Текст книги "Кодекс Оборотня 3 (СИ)"

Автор книги: Эрик Гарднер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)

– После того, как мы попали сюда, Фэлана Артегала долго держали отдельно, а потом подселили к остальным, в общую камеру. Он заявил, что все должны ему подчиняться. Заставлял убивать людей в военных экспериментах. Мучил, а потом сам убивал оборотней, которые сопротивлялись. Или убивал самых младших, самых беззащитных, чтобы заставить старших выполнять его приказы. Я потерял двух внуков, младшего сына и жену. У меня осталась дочь и еще один сын. Я считал, что лучше всем умереть, чем терпеть это, чем подчиниться ему и опозорить свое имя. Но, глядя на последнее, что у меня осталось, я передумал. Я смотрел на другие семьи и понимал, что надо выжить, чтобы защитить остальных детей и подростков. Многие из них остались без родителей. И кто-то должен был им рассказывать о Кодексе и наших традициях, воспитывать, насколько это было возможно в условиях тюрьмы и издевательств. А однажды Артегала забрали и назад он уже не вернулся. К нам внезапно утратили интерес, рассадили по этим одиночным клеткам.

Я кивнул Туалу и подошел к министру. Но еще раньше пришлось подавить ненависть к Кейну, от которой хотелось растерзать его на мелкие клочки.

– Так что происходит? – спросил он.

– Хотели не остаться в долгу? Вы ведь для этого притащили меня сюда? Но ваша месть не сравнится с моим списком, слишком большим для мести одному человеку. Хотя вы и сожгли Кодекс, я помню его наизусть. Я помню все законы и все имена! Теперь Кодекс – это я. А вам придется сдержать слово и освободить пленников.

– Что⁈ – Джек Кейн посмотрел на меня с неверием. – Нет! Они – дикие звери! Людоеды!

– Вы их сделали таковыми! Но в Кодексе был закон о высшем прощении.

– Что это значит?

– Они станут такими, какими были прежде – незапятнаными.

– Это невозможно!

– Возможно. Если Великая Луна посчитает их достойными прощения.

– Откуда ты это узнаешь?

– Узнаю. И вы тоже это увидите.

Я повернулся к решеткам, принюхался, определяя запахи. Называл имена. И оборотни, приняв человеческое обличье, грязные, измученные, исхудавшие, едва не доведенные до безумия, преклоняли колено. Назвав всех, я стал читать слова древней присяги, и они хором повторяли за мной.

Министр не понимал по гэльски, но догадался, что происходит. По его лицу было видно, что он хочет прервать ритуал, и в тоже время у него была надежда, почти уверенность, что ничего у меня не получится. Он стоял и напряженно ждал.

Когда клятва верности была принесена, оборотни вслед за мной повторили слова о прощении за то, что сделали когда-то против своей воли. На несколько мгновений повисла тишина. Я набрал в легкие воздух и собрался с духом, чтобы произнести последние слова. Слова, от которых зависело столько судеб. Сердце колотилось в висках так сильно, что я почти ничего не слышал.

– Я, Руари Конмэл, избранный вами король, дарую вам высшее прощение. Пусть же Великая Луна прольет на вас свой свет и очистит и разум, и душу, и плоть.

Мне было страшно, я боялся, что сам окажусь недостойным даровать прощение, что все это окажется бесполезным. Что я вновь увижу ненавистную торжествующую усмешку министра. Все остальные затаили дыхание вместе со мной.

Подвал на миг осветила белая вспышка. А потом с потолка стала падать серебристая светящаяся пыль. Она окутывала застывшие и задержавшие дыхание фигуры. Лучи Луны, пробившиеся к нам сквозь толщу здания, становились ярче, озаряя все белым сиянием. Серые бетонные стены подвала словно покрылись искрящимся инеем.

Воздух стал объемным, сияющим и холодным, принеся в духоту темницы свежесть из-под облаков. Оборотни воспрянули духом, поднимались. Кто-то первый тихо засмеялся, избавившись наконец от годов бесконечных мучений, унижений и чудовищных экспериментов.

Я обернулся к министру. Он стоял в лунном свете белый, похожий на привидение.

– Как уже говорил, я бы выбрал семью. Теперь они все – моя семья. И единственное, о чем я вас попрошу, это предоставить им возможность вымыться и дать одежду, чтобы они смогли уйти отсюда с достоинством. И одолжить пассажирский транспорт, если он имеется.

