Текст книги "Кардинал Ришелье и становление Франции"
Автор книги: Энтони Леви
Жанр:
Историческая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)
9
ТРИДЦАТИЛЕТНЯЯ ВОЙНА
Ришелье по-прежнему заботил вопрос об общественном статусе его семьи, и, подобно большинству людей его поколения, он считал, что личные достоинства должны находить выражение во внешних проявлениях. Поэтому он отнюдь не отказывал в них самому себе, собирая коллекции, строя, создавая сады и покровительствуя искусствам и литературе. Он был не чужд стремления приумножать свои богатства, но по характеру оставался аскетом. Веселого Буаробера до его падения держали в основном для того, чтобы он развлекал кардинала, но Ришелье, не отличавшегося ни легкомыслием, ни потаканием своим слабостям, нелегко было развеселить. Обладавший слабым здоровьем, пребывавший в постоянном нервном напряжении и вечном ожидании опасностей, грозящих людям его положения, он не знал иного отдыха, кроме коротких прогулок по своему саду, а удовольствие получал преимущественно от анализа ситуации и удачных политических ходов, будь то в масштабе страны или в более крупном, европейском контексте.
Появившаяся ближе к концу 1636 г. поэма «Milliade» – тысяча едких и злобных строк – взволновала Ришелье больше, чем все прежде написанные памфлеты. Франция к тому времени находилась в состоянии войны, а Ришелье обвиняли в том, что он ради своего удовольствия пишет пьесы для подмостков.[223]223
Таллеман рассказывает, что «Milliade» была исполнена страсти, но не более, что несколько человек отправили в Бастилию, но автора так и не нашли. Таллеман полагает, что она происходит из окружения семейства Гонди/Рец, враждебно настроенного к Ришелье, как и позже – к Мазарини. Обвинения, содержащиеся в «Milliade» жестки, но касаются в основном увлечения Ришелье литературой, в то время как ему следовало бы активнее сражаться с испанцами, которые взяли Корби осенью 1636 г.:
Когда должно думать о битвах,Он наслаждается своими комическими забавами…Он выказывает поддельное горе,Когда Отечество испытывает настоящие беды…И снова ведет беседы с Буаробером,Когда одна провинция уже потеряна.
[Закрыть] Обвинение было несправедливым. Занятие театром имело для Ришелье серьезную политическую цель, как и его подчеркнутая демонстрация могущества. И то и другое было вызвано его стремлением распространить ценности, которые лежали в основе сделанного им принципиального выбора (более понятного в его время, чем в наше), заключавшегося в том, чтобы подтолкнуть короля к движению вперед, к достижению славы для Франции, а не высокого жизненного уровня для ее граждан. Судя по народному недовольству, он зашел слишком далеко.
9 мая 1635 г. Франция официально объявила войну Испании. Ришелье, должно быть, считал эту войну неизбежной еще до «дня одураченных». Еще в 1629 г. он отправил Эркюля Жирара, барона де Шарнасе, послом к католику Сигизмунду Польскому и протестанту Густаву Адольфу Шведскому, и тот с успехом восстановил перемирие между ними. Сама личность Густава Адольфа – военного лидера протестантов – делала его естественным противником дома Габсбургов, между испанской и австрийской ветвями которого складывался тесный альянс благодаря умелым действиям Оливареса. В январе 1630 г. Ришелье, готовый начать итальянскую кампанию, хотел, чтобы шведы отвлекли имперские католические войска, напав на них с севера, но французские и шведские коммерческие интересы и политические цели были слишком различными, для того чтобы Шарнасе смог добиться заключения официального союза.[224]224
Шведы хотели восстановления власти Фридриха V в Пфальце, в то время как Ришелье хотел, чтобы избирательная коллегия империи пошла за Максимилианом Баварским, к тому же Швеции нужно было сохранить свою торговлю лесом и минералами с Испанией. Ришелье знал, что Густав нуждается во французских деньгах, и 23 января 1631 г. в Бервальде был подписан договор, который оставил нерешенным большинство спорных вопросов. Специалисты по политической истории придерживаются мнения, что Ришелье причинил Франции больше вреда, нарушив равновесие сил в немецкоговорящей Европе, чем извлек пользы из Мантуанской кампании.
