Текст книги "Белый ниндзя"

Автор книги: Эрик ван Ластбадер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 37 страниц)

– Это будет зависеть от некоторых фактов, – ответила Томи и, увидев его горестное выражение лица, сжалилась и притронулась к его руке: – Да ты не мучайся так. По-моему, ты никаких законов особо не нарушил.

– Но морально...

– Мораль – это другое дело, – оборвала его Томи. – Полиция не может арестовать людей из-за этого.

Негодяй глубоко вздохнул, провел рукой по своим всклокоченным платиновым волосам.

– А что ты имела в виду, когда сказала, что это зависит от некоторых факторов?

– Тут есть один человек, который хотел бы поговорить с тобой. Его зовут Тандзан Нанги. Ты слышал о нем, – сказала она, по-особому сжав губы, произнося последние слова. Конечно, Негодяй слышал о Тандзане Нанги. Это на компьютерной системе фирмы Нанги он впервые испытал свой вирус ИУТИР. – Я думаю, что именно от Нанги будет зависеть, как сложится твоя дальнейшая судьба.

Негодяй застонал, опустив голову.

Томи ввела своего друга в комнату для допросов. Нанги выключил магнитофон, повернулся, чтобы посмотреть на Сендзи Кикоко.

– Я только что прослушал всю запись, – сообщил он, отодвигая магнитофон в сторону и придвигая к себе лакированный поднос, на котором стояли три фарфоровых чашки и лежала палочка тростника. Нанги взял в руки тростник. – Я заварил зеленый чай. Сидеть в тюрьме по какой угодно причине – малоприятное занятие. – Его руки ловко двигались, сбивая воду и чайные листья в бледно-зеленый бульон и одновременно вращая чашку. Он пододвинул одну чашку Негодяю. – Угощайтесь, Кикоко-сан, – любезно предложил Нанги. – Выпейте. Расслабьтесь. Нам с вами надо многое обсудить.

* * *

Консьержка подала Шизей записку, в которой Сендзин сообщал ей, что снял комнату.

СЕСТРА, ГДЕ ТЫ? КУДА ТЫ ЗАПРОПАЛА? Я ЖДУ ТЕБЯ. ТЫ МНЕ НУЖНА. ГИРИ.

А эту записку, вместе с адресом дома на Грин-стрит, которым она заканчивалась, Шизей нашла в женском туалете в холле гостиницы. Прочитав ее, она смяла записку, бросила в унитаз и спустила воду. А потом три дня ждала в гостиничном номере, который снял ее брат-близнец. Три дня лежала в постели, глядя в потолок, или сидела на смятых простынях, свесив ноги с кровати и прислушивалась к приглушенным голосам и взрывам эмоций, доносящимся через стенку справа и слева.

Время от времени Шизей заказывала по телефону что-нибудь поесть: гамбургеры, мясо по-французски, коку. Через двадцать минут после того, как она съедала чужеземную и неудобоваримую пищу, она бежала в туалет, и ее страшно рвало. А потом лежала в прострации какое-то время, ощущая страдание. И это ее радовало: раз чувствует боль – значит, еще жива.

Хоть какое-то разнообразие в ощущениях по сравнению с жуткой пустотой, царящей в ее душе, когда она лежала вот так на кровати, закрывшись покрывалом до подбородка, или сидела на краю, натягивая на плечи простыню побелевшими руками, сжатыми в кулаки. Прислушивалась.

Хлопали двери, голоса за стенкой то затихали, то опять становились громче. Два раза в день мимо комнаты Сендзина, где лежала, сидела или стояла на коленях, прижимаясь лбом к прохладной раковине умывальника, Шизей, державной поступью проходила горничная-мулатка, косясь на табличку на ее двери: ПРОСЬБА НЕ БЕСПОКОИТЬ.

Шизей прислушивалась к голосам, которые спорили, беседовали, скулили или смеялись; к звукам телевизионных шоу, викторин и мыльных опер. Это все днем. А по ночам была другая музыка: пыхтение и стоны, ритмичный скрип коек спаривающихся соседей. Все эти звуки доносились сквозь стены ее темницы, где она ждала, полная тревоги и нетерпения, когда же закончится победой той или иной силы борьба, которая шла, не прекращаясь, в ее душе.

