Текст книги "Месть по-французски"

Автор книги: Энн Стюарт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц)

6.

– Не может быть, чтобы она уехала! – категорично заявила Эллен своему чопорному дворецкому.

Уилкинс всегда не любил Жаклин, он был недоволен ее особым положением в доме, и сейчас в его обычно непроницаемых глазах светилось торжество.

– Мистер Блэкторн персонально уведомил меня, что Мамзель будет сопровождать его в поездке в Шотландию. Сказал, что она устала от работы и решила, что есть другие, более легкие способы зарабатывать деньги.

«Ну чего еще можно было ждать от этой выскочки-француженки?!» – казалось, говорил его взгляд.

– Шотландия… Значит, Блэкторн знает, что Джейсон Харгроув ушел в лучший мир, – произнес за ее спиной Тони. – Иначе он бы сейчас несся в противоположном направлении.

– В Эйнслей-Холле практически нет связи с внешним миром, – заговорила мисс Рафферти с презрительной гримасой. – Пришло, правда, какое-то письмо для Мамзель – грязное, в жирных пятнах, – но они уже к этому времени уехали. Я оставила его в вашей спальне, леди Эллен. Но надо сказать, что мистер Блэкторн был не в форме. Если бы он и получил какое-то послание, мало бы что изменилось.

– Пьян? – с осуждением спросил Тони, беря Эллен за руку.

– Нет, сэр, болен. Какое-то время мы не были уверены, что он выживет, и я совершенно не знала, что делать. Ведь если бы он умер в вашем доме, что сказали бы люди?

– Они бы сказали, что Николас Блэкторн был безрассуден вплоть до самого своего конца, – усмехнулся Тони.

– Тони, они уверяют, что Жаклин уехала с Николасом, что она… она решила стать его любовницей! – Эллен, нахмурившись, повернулась к Уилкинсу. – Ведь ты это имел в виду?

Уилкинс тут же понял, что хозяйка его торжества не разделяет, и вновь надел на себя личину безразличия.

– Так сказал его светлость и подтвердил этот страшный слуга.

– Но она не могла… она не стала бы… Уехать, не оставив мне даже записки!

По щекам Эллен полились слезы. Все трое молча смотрели на нее. Глядя на горе своей обожаемой хозяйки, Уилкинс и Рафферти больше не торжествовали.

Тони решил взять дело в свои руки. Он отвел Эллен в ее спальню, усадил на кушетку и не позволил произнести ни слова, пока Уилкинс не принес бокал шерри. Сделав несколько глотков, она успокоилась.

– Ну, так-то лучше, – сказал он, взяв свой бокал и усаживаясь напротив нее. – Может, расскажешь, что тебя так расстроило? По-моему, ты просто устала от долгой поездки. Я знаю, что ты расположена к этой женщине, но не до такой же степени!

– Тони, я не просто расположена к ней. Жаклин спасла мне жизнь, и я не могу бросить ее в беде!

Помолчав какое-то время, Тони спросил:

– А почему ты считаешь, что она в беде? Я не хочу показаться высокомерным, но ведь то, что неприемлемо для знатной дамы, может вполне устроить простую женщину.

– Такую, как твоя любовница? – фыркнула Эллен.

Тони и глазом не моргнул.

– У меня нет любовницы.

– Не нужно мне лгать. Я знаю про Карлотту Дивайн. Кармайкл мне рассказал. Звучит интригующе, – добавила она мрачно.

Тони нахмурился.

– Это не его дело. А вообще-то мы расстались.

– Думаю, что ты получил отставку, – сердито заявила Эллен.

– Ты так считаешь? Не знаю, почему ты даешь себе труд интересоваться этим и почему ты пришла к такому выводу, – раздраженно откликнулся Тони.

Он явно был смущен, и в другое время Эллен это позабавило бы.

– Ну, хотя бы потому, что ты проводишь со мной так много времени. Твоя любовница, по-видимому, рассердилась на тебя и дала нам обоим временную передышку.

– Слишком уж ты фантазируешь, – заявил Тони. – В том числе и по поводу Жаклин. С чего ты взяла, что ей что-то угрожает? Почему ты не допускаешь, что она действительно просто нашла для себя более легкий заработок?