[Закрыть]
Максимилиан, герцог Баварский, связал себя обещанием поддержать императора в предприятии, которое впоследствии выльется в Тридцатилетнюю войну, в обмен на контроль над Пфальцем, но под давлением со стороны папы заключил союз с Францией в Фонтенбло в мае 1631 г. Франция, таким образом, оказалась перед необходимостью выполнять несовместимые обязательства – защищать Максимилиана от Густава Адольфа и в то же время оказывать поддержку Густаву Адольфу, который согласился уважать целостность Баварии только в том случае, если она будет сохранять нейтралитет. Густав, неистовый и непредсказуемый, 17 сентября разгромил у Брейтенфельда армию Католической лиги под командованием Тилли, преемника Валленштейна.
В мае 1631 г. Тилли осадил, штурмовал и взял Магдебург, единственный город, который встал на сторону Густава Адольфа. Его армия действовала с неоправданной жестокостью, убив около 20 000 человек, в результате чего протестантская Европа сплотилась вокруг шведского короля. Шведы вполне обоснованно могли считать, что Бавария нарушила нейтралитет, тем самым освободив Густава Адольфа от обязательства сохранять уважительное отношение к территориям Баварии и Католической лиги. Зимой того же года Густав Адольф успешно занял Вюрцбург, Франкфурт и Майнц, в то время как войска противной стороны опустошали все земли, которые могли захватить, в попытках прокормить себя, убивая жителей, питаясь падалью, грабя деревни и села. Германские земли были приведены в крайне бедственное состояние, и вся континентальная Европа в тревоге ждала, что будет делать Густав Адольф в следующем, 1632 г.
Возможно, для Ришелье стало большой удачей то, что Густав Адольф, который оказался не поддающимся контролю, переоценил свои силы и был убит в битве при Лютцене 16 ноября 1632 г. Зная о том, что Франция не нанесет ему удара в спину, он предложил смести находившегося перед ним Максимилиана, захватить плодородные и пока еще мирные районы между Дунаем и Альпами, невзирая на швейцарский нейтралитет, и двинуться на Вену. Он уже занял Аугсбург и Мюнхен, когда Валленштейн, вновь назначенный командующим после смерти Тилли, захватил 15 мая Прагу. Любое перемирие между Валленштейном и саксонцами угрожало бы линиям коммуникаций шведов, и Густав был вынужден отступить на север. Ришелье больше заботила Лотарингия, герцог которой в течение трех месяцев своего подчинения Людовику XIII при полной поддержке испанцев снова плел вместе с Гастоном заговор с целью посадить последнего на французский трон. Ришелье, несмотря на это, предпринимал попытки усилить французское военное присутствие в Граубюндене, где Густав нацелился на господство над перевалами.
Ришелье, как обычно, сражался при помощи аргументов закона там, где это было возможно. Его разум, в этом, вероятно, следовавший за навыками церковной практики, оставался приверженным к скрупулезным формальным процедурам, даже когда на кону стояли жизни десятков тысяч людей. «Мемуары» свидетельствуют, что Ришелье придавал огромное значение удержанию Пиньероля, являвшегося залогом французского присутствия на Итальянском полуострове. Отчасти хитростью – благодаря двум сотням французских солдат, спрятанных в подвалах крепости в Пиньероле, – а отчасти благодаря посредничеству Мазарини, ему удалось в 1631 г. оставить Пиньероль за Францией, в ответ на возмущение Испании обвинив ее в том, что испанцы разорвали Монсонский договор, проведя свои войска через Вальтеллину. Он отправился защищать перевалы и вторгся в Лотарингию, чтобы вновь привести к покорности ее герцога.
Чтобы обезопасить французские границы, Ришелье получил согласие курфюрста Филиппа фон Зетерна, архиепископа Трирского, на размещение гарнизонов в крепостях Филиппсбурга и Эренбрейтштейна при слиянии Рейна, Заале и Мозеля, в то время находившихся в руках испанцев. Густав Адольф, радуясь возможности усугубить раздор между Францией и Испанией, послал войска, для того чтобы помочь прогнать испанцев, которые были выбиты из Трира в мае. Испанцы во второй раз взяли этот город, после чего французы осадили его 6 августа и получили обратно через две недели. Эренбрейтштейн пал 12 июня, хотя Филиппсбург держался еще два года. Таким образом, к середине 1632 г. военный конфликт между Францией и Испанией на Рейне уже разгорелся.