СЕСТРА, ГДЕ ТЫ? КУДА ТЫ ЗАПРОПАЛА? Я ЖДУ ТЕБЯ. ТЫ МНЕ НУЖНА. ГИРИ.

«Гири». Долг и жажда освобождения боролись в ней. Она нужна Сендзину. Прежде она всегда бросалась по первому требованию на его зов. Но сейчас все было иначе. Только взглянув на нее, он узнает все о Коттоне Брэндинге. Сендзин ее растопчет. Он сразу же попытается подвести черту под их отношениями, страшную черту – как тогда, когда она полюбила студента-юриста Еидзи.

Шизей встала, направилась в ванную. Там было два зеркала: одно большое, на двери, перед которым одеваются, и другое – поменьше, над раковиной умывальника. Приоткрыв дверь так, чтобы зеркала оказались друг против друга, Шизей встала между ними. Встала и смотрела, не мигая, на себя, на огромного паука, вытатуированного у нее на спине. Паук Сендзина, его наваждение и его спасение. Демоническая Женщина из японских мифов имеет такого же паука на спине. Демоническая Женщина олицетворяет собственные подавленные страхи Сендзина. Пометив таким образом Шизей, он одновременно ликвидировал угрозу для себя со стороны Женщины-Демона и намертво привязал к себе сестру.

Сендзин рассказывал ей, что Женщина-Демон когда-то была женой рыбака. Они жили вполне обеспеченно, имея большую лодку, на которой муж выходил в море с целой командой помощников. В обязанности жены входило вставать в два часа ночи, обходить дома помощников мужа и будить их, потому что на лов они всегда выходили в три.

Иногда, особенно когда было теплое лето и лунная дорожка плясала на воде, ей нравилось идти по берегу, чувствуя прохладное дыхание ночного бриза, и она воображала себя русалкой, сидящей на одном из морских камней у самой воды. Но чаще ей было страшно проходить здесь среди жуткой тишины ночи, когда все живое попряталось, когда из всех природных звуков остался лишь плеск воды и жалобное поскрипывание искривленных веток сосен на дюнах. Зимой она пробегала по берегу, дрожа от холода. И часто дождь беспощадно хлестал ее, и на ней не оставалось ни одной сухой нитки, пока она обходила дома рыбаков, стучась в ставни.

В ее обязанности также входило собирать жен помощников мужа на причале, когда рыбаки возвращались с уловом, чтобы помочь выгрузить рыбу, рассортировать и отвезти на рынок. В те дни все делалось вручную. А еще она должна была находить замену заболевшим рыбакам.

Особенно тяжело ей приходилось в плохую погоду. Около полумили ей надо было идти по голым камням, становящимся скользкими от дождя и моха, покрывающего их, подобно пуху на голове ребенка. Торопясь вовремя разбудить всех, кого надо, она часто падала и больно ранила себе руки и ноги.

И тогда она лежала на камнях, не в силах подняться, и плакала. Но сознание того, что она может опоздать, подстегивало ее, она поднималась и ковыляла дальше. Но порой все-таки не успевала всех обойти вовремя, и тогда муж и свекор ругали ее почем зря. Что она, совсем обленилась, что не может выполнить простейшие поручения?

Но она никогда не жаловалась. «Гири». Ее жизнь была подчинена долгу. Без «гири» она ничто: хуже диких животных, спаривающихся в кустах. Она должна быть благодарна за то, что у нее есть «гири». Выполняя свой долг, она подтверждает свой человеческий статус.

Однажды ночью муж разбудил ее, дрожа от гнева: она проспала. Дождь хлестал в ставни их дома, и ветер был готов их сорвать. Жена стала уговаривать его не выходить в море в такую ночь. Но тот не слушал ее и бушевал по-прежнему. «На что мы будем жить, если не будем каждую ночь выходить в море? Кто нас будет содержать? Уж не ты ли, лентяйка? Тебе бы все нежиться в теплой постели, когда мы все трудимся в поте лица! Делай, что велят!»

Жена, спотыкаясь, выбежала в ночь по направлению к дому одного из членов мужниной команды, потому что она уже опоздала. Обстучав около половины домов, она выбежала на каменистый берег, мокрая и дрожащая, – и увидела человеческую фигуру на камнях. Ее сердце замерло в груди от страха, и она повернула было назад, но «гири» не позволил ей этого сделать. Что скажут муж со свекром, если она вернется домой, не разбудив всех, кого надо?

