Текст книги "Собрание сочинений в 10 томах. Том 5. Секта"

Автор книги: Еремей Парнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 37 страниц)

Глава четвертая
«А это был не мой чемоданчик…»

Первое упоминание о кейсе, поставившем на уши все спецслужбы Москвы, проскочило в начале передачи «Времечко». В характерной для лихой бригады наплевательской манере было заявлено, что зритель «не узнает о пропаже контейнера с радиоактивным кобальтом на складе производственного объединения «Светоч», о дерзком нападении на генерального директора Агентства печати «Вести», а также о находке – где бы вы думали? – в Московском метро президентского чемодана с ядерной кнопкой».

При этом ведущий костяшками пальцев отбил барабанную дробь и пропел хорошо всем известный куплет:

А это был не мой чемоданчик…

Если отбросить назойливые потуги на остроумие, то текст целиком был заимствован из анонса в «КС», что полностью устраивало Саню Лазо. Лучшей рекламы в канун выхода репортажа трудно было бы пожелать. Два экземпляра завтрашнего выпуска лежали рядом с ним на диване. Середину второй полосы занимал крупный коллаж, на котором красовался вырезанный из «Бунте» чемоданчик. Жуткий атомный гриб и палата для буйнопомешанных составили соответствующий фон. Натюрморт дополнили генеральские погоны.

Прослушав вполуха сообщение о найденной возле МГУ мертвой женщине, у которой неизвестные злоумышленники похитили печень, Саня выключил телевизор и принялся обдумывать план завтрашней встречи. Он явно погорячился, посулив проблемную статью. Для аналитического исследования материала не хватало. Это выяснилось при разборке досье. Чтобы не потерять лицо и забить дыру в номере, пришлось дать репортаж с места событий. Получилось забористо, с отчетливым сатирическим уклоном. Памятуя о статье, которую все же надеялся написать, Саня, не расставив всех точек над «и», подпустил толику мистификации. Читатель, который не ходит голосовать, заслуживает, чтобы его слегка попугали. Сопоставив уже состоявшийся репортаж с еще нерожденной статьей, он набросал основные вопросы, которые намеревался задать, не переставая удивляться и радоваться удачному стечению обстоятельств. Выйти на того самого конструктора, который когда-то дал интервью конкурентам, оказалось куда проще, чем можно было предполагать. Перелистывая записную книжку, Лазо неожиданно наткнулся на телефон Лиды Ермоловой, работавшей в редакционном секретариате. Они познакомились прошлой осенью в Репине, на каком-то киношном семинаре, пару раз переспали и, сохранив друг о друге приятные воспоминания, разъехались по домам. В самом начале весны, когда были завершены все формальности развода, второго на протяжении семи лет, Саня, одурев от беспокойного ощущения неприкаянности, вспомнил про Лиду и позвонил. Они встретились – было как раз воскресенье, отлично отобедали в Домжуре и сразу поехали к нему в Крылатское. Характер у Лиды был жизнерадостный, легкий. Ни о чем не спрашивая, она осталась на ночь, которую они провели без сна, а утром безмятежно укатила к себе в редакцию. Больше они не виделись. За истекшие три месяца Саня успел побывать в Чечне и на холяву съездить в бизнес-круиз по островам Эгейского моря, где обзавелся знакомством с длинноногой, гибкой, как лоза, фотомоделью, а под самый конец – и с женой известного банкира Лорой, роскошной сорокалетней женщиной. Предпочитая всем радостям жизни постель, она обожала роскошь и, главное, знала в ней толк, будь то бриллианты, меха, коллекционный фарфор или антикварная мебель. Необузданная, капризная, но ласковая и страстная, Лора целиком завладела всеми его помыслами. Каждая встреча была, как праздник, который мог оказаться последним. Неудивительно, что тихая Лидочка напрочь выскочила из головы.

Набирая, не без душевного трепета, ее номер, Саня приготовился к упрекам, даже к холодной отповеди. Менее всего он мог ожидать, что его встретят с такой искренней радостью. Словно расстались вчера, и она все еще под впечатлением той нескончаемой ночи, когда они, счастливые и обессиленные, раздвинув наконец шторы, увидели солнце в зените и сверкающую гладь водоема с березками на островках. Сердце заныло от ее беззаботного смеха. Ощутив смешанное со стыдом облегчение, он попытался что-то такое объяснить, оправдаться, но лишь окончательно запутался и умолк. Тараторя без умолку, Лида нуждалась разве что в одобрительном поддакивании и возгласах удивления. Она продержала его у телефона минут сорок, пересказывая накопившиеся новости, которые хотела излить все разом. Интересного или сколь-ни-будь значительного в них было немного. Так себе – радужные брызги событий и впечатлений. Багатели, как говорят французы, милые пустячки. И все у нее «классно», изумительно, неповторимо, словно не было в ее жизни ни трудностей, ни огорчений. Летний дождик при ярком солнце, и только.

