Текст книги "Кардинал Ришелье и становление Франции"

Автор книги: Энтони Леви

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц)

Эта трудность усугублялась религиозной проблемой. К северу от сравнительно богатой католической Вальтеллины лежал относительно бедный, гористый и воинствующе протестантский Граубюнден – конфедерация трех лиг, образовавших союз. По ряду сложных исторических причин эта конфедерация претендовала на господство над Вальтеллиной, к которой гризонские лиги и испанцы имели прямой доступ, равно как и венецианцы, которым с запада и севера угрожали габсбургские войска, а на востоке опасность исходила с Далматинского побережья. При Генрихе IV, в 1602 г., Франция договорилась с гризонами о свободном – за солидную плату – проходе французских войск через четыре основных альпийских перевала, ведущих к Вальтеллине. Конфликт политических интересов Испании, с одной стороны, и Франции, Савойи и Венеции – с другой, осложнялся столкновением религиозных принципов, неизбежным в союзе католической Франции и протестантских гризонских лиг.

Венеция путем подкупа добилась аналогичного договора с гризонами в 1603 г., тем самым побудив испанского губернатора Милана, Фуэнтеса, закрыть дорогу из Милана в Граубюнден и возвести большую крепость в устье Адды. Перекрытие поставок соли и зерна было катастрофой как для Ломбардии, так и для гризонских лиг, внутри которых периодически вспыхивали конфликты между партиями сторонников Испании, с одной стороны, и Франции и Венеции – с другой. В 1617 г. гризоны, которым угрожал голод, если они не разрешат испанцам проход через перевалы в Тироль и на верхний Рейн, нанесли ответный удар, начав протестантскую миссионерскую кампанию в Вальтеллине. Это, в свою очередь, спровоцировало убийство католиками, которых вооружили испанцы, около четырехсот протестантов.

К октябрю испанцы сами вторглись на территорию Вальтеллины и стали возводить новые крепости, в том числе две в долине – у Морбенго и Сондрио, – и одну у Рива, преграждавшую путь на север, к Кьявенне и перевалу Шплюген. Месяц спустя, на первом этапе Тридцатилетней войны, войска курфюрста Пфальцского, который был избран королем Богемии, были разбиты у Белой Горы близ Праги, в результате чего Габсбурги получили господство над течением Рейна. Контроль над Вальтеллиной и перевалами, к которым она давала доступ, стал для них еще более важным.

По Мадридскому договору от 26 апреля 1621 г., Вальтеллина была возвращена гризонам, при этом протестантам гарантировалось разрешение исповедовать свою веру. Но неудовлетворенность всех сторон привела к дальнейшим военным действиям и к установлению испано-австрийского контроля во всем этом регионе – Вальтеллине и Граубюндене, – узаконенного договором в Линдау в сентябре 1622 г. Шестью неделями позже, 19 октября, в Монпелье был подписан мир между французским королем и гугенотами, к которому политическая Католическая партия отнеслась как к предательству. Королевский совет теперь мог переключить свое внимание с антигугенотских кампаний Людовика на угрозу со стороны Габсбургов.

Ришелье, теперь уже с уверенностью проводивший свои идеи через Марию Медичи, настаивал на использовании всех дипломатических средств для возобновления действия Мадридского соглашения. В 1623 г. и Ришелье, и Мария Медичи приняли участие в переговорах, которые закончились подписанием Парижского договора от 7 февраля. Он обязывал Францию, Савойю и Венецию направить свои усилия на завоевание крепостей в Вальтеллине и освобождение Граубюндена. Спустя неделю испанский министр Оливарес согласился при поддержке Франции передать крепости Вальтеллины папским войскам, которым было велено предоставлять свободный проход всем. Был установлен четырехмесячный срок оккупации, после чего крепости должны были быть разрушены до основания.

Григорий XV умер в июле 1623 г., а Урбана VIII убедили задержать свои войска в Вальтеллине, хотя его возмущали расходы на их содержание и он сократил размер гарнизонов до минимума. Ришелье воспринял решение папы обеспечить испанцам свободный проход через Вальтеллину как опасное предательство, и Ла Вьевиль отправил маркиза де Кевра, брата Габриель д’Эстре, собрать армию из швейцарских наемников для того, чтобы оккупировать долину. К концу 1624 г. де Кевр с помощью венецианских осадных орудий захватил Вальтеллину и все крепости, кроме двух. Чтобы сгладить публичное унижение, причиненное папе этими действиями, Ришелье позволил папским войскам отступить с достоинством, а де Кевр договорился о предоставлении Вальтеллине в обмен на денежную компенсацию права творить собственный гражданский и уголовный суд и не допускать отправления протестантского вероисповедания, тем самым развеяв иллюзии гризонов.

