Текст книги "Книга монстров (СИ)"
Автор книги: Энни Мо
Соавторы: Даниэль Брэйн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)
– Если честно, не очень, – призналась я. – Но это нормально.
Гус заткнулся, а я опять начала слушать. Слух теперь обострился настолько, что я легко могла распознать, где ходит кто-то живой – как мелкий клещ, незаметно перемещающийся по голой коже. Но глаза не видели, и нос не чуял. Он знал, что найдет клеща, сожрет и утолит свой голод – дело только во времени. Время еще есть, время немного передохнуть.
Это никогда не было больно. На острове говорили, что обращенный оборотень мучается каждое полнолуние, словно роженица, но никто из них не был обращен, всем под страхом смерти было запрещено приближаться к человеческой крови. Бывало, что кто-то охотился на зверей – зайцев, лис, но никогда не на волков, потому что они тоже сородичи в каком-то известном смысле. Как и человек. Выходит, оборотень терял контроль над собой, попробовав крови сородича. Я не знала – тяжелели мысли, ворочались, будто чугунный шар в чане с водой, и выскальзывали из пальцев. Сделать выводы было сложно, ведь волк не думает, он действует, повинуясь инстинктам, чтобы выжить.
Это не было больно, но Гус отвернулся и отошел, тщательно скрывая страх, но от меня сейчас ничего не спрячешь. Я чуяла его, видела как большое грязное сиреневое пятно, окутывающее голову. Скоро он будет бояться еще больше. Правильно, бойся меня. Бойся-бойся-бойся. Я злой и страшный серый волк, и я тебя съем.
Я бездумно разглядывала поднесенные к глазам пальцы, но с ними было что-то не так? Что такое пальцы? И что такое Гус? Разве тот человек, состоящий из страха, беспокойства и толики жалости – Гус? Это слово не подходило, но, Тишь, а что такое слово? Я забыла и затрясла головой, приводя мысли в порядок. Не помогло. Человек был человеком, и цветов вокруг него стало куда больше – он был сложным, многогранным и одновременно простым, что разгадать – на одну лапу, на один зуб.
Укушу!..
Глава тридцать девятая
Мир обретал цвета, становился ярким, как детские рисунки, раскрашенные акварелью – множество широких, неаккуратных мазков по наброску расплывающейся реальности. Грязные серые камни расцвели черными штрихами древности и впитанного в них за долгие века тишины зла, они дышали чем-то, от чего должно было воротить любого, посмотревшего на них моими глазами. Черный давил все остальные цвета – смешивал палитру в грязно-бордовый, состоящий из страданий и смерти.
Неожиданно я пошатнулась и потеряла точку опоры, чуть не грохнувшись на пол и едва не собрав на себя вековой слой пыли. Почему так случилось, ведь я сидела, не в силах даже двигаться? Но тело поняло все за меня – нужно было всего лишь поставить лапу, все так просто. И так сложно. Это был миг полной растерянности, охватившей нас обоих. Мир перевернулся, стал прямоугольным, и я подняла голову, рассматривая человека в углу. Человек рассматривал меня в ответ, а потом сделал шаг, присел неподалеку и издал мелодичные, красивые звуки, от которых по телу пробежала волна тепла. Он был добр – здесь и сейчас, со мной, но в остальном дышал абсолютным недоверием ко всему, включая стены и нависающий тяжелой громадой потолок. Он понимал меня, тоже боялся разбуженного зла и предлагал поохотиться вместе. От него пахло травами, чем-то резким и старым мясом, которое он недавно съел.
«Пойди в мои лапки, клещик-клещик». В уши вдруг врезался резкий густой голос, не человека, а кого-то другого.
Этот голос был знаком, и я затрясла башкой, пытаясь выгнать из ушей какофонию звуков, которые обрушились со всех сторон. Вопило многоголосье темного хора, а человек подошел еще ближе и прикоснулся к мягкой шерсти. Глупый поступок, глупый-глупый, но кусать нельзя – что-то держит внутри, не позволяет. Он друг, ему будет больно.
Я оскалилась, и человек отдернул руку быстро, но недостаточно, чтобы не успеть ее схватить – челюсти щелкнули в дюйме от живой плоти, просто как предупреждение.
– Перестань, кошечка, я невкусный. Пойдем, слышишь? Книга.
