Текст книги "Месть по-французски"
Автор книги: Энн Стюарт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц)
Закутавшись в относительно чистую простынью, Жаклин открыла баул, который ей принесла Герт, и растерянно уставилась на его содержимое. Ей были знакомы эти буйные краски: кирпично-красная, пурпурная, зеленая, желтая, как канарейка. Ее собственная одежда всегда была лишь трех тонов – черного, коричневого и серого, что соответствовало ее положению старшей прислуги. А это явно были вещи Эллен.
Жаклин поняла, что в этих платьях будет похожа на попугая. Хуже того: Эллен – рослая, сильная, как крупный английский цветок, а сама она хрупкая, маленькая, на полфута ниже. Она просто утонет в одежде Эллен! Впрочем, это не столь уж и важно; плохо то, что бежать в длинной юбке будет трудно. Придется все это как-то переделать. Беда в том, что она не умеет шить.
Жаклин была способна испечь все, что угодно, – от бриошей до круассанов – и удовлетворить самый изысканный вкус. Но она и шва простого не могла сделать и до сих пор помнила выражение комического ужаса на лице матери, когда та рассматривала ее рукоделие…
Жаклин постаралась захлопнуть дверь в прошлое. Удивительно: прошло уже десять лет, а боль так свежа. Буль проклят Николас Блэкторн! Его присутствие вызвало к жизни воспоминания, которые, ей казалось, она давно похоронила.
В бауле не было ночной рубашки. Можно, конечно, считать, что он просто забыл о ней, но это наверняка не так. Кто бы из них ни паковал вещи – сам Блэкторн или этот его мерзкий слуга, – они, видимо, решили, что ночная рубашка ей просто ни к чему.
Герт принесла и портплед Николаса. Не испытывая никаких угрызений совести, Жаклин открыла его, вытащила одну из великолепных рубашек и надела. Рубашка доходила ей до колен, рукава закрывали пальцы рук. За последние десять лет ей не приходилось носить ничего более мягкого и элегантного. Жаклин тут же захотелось сбросить рубашку, но она передумала. В одежде Эллен – накрахмаленной, со множеством рюшек и оборок – спать неудобно. А свое платье, разорванное, жесткое от засохших пятен виски, она не наденет ни за что.
Нет, она останется в рубашке Николаса! А если сегодня ночью ей предстоит борьба с ним, то рубашка – это не хуже и не лучше, чем любая другая одежда.
Время тянулось медленно. Снова пришла Герт, убрала поднос с остатками еды и пожелала ей спокойной ночи. Жаклин в ответ чуть не пожелала ей удачной охоты. Хоть бы Николас напился до того, чтобы его привлекли пышные формы Герт! Она тогда сможет выспаться и немного восстановить силы. Сейчас у нее просто нет их совсем, а в том, что у Николаса на уме, сомневаться не приходится.
Конечно, она может и уступить. Наверное, ей придется так и сделать. Жаклин давно научилась отключать все свои мысли и чувства, когда какой-нибудь мужчина пыхтит, потеет и ерзает по ее телу. Только так она и выжила.
Но что-то заставляло ее сомневаться, что она сумеет так же вести себя с Николасом Блэкторном. Мужчиной, похожим на ангела, вышедшего из ада…
Николас явно пьянел. «Может, пора остановиться?» – подумал он. Хозяйский пунш, действительно отличный, благоухал корицей, мускатом и ромом. Правда, он никогда не был особым любителем именного ромового пунша. Прислуживавшая ему девушка была пухленькой, явно готовой ко всему и при всяком удобном случае задевала его могучей грудью. Тавви уже закрыл глаза и привалился к спинке скамьи. Проспит теперь часов шесть и проснется с головной болью…
Николас понимал, что хозяин мигом обеспечит кровать, чтобы переспать с этой служанкой, если увидит, что его это интересует. Но, черт побери, ему совсем этого не хотелось! Женщина наверху никак не выходила у него из головы. Он должен был постоянно напоминать себе о том, что это действительно видавшая виды женщина с острым языком, а не тот невинный ребенок, в которого он был почти влюблен так давно. Нельзя поддаваться этой слабости. Ведь, кроме всего прочего, она хочет убить его. И ей-то, конечно, и в голову не приходит, что он испытывает подобные чувства. Она помнит только, что когда-то он наотрез оказался от нее, и внушила себе, что это погубило ее семью. Она не знала, что за всем этим стояло его бешеное желание, что память о собственном циничном отказе выжгла всю его душу.
