Текст книги "Книга монстров (СИ)"
Автор книги: Энни Мо
Соавторы: Даниэль Брэйн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)
Входом был кусочек крыши, неуклюже выползший на поверхность. Рядом лежал, источая даже в прохладе запах гниения, восставший. И Гус недолго думая облил его освященной водой – чем меньше препятствий на пути обратно, тем лучше, но я нахмурилась – глупо разбазаривать ограниченное число оружия. Но ничего говорить не стала и мы, извернувшись, залезли внутрь. Каменный гроб с еще читавшейся надписью был разворочен, а крышка, которую совершенно точно сдвинули изнутри, лежала на полу, разломанная на несколько частей. Не приходилось сомневаться, что это хозяин только что отдыхал на поверхности, впав в какое-то подобие покоя. Идти дальше сразу же расхотелось, меня пробрал озноб, но круглая шахта, кем-то заботливо прокопанная, уже ждала.
Спускаясь вниз по веревке и периодически глядя на удаляющийся дневной свет, я ощущала себя более чем неуютно. Двигаться было легко: я упиралась спиной и ногами в стену и вполголоса вторила проклятиям Гуса, пытающегося меня подстраховывать. Потом тьма стала такой густой, что я с трудом различала стены и успокаивалась только голосом Гуса, казавшегося теперь таким дорогим и нужным. Стены здесь были особенно холодными, но хотя бы не сырыми. Преодолев какую-то часть пути, мы остановились, пережидая судороги в ногах и руках, и вскоре продолжили путь. Говорить не хотелось – тело дрожало от ощущения опасности, темноты и затхлости воздуха – снизу поднимались сладковатые нотки гниения, и мне казалось невозможным, что я посмела бы спуститься сюда одна. Присутствие человека рядом придавало уверенности.
Был момент, когда руки чуть не соскользнули с веревки, и я, беспомощно шипя, проехала вниз, едва не сев на голову Гуса, за что в очередной раз была обозвана кошечкой с прекрасной задницей. С трудом успокоив бешено стучащее сердце, я кивнула, не отреагировав на замечание, и мы продолжили спуск и были вознаграждены неожиданной пустотой внизу. Исхитрившись застыть в более-менее надежном положении, я освободила одну руку и осветила нам путь слабым светом шашки.
Внизу виднелись несколько досок, и я осторожно на них наступила. Это оказались деревянные перекрытия, которые образовывали полукруг над большим залом. Меж ними зияли провалы, позволяя оценить, в какое кровавое месиво мы превратимся, если прогнившая поверхность не выдержит. Пришлось осторожно прилечь, навскидку определив самое прочное место, и осторожно активировать шашки. Когда зала внизу стала достаточно освещенной, я со вздохом облегчения закрыла глаза. Все оказалось не так страшно: Каирны были построены целиком из огромных камней, а значит, неожиданных обвалов, скорее всего, получится избежать.
– Какой долгий путь вниз, – задумчиво произнес Гус. – Не надоело тебе по веревкам руки ранить? Я нашел бы более простой путь, честное слово.
– Вот и нашел бы, – огрызнулась я, но ладони и впрямь, даже несмотря на толстые перчатки, саднило. – Зато мы можем осмотреться.
Внизу бродили восставшие, раз-два… пять штук, еще один – шестой – неподвижно лежал у огромной колонны. Неяркий рассеянный свет их нисколько не взволновал.
– Судя по карте, в этой части катакомб хоронили членов богатых торговых семей. Денег, очевидно, сюда вложили немало, – зачем-то сказала я. – Надеюсь, тебе не придет в голову искать сокровища? Сразу говорю, их тут давно нет.
– А то я не знаю, кошечка. Не бухти, я просто немного нервничаю, – объяснил Гус и легко прикоснулся к моему плечу.
Я кивнула, на миг разрешив себе подумать, увидел ли это Гус или нет.
Разломанные гробницы сверху представлялись произведением искусства. Над каждой из них висели истлевшие гербы, на одном из них я вроде бы рассмотрела волчье ухо – символ семейства оборотней-отступников, отказавшихся поселиться на Острове. Когда-то отступники были искусными ювелирами, но время их не пощадило, и последняя представительница, по слухам, окончила жизнь, случайно оказавшись в драке между Аскетами и отколовшейся от них давно сгинувшей сектой.