– Потому что она прекрасно знает, что ей вообще не надо зарабатывать на жизнь. Я хотела, чтобы она жила со мной как подруга, я бы ей ни в чем не отказывала. Но она согласилась поехать сюда в качестве повара.

Некоторое время Тони размышлял:

– А может, это любовь с первого взгляда? Блэкторн – лихой парень. Может, она преодолела свою антипатию к мужскому племени?

– Может быть, – сказала она с сомнением в голосе. – Ты прав: Ники чертовски привлекателен. Может, они с Жаклин действительно друг в друга влюбились?

Почему-то эти слова не понравились Тони.

– Уверяю тебя, в его силки попадали и более опытные женщины. Но что касается самого Блэкторна… Боюсь, что любовь вообще не имеет к этому отношения. Кроме всего прочего, ведь он, говорят, тут чуть ли не умирал. У них не то чтобы влюбиться, но и просто общаться времени почти не было.

– Жаклин не уехала бы с ним просто так!

– Дорогая Эллен, даже если уважаемая Жаклин и вообразила себе, что влюблена, уверяю тебя – Николас наверняка никаких романтических чувств не испытывал.

Эллен, сжав в руке бокал, покачала головой:

– Может, я действительно выдумываю всякие глупости, Гони. И мне просто надо смириться со случившимся. Но почему она не оставила мне прощального письма?

Неожиданно дверь приоткрылась, и в проеме появился радостно повизгивающий маленький черный щенок, а следом за ним – молоденькая служанка. Она нагнулась, чтобы схватить щенка, но тот быстро вскочил на колени к Эллен. Служанка, покраснев от смущения, неловко поклонилась.

– Прошу прощения, ваша светлость, он убежал от меня, а я поклялась миссис Рафферти, что глаз с него не спущу.

Она осторожно взяла на руки щенка, но уходить не торопилась.

– Ты хотела что-то сказать, Глэдис? – мягко спросила Эллен.

– Ох, ваша светлость, я бы не решилась вас побеспокоить, и миссис Рафферти оторвет мне голову, если узнает, что я была здесь и разговаривала с вами… Но Мамзель была всегда добра ко мне, и я не знаю, почему она разрешила этому мужчине увезти ее. Мне кажется, она этого не хотела. И почему, если у них все было по-хорошему, ей не разрешили взять Чарбона? – Она вдруг остановилась, с ужасом поняв, что, наверное, наговорила лишнего.

Эллен почувствовала, как к горлу ее подкатился холодный комок.

– Ты думаешь, что ее увезли против воли? – спросила она, пытаясь казаться спокойной.

Глэдис от ужаса вытаращила глаза.

– Не могу знать, ваша светлость. Я знаю только, что Мамзель взяла поднос с обедом для мистера Блэкторна, ушла и не вернулась… А когда они уехали, меня послали убирать в комнате мистера Блэкторна, и я увидела, что на полу валяются разбитые тарелки, а кровать вся растерзана.

– Мне не хотелось бы так говорить, но этому легко найти объяснение, – заметил Тони.

– Приступ страсти? – Эллен бросила на него мрачный взгляд. – Не думаю. Что еще, Глэдис?

– Я видела, как они уезжали. Он нес ее на руках.

– Она сопротивлялась? – уточнил Тони.

– Да нет вроде бы… – Глэдис задумалась.

– И все-таки, как она себя вела? – не отставал он.

– Мне не все было видно. Она была с ног до головы закутана в зеленый шелковый плащ ее светлости. А голова ее лежала у него на плече.

– Ну вот, видишь! Свернулась калачиком в объятиях любовника. Да еще в плаще, который у тебя стащила. Улетела на крыльях любви, забыв и о тебе, и о своей собаке. Верь после этого француженкам! Я всегда говорил, что у них нет ни стыда, ни совести.

– Извини, Тони, но мне хотелось бы сейчас побыть одной, – быстро сказала Эллен. – Я благодарна тебе за то, что ты вызвался сопровождать меня в такую ужасную погоду, но теперь тебе лучше переехать в гостиницу. Я сейчас просто не в состоянии вкусно накормить тебя, так как повара меня лишили, а занимать тебя беседой я тоже не могу.

Тони поднялся на ноги, в маленьком дамском будуаре он казался особенно огромным.

– Отнеси щенка на кухню, – сказал он Глэдис, и та бросилась выполнять распоряжение.