Но было уже неинтересно, нос безошибочно чуял что-то знакомое, шедшее за нашими спинами еще далеко. Сбоку ходило гнилое мясо, издавая сладкий приторный запах – я слышала его всхлипы в полной темноте, шаркающие шаги, а еще шепот снизу – он был дальше всех, но больше всего и манил.
– Кошечка?
Я легко переступила с лапы на лапу, изогнула спину и бросилась вперед, отсекая ненужные звуки.
Коридор, еще один, зал с тремя еще не вставшими мертвецами, еще один коридор и… Ничего. Человек бежал за мной молча, больше не кричал, не звал меня. Видно, понял, что его голос ничто по сравнению с тем, что звал снизу – густой, хриплый, манящий, обещающий славную охоту и воду. Я хотела пить, но вокруг были только стены, сжимающиеся в каменный пузырь, из которого хотелось вырваться. Но голос звал… Снова коридор, огромный зал с бродящими мертвыми, но я проскочила их так быстро, что никто меня не заметил.
«Иди, клещик, иди-иди!» – на миг показалось, что в мысли что-то врезалось – огромное и твердое, но тело по инерции пролетело еще несколько футов перед тем, как лапы отказались повиноваться.
Я взвыла, переполошив все вокруг, затрясла головой, прогоняя монстра изнутри, а он прикасался к моим мыслям, и те словно застывали. Табу на охоту на человека заморозило, я оскалила зубы, а потом с размаху влетела в стену, и монстр исчез.
Сбоку что-то вспыхнуло, закричало, захрипело, и я вновь осознала, сколько запахов вокруг – страха, опасности, пота и злости. Человек убивал мертвых и снова издавал сложные звуки.
После очередного поворота пришлось затормозить всеми лапами, и человек едва не врезался в меня – мертвый, ошалело мотая головой, шел прямо на нас. От него несло опасностью. Гнилью и мертвечиной – я зарычала и присела, готовясь к прыжку, но человек очень крепко схватил меня за холку и не пустил.
– Тихо-тихо, кошечка, ты вообще соображаешь? Это же человек. Хоть и мертвый. Стой.
Я едва не рванула вперед, когда он выплеснул на мертвого воду, так хотелось пить, но дернулась от взметнувшегося клубка праха – вода исчезла. Я снова зарычала, и человек отпустил холку – голос звал, говоря что-то еще неразборчиво, как и человек рядом. Но голос был понятнее. Он пах… кровью.
«Клещик-клещик…»
Снова мертвый – все его тело было чем-то истыкано, и при должном воображении его можно было сравнить с большим ежом. Нас разделяло совсем небольшое расстояние в несколько футов, и на этот раз я не стала торопиться, хоть рука на шерсти ужасно раздражала.
– Стой-стой, там же ловушка, смотри туда, душа моя. Видишь свет? Он странный.
Мы стояли, я не понимала, почему рычала, прося отпустить меня – человек задерживал, мешал, а в голове клубился красный туман голода и жажды. И охоты.
«Беги, клещик, беги ко мне».
В коридоре ярко вспыхнуло синим светом, и мертвый рассыпался прахом, не успев издать ни звука.
– А теперь пошли, рядом, поняла, кошечка? Посмей только не туда наступить. Вот я идиот, я думал, ты соображаешь. Поводок бы пригодился уж точно.
Он потащил меня, не убирая руки с загривка, по диковинному большому залу, полностью залитому светом. Человек, похоже, решил, будто я хочу его слушаться, хочу быть рядом, но я слушала только далекий голос внутри, который запрещал кусать и рвать его – но почему-почему-почему?
«Клещик… где ты, клещик?»
Но человек держал меня мертвой хваткой, пока мы не пересекли зал, а потом опустился ко мне на пол, взял обеими руками за морду, и я вспомнила, как он выглядел. Сиреневый, красный и зеленый. Сложный и простой. Но голос внизу был сильнее, интереснее, вкуснее.
– Я за тобой не успею, если ты будешь мчаться как дура последняя, ясно? И тебя пришибет первая же ловушка. Иди куда надо, но жди меня, да? Кошечка, ты хоть рыкни, если понимаешь меня. Тьфу ты пропасть.