Но она не решилась пройти мимо той фигуры на камнях и поэтому пошла окольным путем, подальше от берега. Скоро она услыхала за собой хруст сучьев: за ней кто-то шел по лесу. Испугавшись до смерти, она бросилась бежать, но споткнулась о выступавший корень и упала в грязь. Она попыталась встать, но тот человек был уже рядом, огромный, заросший бородой до самых глаз, злобно сверкавших на страшном лице.

Человек навалился на нее так, что чуть не раздавил. Она попыталась кричать, но он ударил ее наотмашь по лицу сначала ладонью, а потом и кулаком. Сорвал с нее одежду и, как зверь, овладел ею, вдавил в забрызганную кровью грязь. Дождь хлестал ей в лицо, ветер гнул макушки деревьев. Было такое ощущение, словно она попала в стаю волков: она слышала рычание и сопение вокруг себя, невыносимо воняло псиной от немытого тела, навалившегося на нее. А внутри ее что-то двигалось и билось, как неумолчный прибой. Она потеряла сознание.

Много времени спустя жена рыбака выползла из леса. Она с трудом подняла голову и увидела катящиеся прямо на нее морские волны. Узнав знакомые камни, она снова упала и лежала неподвижно. Молнии освещали ее разбитое лицо, израненное тело. Ее рот был открыт, и она судорожно, как выброшенная на берег рыба, втягивала в себя воздух. Кровь вытекала из тела и всасывалась в песок и мох между камней, и даже дождь не успевал ее смыть.

Несколько часов спустя рыбак и его отец вышли на берег и стали затаскивать в море их лодку. Они были одни, потому что те члены их команды, которых успела разбудить жена до того, как с ней случилось несчастье, не пошли с ними, сказав, что в такую гнусную погоду они в море не выйдут.

Рыбак и его отец почти закончили свое дело, когда вдруг увидели, что к ним приближается фигура, одетая во все белое. Когда она подошла поближе, они, к своему удивлению, увидели, что это голая женщина. Ее кожа была белее снега и совершенно лишена растительности, даже между ног. Черные волосы, будто клубок змей, извивались на ее голове. Лицо было страшно: лицо демона. Когда она подошла еще ближе, она повернулась к ним спиной, и они увидели, что на ее спине притаился гигантский паук.

Они стояли, не в силах от ужаса пошевелиться, а паук сбежал со спины женщины, осторожно передвигая лапами по ее ягодицам, а потом и по ногам. Он был чудовищем. Оказавшись на земле, паук побежал прямо на них и сожрал их обоих. Насытившись, он вернулся к женщине и снова забрался к ней на спину. А она повернулась, подошла к лодке и, схватив ее за борт, подняла в воздух и зашвырнула в море. Скоро шторм вынес лодку на зубастые скалы и ударил ее о них. Деревянная обшивка затрещала, и лодка затонула. И что-то завыло и застонало над морем. Наверно, то ветер бушевал в просоленных сучьях корявых сосен. Когда воды сошлись над затонувшей рыбацкой лодкой, Женщина-Демон с горящими, как угли, глазами начала растворяться в воздухе.

Наутро, когда взошло солнце, все, что от нее осталось, – это белый туман, прилипший к обросшим мхом скользким камням и не исчезающий даже с приходом жаркого дня.

Шизей лежала на кровати, глядя в потолок и прислушиваясь к голосам, доносящимся из-за стен, и к стуку собственного сердца: тук-тук, тук-тук, судя по которому она еще не умерла. Ее тело превращалось в туман.

Здесь, в Лимбе, а может, в Чистилище, ее жизненные функции постепенно исчезали. Остались только голоса в темноте, голоса чужих людей, спорящих, разговаривающих, любящих, ненавидящих, смеющихся и плачущих за стенами ее темной комнаты: светящиеся призраки, за которыми она наблюдала со стороны и которые говорили ей, что она еще не умерла за то время, пока шла в ее душе страшная борьба.

СЕСТРА, ГДЕ ТЫ? КУДА ТЫ ЗАПРОПАЛА? Я ЖДУ ТЕБЯ. ТЫ МНЕ НУЖНА. ГИРИ.