Ришелье удалось бы с успехом осуществить свою политику достижения полного контроля над Вальтеллиной и горными перевалами, если бы в январе 1625 г. французские гугеноты под руководством де Субиза и при финансовой поддержке со стороны испанцев не возобновили гражданскую войну во Франции, захватив бретонский порт Бларе и стоявшие в нем королевские суда. Переговоры, касающиеся Вальтеллины, отныне можно было вести исключительно дипломатическими средствами, поскольку Ришелье направил по-прежнему ограниченные французские финансовые и военные ресурсы на устранение новой угрозы единству Франции. Обстоятельства опять принуждали его реагировать на сиюминутную настоятельную потребность, в то время как сам он предпочел бы следовать более масштабной долговременной стратегии.

Именно в этот момент отец Жозеф был направлен в Рим, но не преуспел в достижении соглашения. Летом 1625 г. Урбан VIII послал своего племянника, кардинала Франческо Барберини, на три месяца в Париж в качестве легата, для того чтобы тот доказал, что папа всерьез отказывается подчинить католическую Вальтеллину Граубюндену и настаивает на том, чтобы Франция отказалась от своих обещаний гризонам, поскольку католический суверен может не выполнять своих обязательств перед еретиками.

Людовик XIII в течение всех переговоров по поводу Вальтеллины был настроен более воинственно, чем Ришелье, который позже говорил, что никогда не чувствовал себя ближе к смерти, чем во время визита папского легата в Париж. Вопреки недюжинным стараниям множества памфлетистов показать, насколько французская политика совместима с верностью католицизму, Ришелье чувствовал, что наступил решающий момент его политической карьеры: на него одновременно навалились груз королевского доверия, ощущение все увеличивающегося разрыва между его собственным политическим мышлением и взглядами Марии Медичи, уходящими корнями в политический католицизм – наследие представлений, сформированных под влиянием Лиги, – и бремя необходимости решить, стоит ли доводить отстаивание интересов Франции до вооруженного конфликта с папой. Раньше он озвучивал свои идеи голосом Марии Медичи. Отныне и впредь он будет аналогичным образом строить свои отношения с королем, тщательно следуя его инструкциям при исполнении политических решений, которые он сам же инициировал. Людовик был более склонен отстаивать свою независимость, нежели когда-то его мать, и бывали случаи, когда Ришелье не удавалось усмирить взрыв королевского гнева.

И Берюль, и отец Жозеф оспаривали позицию Ришелье перед королем, но безрезультатно. В конце концов после серьезных аргументов, которые представил совету Марийак, Ришелье был вынужден несколько отступить перед происпанской фракцией и начать в мае 1626 г. обсуждение условий Монсонского договора, который лишь номинально возвращал гризонским лигам Вальтеллину, провозглашая католицизм единственной религией на ее территории, и с большим трудом сохранял за Францией монопольное право доступа к альпийским перевалам. Уступка испанцам прав пользования этими перевалами повредила бы также голландцам, которые сами противостояли господству Габсбургов и на которых в тот момент рассчитывал Ришелье, надеясь занять у них корабли, требовавшиеся для покорения гугенотов. Однако союзники Франции, в том числе голландцы, были немало возмущены условиями договора, и он был недостаточно радикален, для того чтобы умиротворить внутреннюю оппозицию, представленную фракцией политических католиков.

В Испании пост, соответствовавший позиции Ришелье, занимал Гаспар де Гусман, герцог де Оливарес (1587–1645), бывший почти одного возраста с Ришелье. В течение двадцати двух лет он был первым министром при Филиппе IV, который был на восемнадцать лет моложе Оливареса. Оливарес относился к Филиппу одновременно как подчиненный и как наставник, что во многом напоминало отношения Ришелье и Людовика XIII.[125]125
  Как и Ришелье, Оливарес постепенно прибирал к рукам неограниченную власть еще до того, как был назначен на пост, дававший ему такие полномочия. С 1623 г., когда Оливаресу исполнилось 33, а Филиппу – 18, Оливарес уже эффективно действовал как главный министр Филиппа IV. Об отношениях между Ришелье и Оливаресом и об удивительном сходстве их биографий см.: Auguste Leman. Richelieu et Olivarès. Lille, 1938; J.H. Elliot. Richelieu and Olivares. Cambridge, 1984.