Я медленно, вслед за Гусом, стараясь не издавать ни звука, спустилась по веревке, то и дело оглядываясь на неуклюже шатавшихся мертвецов. На нас они не обращали никакого внимания, медленно шаркая истлевшими ногами по каменному полу. Их глухое рычание эхом перекатывалось по пустынному залу, отражаясь от стен.
Страх, волной разлившийся по телу, едва не парализовал меня, но, неуклюже взмахнув рукой и сдергивая веревку, я прикоснулась к теплому плечу Гуса и взяла себя в руки. Он же поймал веревку, и восставший, остановившись за нашими спинами, насторожился, но, не уловив больше ни звука, продолжил путь.
Огромную колонну, казавшуюся теперь уходящей вниз башней, огибали два узких коридорчика, а по краям залы – в западной и южной сторонах – еле виднелись две двери. Требовалось достать карту, чтобы, не теряя времени, определить, какой из ходов ведет дальше, но я не осмеливалась шуршать свитком и привлекать внимание восставшего. Задумавшись ненадолго, я ткнула пальцем в нужном направлении.
Крадучись, мы пересекли помещение и я заглянула в левый коридор, огибавший башню-колонну. Тьма расступилась перед тусклым светом, и я увидела очередного восставшего, ради разнообразия спокойно стоявшего у стены. Судя по разодранной одежде, когда-то это была женщина, и женщина из богатой семьи – на шее висела потемневшая золотая подвеска с драгоценными камнями. Тело неупокоенной высохло до такой степени, что горло уже не было способно издавать ни звука, иначе мы бы ее услышали.
Коридорчик был настолько узким, что обойти восставшего оказалось невозможно, и мы вернулись к правому проходу. Тот на первый взгляд был пуст. Бесшумно ступая по полу, мы достигли двери в башню и прислушались. Внутри кто-то бродил, впрочем, догадаться – кто, было несложно. Но помещение должно было быть небольшим, так что я сомневалась, что мы обнаружим там слишком много мрачных жильцов. Подождав, когда шаги чуть затихнут, я потянула за ручку – заперто. Очень интересно…
Замок с виду был простеньким, и Гус, молча отодвинувший меня с пути, без труда его вскрыл неизвестно откуда взявшимися отмычками. Снова дождавшись, пока восставший внутри отойдет подальше, он осторожно отворил дверь и я, скользнув внутрь следом, тут же закрыла ее за собой, со склянкой освященной воды наготове. Оставалось на слух определить, сколько здесь мертвяков и куда кидать воду.
Открыв дрожащими пальцами пробку, я плеснула водой в то место, где по моим представлениям находился восставший. В башне прозвучало последнее «Ы-ы-х!», и с тихим шипением мертвяк растворился, не совладав с благословенной Аскетским первосвященником водой. Я снова зажгла свет и вздохнула – больше никого не было. Зато женщина с золотой подвеской за стеной заволновалась и пошла к двери, судя по звукам, тяжело подволакивая сгнившие ноги. Запирать отмычками замок было невозможно, поэтому я выразительно взглянула на Гуса, и он тут же подпер дверь какой-то деревяшкой. Ручка с той стороны подергалась и затихла. Я задалась вопросом – чем мертвая поняла, что ей не открыть дверь, если все мозги давно протухли. А потом отмахнулась – глупые загадки можно решать и потом, когда мы будем в безопасности.
VII. Долги, которые нам приходится возвращать. Глава тридцать седьмая
Я посветила шашкой вниз, но широкая винтовая лестница, насколько хватало света, была пуста.
– Ну вот отсюда мы и начнем, – недовольно сказала я, поеживаясь от холода, и достала карту.
Книга где-то…. не здесь. Восставшие слишком спокойны, наверняка это уже понял и Гус, и надо отдать ему должное, он еще не послал меня с походом в Каирны в столь любимое им место.
– Мы невольно оказались на верном пути, кошечка, – проворчал Гус, в три погибели склонившись над картой. – Те два прохода в зале – тупиковые усыпальницы неких Роунделла и Тима. И какой ненормальный зануда составлял эту карту?
– Эй, радуйся, что такая… – Я осеклась, резко обернувшись к лестнице. – Тихо! – прошипела я, хотя Гус молчал, только поднял голову и вопросительно посмотрел на меня.