– Минуточку, сэр. – Девушка сунула руку в карман фартука и достала мятый лист бумаги. – Думаю, я должна отдать вам это, ваша светлость. Миссис Рафферти велела мне принести его ей, но я решила, раз письмо лежало в вашей спальне…

Эллен взяла письмо.

– «Гражданке Жаклин де Лорне». Странно, я не знала, что они все еще обращаются друг к другу так, и я думала, что фамилия Жаклин – Сашут. Но адрес правильный.

– Де Лорне… – задумчиво сказал Тони. – Мне знакомо это имя. Прочти письмо.

– Ни за что! – вспыхнув, ответила Эллен. – Это непорядочно. – Она ласково улыбнулась служанке. – Спасибо большое, Глэдис. Ты мне очень помогла.

Она закрыла за служанкой дверь и повернулась к Тони. Ей было трудно сопротивляться воле и обаянию Тони, но она твердо решила настоять на своем.

– А теперь, Эллен, скажи мне, – он надвигался на нее, – что за мысли бродят в твоей хитрой головке?

– Никаких, Тони, клянусь тебе! – Она изо всех сил старалась, чтобы голос ее звучал простодушно. – Ты почти убедил меня, что Жаклин позволила себе безрассудно увлечься. Мне будет недоставать ее, но что же я могу сделать? – Она притворно вздохнула и улыбнулась ему.

Тони и глазом не моргнул.

– Лгунья, – сказал он. – Я знаю тебя с колыбели, Элли. Не надейся обмануть меня. Сейчас ты больше, чем когда бы то ни было, уверена в том, что ее похитили.

И в самом деле, как она могла понадеяться обмануть Тони? Он видит ее насквозь.

– Плащ, – серьезно сказала Эллен. – Жаклин терпеть не могла этот плащ. Он ярко-зеленый, а подкладка красная. Жаклин говорила мне, что его надо сжечь. Она вообще пыталась научить меня одеваться. – Голос ее сорвался.

– Ну, что ты право, Эллен, – мягко сказал Тони. – Что ты ее хоронишь?

– Я не могу, Тони! Она никогда бы сама по доброй воле не надела этот плащ – тем более если бы за всем этим крылось что-то романтическое. Ей бы тогда хотелось выглядеть красивой…

– Ну хорошо, – сказал Тони. – Давай порассуждаем. Допустим, Николас увез ее силой. Зачем? Твой дворецкий сказал, что он был очень болен, пока находился здесь. Может, он слегка тронулся умом? У них ведь в роду были сумасшедшие.

– Не знаю. – Эллен упрямо покачала головой. – Знаю только, что Жаклин уехала с ним не по своей воле.

Тони дотронулся до ее плеча:

– Я не ошибусь, если выскажу предположение, что ты этого так не оставишь?

– Ни в коем случае! Жаклин спасла мне жизнь. И я ее не предам.

– Ты уже не раз говорила, что она спасла тебе жизнь. Может быть, расскажешь, как это произошло? – серьезно спросил он.

Эллен снова покачала головой:

– Это слишком сложно объяснить. Достаточно сказать, что она очень много для меня значит. И я не оставлю ее в беде.

– Когда я вернусь в Лондон, я смогу навести кое-какие справки, – предложил Тони. – Твоя подруга все равно скомпрометирована, так что не думаю, что это как-то повредит ей. После истории с Харгроувом все и так будут кричать: «Держи его!» Когда-нибудь Блэкторн все-таки засветится и тебе вернут Жаклин.

Эллен постаралась изобразить на своем лице благодарность.

– Ты очень любезен, – пробормотала она.

– К черту мою любезность! Признавайся: ты ведь не будешь сидеть и ждать каких-то известий, а поедешь искать их?

Притворяться было бесполезно – Тони слишком хорошо знает ее.

– Извини, Тони, но я должна это сделать. Ты можешь рассказать обо всем Кармайклу, чтобы он попытался остановить меня.

– Я ничего не буду ему рассказывать.

– Не будешь?

– Да и не сумею: в ближайшее время я его не увижу. Я поеду с тобой.

Эллен в восторге бросилась ему на шею.

– Ох, Тони, я знала, что всегда смогу на тебя положиться! – радостно закричала она.

Тони крепко обнял ее и прижал к себе.

– Помни об этом всегда, – сказал он, глядя на нее сверху вниз.