Ришелье пока еще удавалось избегать вступления в общеевропейскую войну, поскольку император и так уже разрывался на части, защищая свою территорию от Густава Адольфа, а Испания только что потеряла двадцать восемь кораблей из тридцати, готовых к отправке в Гавану, включая те, что были гружены слитками золота; это была уже третья такая потеря за десятилетие.[225]225
Испанская экономика была в еще более плачевном состоянии, чем французская. Между 1600 и 1630 гг. тоннаж флота для торговли с Новым Светом сократился на 75 %, количество кораблей – на 60 %, а число текстильных мануфактур – на 75 %. Поддержка испанцами мятежа Гастона Орлеанского была той заменой прямой конфронтации с Францией, которую Оливарес с удовольствием мог себе позволить. См.: Н. Lon-chay. La Rivalité de la France et de l’Espagne aux Pays-Bas 1635–1700: Etude d’histoire diplomatique et militaire. Brussels, 1896.
[Закрыть] Испанцы не могли позволить себе вступить в открытую войну с Францией и ограничились организацией попытки убрать французов с берегов Рейна и поддержкой любых восстаний, которые вздумалось бы затеять Гастону Орлеанскому вместе с матерью, находившейся с ноября 1632 г. в Брюсселе. Они также пытались добиться отлучения Ришелье от церкви за то, что он стал инициатором союза с еретиками против католического князя. Вероятность того, что они могли бы преуспеть в этом, была бы ничтожной даже в том случае, если бы миротворец Урбан VIII не был в душе франкофилом.
Испанская инициатива была абсолютно лишена изящества, содержала грубую и невежественную критику самого папы и весьма охладила отношение Рима к Мадриду. Отец Жозеф все еще стремился смотреть на военную конфронтацию как на религиозное в основе своей дело, но Ришелье послал зятя отца Жозефа к Густаву Адольфу, для того чтобы оккупация Трира могла быть представлена как совместная победа, и к Максимилиану, чтобы представить это как защиту земель католических курфюрстов. Он также приостановил поток финансовых субсидий шведам и сделал Максимилиану небольшой денежный подарок, ступая по своему политическому канату с уверенностью опытного акробата.
Новость о гибели Густава Адольфа была встречена в Мадриде бурным ликованием, и Оливарес решил, что настало время начать сеять раздор внутри Франции: «Мы должны пожелать ей всех возможных зол».[226]226
См.: A. Leman. Urban VIII et la rivalité de la France et de la maison d’Autriche de 1631 à 1635. Lille, 1920.
[Закрыть] После казни Монморанси Ришелье был болен, но все же вернулся из Бордо в Париж и написал 3 января 1633 г. длинный меморандум королю, доказывая необходимость продолжения своей политики. Если Габсбурги не нападут на Францию, необходимости в прямой французской интервенции нет, но продолжение войны в Германии необходимо.
Еще до смерти Густава Адольфа было известно, что Фериа, командующий испанскими войсками в Милане, собирает армию, чтобы пересечь Альпы и отправиться в поход против шведов в Баварии. В конечном итоге он получил приказ занять Рейнскую область. Только сомнения Изабеллы, правительницы Испанских Нидерландов, по поводу оказания финансовой помощи Гастону и Марии Медичи заставляли Оливареса медлить, но в апреле 1633 г. Оливарес велел Изабелле выплачивать Гастону 60 000 крон ежемесячно в течение шести месяцев на формирование войска, а в мае предоставить ему 6000 солдат в дополнение к 7000, которых обеспечит Валленштейн.[227]227
См.: H. Lonchay. La Rivalité de la France et de l’Espagne aux Pays-Bas 1635–1700: Etude d’histoire diplomatique et militaire. Brussels, 1896; O’Connell D.P. Richelieu. P. 280 ff.
[Закрыть] Естественно, Ришелье понимал, что угроза вторжения во Францию станет неизбежной, если, в придачу к этим 13 000 солдат и к тем, которых набрали Гастон и герцог Лотарингский, армия Фериа двинется на Рейн и окажется достаточно близко, для того чтобы соединиться с Гастоном.
В 1633 г. Ришелье удалось убедить шведов отвлечь войска герцога Лотарингского, напав на Эльзас. Они осадили Хагенау и нанесли поражение Карлу Лотарингскому у Пфаффенхофена, когда тот попытался помочь городу. Теперь Ришелье мог организовать новое вступление французских войск в Лотарингию. Нанси был осажден, и 20 сентября герцог Карл после долгих проволочек подписал в Шарме договор, составленный Ришелье. Его сестра Маргарита, которая теперь была женой Гастона, должна была быть отправлена к Людовику XIII в качестве заложницы, обеспечивающей хорошее политическое поведение своего сумасбродного брата Карла.