Я смотрела, сходила с ума, и он смотрел. Он ведь Гус, так? Что за странное слово? Что такое Гус? Почему Гус? Почему мы не бежим?
Я зарычала, прижалась к полу, умоляя уйти, не держать меня, не хотеть от меня чего-то, ведь нельзя кусать – совсем нельзя.
– Ага! Отлично! Тогда иди рядом, хорошо? – и отступил.
И пошел вперед сам, загораживая мне проход, заставляя прыгать из стороны в сторону, ища щель, чтобы протиснуться и убежать. Но человек предугадывал мои шаги, и всякий раз проход загораживали ноги. Я щелкала около них зубами, выла, рычала, но кусать не могла – голос в голове запрещал, а человек словно знал о нем – перестал меня бояться. Он боялся всего, но не меня, – я видела, как изменился сиреневый цвет, чуяла, что больше не властна над ним. Но и он надо мной не властен, нет…
«Ближе, маленький клещик, еще ближе».
Что-то каменное, огромное вдруг возникло на пороге очередного зала, из него текла кровь грязного серого цвета, которая тут же застывала и падала песком на пол. И человек прошел прямо сквозь нечто, остановился, стал озираться, будто и не замечая ничего.
Чудовище протянуло ко мне сочащиеся каменной крошкой культи, загрохотало древним голосом, и я прыгнула, уже зная, что это оно зовет меня снизу. Одновременно здесь и там, как двуликий бог смерти – и я пролетела насквозь, совершенно того не ожидая, неловко кувыркнулась и врезалась в человека, тут же заоравшего, будто я вцепилась ему в глотку.
Голос отдался эхом по всем залам в моей голове, затопив остаток ясных мыслей, и я, взвизгнув, рванулась вперед – на голос каменного монстра. Он манил, пах так вкусно и одуряюще, все, чего мне хотелось – догнать его, найти-найти-догнать. И что?..
Зал промчался мимо меня так скоро, что я не обратила внимания на призрачный звон цепей – лишь бы подальше от кричащего что-то вслед человека, он утомлял, задерживал и был полон страхов. А там, за ним, шел кто-то еще, кто-то со знакомым запахом, но и он был неинтересен. Люди скучны и однообразны, тот тоже будет держать, тянуть руки и что-то говорить.
Так оно называется – говорить?
Я тряхнула на бегу башкой так, что уши захлопали, едва не врезалась в стену, на миг потеряла ориентир, но выправилась и помчалась дальше – на голос, что звал так долго, как будто вечность только меня и ждал, томился, прижимался брюхом к полу, ластился.
И запах, запах того, кто шел за нами, приближался так быстро, что я едва успевала. Они шли с разных сторон, а я оказалась в ловушке.
Порог был уже близко, когда меня что-то настигло: темнота навалилась, смяла и придавила к полу. Нелепо взмахнув лапами и взвизгнув, я распласталась совсем рядом с дверным проемом.
– Дайан!
Что такое Дайан? Последнее, что мелькнуло в моей голове, прежде чем зрение изменилось, стало плоским, скучным, бесцветным. И мысли изменились. И высота.
Я видела в пыли, на полу, распластанное волчье тело – мое, оно пахло как я. Но где я? И кто я?
…Клещ попался. Запищал, задергался в невидимой паутине его голода и вожделения, и, не устояв, умер, живописно раскинув руки. Монстр дрожал от нетерпения поскорее разделаться с жертвой, но что-то гнало его сознание в другую сторону. Что-то давно требовало его внимания, но азартные поиски назойливой букашки не давали больше ни на чем сосредоточиться. Но теперь, когда погоня закончилась, его нутро взвыло от противного, тревожного чувства – бежать, бежать, бежать. Нет, не бежать – заснуть, тогда его не заметят, не тронут.
Монстр затих, затаился в темных углах, извилистых коридорах и под потолком. И присмотрелся…
Фигура незнакомца была закутана в темную тряпку, но это не помешало учуять его силу. Огромную и опасную, но все же не сравнимую с той, что родилась в нем.
Тихий голос нашептывал, что надо ждать, молчать, не двигаться, и тогда его не заметят, не тронут, не съедят. И мир вокруг молчал и не двигался, повинуясь голосу.
«Отпусти, отпусти клещика, увидят…» – шептал он.
«Нет, мой-мой, я поймал, я съем!»