Ей вдруг показалось, что он сейчас поцелует ее, но это длилось лишь одно мгновение. Тони выпустил ее из объятий, отстранился и подчеркнуто небрежно спросил:

– Полагаю, ты не останешься здесь, если я попытаюсь отыскать их один?

– Ни за что! И не беспокойся за мою репутацию. Мы возьмем с собой Бинни и твоего лакея: никому в голову не придет ничего дурного. Мы их нагоним, вот увидишь! Ведь Николас и не подозревает, что мы его преследуем. Он, видимо, считает, что у бедной Жаклин нет никого на всем белом свете.

– Но все-таки не забывай, что свет жаден до сплетен, – предупредил Тони.

Эллен задумалась, ею вдруг овладели сомнения.

– Нет, Тони, я не могу так поступить с тобой, – сказала она наконец. – Если ты думаешь, что нас могут разоблачить, тебе лучше со мной не ехать. Я справлюсь сама. Мне просто невыносимо думать, что если… если все выйдет наружу, то… ты… то я…

Она смущенно улыбнулась ему, в глазах ее стояли слезы. Вдруг Тони заставят насильно жениться на ней? Этого она просто не перенесет!

Тони проигнорировал ее бессвязный лепет.

– Не беспокойся, дитя мое. Ни одна живая душа об этом не узнает. А пока что мне действительно лучше отправиться в «Корону и кабана» и заказать на ночь комнату. Я заеду за тобой завтра утром. Ты за ночь отдохнешь, и мы отправимся в погоню.

– Да благословит тебя бог, Тони! Просто не знаю, что бы я без тебя делала!

Она смотрела в окно, как он уезжает. В глазах ее все еще стояли слезы.

Эллен потребовался час, чтобы собрать нужные для дороги вещи, и еще один – чтобы уговорить Бинни поехать с ними. Хорошо бы дождь перестал – она не любила путешествовать в такую погоду. Да и Бинни всю дорогу будет ныть и жаловаться…

Эллен от души надеялась, что они найдут Жаклин к вечеру следующего дня. Внезапно она поймала себя на том, что думает исключительно о предстоящем путешествии.

Ведь рядом с ней еще двадцать четыре часа будет ее драгоценный Тони! «Какая же я все-таки! – осудила она себя. – Чуть ли не рада, что Жаклин похитили!»

Жаклин решила, что они едут на север. Ей этого никто не говорил – ее похитители вообще не давали себе труда разговаривать с ней, а Тавернер исполнял к тому же обязанности кучера, так что и между собой они почти не общались. Но она видела, как меняется пейзаж, и чувствовала, что воздух становится все более прохладным.

И это называется весна! Судя по всему, холодным равнодушным англичанам вообще не было дано ощущать смену времен года. Лето не избавляло их от ледяных ветров и холодных дождей, а начало апреля вполне могло сойти за декабрь. Жаклин просто застыла от холода. А в Париже, наверное, уже цветут каштаны, воздух тепел и мягок… Но на улицах по-прежнему заметны следы крови.

Она не верила в так называемый Амьенский мир и в сомнительное спокойствие, овладевшее Европой. Не верила, что французы готовы упорядочить свою жизнь, не верила обещаниям Бонапарта, она не верила ничему! Лучше уж быть здесь, в изгнании, – пусть даже пленницей человека, которого она ненавидит больше всего на свете. Ненависть к нему придавала ее жизни хоть какой-то смысл. Пока он в пределах досягаемости, возмездие возможно. А если возможно возмездие, значит, стоит жить!

Впрочем, поначалу, когда ее, связанную, с кляпом во рту, сунули в эту проклятую карету, жить ей не хотелось. Первое, что она сказала, когда Блэкторн вытащил кляп:

– А как же руки?

– А что с руками?

– Ты их не развяжешь?

Он сделал вид, что раздумывает.

– А где гарантии, что если я, как дурак, развяжу их, ты не бросишься на меня? Слово чести?

– Я не могу дать слово чести бесчестному человеку!

Блэкторн кивнул, в глазах его мелькнуло нечто похожее на усмешку.

– Я так и думал. Но мне что-то не хочется участвовать еще в одном боксерском мачте. Поэтому я пока воздержусь развязывать тебе руки. Если ты, конечно, не надумала приласкать меня и нарушить тем самым все мои планы.

– И в чем же они заключаются?