Весь ромовый пунш на свете не мог бы сейчас заставить его забыть ее. И так было все последние годы, хотя эти воспоминания тонули в кларете и бренди. Временами он целые дни, недели и даже месяцы не вспоминал о ней, и она уходила в сон, в мечту, переставая казаться реальностью. И вот она возникла в его жизни – разъяренная, готовая отомстить ему за все грехи, подлинные и воображаемые. Пожалуй, он даже по-своему понимал ее. Ненавидеть одного человека проще, чем ненавидеть правительство, кровожадную толпу или самодовольного старика-отца, который так долго старался собрать и увезти с собой свой капитал, что опоздал.
Николас понимал, что если бы он был более благородным человеком, то снял бы с ее плеч груз вины, дал ей возненавидеть, презирать и обвинять его, если бы ей от этого стало легче. Он мог бы подняться наверх и лечь с ней в постель: раньше он никогда не сомневался в том, что является вершиной его чувственных удовольствий.
Но, с другой стороны, он никогда не брал женщину силой. А Жаклин, без сомнения, можно было овладеть только так. «Во всяком случае, не сегодня», – холодно сказал он самому себе.
Ну и служанку он тоже почему-то не хотел, хотя не сомневался, что она будет стараться изо всех сил. Но просто не хотел – и все.
Николас встал, на удивление крепко держась на ногах, и прихватил с собой полупустую бутылку бренди.
– Пора идти к жене, – заявил он.
Служанка скорчила недовольную гримасу.
– Да она уж, наверное, спит, – уговаривала она. – А потом, разве не ты сказал, что у нее месячные?
Он что, действительно так сказал? Может быть. Николас пьяно ухмыльнулся.
– Ерунда. Мы не обращаем на это внимания. Она ведь француженка, ты знаешь.
Этого оказалось достаточно. Служанка, надувшись, удалилась на кухню.
Ступеньки лестницы были крутыми, но Николас умудрился подняться по ней, не пролив ни капли драгоценного бренди. Дрова в камине почти все прогорели, и Жаклин нигде не было видно. «Наверно, она в спальне, – подумал он. – Может быть, ждет в постели обнаженная? Или стоит за дверью с ножом, готовясь лишить меня жизни?»
Он осторожно приоткрыл дверь, и свет от камина слабо осветил лицо Жаклин. Она, несомненно, крепко спала. В этой большой кровати, с одеялом, натянутым до самого подбородка, она выглядела лет на пятнадцать, не больше. Николас показался себе сатиром, самцом на охоте. Он отступил, вернулся в первую комнату, оставив дверь открытой, и сел у огня. Он убеждал себя, что сидит так потому, что не должен спускать с нее глаз. Она может проснуться, подкрасться к нему сзади и вонзить в спину нож или учинить что-нибудь в этом роде.
Николас сделал еще один глоток. В желудке стало горячо. Он знал, что обманывает себя. Ему просто хочется смотреть на нее, спящую, и притворяться перед самим собой, что не было этих тринадцати лет и мир еще не сошел с ума.
А он еще не потерял свою душу…
8.
Сэру Энтони Уилтон-Гринингу не спалось, хотя постоялый двор «Корона и кабан» оказался довольно приличным заведением: постельное белье чистое, еда вкусная, винный погреб вполне сносный. Обычно Тони спал очень крепко, просыпаясь в одно и то же время – в одиннадцать часов дня. Но сейчас он понимал, что не может позволить себе подобную роскошь. Ему нужно уехать на рассвете, если он хочет отправиться в погоню один, без Эллен.
На самом деле ее присутствие, конечно, не помешало бы. Во-первых, нет никакой уверенности в том, что таинственная Жаклин предпочтет его покровительство покровительству Николаса Блэкторна. Даже если ее и увезли насильно – а он теперь в этом не сомневался, – она могла уже поддаться его чарам. Кроме всего прочего, Блэкторн может дать ей хорошее содержание, а к хорошему привыкают быстро. Самого же Тони ее сомнительные чары совершенно не интересовали. Французскому чертополоху он предпочитал английскую розу.