Я вытащила склянку с освященной водой.
– Там кто-то есть.
– Я даже догадываюсь, кто, – Гус пожал плечами и снова уткнулся в карту, но шаги раздавались уже отчетливо, и долго игнорировать он их не смог, равно как и оставить меня один на один с мертвяками. – Он там один, – вынес он наконец-то вердикт.
– Или двое, но одноногие, – тут же парировала я. – Мысли масштабнее.
– Если хочешь, чтобы я был твоим верным рыцарем, так и скажи, душа моя, – развеселился Гус. – Знаешь же, я готов на все ради твоих желтых глаз.
Я охнула. Зрелище не из приятных, я сама это знала. Как верно сказал Самуэль – я куда милее, когда мирно сплю, покрытая шерстью, чем в эти несколько дней до того...
– Тебе говорили, что это красиво? – полюбопытствовал Гус, глядя на меня снизу вверх и нагло улыбаясь. От тусклого света угасающей шашки лицо его казалось зловещим и не предвещающим ничего доброго.
– В основном желали поскорее издохнуть. Держи, – я отдала ему освященную воду.
Шаги приближались. Восставший не очень-то торопился умереть окончательно. И сперва я увидела руку – что-то неестественно-белое в свете шашки, а Гус схватил меня за плечо.
– Что это? – выдохнул он прямо мне в ухо.
Огромное тело, местами кровоточащее каменной крошкой, было еще сильным и крепким. Раздавался натужный гул – тело хотело есть. Голод пробуждал спящих вечным сном, отправлял на поиски добычи….
Я затрясла головой. Наваждение. Мне стало противно – Гус видел что-то иное, что…
– В задницу тебе три стрелы по самое оперение, козлина! Ты что, живой?
У меня перед глазами мелькали только темные пятна. А Гус вытянул вперед руку с шашкой, увеличивая яркость.
– Эй, дурень! Сюда смотри!
Темные пятна превратились в мужичка, и встреть я его на улице, обошла бы седьмой дорогой. По сравнению с ним жилище Гуса – образец стерильности, так что я скривилась, замотав головой, чтобы он не подходил к нам, хотя идти ему было больше некуда. Бедняга вышел на голоса живых людей, и я понятия не имела, как он вообще здесь выжил.
Бродяги скрывались где угодно – из общин их гнали, стража пинала, Аскеты вышвыривали за ворота, а жители города доносили на них властям и обливали помоями. Фристада не жаловала тех, кто не принадлежал ни к каким фракциям, хоть монашеским, хоть преступным, и хотя была даже община нищих – официальная, с которой не забывали собирать налог, – принимала она не всех. Городской нищий – статус, и ты, конечно, можешь быть вонючим, безногим или немым, но главное, чтобы тебе подавали.
Этот бедолага, возможно, был изгнан, а может, небольшую компанию таких же изгоев пожрали восставшие и минутали. Но он был живой и несчастный настолько, что хотелось отшвырнуть его прочь. Жалости он не вызывал, только брезгливость, и смотрел он на нас потерянным, будто слепым взглядом.
– Ползи наверх, дурень, сейчас здесь будет катастрофически жарко, – сквозь зубы посоветовал Гус, и я несильно пихнула его в живот локтем, но он не обратил на меня никакого внимания. – Как-то ты сюда попал? Вот так и выметайся обратно.
Бродяга смотрел на нас и ничего не говорил. Гус выпустил меня, захлопал по карманам.
– Вали, пока цел, – повторил он и напрягся. Ему как и мне не нравилось это грязное, вшивое, тощее отребье, настолько, что он даже отошел подальше к стене. – Ты еще и глухой?
Бродяга перевел на него невидящий взгляд. Нет, он видел, и глухим определенно не был. Но голодным и насмерть напуганным – да.
– Гус? – позвала я. – Не надо так с ним.
Я тоже была такой. Голодной и насмерть напуганной. И, может быть, если бы мне не повезло сначала с веселым домом, а потом – с Самуэлем, я тоже была бы…
– Он хочет есть, – я облизала губы. Брезгливость? И от меня шарахались люди, меня считали… считают и будут считать неприкасаемой.
