Текст книги "Собрание сочинений в 10 томах. Том 5. Секта"
Автор книги: Еремей Парнов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 37 страниц)
Глава седьмая
Московское романсеро
Проводив мужа в Шереметьево – он улетал на неделю в Гамбург, – Лариса Климентьевна велела шоферу ехать в косметический салон на Кузнецком. Прическа, маникюр, педикюр заняли больше часа. Затем она заглянула в магазин «Подарки», где приобрела флакон мужского одеколона «Арамис» и нежданно попавшуюся на глаза электробритву «Браун» последней модели, с тремя лезвиями. Вспомнив, что сегодня среда, решила съездить на антикварный аукцион. Торги начинались в три часа. В расположенном по соседству кафе «Шоколадница» можно было спокойно посидеть за чашечкой кофе.
Обмахиваясь картонкой с номером, она заняла место в третьем ряду у окна. На другой стороне улицы, рядом с метро, шла бойкая торговля бананами и белой, соблазнительно крупной черешней.
Первые лоты не вызвали особого интереса: баташовский самовар, весь в медалях, как ветеран, медная ступа, колокольчики, разрозненный фарфор. Письменный прибор из бронзы и малахита при стартовой цене восемьсот долларов ушел за полторы тысячи. Публика оживилась, а Лариса заскучала. Ей не нравились люди, сидящие рядом, и не грели душу выставленные на продажу вещи. Острый запах духов и пота вызывал тошноту.
Табакерка восемнадцатого века с миниатюрным портретом какой-то дамы в напудренном парике показалась забавной. Больше от скуки, нежели от желания заиметь, Лариса взмахнула картонкой. Конкурентов не нашлось. Трижды ударил молоток, и она, сама того не ожидая, сделалась обладательницей хорошенькой безделушки. Заплатив триста пятьдесят долларов, сказала, что можно не заворачивать, и пошла искать припаркованную машину.
Голубой «шевроле», который Кидин преподнес ей на пятилетний юбилей совместной жизни, увидела еще издали. Гриша пристроился в закоулочке возле церкви, как раз напротив французского посольства.
– Куда теперь, Лариса Климентьевна?
– Домой, Гриша, – она шумно перевела дух. – Устала.
– На дачу вечером поедем или с утречка?
– На сегодня вы свободны, – задумчиво протянула Лариса, хотя все заранее обдумала. – Если хотите, можете взять машину, – предложила в надежде ублажить шофера. Получив неожиданный отпуск, он наверняка будет держать язык за зубами. Ключ от гаража у вас есть?
– Само собой, Лариса Климентьевна.
Вопрос и вправду был никчемный, но нужно было дать понять, что «шевроле» окажется в распоряжении шофера все шесть дней.
– На Николину Гору меня отвезут друзья. Если вы, паче чаяния, понадобитесь, я позвоню… Нельзя ли включить кондиционер?
– Сейчас устроим! – с готовностью откликнулся сметливый Гриша. – Приобрели чего, Лариса Климентьевна?
Проскочив Крымский мост, он понесся по осевой на скорости в сто километров.
– Не так быстро.
– Я думал, вы торопитесь, – он плавно притормозил перед светофором у Зубовской.
– Никуда я не тороплюсь. И вам советую. Берегите машину, Гриша, а то нам обоим головы не сносить.
Раскрыв сумку из крокодиловой кожи, она вынула табакерку. Красавица с мушкой на румяной щечке, казалось, заглянула ей в глаза из дали веков, клубящейся завитками кобальтовой лазури.
– Изящна вещица!.. Дорого?
– Что?.. Нет, не очень. Так себе, пустяки, – откинув крышечку, Лариса заглянула внутрь. Сквозь стершуюся позолоту просвечивала серебряная чернь. У самого ободка были выбиты две буковки Ч и П – клеймо мастера. Она почему-то подумала, что он француз, оказалось – русский. Тем интереснее. По каталогу клейм, в который Лариса давно не заглядывала, можно узнать приблизительную дату и полное имя изготовителя. Приятное развлечение!
На Смоленской площади пришлось постоять. Регулировщик пропускал военную колонну.
– Танки? – удивилась Лариса.
– Бронетранспортеры, Лариса Климентьевна! Я себе, извините, весь зад прожарил на этой броне в Паншере.
