Текст книги "Книга монстров (СИ)"
Автор книги: Энни Мо
Соавторы: Даниэль Брэйн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)
– А как ты думаешь, зачем он приходил к Самуэлю? – спросил Аттикус, пробежался руками по книгам и вытащил одну из них. И я, и Рем смотрели на него пристально, а на улице бушевала гроза, смывая кровь минувшей битвы. – Он не самый слабый маг, способный защитить Вольфганта от любой опасности. Возможно, будучи его воспитанницей, ты не слишком ясно осознаешь, какое место в городе занимает Самуэль. Но поверь, нуждайся в защите я, именно к нему и пошел бы.
Он говорил что-то еще, но предыдущий день меня доконал окончательно, я погружалась в темные воды нервного перевозбуждения, кружилась голова и все, чего я хотела – это подойти к Аттикусу, задумчиво что-то говорившему. Мне нужно было бы слушать, ведь именно за этим я и пришла, но в ушах шумел шторм, волны захлестывали сознание грязной морской пеной, что сейчас кидалась в озверевших порывах, осаждая берег Фристады. Прикоснуться к нему – почему, этот вопрос даже не приходил в голову, просто прикоснуться, почувствовать тепло кожи, увидеть тонкие морщинки вокруг глаз. Оказаться в том углу, но сил встать тоже не было.
Теперь и Рем, и Аттикус смотрели на меня, явно ничего не понимая, а я все тонула и тонула. Приближалось полнолуние, я чувствовала, как наливаются желтизной глаза, как зверь внутри поднимается с тихим рыком, готовый к охоте. Но ведь еще так рано, оставалась неделя до моего превращения, но море накрывало волнами с головой, и я захлебывалась.
Аттикус подошел, склонился надо мной – я едва замечала его сухие прикосновения к моему лбу, и никакого облегчения. Рука оказалась просто рукой, и нахмуренное лицо – всего лишь лицом.
– Пойдем, Дайан.
Глава двадцать восьмая
Я не помнила, как вышла из кабинета Рема, который, возможно, что-то еще говорил, но уши не пропускали посторонние звуки, стены Цитадели сливались в сплошной серый камень с редкими проблесками горящих факелов. Лестницы были бесконечными, как и коридоры, я цеплялась за руку Аттикуса, ощущала долгожданное тепло, но оно было, как и Тень, полным безразличия. Был бы здесь Самуэль, я зарылась бы в его объятия и не чувствовала этого холодного, обжигающего равнодушия, пропитавшего древние стены. Но рядом был только Аттикус, и мне приходилось мириться.
Он завел меня в еще один аскетично обставленный кабинет, аккуратно усадил в глубокое кресло и куда-то отошел.
– Что с тобой, Дайан? – мягко спросил он, наливая воду. Сознание, невыносимо долго тонувшее в усталости, прояснялось.
– Не знаю. Наверное, слишком устала, – почти неслышно промямлила я. – Простите, что устроила это все. Но…
– Не стоит просить прощения за то, что не контролируешь. Вот, выпей. Честью клянусь, что не отравлено, – последнее он добавил с изрядной долей иронии, но я, не в силах злиться, порадовалась, уловив в голосе хоть что-то человеческое.
Оно мне было сейчас так нужно – простое участие, никакой крови и никакого Вольфганта. Но глаза Аттикуса, присевшего со мной рядом, глядели по-прежнему отстраненно.
– Где же ваше доверие? – спросила я, с отвращением хлебнув воды. – Знаете, совсем недавно я говорила об этом с Гусом. Потому что он только и делает, что говорит о кошечках. И ни о чем больше, одна большая закрытая книга, как и вы.
– С названием «Веселый раздолбай»? – понимающе улыбнулся Аттикус. – Ты в гостях у Теней. Уже то, что мы тебе открылись, то, что ты здесь – великое доверие к тебе. И великое бремя. Не смотри на нас глазами обычного человека, лучше открой их.
– А потом?
– А потом снова открой. Хочешь вина? Оно поможет тебе собраться с мыслями.
Я помотала головой и отставила стакан. Воды во мне и так было достаточно, целое темное море с глазами пробуждающегося зверя.
