дайне.

* * *

Уже было светло, когда они выбрались из недр гостиницы и очутились на раздолбанном тротуаре. Пар уже не поднимался сквозь железную решетку, и бродяга, покинув ее, отправился на поиски более теплых краев, прихватив с собой газету. Пустая бутылка, однако, осталась на месте.

Так же, как и такси. Откуда-то с Бродвея ветерок принес запах дымящегося кофе.

Дайна с помощью заспанного водителя запихнула Криса на заднее сидение.

– Вы уверены, что с этим парнем все в порядке? – осведомился шофер, жуя зубочистку. Изо рта у него слегка пахло рыбными консервами. – Он бледен, как труп.

– Отвезите нас назад в «Шерри-Нидерланд», – сказала Дайна, усевшись рядом с Крисом и захлопнув дверь.

– Должно быть, он ваш близкий друг, мисс Уитней, – заметил парень, включая зажигание. Он бросил взгляд в зеркало над головой и присвистнул. – Эге, да я кажется знаю его.

Крис полулежал на спинке сиденья. Он все еще дрожал, но кризис похоже миновал. Открыв глаза, он долго смотрел на здания, мелькавшие за окном.

– Это не Лондон, – хрипло произнес он.

– Нет, – тихо ответила Дайна, стараясь успокоить его. – Мы в Нью-Йорке. Он кивнул.

– Да. В Нью чертовом Йорке. – Закрыв глаза, он добавил более твердым, уже похожим на свой, голосом. – Отвези меня в аэропорт – я хочу вернуться домой. Назад в Лос-Анджелес... Мне надо закончить альбом.

Глава 12

Разумеется, после сцены, происшедшей во время их последней встречи, она не предполагала, что когда-либо захочет снова встретиться с ним. Однако она заблуждалась.

Она поняла это в тот момент, когда, вернувшись из Нью-Йорка, сунула руку в карман шубы и обнаружила там пластиковый пакет, подобранный ею на полу в номере Криса. Посмотрев на него несколько секунд, она положила его рядом с бумажкой, полученной ею от Мейера, на котором четким разборчивым почерком были написаны две строчки:

Чарли By

«Черриз», Ван Найс Б.

В ней проснулось своего рода торжествующее чувство оттого, что она может вручить Бонстилу два возможных ключа к разгадке тайны убийства Мэгги. Это было больше, чем он сделал для нее, но она ничего не имела против. Ей до смерти хотелось увидеть, какое выражение появится у него на лице.

Она не стала звонить в участок и предупреждать его заранее о своем визите. Пройдя мимо серебристого «Мерседеса», казавшегося ей теперь староватым, и даже слегка убогим, она уселась в черный «Феррари», подаренный ей студией сразу же по окончании съемок «Хэтер Дуэлл». Как и подобает в Южной Калифорнии, его регистрационный номер состоял из одних букв: «ХЭТЕР». Это был низкий, весь лоснящийся автомобиль, способный развить очень высокую скорость. Никогда прежде Дайна не испытывала такого воодушевления и буквально чувственного наслаждения от управления машиной, как сидя за рулем этого чуда. Ей почти захотелось перестать пользоваться громоздкими лимузинами.

«Он, как нельзя лучше, подходит ко мне, – думала она, дожидаясь зеленого света перед поворотом на Сансет. – Он скользит сквозь поток транспорта, словно мечта». Она сидела за рулем так низко, что чувствовала себя частью автомобиля: словно она была подключена к мощному мотору и электрическим схемам. Такое ощущение она переживала во время съемок, когда сцена удавалась, и она просто буквально занималась любовью с камерой. «Феррари» вызывал у нее ощущение, будто она занималась любовью с целым городом, проносившемся мимо нее.

Ее мысли начали разбегаться. Одна часть оставалась здесь, другая уводила ее сознание куда-то вдаль. Огромная многочисленная головоломка, сидевшая у нее в мозгу, постепенно прояснялась, и после месяцев бестолковых попыток подогнать один кусочек к другому, наконец-то стал проступать сложный узор.