Я стащила сумку, в которой лежали запасы еды. Мне нужно было есть, много есть, особенно сейчас, и я уже ощущала голод, но нащупала завернутые в тряпку бутерброды и кинула бродяге. Он поймал их на удивление ловко, прижал к груди и сделал шаг, потом еще. А потом остановился.
Восставшие, поняла я.
– Гус? – я подергала его за рукав. – Там, внизу, никого нет. Он прятался там.
– Ну и что? – отозвался Гус с раздражением, и оно неприятно резануло. – Сейчас-то тут его никто не держит? Пусть проваливает, у нас полно дел, а времени очень мало.
Вопреки общему мнению, оборотень не порождение зла, но сейчас я чувствовала то, что о нас писали дрянные газетки. Поднимается волна гнева, с клыков начинает капать слюна. Мне казалось, я забыла, вычеркнула из памяти, стерла как приснившиеся в кошмарном сне те первые дни во Фристаде, полные страха и безнадежности. А Гус – Гус сытно жрал, сладко спал, издевался над старым пресвитером и пререкался с Аттикусом и Ремом.
Воистину, одна гниль.
Я подскочила к двери и откинула деревяшку так легко, что Гус ахнул. Его испугу я порадовалась.
Я шагнула за дверь. Где-то бродила мертвая, иссохшая женщина, на миг заподозрившая наше присутствие, а мои глаза слишком привыкли к свету шашки, чтобы идти в темноту – все, что мы разбросали, осматриваясь, давно потухло.
За дверью царила вечная, глухая от толстых каменных стен тьма. Я прислушалась, Гус молчал, наверное, злился, но ему было не понять моего порыва – поступить с этим несчастным так же, как когда-то со мной поступил Самуэль, – а бродяги не было слышно.
Глаза, поняла я, он же видел мои глаза. Перевернутые боги, пусть он меня не боится, я не причиню ему вред, я хоть так верну вам ту великую милость, которую вы послали мне тогда в этом сраном борделе!
Шуршание голых, истлевших ступней по каменным полам, неясные хрипы, доносившиеся из залы, где находилось основное число восставших, и что-то настолько далекое, что даже обострившийся слух едва различал. Что-то… сильное, огромное, могущественное. По коже побежал холодок, и на миг в голову пришла мысль, что я сама, добровольно, похоронила себя в древней гробнице.
Шаги затихли, я выскользнула во тьму и тут же забилась в тупичок, что находился в нескольких шагах, и замерла. Восставшая как заведенная шаркала ногами где-то на расстоянии вытянутой руки от меня, но убивать ее сейчас – лишь встревожить остальных. И я смотрела, как медленно из тьмы проступают углы и камни старых замшелых стен, как все пространство меняется с каждой минутой, обретает свой собственный, потусторонний, желтоватый цвет. Когда мертвая вновь приблизилась, я прикрыла глаза и бесшумно прошла следом за ней, обогнав в расширяющемся проходе. В зале света было больше – тлели еще две шашки, на которые никто не обращал внимания.
Пятеро восставших бродили кругами, как заводные игрушки, издавая приглушенные хрипы. И шепоток. Я прислушалась, ощущая, как по спине бегут мурашки – шепоток я раньше не слышала. Он казался почти неслышным, будто ребенок, спрятавшийся под одеялом от воображаемых монстров, умолял их уйти. И что-то еще – то самое, пронзающее мозг могуществом и силой. Книга?
Второй ход, огибающий башню, в которой сидели Гус и бродяга, был пуст и глух – я проверила, неслышно пропустив мимо себя мертвых и обойдя лежащего восставшего. Это казалось идеальным местом и таковым было – только бы не устроить обвал. Но разум требовал подчинения, и кто я такая, чтобы перечить – это мой собственный разум, пора бы научиться ему доверять.
Подобрав с пола какой-то камень, я изо всех сил кинула его во второй проход и слушала, как реагируют мертвые. Они зашевелились. Тот, что неподвижно лежал, словно бы проснулся, с тяжелым леденящим хрипом вскинул руки, и в нос ударил тяжелый смрад разложения. Тишь, да кем они были, почему тлеют так долго, в Каирнах давно никого не хоронили. Но подняться мертвый не смог. Присмотревшись, я поняла, что от ног уже ничего не осталось, но мертвые не чувствуют боли, и он пополз вслед за остальными, судорожно хрипя. Я шла следом с ощущением предстоящей короткой охоты. В руках уже лежал небольшой удобный арбалет, позаимствованный у Иркиса, и приглушенная огненная стрела – произведение городских магов, дорогая и мощная вещь. И совершенно точно находящаяся вне закона для всех, кто не стражник и не Аскет. Когда все восставшие оказались в нужной мне точке, я метнула в них крохотную склянку с дрянным маслом и пустила стрелу, целясь в пол и прикрывая глаза, боясь ослепнуть.