Паук Женщины-Демона зашевелился на ее спине. Разве это справедливо? Усвоила ли она свой урок, когда Сендзин убил Еидзи, ее возлюбленного, и устроил из этого ритуал, вызвав энергию с мембраны кокоро? Ритуал, который увеличил их собственные силы и их власть?

«Я это сделал ради тебя, Шизей. Я люблю тебя. Ты мне нужна. Мы будем вместе навсегда».

Но умертвив Еидзи, разве ты не умертвил мое будущее?

ГИРИ.

Женщина-Демон.

Шизей встала, и простыня, обертывающая ее тело, соскользнула на пол. Голоса за стеной замерли.

Паук двинулся.

* * *

Когда Сендзин вбежал в комнату, где вместо окон были написанные маслом пейзажи, Жюстины там уже не было. Пустая кушетка стояла посреди комнаты, словно глумясь над ним. Провода, вырванные из динамиков, лежали на черно-оранжевых персидских коврах, как змеи, высунув свои медные языки.

Обхватив голову руками, чувствуя теплый ток крови и все ускоряющееся биение сердца, Сендзин приблизился к кушетке и лег на нее. Он ощущал запах Жюстины, тепло ее тела, еще не покинувшее опустевшее ложе. Он расслабился, вбирая все это в свое тело, как он некогда вобрал в себя последний вздох Марико. Жаль, он опоздал. Последний вздох Жюстины подпитал бы его силы для последней схватки с Николасом Линнером. Возможно.

Сейчас надо послать вызов на мембрану кокоро: начать медитацию, правда, без одновременной готовности к ритуальному убийству, которое могло бы усилить убедительность его вызова.

Он сфокусировал свое сознание на кокоро и начал повторять заклинания. Мгновенно сердцебиение начало замедляться. Он регулировал поток крови, освобождая сознание от боли. Скоро кровь перестала сочиться из ран, начал образовываться струп. Процедура выздоравливания шла своим путем, и он приступил к восстановлению сил, собирая пульсирующую энергию с кокоро, сердца всего сущего.

Восстановление сил было еще не закончено, когда его глаза вдруг открылись.

Шизей!

Она здесь! Она пришла!

* * *

Конни Танака нагнулся, увидел свое отражение в сотнях осколков разбитого зеркала. И темные пятна между ними.

– Его кровь, – промолвил он. – Вот что случается, когда семерка бубен превращается в туза пик.

Николас стоял, прислонившись спиной к стене.

– Он еще не получил сполна, – отозвался он. Все тело болело, но пуще того – душа. – Как Жюстина?

Конни кивнул:

– Нормально. Я забрал ее из комнаты. Она в безопасности.

– Но Сендзин получил от нее больше, чем, я думал, он получит, – с горечью сказал Николас. – Слишком долго он находился с ней наедине. Это был ужасный риск, но надо было его хорошенько обработать с помощью той литании, что я дал тебе записанной на пленку. Мне нужно было время, и он им воспользовался.

– Похоже, это его несколько ослабило, – сказал Конни. – Как ты и рассчитывал.

– Но зато теперь он знает, где находятся остальные изумруды Со-Пенга, – сказал Николас, прижимаясь затылком к стене. – Его нельзя выпускать отсюда.

Конни посмотрел на Николаса, потом на миллион осколков, осыпавших пол, подобно звездам на небе.

– Мне кажется, у тебя никогда и не было намерения выпускать его.

Николас кивнул:

– Конечно, все это и не могло кончиться иначе. Но мне как-то трудно было себе в этом признаться. Теперь я твердо знаю, что я должен убить его, а не то он убьет меня.

– Сильно он тебя задел?

– Ничего, переживу, – ответил Николас и посмотрел на лестницу. – Что-то там больно тихо. Интересно, чем он там занимается? – Но он уже чувствовал колебания кокоро и понимал, что это значит. Он слишком неопытен в тандзянской магии. В открытом бою Сендзин побьет его. Надо найти какой-нибудь другой путь, чтобы одолеть его, подумал Николас.

– Хорошо, – сказал Конни, потирая руки. – Какой у нас запасной план действия?

Николас посмотрел на друга, грустно улыбнулся:

– Нет никакого. Ничего пока в голову не приходит. Этот подонок не собирается сдаваться, и, боюсь, я не смогу остановить его.