Сон – воспоминание о смерти матери, явившейся Дайне в Нью-Йорке, помог ей до конца распутать клубок своего прошлого и осознать это прошлое в контексте настоящего. Тогда, проснувшись, она вдруг поняла, что ненависть, которую она испытывала по отношению к Монике, улетучилась в тот день возле постели умирающей. Словно этих долгих промежуточных лет и не было вовсе, и она и мать, лишенные ревности, зависти, страха и гнева по отношению друг к другу, вернулись к никуда не исчезавшей основе их взаимоотношений: любви между матерью и ребенком.

Дайну более не волновало, что сделала Моника и что она не сумела сделать. Шаткое балансирование на грани жизни и смерти делало все, кроме любви, несущественным. Она не хотела, чтобы Моника умирала, и когда это произошло, отвернулась и горько беззвучно заплакала. Она плакала и по матери, и по себе, по тому, от чего когда-то отказалась навсегда. В тот миг ей хотелось повернуть время вспять и стереть начисто эти потерянные годы. Однако это было не в ее власти. Она чувствовала себя беспомощной перед неведомым и невидимым врагом, чей натиск храбро, но безуспешно пыталась отразить Моника.

Она знала также, что Моника, как ни странно, по-своему была права. Она, Дайна, убежала на улицу от всего, чему она не могла противостоять. Презирая друзей, обратившихся к помощи наркотиков, чтобы уйти от реальности, и чувствуя превосходство по отношению к ним, она сама прибегла к иному способу достижения того же самого.

Бэб знал это, и в тот последний вечер она чувствовала, что он собирается отослать ее домой в последний раз, навсегда. «Ради твоего же блага, мама», – сказал бы он. «Все знали, что мне нужно лучше меня, – думала Дайна, ведя „Феррари“ в сторону деловой части Лос-Анджелеса. – Боже, я была таким невинным ребенком тогда. Однако до определенного момента все люди таковы, и первые разочарования самые болезненные».

Дорога вперед слегка расчистилась; машины вытянулись в извилистую линую. Включив четвертую скорость, Дайна нажала на газ, и пришпоренный зверь рванулся вперед, загудев от радости. Дайну прижало к спинке бордового сидения. «Вперед, – повторяла она про себя. – Вперед, вперед, вперед!»

Впервые в жизни она испытывала ощущение завершенности. В ее душе появилось нечто, чего там прежде никогда не было. Только теперь Дайна почувствовала себя человеком во всех отношениях равным любому представителю мужского пола. Однако это несомненно не означало, что она приобрела мужские черты; на сей счет Дайна не волновалась, будучи уверенной в обратном. Что же произошло с ней? Дайна думала о том, что она сделала для Криса. Только теперь она осознала до конца всю леденящую подоплеку того эпизода. Что, если б она не... Ответ на этот вопрос так же не вызывал сомнений: сейчас Криса уже не было бы в живых.

Какая сила заставила ее подобрать тот пакетик? Зачем отдавать его теперь Бонстилу? Сумеет ли он обнаружить в порошке следы чего-нибудь, кроме героина? Она ощутила холод предчувствия в груди. «Во что я ввязалась? – вопрошала она мысленно. – Мэгги, внучка известного политического деятеля, погибла от примеси отравы в героине. Однако прежде ее пытали, возможно сводя политические счеты...»

Дайна притормозила перед поворотом, потом опять включила третью скорость. Перед ее мысленным взором стоял пластиковый пакетик, лежавший на полу в ванной в номере Криса. «Что если Крису подсунули то же, что и Мэгги? Что если экспертиза установит, что это не случайное совпадение? – рассуждала она про себя. – Или все это бред, порожденный моим воспаленным воображением». Она почему-то никак не могла убедить себя в этом, хотя в течение нескольких минут применяла на себя роль «адвоката дьявола». Она, хоть убей, не верила в подобные совпадения.