Тщетно – полыхнуло так, что лицо обдало жаром, и я шарахнулась в самый темный угол, помня об оставшейся за спиной мертвой женщине – она не услышала звук ударившегося о пол камня и осталась бродить по своему маршруту.
Я всем телом ощутила волну боли и отчаяния – почему? Разве не была бы я рада избавиться от участи вечность бродить во тьме, пока не исчезнет плоть с костей?
Закричала мертвая – страшно, хрипло и надсадно, будто кто всадил в тело зазубренный нож, и я переместилась, позволяя глазам вновь привыкнуть к мраку – масло догорало, и жаром развеивало прах. Женщина – я увидела, как она ковыляла туда, где навечно остались ее собратья.
Стой.
И я стояла – мозгов у нее не хватит искать меня по всей зале, а Гус не выглянет на шум, потому что он Тень.
А теперь убей, шепнул мне разум.
Мягкими шагами я направилась к пышащему жаром тупичку. Женщина рычала, потеряв все черты, что еще напоминали в ней человека, тыкалась и отходила от потухающего огня. А я уже стояла за ее спиной с поднятым в руке клинком.
– Эй, – сказала я хрипло и едва не рассмеялась в ее отвратительное лицо. Она больше не была женщиной, она была монстром, телом, поднятым магией Книги, душа давно покинула ее. Она ничего не чувствовала.
Как и не почувствовала удар, не успев среагировать, и рассыпалась прахом.
Убей, снова шепнул разум. В четырех шагах от меня полз последний восставший, бессильно и надсадно воя прогнившими связками.
Я обошла его по кругу, уже не таясь и ничего не боясь. Я улыбалась, наверное, как безумная, а он неуклюже пытался поворачиваться за мной, хватал воздух руками там, где недавно были мои щиколотки, шлепался на пол, теряя точку опоры, и выл. Я закончила это одним махом, неожиданно придя в себя. Кем бы он ни был сейчас, но раньше – человеком. Нужно уважать чужую смерть. Он тоже рассыпался прахом, тьма обволокла зал, и я очнулась лишь спустя время, когда хлопнула дверь и из башни вышел Гус.
– Все в порядке, – сказала я. – Их больше нет.
– Да, я… услышал. Порезвилась?
Мы смерили друг друга злыми взглядами. Плохо, очень плохо, нам нельзя сейчас становиться врагами, а мне – мне надо все объяснить. Гус обо мне ничего не знал, хотя, может быть, и того, что он знал, ему хватило.
– Вполне, – кивнула я и крикнула в темноту: – Эй! Эй, выходи! Не бойся!
Бродяга показался из тьмы, все такой же потерянный, все такой же… забитый. Он даже шел неуверенно, будто всю жизнь его варварски били палками, издевались, унижали. Он больше не поднимал головы и только прижимал к себе тряпку с едой.
Гус хмыкнул.
– Он неприкасаемый, – коротко сказала я, не смотря на него. Не хотела. – Как и...
– Да я понял, – так же сухо ответил Гус.
– И не пришел мне на помощь?
– Ты не просила, – сквозь зубы проговорил он. – Но я бы пришел, только тебе. Не показывай мне клыки, кошечка, а ты, – бросил он бродяге, – проваливай, пока цел.
Мы стояли, сверля друг друга ненавидящими взглядами, пока бродяга не исчез где-то в глубине зала. Он ушел, а мне почему-то стало невероятно легко.
– Одна из причин, почему я пошел на это, – внезапно очень спокойно сказал Гус, обводя рукой огромное помещение и имея непонятно что в виду, – та же, по которой ты помогла ему. Где-то я был должен проклятым Теням за то, что не сдох в колыбели. Когда жизнь тычет тебя мордой в то, от чего она тебя когда-то избавила, лучше замкнуть этот круг, иначе он тебя переедет. А теперь пошли, кошечка, время не ждет.