«Отпусти-отпусти-отпусти».
«Нет! Нет!»
Незнакомец склонился над пойманной букашкой, провел рукой по красным волосам и вдруг резко обернулся.
И тогда монстр взвыл – яростно, со страхом, умоляюще. Враг забирал у него силу – тело корчилось, выкручивалось, как в тисках, скулило от боли.
«Нет, нет, нет, перестань!»
«Отпусти букашку».
«Отпущу-отпущу, не трогай!»
«Это уже не я, дурачок», – ответил голос.
И это не я.
Глава сороковая
– Дайан?
Я безуспешно попыталась вскочить, все еще представляя, как меня сплющивает.
– Дайан, все хорошо. Подожди, я дам свет…
Свет? Откуда здесь может быть свет?..
Я заозиралась, чувствуя слабость во всем теле и ноющую тупую боль в руке, которой судорожно сжимала плечо, стараясь ослабить призрачное давление, боль в боку, да – Тишь, везде! Что произошло? Почему мне так плохо?
Надо мной склонился Аттикус – зрение было затуманено, мир расплывался перед глазами, но голос определенно принадлежал ему. На миг наступило облегчение – если Аттикус здесь, значит, ничего недоброго больше не случится.
– Аттикус, – я силилась вглядеться в посеревшее лицо Тени. – Я что, уже обернулась обратно? Что происходит?
Вокруг по-прежнему, словно паук над жертвой, нависали древние Каирны. Если у меня и мелькнула мысль, что Аттикус вытащил меня, пока я была в отключке, то тотчас пропала – волочить оборотня по этим коридорам занятие неблагодарное.
– Мы в Каирнах, недалеко от места, где на тебя напали. Только не двигайся пока, ладно? Ты ранена. Дай наложить повязку, а потом я тебя подлатаю. Не дергайся, Дайан! – он повысил голос, когда я приподнялась, чтобы получше его разглядеть. – Признаться, я не особо удивился, что ты пошла сюда. Но как же тебя сложно выслеживать!
Он махнул рукой, и в воздухе вспыхнул крошечный шар, тут же заливший пространство неярким светом.
– Аттикус…
Я захлебнулась в чувстве внезапной привязанности и замолкла, не в силах выразить свою радость.
– Молчи, – послышался треск ткани, и я откинула голову на холодный пол. Молчи, иди, слушайся – в этом и был весь Аттикус. Но боль и вправду начинала пульсировать в руке, словно маленький шар – то легче, то хуже. Он прикасался осторожно, но когда повязка резко обхватила руку, я едва не взвыла.
Он улыбнулся.
– Ну вот и все, кровь на время остановится. Рад, что успел. Как ты себя чувствуешь?
– Больно, я не знаю. Как хорошо, что ты пришел!
Усилием воли я задавила в себе желание прикоснуться к нему и потрясла головой, поднялась, и Аттикус тут же вызвался помочь – сжал руки на моих плечах, и я поняла вдруг, как замерзла. Одежда была изорвана после превращения и скитания, лохмотья свисали, словно я была бродягой или устроила забег сквозь колючие кусты. И кожа превратилась в ледышку – грязную, как вся эта гробница. Но что со мной произошло – воспоминания терялись в тумане.
– Что… что это было? Я плохо помню, только зов, какой-то голос… Я бежала, и, кажется, ох, задница, ничего не помню…
– Иногда случается так, что здания обретают собственный разум, – туманно ответил Аттикус. – С ним-то ты и столкнулась. Думаю, Каирны впустили тебя внутрь себя, поделились сознанием и попытались сожрать. Но ты бы справилась, вот только сильно позже, когда было бы уже поздно.
Он недоговаривал, но понять что, сложно – голова плыла, хотелось пить и есть, а еще больше вновь уснуть и проснуться в собственной постели, в безопасности. Не здесь, не в царстве тьмы, а там, где свет и Самуэль. И ни о чем не думать – сейчас это было труднее всего.
Аттикус обнял меня, и стало теплее и легче.
– Кошмар, – пошатываясь, я сделала неловкий шаг. – Ты не представляешь, какие они… мерзкие. Не они, а их зов. Зов я хорошо помню, он был черного цвета. Сознание здания, да?
Я едва не упала от слабости, и Аттикус печально улыбнулся.