Более чуткое ухо могло бы уловить затаенные обертоны грусти в ее звонком и чистом голосе, но Саня слишком был занят собственными проблемами. Когда в сплошном потоке слов проскользнули короткие бреши он перевел разговор на профессиональные темы. Терпеливо выслушав жалобы на грабителей почтовиков и жмотов рекламодателей – беды у всех были общие – осторожно спросил про конструктора, вскользь заметив, что срочно и позарез нужны координаты. Лида оказалась не в курсе, но обещала разузнать.

Положив трубку, он с раскаянием подумал, что хотя бы из вежливости следовало назначать встречу. Но, как нарочно, муж его новой подруги отбыл в зарубежную командировку, и впереди маячила целая череда безмятежных дней и ночей. Такого с ним еще не было. Быстро воспламеняясь, он так же скоро остывал, но ненасытный омут этих тайных свиданий только распалял жажду. На плаву удерживала лишь работа. Не столько газета как таковая, с ее лихорадочной текучкой, сколько внутренний и всегда такой благодатный отклик на все, что связано с печатным словом. Ибо Слово в его изначальном значении – и Бог, и миф, и мир. Впрочем, до таких глубин, доступных лишь философскому или истинно писательскому уму, Саня не добирался. Ему вполне хватало тех поверхностных знаний, которых в конечном счете требует мае-медиа. Журналист не только не обязан, но и не должен быть мудрее среднестатистического подписчика.

Сане не пришлось выбирать профессию, она сама избрала его. В школе, пионерлагере, на факультете – везде он был бессменным редактором стенгазет. В «КС» пришел еще студентом, да так там и остался, пройдя весь путь от нештатного корреспондента до члена редакционной коллегии. Не бог весть какая карьера, но он и не стремился выше. Ни должности, ни награды, ни титулы не могут заменить журналисту единственного отличия – имени. Достаточно того, что Александра Лазо причисляли к первой десятке, хотя достойных соперников у него было только двое: в «Известиях» и «Сегодня». Всякий раз, приступая к горячей теме, Саня невольно думал о том, как бы каждый из них выстроил композицию, какие нашел сравнения, как надавил на болевые точки власть предержащих. Если удастся найти контакт, он постарается превзойти себя. Выдаст такой фитиль, что чертям тошно станет.

Предвкушая грядущее торжество, Саня мысленно возвратился к Лиде и вновь ощутил едкую кислоту запоздалого стыда. Она не только нашла нужного человека, но и сама договорилась о встрече! А он даже поблагодарить, как следует, не сумел, свинтус… Почти как в анекдоте: она ему: «Поженимся?» – а он в ответ: «Созвонимся». Слова вроде другие, но подтекст почти тот же.

Ее звонок, как потом выяснилось, не первый за день, Саня услышал еще на площадке, когда отпирал дверь. Влетев в кухню, он больно ушиб плечо об угол холодильника и свалил на пол телефон. К счастью, внутренности не пострадали, хотя от пластмассы откололся солидный кусок. В какой-то мере это было знаком судьбы. Массивный аппарат, купленный женой, теперь уже бывшей, был единственной вещью, которую она почему-то не пожелала забрать. Казалось бы, под старину и под мрамор, впандан с обстановкой, что она вывезла, вплоть до торшеров и ламп. Словом, трещина, расколовшая корпус, оказалась чуть ли не символической.

Провозившись далеко за полночь, когда густую синь за окном разбавило белесой мутью, Саня незаметно впал в дрему – как был, в рубашке и джинсах, на пролежанном старом диване, которым снабдил его сердобольный сосед.

Убогое ложе, казалось, еще хранило стойкий тревожный запах Лориных духов. Как же он мандражировал, когда впервые привел ее в эту пустую комнату с теневыми квадратами от картин на выгоревших обоях. Но она и здесь оказалась на высоте, эта дивная женщина в изысканном туалете от Сен-Лорана. Сбросив платье и не щадя маникюра, вымыла полы, протерла окна и даже вычистила Санины парадные туфли. И все быстро, сноровисто, словно каждый день занималась самой черной работой. Это выглядело тем более удивительно, что в ее особняке, на седьмом километре от Кольцевой, не ощущалось недостатка в прислуге. Упарившись, более от жары, нежели с непривычки, Лора, ничуть не смущаясь, стянула с себя тончайшие трусики, оставившие на пышных бедрах розовый след, и побежала под душ.