– Это невозможно, – выдавил из себя министр.

Он все еще не мог поверить, что его месть не удалась.

– Они безопасны для людей. Откройте решетки и отпустите их!

Джек Кейн все еще смотрел на окутанные сиянием фигуры. Потом наконец перевел взгляд на меня.

– Нет, – он поднял руку с пистолетом.

– Ты дал слово, Джек! – к нам шагнул Фалви.

– Стой на месте, Финн.

– Вы же не думаете, что антимагическая защита Министерства помешает наказанию Мидира? – спросил О’Шэннон.

– Но вам она колдовать тут помешает, – зло отозвался министр.

– Однако Руари не помешала, – заметил О’Шэннон.

– Да, и поэтому я не могу отпустить ни Хозяина, – Джек стиснул зубы, – ни короля оборотней. Я всю жизнь охотился за ним. А он так ловко, оказывается, скрывался.

– Вы сами меня создали! Только что! – воскликнул я. – Вы и никто более. Ваш собственный страх, ваша паранойя и ваша ненависть!

– Нет, Джек! – Фалви направил на него свой револьвер.

– Ты идиот, Финн, – презрительно отозвался министр. – Идиот и предатель!

– Идиот, – согласился Фалви. – Был бы чуть умнее, давно бы понял, что ты превысил все свои полномочия.

– Опустите пистолет, сержант, – произнес я. – Пусть министр стреляет.

Джек Кейн уставился на меня. Потом увидел в моей руке флейту.

– Пуля убьет тебя еще до того, как ты заиграешь на флейте, – зло усмехнулся он.

– Я не оставлю от вашего министерства камня на камне. А что с вами сделает Мидир за нарушение клятвы, я даже представить не могу.

Кейн облизнул губы, прищурился.

– Нет, Джек! – только и успел выкрикнуть Фалви в грохоте выстрела.

Моя рука с флейтой взлетела вверх. Пуля точно вошла в нутро флейты и словно взорвалась там, выстрелив фонтанчиками серебряной пыли из нотных отверстий. Флейта же издала странный протяжный звук, глубокий, словно раскат грома с перезвоном колокольчиков. По зданию пошла вибрация, по стенам расползлись трещины, как от начавшегося землятресения, кусок стены рухнул. По решеткам зазмеились электрические разряды, и они просто разлетелись на куски, словно были сделаны изо льда.

– Туал, уведи всех отсюда! – крикнул я. – Отец!

Мак, поймав мой взгляд, обнял Лиадан и Раиннон и метнулся прочь. Вслед за ними бежали остальные оборотни. Я поднес флейту к губам. Я сам не знал почему, но заиграл марш Бриана Бору.

Министр и его военные стояли пару мгновений в растерянности. А потом министр выкрикнул приказ открыть огонь.

Пули летели ко мне, как рой серебристых оводов, навстречу им взметнулся вал золотых искр, и пули взрывались в воздухе. Под ногами дрожала земля. Где-то наверху рушились стены ненавистного Министерства. Выстрелы прекратились внезапно, когда магазины опустели. И в этот миг из трещин, из щелей в стенах, полу, потолке вылетели призрачные, светящиеся голубоватым светом тени. Тени тех, кто когда-то был убит по министерскому приказу.

– Я слышал, что раз в сто лет даже палка стреляет, – заметил за моим плечом король Мидир, словно появившейся из ниоткуда.

– Не очень вежливо с вашей стороны, Ваше Величество, называть флейту палкой, – заметил я, прекратив играть.

Но Мидир не ответил. Просто хлопнул в ладоши, не спуская глаз с министра. В тот же миг призраки метнулись к человеку.

– Твое время прошло, Джек Кейн, – сказал Мидир. – Ты нарушил клятву и должен понести наказание.

Министр заорал, словно его раздирали на куски. Наверное, так оно и было. Призрачные когти и зубы впивались в него. Он отмахивался от напавших на него, но ничего не помогало. Военные, что охраняли его, теперь отшатнулись, не зная, что делать, и смотрели, как он мечется с безумными воплями. К министру неожиданно рванулся Фалви, но тут же отступил, когда Кейн упал, а дух его, все еще раздираемый призраками, остался висеть в воздухе. Взгляд Фалви метнулся от призрака его друга к хладнокровно наблюдающему за наказанием О’Шэннону, потом ко мне.