– Где это, Паншер, Гриша?
– В Афгане.
– Ах, да… Я и забыла.
Кидин теперь и шагу не мог ступить без охраны и постоянно поминал своего главного телохранителя. Когда Лариса впервые увидела его у себя дома, он, несмотря на гебешное прошлое, произвел хорошее впечатление. Представительный, немногословный, внутренне собранный – ей нравились сильные люди. И охранников подобрал себе под стать – сплошь бывшие спецназовцы.
Она так и не свыклась с той, совершенно не похожей на прежнюю, новой жизнью, которая радужным каскадом обрушилась на нее после замужества. Все казалось немного нереальным, как в затянувшемся на года сериале, куда ее затянуло совершенно непостижимым образом. Она долго не соглашалась выйти за Кидина, потом пыталась уйти, однажды даже собрала вещи, оставив записку, что на сей раз все кончено, но он проявил такое трогательное и вместе с тем жалкое терпение, что недостало воли сопротивляться. Слезы, мольбы, дорогие подарки, ворохи цветов. Растаяла, пообвыкла, сжилась с декорумом образцовой жены. Внешне все было даже очень пристойно. Она держала дом, заботилась о гардеробе мужа, привечала его гостей, скрывая отвращение за радушной улыбкой. Зато при каждом удобном случае пускалась во все тяжкие. Одни связи обрывались, едва начавшись, но бывало, что затягивалось надолго. Она сама звонила и назначала свидания, не позволяя себе идти дальше простой физической близости.
И надо же разом разметать все! Сломать отлаженную систему, молчаливо устраивавшую каждого, кто так или иначе был в нее вовлечен. Какие сцены пришлось пережить, но выдержала, не дав слабину, перешагнула.
«Идиотка! – укоряла себя, замирая от тревоги и счастья. – С жиру бесишься… Влюбилась, как кошка… И в кого, кого? В мальчишку, в сумасшедшего!»
Заранее выспросив у своего «мальчика», когда будет очередная передача, она не пропускала ни одного его выступления. Ей доставляло тайное и порочное в его темной глубине наслаждение смотреть, сидя рядом с мужем, телевизор, не спуская глаз с любимого до сладостной боли лица.
На экране Саня выглядел резким, злым и незащищенным. «Великолепно! – восклицала она в ответ на его всегда неожиданную бескомпромиссную реплику. – Класс!»
Кидин, безболезненно распростившись с иллюзиями насчет «социалистического выбора», не одобрял нападок на власть. Существующее положение его вполне устраивало, и он стоял за стабильность, что не мешало, на всякий пожарный случай, подкармливать не только бывших товарищей, но и откровенных фашистов вроде Баржина. Перечить жене он, однако, не решался, отделываясь неопределенными междометиями. Зная, как безотказно клюет его Лора на рекламное вранье, загораясь жаждой немедленно приобрести очередную новинку, он не сомневался, что и ее новому телекумиру тоже уготована короткая жизнь.
Как он ошибался! Словно читая его мысли, Лариса с болезненным наслаждением повторяла дорогое имя.
«Класс, Санечка, так их, сволочей! Давай, любимый, давай!.. Нет, ты только послушай, Вано! – обращалась она к мужу, чьи далекие грузинские корни подсказали ласкательное прозвище. – Как он великолепен, мой Санечка! Бьет наотмашь!»
В ее возгласе опасно проскользнула страстная нота, но вряд ли он обратил внимание. И вообще – наплевать!
Во вчерашнем диалоге с бородатым помощником президента последнему действительно досталась роль мальчика для битья.
«Неужели все у нас продается? – беспощадно хлестал Саня. – Хотелось бы знать, кто из ближайшего окружения продал журналу «Бунте» тот самый снимок с ядерной кнопкой? И за сколько? – и в ответ на жалкие возражения врезал: – Как вы думаете, возможно нечто подобное в Соединенных Штатах?»
«На все вопросы есть один ответ, – ехидно усмехнулся Кидин. – Нет человека – нет проблемы. Сейчас с этим просто»…
Вот когда она по-настоящему испугалась! До головокружения, до потери дыхания. Он и сейчас обмиранием сердца давал знать о себе, тот испуг, загнанный вглубь предвкушением встречи.