И все-таки он не мог позволить себе взять Эллен с собой. Он совершенно искренне убеждал ее в том, что если она поедет с ним, то об этом никто не узнает, но в глубине души сам в это не верил. В свете наверняка поползли бы слухи, а тогда он бы не выдержал и постарался, чтобы это стало известно всем. И срочно вступил бы в брак. Это бы многое упростило. Эллен при всем ее практицизме была, по сути, девушкой романтичной. Если он хочет на ней жениться – а он совершенно определенно этого хочет, – ему придется пройти через весь этот нелепый ритуал ухаживания, а это выше его сил. Он хочет жить хорошо и удобно с любящей нетребовательной женой. Такой, как Эллен. Быть уверенным в том, что она отлично ведет дом, в котором копошатся наследники. Тони очень надеялся, что его супружеские обязанности не будут чрезмерными. Он бы не хотел перенапрягаться.
Да, все-таки в скороспелом вынужденном браке много преимуществ. Не последнюю роль в этом будет играть чувство вины у Эллен и ее признательность. Она в этом случае не будет предъявлять к нему непомерных требований.
С другой стороны, Тони слишком хорошо к ней относится, чтобы нагружать ее чувством вины и благодарности. А потом, хотя этого и трудно ожидать, но вдруг непомерные требования придутся ему по вкусу?..
Нет, пусть уж лучше все идет своим путем. Он настигнет похитителей, привезет Жаклин обратно и по всем правилам попросит руки. А Эллен… Если уж ей будет позарез это нужно, он готов и поухаживать за ней слегка.
Слуга разбудил Тони в пять часов. Было хмурое утро. Кувшин теплого портера, ломоть ветчины и свежий хлеб несколько подняли его настроение. Он на редкость быстро справился со своим туалетом, завязав лишь то, что нельзя было не завязать, и со вздохом оглядел вычищенные ночью слугой ботфорты. Дождь прекратился, но в утренней предрассветной дымке уже были видны облака, готовые вновь пролиться на землю. Да, ничего не скажешь – прогулка в Шотландию не обещает быть приятной! К сожалению, Николас решил увезти свою добычу именно туда. Ну выбора в общем-то у него и не было. Даже если Блэкторн все еще надеется на то, что Джейсон Харгроув выкарабкается, он прекрасно знает, что все равно окажется персоной нон грата. Его обаянию обычно поддаются, но сейчас он зашел слишком уж далеко и у него хватило ума залечь на дно.
Тони было известно, что почти все поместья Блэкторна ушли на оплату карточных долгов. Последним продали Эмберфилдс, доставшийся ему по наследству от дяди Тиздейла. Оставались лишь небольшой дом в Лэйк-Дистрикт и охотничья хижина на границе Шотландии. Слуги уверяли, что именно туда он и отправился.
Тони тяжело вздохнул. Там, наверное, чертовски холодно в это время года и нет никакого общества. Он намеревался добраться туда как можно быстрее, забрать Жаклин, хочет она этого или нет, и вернуться в Эйнслей-Холл.
Конечно, не исключено, что Блэкторн вызовет его на дуэль: его предки так часто на них сражались, что привычка к дуэлям вошла ему в кровь. Тони оставалось лишь надеяться, что Николас не захочет за один месяц убить двоих.
Карета Кармайкла стояла перед таверной. Лошади были накормлены и хорошо отдохнули, слуга и кучер сидели на крыше кареты, ожидая его приказаний. Тони снова вздохнул: перспектива двухдневной поездки в карете, да еще в одиночестве, была малопривлекательна, но ничего не поделаешь. Если хорошую жену можно получить только таким способом, то он готов пройти через эти испытания.
Слуга Хастинг начал было слезать с крыши кареты, чтобы помочь ему, но Тони отмахнулся.
– Я сам, – сказал он, вскарабкался на подножку, плюхнулся на сиденье и закрыл за собой дверь.
В карете было темно. Рассвет с трудом просачивался в маленькое окошко, но было и так ясно, что он тут не один. На него невинно смотрели голубые глаза Эллен.
– Я решила избавить тебя от лишнего беспокойства и необходимости заезжать за мной, – сказала она.
Какое-то время Тони ошарашенно молчал. Мисс Биннерстон, сидя рядом с Эллен, как обычно, спала, да и его будущая невеста выглядела усталой.
– Очень благоразумно с твоей стороны, – наконец вымолвил Тони. – Как давно ты тут?
Эллен зевнула. Она слишком устала, чтобы притворяться.
– Давненько, – призналась она. – Боялась, что ты нарушишь свое обещание.
– Обещание?