– Руари! Да останови же это!

– Я не могу…

– Святой Патрик! Ты же Хозяин земель! Ты можешь!

– Не может, – ответил вместо меня король сидов. – Джек Кейн нарушил данную мне клятву! Тени разорвут его дух в клочья, и он еще долго будет испытывать боль, пока последняя частица его души не исчезнет навсегда.

Я молчал, глядя, как раздирают дух министра. Когда в воздухе пропал последний бледный лоскут, тени разлетелись по щелям. Следом пропал и король Мидир, словно его и не было.

– Руари! Надо выбираться отсюда! – крикнул О’Шэннон. – Сейчас нас тут завалит.

– Парни, шевелите ногами! – крикнул Фалви растерянным военным, и они рванули прочь вслед за нами.

Едва мы выбежали из подвала, как там обвалился потолок. А где-то над нами рушились стены. Мы не стали выбираться тем же коридором, по которому пришли, а побежали дальше вверх по лестнице.

– Вот проклятье! – маг на ходу читал какие-то заклятия, убирая с пути обломки: похоже, антимагическая защита Министерства уже приказала долго жить.

Здание Министерства продолжало содрогаться в агонии, словно идущий ко дну Титаник, оседало. А мы бежали, прыгая через несколько ступеней, когда все вокруг нас продолжало проваливаться в бездну. Я уже давно на бегу выдыхал заклятия во флейту вслед за О’Шэнноном, и по лестнице рассыпались золотые искры, не позволяя ей рухнуть. А потом с ужасным грохотом здание сложилось, как карточный домик. Мимо пролетели стены, этажи и крыша, и нас на миг ослепил ярко-рыжий свет заката. И тут же накрыло облаком поднявшейся бетонной пыли. Мы все закашлялись, закрывая лица полами одежды.

Когда пыль немного рассеялась, обнаружилось, что мы стоим на площадке верхнего из трех оставшихся пролетов лестницы. Нас словно на ладони держала рука бетонного скелета здания, торчащая над котлованом, полным обломков. Над кварталом, где раньше располагалось Министерство, теперь висело тяжелое облако взвеси. Где-то на дороге, у границы провала, угадывалась толпа людей, успевших выбраться из Министерства, едва горели в пыльном воздухе зажегшиеся вечером фонари. В отдалении завывали сирены пожарных, полиции и скорой помощи.

– Руари! – позвал меня отец, застывший на краю котлована.

Я не стал никого ждать, спрыгнул вниз, на обломки, пересек руины и выбрался из ямы. Меня тут же обняли мать и Рианнон, а чуть помедлив, и отец. Мы стояли кругом, касаясь друг друга головами, а они чувствовали, как я дрожу от перенесенного напряжения.

– Сын, – прошептал Мак и смолк.

У него не нашлось слов, чтобы выразить чувства по поводу всего произошедшего, но я и без слов все понимал. Потом я почувствовал на себе взгляд. Я выпустил близких и увидел Туала, который с остальными оборотнями стоял в отдалении. Они, продрогнув без одежды на осеннем ветру, жались друг к другу. Я сделал ему знак никуда не уходить. Из ямы выбрались О’Шэннон, Фалви и военные. Сержант отдал какие-то распоряжения военным. Военные хмурились, но ушли исполнять.

– Мистер Конмэл, миссис Конмэл, Рианнон, думаю, я могу, наконец, отвезти вас домой, – сказал О’Шэннон.

– Это было бы очень кстати, – Мак благодарно кивнул. – У нас бы появилось немного времени подготовить дом для наших собратьев. Руари?

– Я чуть позже, па. Не беспокойтесь обо мне.

– Твой приятель Сид, кажется, твой должник? Он ведь мог бы накормить всех поздним ужином? – поинтересовался Мак.

– Да, хотя от сегодняшних клиентов он вряд ли будет в восторге.

– Предупредим его заранее, – заметил О’Шэннон.

– Спасибо, Энгус.

Маг кивнул мне и увел семью за собой. Подошел Фалви.

– Все придется делать заново, сержант? – поинтересовался я. – Я имею ввиду бумаги.