– Наше доверие к тебе в том, что ты здесь, а не стоишь на заливаемых улицах, с тобой готовы говорить и воспринимать всерьез. И мой тебе совет – пользуйся этим, не бойся, Тени теперь твои союзники, и глупо было бы упустить такой шанс.
Но шанс на что, он так и не сказал.
– Этого недостаточно, Аттикус, – повторила я, вспомнив разговор на крыше. – Ваше доверие слишком неявное, я хочу большего. Я хочу видеть вас настоящего, а не эту вечную маску спокойствия. Понимать, что вы делаете.
Я сознавала, что несу полную чушь, но все еще помнила, как тянуло меня к этому человеку – необъяснимо, страшно. Я никогда не хотела видеть его, не радовалась появлениям, но он казался интересным, глубоким, умным, а сейчас у меня внутри, как после шторма, царило опустошение. Глупое наваждение прошло, оставив после себя лишь мусор и воспоминания.
Тень задумчиво нахмурился, а потом порывисто встал и затопил камин одним движением – глупое расходование магии, Самуэль никогда так не делал, но стало немного теплей от одного вида огня.
– Не знаю, какой ответ тебя устроит, – развел Аттикус руками, видя мое нежелание развивать мысль. – И, признаться, не слишком понимаю, о чем ты говоришь. Моя задача – сохранить тебе и Гусу жизнь, помочь и направить. Только и всего.
Я закусила губу, боясь выложить все то, что было в моей голове – опасные мысли, опасные откровения, но Гусу бы понравилось. Вот только он бы играл на эмоциях и моем состоянии, а я готова была искренне признаться во всем.
– Мир, – начала я, – окуклился, все линии ведут к Вольфганту, Книге, Раскалю. Все крутится вокруг них, и я хожу по кругу среди множества не заслуживающих доверия людей. Которые играют, не переставая, не смотря по сторонам, и – как вы сказали? Не открывают глаза. Ни единой мысли не промелькнуло у вас, что я существо, с которым можно говорить, что я живая. Вы глядите на меня словно рыба, пустым взглядом, и не видите. Да вы вообще на всех так смотрите, будто люди, вас окружающие – вещи, случайно приобретшие способность связно говорить. Вам тут всем плевать, что этой ночью погибло столько людей. Главное – нескончаемые игры и великая миссия, творимая чужими руками.
Я осеклась, сама не зная, к чему приведут меня мои слова, обхватила себя руками и посмотрела в лицо Тени, выслушавшего меня с нескрываемым удивлением. В конце концов, Аттикус промолчал, печально улыбнувшись, сцепил руки в замок и наконец ответил на мой взгляд. Странно оказалось наблюдать в нем что-то отдаленно похожее на человеческое.
– Признаться, я не думал, что способен заинтересовать тебя в такой непростой ситуации. Обидеть, пусть и без желания, я мог, но… Нам не наплевать на погибших, Дайан. Постой, не отводи глаза, ты можешь не верить мне, но посмотри. Мы все здесь находимся для того, чтобы Фристада и дальше стояла, чтобы люди жили и рождались, и умирали, проходя свой вечный круг….
Он поморщился, взъерошил короткие, тронутые сединой волосы и улыбнулся.
– …Но болезнь невозможно искоренить, устраняя симптомы. Город болен, и чтобы он не задохнулся под натиском тварей, мы должны уничтожить Раскаля. И для этого нам нужна Книга. Впрочем, что я говорю, все ты знаешь. Я слишком давлю на тебя, и мне действительно жаль. А еще жаль, что я разучился разговаривать с молодыми девушками. Позволь мне предложить тебе кофе, я ведь совсем забыл о гостеприимстве.
Я слабо кивнула, неистово желая, чтобы он продолжал, хотя и сама не понимала, чего ждала. Участия? От этой глыбы льда, закостеневшей в своей холодности уже многие десятки лет. Ее не растопит ни пинта кипятка, ни слезы, готовые прорваться во мне, стоило сознанию очнуться от вспышки, произошедшей в кабинете Рема. Только покажу себя слабой, ни на что не способной глупой кошечкой, может, и не зря Гус так называл меня, возможно, видел это внутри меня. Он тоже Тень, кто знает, что видят Тени, весьма вероятно, то, что мы и сами не знаем о нас самих.