– Ну да – взять меня с собой. Не сердись, Тони, мы тебе не помешаем. – Она наклонилась к нему, и он почувствовал аромат ее любимых цветочных духов, свежих, как весеннее утро. И как сама Эллен. – Пожалуйста, не отсылай нас!
Именно это он и собирался сделать. Но мольба в ее глазах и запах духов заставили его переменить решение.
– Я своих обещаний не нарушаю, – пробормотал он. – Но ты обещаешь меня слушаться, Эллен? Делать то, что я тебе скажу?
– Конечно, – с готовностью ответила она.
Интересно, что бы она сказала, если бы он приказал ей обнять и поцеловать его? Но это, разумеется, невозможно, поэтому он лишь взял ее за руку.
– Ловлю тебя на слове.
– Мы найдем ее, правда, Тони? – в голосе Эллен звучала тревога. – Николас ведь не обидит ее? Как ты думаешь?
– С чего бы ему это делать? Я вообще не понимаю, зачем он увез ее. Ты абсолютна уверена в том, что…
– Абсолютно, – твердо сказала Эллен. – Она бы ни за что не поехала с ним добровольно. Я верю в тебя, Тони! И надеюсь, что мы освободим ее до наступления ночи.
– Да, но они опередили нас на двое суток. Пожалуй, ты чересчур оптимистична, – проворчал Тони. – Ладно, в любом случае мы сделаем все, что в наших силах.
– Я уверена, что ты со всем справишься, Тони! Нас ждет прекрасное путешествие! – воскликнула она с горящими от возбуждения глазами.
Тони с тоской вспомнил свою удобную постель в Лондоне, свои сибаритские развлечения. А теперь вместо этого он должен тащиться в карете с двумя женщинами.
– Великолепно, – откликнулся он.
Вот если бы ему только удалось поскорее избавиться от присутствия компаньонки Эллен…
Она чувствовала запах пожара, видела, как огонь с треском пожирает старые деревянные балки, слышала крики слуг, оставшихся внутри дома, и рев разъяренной толпы.
Жаклин стояла на опушке леса, сжимая руку Луи, не в состоянии от ужаса сообразить, что их могут увидеть, и смотрела, как догорал Сан-Дуте – поместье, которым де Лорне владели вот уже триста лет.
Кругом раздавался свист, ругань. Ее мать куда-то волокли, отец с кровоточащей раной на голове еле-еле двигался следом за женой, не в силах защитить ее. Из дома продолжали раздаваться крики оставшихся в живых, пахло тленом, горящей плотью. Казалось, что ноги двух испуганных детей приросли к земле. Наконец она опомнилась и потащила брата в лес, подальше от жуткого зрелища.
Ее родители хотя бы пока еще живы. Их не разрубили на куски, не оставили в горящем доме умирать мучительной смертью. В толпе что-то кричали про Париж – если мать и отец дотянут до него, то их там будут судить. Сомневаться в их дальнейшей судьбе не приходилось: Мадам Гильотина уже начала выполнять свою страшную миссию. Но пока они живы, остается хоть какая-то надежда. А Жаклин тогда была достаточно молода, чтобы верить. Ради своего маленького брата и себя самой.
Их дорога в Париж была ужасной. Ее атласные вышитые туфли годились лишь для танцев на паркете и превратились в клочья уже на второй день. Луи все время плакал, не понимая, что случилось, звал няню Жанну-Мари и своего воспитателя.
Но месье Кото заперли в горящем доме – Жаклин видела в освещенном огнем окне, как он метался там. А милая добрая Жанна-Мари приняла сторону бунтовщиков; она шла следом за матерью и толкала ее лицом в грязь каждый раз, когда она спотыкалась…
На другой день Жаклин поменяла их шелковую одежду на грубую крестьянскую, кусок хлеба и сыр. Луи жаловался, что деревянные башмаки трут ноги, что он голоден. Жаклин пообещала ему, что если он будет вести себя тихо, то получит конфеты и мороженое, когда они доберутся до Парижа. А пока они вынуждены скрываться от банд разъяренных крестьян, и лучше забыть о новых нарядах.
Она, семнадцатилетняя, и он, двенадцатилетний, добрались до Парижа через неделю. Дойдя до дома дяди, они увидели, что их любимый добрый Антуан де Лорне повешен на фонарном столбе…
Эти ночные кошмары измучили ее. Почему ей не снятся счастливые дни, проведенные в Сан-Дуте, добрые лица родителей, маленький брат, беззаботный и любящий? Почему она помнит лишь смерть и отчаянье?..