– Я думаю, что ты понимаешь меня лучше, чем кто бы то ни было. Может быть, я тоже решил сделать месть содержанием своей жизни! Ты меня дважды чуть не убила. Первый раз – отравленным бренди, а второй раз – голыми руками. Благодаря тебе я провел два самых несчастных дня в моей небогатой счастьем жизни.

– «Не богатой счастьем жизни»?! – с возмущением повторила Жаклин. – Почему же, интересно, ты считаешь свою жизнь несчастной? Ты голодал? Тебя били? У тебя растерзали родителей на потеху кровожадной толпы? Ты…

– А ты голодала? – прервал он ее. – Тебя били? Кстати, как тебе удалось избежать ненасытной гильотины? Я знаю, что твои родители погибли. Как же ты сумела спастись, Жаклин? Где ты провела последние девять лет?

– В монастыре, – буркнула она.

На его красивом лице заиграла презрительная усмешка.

– Что-то на тебя не очень подействовало благочестие монахинь. Разве Христос не учил нас подставлять другую щеку? Что я, по-твоему, сделал, чтобы заслужить такую ненависть? Я не стоял в толпе, не был членом Революционного трибунала. Думаю, если бы я в это время был во Франции, меня бы тоже приговорили к казни. По их представлению, я великолепный пример того, как низко пал правящий класс.

– Если ты забыл о своей вине, то не стану отнимать у тебя время и напоминать о ней, – сказала Жаклин, отвернувшись к окну.

Но Блэкторн взял ее за подбородок и безжалостно повернул ее лицо к себе.

– Освежи мою память, – сказал он мягко, однако взгляд его был таким же жестким, как и рука.

Жаклин вдруг почувствовала слабость. Она не хотела вспоминать тот разговор в саду в Сан-Дуте, вспоминать собственный стыд от того, что ее невинная влюбленность была втоптана в грязь. Вспомнить – значит пережить все это снова.

– Я нечувствительна к боли, – сказала она тихо. – Думаю, скоро ты убедишься в этом. Так что, если ты надеешься добиться от меня чего-нибудь силой, ты ошибаешься. Если ты, конечно, не извращенец и не получаешь удовольствия, причиняя боль другим.

Какое-то время Блэкторн не двигался.

– Я получаю удовольствие от другого, – мягко сказал он наконец. – Позволь, я тебе это продемонстрирую. – Он неожиданно наклонился и поцеловал ее.

Жаклин перенесла бы любое тяжелое оскорбление, даже побои, наконец, но к тому, что он сделал, она была совсем не готова. Не была готова к тому, что губы его на ее губах окажутся такими мягкими, не была готова к его нежности. Ведь на протяжении десяти лет с ней никто не был нежен!

Если бы у нее были свободны руки, она бы убила его. Сейчас ей не оставалось ничего другого, как покориться.

Блэкторн отпустил ее, откинулся на подушки своей изрядно потрепанной кареты и, прищурившись, посмотрел на нее.

– Немногому тебя научили в твоем монастыре. Придется мне заняться твоим образованием.

Сказав это, Блэкторн отодвинулся подальше и закрыл глаза, а ей снова ничего не оставалось, как наблюдать за ним в зыбком утреннем свете. Ее руки и ноги были по-прежнему связаны, губы влажны от его губ; она вся дрожала от гнева – и от какого-то еще необъяснимого ощущения.

7.

Жаклин было не привыкать к невзгодам и неудобствам. Но сейчас она так замерзла, что у нее сводило ноги, холод пробирал до костей. Она выжила, когда кругом были смерть и ужас, голод и жестокость. Поэтому теперь, сидя в дребезжащей и подпрыгивающей на ухабах карете, со связанными руками и ногами, она старалась убедить себя в том, что прошла через более страшные испытания. Убеждала, но плохо верила себе самой. Тогда ей хотя бы не досаждал Николас Блэкторн…

Он спал, несмотря на дребезжание кареты, на пронизывающий холод, на страдания своей пленницы. Спал как убитый, и Жаклин уже начала надеяться, что яд все-таки прикончил его. Надеялась, пока он не захрапел. Тогда она не выдержала и ударила его ногой по лодыжке. Блэкторн не проснулся, лишь пошевелился во сне, но храпеть на какое-то время перестал.