– Нет, – Фалви показал мне папку, которую умудрился не потерять, и уточнил. – Юридическую силу они не теряют, даже несмотря на то, что ты разрушил Министерство. Его восстановят. Надеюсь, ты это понимаешь.

Он смолк. Я смотрел на сержанта, и он чувствовал себя очень неловко.

– Если бы вы не узнали правду…

– Но я узнал! – Он отвернулся от меня на шум мотора. – Автобус подали, как ты просил… Куда ты отвезешь их?

– В мой дом. Для начала. У многих из них незаконно отняли землю и жилье. Возвращаться им некуда.

Фалви помолчал.

– Можно по пути заехать в благотворительную организацию, чтобы взять для всех одежду на первое время… Я могу заняться, если ты не будешь против.

– Только не вы.

Фалви смешался, не зная, что думать.

– Из-за того, что вступился за него?

– Вы прекрасно осознаете, что он сделал. Как подставил вас, как наплевал на вас… Он был плохим другом, сержант. И все же вы попытались его спасти.

– Я не мог по-другому.

Сержант поджал губы. Лоб его изрезали глубокие складки, взгляд на несколько мгновений застыл, словно он заглянул далеко в прошлое. И там не обнаружил ничего хорошего.

Глава 21

Автобус между тем затормозил около оборотней. Через несколько секунд они уже запрыгивали в открытую дверь, чтобы побыстрее скрыться от любопытных взглядов. Казавшаяся совсем хрупкой Скаа замерла у двери и смотрела на меня. Я ощутил ее сомнения – она не понимала, что я чувствую. Но я стоял, не сводил с нее глаз и не двигался с места.

– Не сейчас, девочка, – шепнул старый Туал и подтолкнул ее в салон автобуса, а сам, пару секунд помедлив, направился ко мне.

Старый оборотень умудрился где-то раздобыть клетчатый плед и обмотал его вокруг бедер, словно облачился в килт. Я оскалился в усталой усмешке и покачал головой, когда он подошел ко мне.

– Нет, Туал, у меня нет сил на разговоры.

– Мы должны поговорить до того, как ты поговоришь с остальными, Руари.

Я смотрел на его исхудавшее усталое лицо, обтянутые бледной, синеватой кожей скулы. Но во взгляде его читалась решительность.

– О, значит, просто Руари? Уже легче, – попытался пошутить Фалви. – Или я все-таки как-то по-иному теперь должен называть тебя?

Старый оборотень посмотрел на него исподлобья, и полицейский, снова смешавшись, смолк. А я подумал, что Фалви сильно растерян и действительно не знает, как теперь вести себя со мной и что вообще делать.

– Сержант, это Туал Трэсах, один самых уважаемых глав семейств. Туал, это Финн Фалви, мой бывший куратор и бывший Охотник.

– Охотник?

– Бывший Охотник, – еще раз уточнил Фалви и посмотрел на меня. – Но почему бывший куратор?

– Мы познакомились с сержантом давно, на ферме О’Лири, когда детей увезли в Министерство. А спустя три года он стал моим новым куратором, когда я убил ублюдков, собиравшихся сжечь живьем хорошего человека. Сержант выбил мое помилование для суда у министра Кейна. А мне пришлось все это время работать на полицию.

– Так ты этого боялся, Руари? Из-за этого сомневался? – спросил Туал.

– Не совсем этого, – Фалви взглянул на меня. – Какую бы неприязнь ко мне ни испытывал Руари, он стал моим напарником, несколько раз спасал мне жизнь. Но на самом деле все гораздо сложнее, чем он вам объяснил в паре предложений, мистер Трэсах. И стало еще сложнее ввиду событий последних дней.

Старый оборотень хмуро смотрел на полицейского, принюхиваясь к нему, и вдруг недобро прищуренные глаза распахнулись, и старик с изумлением уставился на меня.

– Да, из-за этого тоже, Туал, – подтвердил я.

– Метка, – выдохнул Фалви, догадавшись и вспомнив инцидент, когда я чуть не убил его. – На мне теперь твоя метка!

– Знаете, в чем забавная драматичность ситуации? – процедил я сквозь зубы. – В том, что все оборотни эту метку увидят. Я дал им прощение от их позора, а сам оказался всего лишь в одном шаге от того же самого и по своей собственной воле.

– Так это удар по твоей репутации, Руари? – сержант попытался усмехнуться.

