Текст книги "Натюрморт из Кардингтон-кресент"
Автор книги: Энн Перри
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)
Это сделала не она. С другой стороны, вряд ли это Сибилла: она ничего не приобретает от смерти Джорджа, зато слишком многое теряет. И уж совсем никак не заподозришь в этом Уильяма. Было бы приятно узнать, что убийца – миссис Марч, однако доводов в пользу такого предположения не находилось. А еще был жуткий и отталкивающий образ Тэсси, тайком поднимающейся глухой ночью по лестнице, усталой, пахнущей свежей кровью. Неужели это она в приступе безумия убила Джорджа? Но ведь даже у безумца должны иметься причины.
Или, может быть, – что крайне маловероятно, – это сделал Юстас, чтобы скрыть душевную болезнь Тэсси. Вдруг она совершала нечто такое жуткое и раньше, и вот теперь Юстас решил это скрыть? Но в этом нет никакого смысла. Если Юстас знал, что его дочь безумна, он вряд ли пытался бы выдать ее замуж. Скорее всего, изолировал бы ее от окружающих. Да, что ни говори, а убийца все-таки – Джек Рэдли. Вот он, всего в шаге от нее, одетый в ослепительно-белую рубашку, и в его волосах играют солнечные блики. Эмили чувствовала свежий запах чистой одежды столь же остро, как и запах пыли, исходивший от нагретого солнцем кресла и оловянных солдатиков.
Она старательно избегала его взгляда, боясь, что он прочитает страх в ее глазах. Если Джек угадает ее мысли, то как он их воспримет? Что почувствует? Боль, потому что ему небезразлично, что она подумает о нем? Потому что это несправедливо, а он надеялся на лучшее? Злость, потому что она недооценила его? Или потому что провалились его планы? И в какой степени он разозлится? Настолько, что готов поднять на нее руку? Или, что еще хуже, испугается, что она выдаст его полиции? Что из-за нее он угодит на виселицу?
Эмили все так же не осмеливалась поднять глаз. Что, если он обо всем догадается по ее взгляду? Если он действительно убил Джорджа, то теперь ему придется убить и ее. Но ведь его поймают! Если он, конечно, не обставит ее смерть как самоубийство. Марчи охотно примут такую версию, умоют, так сказать руки и отошлют полицию прочь. Томасу придется принять очевидное. Юстас Марч и его семейство не станут задавать лишних вопросов или поднимать по этому поводу шум. Отнюдь! Они будут даже благодарны.
Шарлотта в это, конечно же, не поверит. Но кто станет ее слушать? Она ничего не сможет сделать. Но даже если и могла бы, это вряд ли ей чем-то поможет.
Эмили молча сидела в залитой солнцем детской. Яркие лучи слепили ей глаза. Слегка кружилась голова, и кресло, в котором она сидела, внезапно показалось ей жестким. А затем и вообще накренилось… Нет, это курам на смех! Не хватало, чтобы она еще упала в обморок. Эмили была здесь одна, и даже если закричать, ее никто не услышит. Если Джек Рэдли убьет ее, то пройдут дни, прежде чем ее обнаружат. Да что там дни! Недели. Ее мертвое тело останется лежать здесь до тех пор, пока кто-нибудь из служанок не придет сюда делать уборку. Все решат, что она тайком сбежала из дома, признав тем самым свою вину.
– Эмили, как вы себя чувствуете?
Взволнованный голос Джека Рэдли вернул ее в реальность, и ей на руку легла его теплая, сильная рука. Первым желанием Эмили было высвободиться. Затем ее бросило в холодный пот. Черная ткань платья тотчас сделалась влажной, неприятная струйка скользнула вниз по спине. Если сейчас она вырвется от него, он поймет, что она боится – и почему боится. И прежде чем она вскочит на ноги и бросится к двери, он снова схватит ее. Но даже если она сумеет выскочить в дверь, а затем выбежит коридор, в направлении лестницы, Джеку ничего не стоит кинуться за ней вдогонку и столкнуть со ступенек. Она полетит вниз и сломает себе шею.