[Закрыть] Оливаресу нужен был мир, для того чтобы переключить свое внимание на укрепление позиций Испании в Нидерландах и пфальцграфстве, и на этот момент он мог пренебречь вопросом о перевалах.

Ришелье, для которого этот договор был мерилом дипломатического успеха, шел на экстраординарные меры, для того чтобы держать переговоры в тайне от Венеции и Савойи. Он подвергал их безопасность огромному риску нападения со стороны Габсбургов, до тех пор пока не смог поставить их перед свершившимся фактом, в свое оправдание сославшись на государственные соображения. Французский посол в Мадриде должен был взять на себя персональную ответственность за содержание договора и в случае провала попытки добиться для Франции монопольных прав в Вальтеллине вернуться домой и позаботиться о том, чтобы в Мадриде не осталось никаких документов, касавшихся этих переговоров, поскольку они могли бы послужить свидетельством того, что французский король действовал за спиной своих союзников.[126]126
  О переговорах по поводу Монсонского договора см.: A.D. Lublinskaya. French Absolutism: the Crucial Phase 1620–1629. Tr. Brian Pearce. Cambridge, 1968. P. 277–281. При написании этой книги использованы ранее не публиковавшиеся письма, радикально отличающиеся от известных свидетельств об этих переговорах.


[Закрыть]

Восстание, поднятое братом де Рогана Бенжаменом де Субизом в январе 1625 г., в конечном счете привело к осаде Ла-Рошели. Оно было поддержано только самыми воинственными гугенотами и может считаться началом финальной стадии религиозных войн, в свое время приведших на трон Генриха IV. Мирный договор, подписанный в Монпелье в 1622 г., почти не соблюдался, и напряженность вылилась во вспышки возмущения в ряде городов. Ришелье последовательно призывал к сдержанности и недопущению гражданской войны, но действия де Субиза в конце концов убедили его в том, что сопротивление гугенотов необходимо сломить силой.

Де Субиз хотел совершить ложный маневр, для того чтобы отвлечь испанцев от осады голландцев в Бреде, и захватил город Сабль-д’Олонн на западном побережье с гаванью Бларе. В гавани стояли шесть галеонов, включая чудесный восьмипушечный «Vierge», построенный в Голландии для герцога Неверского, который вместе с отцом Жозефом собирался предпринять крестовый поход для освобождения христиан из турецкого плена. 18 октября 1625 г. десять кораблей де Субиза бросили якоря рядом с этими галеонами и той же ночью захватили их. Герцог де Роган снова поднял восстание в Лангедоке, а граждане Ла-Рошели присоединились к де Субизу, который занял острова Ре и Олерон неподалеку от крепости.

В начале июня, всего за несколько недель до своего ареста, Ла Вьевиль заключил договор с голландцами, выплатив им 2 200 000 ливров, необходимые для продолжение войны с Испанией, в обмен на двадцать военных кораблей, переданных в распоряжение французов. Но теперь голландцы обнаружили, что поставляют оружие, с помощью которого Ришелье борется против их единоверцев. Они не хотели открывать огонь по флоту де Субиза, до тех пор пока тот не начал применять против них брандеры. Англичане, поддержавшие нападение французов на испанские войска в Генуе, не хотели отвлекать свои силы для атаки на гугенотов и объяснили свой отказ религиозными мотивами. Но Монморанси смог собрать достаточно большой флот, для того чтобы одержать победу над Субизом у острова Ре и преследовать остатки его флота до Фалмута. Карл I пытался принудить французов соблюдать договор, подписанный в Монпелье, отозвав своего посла из Парижа и отослав обратно большую часть французского окружения Генриетты Марии.

Тем не менее Ришелье, которого и самого беспокоили противоречивость политики, требовавшей от него подавления гугенотов во Франции и в то же время поддержки протестантов в их борьбе против Испании в Объединенных провинциях, был вынужден действовать осторожно еще и из-за происпанской католической партии во Франции. Его меморандумы королю в начале сентября свидетельствуют о том, насколько хорошо он осознавал нарастание противостояния, а заседание совета в Фонтенбло 29 сентября 1625 г. продемонстрировало, что Мария Медичи сочувствовала этой оппозиции до такой степени, что даже защищала позицию отъезжающего в Рим папского легата Франческо Барберини, племянника папы, присланного для того, чтобы убедить французов отказаться от Граубюндена и гарантировать испанцам право прохода через Вальтеллину.