Аттикус отстраненно посмотрел на кресло, в котором я развалилась безвольной марионеткой, и достал из небольшого буфета турку, кофе и пару чашек.
– Утро только началось, – виновато улыбнулся он. – Но я совсем запутался уже в сутках, брожу, как сонный кот. Тычусь в углы и мало что понимаю. Полагаю, как и ты. И еще позволь сказать – отвечая на твои слова, – что глядя на тебя, я вижу только то, что ты позволяешь. Вижу тебя, полную недоверия и страха. Не вещь, а человека, который имеет все основания меня бояться. Ты закрыта для меня столь же, сколько и я. И мне не пробить эту стену, пока ты не разрешишь.
Он закончил приготовления, поставил турку на жаровню, подтащил второе кресло и уселся напротив меня, будто бы позволяя себя рассматривать.
– Я… я просто хочу, чтобы во мне видели не только источник информации, понимаете? Вы кинули нас в этот ад и теперь наблюдаете, выплывем мы или нет. Ох, Перевернутые боги…
Я поджала под себя ноги и закрыла лицо руками, силясь собраться с мыслями и прояснить туман в голове. Присутствие Тени одновременно напрягало и радовало – столь же слабо, сколько он готов был говорить не о деле. И я ничего не понимала, ни себя, ни его, ни того, что вообще происходит – зачем мне все эти разговоры. С Гусом, с Аттикусом. Единственный человек, которому можно довериться – Самуэль, был, вероятно, дома. Даже от Рема мне было куда больше прока, но я сидела тут и чего-то ждала.
Сумасшедше запахло кофе, и Аттикус поднялся, чтобы разлить его по чашкам.
– Полагаю, что понимаю, – ответил он. – А еще тебе надо поспать. Думается мне, на тебя что-то повлияло в кабинете у Рема, слишком уж быстро ты размякла.
Он подал мне чашку кофе, мимолетно прикоснувшись к руке, и снова сел в кресло. Вид у Аттикуса был усталый и слегка растрепанный.
– Не понимаю…
– Здесь много что происходит, – туманно ответил он и улыбнулся. – Иногда сам не осознаешь, твое ли настроение или нет. Не зацикливайся, это пройдет, стоит тебе покинуть Цитадель.
– Намекаете, что… эти все разговоры – влияние магии в вашей Цитадели?
Аттикус коротко кивнул и отпил кофе.
– Ну ведь не просто так тебе захотелось моего общества. На крыше ты уверяла, что я использую против тебя любую информацию, а теперь так легко говоришь то, что на душе. Магия многогранна и не проста, не позволяй ей собой завладеть, иначе – кто знает, чьи уши тебя услышат. Но, – он так искренне улыбнулся, – спасибо тебе. А теперь допивай кофе, и отправимся.
– Куда? – неохотно пискнула я. Идти куда-то еще у меня просто не было сил. – Искать Вольфганта?
– Его уже ищут, – заверил Аттикус. – Точно могу сказать, что в такой шторм он никак не покинет Фристаду. Я провожу тебя домой.
Глава двадцать девятая
Умудрившись не столкнуться с Ремом, мы покинули Цитадель Теней, и я с наслаждением вдохнула свежий воздух. Аттикус вызвался меня проводить, я не возражала. Не то чтобы мне было приятно его общество…
Ну да, приятно. И спокойно, тут же утешила я себя явным враньем, потому что спокойствие было все-таки делом десятым… Но важным.
Чушь какая-то лезла мне в голову.
На нас тут же обрушились ледяной ливень и сильный ветер, но мне это было как раз на пользу – вспышка слабости и дурные мысли окончательно прошли, оставив после себя легкое недоумение и недовольство. Разумеется, собой и Тенями, в первую и вторую очередь. Представляю, что подумал обо мне Аттикус, но, наверное, это не должно было меня волновать. В конце концов, они меня выбрали сами. И что бы со мной ни происходило, какой бы я ни была – им придется с этим мириться. Ведь я – это я, и ничего больше.
Прежде чем Аттикус укрыл нас магией, защищая от непогоды, мы успели промокнуть с ног до головы. Но шторм теперь был снаружи, и мне стало так легко дышать, что я не обращала внимания на неудобства.