Занятая своими переживаниями, Лариса опомнилась уже возле дома, когда дежурный охранник отворил ворота и машина въехала в просторный гараж. Напрасно она соврала Грише, что ее прихватят друзья. Незаметно миновать охранника едва ли удастся. Впрочем, ерунда. Если не пристанут с вопросами, он не станет трепаться, а за неделю все забудется. Кидин знает, что она собиралась уехать на дачу. Сегодня, завтра – какая разница? На Николиной Горе, правда, тоже своя охрана, но можно сказать, что застряла у Гориных или Силницких. Не забыть бы Любку предупредить!
Пока Гриша возился в гараже, она заказала такси и побросала в дорожную сумку заранее приготовленные вещи: смену постельного белья, переложенного саше с ароматными травами, белую плиссированную юбку, открытое платье на выход, пеньюар с валансьенскими кружевами, косметичку. Пожалуй, одной сумки не хватит.
Лариса зашла за стойку бара, отделанного шкурой зебры, и сняла с полок бутылку «Чивайс Регал» двенадцатилетней выдержки и гордоновский джин со всеми онерами: «Мартини» и ангостурой. В холодильнике должен быть грейпфрутовый сок, зеленые оливки и тоник. Она покажет своему мальчику, как делается настоящий коктейль!
Изысканный интерьер трехномерного «Сименса» в тропическом исполнении обогатил ее новой идеей. Все-таки праздник! Целых семь долгих ночей. Такое у них впервые. Как оно все сложится…
Оставив дверцы в распахнутом положении, Лариса полезла на антресоли за большим баулом из толстой кожи, в котором хранились горнолыжные ботинки. Вытряхнув их вместе с другим барахлом, швырнула баул на пол, а вслед за ним и сумку для тенниса: она же едет на дачу! Стало смешно, страхи куда-то ушли, и сразу повысилось настроение.
Услышав шум мотора и лязг открываемых ворот – Гришка, наконец-то, убрался! – она с удвоенной быстротой принялась опорожнять холодильник: шампанское с зеленой лентой, баночное пиво, замороженные креветки, филе индейки, икра, лососина, анчоусы – кажется, все. Нет, еще ананас, консервированная спаржа – он обожает! – маринованные корнишончики, торт из мороженого. Вот теперь, действительно, все.
Довольная собой, Лора принялась за укладку. В последний момент спохватилась, что забыла про подарки: бритву и английский одеколон. Заодно решила взять и табакерку. Вдруг придется по сердцу? Она с радостью отдаст.
Переодеваться не стала, только приняла душ, прихватив из ванной деодорант, натуральную губку и махровую простыню – пригодится.
Просушив волосы под феном, его тоже пришлось засунуть, она позвонила охраннику.
– Скоро должно подъехать такси – пропустите, пожалуйста, и поднимитесь потом за вещами.
Распахнутый холодильник сиял в вечернем сумраке, как витрина гастронома. Там оставалась еще масса вкусных вещей. Хотелось унести все целиком. Лора ограничилась бутылкой «Смирновской» для сторожа.
Саня дожидался любимой женщины с растущей тревогой и нетерпением. Стоя, прижавшись лбом к оконной раме и не зажигая света, провожал взглядом подъезжающие машины. Всякий раз, когда звякали дверцы лифта, обмирало в груди. Отсветы фар пробегали по нижним стеклам соседнего дома, жгучие огоньки стоп-сигналов вспыхивали и гасли в сумеречном мороке. Разросшиеся деревья во дворе непроглядной завесой накрыли подходы к парадному.
Клекот дверного звонка заставил Саню невольно вздрогнуть, словно и по нему прошел ток, когда Лора, надавив на кнопку, замкнула цепь.
– Открыто! – выкрикнул Саня, выскочив в коридор.
Она явила себя в освещенном проеме со всеми своими сумками, уверенная в себе и безмятежная.
– Внесите багаж, – надменно повела бровью, переступая через порог.
Саня нагнулся за баулом, похватал все разом и, опустившись на колени, облобызал ее открытые туфельки.
– Ты с ума сошел!
– Сошел, сошел, – задыхаясь, он покрывал ее полные ножки торопливыми поцелуями, пока не замер у самого лона, проникаясь животворным биением горячей податливой плоти.
Лора откликнулась коротким грудным смехом и, приподняв края юбки, в неуловимо балетном повороте грациозно выскользнула из его рук.