Ришелье одержал победу благодаря казуистическому доводу, выдвинутому кардиналом Ла Валеттом, которого заверили в Риме в том, что подданные обязаны подчиняться своим правителям, из чего следовало, что испанцы просто используют религию как предлог, для того чтобы оправдать свое противодействие возвращению Вальтеллины под контроль гризонов. Действительно, что Оливарес не менее охотно, чем Ришелье, поддерживал военные действия протестантов в тех случаях, когда видел, что из этого можно извлечь политическую выгоду. Последовала памфлетная атака на политику Ришелье – еще один виток давно начавшегося противостояния, – целью которой было доказать, что духовная верховная власть может объявить недействительной власть земного правителя. Для сочинителей, поддерживавших Ришелье, ответ на эти обвинения представлял собой более легкую задачу.[127]127
  Среди памфлетов конца 1625 г. с нападками на Ришелье были Mysteria politico и Admonitio ad regem Ludovicum. В число тех, кто был на стороне Ришелье, входили Фанкан, отец Жозеф и иезуит отец Сирмон. Анонимный Le Catholique d’Etat приводил доводы в пользу легитимности политических союзов, которые не считаются с религиозными границами, – мнение, уже ясно высказанное в Instructions de М. de Schomberg, предназначенных для немецкого посольства Шомбера и датированных 29 декабря 1616 г. Они были составлены Ришелье и подписаны Людовиком XIII (Avenel. Lettres. Vol. 2. Paris, 1853. P. 208–235) и недвусмысленно утверждали, что религиозные различия не должны мешать политическим союзам.


[Закрыть] 5 февраля 1626 г. Ришелье заключил мир с гугенотами, вернул Рогана и Субиза из опалы и позволил Ла-Рошели сохранить свои привилегии в отношении протестантского вероисповедания.

Бассомпьер, бывший посол в Испании и Швейцарской федерации, а 29 августа 1622 г. произведенный в маршалы, летом 1626 г. был направлен в Англию, где на время сгладил ситуацию. Однако в ноябре того же года д’Эпернон захватил в Бордо английский флот с годовым запасом кларета на борту, спровоцировав ответный выпад Англии, приказавшей арестовать все французские корабли, многие из которых были захвачены на Ла-Манше. Карл I готовился к более масштабным военным действиям, которые начались в 1627 г., когда де Субиз и Бекингем прибыли к Ла-Рошели и высадили войска на остров Ре.

Тем временем Ришелье к концу 1625 г. составил обширные планы административных реформ во Франции, активно консультируясь с французскими послами, купцами и финансовыми чиновниками и рассылая комиссаров для проверки состояния береговой обороны. Эта информация, большая часть которой попала в «Мемуары» и «Политическое завещание», оформлялась в виде постоянно проверяемых и редактируемых серий меморандумов, и многие рекомендации были проведены в жизнь еще до собрания нотаблей, которое Ришелье убедил короля созвать в декабре 1626 г.