«Тебе нужно особое приглашение?» – окликнула, пустив воду на полную мощь.

Аромат «пуазона», навеяв томительные воспоминания, незаметно просочился в сон. Уже в забытьи Саня ощутил волнующую близость женщины, разметавшейся где-то под самым боком. Полный желания, он потянулся ищущими руками, которые тут же уперлись в обшарпанную кожу дивана.

Он с трудом перевел дыхание и разлепил глаза. Разворошенное гнездо заливал ослепительный жар. День обещал быть таким же изнурительно знойным, как и все предыдущие.

Пора было вострить лыжи. На дорогу по приблизительной прикидке понадобится не меньше часа – тридцать пять минут только на метро. Утрата «жигуленка» шестой модели, отошедшего вместе с дачным участком жене, существенно сузила Санину деловую активность. Он знал, что может легко сорвать несколько тысяч зеленых на скрытой рекламе, но пока брезговал.

Засекреченный конструктор обретался на Нижней Масловке, в бывшем цековском доме из желтого кирпича. Двухкомнатная квартира с высоким потолком, просторным холлом и всяческими подсобными помещениями производила впечатление гостиничного люкса средней руки. Темная лакированная мебель, обилие хрусталя, ковры машинной выделки – ничего примечательного. Разве что развешанные по стенам поделки из корней и капа – хобби, как легко догадаться, хозяина, самого Петра Николаевича.

На вид ему было за пятьдесят. Невысокий, но крепкого сложения, он встретил гостя радушной улыбкой и сразу же предложил чаю.

Взглянув на натертые до блеска полы, Лазо сделал движение разуться, но хозяин остановил его небрежным взмахом руки.

– Не затрудняйтесь… У меня особое покрытие: дунешь – и нет. Никакая грязь не пристанет.

– Такое бы, да для внутреннего употребления, – пошутил Саня.

– Не понял?

– Я душу имею в виду.

– Душа – штука нематериальная. Я, знаете ли, в атеистическом духе воспитан и не собираюсь менять убеждения. Глянешь на вчерашнего бойца идеологического фронта, как он с постной рожей держит свечу, так с души воротит.

– Вот вам и нематериальное понятие, – улыбнулся Саня.

– Что?.. Вы совершенно правы! – Петр Николаевич рассмеялся. – Слова, слова… Однако присаживайтесь. Будете записывать на магнитофон?

– Если не возражаете, – Саня включил диктофон с миниатюрной двухчасовой кассетой.

– Ничего не имею против. Мои условия знаете?

– Знаю.

Единственным условием была полная анонимность. Поэтому Лазо не стал выяснять ни подлинного имени, ни отчества и уж тем более не поинтересовался фамилией. Пусть будет Петр Николаевич. Главное – нарыть побольше фактов.

– Взгляните, – развернув газету, он показал иллюстрацию к очерку, – тот самый?

– Как две капли воды. Могу продемонстрировать и свой собственный… Из той же партии.

– Интересно.

Петр Николаевич принес точную копию кейса, запечатленного на снимке. Та же фирма и пластинка на том же месте, только без номера.

– Раскрыть нельзя?

– Сделайте одолжение, – отщелкнув боковые замки, Петр Николаевич распахнул крышку. Внутри оказался портативный ноут-бук с крохотным экраном и выдвижной клавиатурой, тестер и набор инструментов для тонкой электроники. – Вы ожидали чего-то иного, не так ли?

Саня отрицательно покачал головой.

– Я не ожидал, – подчеркнуто выделил он, – что ядерная кнопка страны может оказаться в таком чемодане… Почему именно «Самсонит», Петр Николаевич? Не нашлось подходящей упаковки отечественного производства?

– Представьте себе, не нашлось…

– А этот подошел по параметрам? Самый лучший из всех?

– Не знаю… Надо спросить у того, кто производил оптовые закупки Не исключено, что ему просто дали на лапу. Лично меня параметры устраивают: вес, толщина, прочность. Мы проверили вместе с ведущим конструктором.

– И наборный замок на три цифры?

– Честно говоря, он вообще не нужен. В принципе эта штука никак не может попасть в чужие руки.