Эмили мысленно представила свое изуродованное тело, лежащее у подножия лестницы, услышала голос Рэдли, как объясняет всем, что это был несчастный случай. Так просто и так печально. Еще один несчастный случай, но он вполне объясним – Эмили была вне себя от горя и раскаяния.
Оставалось лишь одно: изобразить невинность, убедить Рэдли, что в отношении его у нее нет никаких подозрений, сделать вид, будто она нисколько не боится его. Эмили тяжело сглотнула и стиснула зубы. Затем заставила себя посмотреть на Джека. Не мигая встретив его взгляд, она заговорила – уверенно, спокойно, не заикаясь и не запинаясь.
– Да, да, благодарю вас. Просто у меня на мгновение немного закружилась голова. Здесь жарче, чем я предполагала.
– Я открою окно, – предложил Джек и, встав, приподнял скользящую раму вверх.
Вот оно! Падение из окна! Они сейчас на третьем этаже, и, вывалившись из окна, она разобьется насмерть о выложенную камнем дорожку. Кто услышит ее, даже если она попытается кричать? На этом этаже никого нет. Ведь здесь потому и разместили детскую, чтобы дети не докучали никому из старших на нижних этажах.
Но если она останется сидеть, ему будет трудно силком поднять ее и, подтащив к окну, вытолкнуть наружу. Это единственное, что в ее силах, но ведь ей здесь не на что больше рассчитывать. Она способна делать за один раз лишь по маленькому шажку, тщательно обдумывая следующий.
– Да, да, пожалуй, свежий воздух будет кстати, – согласилась Эмили.
Джек Рэдли обернулся – темный силуэт на фоне солнечного света, зелени листвы и голубого неба. Он подошел к ней, нагнулся и взял за руку. Какая теплая и сильная у него рука, вздрогнув, отметила про себя Эмили. Теперь ей уже не подняться с кресла, если она соберется бежать. Джек возвышался над ней, перекрывая все пути к бегству.
– Эмили, вы боитесь их? – спросил он, пристально глядя ей в глаза.
Она была в эти мгновения так напугана, что у нее болело все тело. Пот вновь противной холодной змейкой пополз по спине и между грудей.
– Боюсь? – притворно удивилась она и сделала невинное лицо.
– Только не притворяйтесь передо мной. – Джек продолжал сжимать ее руку. – Юстас и эта жуткая старушенция вбили себе в голову, будто вы убили собственного мужа. Так им проще замять скандал и выдворить полицейских прочь из дома. Скорее всего, Питт догадывается об этом. Он же ваш родственник, так ведь? Не сомневаюсь, ваша сестра приложит все усилия, чтобы снять с вас обвинения. А уж кто там настоящий убийца – полиция разберется.
Неужели Джек догадывается, о чем она думает? Неужели почувствовал ее страх? Тогда он наверняка понял, что она боится его, что ее страх не имеет никакого отношения к подозрениям Марчей. Из чего напрашивался один-единственный вывод: она считает, что это он убил Джорджа, и знает, почему.
– Мне это крайне неприятно, – сказала Эмили, чувствуя, что заливается краской. – Конечно, нехорошо, когда люди, даже такие, как миссис Марч, думают о вас плохо. Но это лишь потому, что она переживает за своих близких.
– Она? За своих близких? – удивленно переспросил Рэдли. Но Эмили даже не подняла на него глаз.
– Я была бы вам благодарна, если бы вы избавили меня от необходимости обсуждать это, – тихо проговорила она. – Но есть некоторые вещи… в семье…
– Какие? Кого вы имеете в виду? Тэсси? – На этот раз в его голосе прозвучало недоверие.
– Прошу вас, мистер Рэдли. Мне очень не хочется говорить об этом. Не думаю, что это имеет к ней какое-то отношение, но миссис Марч может сильно расстроиться.
Эмили пошевелилась – в надежде, что он отступит назад и позволит ей встать. Она с облегчением вздохнула, когда Джек все-таки отошел в сторону.
– Вы думаете, что это Тэсси? – спросил он, однако Эмили отвела глаза. Боясь даже дышать, она осторожно встала и шагнула мимо него к двери.
– Нет… наверное, потому, что мне этого не хочется. Не хочу никого подозревать, но и не думать об этом тоже не могу. – Сейчас она находилась в детской, а Джек стоял у нее за спиной. – Уильям имел не менее серьезный повод, что и я.