Глава тридцать восьмая
Я чувствовала себя погребенной заживо. Узкие коридоры сменялись один другим, и лишь изредка попадались большие залы с высокими потолками, позволяющими вздохнуть немного свободнее и расправить плечи. Каирны нагнетали страх с легкостью садиста, медленно вонзающего нож в тело жертвы – и жертва, то есть я, извивалась в путах липкого ужаса, не в силах скинуть его с себя. Все подземелье будто дышало тяжело и надсадно вместе с восставшими, потерянно бродившими из одной стороны в другую, и не беда, что мы их больше не видели – они здесь были. Никак не получалось успокоить сердце: сразу, как выравнивалось дыхание, случалось что-то, что запускало страх по новой. Восставший ли, неожиданно появившийся из-за угла, торчащая балка, которую я не заметила в тусклом свете шашки, или непонятно откуда взявшаяся летучая мышь. В такие моменты я приваливалась к стене, жадно глотая спертый воздух, и долго стояла, заставляя себя продолжить путь.
Гус молчал. Но был рядом, за что я благодарила его все больше. Он не говорил красивые слова, как Аттикус, он просто был рядом. Кое-как сравнивая – а выходило не слишком хорошо, инстинкты брали верх над головой – я склоняла чашу весов в пользу Гуса. Временами чаша колебалась против моей воли, но тут Гус сам был кругом виноват.
Мы спускались все ниже и ниже. Здесь и запах был другой – я не могла его описать. Как будто меня заперли в бочке с протухшей водой.
– Ты в порядке? – услышала я голос Гуса за спиной. – Эй, кошечка?
Я обернулась.
– Тьфу ты. – Гус отшатнулся, но сразу натянул привычную лыбу. – Кошечка как есть. Глаза – во! – И он показал обеими руками, наверное, размер моих глаз.
Да, у кошек тоже желтые глаза. Ненавижу кошек. Может, Гусу об этом сказать?
Один раз восставшие нас почуяли. Я спускалась вниз по веревке, и когда я поставила ноги на твердую поверхность, дверь, ведущая внутрь, неожиданно открылась. Нос к носу я столкнулась с относительно свежим мертвяком. Кожа его местами сильно сгнила, а мясо воняло так, что я чуть не шарахнулась. Но привычка не дала шевельнуться, что и спасло меня. Восставший насторожился, потянул остатками носа воздух, ощерился в жутком оскале и протянул вперед руку. Из его груди торчали стрелы – штук шесть, не меньше.
Сверху на восставшего щедро плеснулась освященная вода, и он с тихим шипением исчез в клубах смрадного дыма. Гус сполз по веревке следом за мной.
– Дурная была идея, – сказал он тихо. – По-моему, тебе сильно не по себе.
Я махнула рукой. Странно, странно. Чего-то подобного я ожидала, конечно.
– Ненавижу замкнутые пространства, – со вздохом пояснила я. – Забудь. Это такое, как… страх высоты. Я справлюсь.
Каирны дышали натужно, с хрипами, с трудом вырывая глоток затхлого воздуха из своих недр. Что-то проснулось внизу – такое желанное, родное, темное. Я затрясла головой, это что-то поманило меня, заставило взглянуть на мир глазами подгнивших тел, ощутить приятный запах разложения и сырости, заставило осознавать…
Проклятые Каирны лезут в мой разум.
– Ты что-то чувствуешь? Чувствуешь? Чувствуешь? – гремело над моей головой, а перед глазами мелькали стены, стены, стены… Серые пятна, вспышки шашки, лицо Гуса, который что-то мне говорил. Это хуже-хуже-хуже, чем было там, в кабинете Рема, я… – Чувствуешь? Чувствуешь?!
– Чувствуешь?
Гус держал в руках огромную книгу и тряс ей перед моим лицом. И я на время отключилась.
Пришла в себя я, впрочем, довольно скоро, и первое, что я увидела – довольную рожу Гуса и свет шашки.
– Убери, – попросила я и отвернулась.
– Тебе совсем плохо? – жизнерадостно спросил Гус. – Но мы можем отпраздновать и выбираться наверх.
– Значит, мне не привиделось? – я нахмурилась. Этот зов… неприятен, подумала я, неудивительно, что и минутали, и восставшие, и даже орукарати на границе сходят с ума. – Я была права, Гус… мне хочется и бежать, и идти на… в голове туман.