Полицейский участок выглядел точно так же, как в прошлый раз, напоминая своим видом вереницу составленных в круг повозок переселенцев в ожидании нападения индейцев. Она еще не успела выйти из «Феррари», как услышала знакомый голос.

– Мисс Уитней!

Она увидела Эндрюса, патрульного, в прошлый раз доставившего ее сюда к Бонстилу. Он как раз спускался по ступенькам крыльца здания.

Дайна широко улыбнулась ему.

– Как у вас дела?

– Замечательно, мисс Уитней. Просто замечательно. – Он улыбнулся и слегка замялся. – Вот это тачка. – Он погладил машину так, точно она и впрямь была живой. – Куда нам до такой!

– Кстати, патрульный, как вас зовут?

– Пит, мэм. А это Гарри Брафман. – Он показал большим пальцем через плечо на своего напарника пониже и потемней, чем он, примерно того же возраста. Тот молча кивнул. – Мы оба в подчинении у лейтенанта Бонстила.

– Вы знаете, где он сейчас? У меня к нему важное дело.

– Конечно. Он на пирсе Санта-Моника. Мы как раз направляемся туда. Если хотите, можете присоединиться к нам.

– Не знаю, стоит ли. Пит, – вмешался Брафман. Он нахмурился. – Ты ведь знаешь, какая там обстановка. Нам ведь запрещали пропускать гражданских лиц в оцепленную зону под каким бы то ни было предлогом.

Эндрюс в ответ на слова товарища только махнул рукой.

– Мисс Уитней и лейтенант старые друзья. Если она говорит, что у нее есть дело к нему, он наверняка захочет узнать об этом.

Брафман окинул глазами фигуру Дайны с головы до ног. На его лице появилась слабая усмешка.

– Против этого мне нечего возразить, – сказал он.

Возле пирса действительно творилось что-то неладное. Еще прежде, чем они добрались до Санта-Моника, Дайна услышала пронзительный вой сирен и порадовалась тому, что у нее есть эскорт в лице Эндрюса. В противном случае ей ни за что не удалось бы даже приблизиться туда.

Она насчитала по крайней мере полдюжины полицейских автомобилей, а подъехав поближе, увидела бронемашину, с громыханием покатившую прочь от пирса. Все подступы к месту событий перекрывали баррикады из деревянных козел, а каждого прибывшего тщательно проверяли.

Эндрюс и Брафман вылезли из машины и, поручив кому-то из стоявших в оцеплении патрульных проследить за «Фордом», повели Дайну за заграждения.

Пирс был наводнен полицейскими, одетыми в штатское. Дайна увидела беззвучно мигающие красные огни и широко открытую заднюю дверь машины скорой помощи. Внутри нее никого не было. Слева поодаль двое фельдшеров в белых халатах поднимали что-то с земли и клали на носилки на колесиках. В стоявшем рядом с ними медике Дайна узнала высокого судебно-медицинского эксперта, приезжавшего в дом Криса и Мэгги в день убийства вместе с Бонстилом. Приглядевшись, она увидела, что он запихивает в рот часть чизбургера.

Здесь же был и сам Бонстил, неотразимый в светло-сером костюме из шелково-льняной ткани. Из всех присутствовавших на пирсе он один, похоже, сохранял спокойствие и самообладание. Когда Дайна вместе с Эндрюсом и Брафманом подошли к нему, он смотрел на то, что лежало на носилках.

Некоторое время он не замечал их. Потом он поднял голову и, не сводя глаз с Дайны, обратился к подчиненным.

– Вы прибыли сюда в рекордно короткое время. Перестрелка произошла в дальнем конце. Вы знаете, что делать.

– Как Форейджер? – осведомился Эндрюс.

– Правое плечо. Ничего страшного.

– А Кайс?

Бонстил на долю секунды замешкался с ответом.