– Это совсем не смешно, мистер Фалви, – хрипло заметил Туал. – Вы помечены, как овца на убой. Причем только у одного есть право убить вас. Остальные вас трогать не посмеют. Это, пожалуй, единственная хорошая новость.

– А какая плохая новость?

Туал вопросительно взглянул на меня, но я промолчал.

– Ни один оборотень не сможет себя сдерживать, когда тот, на ком его метка, стоит всего в паре шагов. Поэтому я восхищаюсь выдержкой Руари.

Фалви посмотрел на меня с неверием.

– Это так?

– Нет. Хотя, может быть, я просто чертовски устал и мечтаю только об одном: как добраться до постели и спать сутки без перерыва. – Отвезите нас, наконец, домой. И отправьте уже автобус.

– Руари, и все же?

– Мне хочется вас убить не более, чем обычно. Вас это устраивает?

– О’Шэннон мне говорил, что есть два типа меток.

– И вам не повезло, потому что тогда я был в дикой ярости.

Мы замолчали. Фалви, чувствуя себя неуютно, переступил с ноги на ногу, потом махнул водителю автобуса, а нам на свою машину. Автобус ненадолго останавливался у красного креста, откуда в него притащили несколько ворохов одежды. После этого мы медленно выбрались из вечернего Дублина. Где-то над домами садилось солнце, в городе пахло осенью, за редкими тучами поблескивала неполная еще луна. Я чувствовал себя совершенно разбитым. Мне хотелось спать, но чувства от пережитого и лезшие в голову дурацкие мысли не позволяли уснуть.

– У вас выпить не найдется, сержант?

– Конмэл, черт тебя побери! – выругался Фалви. – Тебе разве по статусу можно теперь, а?

– Да пошли вы! – огрызнулся я.

– В бардачке возьми!

Я нашел там непочатую бутылку «Бушмилса». Открыл и хлебнул из горла. Виски обжег гортань, в желудке стало тепло, и легкий, почти незаметный озноб, который бил меня с тех пор, как я спустился в министерский подвал, ослаб. Я сделал еще глоток, ополовинив бутылку, под неодобрительные взгляды обоих спутников. Мне стало смешно, что и бывший Охотник, и старый оборотень чувствовали одно и то же. Я громко фыркнул, посмотрев на них, и, прикончив бутылку, вышвырнул ее в окно. Она разлетелась в воздухе золотистыми искрами.

– Черт, Конмэл, надираясь в этот раз, ты побил рекорд по скорости, – Фалви покосился на меня.

– И вам доброй ночи, сержант. Разбудите, когда приедем.

«Бушмилс» прогнал озноб и крутящиеся без конца мысли в голове. Я закрыл глаза и отключился, успев заметить, что мы нагнали автобус и теперь плелись у него в хвосте. О’Шэннон, похоже, уехал далеко вперед.

Мы приехали на Эйр-Хилл поздней ночью. Фалви остановился за автобусом, протянул ко мне руку и замер, увидев, что я уже не сплю. Лиадан, Мак и Рианнон суетились, провожая всех в дом. Я вышел из машины. Накрапывал дождь, холодные капли стекали по лицу, а с юго-востока дул холодный горный ветер. Я поежился, скрестив руки на груди. Рядом встал Туал, похожий на дикого горца в своем пледе-килте и со взлохмаченной седой шевелюрой. Следом за нами из машины выбрался Фалви.

– Руари, что насчет кураторства все-таки? Это из-за метки?

– У вас статус теперь не соотвествующий. Станете министром – тогда поговорим об этом.

– Что⁈ – Фалви вытаращил на меня глаза. – Ты шутишь, да?

– Нет. Держитесь от меня подальше, сержант. И от них тоже.

– Конмэл, проклятье! – возмутился Фалви.

– Да приду я к вам завтра в Управление. Отвяжитесь уже!

Бросив досадливый взгляд на полицейского, на лице которого появилось облегчение, я направился к дому. Туал Трэсах следовал за мной.

– Руари, я хотел бы услышать историю в подробностях, – произнес старик.

Я кивнул, зашел на кухню, поняв, что жутко хочу есть, и открыл холодильник. Но тут же вспомнил, что еды дома и быть не могло, потому что семья последнее время провела в министерских застенках.

– Мам! – позвал я.