– Воистину рехнулся! Ты, часом, не пьян?
– В дрезину! – он распрямился, как отпущенная пружина, попытался подхватить Лору на руки – она оказалась довольно тяжеловатой – и, прижав к себе, жадно приник к губам. Не успела она опомниться, как от косметики не осталось и следа. Не только помаду, но и краску с ресниц, и тон, оттенявший скулы, все съели поцелуи.
Она вся напряглась, нервно передернув лопатками, его пылающая рука соскользнула, слегка задев застежку под блузкой, и медленно поползла вниз, следуя плавным, немыслимого совершенства линиям.
– Я нашел нужное слово, – Саня внезапно ослабил объятия.
– Слово? – весело изумилась она. – По-моему, ты искал все, что угодно, но только не слово.
– Что я искал?.. Это? – его чуткие руки снова пришли в движение. – Или, может, это?.. Нет! Наверное, тут?
– Дурашка! – Долгим зажигательным поцелуем Лора заставила его умолкнуть. – Не все сразу… Включи свет, – она высвободилась и, наклонившись над сумкой с бельем, принялась искать косметичку. – Это можешь занести в спальню.
– В так называемую спальню!
– В единственную на свете!
– В единственную и неповторимую, – радостно подхватил Саня.
– Вот тут вы ошибаетесь, господин Лазо. Мне бы хотелось повторить… Так какое же слово ты нашел?
– Обводы, – он попытался подступить к ней сзади, но она увернулась.
– Тайм-аут! Дай мне разобраться с вещами и привести себя в порядок. Слизал всю помаду, щенок. Весь марафет псу под хвост! На место!
– Ты не поняла. Я только хотел продемонстрировать. У тебя изумительные обводы. Оказывается, не только прикосновение к телу может доставлять наслаждение, но и форма в чистом виде.
– Гениальное наблюдение. У меня, значит, обводы?
– Как у чайного клиппера «Катти Сарк»! Как у скрипки Страдивари. Как у виолончели Амати.
– Отстань!.. Сегодня тебе не придется сыграть на скрипке.
– Как?!
– Не повезло тебе, милый, – глянув на себя в зеркальце, Лора пожевала губами, стирая остатки помады. – Форменное чучело… Не сердись, дорогой, – ласково улыбнувшись, она покачала головой, – завтра, наверное, уже будет можно. Я ведь и собиралась приехать с утра, но, видишь, не утерпела. Потерпишь?
– Моя любимая! – растроганно взмолился Саня, готовый пролить слезу. – И молодец, что не утерпела! Я бы тоже не утерпел. Все великолепно и так. Пусть будет вовеки благословенна Луна! Да здравствует владычица Геката!
– Отнеси в ванную, – она передала полотенца и принялась деловито выкладывать флаконы. – А это тебе, – вручила одеколон. – Ну, пожалуйста, мне так нравится запах!.. Благородный, как океанский бриз.
Саня благоговейно исполнил поручение. Каждая мелочь приводила в умиление. Он был без ума от всего: ее манеры вести себя, голоса, интонаций, вещей. Легкое недоумение вызывало лишь обилие барахла: какие-то пасты, шампуни, мыло зачем-то…
– «Я к вам пришел навеки поселиться», – как бы изрек по такому случаю Васисуалий Лоханкин, – не удержался он от избитой остроты.
– Ты против? – она подняла голову.
– Я целиком «за»!
– Тогда тащи это на кухню, – Лора тронула баул каблучком. – И все организуй, пока я буду мыться… Рыбу и выпивон поставь в холодильник, вскипяти воду для креветок, в общем, сориентируешься… Устроим пир!
– Лора, зачем? – Саня обескуражено развел руками. – Я же все приготовил: печеная картошка, бифштекс по-татарски, соленые помидорчики… Даже твою любимую китайскую: ростки бамбука, грибы сянгу и муэр… Специально в «Пекин» смотался.
– И молодец! В хозяйстве все пригодится. Чай, не на один день, – послав воздушный поцелуй, она скрылась в ванной. – Шампанское брось в морозилку, чтоб поскорей охладилось! – крикнула под шум воды.
Он еще возился с привезенными деликатесами, раскладывая их по тарелкам и мискам, оставшимся после кораблекрушения.