Ей надо было на что-то отвлечься, и она уставилась на своего похитителя. И как только она могла когда-то влюбиться в этого человека, пусть ей и было всего пятнадцать?!

Впрочем, несмотря на всю свою ненависть, Жаклин понимала, что ответ очевиден. Николас Блэкторн в свои двадцать два года был красив, как ангел. Золотистая кожа, темные волосы, ярко-синие глаза. Сейчас, через тринадцать лет, он уже не походил на ангела. Некогда безупречное лицо избороздили морщины, глаза впали, в темных волосах появилась седая прядь. Но он по-прежнему строен и силен, и женщины наверняка все так же сходят по нему с ума, все так же мечтают о нем… К счастью, она отказалась от этой мечты тринадцать лет тому назад. Но что же все-таки ей делать? Убежать? Убить его?

– Насмотрелась? – неожиданно спросил он, не открывая глаз. – В следующий раз, если ты лягнешь меня, я сделаю то же самое.

Жаклин, ничего не ответив, отвернулась к окну. Судя по всему, был уже полдень, а выехали они рано утром. Все ее тело болезненно ныло. Но она изо всех сил старалась держаться прямо.

Наклонившись, Блэкторн приблизил к ней лицо.

– Есть какие-нибудь просьбы? – спросил он вкрадчиво. – Чем я могу облегчить тяготы путешествия? – Он улыбнулся, и улыбка его не сулила ничего хорошего. – Может быть, остановить карету? Тебе, наверное, надо выйти?

Жаклин молчала. Уступив один раз, она уступит и второй. Лучше она будет сидеть, сжавшись в комок, пока не взорвется изнутри, чем примет от него какое-нибудь одолжение!

– Ну что же, проявим милосердие, – ухмыльнулся Блэкторн. – Все равно рано или поздно ты будешь на коленях умолять меня это сделать. Хотя, – продолжал он мечтательно, – на коленях ты могла бы сделать кое-что и поинтересней. Мне бы это больше понравилось.

Жаклин с трудом сдержалась, чтобы не броситься на него, но вовремя вспомнила, что руки у нее связаны.

– Наверно, воспитанницы монастыря и понятия не имеют, о чем я говорю, – пробормотал Блэкторн. – Ну что ж, это даже интересно. Я тебя научу.

Он дважды стукнул тростью по потолку, карета в очередной раз подпрыгнула, и Жаклин, не имея возможности держаться руками, свалилась прямо на него. Блэкторн поймал ее. Руки его были сильными, но не грубыми.

– Так не терпится, моя красавица? – поддразнил он. – Ну подожди хотя бы до постоялого двора.

Жаклин рывком отодвинулась от него.

– Ты собираешься привезти меня на постоялый двор? – спросила она. – А там не удивятся, что я связана?

– Я развяжу тебя, – сказал он беззаботно. – Надеюсь, что ты будешь вести себя прилично.

– Зря надеешься. Мне нечего терять. Если я закричу, может, кто-нибудь придет мне на помощь.

– Сомневаюсь, – лениво ответил он. – Ради бога, можешь попытаться. Но тут есть два обстоятельства. Первое – несмотря на твое прекрасное произношение, ясно, что ты француженка, а англичанин всегда примет сторону соотечественника. Второе – ты одета как служанка, а я как господин. У нас полно классовых предрассудков, никто и пальцем не пошевелит, чтобы помочь тебе. А впрочем, решай сама. Мой совет, хотя ты вряд ли его примешь, – подожди более подходящего момента. Если ты поднимешь шум, то кто знает, когда ты попадешь в нужник и попадешь ли вообще. А если подождешь, у тебя останется шанс убить меня.

Хорошо, что у нее связаны руки, а то она дала бы ему по физиономии!

– Ошибаешься, – сказала Жаклин ровным голосом.

– Это в чем же?

– Я, пожалуй, последую твоему великолепному совету. В самом деле: если я закричу и позову на помощь, то лишусь твоего общества, а мне сначала надо убить тебя.

– Какая великолепная кровожадность! – пробормотал он. – Я знал, что могу на тебя положиться. Протяни руки.

– Зачем?

Блэкторн вздохнул. Ему, видимо, надоели ее вопросы.