– Снится что-то плохое, моя красавица? – раздался из соседней комнаты знакомый голос.
Какое-то время Жаклин не могла понять, где она, и обрадовалась, услышав этот голос. Но потом сразу все вспомнила и села на кровати, с облегчением убедившись, что она в ней одна. Было утро. Серый свет с трудом пробивался в окна, суля еще один мрачный, дождливый день.
– Наяву мне не лучше, – сказала она.
Она должна была бы уже научиться не раздражать его! Ей было видно, что Блэкторн сидит на стуле у огня, на полу стоит пустая бутылка. Услышав ее голос, он поднялся на ноги, красивый и опасный, и подошел к открытой двери. Жаклин хотела прикрыться одеялом, но не стала. Не стоит показывать ему, что она его боится, – он этим тут же воспользуется. В этой неравной схватке и так все преимущества на его стороне, не стоит давать ему в руки еще одно.
Блэкторн небрежно прислонился к дверному косяку. Ему явно не помешало бы побриться и переменить одежду. А также воздержаться от бренди.
– Что тебе от меня нужно? – резко спросила Жаклин, понимая, что вопросы задавать не время. Не сейчас, когда она сидит в кровати и на ней, кроме его рубашки, ничего нет.
Николас холодно улыбнулся.
– А ты как думаешь?
– Я не заблуждаюсь относительно твоих чувств ко мне, – спокойно сказала она. – Вряд ли тебе придет в голову насильно завладеть пленницей, когда рядом есть женщина, которая жаждет твоих милостей.
– Ты права, – согласился он, оставаясь на месте.
– Значит, речь идет о возмездии. Но тогда не проще ли передать меня властям? Мое слово против твоего ничего не будет значить.
– Не исключено. Но беда в том, что моя репутация слишком хорошо известна, тут много разъяренных отцов, и они в конце концов могут поверить тебе. Хотя что ты можешь сказать? Ведь ты пыталась отравить меня, – небрежно бросил он.
– Действительно, пыталась, – не стала отрицать Жаклин.
Она ожидала вспышки гнева, но в его глазах лишь промелькнула усмешка.
– Я так и думал, что ты в этом сознаешься, – сказал он. – Ну что ж, наверное, мне в самом деле стоит сдать тебя властям и продолжить свое путешествие без тебя. Проблема в том, что местные власти могут признать правым того, кто хотел убить меня.
– Конечно, если они хоть что-нибудь соображают.
– Тогда они тебя отпустят и даже, может быть, сочтут героиней, – задумчиво произнес Блэкторн. – Но ты ведь и в этом случае от меня не отступишься? Ты не признаешь свое поражение и не пообещаешь никогда больше не приближаться ко мне? Не откажешься от своего намерения сунуть мне под ребро нож?
– Не знаю. Может, мне удастся застрелить тебя.
– Для этого надо хорошо владеть огнестрельным оружием, а ты, насколько я понимаю, этим умением не обладаешь.
Жаклин пожала плечами. Она действительно мало что знала о пистолетах и ружьях, но надеялась, что, если представится возможность, сумеет на расстоянии двадцати шагов пулей размозжить ему голову.
– Есть еще яд, – пробормотала она.
– Конечно, – согласился Блэкторн, входя в комнату. – Поэтому тебе придется еще какое-то время побыть пленницей, пока я не найду способ обезвредить тебя.
– Способ очевиден, – сказала Жаклин, не спуская с него глаз. – Убить меня. Тогда я больше не доставлю тебе неприятностей.
Блэкторн сел рядом с ней на кровать и вытянул ноги. Она не отодвинулась, хотя ей этого очень хотелось.
– Ты бы, наверное, была довольна, если бы меня повесили. Правда, я слышал, что со знатью они больше так не поступают, но для меня вполне могут сделать исключение, – лениво сказал он.
– Может, тебе удастся этого избежать.
Блэкторн взглянул на нее, и хотя на его чувственных губах продолжала играть улыбка, темно-синие глаза смотрели холодно.
– Тогда меня будет преследовать твой призрак. Нет уж, благодарю покорно! Предпочитаю иметь тебя рядом и смотреть, как ты брызжешь ненавистью. Так спокойнее. – Он неожиданно наклонился и коснулся ее волос. – А потом, моя красавица, тебе ведь на самом деле не хочется умирать?