– Теперь ты не откажешься опереться на меня? Каирны выпили все твои силы, а нам еще нужно выбираться, пока их жадность не пересилила страх. Идем потихоньку, чтобы не растревожить рану. Тебе повезло, что ты оборотень, регенерация тканей у тебя много выше, чем у человека, но боюсь, как бы не занести заразу.
Никаких вопросов, подумала я, это странно, но, видимо, Аттикус знал… Шел за нами? Мне было все еще плохо и страшно. Гус? А где Гус?.. Перевернутые боги, что я с ним сделала? Воспоминания должны были вернуться чуть позже – как и всегда, но вспоминать оказалось неожиданно страшно. Что если я его убила? Не прикоснулась к крови, нет, иначе Аттикус не справился бы со мной, но убить, будучи обращенной, можно разными способами. А я ведь обещала, что не трону? Обещала, кажется, да…
– Если бы ты мне хоть немного доверяла, то получила ответ без таких усилий, Дайан. Вы искали здесь Книгу? – Аттикус, по-моему, разговаривал сам с собой.
Вопрос был глупым – но сейчас я готова была позволить ему все что угодно, лишь бы он не покидал меня. И где Гус?..
Его руки дарили мне странное теплое спокойствие, и я расслабилась. Боль постепенно стихала, но идти самой было все еще сложно. Тень безошибочно выбирал самые короткие и безопасные пути.
– Здесь много ловушек, – вяло сказала я, игнорируя его прежние замечания. Потому что – что тут скажешь? Как ему можно доверять? Не сейчас, сейчас другое дело, но вообще – как? Или можно? И где Гус?
– Не считаешь же ты, что я не способен обнаружить бездарные капканы для дураков? – Аттикус улыбался, и это тоже успокаивало.
– Мне это не нравится. Знаешь, я не питаю к тебе особо теплые чувства, но сейчас готова продать за тебя даже Самуэля. Ты заколдовал меня, да? Зачем?
– О, это побочный эффект, не обращай внимания. Мне пришлось поделиться с тобой силой, чтобы ты могла идти. Завтра проснешься и по-прежнему будешь меня не любить.
– Вполне заслуженно, – со стыдом добавила я. – Они бы убили меня, да?
Мысли путались в этих коридорах, и я понимала, что задаю не те вопросы, не о том говорю, но слова произносились сами – неважные, бессмысленные. Какая разница – убили бы или нет, ведь я жива, а Гус?
– Нет, – хмыкнул Аттикус. – Для этого у Каирнов еще мало сил. Чуть попозже ты бы сама сбросила магию – когда превратилась обратно, это несложно. Но вот восставшие представляли для тебя большую опасность. Думаю, именно повторное присутствие Раскаля позволило сознанию появиться, оно молодое, неопытное, и его легко было отогнать прочь от тебя.
– Ты снова меня спас, – недовольно сказала я. – Ничего, что я на «ты» перешла?
– Переживу как-нибудь.
Я хотела спросить про Гуса. И сколько времени прошло? Я уже совсем человек или это все тот же побочный эффект? И мне больно.
– Кажется, кажется, я сбежала от Гуса, да? Плохо помню… Что с ним, ты нашел его? – нужные вопросы наконец вырвались, когда мы остановились у очередного поворота, и Аттикус придерживал меня за плечи, а сам что-то осматривал в глухой стене.
– Вот за кого переживать не стоит, – Аттикус пожал плечами. – Этот плут выберется из любых ситуаций. Скорее всего, он уже на поверхности…
В его словах было столько уверенности, что захотелось поверить, но разве Гус ушел бы и оставил меня здесь? Он друг, ведь друг? А кто же я?
– Он… я думаю, он все еще ищет меня… Сколько времени я провалялась в забытье? Я успела превратиться обратно, значит, уже утро… Так? Или, может… я могла ему навредить. Гусу. Здесь слишком много магии, и я потеряла разум, поэтому так плохо помню.
– Полагаю, – согласился Аттикус. – Думаю, что даже день, но здесь сложно ориентироваться во времени. Выйдем и увидим. Что насчет Гуса. Его ведь учил я, помнишь? И хорошо учил. Ты не представляешь, на что он способен. Такой оболтус, правда? Носится туда-сюда, кричит, шутит, но когда пахнет жареным… просто поверь, он в порядке. Иначе бы я уже его искал.