Я еще раз обвел взглядом холодильник. Еда в одинокой кастрюле на полке наверняка была давно испорчена, так что я даже не стал заглядывать под крышку. Поэтому я взял яйца, разбил их об дверь и выпил сырыми, чтобы хоть как-то притупить чувство голода. Потом посмотрел на Туала. На его лице были противоречивые чувства. Ему хотелось улыбнуться, глядя, с какой непосредственностью я поел, и в то же время он помнил о предстоящем серьезном разговоре.

– Руари?

Я выкинул скорлупу в помойное ведро, обернулся. Лиадан замерла на пороге, виновато посмотрела на меня.

– Все ужасно устали. И Сид обещал привезти еду сюда. Минут через десять будет.

– Отлично! Спасибо.

Лиадан улыбнулась, кивнула и ушла. Мы со старым оборотнем ушли в библиотеку. Лиадан принесла нам поесть. После еды я совсем успокоился, словно только сейчас ощутив, что оказался дома. Мы немного посидели в молчании, прежде чем я взялся за свой рассказ. История оказалась гораздо длиннее, чем я предполагал. Но Туал слушал, не перебивая. Когда я смолк, Туал некоторое время сидел, обдумывая услышанное.

– Вот оно как, – наконец сказал он. – У тебя и без нас хватало хлопот – Хозяину много о ком нужно заботиться… А мы свалились как снег на голову.

– Ты неправ. Просто, когда я попал в министерский подвал, я словно пережил все заново – боль, одиночество и невозможность что-либо изменить.

– И все же ты смог что-то изменить, Руари.

– Лишь крошечную часть.

Туал, хмурясь, кивнул.

– После того бунта, в который нас втянул Фэлан, мало осталось выживших… Но твоему отцу, конечно, сказали, что не осталось никого. Ты, верно, хочешь спросить, почему мы пошли за Артегалом тогда?

– Нет, я прекрасно помню тот день, когда отец собрал здесь глав семейств и сюда заявился Фэлан…

– Это трудно забыть, – Туал улыбнулся, но тут же помрачнел. – Это было бы весело вспоминать, если бы не было в дальнейшем таких драматических последствий.

– Да, помню, что предлагал Артегал. Обещания Мака уже не имели ценности. Только он сам этого долго не понимал. Другой альтернативы, кроме как пойти за Фэланом, у остальных не было. Разве что смириться с тем, что у них должны всё отнять.

Старый оборотень вздохнул.

– Эх… Иногда жалею, что ты не был старше, что тогда не оказался на месте своего отца…

Я только несогласно мотнул головой.

– Понятия не имею, что бы я делал на месте отца. И было ли бы это лучше.

– Может, ты и прав. Доброй ночи, Руари. Хотя скоро – через пару часов уже – будет утро.

Старик Туал поднялся из глубокого кресла. На пороге он остановился и обернулся.

– Так ты пьешь, Руари?

– Что-то вроде того. Еще я воровал со своим приятелем барменом, и без него тоже. Впутывался в сомнительные дела с магами. Работал в полиции, был напарником своего куратора-полицейского, бывшего Охотника…

– На котором твоя метка.

– Именно. Так что король из меня так себе.

Туал негромко рассмеялся.

– Твоя ложная скромность и признание вины – тот еще показатель амбиций.

– Да неужели? Доброй ночи, Туал.

Старик, все еще смеясь, покачал головой и ушел. Я открыл тайник, в котором раньше хранился Кодекс. Теперь там ничего не было, кроме изумрудного шемрока, отданного мне когда-то О’Шэннонном. Может быть, этот камень защищал мой дом, а может быть, дело было во мне. Я и сам уже не знал. А вот Кодекс мне предстояло восстановить, слово в слово, чтобы магия Луны пропитала новую книгу.

Я еще несколько минут сидел в темноте, прислушиваясь к звукам дома, потом закрыл тайник и пошел вниз. Этой лестницей не пользовались, наверное, лет сто. Ступени, покрытые слоем пыли, теперь были в многочисленных следах. В носу у меня зачесалось, и я едва сдержался, чтобы не расчихаться. Внизу, в глубине холма, на котором стоял Прайор-Парк, было устроено еще три этажа. Гостевые комнаты, просторная зала для больших собраний – все они теперь превратились в приют для освобожденных мною оборотней. Кому-то перепали кровати, кому-то матрасы и одеяла. А кто-то спал на полу, в волчьем облике, и не располагал ничем лучше собственной шкуры. Я чуть улыбнулся, глядя на них, и тихо прокрадывался мимо, чтобы никого не разбудить. В комнате, доставшейся семье О’Лири, я остановился на пороге. Из двенадцати детей осталась в живых только половина. Девочки Ашлин, Дарра, Шени спали на кровати, тесно прижавшись друг к другу, а их братья, Баган и Кэлху, – на полу, словно охраняя их. Скаа среди них не было.