– Класс! – оценила Лора убогую сервировку. – Под шампанское пойдет ананас, я люблю пить из стаканов. – Она вышла посвежевшая и какая-то вся благостная, домашняя. – Кухонный нож, надеюсь, найдется?.. Что смотришь?
– «Тени без конца ряд волшебных изменений милого лица», – скороговоркой процитировал Саня, подавая нож.
– Теней-то и нет – смыла. Примешь такую, как есть? Без грима?
– Как Афродиту из пены морской. Всю целиком.
– Вот и ладно, – она нарезала ломтики ананаса, критически оглядела закуски и открыла холодильник. – Маслица припас, мальчик, и лимончик! Умница: семгу без лимона нельзя… А чего будем пить, повелитель?
– Что прикажет донна.
– Донна в некотором недоумении. Печеная картошка – класс, но предполагает водочку… Вот и она, мамочка, заиндевела, нас дожидаючись… Коньяк, значится, отложим на будущее. И коктейли нам вроде ни к чему. Одна возня с ними, а жрать так хочется… Будем мешать водку с виски?
– Слишком уж он у тебя раритетный, чтоб мешать.
– Тогда аперитив!
– Гениально, товарищ Сталин!
– Откупорить оливки, Поскребышев! – подыграла она с кавказским акцентом.
– У меня такое впечатление, будто мы прожили вместе целую жизнь.
– Ох, Саня-Санечка, – Лора опустила веки и разнеженная улыбка, еще дрожавшая на ее губах, дохнула горечью. – Твоими устами да мед пить. Никогда не говори так. У нас с тобой только эта волшебная ночь, и все внове, и ничего за спиной.
– А завтра? Послезавтра?
– Не будем загадывать… Пусть каждый наш день будет, как дар судьбы. Ты понял? Выпьем за это.
– Я давно понял, Лора, но грустно и больно.
– Не грусти, мой хороший. Будем любить и радоваться. Ты еще не разлюбил меня?
– Как ты можешь!
– Шучу, Санечка, шучу, не обращай внимания, – она незаметно смахнула слезу. – Как насчет пива?
– И пиво, – кивнул он, сглотнув комок.
– Тогда нам остается одно: накинуться на все сразу, как голодные волки… Внимание!.. Старт!
И они накинулись, не разбирая, где, что. Семга превосходно ужилась с ананасом – он оказался кисловатым, а перемешанный с репчатым луком мясной фарш одинаково хорошо пошел и под «Столичную», и под «Чивайс Регал».
– Ты, оказывается, знатный кулинар. Татарский бифштекс определенно удался. Только надо было сбрызнуть коньяком, тогда бы мясо не потемнело.
– Это от лука.
– Знаю, что от лука… Положи мне еще. Вкусно. Нам с лица воду не пить.
– А нам с лица!
– Брысь!
Трапеза, сопровождаемая беззаботным смехом и шутками, затянулась до рассветных проблесков. Невысказанное, что так и рвалось из груди, не нуждалось в словах. Его полынный привкус ощущался и в поцелуях, и в сладком вине, придавая всему безмерную ценность.
– У меня есть для тебя небольшой сувенир! – вспомнил Саня, когда Лора зажгла тонкую сигарету, пахнув мятным дымком. Сбегав в комнату он возвратился с изящной пепельницей, выточенной из молочного с золотыми прожилками оникса. – Привез из Афганистана, сам не знаю, зачем.
– Ты тоже был в Афганистане?
– Почему – тоже?
– Так… Никогда не курил?
– Временами покуривал, но как-то не пристрастился.
– Умничка.
– Кофе не хочешь? Или лучше чайку?
– Я слишком многого хочу, Саня.
– Например?
– Оказаться где-нибудь за городом, в лесной глуши, сидеть с тобой у камина, смотреть на огонь.
– В такую жару?
– За летом приходит осень, милый, дожди, холода… И хочется тепла, поджаренного хлеба с подогретым вином и покоя, покоя… Спасибо родной, за подарок. Я сохраню его, как самую дорогую реликвию, – она стряхнула пепел в тарелку. – Я тоже захватила с собой кое-что. Пойдем к тебе.