Он с готовностью закивал и продемонстрировал мне находку.
– Ну, не сказал бы, что я шел прямо на этот зов… Прости, но я больше смотрел, куда тебя тащит. Хотя нет, зачем извиняться, не зря. Да-да-да, гнилая начинка Тени, ты совершенно правильно подумала обо мне как о куске дерьма.
Я ничего не подумала, но кивнула.
– Скоро тебя отпустит, – пообещал Гус. – Заглянем?
Я опять кивнула. Хорошо бы и правда мне полегчало, никогда в жизни мне не было так скверно перед превращением. Ну инстинкты, которые я могу контролировать, не больше, сейчас…
Я застонала.
– Извини, извини, – засуетится Гус. Он смахнул с Книги слой пыли, и я вдобавок еще и закашлялась. – Странно, чего на ней столько мусора?
Я закрыла глаза.
– «Тридцать монет Куску», – прочитал Гус. – «Семнадцать монет Трусу». «Редкая удача! Ожерелье вернуть третьей вдове Стерджиса, если эта старая дура еще жива». Что?
Мертвецы оживают, мертвецы идут на зов. Кругами, кругами… Здесь много золота и всюду смерть, смерть, смерть… куча скелетов и много золота, которое я заберу с собой.
– До чего обстоятельный расхититель гробниц, ну кто бы мог подумать, – прошептала я, вздрогнув от звука собственного голоса. – Гус, это явно не та книга.
Ответом мне было шуршание страниц, а потом смачный шлепок. Я открыла глаза – обескураженный Гус выкинул чью-то расходную книгу в дальний угол, и она подняла взвесь из пыли и мелкой каменной крошки.
– Ну да. А тебе уже лучше? Ладно, пойдем… Там, ниже, куча ловушек, я тебе говорил про них, да?
Ловушки! Меня затошнило, когда я представила, как вылетают стрелы из небольших отверстий и со свистом вонзаются в мое тело. Я могла долго и мучительно умирать, лежа в кромешной темноте. А потом на запах свежей крови пришли бы вечно голодные восставшие и…
Нет, не надо этого представлять.
– Я... близко... слышу эхо... отовсюду…
– Что? – испуганно переспросил Гус. – Эй, кошечка, давай не сходи с ума!
Он стащил свою сумку, долго звенел и шуршал там чем-то, а потом возле губ я почувствовала невыносимую вонь.
– Я не ем восставших, Гус…
– Пей, это поможет, – и он сильно нажал пальцами мне на щеки и влил в рот какую-то дрянь. Она обожгла язык как пламя, я взвыла, начала вырываться, а перед превращением лучше бы Гусу ко мне не лезть…
В себя я пришла через какое-то время. Морок пропал, в голове было ясно, видела я хорошо. Например, Гуса, который сидел у противоположной стены и листал давешнюю книгу.
– Лучше? – осведомился он. – Ты мне чуть не оторвала голову. А здесь ничего нет, только вот про нас сказано: «Кучка недоумков».
– Ха-ха, – подтвердила я. – Мне показалось, ты собрался меня отравить. – Я ощупала рот, потому что подозревала, что вместо щек у меня две дырки. – Но эта дрянь действует. Это что?
– А, антипохмельное зелье, – фыркнул Гус. – Только ядреное, неразбавленное.
Он поднялся и стал серьезен. Как я уже знала, это совсем не к добру. Я же так и сидела, ловя каждый момент трезвого ума. Кто знает, сколько продлится эффект от этого зелья?
– У нас есть два варианта, Дайан, – сказал Гус, подходя ко мне ближе и садясь рядом. – Первый: ты меня ешь… Шучу. Мы уходим.
– Книга здесь есть, – перебила я. – Ты сам не чувствуешь?
– Я испорчен, – хохотнул он. – Но, может, это и к лучшему. Тебя тащит как с той странной травы, которую я однажды заварил роженице вместо расслабляющего чая… кхм, да. Моя врожденная магия, наверное, убита Тенями, та ее часть, на которую они так надеялись, и не могу сказать, что мне жаль, но… Ты идешь, идешь на зов. Ты, которая немного не ты. У меня предложение – остаться и подождать, пока ты превратишься, Дайан.