Боже, как унизительны, как неприятны эти слова! В эти мгновения ей больше всего на свете хотелось убежать, метнуться к лестнице и устремиться вниз. Там на лестничной площадке наверняка кто-то будет.
– Разумеется. – Джек по-прежнему стоял рядом, готовый подхватить ее, если Эмили вновь сделается дурно. – При условии, что ему было не все равно. Но я ни разу не замечал за ним ничего подобного. К тому же Джордж не первый, кому Сибилла вскружила голову.
– Пожалуй, но это не означает, что Уильяму это было безразлично.
Эмили заметно ускорила шаг. Ей осталось совсем немного дойти до лестничной площадки – и она окажется в безопасности. Эта мысль окрыляла и слегка щекотала нервы. Сейчас она быстро спустится по ступенькам, чтобы Рэдли не успел столкнуть ее или сделать ей подножку. Она с трудом удержалась, чтобы не побежать.
Неожиданно, к ее неописуемому ужасу, Джек взял ее под локоть. Боже, нужно вырваться, поднять крик… Но с другой стороны, как ни кричи, внизу может никого не быть. Тогда криком она выдаст свой испуг и окажется лицом к лицу с убийцей.
Скованная ужасом, Эмили застыла на месте.
– Эмили! – прозвучал у нее за спиной его голос. – Будьте осторожны!
Что это? Неужели угроза? Эмили усилием воли заставила себя обернуться и посмотреть Рэдли в глаза.
– Остерегайтесь Уильяма, – предупредил ее Джек. Лицо его было серьезным. – Если убийца – он и если ему покажется, что вы его подозреваете, он способен причинить вам вред, хотя бы тем, что попытается оговорить вас.
– Хорошо. Я буду всячески избегать разговоров на эту тему.
Джек невесело усмехнулся.
– Я абсолютно серьезно предупредил вас, Эмили.
– Благодарю вас, мистер Рэдли.
Эмили сделала судорожный вдох. Они стояли на верхней ступеньке лестницы. Ей больше нельзя оставаться здесь. Джек поймет, что она ждет, что он вот-вот столкнет ее, и этого понимания может оказаться достаточно, чтобы он решился на столь дерзкий шаг. Он не рискнет оставлять ее в живых, а сейчас самый подходящий момент, чтобы расправиться с ней – лучшего не представится. Достаточно поскользнуться, и она полетит вниз, сломает спину или шею.
Ее ноги оказались на второй ступеньке. Дрожа и чувствуя слабость в коленках, Эмили заставила себя спуститься на третью, а затем на четвертую. Лестница была слишком узкой, чтобы Джек мог идти с ней рядом. Седьмая ступенька, восьмая. Она заставила себя замедлить шаг. С каждой секундой лестничная площадка была все ближе и ближе. Уф! Наконец-то! Она достигла цели.
Жива! Пока жива.
Эмили сделала глубокий вдох и на ватных ногах поспешила к главной лестнице.
Глава 8
Питт присутствовал на похоронах, но держался на таком расстоянии, что никто из членов семьи его не заметил. Он также вместе со всеми вернулся в Кардингтон-кресент и на сей раз вошел в дом через кухню в сопровождении Страйпа. Они снова и снова проанализировали те скудные улики, которые оказались в их распоряжении, обсудили немногочисленные связующие нити, выуженные из услышанных разговоров, попытались сформулировать промежуточные выводы в надежде на неожиданное озарение, но озарение не приходило. Все выстраивалось в запутанный лабиринт, из которого не было выхода.
Питт попросил Страйпа еще раз допросить слуг, рассчитывая на то, что в ходе повторения у кого-то в памяти может всплыть нечто такое, что способно дать новый поворот делу.
Ему страшно хотелось увидеться с Шарлоттой. Как бы Томас ни был погружен в расследование, будь то дело Блумсбери или какое-то другое, ему никак не удавалось отделаться от ощущения тяжелого одиночества по вечерам, когда он возвращался домой, часто незадолго до полуночи, при свете ночника заходил в дом. Кухня уже была пуста и прибрана, а на столе стоял ужин, оставленный для него служанкой.