– Позволь сказать тебе кое-что, – прокричал Аттикус мне в ухо, и ветер едва не унес его слова. – Вольфгант вернется, и я очень хочу, чтобы Самуэль согласился на его условия.
Я кивнула, хоть и сомневалась, что Тень увидел, но это не имело значения. Никакие Тени Самуэлю не указ, он думает только о благе общины. Но если он возьмется защищать Вольфганта, то Книга окажется у нас в кармане быстро и вполне безболезненно. Все мы в общине имели разную специализацию, но выведывать тайны своих клиентов – умение первоочередное даже для таких, как старая повитуха Китти. Иначе наемник долго не проживет, падет от первой попавшейся беды с кинжалом в руке. А значит, и выяснить все схроны Вольфганта станет гораздо проще и легче.
Город тонул в непогоде, словно хлипкий корабль в шторм. Вода лилась с неба практически сплошной косой стеной, и вездесущий туман, который не мог разогнать ни дождь, ни ветер, опустился так низко, что я не могла увидеть даже своей ладони на протянутой вперед руке.
– Я поняла, – прокричала я в ответ. – Но объясните мне все же, что со мной было? Как магия может повлиять на разум и желание?
На миг мне показалось, что Аттикус кинул на меня быстрый жалостливый взгляд, а потом улыбнулся, стирая с лица рукой дождь.
– Не думай о ерунде, – посоветовал он. – Это было и уже, вижу, прошло. И поверь, не оставило на тебе никакого отпечатка. А если ты однажды снова попадешь под такое влияние, то знай, что невозможно никаким внушением заставить человека себе навредить тем или иным способом. Ты чувствовала те желания, которые в тебе изначально были…
Конец фразы утонул в порыве колючего влажного ветра, и я подняла руку, инстинктивно защищая лицо, хоть вокруг нас и стоял невидимый барьер.
– Знаете что, Аттикус? Как же вы меня раздражаете своими туманными ответами!
Возможно, он засмеялся, но звук тут же унес ветер, и Тень склонился к моему лицу, облепленному холодными и мокрыми волосами.
– Прошу прощения! Но если я расскажу тебе, как это происходит, то нам придется обсудить твое образование, а это вряд ли тебе понравится.
Как я и предполагала – подумав мимолетно, а не скрыться ли, осторожность казалась излишней – мы были единственными людьми, решившими прогуляться по такой погоде. Дождь не стал ни на йоту слабее и все бил и бил по каменной дороге, еще часа три такого безумия – и каналы переполнятся водой, топя близстоящие дома. Порой мы двигались наощупь, по стенам – боялись провалиться в канализационный люк, их тут было как пива в трактире – много.
– И тем не менее, вы ужасно раздражаете!
– Позволь считать это комплиментом! Дайан... – Мы остановились у форта Флинт под глухой аркой, после которой начиналось кладбище, и Аттикус устало прислонился к стене. – Возможно, я совершил ошибку, ведя себя… так, как вел. И прошу позволения ее исправить. И хочу начать с того, что мои двери открыты для тебя в любой момент, тебе лишь стоит подойти к Цитадели, и тебя впустят. Какие бы проблемы ни возникли, я готов тебе помочь, даже просто поговорить. Повторяю – любые проблемы. Мы ведь можем договориться?
Он улыбнулся, и я растянула губы в ответ в нервной, неверящей улыбке. Атттикус держался так, как описывал Гус, но не я ли сама просила его быть открытым?
Так что… соглашайся, Дайан. Улыбайся и восторженно хлопай глазками.
– Думаю, вполне, – ответила я. – Если вы перестанете лгать, лить воду и отмахиваться от моих вопросов.
Я скрылась, с удовольствием наблюдая, как выражение добродушной заинтересованности сменяется растерянностью и недоумением на лице Аттикуса, и шагнула прочь из-под арки – к теплу сухого дома, к объятиям Самуэля – единственного человека, которому можно было верить в этом мире, пропитанном ложью и обманом.
Ветер донес до ушей обрывок фразы про глупые шутки, а потом на меня со всей силой обрушилась непогода.