– Это… – я запнулась. – Это было признание, что тебе не все равно?
Аттикус хохотнул и ничего не ответил, продолжая вести меня по темным подземельям.
Я кивнула, занявшись другими мыслями – логично, если уже день, а может, и вечер, то Гус не станет бродить по Каирнам в поисках меня, но тогда что? Пойдет за помощью к Теням? Вот уж сомнительно… Или ждет у входа. Разум отказывался поверить, что Гус способен бросить меня здесь одну. С другой стороны, если он учуял приближение Аттикуса, то понял, что я в безопасности. И еще он подозревал, что Тень будет следить за нами… Тишь, как сложно соображать… Голова раскалывалась на тысячу мелких кусков, и меня мутило от холода и жажды.
– Если ты нашел мою сумку, – слабо улыбнулась я, – там должна быть вода. Я хочу пить…
– Прости, Дайан, – Аттикус неожиданно остановился, всмотрелся в едва освещенное магией пространство и потянул меня назад. – Там ловушка. Боюсь, у меня не было времени собирать твои вещи. Но я знаю короткий путь на поверхность. Помолчи, будь добра, не трать силы.
Спустя долгие ярды темных коридоров, лестниц и дорог я обнаружила себя в какой-то комнате. По пути я то и дело проваливалась куда-то, и голос, трещавший что-то про клещика, звал – но со страхом, просил прийти, зачем? Я не понимала, я даже не запомнила, как мы выбрались на поверхность и пришли в город – все это пронеслось мимо меня смазанными, серыми красками, и единственное, что имело значение – человек, державший меня, не позволяющий упасть.
Аттикус бережно усадил меня в кресло и теперь наливал что-то в чашку. Сил не осталось ни на что – даже слушать его было сложно. Хотелось заснуть прямо здесь, свернуться калачиком в кресле, рядом с Аттикусом, он не будет мешать и от Рема защитит…
– Боюсь, что нет, Дайан.
– Что?
– От Рема защитить я не в состоянии.
– Я что, вслух это сказала? – выдохнула я. – Извини… Я не знаю, зачем меня нужно защищать от Рема. Ничего не знаю…
– Не надо извиняться. Я, признаться честно, уже подумываю чаще делиться с тобой силой – столько… доверия. Выпей-ка, полегчает.
Я послушно припала к кружке, и вскоре по телу разлилось приятное тепло, принося с собой силу и проясняя сознание – это была не вода, а какой-то травяной отвар. Но он подействовал, и на мою просьбу повторить Аттикус покачал головой.
– С этим лучше не перебарщивать. Тебе нужно поспать, и станет легче.
Рука разболелась еще сильнее – наверное, меня зацепила ловушка, пока я носилась, ведомая голосом твари. Я поморщилась и наконец вспомнила, что стоит оглядеться.
Кресло, на котором я сидела, окружала слишком аскетичная обстановка. Менее пустым был даже дом Льюиса, который не переносил рядом с собой лишних вещей. Кровать в углу, застеленная невзрачным синим покрывалом, письменный стол, высокая стойка, на которой, очевидно, Аттикус ел, очаг, камин на другой стороне и раковина. Больше ничего – ни полок, ни шкафов. Видимо, он здесь и не жил – я вспомнила богатую обстановку кабинета в Цитадели и согласилась с собственными выводами. Из окна лился вечерний свет от зажженных факелов, и был слышен гул копошащегося города.
– Давай начнем сначала, – вымученно улыбнулась я, закрывая ладонью проступившую кровь на повязке. – Ничего не соображаю. Где мы? Это твоя квартира?
– Квартал Эрмет. Я ведь тебе говорил, помнишь? – Аттикус остановился напротив меня и хмуро посмотрел. – Ты уверена, что хорошо себя чувствуешь?
– Просто устала, – отмахнулась я, не желая его беспокоить, изо всех сил заставляя мозг работать. – И…
– Врешь, – перебил он меня. – Дай мне руку, я посмотрю.
Это вызвало затруднения, и я поспешила переменить тему – только не руку, ее Самуэль залечит, или я сама, только не он. Нет-нет-нет.
