Текст книги "Натюрморт из Кардингтон-кресент"

Автор книги: Энн Перри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц)

Глава 4

Эмили впервые за несколько последних недель хорошо выспалась и проснулась поздно. Комнату заливало солнечным светом. В дверь постучали. По всей видимости, Миллисент.

– Войдите, – произнесла Эмили. Джордж наверняка и эту ночь провел в гардеробной, и необходимости соблюдать приличия не было. – Войдите, Милли.

Дверь открылась, и в комнату с подносом в руках вошла служанка. Осторожно закрыв за собой дверь, чтобы не расплескать содержимое чайника, она подошла к туалетному столику и поставила на него поднос.

– В кладовой наверху сейчас такой переполох, мэм, – пожаловалась она, наливая в чашку чай. – Никогда не видела ничего подобного. Там то яблоку упасть негде, то совсем пусто, и даже закипевший чайник с плиты снять некому. Такая бестолковщина там царит, и все потому, что милорд предпочитает чаю кофе, хотя никак не могу взять в толк, как он может его пить. В любом случае Альберт отнес ему кофе через четверть часа после того, как заметил там собачонку миссис Марч. Такая уж причуда у милорда, и ничего тут не поделаешь. Старая леди из-за этого очень сердится.

Миллисент подошла ближе и подала чашку. Эмми села в постели и, взяв чашку из рук служанки, сделала первый глоток. Чай был вкусный, горячий и ароматный. Судя по всему, день обещает быть прекрасным.

– Что вы желаете надеть этим утром? – поинтересовалась Миллисент и энергичным движением раздвинула шторы. – Может, бледно-желтое муслиновое платье? Такой интересный цвет. Вот только не каждой идет. Вам он к лицу, а другим придает болезненный вид.

Эмили улыбнулась. Похоже, что Миллисент уже все за нее решила.

– Замечательная идея, – согласилась она. – На улице тепло?

– Будет тепло, мэм. А днем, если вы сегодня собираетесь куда-нибудь выезжать, лучше надеть то, что оттенка лаванды. – Идеи у Миллисент били ключом. – Я думаю, вечером вам стоит надеть белое с черной бархатной каймой. Очень модно, а как шикарно будет шуршать на ходу, уверяю вас!

Эмили не стала возражать. Она допила чай, встала и приступила к утреннему туалету. Сегодня ей во всем виделось присутствие победы, она даже ощущала ее чарующий вкус.

Когда она была готова, а Миллисент вышла из комнаты, Эмили подошла к двери гардеробной и постучала. Ответа не последовало. Эмили застыла в нерешительности, не решаясь постучать снова. Но что она ему скажет, кроме двух слов – «доброе утро»? Не стоит вести себя как жеманная невеста! Этим она лишь поставит Джорджа в неловкое положение, да и себя выставит круглой дурочкой. Как бы то ни было, муж не отозвался на первый стук. Не иначе как уже спустился вниз.

Однако в столовой его не оказалось. Юстас, ходячее воплощение здоровья, как всегда пребывал в прекрасном расположении духа. Он по своему обычаю широко распахнул окна, хотя те выходили на запад, и по этой причине по комнате гулял холодный воздух. На его тарелке горкой были навалены колбаса, яичница, тушеные почки и картофель. За вырез жилета была засунута салфетка. На столе перед ним возвышалась горка только что поджаренных тостов, стояли блюдо со сливочным маслом, серебряный судок со специями, а также молоко, сахар и серебряный кофейник эпохи королевы Анны.

Миссис Марч, как обычно, завтракала у себя в спальне. Помимо нее, за столом также отсутствовали Джордж и Сибилла. Сердце Эмили упало; ее радость угасла, как огонек свечи под порывом сильного ветра. Когда она взялась за спинку стула, ей показалось, что у нее как будто онемела рука. Когда же она серебряным ножом попыталась срезать верхушку вареного яйца, которое поставила перед ней служанка, ей потребовалось сделать усилие над собой, чтобы унять дрожь в руках. Нет, вчера ей это не привиделось: Джордж действительно поссорился с Сибиллой. Кошмар закончился. Конечно же, отношения не наладятся в одночасье. Потребуется какое-то время… может, даже недели две или три. Но она справится – причем легко, без особых усилий.