– Его больше нет. – Он моргнул. – Мне жаль, Эндрюс. Стоявший возле Дайны Эндрюс застыл на месте, окаменев. Его красивое, словно высеченное из мрамора, лицо казалось постарело за одно мгновение лет на десять. Слабый ветерок слегка трепал его золотистые волосы, чуть более длинные, чем полагается для полицейского. «Это были, – подумала Дайна, – волосы ребенка. Но он больше не ребенок».

Обойдя ее, Брафман дотронулся до плеча Эндрюса.

– Пошли, Пит. Мы должны заняться делом. Он потянул товарища за собой, и когда они, повернувшись спиной к Дайне, побрели прочь, то показались ей двумя самыми обычными людьми, направляющимися на дальний конец пирса, чтобы полюбоваться видом на океан.

– Кайс был его зятем. – Это были первые слова Бонстила, обращенные к ней. – Эндрюс очень близок со своей сестрой. – Он говорил об этом как о чем-то непостижимым для него.

– Привет, Бобби.

– Тебя привезли ребята?

– Я попросила их. У меня есть кое-что для тебя. – Она сделала паузу. – Я не хочу, чтобы у Эндрюса из-за этого были неприятности.

– Не волнуйся. – Он опустил глаза на простыню, закрывавшую то, что лежало на носилках, за край которых он держался правой рукой. – Кстати, у меня тоже есть здесь кое-что для тебя. – Он стал приподнимать простыню.

– Ты что, шутишь!

– Шучу? – Его рука замерла в воздухе. – Отнюдь. Я говорю совершенно серьезно. – Резким движением он откинул простыню с головы трупа. – Познакомься с Модредом.

Дайна твердо решила не смотреть, но любопытство оказалось сильнее ее. Взглянув вниз, она увидела совершенно обычное, ничем не примечательное лицо: глаза не слишком большие и не слишком маленькие; нос, как нос; обыкновенный рот. Короче говоря, это было лицо, которое никто не удостоил бы повторным взглядом и не запечатлел бы в памяти. Этот человек являлся типичным представителем толпы и сумел выделиться из нее, лишь став психопатом-убийцей.

Лежа на носилках, он казалось спал невинным сном младенца. Заглянув поглубже под простыню, Дайна увидела три или четыре красных пятна у него на груди. Зашатавшись, она выставила в сторону руку, чтобы удержать равновесие, и Бонстил поддержал ее.

– Что произошло?

– Давай уйдем отсюда, – ответил он, – и я расскажу тебе.

Он отвез Дайну дальше по шоссе на пляж. Выбравшись на песок, она сняла сандалии, а лейтенант остался в ботинках. Справа от них десяток ребят, чью кожу покрывал изумительный бронзовый загар, играли в волейбол. За их спиной девушки в купальниках и парни в плавках раскатывали по дымящемуся асфальту на скейтах под музыку диско, такую же плотную, как и вереница машин, выстроившихся на Оушн-авеню. Этот пляж находился к Венне, чем в Пасифик-Палисайд.

– Психиатры были правы в одном, что касается Модреда, – голос Бонстила звучал устало и мрачно на фоне музыки. – Ему хотелось, чтобы его поймали. – Он сунул руки в карманы. – Он оставлял нам улики, но либо они были слишком замаскированными, либо мы оказались такими тупицами. В любом случае мы не приблизились к разгадке. Тогда он позвонил нам и назначил встречу. Мы не сомневались в том, с кем имеем дело, потому что он рассказал нам кое-что по телефону... сообщил детали преступлений, которые мог знать только убийца. – Бонстил угрюмо рассмеялся. – Он совсем не был застенчивым. В тот момент. Он рассказал нам все.

Вздохнув, он отвернулся от Дайны и посмотрел в туманную даль над морем.

– Господи, – произнес он с отвращением. – Мы ведь знали, как он опасен, и все же я подставил ему двух своих людей.

– Бобби, откуда тебе было знать, что так обернется?