Вспышка хорошего настроения прошла так же быстро, как и появилась. Предстояло еще объяснять Самуэлю, что ему нужно принять ненужный заказ, а тому не слишком нравилось, когда его решения контролировал хоть кто-то, а Тени – в особенности.
Земля под ногами чавкала, напитанная влагой, и на ботинки тут же налипли комья грязи и старых листьев, перемешанные друг с другом, словно тесто. Могилы тянулись в утреннем тумане, похожие на небольшие болотные кочки, заливаемые водой с сошедшего с ума неба, и приходилось то и дело обходить огромные лужи. Наверное, поэтому я слегка сменила привычный курс, прыгая с одного холмика более-менее сухой земли на другой, не желая потом заниматься еще и стиркой обуви. И, наверное, мне суждено было натыкаться на трупы именно в этом месте.
С похолодевшим сердцем я убрала ногу с тела, на которое едва не наступила в утренних сумерках, осторожно склонилась и еле сдержала крик.
Вольфгант, наполовину погруженный в грязное озерцо, невидяще смотрел на мстящее всему городу небо.
Открытые глаза и разинутый в немом крике рот заполняла мутная вода, и я пятилась, уже не думая о чистке ботинок, лишь бы только не видеть этого застывшего в предсмертной маске лица, изменившегося до неузнаваемости. Вольфгант больше не выглядел человеком, и я не знала, сколько он тут лежит – разодранное тело, восковое лицо, он напоминал голема – верно, именно так начинают превращаться моряки в хохотунов. Вот только Вольфгант больше не встанет с этого кладбища и никому не навредит.
При Вольфганте не было сумки, и то ли он успел перепрятать ее, то ли драгоценности кто-то забрал.
Зато Раскаль теперь свободен – истинный бог Лесных чад, бог обмана и лжи. И он затопит Фристаду в крови.
Я кинулась бежать, уже не разбирая дороги и лишь стараясь удержаться на ногах, не поскользнуться на скользкой земле, мимо бесконечных рядов могил, ворот общины, что сегодня никем не охранялись, домов, в окнах которых трепетало нежное пламя свечей, и спрятавшихся от шторма собак.
Дверь нашего дома была не заперта, и я заскочила внутрь, заливая пол водой и грязью, затворила ее за собой и прислонилась спиной к теплому дереву. Дома горел очаг, несколько свечей на старом, обшарпанном столе, на подоконнике и печке. Самуэля видно не было, но мне требовалось время, чтобы прийти в себя, унять громко стучащее в горле сердце и заставить себя хоть слово вымолвить.
Вольфгант уже приходил к Самуэлю, прося защиты, но тот отказал, иначе я не споткнулась бы о распластанное в грязи тело, не смотрела бы в жуткое, похожее на маску мертвое лицо. И не сжималось бы так сердце в предательском страхе. Или, напротив, Вольфгант не дошел до своей цели.
– Дайан?
Самуэль появился на пороге кухни, нахмурился, обвел взглядом лужу, что с меня натекла, и выдохнул. С замирающим сердцем я поняла, что он волновался, ждал, когда я вернусь.
– Что ж, даже в таком виде – и то неплохо. Но не надейся, что я буду это все убирать, – ворчливо заметил он и улыбнулся одними уголками губ.
Но я все еще не могла вымолвить ни слова, просто молча смотрела на ничего не подозревающего старика и думала-думала-думала о том, что нас ждет и сколько осталось стоять Фристаде на берегу холодного злобного моря, как быстро Древесный бог почувствует, что часть его – нежеланная, полная страстей и страхов, держащая его часть – мертва. Захотелось закричать Самуэлю, чтобы уезжал из города, бежал, куда глаза глядят, но слова застряли, как пробка в горлышке бутылки.
Ему не потребовалось много времени понять, что я не в порядке. Самуэль нахмурился и медленно подошел ко мне, положил теплые сухие ладони мне на плечи и заглянул в глаза.
– Что случилось, девочка?
Я выдохнула имя вместе с воздухом, едва слышно и хрипло.
– Вольфгант…
– Приходил, – кивнул он. – Напуганный, дрожал как лист, обещал золотые горы. Я вышвырнул его вон. Сказал, что он предложил слишком мало, хотя он уверял, что я смогу купить всю Фристаду. Мне не нужна Фристада и не нужна опасность для всех нас. И стар я уже охранять кого-то, кроме тебя, Дайан. Ты за меня так перепугалась?