– Тебе надо передохнуть, – сказал Конни.

– Если он до меня доберется, – откликнулся Николас, – у меня будут неограниченные возможности отдыхать.

Конни подошел к Николасу, протянул ему чашку холодного чая.

– Кое-что произошло, пока ты воевал со своим тандзяном, – сообщил он. – Мне позвонил твой друг Нанги и многое порассказал.

Конни налил еще чаю, понаблюдал, как Николас выпил ее, решив не говорить ничего о травах, на которых настоен чай. Они прибавят ему сил и одновременно замедлят обмен веществ, помогая думать и выбирать стратегию. Скоро он и сам почувствует это.

– Прежде всего, Кузунда Икуза мертв. Они нашли пленку Барахольщика, компрометирующую Икузу, Киллан Ороши и еще одного гения по прозвищу Негодяй. Похоже, этот Негодяй создал супервирус, способный вгрызться в компьютерное обеспечение, поселяясь на его защитной программе и мутируя. Насколько мне известно, вы с Нанги думали, что «Нами» нацелилась на «Сато» ради микропроцессора «Сфинкс Т-ПРАМ». Однако, по-видимому, это только подливка, а мясо – проект «Пчелка». Вы с Нанги подписали контракт с «Хиротеком» на производство некоторых компонентов к американскому проекту «Пчелка», так ведь? Ну, а по словам Негодяя, «Нами» собирается заразить вирусом ИУТИР эти компоненты, и он будет действовать подобно бомбе с часовым механизмом, в виде безобидного электронного сигнала. Когда надо, ИУТИР оживет, вгрызется в «Пчелку», и она начнет пересылать информацию в «Нами».

Николас ужаснулся:

– Господи, да ведь эта система планируется к широкому использованию в правительстве США: и в Пентагоне, и в Совете национальной безопасности, и в ЦРУ и повсюду? Это будет означать, что «Нами» будет в курсе всей деятельности администрации!

Конни кивнул:

– Неплохо, да? И, главное, утечки информации никто не обнаружит. Обороноспособности страны это могло бы нанести непоправимый ущерб. – Конни и сам отхлебнул чаю. – Но это еще не все. Группа «Нами» наняла двоих людей, которые должны ей помочь в осуществлении этого плана. Один из них сейчас в моей квартире, там, наверху. Наверное, залил мне всю кушетку кровью. В его обязанности входило вывести тебя из игры так, чтобы ты не мог вмешаться. Тебя эти господа явно побаиваются. А другой человек работает на другом конце трубопровода. Это сестра-близнец этого мерзавца. Ее зовут Шизей. Задание у нее такое: втереться в доверие к одному сенатору, который опекает проект «Пчелка» – его фамилия Брэндинг – и сделать все возможное, чтобы законопроект по финансированию «Пчелки» прошел без задержки через конгресс.

Николас задумчиво кивнул:

– Это объясняет многое. Почти все, кроме одной детальки: почему Сендзин не убил меня, когда мы с ним встретились в первый раз. Если «Нами» наняла его, чтобы отделаться от меня, то почему он не воспользовался шансом, получив его?

ЕСЛИ ТЫ УМРЕШЬ СЕЙЧАС, ЭТО БУДЕТ СЛИШКОМ ЛЕГКАЯ СМЕРТЬ. ТЫ ДАЖЕ НЕ УСПЕЕШЬ ПОНЯТЬ... Понять что? Этого Николас не знал. Он знал только одно: у этого человека к нему какая-то личная ненависть. Отчего? Он положительно был уверен, что никогда не сталкивался с ним в жизни до той встречи в кабинете д-ра Ханами.

Пытаясь глубже проникнуть в эту тайну, Николас погрузился в «гецумей но мичи»: белый ниндзя, убийство д-ра Ханами, хирурга, который позволил Сендзину внести свою лепту в операцию по удалению опухоли Николаса; убийство д-ра Муку, психиатра, который мог догадаться о роли Сендзина в этой операции; убийство Киоки, тандзяна, который мог бы помочь Николасу. Ничто из этого не вписывается в стратегию ниндзя, нанятого для устранения человека, который мог бы помешать широкомасштабному шпионскому плану. Это стратегия человека, движимого личной ненавистью, стратегия, направленная на планомерное разрушение другой человеческой личности. Николас возблагодарил провидение, направившее его к Канзацу. Ему чертовски повезло, что Сендзин не знал о брате Киоки, жившем высока в Японских Альпах, неподалеку от Черного Жандарма.