Однако Ришелье предпочел бы взять Нанси без осады, и Франсуа, брату Карла и Маргариты, кардиналу Лотарингскому и нерукоположенному епископу Туля, было позволено пройти через кольцо французских войск для переговоров с Ришелье от имени герцога. Переодетая в мужское платье, Маргарита прошла через французские позиции вместе с сопровождавшей ее брата свитой; в лесу между французской линией укреплений и ставкой Людовика XIII ее уже поджидали три всадника и свежая лошадь, тайно вывезшие ее в Тионвиль. Там она переоделась и под видом служанки юного аристократа добралась до Брюсселя. Вперед были посланы курьеры, чтобы попросить у Изабеллы убежища для Маргариты и предупредить о ее скором прибытии Пюилорена, близкого приятеля Гастона. Изабелла выехала из города, чтобы встретить ее, и, усадив в свою карету, повезла знакомиться с новой свекровью, Марией Медичи, после чего предоставила в распоряжение Маргариты апартаменты своего бывшего мужа.
Ришелье и в дальнейшем будут морочить голову с помощью фарса с переодеваниями и тщательным соблюдением всех юридических процедур. Карл отречется от герцогства Лотарингского в пользу своего брата Франсуа, которого Людовик XIII как феодальный сюзерен герцогства Бар, составляющего часть Лотарингии, откажется признать. Бар в свое время перешел по наследству к Николь, жене и кузине Карла, и ее незамужней сестре Клод, естественно приходящейся кузиной и Франсуа. Под предлогом защиты их интересов Ришелье решит не отдавать Нанси. Добавив его к знаменитым крепостям Вердена, Меца и Туля, он смог бы укрепить северо-восточные рубежи Франции. Франсуа, однако, тайно вывез Николь и Клод в Люкевиль, где Ришелье приказал французу де Ла Форсу захватить всех троих.
Де Ла Форс быстро приближался, и двадцатипятилетний Франсуа, который хотя и был епископом и кардиналом, но пока еще не имел священнического сана и не приносил обета целомудрия, задумал перехитрить Ришелье – жениться на Клод и на этом основании потребовать себе Бар. Чтобы исполнить этот план, ему нужны были два разрешения. Первое – не оглашать имена вступающих в брак – он, как епископ, мог себе гарантировать. Второе – жениться на кузине – обычно требовало папского рескрипта. Франсуа решил обеспечить его себе сам на основании епископальных полномочий, которые, по-видимому, предоставлялись в экстренных случаях, и получить санкцию позже. Брак был заключен немедленно, но возникла новая трудность. Он становился действительным с точки зрения церкви только после консуммации. Клод проявила несогласие и хотела дождаться разрешения папы, но генерал де Ла Форс, посланный Ришелье, был уже всего в часе или даже меньше езды.
Поэтому консуммация – каноническое требование, выполнение которого делало брак законным с церковной точки зрения, – была поспешно осуществлена. Де Ла Форс прибыл слишком поздно, но запер молодоженов в отдельные комнаты, а на следующий день доставил кардинала Лотарингии, епископа Туля и предполагаемого герцога Бара, а также его жену и ее сестру в Нанси. Франсуа написал Ришелье в Париж, сообщив ему о своей женитьбе и подписавшись как герцог Лотарингский. Ришелье приказал привезти новоиспеченных супругов по отдельности в Париж. Король не позволил бы Клод и Франсуа быть вместе до того, как прибудет ратифицированное папой освобождение от кровного родства.
Франсуа, однако, снова обвел Ришелье вокруг пальца. Ратификация была у него в руках, прежде чем Клод и ее сестру смогли перевезти в другое место. Священник с соответствующими полномочиями был разбужен и обряд бракосочетания повторен в 3 часа утра, после чего Франсуа и Клод скрылись по отдельности – Франсуа, переодевшись слугой, а Клод – пажом. Только в полдень французскому губернатору показалось подозрительным то, что они не явились в назначенный час, и, обыскав их жилища, он обнаружил, что они ускользнули. Несколько недель спустя Ришелье узнал, что они у Кристины Лотарингской – золовки Марии Медичи. Последним неприятным ударом судьбы стало то, что Ришелье не смог добиться для отца Жозефа кардинальского сана, который должен был после женитьбы сложить с себя Франсуа.
Перед Ришелье по-прежнему стояла проблема разлучения Гастона, все еще остававшегося наследником французского престола, с матерью и возвращения его во Францию. Ему помогли решить ее смерть инфанты Изабеллы, правительницы Нидерландов, случившаяся через два месяца после прибытия Маргариты в Брюссель, и назначение Оливаресом нового губернатора – одного из своих заместителей, маркиза де Айтона. С этого времени прямое управление Нидерландами из Мадрида значительно упростилось.