– Доброе утро, моя дорогая, – поприветствовал ее Юстас все тем же привычным тоном, каким обращался к ней каждое утро. – Надеюсь, вы в добром здравии?

Это был не вопрос, а всего лишь констатация ее появления за столом. Женские жалобы на здоровье были ему неинтересны. Он не желал слышать об их недомоганиях. Подобные признания представлялись ему особенно бестактными по утрам, когда следовало обстоятельно заправляться пищей.

– В самом добром, – довольно резко ответила Эмили. – Надеюсь, вы тоже?

Вопрос был абсолютно бессмысленным, ввиду наваленной на его тарелку снеди.

– Разумеется.

Юстас удивленно выпучил глаза. Брови его поползли на лоб. Затем он шумно выдохнул через нос и скользнул взглядом по присутствующим: по Веспасии, которая с изяществом истинной леди ела вареное яйцо, по Тэсси, на бледном лице которой были отчетливо видны веснушки, а под глазами залегли тени, по Джеку Рэдли, который, нахмурившись, не сводил глаз с Эмили – на щеках его выступили красные пятна, – и, наконец, остановился на Уильяме. На лице последнего застыло страдальческое выражение. Сидя, как каменная статуя, Уильям сжимал вилку с таким видом, как будто это был спасательный круг, который он ни за что не выпустит.

– Я отменно здоров и пребываю в наилучшем расположении духа, – сообщил Юстас с легкой ноткой упрека в голосе.

– Я рада, – ответила Эмили, твердо решив оставить за собой последнее слово. Она не может сражаться с Сибиллой и не хочет сражаться с Джорджем – так почему бы не выместить раздражение на Юстасе?

Но тот уже повернулся к Тэсси.

– Чем вы намереваетесь заняться сегодня, моя дорогая дочь? – спросил он и тут же, не дав ей ответить, продолжил: – Сострадание – самая превосходная, самая почтенная черта в характере молодой женщины. Твоя дорогая мать, да успокоит Господь ее душу, всегда понимала, как это важно. – С этими словами Юстас потянулся к тарелке с тостами и, взяв один, рассеянно намазал его маслом. – Но у тебя есть и другие обязанности – например, перед нашими гостями. Ты должна делать все для того, чтобы они чувствовали себя как дома. Разумеется, твой дом – это островок спокойствия и высокой морали, куда не проникают мрачные тени этого мира. Но он также должен быть местом уюта, веселья и духоподъемных бесед. – Юстас, казалось, не замечал неловкости дочери. Впрочем, по всей видимости, так оно и было. Подобная черствость вызвала у Эмили лишь неприязнь.

– Думаю, тебе следует взять мистера Рэдли и совершить с ним прогулку в карете, – продолжил Юстас таким тоном, будто эта мысль только что пришла ему в голову. – Сегодня для этого идеальная погода. Уверен, что твоя бабушка Веспасия с радостью составит вам компанию.

– Даже не надейтесь! – с жаром возразила Веспасия. – На сегодня у меня намечен ряд визитов моим знакомым. Тэсси может отправиться вместе со мной, если, конечно, пожелает. Но с ней я не поеду. Она, вне всяких сомнений, сочтет мистера Карлайла интересным собеседником, равно как и мистер Рэдли, при условии, что он пожелает составить нам компанию.

Юстас моментально нахмурился.

– Мистер Карлайл? Кто это? Уж не тот ли малоприятный джентльмен, который занимается политической агитацией?

Услышав последнюю фразу, Тэсси заметно оживилась.

– Неужели?

Юстас смерил ее колючим взглядом.

Веспасия не стала с ним спорить, но взгляд ее холодных серых глаз на мгновение пересекся со взглядом Эмили, как будто ей вспомнились образы ужасающей нищеты, где человеческая жизнь подчас не стоила даже пенса. В свою очередь Эмили жарко покраснела, вспомнив о вчерашнем эпизоде в оранжерее. Так получилось, что вчера, рассказывая Джеку о своем участии в расследованиях, она начала именно с того случая, когда состоялось ее знакомство с Сомерсетом Карлайлом.