– Но ведь попала же!.. Например, в Форосе.

– То дело темное. Притом следует учесть, что министр обороны располагал точно таким же пультом. Для чего им еще один, так называемым мятежникам? Разве что ублажить Янаева, который не просыхал с комсомольской юности?

– Вы случайно не смотрели вчера вечером «Времечко»?

– «Время» по старой памяти иногда включаю, на «Времечко» времечка нет, – довольный каламбуром генеральный конструктор лукаво прищурился.

– Значит вы не знаете об инциденте на станции метро Театральная?

– Знаю, но из другого источника.

– Какого, если не секрет.

– Секрет.

– Понятно… И что вы думаете по этому поводу?

– Очередная чушь. Враки!

– Вас не затруднит пробежать глазами этот материал? – Лазо вновь подсунул свой очерк.

Петр Николаевич взял газету, надел очки и действительно за несколько минут пробежал все шесть полных колонок. Он либо читал с пятого на десятое, либо владел навыками быстрого чтения. Саня подозревал, что технарям оно дается много легче, чем гуманитариям.

– Это вы написали? – спросил Петр Николаевич, сдвинув очки на изборожденный морщинами лоб.

– С вашего позволения.

– И видели собственными глазами?

– Почти с самого начала и до конца… Пока не попросили.

– Все действительно так и было? – конструктор аккуратно сложил газету по складочкам. – Ничего не преувеличили ради красного словца?

– Скорее пригладил, ради приличия.

– «Провокация!» – вопил тощий чекист, похожий на раблезианского Панурга», – Петр Николаевич процитировал слово в слово. – И это не выдумали?

– Чистый факт.

– Что ж, поздравляю… А от меня вы чего ждете?

– Ваше мнение. Я имею в виду не репортаж, а ядерный чемоданчик.

– Ваш Панург абсолютно прав: провокация. И вы сами это отлично понимаете, но почему-то упорно подталкиваете читателя к мысли, что нет дыма без огня, даже запугиваете. Зачем вам это?

Лазо отдал должное своему критику, мысленно отметив его высокий с залысинами лоб и умные, с затаенной насмешкой глаза, хотя не собирался описывать внешность. По крайней мере в этой статье.

– Видите ли, Петр Николаевич, не все так однозначно, как кажется с первого взгляда. Наше милое правительство преподнесло нам столько сюрпризов, что волосы встают дыбом. Поэтому всякое может случиться. Вы понимаете? Я не хочу, чтобы в один прекрасный день все мы стали заложниками очередного политического негодяя или террориста… Представьте себе, например, что ядерный пульт попал в руки, скажем, думского депутата, одного из наиболее одиозных – на ваш выбор…

– Ну и?

– Вас это не пугает?

– Ничуть. Еще один скандал, свара в парламенте, и статья вроде вашей. На том и закончится.

– Вы шутите?

– Ничуть. Что он станет делать с чемоданом, Муссолини турецкий? Развяжет атомную войну?

– По крайней мере сможет этим шантажировать.

– Вам бы следовало помнить, как сразу после Фороса один умный человек сказал, что этим чемоданом можно гвозди забивать. Он всего лишь деталь в сложной и разветвленной схеме, созданной на случай внезапного ядерного нападения. Именно внезапного, когда для ответа остаются буквально минуты. Только в этом случае сигнал в конечном счете подается на чемодан.

– Как понимать: в конечном счете?

– Я же говорю, что чемодан является только частью огромной и мощной системы. Маковкой айсберга, если угодно. Он постоянно находится на связи, но ввести его в боевой режим можно только в том случае, если получен сигнал о нападении.

– Значит ли это, что без этого сигнала никто не сможет отдать приказ о пуске? Ни террорист, ни министр обороны?

– Ни сам Президент, – досказал Петр Николаевич. – Это я и пытался вам втолковать. Все завязано на систему предупреждения.

– А превентивный или, как раньше говорили, упреждающий удар?

– Если войну готовят загодя, то нет нужды в переносном пульте. Так называемую кнопку сподручней нажать из подземного бункера или вообще из любого места, где в данный момент находится первое лицо.

– Кремлевский кабинет? Дача?

– Кабинеты, – как бы вскользь уточнил конструктор. – Квартиры и дачи.

– Выходит, он не так уж и нужен, чемоданчик? Отчего же тогда такой ажиотаж? Помните последние дни нашего Союза? Горбачев многозначительно напоминает, что чемодан пока у него, а Ельцин…

– «Чемодан я заберу», – усмехнулся Петр Николаевич. – Я-то помню, но об этом вам лучше у них спросить.