Жаклин молча смотрела на него. Прошло десять лет с того дня, как она стояла на мосту в центре Парижа и хотела броситься в холодные темные воды Сены. Десять лет с тех пор, как она выбрала жизнь и предпочла постоянную боль сладости забвения… Но если сама она не решилась лишить себя жизни, то Блэкторну это ничего не стоит. Все равно он повинен в гибели ее родителей, хоть и находился в то время в безопасном далеке.
Рука его от волос переместилась к ее горлу. Его пальцы были просто железными.
– Конечно, я могу и передумать, – пробормотал он. – Ничего не стоит сломать тебе шею. Хрупкую нежную шею, на которую не упал нож гильотины. Твоим родителям повезло меньше. Скажи мне, вся проблема в этом? Ты ненавидишь меня, потому что умудрилась спастись и чувствуешь себя виноватой, что не разделила судьбу семьи? Себя ты обвинять не хочешь и потому винишь меня?
Жаклин не шевелилась, пока его пальцы сжимали ее шею.
– Давай, давай! – сумела произнести она, приготовившись к смерти.
– Ну что ж, – сказал он и, неожиданно приблизив к ней лицо, прижался к ее губам в жестком быстром поцелуе.
Прежде чем она пришла в себя, Блэкторн успел выйти из комнаты и закрыть за собой дверь. Ее губы горели, горло болело, душа была опустошена. Жаклин сидела не двигаясь; она понимала, что горло болит не от его железной хватки, а от невыплаканных слез.
На следующий день, а затем и на второй он уезжал куда-то верхом, и Жаклин оставалась в комнате одна. Она понимала, что должна была бы хоть на время почувствовать облегчение, но вместо этого в ней разрастался гнев. Он просто мучает ее, отодвигая неизбежную расправу! Какой она будет, Жаклин не знала, и нервы у нее были напряжены до предела.
На третье утро Жаклин поняла, что больше не выдержит. Она устала ждать, когда на ее голову опустится топор, устала от грязного постоялого двора, от того, что целыми днями сидит одна, уставившись в огонь, что рядом с ней никого нет, одни лишь воспоминания. В конце концов она решила, что пойдет к нему и все выяснит.
Жаклин торопливо натянула на себя платье Эллен – наименее вызывающее из того, что выбрал для нее Тавернер, – заправила верх юбки в корсаж, сделав таким образом длину относительно приемлемой, и отправилась на поиски своего похитителя.
Внизу в это время никого не было: ни хозяина, ни его дородной жены, ни служанки, ни Тавернера. Жаклин заглянула на кухню, где обнаружила признаки жизни.
– Прошу прощения, мисс, – повернулась к ней скуластая, красная от печного жара кухарка. – Вам что-нибудь нужно? Могу подать вам завтрак – у нас есть ветчина, мясо, свежие бисквиты, портер и…
– Кофе у вас, наверное, нет? – спросила Жаклин с безнадежностью в голосе. Англичане пока не переняли у остальной Европы эту привычку, и она ни разу не пила кофе после того, как Николас Блэкторн увез ее из Эйнслей-Холла.
– Нет, мисс. Есть горячий чай. Я могу подать его.
– Пока не надо. Я ищу… – Жаклин растерянно замолчала, не зная, как ей назвать этого человека. Она помнила, что, когда они приехали на постоялый двор, Блэкторн назвал какое-то чужое имя – непонятно зачем. Ему нечего было бояться, что кто-то станет разыскивать ее. Никому она не нужна, кроме Эллен. Но что та может сделать?
– Вашего брата?.. – подсказала девушка.
– Да, брата, – согласилась Жаклин, внутренне передернувшись.
Их единственное сходство состояло в том, что оба они были темноволосы. Больше в них не было ничего общего. Николас Блэкторн – настоящий дьявол во плоти. Она же – мстящий ангел. «Ну, положим, ангел – это уж чересчур», – решила она, сумев улыбнуться.
– Где он?
Девушка явно смутилась.
– Не знаю, мисс. Я могу его поискать.
– Я сама его найду. Только скажи, куда он пошел.
– Я не могу сказать… – Девушка совсем растерялась.
Жаклин подошла к ней поближе. Она была меньше ростом, чем пышнотелая служанка, но в десять раз превосходила ее силой воли.
– Где он? – сердито повторила она свой вопрос.