Я принюхался, нашел среди десятков других ее запах, от которого в груди расползлась боль, и, следуя за ним, поднялся обратно, зашел в свою комнату. Скаа сидела на подоконнике, смотрела в окно. Потом, почуяв меня, обернулась.

– Я пришла, а тебя нет, – едва слышно сказала она, жутко переживая. – Решила подождать.

– Долго разговаривал с Туалом. Потом отправился тебя искать.

Она соскользнула с подоконника, сделала нерешительный шаг и все же подошла.

– Руари! – Скаа внимательно всматривалась в меня. – Я думала, ты будешь презирать меня, что отвернешься от меня, от нас всех!

– Скаа…

– Когда несколько дней назад тебя привезли в Министерство, мы почуяли, звали тебя, но ты нас не слышал, – прошептала она. – Я больше всего боялась, что они сделают с тобой то же самое, что сделали с нами.

– Нет, я слышал. Но думал, что это кошмарный сон. А это оказался кошмар наяву. Теперь он позади, Скаа.

Я прижал ее к себе, сквозь одежду чувствуя, какая она худая, словно я обнимал не молодую женщину, а девочку-подростка. Ее макушка оказалась прямо под моим носом, от медных волос пахло вереском и медом. От этого запаха в груди будто оказался тяжелый булыжник, а мне мерещилось, что я обнимаю призрак. То ли той девочки, с которой познакомился много лет назад, то ли другой, недавно убитой. Скаа обратила ко мне лицо, изучая, почувствовав мою боль. Я тоже изучал ее, не понимая, что со мной творится, ощущая опять неловкость и переживания Скаа. Моя ладонь провела по ее щеке, по острым скулам. Скользнула по шее, по плечу. Я стянул с нее казавшуюся бесформенной шерстяную кофту, но в футболку она вцепилась и не позволила снять. Хотя та была такая же бесформенная, она не смогла скрыть острые лопатки, торчащие ребра, маленькие груди с розовыми сосками, тонкие руки.

– Нет. Позволь, я уйду. Не хочу, чтобы ты смотрел на меня, чтобы видел такой.

Скаа попыталась вырваться, но потом вдруг замерла, сжавшись с покорностью загнанного зверя, у которого нет сил сопротивляться. Я почувствовал себя так, словно мне влепили пощечину. Выпустил ее, отступил.

– Прости. Я всего лишь… – я запнулся. – Нет, ничего.

Я не понимал, что происходит. Внутри словно разверзлась бездна, и я падал в черную, холодную пустоту. Скаа метнулась к двери, исчезла. «Конмэл из Клонмела, Руари из Типперэри!» – эхом в памяти пропел голос Скаа. Веселый и звонкий. Не такой, как сейчас. Я помнил, как она смеялась, когда мы встретились несколько лет назад в лесу, принадлежавшем О’Лири. Я помнил ее запах, от которого мне теперь становилось невыносимо больно. И я не помнил ни ее лица, ни цвета волос, ни цвета волчьего меха. Ничего больше.

На меня тяжелым камнепадом обрушилась усталость. Я растянулся на постели, уткнувшись лицом в подушку. В дреме мне на ухо нашептывал король Мидир: «Да, я знаю, что это будет очень больно, Руари Конмэл».

Выстрел в сердце – обычная пуля. Выстрел в сердце – десять серебряных пуль. Выстрел в сердце – мое. Выстрел в сердце – чужое, но боль такая, словно снова стреляли в меня. Может быть, на его месте ничего уже не осталось? Пустота? Но что тогда болит? Я видел себя со стороны лежащим на изумрудном ковре мха и смотрящим в небо, на проливающие дождь облака. И этот я во сне невесело смеялся над самим собой. «Еще немного выстрелов, и ты сам окажешься на столе у своего друга-хирурга Патрика Хили! Что, Руари, хренов король, сознайся уже, что ты на самом деле людоед. Метка на Фалви, но тебя от него воротит? Иначе твое имя было бы точно также перечеркнуто в Кодексе. Так ведь? Так?». Меня оглушали звуки выстрелов, доносящиеся со всех сторон. Я вздрагивал, тщетно пытаясь разглядеть что-либо в непроницаемом мраке. Там на кого-то охотились. Скорее всего, на меня.