Он по-доброму улыбнулся, и мне на миг захотелось обнять его, прижаться и забыть все, что я видела. Но слова были важнее, только бы обрести вновь способность разговаривать.
– Он мертв. Лежит… там же, где Льюис. Тонет в луже. Ох, Самуэль…
Улыбка вмиг сползла с лица старика, и он отстранился.
– Ты проверила?
Я кивнула.
– С полным ртом грязи не живут. Ты… я…
Но Самуэль, уже приняв какое-то решение, резко затащил меня в кухню, ткнул пальцем в сторону ванной и схватил с вешалки тяжелый непромокаемый плащ.
– Раскалево отродье, так и знал, что нельзя отпускать дозорных. Сиди здесь, я скоро вернусь. Нужно поставить стражу и кое о чем поговорить. Я быстро, Дайан, приводи себя в порядок пока.
Он вышел в бушующее непогодой утро, а я потащилась в ванную, не ощущая ни холода мокрой одежды, ни тепла натопленного дома, ни запаха еды. Удивительно, что Самуэль в такую ночь нашел время на готовку, когда город тонул в реках крови защитников Фристады. Но я знала, что он никогда не отпускал в ненужные заварушки своих людей, город не платил за жизни наемников, и если кто-то из наших сегодня и дрался с минуталями, то исключительно по собственной инициативе. Что у кого-то такое желание, впрочем, возникло, я сомневалась. Община любила три вещи: деньги, покой и пиво, а ничего подобного никто в городе не обещал.
Горячая вода врезалась в кожу тысячей острых иголок, что я едва замечала, лихорадочно соображая, что делать. И усталость, и недосып отошли на второй план – не стоило так глупо сбегать от Аттикуса, ведь ему обязательно нужно узнать о смерти Вольфганта. Возможно, Тени успеют что-то предпринять, но что сделано, то сделано. Аттикус сидит в своих теплых казематах, а у меня нет сил возвращаться. Тени все узнают и без меня, но оставался Гус и затея с картами – он еще не знает, что нам надо спешить, что все проваливается Раскалю в смрадную пасть и вряд ли когда станет лучше.
Глава тридцатая
Самуэль вернулся через час, и я успела кое-что обдумать, вымывшись и завернувшись в его старый мягкий свитер и заодно собрав с пола всю грязь, что с меня натекла. Монотонная работа позволила мыслям, лихорадочно носившимся в голове, прийти к чему-то, что вполне можно было назвать спокойствием.
Руки и ноги так тряслись от напряжения, будто я неделю вспахивала поле, заняв место лошади. Холодная вода из фляжки слегка освежила, и я села в старое кресло и закрыла глаза, представляя ясное ночное небо над Фристадой – оно всегда было красиво.
Когда наступала зима, Хитрая Лисица занимала почти половину небосклона, неизменно указывая сверкающим носом на север. В детстве кухарка – моя большая любимица – часто рассказывала, что Лисица так торопилась за лето и осень обежать землю и принести на хвосте снег, что попала лапой в звездный капкан. Увидев несчастье, Куница – небольшое гаснущее созвездие – стала насмехаться над ней. Лисица умоляла помочь ей выбраться, но насмешница была глупа и жестока. И тогда Лисица взмолилась Тиши, и она, обходя очередной раз землю, услышала ее мольбы. Разжав капкан, Тишь строго посмотрела на Куницу. От этого она вся сжалась, зная, как скора богиня в гневе на расправу, и начала было умолять ее о помиловании, но Тишь не позволила ей сказать ни слова.
– Если ты такая злая и жестокая, что даже мольбы о помощи не тронули твое сердце, будешь сидеть в этом капкане до тех пор, пока кто-то не сжалится над тобой, – с суровым лицом рассказывала кухарка Тони. – И с тех пор Куница чахла и меркла в уголке неба, отчаянно крича о помощи, но никто, помня ее злобу, не хотел помогать.