Но стратегия Сендзина включала в себя также еще одну линию, кроме уничтожения Николаса: похищение изумрудов Со-Пенга. Может, они являются связующим звеном между нами? Эх, знать бы побольше о том, что за человек был мои дед!

Он почувствовал на своем плече руку Конни и открыл глаза.

– Ник, с тобой все в порядке? – спросил Конни. – Мне показалось, что ты не дышишь.

– Кто-то идет сюда, – сказал Николас, поднимаясь. Конни бросил взгляд на лестницу.

– Не там, – ответил Николас на его немой вопрос и направился к парадной двери. Открыл ее.

– Привет, Шизей. Я Николас Линнер, – сказал он, все еще прощупывая ее с помощью своего дара тандзяна. – Но я думаю, тебе это уже известно.

Шизей смотрела ему прямо в лицо:

– Привет и тебе, мой враг. Я думала, мое сердце остановится, когда я увижу тебя. – Они говорили по-японски, инстинктивно выбрав этот язык, который позволяет общаться одновременно на нескольких уровнях.

– Заходи, – пригласил Николас.

Не поворачиваясь к ней спиной – на всякий случай – он представил ее своему другу. Конни грязно выругался по-японски.

– Ты что, Ник, спятил? Зная, кто она, ты приглашаешь ее войти в дом?

– Не думаю, что мы смогли бы ее удержать за дверью, – ответил Николас, ни на секунду не спуская с девушки глаз. – Конни, у нас совсем кончился чай.

Когда они остались одни, Николас сказал:

– Вот видишь, ты взглянула на голову Медузы, но все еще жива.

Оба они беспрестанно двигались, описывая круги по полу, с хрустом давя свои отражения в осколках зеркал.

– Обстоятельства переменились, – сказала Шизей. – Я пришла сюда не убивать тебя, и даже не для того, чтобы помогать брату.

– Тогда зачем же ты пришла? – мягко спросил Николас.

– Чтобы спасти себя, – ответила Шизей. Между ними шел не только этот разговор. Обмен словами, предложениями, паузами сопровождался разговором их сознании, которые, встретившись в центре комнаты, создали такой психический вихревой поток, что, когда Конни вошел с чаем, он почувствовал такое головокружение, что чуть не уронил поднос.

Услышав дребезжание чашек, как во время землетрясения, Николас сказал:

– Побудь с Жюстиной; Конни. Оставь чай и не возвращайся, пока мы здесь не закончим разговор.

– Но, Ник...

– Делай, как я прошу, – настойчиво повторил Николас. – Я не хочу, чтобы Жюстина была одна.

– Он настоящий друг, – сказала Шизей, когда Конни вышел. – Я завидую тебе.

– Жаль, что у нас так мало времени, чтобы узнать друг друга.

– Действительно, жаль, – согласилась Шизей. – У нас его хватит только на то, чтобы прийти к какому-нибудь соглашению. Я слышу, как содрогается кокоро. Это значит, что скоро мой брат наберет столько сил, сколько ему требуется.

– Он украл шесть моих изумрудов.

– Вот когда он соберет их все, – сказала Шизей, – тогда он будет воистину непобедимым. Сложив девять изумрудов особым образом, он станет так силен, что земля содрогнется. Он сольется с Вечностью и будет равен богам. Вот о чем он мечтает всю жизнь. – Она бесстрастно двигалась, будто через физическую активность давала выход душевному напряжению. Интересно, кому она больше не доверяет: ему или себе, – подумал Николас. – Этим изумрудам не везет: их все время воруют. Сначала их украл Со-Пенг...

– Мой дед никогда и ничего не украл в жизни!

– Может, и не украл, – согласилась Шизей. – Но это и не важно. Важно то, что на уме у моего брата. Мы с ним прямые потомки Цзяо Сиа, человека, которого Со-Пенг утопил в водопаде у горы Гунунг Мунтак около ста лет назад.

– Получается, что меня пытается убить прошлое, о котором я ничего не знаю.