– Руари? Руари! – голос Скаа прорвался сквозь грохот стрельбы, выдернул меня из бредового сна, я ошалело подскочил на кровати, уставился на нее. – Прости, не думала, что ты уже заснул. Я лишь хотела забрать кофту – там внизу еще не протопились комнаты и холодно, мне не досталось одеяла… А потом поняла, что тебе совсем плохо, и разбудила.

Она быстро подхватила кофту, валявшуюся на полу.

– Скаа, подожди. Подожди! Скажи, что ты чувствуешь?

Скаа смотрела на меня испуганными глазами.

– Скаа? Я забыл твое лицо, но помнил твой запах. И у меня от него теперь все разрывается внутри. Но я… Я ведь совсем не знаю тебя.

– Я тоже забыла твое лицо, Руари, – прошептала она. – Но вспомнила, когда увидела тебя в министерстве. Только поняла, что ты сильно вырос и изменился. Но тогда мы были совсем детьми, а сейчас – взрослые. Может быть, если бы нас не разлучили тогда, все было бы иначе?

– Ты думаешь… – я смолк и не смог произнести свои мысли вслух. – Но так не должно быть!

– Не знаю, – у Скаа в уголках глаз блеснули слезинки, но так и не скатились по щекам. Она на миг смолкла, сжав зубы, сдерживаясь и собираясь с духом. А потом, опустив взгляд прошептала: – Несмотря ни на что, я мечтала о нашей встрече, но представляла, что все будет по-иному. Теперь я понимаю, что просто недостойна тебя.

У меня от этих слов отвалилась челюсть.

– Что? Почему? Это не так. Наоборот… Мне нужно кое-что рассказать тебе, Скаа. Но не здесь. Пойдем!

Я взял ее за руку, потащил за собой прочь из дома. Мы спустились по улицам спящего Клонмела к набережной. Тихо шумела сонная Шур. В темноте вырисовывались черные силуэты Комерагских гор, наполовину скрытые в низких тучах, стекающих в лощины темным туманом. Начал накрапывать дождь, резкие порывы ветра бросали в лицо капли, сделавшимися колючими, как снег. Скаа дрожала. Ее рука, которую я сжимал, заледенела. Голубоватая морось, висевшая над рекой, сгустилась в призрачную фигуру.

– Руари! Братец!

– Я нашел Скаа, Шур!

Мы остановились на Старом мосту, а перед нами завис дух реки. Руки Шур потянулись к Скаа, словно жалея, скользнули по ее щекам, оставив влажный след.

– Я знаю, зачем ты привел ее сюда. Но ты должен сам рассказать, как бы тяжело тебе ни было.

– Шур, – простонал я.

Но она в ответ рассмеялась – над рекой будто разнесся грустный перезвон колокольчиков. Дух реки отлетел от нас, кружась в небыстром танце. Призрачные ноги легко скользили по волнам. Следом Шур негромко запела. Я уселся на каменном парапете Старого моста, посмотрел на Скаа.

Это оказалось еще труднее, чем рассказывать про работу в полиции Туалу Трэсаху. Скаа присела рядом, кутаясь в свою кофту. Слушала молча, хмурилась, стирая с лица капли. Волосы ее совсем промокли. Дождь стекал с них по ее скулам, острому подбородку. Когда я закончил, Скаа молчала. Потом отвернулась. Где-то вдалеке Шур играла на водяной арфе, а казалось, будто струны находятся внутри нас, – в груди все дрожало от каждого звука. Скаа наконец посмотрела на меня.

– Твой куратор застрелил ее? Когда?

– Позавчера…

– Так ты любил ее Руари?

– Я не знаю.

– А меня?

– Я не знаю! Я уже ни в чем не уверен… В ту же ночь, когда вас увезли, я перестал чувствовать тебя, ощутил боль. Я думал, что ты мертва!