Разумеется, все это сказки, но в свое время эта история была моей любимой. Я тысячу раз просила Тони рассказать ее мне и однажды даже поделилась ей с братом. Он пришел в восторг и потребовал рассказать ему что-нибудь еще. Тогда мы еще дружили, не подозревая, что в один миг предпочтем забыть о существовании друг друга…
Сон отменялся на неопределенный срок, и после всех объяснений с Самуэлем я собиралась к Гусу – нужно было посмотреть, в какое место тянет тварей и проверить все, что только возможно. Если нам оставалось несколько дней жизни – может, Рем с Аттикусом преувеличивали в продуваемом всеми ветрами кабинете – тем более нельзя было ждать.
– Выглядишь лучше, – одобрительно заметил Самуэль и придвинул кресло, сел и пристально посмотрел мне в глаза. – Грязь с волос только плохо смыла.
– И Тишь с ней. Скажи мне, почему? Почему ты не стал… не согласился… прогнал Вольфганта? – Я умоляла Самуэля быть со мной откровенной. И было невероятно сложно говорить прямо, потому что я фактически обвиняла единственного человека, за которого, ни секунды не раздумывая, отдала бы жизнь. – Он просил защиты. Теперь он мертв, и весь город…
Я сбилась. И я боялась посмотреть Самуэлю в глаза, но он только негромко засмеялся. Может быть, он по-своему понял мой страх, но я не сомневалась – он понял правильно. Он знал меня лучше, чем я сама.
– Тихо, девочка, не паникуй. Ничего страшного в том, что этот ублюдок мертв, нет…
– Нет? – я запустила ладони в мокрые волосы в тщетных попытках снова найти нужные слова. – Нет? Он ведь связан Книгой с Раскалем, который теперь свободен. И наверняка поймет, что Вольфганта убили… только кто?
– Судя по виду ран – твари, сложно сказать точнее.
– А мешок? Сумка? У него что-то было, когда он сюда приходил?
Самуэль помотал головой.
– Если ты думаешь, Дайан, что я ему не поверил – почему же. Поверил. Он не пришел бы ко мне с намерением меня обмануть. У него были деньги, конечно же были, и он, я уверен, собирался со мной расплатиться как должно. – Он тяжело вздохнул, и я застыла, понимая, что неспроста Самуэль точно так же, как я, подбирает слова, разве только я не хотела его обидеть, а он – меня напугать. – Я мог бы дать ему защиту, Дайан, все просто. Но посмотри, – он обвел рукой комнату, и я догадалась, что он подразумевает общину. – Здесь много людей. За все золото этого мира я не согласен подвергать их опасности, потому что они верят мне. Я стар, но я проживу еще очень долго, быть может, я переживу и тебя, но даже когда наступит мой час, я хочу умереть спокойно. Мир и покой – вот и все, что хочет человек на смертном одре. Хочет знать, что он все сделал правильно…
Самуэль замолчал и смотрел на меня пристально, дожидаясь, когда я кивну. Да, конечно. Никто не знает, сколько бы еще тварей рванулось снова на кладбище. И я была благодарна Самуэлю за то, что он не сказал о…
– Я видела у него эти деньги, – выпалила я, потому что не желала снова вспоминать то страшное утро. – Я была у Лесных чад. Я встретила Вольфганта, пошла за ним в Поющий лес и видела, как Виктория и Совет отреклись от него. Они все знали и одобряли до тех пор, пока Вольфгант не начал терять контроль. А потом… я шла за ним в старый особняк, где у него был тайник. Только в городе я застала бойню и потеряла его из виду. Наверное, он успел перепрятать куда-то сумку с деньгами и драгоценностями.
– Наверное, – легко согласился со мной Самуэль, а я закусила губу, ведь было еще и «потом потом» – когда я встретилась с Тенями, и Аттикус попросил меня оказать Вольфганту помощь, если он снова придет за ней.
– Теперь Раскаль уничтожит Фристаду.
– Да с чего ты это взяла? – ласково спросил Самуэль, а я подумала – потому что так говорили и Тени, и Виктория. – Подобные монстры не мыслят категориями, какими мыслишь ты. Да, он снова устроит бойню, как много веков назад, но не из мести за Вольфганта, уж поверь мне. Раскаль – чудовище, нежить, Вольфгант боялся его, просил защиты и убежища. Так от кого?