В это время в планах Ришелье относительно административных реформ преобладали морские и торговые дела. Он сам сделал так, чтобы в январе 1626 г. его назначили генеральным суперинтендантом по торговле (Grand Maître et Surintendant Général de Commerce), добавив к названию должности еще и «по морским делам» (et de la Marine) в октябре того же года и сделав ненужными или излишними должности двух адмиралов Франции – Монморанси, осуществлявшего финансовое правосудие на западном побережье, и Гиза, обладавшего теми же правами в Провансе. По закону, изданному в Сен-Жермене в октябре 1626 г., создавался новый государственный департамент, занимавшийся делами торговли, судоходства и колоний независимо от парламентов, в ведении которых находились прибрежные районы.[128]128
  В эдикте 1626 г., изданном в Сен-Жермене, Ришелье именуется grand maître, chef et surintendant Général de la navigation et du commerce de France. Пост адмирала Франции был упразднен в январе 1627 г. вместе с должностью коннетабля; последний занимавший ее, обращенный в католичество гугенот Ледигьер, умер в сентябре предыдущего года. Сам Ришелье уверял, что если отдать под центральный контроль финансовые функции, с которыми сопряжена эта должность, это сэкономит деньги казны (Mémoires. Vol. 6. P. 297; Richard Bonney. The King’s Debts. Oxford, 1981. P. 132–133). Монморанси, который унаследовал или купил права на управление северным и западным побережьями, получил в качестве компенсации 1,2 млн ливров, выплачиваемые королевским казначейством в виде ежегодной ренты размером 96 000 ливров. Гиз сохранял свою должность до 1629 г. и оказывал поддержку мятежу 1630 г. в Эксе. В следующем году он покинул Францию. В 1635 г. Ришелье приобретет должность général des galères (командующий галерным флотом), которую через несколько лет пожалует своему племяннику Пон-Курле. О сложных способах обогащения Ришелье посредством торговых и морских должностей, которые сами по себе были неоплачиваемыми, см.: J. Bergin. Richelieu. Power and the Pursuit of Wealth. New Haven; London, 1985. P. 94–118. Упразднение должностей коннетабля и адмирала Франции естественным образом укрепило влияние самого Ришелье. В течение первых лет пребывания во власти Ришелье столь же неутомимо коллекционировал и губернаторства (Bergin. Op. cit. P. 80–94). Наиболее прибыльные церковные бенефиции у Ришелье появляются только после 1628 г. О концентрации власти в руках Ришелье см.: A.D. Lublinskaya. French Absolutism: the Crucial Phase 1620–1629. Cambridge, 1968. P. 287–289. Ришелье также создал восемь должностей inspecteurs-généraux des affaires de la marine, на которые назначил людей, заслуживших его доверие. Некоторые были владельцами должностей в провинциальных судах, и их назначение диктовалось стремлением ослабить парламенты.


[Закрыть]

В 1625 г. у французского правительства не было ни одного корабля, базировавшегося на Ла-Манше или в атлантических портах, оно имело только десять галеонов в Средиземном море. Однако все торговые суда были вооружены, поэтому разница между торговыми и военными кораблями была не велика, а китобойные суда, построенные в Сен-Мало, имели специально укрепленные корпуса, благодаря чему превратить их в военные корабли было особенно легко. Ришелье теперь активно поощрял создание торговых и военных флотилий, а также торговых компаний, таких как «Морбианское товарищество» (Compagnie des Cent Associés de Morbihan), образованное 31 марта 1626 г. четырьмя компаньонами-основателями и получившее монополию на торговлю с Восточной и Западной Индией, Канадой и Левантом. Не удивительно, что памфлетисты Ришелье были призваны к перу, для того чтобы оправдать вовлеченность прелата в торговую деятельность, обычно запрещенную для духовных лиц.

Тем временем парламентам удалось предотвратить создание других аналогичных компаний, чьи привилегии с неизбежностью ущемили бы их права, и создать трудности в регистрации Сен-Жерменского эдикта от октября 1626 г. Парижский парламент затягивал его утверждение до марта 1627 г., а парламенты Ренна и Руана – до апреля. Ренн зарегистрировал этот эдикт с существенными оговорками, а Бордо сделал это только в мае. Парламенты Экса и Тулузы не утвердили его вообще. Он не действовал на их территориях до 1631 г. Тем не менее к 1635 г. Франция имела три эскадры в северных морях, а также эскадру и двадцать галер в средиземном море.

Прежде чем собрание нотаблей одобрило этот проект, Ришелье разместил заказы на строительство восемнадцати больших кораблей в Нормандии и Бретани, а в начале 1627 г. заказал еще шесть из материалов, купленных в Голландии. Когда оказалось, что это слишком дорого, он попытался восстановить коммерческие отношения со Швецией и Данцигом, торгуя солью, вином, уксусом и спиртом в обмен на лес, пеньку и смолу. Франция также заказала постройку кораблей в Голландии – пяти в 1626 г. и двенадцати в 1627 г. При осаде Ла-Рошели в 1627–1628 гг. у Ришелье будет эскадра из тридцати пяти кораблей.