С Гастоном обращались все хуже. Ему дали понять, что он должен принимать приказы из Мадрида, а 3 мая 1634 г. была совершена попытка покушения на жизнь его друга, Пюилорена, к которой, как подозревали, приложил руку Оливарес. Людовик XIII готов был непременно восстановить положение своего брата во Франции, поскольку он был наследником престола, но соглашался сделать это только в случае, если брак с Маргаритой будет аннулирован. 12 мая Гастон подписал договор с Филиппом IV Испанским, обнаруженный на испанском корабле, который перехватили голландцы через несколько месяцев после этого. По этому договору Гастон обязывался не иметь дела со своим братом, Людовиком XIII, без разрешения испанцев и сражаться на стороне испанцев в любой войне, которая будет развязана между Францией и Испанией.[228]228
Размеры и эффективность сети информаторов Ришелье, возможно, преувеличивают. В этом случае, как и под Ла-Рошелью, и в других уже упоминавшихся важных ситуациях, Ришелье, чье пристальное внимание к секретной информации широко известно, получал ее в значительной мере по воле удачного стечения обстоятельств.
[Закрыть] Испания должна была обеспечить Гастона двенадцатитысячным войском для вторжения во Францию, которое планировалось на 1634 г. Курьер, на котором был найден этот документ, вез и другой – уполномочивавший де Айтона, если это будет необходимо, объявить войну Франции.
Ришелье пообещал Пюилорену пэрство, если тот уговорит Гастона вернуться, а затем поощрил еще и обещанием женить его на своей кузине. В конечном итоге Гастона заставила вернуться сокрушительная победа испанцев при Нердлингене 6 сентября и возникшая вследствие этого возможность того, что испанцы потребуют от него снова присоединиться к ним для вторжения во Францию, чего сейчас ему делать не хотелось. 2 октября под видом выезда на охоту он совершил побег со своими друзьями и в девять часов вечера достиг границы у Ла-Капели. Когда после ареста двадцативосьмилетнего Пюилорена Гастон отправится на прогулку по Луаре, Ришелье не только будет его сопровождать, но и распорядится, чтобы реку охраняли шесть кораблей. Именно в связи с этой поездкой Гастон посетил большой замок, который кардинал строил в Ришелье. Ему презентовали одну из недавно ввезенных статуй, установленных там.
Юридические основания для расторжения брака Гастона и Маргариты давало приложение к Блуаскому ордонансу 1579 г., которое наделяло Людовика XIII статусом отца и опекуна своего наследника и брата, считавшегося младшим. Женитьба Гастона на Маргарите без согласия Людовика XIII могла, таким образом, рассматриваться как «похищение» Гастона герцогом Лотарингским, что делало герцога – вассала короны – виновным в «оскорблении величества». Из-за «похищения» этот брак следовало признать недействительным как по французским гражданским, так и по церковным законам.[229]229
Об этом ордонансе и о смысле этого «похищения» см.: Roland Е. Mousnier. The Institutions of France under the Absolute Monarchy, 1598–1789. Tr. Brian Pearce. Chicago, 1979.
[Закрыть]
Людовику XIII удалось убедить парламент принять эту точку зрения 24 марта 1634 г., а 7 июля 1635 г., после отчета комиссии из пяти епископов, ассамблея высшего духовенства пришла к общему мнению о том, что отказ в королевском разрешении на брак принца крови лишает его законной силы в соответствии с «основным законом королевства», который, по праву многовековой давности, стал во Франции также церковным законом. И снова важно отметить, какое огромное значение следовало придавать юридическим тонкостям в эпоху, когда высокопоставленные церковные деятели могли быть одновременно главными министрами и генералами армий, и как легко закон или, что более точно, набор базовых юридических принципов можно было использовать для поддержки диаметрально противоположных политических позиций.