– Плохая идея, Гус…
Я тоскливо подумала, что он прав. Обойти Каирны невозможно.
– Рем ведь не полный дурак, – продолжал Гус. – Он считает, что ты – опять прости – тварь. Ты станешь ей через… какое-то время. Можно было бы посадить на цепь орукарати, но пока его где-то найдешь. К тому же ты себя контролируешь.
Ох, мне бы твою уверенность, Гус. Я пошевелилась, стараясь сесть как можно удобнее. Голова была ясная, а тело не слушалось.
– Ты бракодел.
– Надо же, – деланно восхитился Гус, – говоришь совсем как пресвитер Игнатиус. Когда он еще помнил такие слова, старый пень. На вот, перекуси, я осмотрюсь пока, думаю, что здесь тихо, но парочка токенов не помешает.
Он вытряхнул из сумки прямо мне на колени несколько бутербродов, задумчиво посмотрел на них, отковырнул от верхнего дохлого таракана, поднялся на ноги и был таков. Я посидела, прислушиваясь к его шагам, потом тщательно изучила еду на предмет посторонних ингредиентов, ничего не нашла и куснула. На зубах что-то хрустнуло, и я себя убедила, что это просто яичная скорлупа.
У меня у самой была в сумке еда, но ворочаться не хотелось. Лучше уж сэндвичи с тараканами, в конце концов, где-то в Южных краях их прекрасно едят… будем приобщаться к высокой кухне.
Что будет завтра, я не знала, но волноваться больше не хотелось. В конце концов, есть Гус, который, наверное, не один раз выбирался из безвыходных ситуаций, иначе давно был бы трупом. Есть я – не Тишь весть что, но и не бездарь. Как-нибудь справимся, нужно только не…
Никого не съесть, ха-ха-ха.
Время размазали по суткам тонким слоем. Я машинально ела, вслушиваясь в шаги. Может, Гус, или восставшие, или тот бедолага. Бросить ему бутерброд? Наверное, он голодный. Что он здесь ел? Не мертвецов же? Или? Да все может быть. Да-да-да.
Опять стук. Кто-то ходит здесь с колотушкой. Или это Гус прибивает токены. Он что, взял с собой молоток? Вот придурок. Все же обвалится.
– Гус, перестань!
«Стань-стань-стань!»
– Я знал, что тебя нужно спасать.
Аттикус? Вот кого я не ожидала тут увидеть. Но я и не видела, только слышала, а еще бутерброд упал с колен.
Тишина. И стук прекратился. Гуса, похоже, кто-то съел.
Голова раскололась надвое, а потом опять все стало ясно. Я лежала, согнувшись, и перед моим носом был надкусанный бутерброд, а еще я смотрела на свои пальцы. Чуть дрожащие, и это не больно.
Я выдохнула. Что-то шло совершенно не так. Много магии, чересчур много магии. Что там Гус говорил? Про токены, да. Что магии очень много, она сбивает… сбивает… А Аттикус говорил, что я – элемент неожиданности. Что магия накапливается, но бояться не стоит. Не надо бояться, не надо…
Я перевернулась. Воротник душил меня. Обычно мы обращались раздетыми, но я знала, что одежда не помешает, главное случайно ее не порвать.
– Ты похожа на волка, да?
– Не совсем. Ты увидишь, – улыбнулась я, и мне показалось, что моя улыбка – настоящий оскал. – Ну то есть… тебе будет, наверное, с чем сравнить.
– Интересный опыт, – согласился Гус. – Давай-ка я сниму твою сумку. И, может, немного поспишь? Когда ты обратишься совсем, мне придется надеть на тебя ошейник.
Я хотела уже огрызнуться, но, хорошенько поразмыслив, решила, что спокойствие мне дороже. Хотя какое тут спокойствие…
– Как думаешь, далеко нам идти?
– Понятия не имею, – привычно хмыкнул Гус, усаживаясь рядом и – да чтобы мне провалиться – подбирая бутерброды. – Я только рассчитываю, что мне не придется тебя спускать. Там, внизу, что-то есть. Кто-то или что-то, мне оно очень не нравится и, по-моему, оно давно тут живет, так что, надеюсь, Вольфгант не стал совать Книгу ему под задницу. Вот… погуляем тут. Ты там как?