– Откуда мне было знать? Откуда мне было знать? – с издевкой повторил он за нею следом. – Наш капитан сказал то же самое. Он был чертовски любезен и непридирчив по этому поводу. «Послушай меня, Бонстил, – заявил он мне. – У медали есть оборотная сторона. С маньяком покончено раз и навсегда. Я уже созванивался с газетчиками. Твои ребята пали, выполняя свой долг. Они настоящие герои». – Бонстил провел рукой по волосам.

– Герои, – фыркнул он. – Они погибли из-за глупости.

– Не из-за своей храбрости?

– Они были слишком молоды, чтобы быть храбрыми. Они просто недостаточно быстро соображали. – Не выдержав, он наконец взглянул на Дайну и кивнул. – Да, они были храбрыми ребятами.

– И они были твоими людьми. – Она не сводила с него глаз. – Поэтому ты винишь себя за их смерть.

– Они находились в моем подчинении!

– Ты сделал все, чтобы защитить их?

– Мне следовало знать, что у этого сумасшедшего будет при себе спрятано оружие. Он стоял, подняв руки вверх. Я приказал Форейджеру и Кайсу выйти из укрытия и взять его. Он ухмылялся и скалился. Только что его руки были пусты – и вдруг в них откуда-то появился короткоствольный пистолет. Наверно, он висел на резинке внутри рукава. – Серые глаза Бонстила затуманились при воспоминании. – Форейджер и Кайс подошли к этому мерзавцу почти вплотную. Я думаю, они так и не успели понять, что произошло. Услышав первый выстрел, я приказал снайперам стрелять. Его отбросило пулями на шесть футов назад, но к тому времени мои ребята уже были готовы. – Он отвел волосы со лба и, как показалось Дайне, украдкой смахнул слезинку с ресниц.

– Ты защитил их как мог, – заметила она. – Того, что случилось нельзя было избежать.

– Теперь ты опять говоришь, как наш капитан.

– Возможно, потому что мы оба смотрим на все это объективней, чем ты.

– А еще потому что тебе, как и ему, не придется разговаривать со вдовами.

– Нет, не придется, – согласилась она. – Однако, ведь это часть твоей работы, верно?

– Вот почему я решил бросить все после того, как это произошло. Я больше не могу так. Я просто трус.

– Устать от чего-либо – вовсе не то же самое, что быть трусом.

Ветер задрал полу его пиджака, так что стала видна подкладка.

– Именно им я и являюсь. Она пожала плечами.

– Тебе просто жаль самого себя.

– И я так думаю.

– Перестань, Бобби. Я устала от Искренних Признаний. Можем мы обойтись...

– Дайна...

– Нет, – отрезала она. – У нас был шанс. Он оказался упущен, и мне представляется, что так лучше.

Бонстил резко отвернулся от нее и зашагал прочь по пляжу. Совсем юные девушки бросали исподтишка восхищенные взгляды на его крепкую, мускулистую фигуру. Он был мужчиной, способным пробуждать в женщинах желание. «Но он не для меня, – думала Дайна, глядя ему в след. – Возможно, когда-то – да, но не сейчас».

Она поднялась с пляжа по занесенным песком цементным ступенькам к автостоянке. Отыскав темно-зеленый «Форд» Бонстила, она забралась в салон и стала ждать.

Спустя некоторое время появился лейтенант. Наклонившись, он просунул голову в открытое окошко.

– Я проверил то, что ты рассказала мне в прошлый раз. О Мэгги.

– Я думала, ты не поверил мне.

– Лучше сказать, я отнесся к твоим словам скептически.

– Что же заставило тебя изменить свое мнение?

– Я послал запрос на эксгумацию тела, л тем дело и закончилось. – Он открыл дверцу и сел за руль. В салоне было довольно душно и, подняв все стекла, он включил кондиционер. Дождавшись, пока станет чуть попрохладнее, он продолжил. – Я также проверил кое-что относительно нашего друга Найджела Эша. – Повернувшись, он взглянул на Дайну. Его голос вновь приобрел привычную бесстрастность. – Ты знала, что он наполовину ирландец?