Еще в 1625 г. Ришелье, нуждаясь в надежной поддержке на самом высоком уровне, убедил короля написать генералу ордена картезианцев с целью отозвать его старшего брата Альфонса из монастыря, для того чтобы сделать его епископом Экса, где он так и не смог завоевать популярность. Ришелье поэтому перевел его в Лион, где он снискал и популярность, и успех. Людовик добился для него кардинальской шапки, которая была возложена 7 января 1629 г., а 1632 г. назначил также главным раздатчиком милостыни при дворе. Именно Альфонс навещал Людовика XIII в Лионе в конце 1629 г., когда казалось, что тот находится на смертном одре. И теперь, для того чтобы оспорить законность брака Гастона, Ришелье направил Альфонса в качестве посла в Рим, где тот почувствовал себя не в своей тарелке. Двадцать лет, проведенных им в картезианском монастыре, отнюдь не способствовали воспитанию навыков, необходимых для понимания тонкостей римской церковной жизни. Совсем неудивительно, что среди трудностей протокола, которыми его опутали, ему было трудно убедить Урбана VIII дать кардиналу де Ла Валетту разрешение собрать свою армию. Альфонс держал пышный стол и развлекался напропалую во дворце Фарнезе, но деньги из Франции иссякли, и он, по своей наивности, сделал ряд дипломатических промахов, в частности, непреднамеренно обидел римского префекта Филиппо Колонну и нанес оскорбление кардиналу Савойскому, не назвав должным образом его титул. В отсутствие Альфонса в его епархии возникли значительные затруднения, и по настоянию брата он был вынужден отказаться от епископской кафедры.
Рим продолжал настаивать на законности брака Гастона, поскольку законы какого бы то ни было государства не могли определять или изменять условия признания его церковью. Урбан VIII, который чувствовал, что Франция строит козни против Франсуа, определенного суждения не высказывал. Хотя Гастон фактически отрекся от этого брака, подписав соответствующий документ в собственном кабинете Ришелье в Рюэле в августе 1635 г., Маргарита апеллировала к папе, и Людовик XIII все-таки признал брак после смерти Ришелье.[230]230
Как и в хорошо известных случаях из истории XVI в., например в том, где фигурировало разрешение, от которого зависела законность первого брака Генриха VIII, просто бессмысленно задавать вопрос, был или не был законным брак Гастона и Маргариты. Это зависело от того, чью сторону принять и следовательно, какие законные принципы с этой точки зрения перевесят.
[Закрыть]
Между 1630 и 1635 гг. международная политика Ришелье была основана на принципах рациональной выгоды, хотя в немалой степени определялась и желанием сохранить Пиньероль в качестве французской крепости, гарантирующей проход на территорию Италии. Со свойственной ему щепетильностью Ришелье не забывал оправдывать политические и военные действия ссылками на системы прав и обязанностей, которые часто теперь бывали в конфликте одна с другой, хотя в конечном итоге источником всех их было римское право в его средневековой канонической трактовке. Ришелье дал санкцию на оккупацию городов Эльзаса, как к северу, так и к югу от Вогезов только потому, что в 1633–1634 гг. ввиду опасности, которой грозило столкновение между шведами и империей, они просили о поддержке со стороны Франции. Было совсем нетрудно манипулировать древними правами и обычаями, для того чтобы оправдать захватнические инстинкты. За год до своей смерти Ришелье даже намекал на то, что нужно навести справки о французских правах на Милан, Неаполь, Сицилию и Пьемонт.
В 1633 г. никто не знал, будет ли – а если да, то насколько решительно – шведский канцлер Аксель Оксеншерна, действующий в интересах королевы Кристины, которая тогда была еще ребенком, продолжать политику Густава Адольфа после его смерти. Только год спустя, в феврале 1634 г., Франции за очень большую плату удалось убедить голландцев продолжать войну против Габсбургов. Бавария была опустошена, а ее герцог Максимилиан вынужден присоединиться к лагерю Габсбургов, поэтому некая нейтральная третья сила, которую он, возможно, и возглавил бы, появиться не могла.
Оксеншерна оказался невосприимчив к любым попыткам давления со стороны Франции. Валленштейн, как казалось в какой-то момент, был склонен повернуть свою армию против императора в обмен на поддержку своих претензий на богемский трон, но его измена императору была раскрыта, и 25 февраля 1635 г. он был убит. Оливарес не смог убедить императора начать войну против Франции, и только смерть 11 января 1634 г. еще одного видного имперского генерала – Фериа – заставила испанский государственный совет объявить Франции войну в апреле 1634 г. Именно в этом месяце был заключен тайный франко-голландский союз, но Оливарес не знал о нем до июля, пока не был захвачен в плен курьер.
Политика Ришелье, заключавшаяся в контроле над военными действиями протестантских государств Северной Европы против Габсбургов без вступления в войну самой Франции, провалилась. Тем летом дела пошли хуже. Армия под командованием брата Филиппа IV Испанского прибыла из Италии к озеру Констанц, как в свое время планировал Фериа, намереваясь двинуться вниз по течению Дуная. Другая армия, под командованием сына императора, короля Венгрии, шла ей навстречу, вверх по течению. Эти клещи грозили отрезать коммуникации северогерманской антиимперской армии, которая находилась к югу от реки и немедленно отступила к северу, пытаясь предотвратить соединение двух армий противника. Результат – при Нердлингене – был катастрофическим. Антиимперские силы были разгромлены, оставив на поле боя 12 000 человек убитыми; еще 6000 человек были взяты в плен.