Самой насущной заботой в управлении Францией для Ришелье стало укрепление ее торговли, причину слабости которой он справедливо видел в недостатке морских ресурсов. Для того чтобы продвинуться дальше в деле радикальной реорганизации экономики и управления, планы которой он уже представлял себе вполне отчетливо, ему требовались полномочия, имеющие под собой более широкую базу, нежели та, которую предоставляли король и его государственный совет или даже чрезвычайный совет, собравшийся в 1625 г. Собрание нотаблей (Assemblée des notables), почти не отличавшееся по своим функциям от Большого совета, традиционно составляли важные чиновники, приглашаемые королем и не имеющие тех полномочий, какие были у депутатов Генеральных штатов. Такое же собрание созывалось в Руане в декабре 1617 г., для того чтобы обсудить выполнение требований, выдвинутых Генеральными штатами 1614–1615 гг.; Ришелье тогда находился в ссылке в Люсоне.

В 1626 г. приглашения от имени короля на Собрание нотаблей получили тринадцать лиц духовного сословия, тринадцать представителей высшего дворянства, включая брата короля Гастона, и двадцать девять владельцев высших государственных должностей. Королевы, несмотря на ее право присутствовать, на этой ассамблее не было, несомненно, вследствие той великой немилости, в которой она пребывала. Ришелье провел тщательную подготовку, собрав точную информацию о состоянии французской торговли, доступную его агентам в Мадриде, Брюсселе и Лондоне, а также известия о препонах, повсюду чинимых французской коммерции, взимаемых поборах и товарах, которыми заполоняют Францию иностранные купцы.

Собрание заседало в Тюильри со 2 декабря 1626 г. по 24 февраля 1627 г.[129]129
  См.: J. Petit. L’Assemblée des notables de 1626–1627. Paris, 1936.


[Закрыть] Ришелье, не привлекая особого внимания, с помощью Шомбера и Мишеля де Марийака, планировал ни больше ни меньше как бескомпромиссную и радикальную перестройку всей системы управления во Франции. Работой Собрания руководил маркиз д’Эффиа, придворный и дипломат, энергично поддерживавший Ришелье с 1624 г. Он стал интендантом торговли (intendant de commerce) в январе 1626 г. и суперинтендантом финансов – 9 июня того же года.[130]130
  О д’Эффиа, твердом стороннике Ришелье, который был назначен маршалом Франции 6 января 1631 г. и продолжал быть суперинтендантом до своей смерти в 1632 г., а также о работе Собрания нотаблей см. в особенности заключительную главу книги: A. D. Lublinskaya. French Absolutism: the Crucial Phase 1620–1629. Cambridge, 1968.


[Закрыть]

В повестке дня преобладали финансовые вопросы: экономическая ситуация в стране была близка к катастрофической из-за последствий недавних гражданских войн. Собрание обрушилось на финансистов и рекомендовало резко сократить королевские расходы, но тем не менее санкционировало постройку сорока пяти кораблей. Подробно разработанные предложения охватывали коммерцию, военно-морские силы, расходование средств, налоговую реформу и торговлю должностями, хотя последний предмет полностью выпал из окончательного меморандума из-за высокой цены, в которую он обошелся бы государственному казначейству. Основываясь на собственном проницательном анализе политической ситуации в Европе, Ришелье сформулировал предложение заключить союз с католической Баварией, отчасти потому, что это имело стратегический смысл, отчасти для того, чтобы парировать идеологические обвинения в союзах с протестантами и обеспечить противовес некоторому давлению, которое он испытывал в отношениях с Оливаресом.

Ришелье, который отнюдь не был равнодушен к страданиям простого народа, обосновал нежелательность повышения налогов. Собрание покорно одобрило его основные планы, для ратификации которых оно, собственно, и было созвано, и в то же время видимость того, что Ришелье и король нуждаются в совете нотаблей, была соблюдена. Планы Ришелье включали укрепление французской торговли, строительство каналов между Сеной, Луарой и Соной, выкуп заложенного королевского имущества и сокращение королевских расходов.

Если бы у Франции были шесть лет мира, о необходимости которых говорил в своей речи Ришелье, то со сбалансированным бюджетом и с крестьянами, освобожденными от непосильного бремени налогов, она смогла бы выйти из кризиса. Остались недовольными только члены парламентов, поскольку введение должностей интендантов, подотчетных непосредственно Ришелье, означало, что правительство сможет все больше игнорировать утвердившиеся полномочия провинциальных судов, в частности, потому, что вопросы финансового управления больше не будут требовать их регистрации. При всем своем жестком отношении к феодальной независимости грандов, чье подчинение королевской власти Ришелье считал обязательным, он не противостоял родовитому дворянству как классу. В действительности он оставался болезненно восприимчивым к вопросу своего происхождения и желал, чтобы его считали принадлежащим к нобилитету по праву рождения. Группой, чью власть Ришелье более всего мечтал урезать, были государственные чиновники.