И так каждый вечер он сидел и молча ел свой ужин у догоравшего очага. Затем снимал обувь и на цыпочках поднимался по ступенькам; сначала заглядывал в детскую, чтобы посмотреть на спящих Джемайму и Дэниела, а потом отправлялся к себе в спальню и ложился в постель. Из-за сильной усталости он засыпал почти мгновенно, но по утрам просыпался с чувством некоего дискомфорта, а иногда и просто от холода.
Утром Грейси излагала ему события предыдущего дня, которые считала наиболее значимыми, но это обычно был сухой краткий отчет, так отличавшийся от того, что он слышал от Шарлотты, всегда делившейся своим мнением, входившей в подробности и наполнявшей свой рассказ настоящим драматизмом. Порой Томас даже начинал тяготиться непрерывной болтовней Шарлотты за завтраком, начинал воспринимать ее как неизбежное испытание, выпадающее на долю женатого мужчины. Но вот теперь без этой болтовни он был не способен сосредоточиться на чтении газеты и уже не получал от нее прежнего удовольствия.
Питт спросил у лакея о Шарлотте. Его провели в тесно заставленный мебелью будуар, натопленный, как теплица, и попросили подождать. Не прошло и пяти минут, как появилась Шарлотта. Она плотно закрыла за собой дверь и бросилась к нему в объятия, припав к его груди. Она не издала ни единого звука, но Питт понял, что она плачет, тихо и устало рыдает. Он поцеловал ее, волосы, лоб, щеку, после чего передал ей единственный чистый платок. Шарлотта дважды громко высморкалась.
– Как дети? – спросила она, подняв глаза на мужа. – У Дэниела прорезался, наконец, зуб? Я боялась, что у него может подняться температура…
– С ним все в порядке, – заверил ее Питт. – Тебя не было всего каких-нибудь два дня.
Но Шарлотту совсем не удовлетворил подобный ответ.
– А зуб? Ты уверен, что у Дэниела нет температуры?
– Да, абсолютно уверен. Грейси говорит, что он совершенно здоров и ест все, что она ему подает.
– Он не любит капусту. Она прекрасно это знает.
– Ты можешь вернуть мне носовой платок? Он у меня единственный.
– Я принесу тебе другой. Джорджа… Почему у тебя никогда нет запасных платков? Что, Грейси уже перестала заниматься стиркой?
– Она регулярно занимается стиркой. Просто я их забываю.
– Она должна сама класть платки тебе в карман… У тебя все в порядке, Томас?
– Все. Спасибо.
– Я рада. – Однако в ее голосе слышалось сомнение. Она шмыгнула носом, потом решила еще раз высморкаться. – Думаю, что у тебя пока нет никаких выводов относительно Джорджа. У меня, по крайней мере, нет. Чем больше я наблюдаю, тем меньше понимаю.
Томас нежно коснулся ее плеча.
– Мы обязательно все распутаем и во всем разберемся, – сказал он с большей убежденностью в голосе, чем у него было на то оснований. – Ведь прошло еще совсем немного времени. Как Эмили?
– Очень плохо себя чувствует и страшно напугана. Я… я думаю, что ей сложнее всего было отпустить Эдварда с миссис Стивенсон. Он же еще такой маленький. Ничего не понимает. Но скоро поймет. Он…
– Давай поговорим о более насущных проблемах, – прервал ее Питт. – Мы поможем с Эдвардом потом…
– Да, конечно. – Шарлотта инстинктивно провела руками по юбке. – Нам нужно побольше узнать о Марчах. Убийца – один из них или… или это Джек Рэдли.
– А почему ты сделала паузу перед тем, как назвать его?
Шарлотта опустила глаза, боясь встретиться с ним взглядом.
– Я думаю… – Она не закончила фразу.
– Ты боишься, что Эмили каким-то образом подтолкнула его к преступлению? – спросил Питт, хотя все в нем сопротивлялось необходимости произнести этот вопрос вслух. Но если он его не задаст, вопрос будет тяжелой тенью нависать над всеми дальнейшими их рассуждениями. Они слишком хорошо знали друг друга, чтобы лгать, даже умалчивать о чем-то.