– Именно малоприятный, – раздраженно повторил Юстас. – Существуют более достойные способы служения обездоленным, нежели публичное выставление себя напоказ, которое подрывает государственную власть и расшатывает устои общества. Ваш мистер Карлайл в высшей степени безответственный человек, и вам следует помнить об этом, прежде чем вступать с ним в какие-либо отношения.

– Звучит весьма заманчиво, – произнес Джек Рэдли и впервые перевел взгляд с Эмили на Веспасию. – Какие устои, если не секрет, он подрывает в данный момент, леди Камминг-Гульд?

– Пробивает идею избирательного права для женщин, – не замедлила с ответом Веспасия.

– Но это же курам на смех! – презрительно фыркнул Юстас. – Опасная чушь, напрасная трата времени! Дайте женщинам право голоса, и бог весть какой парламент мы в результате получим… Полный ненадежных смутьянов и – я нисколько не сомневаюсь в этом – ничего не понимающих в политике бездарей. Этот человек – угроза всему тому, что придает Британии пристойность, которая, как известно, есть не что иное, как краеугольный камень нашей империи. Мы дали миру великих людей, потому что наши женщины сохраняют святость семейного очага и супружеских уз!

– Полнейшая чушь! – бросила ему Веспасия. – Если женщины и в самом деле столь же пристойны, какими вы их считаете, то они станут голосовать лишь за тех парламентариев, которые будут поддерживать в неприкосновенности столь любезные вашему сердцу супружеские узы.

Юстаса не на шутку разозлили ее слова. Было видно, что он задет за живое и ему стоит немалых усилий держать себя в руках.

– Моя милая женщина, – процедил он сквозь сжатые зубы. – Я подвергаю сомнению не вашу добропорядочность, а ваше благоразумие. – С этими словами он сделал глубокий вдох. – Прекрасный пол был создан Господом для того, чтобы выполнять священные обязанности жен и матерей, создавать домашний уют, кормить и воспитывать. Это – высокое и благородное предназначение. Увы, женщины не обладают ни умом, ни стойкостью духа для того, чтобы управлять государством. А если они и воображают, что всё же наделены такими качествами, то тем самым противоречат собственной природе.

– Юстас, я предупреждала Оливию, когда она выходила за вас замуж, что вы глупец, – ответила Веспасия. – За эти годы вы лишь еще больше укрепили меня в своей правоте. – Веспасия промокнула губы салфеткой и встала из-за стола. – Если вы считаете меня неподходящей спутницей для Тэсси, то почему бы вам не попросить Сибиллу составить ей компанию? Если она, конечно, встала с постели. – С этими словами леди Камминг-Гульд, даже не оглянувшись, вышла из комнаты. Служанка открыла перед ней дверь, а затем закрыла снова.

Лицо Юстаса сделалось пунцовым от гнева. Подумать только! Ему только что нанесли оскорбление, и где? В его собственном доме! В единственном в мире месте, где он был верховным правителем, чей авторитет должен оставаться непоколебим!

– Анастасия! Тебя будут сопровождать или Сибилла, или миссис Марч, – заявил он и тут же обернулся. – Вы, Эмили, с ней не поедете. Вы подходите на роль сопровождающей не больше, чем ваша тетушка. То, что мне известно о вашем прошлом поведении, более чем прискорбно! Впрочем, это в первую очередь проблемы Джорджа… Но я не допущу, чтобы вы сбили Тэсси с истинного пути!

– О, я бы даже не осмелилась, – парировала Эмили с ослепительной улыбкой. – Я уверена, что Сибилла станет для Тэсси куда более достойным образцом для подражания, нежели я.

Тэсси нарочито закашлялась в носовой платок. Джек Рэдли тщетно пытался найти рядом с собой какой-нибудь предмет, глядя на который он мог бы удержаться от смеха, но так и не преуспел в этом занятии. Уильям побелел, как мел. Он неуклюже встал, бросил на стол салфетку, поставил чашку на блюдце и сообщил:

– Я иду работать над картиной, пока в оранжерее хорошее освещение.

И, не произнеся больше ни слова, Уильям торопливо вышел из столовой.