– Ты разве не чувствуешь, что карета замедляет ход? Мы почти приехали. Я, как джентльмен, развязываю тебе только руки, чтобы ноги ты могла развязать сама. Я бы, конечно, с удовольствием порылся в твоих юбках, но боюсь, что не сумею остановиться ниже колен, а тебе это, похоже, не понравится.

Жаклин молча протянула ему руки. Они дрожали от усталости и напряжения, но она ничего не могла с этим поделать, хотя ей была ненавистна эта демонстрация собственной слабости. Нужно беречь силы. Чуть окрепнув, она его уничтожит.

Жаклин пошевелила руками, пытаясь разогнать застывшую кровь, и вскрикнула от боли. Когда же она нагнулась, чтобы развязать лодыжки, выяснилось, что пальцы ее не слушаются. Николаса Блэкторна это, по-видимому, забавляло, потому что он не спускал с нее глаз.

Жаклин сумела удержаться и не упала, когда карета остановилась, но справиться с узлами ей не удавалось. Николас наклонился, оттолкнул ее руки и быстро развязал веревки.

– Может, ты и не торопишься, но я, черт побери, слишком уж долго сижу в этой проклятой карете!

Тавернер распахнул дверцы и опустил подножку. Николас легко выпрыгнул и, насмешливо улыбаясь, подал ей руку. Жаклин не собиралась опираться на нее, ей не нужна была его помощь. Но, как только она попыталась встать, ее ноги подкосились, и она машинально оперлась на руку Николаса Блэкторна.

Хозяин постоялого двора не знал, как услужить таким знатным господам. Он проводил их наверх по винтовой лестнице, показал, где находятся жалкие удобства, и провел в лучшие апартаменты, состоящие из двух крошечных комнаток, одна из которых, вероятно, считалась гостиной.

Николас толкнул Жаклин в кресло – толкнул достаточно больно, но она улыбнулась ему.

– Спасибо, дорогой.

Хозяин расцвел.

– У нас благородные останавливаются нечасто, – сказал он. – Мы сделаем для вас, ваша светлость, все, что в наших силах. Мы подадим все самое лучшее: вареную баранину – она достаточно мягкая даже для леди, – английский пудинг со взбитой сметаной.

– Вот и прекрасно, – ухмыльнулся Николас. – Моя жена проголодалась.

Фальшивая улыбка сошла с лица Жаклин. Она по-своему полюбила приютившую ее страну, даже притерпелась к холодной погоде и бесконечному дождю. Но английскую кухню она всей душой презирала.

Николас широко улыбнулся. Казалось, он читает ее мысли.

– Моей жене нужно привести себя в порядок, – заявил он. – Давай оставим ее одну, а ты пока приготовишь мне крепкий пунш. Э… тут ведь нет второго входа?

Хозяин все еще пребывал в состоянии восторга от того, что у него такие гости, и этот вопрос не показался странным.

– Нет, сэр. Здесь только одна лестница. У нас ведь скромное заведение, мы не привыкли к знатным постояльцам, и я боюсь, что…

Николас положил ему руку на плечо, мягко выставляя из комнаты.

– Все в порядке, хозяин. Я просто не хочу, чтобы моя жена заблудилась, если выйдет из комнаты. Я буду там, где хорошо видно лестницу, дорогая, – добавил он, оглянувшись через плечо.

– Лестницу видно с любого места, – заверил его хозяин.

Жаклин подождала, пока закроется дверь, и попыталась сделать несколько шагов. Это ей удалось с трудом, но она все-таки добралась до того места, без которого никто не обходится. Через несколько минут, почувствовав неимоверное облегчение, она вернулась в комнату и взглянула на себя в зеркало.

Ну и вид же у нее! Этот безобразный плащ Эллен, мятое платье с пятнами виски, спутанные волосы свисают на пепельно-бледное лицо. А глаза полыхают ненавистью. Слуги в Эйнслей-Холле наверняка не узнали бы в этой фурии спокойную, сдержанную Мамзель.

Жаклин плеснула на лицо воды, попыталась пригладить волосы, а потом решила, что все это неважно. Важно лишь придумать, как ей бежать от Николаса Блэкторна, пока не поздно.

«Слишком поздно для чего?» – спросила она себя. Все всегда оказывалось слишком поздно для ее семьи, для той невинной девочки, которой она была когда-то. У нее оставалось в жизни немного – трудно завоеванный покой и дружба Эллен. Но после того как в Эйнслей-Холл прибыл Николас Блэкторн, она все это потеряла. Единственное ее достояние сейчас – это ненависть. Ненависть, лелеемая годами. И, разумеется, она не убежит, пока Николаса Блэкторна не настигнет заслуженное возмездие!