– Какой ирландец? – Дайна попыталась скрыть свое изумление.

– Ирландский католик. Его мать родилась в Эндитауне, логове ИРА в Белфасте.

– Я не знаю. Как же она в таком случае вышла замуж за англичанина?

– Не за англичанина, – поправил ее Бонстил, – а за валлийца. Впрочем, по утверждению соседей, это являлось причиной их постоянных ссор.

– Как погляжу, ты немало похлопотал.

– Это еще не все, – сказал он. – У Найджела есть сестра.

– Ни разу не слышала, чтобы он упоминал про нее.

– Ничего удивительного. Я понимаю, почему он молчит о ней.

– Ты имеешь в виду, что они не ладят друг с другом?

– Я не говорил этого, – возразил Бонстил. – Скорее всего, дело в том, что она живет в Белфасте.

– Ты хочешь сказать, она член ИРА?

– Я соврал бы, если б сказал, что могу утверждать это. Наши британские коллеги умеют держать рот на замке, когда им это хочется. Я не услышал от них ни да, ни нет в ответ на тот же самый вопрос, однако они дали мне ее адрес. Она живет в районе Фоле. – Сын Туми был родом именно оттуда. – Ну, теперь выкладывай, что там у тебя для меня?

Дайна извлекла из кармана пластиковый пакетик и протянула ему.

– Мне бы хотелось, чтоб ты отдал его содержимое на анализ в вашу лабораторию.

Осторожно взяв пакетик, Бонстил поднял его и посмотрел на свет.

– Героин?

– Да, – ответила она. – И, возможно, больше ничего. Заклеив пакетик, Бонстил спрятал его во внутренний карман и осведомился.

– Откуда ты его взяла?

Дайна рассказала ему, что случилось в Нью-Йорке и про свои подозрения относительно того, что представляет собой этот порошок.

Бонстил покачал головой.

– Шансы, что ты окажешься права, крайне малы. Наркоманов надувают на улице с этим дерьмом двадцать четыре часа в сутки. Героин всегда продают в смеси. Вопрос только – с чем. Если это неопасное вещество, ну что ж, тогда эффективность наркотика ослабевает и все. Однако если это нечто иное, то ты можешь в результате протянуть ноги на полу в ванной. Ему повезло, что ты оказалась под рукой.

– Ты выполнишь мою просьбу? – Не дождавшись ответа, она спросила. – Скажи мне, героин на улицах когда-нибудь мешают со стрихнином?

– Нет, насколько я слышал. Разве что, если это делается намеренно. – Взглянув на Дайну, он дотронулся до пиджака снаружи на месте внутреннего кармана. – Считай, что это уже сделано. – Достав ключи, он завел машину.

– Послушай, – небрежно бросила Дайна. – Почему бы нам не съездить на бульвар Ван Найс.

Уже смеркалось, и в вечернем освещении можно было не обращать внимания на пыль, мягко оседающую вдоль двух рядов пальм, росших вдоль шоссе.

– Ван Найс? – переспросил Бонстил. – Какого черта нам ехать туда?

Дайна показала ему клочок бумаги, данный ей Мейером.

– Кто такой Чарли By?

– Некто, кто может знать убийц Мэгги. Бонстил с подозрением посмотрел на нее, однако свернул на въезд на Санта-Моника Фривэй.

– Как это к тебе попало?

– Ты хоть что-нибудь можешь принять за чистую монету? – раздраженно осведомилась она.

– Если б я так поступал, то был бы никудышным полицейским. – Однако он улыбнулся. – Ладно, ладно. У нас у всех есть свои секреты. Держи эту тайну при себе.

Добравшись до западного Лос-Анджелеса, Бонстил, описав широкую дугу, выехал на Сан-Диего Фривэй, идущую на север в долину.