Эмили пожалела о сказанном – дав волю раздражению, она невольно обидела Уильяма. Сейчас он, по всей видимости, испытывает то же, что и она: растерянность, одиночество и, прежде всего, унижение. Однако если броситься вслед за ним и попытаться извиниться, этим можно лишь еще больше испортить ему настроение. Так что лучше сделать вид, будто ничего не произошло.

Эмили заставила себя что-нибудь съесть, дабы избежать лишних вопросов о состоянии ее здоровья и настроении. Позавтракав, она встала из-за стола и отправилась наверх, преисполненная решимости найти Джорджа. Сейчас она войдет к нему и потребует проявления хотя бы самого малого такта, если он не способен – или не желает – жить моральными принципами.

Эмили энергично постучала в дверь гардеробной и подождала, когда муж ей ответит. Ответа не последовало. Эмили постучала снова и, подождав секунду, повернула дверную ручку и вошла внутрь.

Шторы были раздвинуты, в комнату струились потоки солнечного света. Джордж все еще лежал в постели среди смятых простыней. Поднос с утренним кофе стоял на столе – значит, он уже позавтракал. На полу, возле ножки кровати стояло пустое блюдце. По всей видимости, муж решил поделиться кофе со спаниелем миссис Марч.

– Джордж! – сердито позвала Эмили. Ей было неприятно даже думать о том, чем он мог заниматься всю ночь, если до сих пор – а сейчас уже десять часов утра – все еще не встал. – Джордж!

Эмили остановилась возле кровати, глядя на спящего мужа сверху вниз. Лицо Джорджа показалось ей очень бледным. Глаза запали, как будто он плохо спал этой ночью. Или вообще не спал. Короче говоря, похоже, что он заболел.

– Джордж! – снова позвала Эмили. Почему-то на этот раз ей стало страшно. Она протянула руку и слегка потрясла мужа.

Он даже не пошевелился. Да что там, даже не открыл глаз!

– Джордж! – крикнула она и тотчас поняла, насколько это смехотворно. Он же должен ее услышать!

Эмили довольно грубо встряхнула мужа, чтобы тот, наконец, пробудился. Увы, Джордж не пошевелился. Более того, он как будто не дышал. Напуганная, Эмили бросилась к двери, собираясь позвать на помощь… но кого?

Тетушка Веспасия! Вот кого надо позвать. Она единственная, кому можно доверять, единственная, кто с симпатией относится к ней. Эмили буквально слетела по лестнице вниз, бегом пронеслась по коридору, едва не сбив с ног испуганную служанку, и рывком распахнула дверь утренней комнаты. Леди Камминг-Гульд была занята написанием писем.

– Тетя Веспасия! – дрожащим голосом позвала Эмили, едва не срываясь на крик. – Тетя Веспасия! Джордж заболел. Я не могу разбудить его! Мне кажется…

Она не договорила. От волнения перехватило дыхание. Слова застряли в горле. Эмили как будто онемела, не в силах выразить свои опасения.

Веспасия отвернулась от изящного секретера розового дерева, на котором были разложены листы бумаги и почтовые конверты. Ее лицо было хмурым.

– Пожалуй, нам стоит пойти посмотреть, – невозмутимо ответила она и, отложив в сторону перо, встала из-за стола. – Пойдем, моя дорогая.

Чувствуя, как в груди бешено стучит сердце, Эмили последовала за Веспасией. Вскоре они поднялись на лестничную площадку с бамбуковой жардиньеркой, полной побегами папоротника. Веспасия постучала в дверь гардеробной. Не дожидаясь ответа, она распахнула дверь и прошла к кровати. Джордж лежал все в той же позе, в какой Эмили оставила его. Было хорошо видно, что лицо его бледнее обычного. Эмили подумала, что напрасно обманывала себя, полагая, будто Джордж жив. Веспасия кончиками пальцев на несколько секунд прикоснулась к его шее, затем повернулась к Эмили. В глазах ее застыла скорбь.

– Боюсь, мы бессильны что-либо поделать, моя дорогая. Насколько я могу судить, его подвело сердце. Мгновенная остановка. Он даже ничего не почувствовал. Будет лучше, если ты вернешься в мою комнату. Моя служанка позаботится о тебе, а Миллисент принесет крепкого бренди. Я пойду и сообщу об этом остальным.