– Нет! – воскликнула Шарлотта. Она понимала, что муж ей не поверил. Это был ответ, продиктованный чувствами, а не рациональным анализом. – Я не знаю, – сказала она мгновение спустя, пытаясь подыскать формулировку, более близкую к истине. – Я думаю, что ничего подобного Эмили не могла сделать сознательно. – Она глубоко вздохнула. – Как у тебя продвигается дело Блумсбери? Ты же его тоже расследуешь?
– Нет. – От этого ответа Питт ощутил какую-то внутреннюю тяжесть. У него пропала всякая надежда докопаться до истины, да и истина, скорее всего, сводилась к какой-то элементарной повседневной трагедии, которую он снова не сумел предотвратить. И только жуткий факт наличия трупа привлекает к подобным событиям внимание публики.
Шарлотта внимательно смотрела на него, удивление сменилось пониманием.
– Так ничего и не прояснилось? Ты даже не смог узнать, кто она такая?
– Пока нет. Но мы не теряем надежды. Убитая могла быть откуда угодно. Если она была горничной, уволенной за безнравственное поведение, или даже из-за того, что хозяин попытался соблазнить ее, а хозяйка обнаружила это, она могла пойти на панель, чтобы заработать себе на жизнь. Ее мог убить клиент, сутенер, грабитель… да кто угодно.
– Бедная женщина, – прошептала Шарлотта. – В таком случае это безнадежно.
– Возможно. Но мы еще попытаемся что-то разузнать.
Она пристально взглянула на мужа.
– Но здесь-то все не так безнадежно! Убийца Джорджа – один из нас, находящихся в доме Марчей. Он кто-то из Марчей. Либо Джек Рэдли. – Шарлотта нахмурилась, несколько мгновений в ней происходила внутренняя борьба, потом она все-таки решилась. – Томас, мне нужно рассказать тебе кое о чем весьма… весьма отвратительном.
Не глядя на него и не делая никаких пауз, она изложила все то, свидетельницей чего стала глубокой ночью на лестнице. Питт был растерян. Может быть, ей все это приснилось? В последние дни у нее было больше чем достаточно причин для кошмаров. И даже если увиденное ею не было сном, и если она на самом деле выходила на лестницу, не могло ли внезапное пробуждение, мерцание слабого ночника стать причиной обмана зрения? Что, если ей привиделись пятна крови там, где были всего лишь тени?
И вот теперь она пристально смотрела на мужа, не сводя с него глаз, ожидая объяснений тому ужасу, свидетельницей которого стала. Томас попытался замаскировать свои сомнения наигранным удивлением.
– Но ведь никого же не зарезали, – произнес он вслух.
– Да, я знаю! – Теперь Шарлотта разозлилась, потому что была напугана, а он не только не смог развеять ее страхи, но и явно не верил ей. – Что, по-твоему, может заставить юную девушку глубокой ночью разгуливать по дому, да к тому же измазанной кровью? Если за этим скрывается какая-то невинная забава, то почему никто о ней не упоминал? На следующее утро Тэсси выглядела вполне обычно. Она не была ни в малейшей степени расстроена, Томас! Более того, могу поклясться, она чувствовала себя вполне счастливой.
– Никому ничего не говори, – предупредил ее Питт. – Если мы сейчас пойдем напролом, мы ничего не узнаем. Если ты права, значит, в этом доме и в этой семье кроется какое-то страшное зло. Ради бога, Шарлотта, будь осторожна. – Он нежно обнял ее за плечи. – Возможно, будет лучше, если Эмили вернется домой, а ты поедешь вместе с ней.
– Нет! – Шарлотта резко отстранилась от него, подняв голову. – Если мы не сможем найти убийцу и доказать его вину, Эмили могут приговорить к смерти, или, по крайней мере, до конца жизни ее репутация будет запятнана страшными подозрениями. Люди всегда будут при виде ее вспоминать, что она вполне могла быть убийцей своего мужа. И даже если Эмили сумеет такое пережить, сомневаюсь, что это сможет вынести Эдвард.
– Я все выясню и без твоей помощи, – мрачно начал Питт, но на лице Шарлотты сохранялось выражение суровой решимости, и глаза ее пылали.