– Почему?

– Да потому, что вы, журналисты, распространяете мифы, внедряете их в общественное сознание. Главам государств поэтому ничего другого не остается, как, простите, играть на публику… Но я вам ничего не говорил, лучше сотрите…

Лазо незамедлительно нажал кнопку и, отмотав пленку назад, включил на прослушивание.

– Порядок, – одобрил Петр Николаевич.

– Хорошо бы немного развить эту тему… Без записи. Кто кого мистифицирует? Правительство – народ или народ – правительство?

– Я бы не ставил так вопрос. Мистический элемент вносят телевидение, пресса. Отсюда и ажиотаж. Совершенно ясно, что система предупреждения должна в конечном счете замыкаться на главу государства. Для этого вовсе не нужен чемодан или еще какой-то особый пульт. Приказ можно отдать и по телефону правительственной связи. Но так уж повелось с легкой руки американцев. Думаю, это было верное решение. Чемодан в глазах людей стал не только символом высшей власти, но и своего рода гарантией безопасности.

– Все видят, что Президент денно и нощно пребывает на страже?

– Так оно и есть. Не понимаю вашей иронии. Боевой режим может быть установлен в считанные секунды. Для этого и существует оператор, который всюду сопровождает верховного главнокомандующего.

– И в туалет?

– Не надо утрировать.

– В старину это называли «куда царь пешком ходит»… Оператор действительно спит рядом с президентом?

– Смею заверить, что все обставлено надлежащим образом, то есть разумно и без излишних неудобств.

– Но он по крайней мере едет с ним в одной машине?

– Я бы сказал так: летит в одном самолете. Лимузин, в котором находится офицер-оператор, оборудован специальным устройством.

– Офицер?

– Не ниже полковника.

– Наши ракеты действительно никуда не нацелены?

– Об этом я знаю не больше вашего. Полагаю, что так.

– Какой же смысл в ядерной кнопке?

– Ввести зашифрованные координаты можно за несколько секунд. Для этого и существует пульт. Офицер-оператор – не просто бессловесный носильщик. Помимо прочего, он единственный, кто должен помочь хозяину мгновенно сориентироваться в хозяйстве. Ведь в критическую минуту легко растеряться, забыть… Вы только представьте себе, какая тяжкая ноша обрушивается на человека, какой стресс он должен испытывать!

– А оператор – не человек? Часть машины?

– Понимаю, на что намекаете… Как и у нас с вами, его организм отвечает на стрессовую ситуацию адреналином, но это натренированный организм. До автоматизма, если хотите. Сбоя быть не должно.

– Представляю себе Леонида Ильича в последние годы. Прелестная картинка: он и оператор… Тогда, если не ошибаюсь, резерв времени составлял всего семь минут?

– В этом не ошибаетесь.

– В чем же тогда?

– Во-первых, вы неверно написали, что система начала разрабатываться еще при Хрущеве.

– Досадно. Учту на будущее. Выходит, при Брежневе?

– Брежнев так и не дожил до завершения. Окончательно она вошла в строй при Андропове, но Юрий Владимирович уже был прикован к искусственной почке. Не до чемодана… Про Черненко и говорить не приходится.

– Получается, что первым полноправным хозяином стал Михаил Сергеевич?.. Тогда вернемся к инциденту в Форосе. Вы полагаете, что чемодан никуда не исчезал?

– Его просто отключили от системы. Не понимаю только, зачем. Чтобы лишить связи с войсками, внешним миром вообще? Но чемодан для этого и не предназначен. Выходит, одно из двух: либо хотели ударить по самолюбию Президента, либо вообще не ведали, что творят. Некомпетентность – профессиональная болезнь нашей номенклатуры.

– Вас не смущает резкость оценок? Номенклатура никуда не ушла. Между прочим, лефортовские сидельцы тоже перекочевали в депутатские кресла.

– Мне ли бояться при моей-то зарплате? Найду себе занятие.

– Где вы работали до того, как сделались генеральным?

– В Главкосмосе.

– Космос тоже на ладан дышит.

– Справится. Куда нам без него?

– Лично у меня создалось впечатление, что номенклатура может обойтись без всего: без науки, искусства, литературы, даже без народа.

– Последнее как раз не выйдет, а посему рано или поздно наладится.