Эмили ничего не ответила. Она понимала, что Джордж мертв, но разум ее отказывался осознать эту истину. Ей уже доводилось сталкиваться со смертью – ее родная сестра стала жертвой убийцы с Кейтер-стрит. [7]7
  Имеются в виду события, описанные в романе «Призрак с Кейтер-стрит». – Прим. авт.


[Закрыть]Смерть была обычным явлением: люди умирали от оспы, тифа, холеры, скарлатины и туберкулеза. Многие женщины умирали в родах. Однако жертвами всегда были чужие люди. То, что это случилось с Джорджем, не укладывалось в голове. Ведь совсем недавно он был жив…

– Идем! – произнесла Веспасия и, положив руку на плечо Эмили, отвела ее в свою комнату, где служанка заправляла постель.

– Лорд Эшворд умер, – сообщила Веспасия. – Скорее всего, это был сердечный приступ. Пожалуйста, побудьте с леди Эшворд, Дигби. Я распоряжусь, чтобы ей принесли бренди, и сообщу остальным домочадцам.

Служанка была пожилая женщина из северных графств, по-деревенски дебелая, но приветливая. За годы, проведенные в доме Марчей, она повидала всякого; была свидетельницей самых разных семейных утрат и страданий, да и сама пережила немало. Она кивком ответила на распоряжения Веспасии, после чего усадила Эмили в шезлонг и сочувственно потрепала по руке. В иных обстоятельствах этот жест вызвал бы у Эмили глубокое раздражение. Теперь же она восприняла его как проявление человеческого сочувствия, как напоминание о том, что сама она жива и здорова, причем напоминание куда более реальное, нежели солнечный свет за окном, изысканная ширма японского шелка с изображением цветущей сакуры или лакированный столик.

Леди Камминг-Гульд вышла из комнаты и принялась медленно спускаться по лестнице. Ее внешний вид был исполнен скорби и сопереживания Эмили, которую она искренне любила, а также личного горя.

Джорджа тетушка Веспасия знала со дня его появления на свет. Он рос и взрослел у нее на глазах, она прекрасно знала все его достоинства и недостатки. И пусть пожилая леди не во всем одобряла его поступки, однако не могла не признать такие стороны его натуры, как щедрость, терпимость, добродушие и – в той степени, насколько это было применимо к нему, – честность. Его увлечение Сибиллой было в ее глазах кратковременным помрачением ума, проявлением безответственного эгоизма. Эту интрижку она отказывалась ему простить. Но ничто из этого не могло изменить тот факт, что Джордж был ей дорог. Было невозможно поверить в то, что он ушел из жизни так рано, не пройдя и половины жизненного пути.

Веспасия открыла дверь столовой, где увидела сидящих за столом Юстаса и Джека Рэдли.

– Юстас, я должна немедленно поговорить с вами.

– Разумеется, – холодно ответил Юстас, который все еще не забыл о нанесенной ему недавно обиде. Он не сделал даже попытки встать из-за стола.

Веспасия смерила Джека Рэдли строгим взглядом, и тот понял: произошло нечто из ряда вон выходящее. Он моментально встал и, извинившись, вышел из комнаты.

– Я был бы премного вам обязан, дорогая Веспасия, если бы вы были более любезны с мистером Рэдли, – холодно произнес Юстас. – Вполне возможно, что он скоро станет мужем Анастасии…

– Это крайне маловероятно, – не дала ему договорить Веспасия. – Но в данный момент это не так уж и важно. Боюсь, что Джордж умер.

Юстас мгновенно побледнел.

– Простите?

– Джордж умер, – повторила Веспасия. – Похоже, что у него случился сердечный приступ. Я оставила Эмили у себя в комнате вместе с моей служанкой. Думаю, нам следует послать за доктором.

Юстас набрал воздуха, чтобы что-то сказать, но не нашел подходящих слов. Привычный румянец на его лице сменился бледностью. Веспасия позвонила в колокольчик, и когда на ее зов явился лакей, заговорила с ним так, будто Юстаса в комнате не было.