– Возможно. Но я смогу наблюдать и слушать здесь, в доме у Марчей, – так, как ты никогда не сможешь. Эмили – моя сестра, и я останусь здесь несмотря ни на что. Попытка сбежать отсюда будет восприниматься как величайшая низость. И, пожалуйста, не спорь со мной. Ты бы, по крайней мере, не сбежал.
Томас какое-то мгновение обдумывал слова жены. А что, если он прикажет ей вернуться домой? Нет, она не подчинится. Ее преданность Эмили в данный момент возобладала над всеми другими чувствами и соображениями. Питту же хотелось прямо противоположного – чтобы она бежала от опасности, которая, несомненно, сопровождала ее пребывание здесь. Разумом он понимал, что с его стороны это было трусостью, страхом за собственное благополучие в том случае, если с ней что-то случится. Но если ему не удастся найти убийцу и если Эмили осудят и казнят, то тогда и его отношения с Шарлоттой окажутся под угрозой.
– Хорошо, – произнес он наконец. – Но ради всего святого, будь осторожна! В этом доме обитает убийца, и, возможно, даже не один.
– Я знаю, – тихо ответила Шарлотта. – Я знаю, Томас.
Ближе к вечеру Юстас послал за Питтом. Марч стоял перед холодным камином, засунув руки в карманы, в той же одежде, в какой был на похоронах.
– Ну, мистер Питт, – начал он, как только за полицейским закрылась дверь. – Как у вас идут дела? Узнали вы что-нибудь стоящее?
Томас не собирался делиться с ним какой-либо информацией и меньше всего тем, что сообщила ему Шарлотта о своем ночном приключении.
– Очень многое, – ответил он равнодушным тоном. – Однако пока я не могу оценить значимость полученных мною сведений.
– Надеюсь, никаких арестов не предвидится? – настойчиво продолжал Юстас. Его лицо немного посветлело, и ослабло напряжение, которое до того ощущалось во всей его крупной фигуре. – Это меня ничуть не удивляет. Обычная семейная трагедия. Я вам говорил это с самого начала. Можно найти хороший частный приют. Средств предостаточно, ей там будет очень хорошо. Наилучший выход для всех нас. Ничего не доказано. И ничего доказать невозможно. В чем, естественно, нет ни малейшей вашей вины. Вы сделали все, что было в ваших силах.
Значит, он уже готовится к тому, что дело будет тихо закрыто и расследование прекращено. Марчам будет несложно снять с себя вину и переложить ее на Эмили. Едва тело Джорджа было предано земле, как они начали плести интригу: мелкая ложь там, недомолвка здесь – вполне достойный семейный заговор ради всеобщего блага. Они способны даже убедить себя, что Эмили убила Джорджа в приступе ревности. Ну, конечно же, они не станут обличать несчастную – просто тихо избавятся от нее, и ее вина навеки останется с ней, а дело – тоже навеки – будет закрыто.
Но, и это самое страшное, в глубинах сознания Питта маячило жуткое подозрение, что они не так уж и не правы и что именно Эмили на самом деле и совершила убийство. Конечно, он никогда не признался бы в этом Шарлотте и чувствовал себя виноватым за то, что такая мысль пришла ему в голову. Однако не было никаких объективных свидетельств примирения Эмили и Джорджа, а без них у нее появлялся один из самых древних и признанных мотивов преступления в человеческой истории – месть униженной и обманутой жены. Через него и Шарлотту Эмили стала свидетельницей многих последствий убийства, и, возможно, мысль о подобном преступлении была не столь уж чужда ей.
– Крайне неприятно, конечно, – повторил Юстас с еще большим удовлетворением. – Но, вне всякого сомнения, вы сделали все что могли.
Питт чувствовал себя униженным подлым поведением мистера Марча, его убежденностью в слепоте полицейского и желании пойти на сговор.
– Я еще только начал расследование, – резко заметил он. – И уверен, что очень многое узнаю. Более того, могу вас заверить, что не успокоюсь, пока не найду убийцу Джорджа и убедительных доказательств его вины.