– В спальне, вторая дверь по коридору, мисс. Но он там не один…
– Я так и думала, – сухо сказала Жаклин.
Она не дала себе труда постучаться и распахнула дверь, в полной уверенности, что Блэкторн развлекается там с какой-нибудь служанкой. Так оно и оказалось. Он спал, служанка бодрствовала. Готовая защищаться, она с опаской смотрела на Жаклин. Голова Николаса покоилась на полной груди девушки, розовое покрывало, видимо, позаимствованное из комнаты наверху, лишь частично прикрывало его. Жаклин молча смотрела на его оголенную спину, на длинные ноги, обвившиеся вокруг коротких полных ног служанки. В комнате стоял запах борделя: дешевых духов, пота и секса. Жаклин слишком хорошо помнила этот запах. Она постояла еще минуту, потом повернулась и вышла, тихо закрыв за собой дверь.
Жаклин чувствовала, что просто не может вернуться к себе в комнату, поэтому она выбежала в огород.
И села прямо на землю, дрожа от отвращения и стыда. Казалось, что прошла целая вечность, прежде чем она немного успокоилась. Запах, стоящий в комнате, полуголый Николас Блэкторн на кровати, золотые монеты рядом на грубом столе – все это вызвало в памяти воспоминания, которые она, как ей казалось, сумела похоронить. Те, другие спальни, столбики монет…
Жаклин так погрузилась в прошлое, что даже не слышала, какой во дворе стоит шум. Раздавались чьи-то голоса, стук лошадиных копыт, звенели уздечки, кто-то приказывал поторопиться. Лишь добравшись до внезапно ожившей кухни, она поняла, что прибыли новые посетители.
Жаклин прошла через кухню, опасаясь, что на пороге внезапно появится Блэкторн, но он, судя во всему, еще спал. В помещении толпилось полдюжины усталых путников, которые пытались перехватить хоть какой-нибудь еды до отъезда дилижанса. Жаклин остановилась на пороге. В ее душе начала пробуждаться надежда. В самый беспросветный момент у нее неожиданно появился шанс на спасение.
Все решилось в течение нескольких минут. В дилижансе, направляющемся на север в Ньюкастл, было одно свободное место. Ей сказали, что она может занять его, если быстро соберется.
Дрожа от страха, Жаклин поднялась к себе в комнату. А вдруг Блэкторн ждет ее там? Но его не было. Как не было и денег. Не могла же она вернуться в ту комнату, где он спал со служанкой, и обшарить его карманы. Жаклин бросила в баул несколько самых скромных платьев, спустилась по лестнице и вышла во двор. Оставалась надежда на Тавернера.
Он сидел в карете, закутавшись в старое одеяло. На какой-то миг у Жаклин мелькнула безумная надежда, что, одурманенный виски и портером, он спит очень крепко и ей удастся незаметно позаимствовать у него денег. Но едва она открыла дверь кареты, Тавернер встряхнулся и недоуменно уставился на нее.
Жаклин воспользовалась тем, что он еще не совсем проснулся.
– Уже половина десятого, – недовольно сказала она. – Его светлость готов ехать.
Тавернер выбрался из кареты раньше, чем сообразил, что для половины десятого слишком темно и что вряд ли Блэкторн поручил бы ей поторопить его. Прежде чем он осознал свою ошибку, Жаклин схватила пустое деревянное ведро и обрушила его на голову слуги.
Тавернер рухнул наземь. «Убила?» – пронес лось у нее в голове. Хотя он тоже был ее врагом, все равно это всего лишь выполняющий приказ слуга. Если Жаклин и хотела кого-то убить, то только Блэкторна, да и то не была уверена, что сможет это сделать.
Однако размышлять было некогда. Жаклин оттащила бесчувственное тело в ближайшие кусты и через десять минут уже сидела в переполненном почтовом дилижансе. Колымага подпрыгнула и поехала. Жаклин, затаив дыхание, прислушивалась: не раздаются ли позади крики погони, если кто-то уже нашел Тавернера или Блэкторн проснулся. Но, кроме позвякивания уздечек и стука копыт, ничего не было слышно.
Жаклин откинулась на спинку сиденья, устало прикрыв глаза. Надо бы вознести благодарность богу, но бог, которому она молилась в детстве, был объявлен незаконным революционным правительством Франции. Как всегда, она могла полагаться только на себя.
Оставалось лишь надеяться, что этого окажется достаточно.