Ришелье немедленно обсудил положение с Людовиком XIII, а затем с отцом Жозефом. Альтернативы войне с Испанией не было, однако ее объявление могло быть отложено до весны. Бюльон, Сегье и Бутийе также согласились с этим, и Ришелье приступил к сложным организационным приготовлениям, которым поспособствовало прибытие посланников от Оксеншерны и антиимперской лиги, которых Ришелье в самой своей холодной и нелюбезной манере вынудил принять все его требования, не связывая себя обещанием вступления Франции в войну. Франция должна иметь равноправный голос в антиимперских советах, а шведы должны передать Франции территории, которые они удерживают в Эльзасе. Католическое вероисповедание должно быть восстановлено везде, где оно существовало до 1618 г.
В течение зимы 1634 г. складывалось положение, неблагоприятное для Ришелье. Французские силы успешно освободили Гейдельберг, но Карл Лотарингский вместе с имперской армией снова взял Северный Эльзас, а при Филиппсбурге немало удивил французов, неожиданно предприняв наступление на Шпейер. Испанские войска вошли в Трир и взяли в плен архиепископа и курфюрста Филипа фон Зетерна. Ришелье в свое время уже встречался с Гуго Гроцием, к которому сразу почувствовал антипатию. Гроций бежал из голландской тюрьмы и был автором знаменитого труда по философии права – «О праве войны и мира» (1625), посвященного Людовику XIII.[231]231
Гроций (1583–1645) был послом Голландии в Лондоне до 1618 г., когда он был арестован вместе со своим патроном Яном Барневельдтом (1547–1619), который был впоследствии казнен. После двадцати месяцев заточения он бежал во Францию, где в 1625 г. написал великий труд по правовой философии – «О праве войны и мира» (De iure belli ас pacis), примечательный в основном тем, что это была первая цельная теория естественного права, не взывающая к божественному законодателю. Она стала основой международного права. В 1631 г. Гроций вернулся в Нидерланды, но был вынужден снова покинуть страну из-за того, что солидаризировался с арминианцами в их борьбе против строгих кальвинистов. В 1634 г. он поступил на шведскую дипломатическую службу. Практика выплаты пенсий выдающимся иностранным литераторам, готовым наряду с французскими писателями воспевать королевские добродетели, уже существовала и после смерти Ришелье продолжала развиваться и систематизироваться.
[Закрыть] Пенсия, обещанная королем, так и не была выплачена, и король относился к Гроцию пренебрежительно. Тот ссорился с отцом Жозефом, в то время как Ришелье оставался высокомерно холоден. Гроций покинул Париж в 1631 г., но в конце 1634 вернулся туда уже в качестве послом Оксеншерны.
Он задержится во Франции на девять лет, но будет вынужден ждать месяц, прежде чем Людовик XIII примет его, а Ришелье будет неустанно, но безрезультатно требовать его отзыва в Швецию. Гроций прибыл в момент, когда Париж приветствовал голландских посланников, приехавших для обсуждения деталей нового союза. Людовик XIII написал в их честь «Балет черного дрозда», исполненный в Шантийи 15 марта 1635 г. В нем король появился в амплуа травести, что было намеком на его сексуальную ориентацию. Учитывая проблемы, связанные с отсутствием наследника престола, эта особенность королевского поведения была популярной темой для сплетен. И гомосексуальные, и лесбийские отношения были обычны при дворе, но это не означало, что они признавались открыто.[232]232
Трудно сказать, насколько дерзко мог вести себя король. Гомосексуальные отношения теоретически (а иногда и на практике) карались смертью, даже если обвиняемый был жертвой изнасилования. Они также считались смертным грехом, когда совершались по взаимному согласию.
[Закрыть]
Когда Оксеншерна прибыл в Компьень, его встретили с невиданными почестями. Ришелье, теперь зависевший от доброй воли шведов, был само очарование и остроумие, говорил по-латыни так изящно, как мог только он, но подстроил все так, чтобы проводить со шведами не больше времени, чем того требовали дела. Компьенский договор был заключен. Он обязывал обе стороны к войне, запрещая кому-либо из них заключать сепаратный мир. Католический культ должен быть восстановлен, но шведы могут сохранить епископальные доходы на захваченных ими территориях. Ришелье без энтузиазма относился как к своим союзникам, так и к необходимости осуществлять вместе с ними верховное командование.