– Но, ради бога, зачем вам это? – удивленно возопил Юстас. Подобное абсурдное поведение ставило его в тупик. – Вы только причините ненужную боль очень многим людям, и не в последнюю очередь вашей собственной жене. Будьте же милосердны, имейте хоть капельку сострадания!
– Я вовсе не уверен, что преступление совершила Эмили.
Томас злобно взглянул на Марча, чувствуя, как внутри у него закипает раздражение и ощущение беспомощности. Как хотелось ему сейчас кулаками выбить эту жуткую уверенность из Юстаса, который стоял перед холодным камином в самодовольной позе и распоряжался жизнью и судьбой Эмили так, словно она была какой-нибудь кошечкой, жившей у них в доме и начавшей вдруг причинять массу хлопот!
– Нет никаких доказательств ее вины, – громко произнес Питт.
– Ну, и превосходно! Вы же не собираетесь их искать? – Юстас получал невероятное удовольствие от осознания собственного здравого смысла. – И, пожалуйста, не вините себя. Вы прекрасный профессионал, но вы же не можете творить чудеса. Давайте обойдемся без скандала. Ради Эмили и ради ребенка.
– Ребенка зовут Эдвард!
Питт был вне себя от злости; он чувствовал, что теряет самообладание, без которого любой разумный поиск истины был невозможен. Однако, тщетно пытаясь взять себя в руки, он громко произнес:
– Почему вы так уверены, что преступление совершила Эмили? Возможно, у вас есть какие-то улики, которые вы утаиваете от меня?
– Мой дорогой друг! – провозгласил Юстас, сунув руки в карманы и слегка покачиваясь взад-вперед. – У Джорджа был любовный роман с Сибиллой. Эмили прекрасно о нем знала и не смогла сдержать ревность. Вы же прекрасно все понимаете.
– Это великолепный мотив. – Питт сделал усилие над собой и заговорил тише. – Для Эмили и для мистера Марча. Не вижу никакой разницы в достоверности мотива у них обоих. Но если рассказ Эмили правдив и они действительно помирились с Джорджем, то более сильный мотив – у мистера Уильяма Марча!
Юстас широко улыбнулся. Слова Питта нисколько не поколебали его уверенности в собственной правоте.
– Ни в малейшей степени, мой дорогой друг. Во-первых, лично я совершенно не верю ее рассказу о примирении. Она выдает желаемое за действительное или просто боится. Но даже если и так, нельзя же сравнивать положение Эмили и Уильяма. Эмили был нужен Джордж. – Юстас Марч раз или два кивнул как бы в подтверждение своих слов. – У женщины нет другого выбора, ей остается лишь смириться с романами мужа. Мудрая женщина вообще сделает вид, что ничего не замечает. В таком случае у нее не возникнет абсолютно никаких забот. Ее дом и семья не будут поставлены под удар из-за какой-то ерунды. Ведь, лишившись мужа, она лишается всего. Куда она пойдет и что будет делать? – Юстас пожал плечами. – Она будет отвержена обществом и останется без гроша в кармане, не в состоянии прокормить ни себя, ни своих детей. В случае с мужчиной, конечно, все обстоит совершенно иначе. Могу вам сказать, кстати, что было еще несколько ситуаций, в которых Сибилла вела себя не совсем достойно, и бедный Уильям решил, что этому следует положить конец. Кроме всего прочего, она не родила ему детей, у него фактически нет собственной семьи. Конечно, она ничего не может поделать со своим бесплодием, оно не ее вина, но тем не менее все-таки является настоящей бедой для них обоих. Уильям хотел развестись с ней и взять более подходящую жену, которая выполнила бы полагающуюся ей роль и стала бы настоящим источником семейного счастья. И он был очень доволен, что Сибилла предоставила ему, наконец, необходимый предлог. Теперь он не будет выглядеть в глазах людей бессердечным мужем, отвергнувшим жену только по причине ее бесплодия.
Питт был потрясен. Подобное ему даже никогда не приходило в голову.
– Разве Уильям собирается разводиться с Сибиллой? – тупо повторил он. – Но я же ничего до сих пор об этом не слышал.