– Мой брат – заложник этого же самого прошлого.

– Не хочешь ли ты, чтобы я его пожалел?

– Нет, – ответила Шизей. – Но понять – должен. И вот я еще что скажу: его не одолеть, используя Тао-Тао. Он пошел дальше, создав свою собственную систему магии, с которой не знакома даже я.

– Ты боишься его, так же, как и я? – спросил Николас и почувствовал темную пульсацию ее сознания, красноречиво отвечающую на его вопрос. – Как ты можешь любить того, кого ты так боишься?

– Я ничего не могу с собой поделать, – в глазах Шизей были слезы. – Он мой брат. У нас с ним одна плоть.

– Но сознание – разное.

– Мы с ним как два хрустальных фонарика, горящие во тьме, – сказала Шизей. – И похожие, и разные. До сегодняшнего дня я не могла полностью уразуметь это.

– Я думаю, что это ты уразумела давно, – сказал Николас. – Просто тебе потребовалось много времени, чтобы принять это.

Шизей и Николас продолжали ходить по кругу, переплетясь сознаниями. Инь и янь, тьма и свет, мягкое и твердое, мужское и женское, – но теперь дефиниции становились все более и более размытыми.

– Можешь ты мне сказать, зачем он убивает? – спросил Николас. – Какое удовольствие он от этого получает?

– Убийство – это тоже одно из средств для достижения поставленной им цели, – ответила Шизей. – Он убивает не просто так, а с соблюдением особого ритуала, включающего в себя и ритуальные действия, и постоянные построения ритуальных заклинаний. Он и кожу сдирает со своих жертв по этой же причине. Действия, соединенные с заклинаниями, оказывают могучее воздействие на кокоро. В этом он черпает свои силы, и поэтому его силы беспрерывно увеличиваются.

Николас вздрогнул.

– Этому надо положить конец, Шизей, – сказал он. – Другого пути нет.

– Знаю. И поэтому я здесь.

– Я новичок в Тао-Тао, – признался Николас. – Без твоей помощи он со мной быстро разделается.

– И это я знаю.

Шизей вдруг остановилась и повернулась спиной к Николасу. Расстегнув блузку, она спустила ее с плеч. Нижнего белья под блузкой не было.

– Вот что сделал из меня брат, – сказала она, показывая гигантского паука. – Вот кто я теперь. Существо, которого он боялся всю свою жизнь. Женщина-Демон.

Николас пошел за подносом, который оставил им Конни, принес чаю. Они сели лицом друг к другу, выпили по чашке, помолчали. И эта пауза была исполнена значения, она говорила о начале нового этапа в их отношениях.

Николас поставил пустую чашку.

– Ты пойдешь со мной, чтобы встретиться с Сендзином?

– Нет, – ответила Шизей. – Это твое дело, и ты его выполнишь сам. Я не об одной себе беспокоюсь. Есть одно важное дело, которое я должна довести до конца. И есть один человек.

Николасу не нужно было спрашивать, что это за человек: сознания их соприкасались. Он знал, кто это Коттон Брэндинг.

– Ты еще этого не знаешь, – сказал Николас, – но группе «Нами» пришел конец. Кузунда Икуза мертв. Вирус ИУТИР больше не под его контролем.

И он почувствовал ее облегчение, и порадовался вместе с ней.

– Подойди сюда, – приказала Шизей.

Когда Николас приблизился, она открыла свою сумочку, достала макияжные принадлежности. Быстрыми, уверенными движениями она стала гримировать его лицо, держа в памяти образ Женщины-Демона, идущей по изрытому штормовой волной берегу, чтобы покарать своего мужа, а в его лице – всех мужчин, которые смотрят на женщин как на низших существ. И еще она вспомнила свою подругу Кику в ночь праздника полнолуния, которая своими руками создала из себя самой идеальный мужской образ. До чего хорош был Самурай!

Оглядывая критическим оком то, что у нее получилось, Шизей сказала: – Ты выглядишь великолепно и вполне устрашающе. Но волосы никуда не годятся. Что делать с твоей мужской стрижкой?