– Если фашисты не придут. Наш чиновник ко всему приспособится: и к церковной свечке, и к свастике… У меня такой к вам вопрос, Петр Николаевич. – Лазо мельком заглянул в блокнот. – Даже в современных бытовых приборах предусмотрена защита от дурака. Разве нельзя было снабдить чемодан какой-нибудь блокировкой на тот случай, если он попадет в чужие руки?

– Кто вам сказал, что нельзя?

– Значит, есть такая штуковина?

– Все предусмотрено.

– А самопроизвольно ничего сработать не может?

– Ни в коем случае.

– Превосходно! Давайте тогда подытожим… Если все обстоит так, как вы говорите, кому и зачем могла понадобиться скандальная инсценировка в метро?

– Это уж ваша забота – гадать на кофейной гуще.

– Не очень-то вы благосклонны к моему ремеслу.

– Так я не о вас, а вообще… Вы мне скорее нравитесь. Не пойму только, как умудряется ваше начальство совмещать безграничную демократию с монархизмом.

– На то и демократия, – ухмыльнулся Саня, понимая, куда направлен удар. – Редактор у нас – человек многогранный, политик, – не стал он вилять. – Лично я подобных симпатий не разделяю. Самое страшное заключается в том, что при нашей беспринципности возможно решительно все. Мы рождены, чтоб Кафку сделать былью. Право слово… Я вовсе не намерен гадать на кофейной гуще, или, скажем, на бобах. По моему глубокому убеждению, на Театральной была проведена осмысленная и точно нацеленная акция. Иначе как прелюдией к государственному перевороту ее не назовешь. Вот увидите, как отреагируют массы.

– И как же?

– Вопреки всем опровержениям, которые наверняка последуют, большинство останется в полной уверенности, что это действительно был чемодан номер один.

– Чему вы и поспособствовали.

– Еще не вечер. Последнее слово не сказано. Пока лишь я хотел помешать нашим бдительным, органам спустить дело на тормозах, смазать. Люди должны знать, что это не проделка шутника, а действительно провокация, но направленная лично против Президента. Если бы еще и он сам понял…

– Информация дозируется, – уловив недосказанное, кивнул Петр Николаевич.

– Поэтому и нужен увесистый удар по затылку, чтобы уши прочистило.

– Кому?

– Я про аппарат говорю, окружение… Не знаю пока, откуда ноги растут, но почти уверен, что без пособничества сверху не обошлось.

– Откуда ноги растут, известно, – нарочито двусмысленно заметил Петр Николаевич, – но я бы на вашем месте поинтересовался руками. Они могут оказаться длинными и не пустыми. Не страшно?

– Страшно, – с готовностью признал Саня. – А что делать?

– Однажды ваша газета, кажется, уже пострадала?

– Не однажды.

– Что ж, желаю удачи.

– Сколько всего таких чемоданчиков?

– Несколько штук. На случай поломки, но больше про запас. Электроника тоже стареет… Все, между прочим, на месте. Не питайте иллюзий.

– И не думаю, – Саня закрыл блокнот, дав понять, что вопросы исчерпаны. – А сколько действующих? Как раньше – три, или начальнику Генштаба нынче не положено?

– Вам-то зачем знать? Не в ту сторону смотрите, право.

– Как знать, Петр Николаевич, как знать… Ну, спасибо вам за терпение и откровенность. От чистого сердца говорю. А гранки, как условились, подошлю. Никаких ссылок на вас не будет.

– Иногда и намека достаточно. В позапрошлом году одна газетенка наделала шухеру. Началось с бюджета Минобороны, а докопались до дачи начальника Генерального штаба, где был смонтирован узел связи для системы «Казбек». Казалось бы, на том можно и успокоиться, так нет же – выболтали название. Многие тогда пострадали.

– Даю слово, что соглашусь со всем, что вы сочтете необходимым вычеркнуть.

– Надеюсь, не придется. Я, понимаете ли, привык учитывать все стадии. Когда до гранок доходит, пиши пропало – кто-нибудь непременно сболтнет.

– В принципе возможно, что и этот наш разговор уже кем-то записан.

– В самом деле? Ну, я весь дрожу! Жаль, что поздно предупредили.

Саня вновь подивился, как преображает улыбка даже самые ординарные лица.

– Еще раз благодарю, – он выключил диктофон, вынул кассету и положил ее на край стола. – На всякий пожарный случай. Память меня пока не подводила. Было приятно и лестно познакомиться с вами.

« Мне тоже, Александр Андреевич. Если надумаете выступить на телевидении, дайте знать: хочу поглядеть.