– Ах, нет. – Улыбка на физиономии Юстаса сделалась еще более доверительной, он немного наклонился вперед, вынул руки из карманов и положил одну из них на спинку кресла, чтобы сохранить равновесие. – Мне думается, что та ссора, которую якобы слышала Эмили, на самом деле была разговором между Сибиллой и Уильямом. Но теперь, когда Сибилла забеременела, все, конечно, изменилось. Ради благополучия ребенка Уильям все ей простил и готов принять ее обратно. И она, вне всякого сомнения, благодарна ему и раскаялась. Я абсолютно уверен, что поведение Сибиллы в будущем станет совершенно безупречным.
Его физиономия осветилась улыбкой человека, довольного собственными мыслями. Питт буквально онемел от изумления. Он не имел ни малейшего представления о том, правду ли говорил ему Марч, но его небольшие познания в бракоразводном законодательстве не оставляли никаких сомнений в правоте Юстаса. Муж может выбросить на улицу свою уличенную в измене жену, интересы же жены закон вообще не защищает. А применительно к мужчине вопрос о супружеской измене просто не ставился.
– Я вижу, вы меня поняли, – заметил Юстас. – Очень разумно с вашей стороны. Чем меньше слов, тем лучше. Но имейте в виду, я поделился с вами сугубо личной информацией. Уверен, что вы никому не станете ее разглашать. Вполне доверяю вашей порядочности. Подобные вещи – дело семейное; нехорошо, когда их обсуждают чужие люди.
Он развел руки в жесте конфиденциальности, как бы дополнительно подчеркивая, что все сказанное должно остаться между ними.
– Я сообщил вам это, чтобы вы могли лучше понять сложившуюся ситуацию. Бедному Уильяму пришлось с очень многим мириться, но теперь он стоит на пороге настоящего супружеского счастья. А трагедия произошла из-за того, что бедняжка Эмили не смогла сохранить здравый смысл. Стоило ей потерпеть еще несколько дней, и все само утряслось бы. Страшная трагедия. – Юстас наигранно шмыгнул носом. – Но будьте уверены, мы о ней позаботимся. Ничего дурного с ней не произойдет.
– Я пока не ухожу, – ответил Питт, чувствуя себя полным идиотом.
Как же нелепо он выглядит в этой уютной и тихой гостиной, заставленной собранием семейных реликвий, рядом с солидным Юстасом Марчем, напоминающим дедовское кожаное кресло… Сам Питт со спутанными волосами, неумело завязанным галстуком, в мешковато сидящем сюртуке и двумя носовыми платками Джорджа в кармане был откровенно комичен. Обувь Юстаса ежедневно чистил мальчишка-чистильщик. Туфли Питта с заплатами на подметках чистила Грейси, только когда вспоминала об этом, и когда у нее находилось время.
– Я еще не закончил, – повторил он.
– Как вам будет угодно. – Юстас был явно разочарован, но особого беспокойства поведение Питта у него не вызвало. – Делайте, что полагаете необходимым, но, пожалуйста, постарайтесь, чтобы все выглядело пристойно. Я понимаю, вы не хотите лишиться работы. Пройдите на кухню, там вас накормят, если хотите. И вашего коллегу Страйпа, разумеется, тоже.
Страйп был счастлив пообедать на кухне, и вовсе не потому, что у него появилась надежда получить ценные сведения по расследуемому делу, а потому, что вместе с ним там обедала Летти Тейлор, прелестная, как весенний сад. На протяжении всего обеда он не отрывал глаз от тарелки. Страйпу страшно хотелось взглянуть на Летти, но он жутко стеснялся. Полицейский не привык к обедам в столь чопорном, строго соблюдающем иерархию обществе. Во главе стола восседал дворецкий, словно отец большого семейства, в противоположном конце место матери семейства занимала экономка. Дворецкий руководил всем так, словно за столом совершалась некая церемония чрезвычайной важности. Строжайшим образом соблюдались все положенные правила. Младшие лакеи и горничные вообще не имели права беседовать за столом и отвечали только тогда, когда к ним обращались старшие. Личные горничные дам как из семьи Марчей, так и приезжих, составляли особую группу и практически не общались с остальной прислугой. Старшие лакеи, кухарка и старшая горничная сидели в центре и беседовали друг с другом.