– Подожди минутку, – попросил Николас. Он исчез и вернулся меньше чем через тридцать секунд. На нем был костюм актера театра Кабуки. В руке он нес роскошный парик. Снова сев напротив Шизей, подставил ей свою голову. Она надела на него парик, поправила его так, чтобы он полностью соответствовал ее эстетическому чувству. Затем достала из сумочки зеркало и позволила ему полюбоваться плодами ее труда.

– Просто изумительно, – сказал пораженный Николас. – Где ты этому научилась?

– Слыхал о школе «Золотое облако»?

– Кийоки уцукушики кандзен? – проскандировал Николас. – Конечно, слыхал. – Он посмотрел на свою отражение. – Ты из меня действительно сделала нечто Чистое, Прекрасное и Совершенное.

Позвякивание чашек, похожее на звон колокольчика на шее странствующего монаха, все нарастало.

– Он спускается, – сказал Николас. – Я должен идти.

– Теперь ты знаешь, чего он боится, – сказала Шизей.

Она предала Сендзина – свою другую половину, темную сторону своей души, своего мучителя и любовника – и знала это. Даже если бы она больше ничего не сделала сейчас, она знала, что ее приход сюда был не напрасен. Не для нее сидеть и ждать, что случится. Дни и ночи, проведенные наедине с собой в комнате, снятой братом в гостинице, не прошли даром.

Николас повернулся, чтобы уйти, когда она остановила его.

– И еще кое-что, – сказала она, держа что-то, зажатое между двух ладоней. – Кое-что я хочу тебе дать, кроме моих советов и моего искусства, потому что, боюсь, одними ими тебе не остановить моего брата. Он уже слишком силен.

И она дала ему кольцо с изумрудом, которое Сендзин подарил ей в тот день, когда убил ее возлюбленного Еидзи.

– Это изумруд тандзянов, – сказала она. – Единственный подарок брата. Но он никогда не был моим. Я всегда это подозревала. Теперь я знаю наверняка.

Николас взял кольцо: сверкающий камень, посаженный в платину, – и почувствовал то, что чувствовала Шизей. Ярость Женщины-Демона.

Повернувшись грациозно, как могла бы повернуться сама Шизей, он пошел по направлению к лестнице. Взглянуть смерти в лицо.

* * *

Энергия кокоро омывала Сендзина, как мать купает ребенка. Один раз он почувствовал присутствие еще кого-то, у сердца всего сущего, и он отпихнул того, другого, уже чувствуя себя почти богом и пользуясь своей божественной властью. Это, конечно, был Николас Линнер, который сразу же отшатнулся от кокоро, когда Сендзин поводил у мембраны своими стальными щупальцами. Отшив так успешно Николаса от источника энергии Тао-Тао, Сендзин был теперь уверен в своей победе.

Он сел на кушетке. Колебания кокоро пульсировали в его сознании, в его теле, заставляя и его самого вибрировать. Даже сэнсэи в Дзудзи не могут так доить кокоро, подумал он. Они все боятся слишком сильным давлением повредить мембрану, принеся хаос миру. Я этого не боюсь. Я использую кокоро по своему усмотрению.

Он выставил щупальца своего сознания, проверяя, на месте ли Шизей. Хорошо бы, чтобы и она присоединилась к нему в праздновании его победы. Кстати, пора забрать у нее подарок – изумруд тандзянов, который он вставил в платиновое кольцо и дал ей поносить.

Сендзин сделал ее хранительницей реликвии так, что она об этом даже не догадывалась. Он сам украл этот изумруд, покидая монастырь Дзудзи, хотя знал, что сам он сохранить его не сможет – во всяком случае на первых порах, когда пропажа обнаружится. Сэнсэи имеют достаточно силы, чтобы обнаружить изумруд, задумай он хранить его у себя. Но Шизей никогда не было в Дзудзи, и она не изучала их версии Тао-Тао. Так что с ее сознанием их сознание вряд ли пересечется, и у нее изумруда они не найдут.

Но где Шизей? Сендзин чувствовал ее присутствие в доме, но он хотел быть ближе к ней: у нее изумруд тандзянов. Может, это Николас не пускает ее к нему?

Он вышел из комнаты с нарисованными окнами. Кончики его пальцев испускали искры: энергия кокоро.

У входа на лестницу он остановился: услышал чьи-то легкие шаги. Выставив свои щупальца, он уперся ими в гладкую, безликую стену. Николас Линнер.