19 мая 1635 г. французский посланник попытался официально уведомить губернатора Брюсселя об объявлении Францией войны Испании. Ему не удалось пробиться с этим поручением к губернатору, поэтому пришлось прикрепить декларацию к пограничному столбу. Испания сделала свое заявление в августе. Урбан VIII и его агент в Париже, Мазарини, настойчиво добивались мира и пытались созвать конференцию. Даже Ришелье и Оливарес вели личные переговоры с целью избежать войны. Впечатления от зрелища ужасных бедствий, причиненных Германии армией Густава Адольфа, ухудшили здоровье Ришелье, его болезни перешли в хроническую форму. Он сам говорил Мазарини, что готов отдать собственную руку или половину состояния, лишь бы избежать войны.
Однако 30 мая 1635 г. император был принужден своими духовными наставниками заключить в Праге мир с Саксонией, с целью высвободить силы для военных действий против Франции, и теперь альтернативы войне ради славы Франции и сохранения ее независимости уже не было. Ришелье не был готов к этому. Армия все еще состояла преимущественно из наемников. Организация интендантской службы оставалась крайне важной задачей, до тех пор пока не была передана в руки Сюбле де Нуайе, внимательного и старательного администратора, назначенного государственным секретарем по военным вопросам в 1636 г. и одновременно являвшегося интендантом финансов, а также суперинтендантом строительства и изящных искусств. Он стал одним из верных исполнителей замыслов Ришелье. На пике своего влияния он контролировал международную торговлю, покровительствовал Пуссену и спасал от разрушения Фонтенбло. По прошествии всего двух месяцев после смерти Ришелье его предусмотрительно лишили всех постов.
В распоряжении Ришелье было несколько армий; 25 000 солдат вокруг Седана под командованием Брезе, 9000 в Пикардии, 15 000 у семидесятисемилетнего де Ла Форса, 12 000 под началом герцога де Рогана, вновь призванного на службу после опалы, в которую он попал из-за своего сговора с Густавом Адольфом по поводу Вальтеллины, и свежие силы, которые собирал под Лангром кардинал де Ла Валетт. Был сформирован 21 новый полк и рекрутировано 12 000 швейцарцев, в то время как еще 15 000 оставалось в резерве. Задачей де Рогана было очистить Эльзас, затем отрезать швейцарские перевалы от Вальтеллины и, наконец, осадить Милан.
Тридцатилетняя война была отвратительной. Известны факты каннибализма, вызванного крайним голодом. Армия Брезе, соединившаяся с голландцами, была повинна в надругательствах и зверствах. В войсках царило разложение, а бельгийцы, присоединившиеся к войне против испанцев, посылали в отместку мешки с отрезанными человеческими ушами потрясенному маркизу де Айтона. Франция оказалась в критическом положении, когда Карлу Лотарингскому удалось с боями прорваться между армиями де Ла Форса и де Ла Валетта. Сам де Ла Валетт вынужден был отступить, оставив нижнерейнские города имперским силам, а его солдатам пришлось питаться виноградными листьями, капустой и всеми съедобными кореньями, какие только удавалось найти. Страсбург выгнал три тысячи голодающих солдат умирать в поля. Дезертиры из всех армий мародерствовали в деревнях, а Оксеншерна не видел выгоды в том, чтобы прийти французам на помощь.
Людовик XIII был крайне удручен и обвинял во всем Ришелье, который был вынужден удержать короля от принятия на себя командования армией в Лотарингии. То, что король мог увидеть, приехав к своим войскам, повергло бы его в еще более мрачное расположение духа, нежели это сделали настойчивые уверения Ришелье, что командовать армией на северо-востоке следует назначить графа Суассонского. Затем король лично возглавил поход на расположенный в пятидесяти километрах к западу от Нанси Сен-Мийель, который объявил о своей верности Карлу Лотарингскому и был осажден войсками графа. Ришелье был слишком болен, чтобы сопровождать короля, но послал вместе с ним Сегье и Леона Бутийе, сына Клода, вскоре после этого ставшего графом де Шавиньи, – двух министров, которым всецело мог доверять. Граф Суассонский был недоволен вмешательством короля, но Сен-Мийель пал как раз вовремя, чтобы предотвратить конфронтацию. Его тысячный гарнизон был приговорен к отправке на галеры, но семьсот человек сбежали и начали терроризировать окрестности. Самому королю пришлось отступить еще на семьдесят километров к западу, к Сен-Дизье.