– Тебе пришлось потрудиться, чтобы не дать Крису умереть, – заметил он, и Дайна услышала искреннее восхищение в его голосе. – Как он сейчас?

– Нормально. Он по-прежнему в студии. Запись первого сольного альбома заняла у него больше времени, чем он предполагал. Пару недель назад там произошел пожар, и одна из оригинальных пленок накрылась. Ему пришлось записывать три вещи с самого начала. Сейчас он микширует последнюю из них.

– Выйдет как раз к вручению Оскара, а? Тогда ты станешь еще более крупной фигурой.

Им приходилось тащиться еле-еле из-за огромного потока машин, и Бонстил, свернув вправо в Мулхолланде, взяв курс на запад, пока не добрался до бульвара Беверли Глен.

Долина приближалась, и когда они наконец одолели подъем, Дайна поняла, что успеет до наступления темноты насладиться зрелищем огромной впадины между холмами, заполненной клубами грязного коричневого смога. Температурная инверсия – так характеризовали это явление синоптики. Если бы оно продлилось бы достаточно долго, то промышленные шлаки начали бы просачиваться через холмы Санта-Моники и затоплять Беверли Хиллз и Голливуд. Дайна уже видела высоко над головой розоватое свечение, словно в небе над Лос-Анджелесом раскинулся еще один столь же необъятный город.

– Какое тебе дело? – возразила она. – Я уже слишком крупная фигура для тебя. Он горько рассмеялся.

– Мы просто не созданы друг для друга. Давай на том и завершим эту тему.

Однако Дайна знала, что для каждого из них она далеко не исчерпана. Они словно испытывали друг друга на прочность, пока кто-то не уступал. Это было в характере каждого из них. Она поняла, что наступившее перемирие очень шаткое.

– Как ты, собираешься стать хорошим писателем? – спросила она. – У тебя по-прежнему сердце полицейского. И всегда будет.

– Всякий раз, когда предоставляется шанс, – сказал он с расстановкой, – кто-нибудь обязательно макнет тебя рожей в дерьмо. – В угасающем свете дня она увидела его глаза – холодные и свирепые и немного грустные.

Дубы по обочинам шоссе сменились тополями и всевозможными кустарниками, задевавшими своими ветками машину, мчавшуюся вниз по склону. Впереди, сверкая неоновыми огнями, словно атомное сердце чудовищного робота, лежал Ван Найс. Через мгновение они вылетели на бульвар Вентура, а затем помчались по туннелю, над которым пролегала вечно оживленная Вентура Фривэй. Оказавшись в мгновение ока на другой стороне, они выехали на бульвар Ван Найс.

Как некогда легендарный Сансет Стрит, теперь этот бульвар являлся олицетворением ночной жизни города, обителью полуночных грез. Именно сюда приезжали потусоваться любители серфинга даже из такой дали, как Лагуна Бич; здесь шатались небрежной походкой юные бездельники, еще только создающие себе репутацию. На этом же бульваре оказывались и ученики средних школ Ван Найса и Голливуда, ловившие кайф и ломавшие головы над проблемой природы вселенского зла.

Золотоволосые девочки в светящихся шортах и многоцветных купальниках, яркие, точно рождественские елки, разъезжали на скейтах между бесконечными караванами фургонов. На физиономии каждой из них было столько же косметики, сколько на лицах любых трех вместе взятых женщин с Родео-драйв. Янтарные огни фар отбрасывали причудливые тени на здания, в дверных проемах которых торчали скучающие фигуры парней.

Воздух был наполнен светом мириадов огней и ревом забойного ритма «Роллинг Стоун», звучавшего одновременного из доброго десятка радиоприемников. Яростная и прямолинейная музыка казалась особенно подходящей для этого места и времени. Воздух, пропахший рок-н-роллом, пьянил разлитым в нем духом откровенного вызова, и, вдыхая его, Дайна почувствовала, как этот запах щекочет ей ноздри.