Я уставилась на Самуэля во все глаза. Он был спокоен, не так, как Аттикус, потому что рядом с ним было тепло, не страшно говорить, что приходит в голову. А еще он умел в такие минуты мыслить холодно, не поддаваясь эмоциям.
– От Раскаля?
– От Раскаля, от тварей, от Аскетов, от герцога, от Теней, от Лесных чад. От всех. Гордыня – вот что губит, девочка, и это не заносчивость, не высокомерие, это когда ты сам не знаешь, справишься ли ты, но и не хочешь этого знать. Не смотришь вокруг, не думаешь о последствиях. Вольфгант убил себя сам. Понимаешь?
Я тупо кивнула, лихорадочно соображая. Вольфгант терял контроль и этого откровенно боялся, а Древесный бог – кто знает, разумен ли он вообще – желал только одного: скинуть с себя унизительную удавку из человеческих страстей и амбиций.
Кто здесь не прав – Самуэль, не слишком посвященный в дела, или закопавшиеся в них с головой Рем и Аттикус?
– Твари убили его по приказу Раскаля?
– Или потому, что были голодны. Или потому, что им не нравился Вольфгант. Или он просто попался им на глаза. Я скажу – хорошо, что он, а не кто-то из нашей общины.
– Или потому, что они устали ждать, – я начинала что-то понимать. – Он говорил им – ваше время скоро придет, но оно все не наступало, а минутали вряд ли различают время суток и точно не умеют считать. Им надоело, они устроили бойню в городе и прикончили того, кто не выполнял обещания. – Самуэль пожал плечами, словно говоря: «Все возможно, примем это как факт». – Теперь Раскаль свободен от того, что в нем было от Вольфганта. Но какие цели он преследует, что он такое, умеет ли он думать и хотеть чего-то столь обычного, как власть?
Кому я больше доверяю – человеку, сидящему напротив меня и несомненно использующему мои таланты, но и давшему в ответ все, о чем я только могла мечтать, или Теням, хранящим свои тайны и преследующим собственные цели, которые, возможно, и не были ни разу озвучены в моем присутствии.
– Виктория отреклась от Вольфганта, так ты сказала? – Самуэль похмыкал. – Что же, она очень сильный шаман, но у нее ведь такие же Чада, как у меня. Я не хочу рисковать своими людьми, а она, получается, хочет?
Теперь хмыкнула и я, кое-что вспомнив.
– Ты знаешь… она позволила ему принести нескольких Чад в жертву Раскалю. Может, ей и правда плевать, одним больше, одним меньше? Да даже десятком, кто их считает?
– Я думаю, тут дело в другом, – заметил Самуэль, не поддавшись на мою смешную попытку разрядить обстановку. – Что общего между нами и какая разница, Дайан?
Я задумалась. На первую половину вопроса ответ у меня был готов.
– И ты, и она возглавляете многих людей. – А на вторую? – Но ты, как ты сам сказал, думаешь о пределе своих возможностей и о последствиях? – А она нет, хотела добавить я, но вспомнила, что про Викторию говорили Тени. Она умна. – Или они поклоняются Древесному богу? Вольфгант просил капище для какого-то ритуала, Виктория отказала.
– Она понимает, насколько это бессмысленно, – Самуэль прикрыл глаза. – Пока им стоит больше бояться властей, если те вдруг узнают, что Совет позволил Вольфганту все это затеять.
Возможно, Раскаль не в курсе, что минутали убили Вольфганта. Может, он даже еще не почувствовал, что свободен. И все равно оставалась Книга.
– В Книге душа Вольфганта, – проговорила я. – Виктория говорила, что Вольфгант жив исключительно потому, что она не знает, как его смерть повлияет на Древесного бога.
Опять не складывается, и Тени упоминали о том же. Не могли они все разом забыть про Книгу? Или дело не в ней?
Я скорчилась в кресле, уперев локти в колени и спрятав в ладонях лицо. Все, что мне говорили, шло вразрез с тем, что я видела или слышала. Если правы Виктория и Тени, то Раскаль уже отряхивает пыль с костей или что у него там имеется и готовится снести Фристаду с лица земли. Если его продолжает держать Книга…