Его уполномоченные – интенданты – не только представляли собой мощный инструмент осуществления предписываемых из центра административных и финансовых мер, но также значительно увеличивали быстроту и эффективность политической или военной реакции на угрозу смуты или финансовую необходимость. Такие вопросы, как поддержание дорог в хорошем состоянии, при Ришелье также были изъяты из ведения региональных органов сбора налогов – généralités – и переданы непосредственно чиновникам центрального аппарата королевства. Результатом стало улучшение дорожной сети, обеспечивавшей перевозку товаров, а с 1630 г. – и государственных почтовых и дилижансных служб, с регулируемыми тарифами и твердыми расписаниями.

Шестилетнего мирного периода не получилось, и стратегическое планирование Ришелье снова и снова подвергалось досадному давлению обстоятельств, неотложные нужды отодвигали практическое воплощение грандиозных замыслов. У него не было реальной возможности предложить широкомасштабные внутриполитические реформы, которые он замыслил. В их число входили создание четырех не зависящих друг от друга советов в помощь королю, распространение по всей территории Франции тех декретов Тридентского собора, которые не нарушали галликанских привилегий, запрещение перепродажи должностей и строгое наказание атеистов за нанесение гражданам оскорбления «богохульством». Ришелье, как и его предшественникам, приходилось прибегать к займам у финансистов. Тем не менее был издан ряд королевских эдиктов, касавшихся управления финансами, и в довершение всего в январе 1629 г. – «кодекс Мишо» (Code Michaud), черновую работу над которым в основном проделал Мишель де Марийак. Кодекс устанавливал более строгие условия для откупщиков, объявлял недействительными претензии на освобождение от налогообложения, основанные на купленных дворянских титулах, заметно усиливал финансовую отчетность и вводил более строгую проверку общественных трат.

Легко может сложиться обманчивое впечатление от медленного карьерного продвижения Ришелье с 1624 по 1626 г., когда он прибирал к своим рукам бразды правления, централизовывал власть, завоевывал доверие короля, от имени которого всегда действовал добросовестно и старательно, и благодаря созданию военно-морских сил и развитию торговли добился одобрения своей политики Собранием нотаблей. Может показаться, что первые два года Ришелье в качестве главного министра прошли если не в плавном осуществлении хорошо продуманной всеобъемлющей стратегии, то по меньшей мере в избегании главных ловушек, в которые, несомненно, попались бы менее основательные, менее информированные и менее хитроумные французские министры. На самом деле, радикальные реформы, которые рисовались искушенному политическому воображению Ришелье, ясность и четкость его взглядов, энергия, с которой он проводил их в жизнь, а также его отказ поддаваться давлению группировок и политических теорий, которые могли бы привести Францию к катастрофе, – все это вместе также чревато было серьезными опасностями. Кроме того, имела место и длинная череда политических ошибок – при устройстве английского брака, в Вальтеллине, в отношениях с гугенотами внутри Франции, а также с Испанией, Англией, папой и Соединенными провинциями.

25 апреля 1626 г. брат короля Гастон, герцог Анжуйский, достиг восемнадцатилетнего возраста. Он был любимцем матери, буйным, безалаберным и беспутным юношей, но имел большие амбиции и, как и его мать, занимал место в Королевском совете. Он также был предполагаемым наследником престола и достаточно взрослым, для того чтобы жениться. Казалось все более вероятным, что он сам может стать королем Франции. В этом же году Анне Австрийской исполнилось двадцать пять. Ее супружеские отношения с королем, какими бы ни были они раньше, после выкидыша 1622 г. практически прекратились. В начале 1626 г. надежды на мужского наследника по прямой линии казались весьма слабыми, и, соответственно, вопрос женитьбы Гастона приобретал политическую важность.

Если он остался бы холостяком, трон мог перейти – возможно, все-таки после правления Гастона – к Конде, которого называли «Monsieur le Prince» (Мсье Принц), или к его наследникам. Такая возможность была чревата политической нестабильностью и рядом непродуманных решений внутренних и внешних споров, которые могли разрушить все то, к чему Ришелье так усердно стремился, добиваясь независимости Франции от Испании. Гастон был достаточно честолюбив, для того чтобы захватить власть, но лишен какой-либо личной особенности, на которую можно было бы положиться как на добросовестное отношение Людовика XIII к своему призванию свыше в качестве богоизбранного правителя французского народа. С другой стороны, если бы Гастон женился и имел потомство мужского пола, смог бы Ришелье не только сохранить свое положение, но и принести клятву верности легкомысленному и вздорному монарху, влюбленному, главным образом, в собственное величие? Учитывая все эти соображения, Ришелье долго не решался высказаться в пользу брака Гастона.