– Аттикус! – повысила я голос. – Не надо, ладно? Не трогай меня, все будет хорошо, я немного отойду и побреду домой. Скажи мне лучше…
– Чушь какая, Дайан, – от усталости внезапно не осталось и следа, и Аттикус присел рядом со мной, посмотрел так, что вертевшийся на языке вопрос тут же вылетел из головы. – Взгляни на меня, слышишь?
Я послушалась и едва не утонула в спокойствии. Аттикус так ловко взял в ладони мое лицо, что я ничего не успела заметить и остановить его.
– Помнишь? – он так серьезно смотрел на меня, близко-близко, что у меня перехватило дыхание. – Я не причиню тебе вреда, я на твоей стороне.
Глава сорок первая
Проснувшись, я обнаружила себя в кровати – укрытая одеялом и заботливо раздетая, но не до конца, словно кто-то очень старался соблюсти приличия. Но я все равно покраснела и натянула одеяло по шею.
За окнами стояла глубокая ночь, тишину которой разбивали лишь редкие звуки проезжающих повозок и нервное ржание лошадей. Фристада спала, и я неожиданно поняла, что ужасно по ней скучала. Блуждание в Каирнах продолжалось вечность, и безумно захотелось глотнуть свежего воздуха, почувствовать морской ветерок в волосах, учуять запахи закрывшихся пекарен, узнать, что в городских трактирах не прекращаются извечные драки. Просто окунуться в этот водоворот жизни. И, пожалуй, кофе.
– Аттикус? – неуверенно позвала я и приподнялась.
Он сидел за стойкой вполоборота ко мне, уткнувшись в лист бумаги, и рассеянно улыбался. Как всегда невозмутимый и без привычного плаща немного домашний. Я тряхнула головой, избавляясь от нахлынувших приятных ощущений.
– Привет, – отозвался он. – Забавная карта, будто ее Гус рисовал. Ох уж эти его таланты.
А потом повернулся ко мне и ясно улыбнулся.
Я на секунду закрыла глаза и едва снова не провалилась в сон, но Аттикус уже был рядом и щупал мой лоб.
– Это ты меня раздел, – я даже не спрашивала, и так понятно, но все же стоило обозначить границы. Хотя лежа в чужой постели почти голой сделать это было сложнее.
– Иначе бы ты запуталась в своих лохмотьях, – он пожал плечами. – Но если тебя успокоит, то я не смотрел.
Меня не успокоило, но стало немного проще. Смотреть, на самом деле, было не на что, а Аттикус выглядел уже не таким посеревшим и усталым, как в Каирнах. Сколько же времени прошло?
Квартирка была освещена тремя свечами, а Аттикус улыбался. Я высвободила руку из-под одеяла, поднесла ее к нему и тут же отдернула, покраснев.
– Извини, я… у тебя не будет кофе?
– Не стоит извиняться за каждый чих, – покачал он головой. – Конечно, все что пожелаешь. Но я все же хотел посмотреть твою руку. Впрочем… как ты говорила? Все по порядку?
Он поднялся, пересек комнату и нырнул в сундук, который я раньше и не заметила, выпрямился с рубашкой в руках и протянул ее мне.
– Вполне сойдет за платье, а потом что-то придумаем. Я отвернусь, а ты переодевайся.
Я снова покраснела, но он уже не видел – отошел к стойке, на которой лежала карта.
Рубашка была мягкой, льняной и теплой, и что важно – чистой. Окажись я в подобном положении у Гуса, пришлось бы что-то выдумывать. Стоит вспомнить таракана в бутерброде.
С раненной рукой вышла небольшая заминка, а я с тяжелым сердцем проговорила про себя: Аттикус все знает. И нет смысла скрывать, и разговор об этом предстоит.
– Ты ведь все видел, да? – тихо спросила я. – Не поворачивайся, еще рано.
– Имеешь в виду то, что ты не хотела показывать? – мягко уточнил он. – Извини, но да. Весьма… неожиданно. Но я немного в курсе того, как заключаются браки на Волчьем острове.
Застегивать пуговицы было почти невозможно, успокоившаяся боль в руке вспыхивала с новой силой, стоило ее хоть немного согнуть, но просить Аттикуса помочь – немыслимо. Боги, да я и так раскрылась перед ним, как только возможно.