Жаклин огляделась вокруг, как генерал, планирующий стратегию отступления. Рамы на окне слабые, слышно, как сквозь них свистит ветер. Ставен нет. Но если она выпрыгнет в окно, то, пожалуй, можно сломать ногу. Комната маленькая, по ней гуляют сквозняки, камин дымит. Стулья неудобные, стол не слишком-то чистый, пол покрыт старым ковром. Вид спальни тоже отнюдь не успокоил ее – главным образом потому, что там была только одна кровать. Большая, с пыльным пологом, в котором, скорее всего, полно блох. Интересно, как будет выглядеть его светлость, если на него нападут блохи? Он, наверное, и не видел-то их никогда.

Сама Жаклин была знакома со всеми паразитами: от блох и вшей до мясных мух и крыс. И, наконец, с самым презренным их видом – мужчиной. Она не боялась никого и ничего. Разве что собственной слабости.

В комнате появилась служанка – толстая, веселая, с подносом в руках, на котором лежали сыр и баранина. Жаклин с трудом удержалась, чтобы не отправить ее обратно; пришлось сказать себе, что, если она хочет победить, ей нужны силы. Она ничего не ела вот уже несколько дней – с тех пор как Николас приехал в Эйнслей-Холл, она просто забыла о еде, мысли у нее были заняты другим.

– Ваш муж объяснил мне, что я должна вам подать, – сказала девушка с горящими от любопытства глазами. – Он сказал, что вы особенно любите баранину.

Да, Блэкторн умел подмечать ее слабые места… Жаклин выдавила из себя улыбку.

– Очень люблю, – сказала она, садясь за стол.

– Меня зовут Герт, – сказала девушка. – Если вам что-то будет нужно, зовите меня. Я принесу вам сейчас таз и свежей воды…

– А как насчет свежего белья?

На девушку эта просьба произвела неожиданное впечатление: она обиделась.

– Я слышала, что благородные от нас отличаются, – сказала Герт, почесывая голову. – А может, это потому, что вы француженка? Им всегда все очень чистое надо…

Грязь под ногтями Герт, по-видимому, не вычищала по меньшей мере недели две.

– Да вот уж, такие мы глупые, – вздохнула Жаклин.

– Ну ладно. Я тут приберусь немножко и воду вам подогрею. Наверное, можно не торопиться: ваш муж засел внизу надолго. Мистер Хоскинс делает отличный ромовый пунш – лучший в графстве. А ваш муж, похоже, очень хорошо в этом разбирается.

– Это точно, – сказала Жаклин, рассматривая застывшее пятно жира на тарелке.

– Красивый он, ваш муж. Вы давно женаты?

«Герт, конечно, веселая неряха, но она знает, где должно быть у женщины обручальное кольцо, – подумала Жаклин. – И ей отлично видны мои пальцы, на которых и намека на кольцо нет».

– Нет, недавно. – Она взялась за вилку.

– Ну вот! Не везет мне. Наконец-то у нас появился богатый и красивый постоялец, и вот пожалуйста – женат!

Жаклин бросила на Герт понимающий взгляд.

– Хочешь развлечься с ним? – спокойно спросила она. – Я с удовольствием отдохну от него ночку.

Герт лишь слегка удивилась.

– Он красивый, – с готовностью повторила она.

– Вот и забирай его на здоровье, – пробормотала Жаклин, вновь решительно принимаясь за жирную баранину.

Вода была чуть теплая, грубое мыло докрасна драло кожу. Полотенца – жестче не бывает, камин продолжал вовсю дымить. Но Жаклин давно не чувствовала себя такой счастливой. «Ценить жизнь можно, лишь пройдя через цепь несчастий», – подумала она. Ей сразу вспомнился тонюсенький полузасохший кусок мяса с черствым хлебом, который она съела на холодной парижской улице после недельного голодания. Оно показалось ей вкуснее всего на свете. Жаклин тогда жевала жесткое мясо, не задумываясь, как давно его варили, вытирала горькие слезы. Ей было всего семнадцать, и в тот день она впервые продала себя. С тех пор она больше никогда не плакала…