Вскоре после рождения Гастона и за два года до собственной смерти Генрих IV выбрал в невесты Гастону Марию де Бурбон, герцогиню де Монпансье, одну из богатейших наследниц Франции.[131]131
  В книге Луи Баттифоля (Louis Battifol, Richelieu et le roi Louis XIII. Paris, 1934) состояние Марии де Бурбон оценивается приблизительно в миллион ливров золотом и миллион ливров ренты, не считая множества поместий, имевших статус маркизата, графства или виконтства.


[Закрыть] Она уже вступила в права наследования, а ее мать после смерти первого мужа вышла замуж за герцога де Гиза. Гастон находил Марию де Бурбон непривлекательной. На ней со временем собирался жениться граф Суассонский, которому было отказано в руке предназначавшейся ему когда-то Генриетты Марии. Конде был, естественно, против брака, который, вероятнее всего, снизил бы существовавшие у представителей его линии шансы когда-нибудь унаследовать трон. Анна Австрийская понимала, что любой ребенок мужского пола, рожденный от Гастона, пошатнет ее собственные позиции.

Мария Медичи была горячей сторонницей женитьбы своего любимого сына на Марии де Бурбон, но как только Ришелье начал действовать в этом направлении, при дворе вокруг графа Суассонского и Конде возникла «партия» противников брака, получившая поддержку группы недовольных дворян, чье неприязненное отношение к Ришелье росло. С начала 1626 г. правительству стало известно, что зреет большой заговор. В состав его участников входили Монморанси и герцог Неверский, Конти и другие принцы крови, а также герцог Вандомский и великий приор Мальтийского ордена Александр – незаконные сыновья Генриха IV, всегда испытывавшие враждебность по отношению к королю.

Они поддерживали контакт с англичанами, в чьих отношениях с Ришелье наступило резкое охлаждение, и с голландцами, разочарованными Монсонским договором. Некоторые из них хотели возвести Гастона на трон по личным соображениям различного свойства. Немало провинциальных губернаторов было замешано в этом деле; большое количество обличительных материалов было обнаружено в бумагах воспитателя Гастона – маршала Орнано, который когда-то уже создал неприятную ситуацию, потребовав доступа в совет, чтобы сопровождать своего воспитанника и предполагаемого наследника престола, даже если его заставят стоять как государственного секретаря.

Направленный на устранение Ришелье заговор, который, казалось, не предполагал государственной измены, был составлен. К кругу главных заговорщиков была близка мадам де Шеврез – наперсница королевы, враждебно настроенная к Ришелье, любившая интриги, и может даже, поскольку в девичестве она носила имя де Роган, надеявшаяся добиться чего-нибудь для гугенотов. По свидетельству мадам де Мотвиль, Анна Австрийская попросила мадам де Шеврез убедить воспитателя Гастона, Орнано, в том, что королеве будет приятно, если ее зятя удастся отговорить от женитьбы на мадемуазель Бурбон. В случае, если часто болевший Людовик XIII умрет, Анна Австрийская сможет впоследствии выйти замуж за его преемника. В конечном итоге главной жертвой этого заговора суждено было стать маркизу де Шале, которого Таллеман описывает как красивого молодого человека, не столь давно убившего соперника на мосту Пон-Неф и без особого труда соблазненного мадам де Шеврез, нуждавшейся в нем для исполнения плана заговорщиков.[132]132
  Таллеман (Historiettes. Ed. Adam. Vol. 1. Paris, 1967. P. 535) говорит, что соперник Шале в 1626 г. возвращался из деревни и был принудительно доставлен на дуэль прямо в деревенских башмаках. Mercure français за 1626 г. также сообщала об этой дуэли, а аббат де Мароль называл ее убийством.


[Закрыть] По свидетельству мадам де Мотвиль, мадам де Шеврез завлекала, соблазняла и втягивала в преступление Шале, вызывая его ревность рассказами о том, что Ришелье влюблен в нее.