– Ты обо всем в курсе, – отозвалась я, скрывая смущение и раздражение. – В любом вопросе, какой ни задашь.
– Ну нет, – хохотнул он. – Если ты спросишь меня, каково быть беглянкой с Волчьего острова, я ничего не смогу сказать. Не обижайся… Я не со зла. Ты ведь для этого просила аудиенции у герцога? И поэтому не обратилась к нам, боялась, что с таким рычагом давления мы прижмем тебя еще сильнее?
Пуговицы в порыве злости были застегнуты все, и я осторожно поднялась с постели. Немного шатало и кружилась голова, зато боль почти не ощущалась – так сильно мне хотелось запустить в Аттикуса чем-нибудь тяжелым. Чтобы замолчал, не читал меня, как детскую книгу.
– С чего ты взял, что я хочу избавиться от этого? – голос предательски сорвался. – С чего взял, что знаешь меня?
Он обернулся, явно стараясь смотреть куда-то в сторону, но, заметив, что я стою, посмотрел прямо – без усмешки, без сочувствия. А словно… словно принимая то, кем я была – неприкасаемой, беглянкой, вынужденной сматываться, когда кто-то с Острова появлялся в городе, тощей девицей, полной страхов и неуверенности. И отступил.
– Не злись на меня, Дайан, – тихо сказал Аттикус. – Твои страхи понятны и обоснованы, как и недоверие. Но я хочу помочь, просто помочь. И я все вижу. Если тебя смущает моя привычка говорить все прямо – я постараюсь… впрочем, надо ли?
Он схватил с кресла две разноцветные лоскутные подушки и кинул к прогорающему очагу.
– Садись, прошу тебя. Здесь не ахти как все обустроено, но что-то придумаем. И кофе найдем, и еду. И силы поговорить.
Я послушалась, недовольно, но осторожно сев – повязка на руке была сменена на привычный бинт, явно чем-то пропитанный, но кровь снова выступила, а я, хоть убей, не помнила, где получила рану. Аттикус плюхнулся напротив меня, слегка смущенный и хмурый.
Смотреть на него и хотелось и не хотелось – похоже, побочные эффекты меня не отпустили.
– А что ты делал в Каирнах? – задала я самый очевидный вопрос. – Следил за мной?
– Да, – он осторожно взял мою руку, снял повязку и вгляделся в нехорошую, рваную рану. Края уже начали заживать, но я с неприятным холодком видела гной. – Плохо дело. Залечить я тебя смогу, но лучше бы убедиться, что нет заражения. Потерпишь еще немного?
Я кивнула, наблюдая, как он поднялся и отошел к стойке, достал бинты и какую-то бутыль.
– Затянуть рану магией – дело плевое, но убрать воспаление и заражение – умение высшего порядка, увы, я в этом не силен. Но, думаю, все будет хорошо.
– Ты появился в момент, когда я потеряла сознание, – я с трудом выцепила из мешанины воспоминаний нужное. – У тебя руки трясутся. Так почему ты не показался раньше? Ты ведь видел меня?
– Видел? Дайан… я понял, что вы задумали. Твоя идея была? – он уже не смотрел на меня, прочищая рану, а я морщилась, но терпела.
Странное это было ощущение – злиться на него и находиться в таком положении… в зависимом? Меня передернуло. Нет-нет, ни за что. Ничего я ему не должна. Самуэль всегда говорил – принимай все, что предлагают, и сама решай, хочешь ли что-то дать в ответ. Почему с Аттикусом так нельзя?
– Нет, Гуса. Ты пришел очень вовремя, – все-таки не удержалась я. – Как ты это назвал – соприкасаться сознаниями? Это было отвратительно, словно я превратилась в половинку личности. Одни мысли – есть, есть, поймать, убить, спрятаться. Кажется, я все вспомнила. Это… это нормально, когда воспоминания после превращения приходят не сразу. Но зато я теперь знаю, что не укусила Гуса. Хоть и хотела.
– Поверю тебе на слово, – усмехнулся Аттикус. – Гуса и я иногда покусать хочу и еще пару затрещин надавать. Все время забываю, что он уже взрослый и наши пути разошлись… Что? Ах, да… Сознания зданий примитивны. Но никаких последствий не будет, если интересно. Я осмотрел тебя, пока ты спала, все в порядке.