Обнявшись, они прошли в комнату с сиротливым диваном, которую она посчитала за спальню. Лора сорвала простыню и наволочку с подушки вытащила из пододеяльника плед и застелила привезенным бельем, дохнувшим полевой свежестью и прохладой. Любовно, словно это доставляло ей чувственное наслаждение, разгладила складки. И тут же вывалила все, что лежало в сумке, в эту голубую непорочную благодать.
– Только без возражений, – она отделила коробку с бритвой. – Я хочу, чтобы ты всегда был у меня гладенький-гладенький.
– Ты меня совсем разбалуешь, – он смущенно пожал плечами. – Английский одеколон, «Браун»…
– Мелочь, – отмахнулась Лора, добавив для пущей выразительности матерный синоним. Она вообще частенько перемежала речь крепким словцом, но в Саниных глазах это лишь добавляло ей прелести. – Не думай, что о тебе забочусь. Собственное личико берегу.
– Такое личико и надо беречь, – он наклонился к ней с поцелуем.
– Эти дивные щечки, этот умненький лобик и шейку, от которой у меня голова кругом идет.
– Балдеешь, блин?.. А ну, перестань лизаться!.. – пародируя какого-нибудь героя эстрады, она скорчила забавную рожицу и вдруг, став задумчивой и печальной, благодарно шепнула: – Какой же ты ласковый, Санечка… Как же мне повезло.
– Это мне повезло, моя красавица.
– Не называй меня так!
– Почему? Ты же на самом деле женщина необыкновенной красоты!
– Все равно: не хочу.
– Но почему?
– Не желаю, и все. Отстань… Мамочки, совсем из головы вылетело! – в ворохе интимных кружевных мелочей, привлекающих утонченной эротикой и ароматом, она заметила табакерку, о которой успела позабыть. – Как, на твой взгляд?
– Просто чудо! – он осторожно взял драгоценную коробочку двумя пальцами и повернул к свету. – Где ты откопала?
– Не важно… В наследство получила от бабушки дворянки… Теперь ведь все лезут в дворяне, правда?.. Ты, часом, не дворянин?
– Насколько я знаю, потомственный разночинец, – он рассмеялся. – В анкетах писал «из служащих», а ты, выходит, аристократка?
– Я своей родословной не знаю. Не думаю.
– А зря. В тебе видна кровь. И в бабушке – тоже, – он залюбовался миниатюрой. – Вернее, в пра-прабабушке: екатерининский век. Или Людовик Шестнадцатый?
– Не Людовик. Русской работы. Так тебе нравится?
– Еще бы! Уникальная штука.
– Она твоя.
– Да ты, дорогая, не в своем уме! – запротестовал Саня. – Ни за что на свете.
– Ни за что? – Лора демонстративно расстегнула тончайшую лимонного оттенка блузку и скинула туфли – точно под цвет.
– Ни за что! Ты хоть знаешь, сколько это может стоить?.. Да и зачем она мне? Видишь, как я живу?
– По-моему, очень неплохо, – она повернулась к нему спиной. – Расстегни.
Поцеловав плечико, Саня дернул за язычок молнии.
– И это тоже.
Он с готовностью отомкнул хитроумную пластмассовую застежку лифчика.
– Ни за что, значит?
– Вытерплю любые пытки, но не выдам партизанскую тайну, – он вновь приложился губами к ее плечам.
– Два шага назад! – скомандовала Лора.
– Слушаюсь, мэм, – он покорно отступил.
Она повернулась, энергично тряхнула бедрами и, переступив через опавшую к ногам юбку, отбросила лифчик.
– Ты про какую пытку говоришь, мерзавец? – оттянув резинку трусиков, она ясно дала понять, что они останутся при ней. – Сознавайся, Санечка, со-зна-вайся!
– Искушение святого Антония? Ладно, – он прикрыл глаза ладонями, еще резче различая сквозь пальцы ее блистательную наготу. – Клянусь Тристаном и Изольдой, покровителями всех несчастных любовников, что в эту ночь, моя королева, между нами будет лежать меч!
– До чего же ты образованный – даже противно. Раздеваться-то будешь?
– Сей момент!
– А табакерку возьмешь?
– Ох, Лора, Лора… Куда мне от тебя деться?
Она сама раздела его и, не переставая целовать, повлекла к постели.
– Ложись, миленький… Вот так. Расслабься, лежи спокойно, – впивал он сквозь обморочную негу ее торопливый шепот. – Тебе не придется страдать… Я все сделаю.