– У лорда Эшворда ночью случился сердечный приступ, Мартин, и он умер. Леди Эшворд сейчас находится в моей комнате. Я попрошу вас принести ей немного бренди, чтобы она успокоилась. И еще пошлите за доктором – деликатно, не поднимая шума, разумеется. Не нужно ставить об этом в известность всех, кто находится в доме. Я сама сообщу кому нужно.

– Слушаюсь, мэм, – мрачно ответил лакей. – Могу я выразить мои глубокие соболезнования? Уверен, что остальная прислуга доверила бы мне высказать то же самое и от их имени.

– Благодарю вас, Мартин.

Лакей поклонился и вышел. Юстас неуклюже поднялся из-за стола, как будто его только что скрутил приступ ревматизма.

– Я скажу об этом матушке. Для нее это будет ужасное потрясение. За что же бедняжке Эмили такое наказание?

– Пожалуй, я отправлю кого-нибудь за Шарлоттой, – ответила ему Веспасия. – Признаюсь, я и сама потрясена до глубины души.

– Прекрасно понимаю вас, – смягчился на самую малость Юстас. В конце концов, Веспасии было уже за семьдесят. Однако его в данный момент занимала другая мысль. – Я думаю, что нам все-таки не следует посылать за ее сестрой. Мне она представляется довольно ветреным созданием, и ее присутствие будет в этом доме совершенно бесполезно. Почему бы, напротив, не послать за ее матерью? Или, еще лучше, отправить обратно к матери, как только она почувствует, что готова уехать отсюда. Пожалуй, так будет лучше и разумнее всего.

– Возможно, – сухо отозвалась Веспасия. – Но Кэролайн сейчас находится на континенте, так что, ввиду ее отсутствия, я пошлю за Шарлоттой. – Она посмотрела на Юстаса таким выразительным взглядом, что тот не посмел даже пикнуть. – Днем я отправлю за ней мою карету.

Веспасия вышла из комнаты и вернулась наверх. Ей надлежало выполнить еще одну обязанность – кстати, весьма нелегкую. Ведь, несмотря на непростительное поведение Сибиллы в течение последних недель, эта молодая особа ей нравилась. Так пусть она услышит печальное известие из ее уст, нежели от слуг или – что еще хуже – от Юстаса.

Веспасия постучала в дверь спальни и, не дожидаясь ответа, открыла. На столике возле кровати стоял пустой поднос из-под завтрака. Сибилла все еще лежала в постели – вернее, полусидела, небрежно набросив на плечи шаль. Из-под шали виднелась атласная ночная сорочка персикового цвета. Черные пряди на затылке выбились из прически и спадали через плечи на грудь. Даже в такой трагический момент удивительная красота этой молодой женщины не могла не поражать. Поразила она и Веспасию.

– Сибилла, – тихо произнесла леди Камминг-Гульд, входя в комнату, и без приглашения присела на край кровати. – Простите, моя дорогая, но я вынуждена сообщить вам печальное известие.

Сибилла испуганно посмотрела на нее.

– Уильям?..

– Нет, Джордж.

– Что?.. – искренне удивилась Сибилла. Ее первая мысль была об Уильяме, и она не сразу поняла, что, собственно, говорит ей Веспасия. – Что случилось?

Веспасия подалась вперед и, взяв Сибиллу за белую руку, крепко ее сжала.

– Джордж умер, моя дорогая. Боюсь, что на рассвете у него случился сердечный приступ. Вы ничего не можете сделать, разве что вести себя с подобающим случаю тактом, недостаток которого вы недавно проявили… ради Эмили, ради Уильяма хотя бы… если не ради вас самой.

– Умер? – прошептала Сибилла, как будто пытаясь понять смысл услышанного. – Не может быть! Он был… был таким цветущим, таким здоровым! Джордж… не может быть…

– Увы, боюсь, в этом не приходится сомневаться, – покачала головой Веспасия. – Предлагаю позвать вашу горничную, чтобы она приготовила вам ванну и помогла одеться. После этого оставайтесь здесь, в вашей комнате, пока не почувствуете, что пришли в себя и способны встретиться с остальными членами семьи. Затем спускайтесь вниз и предложите свою помощь во всем, в чем от вас может быть польза. Уверяю вас, это лучшее, что способно привести вас в чувство и избавить от душевных страданий.

Сибилла улыбнулась слабой тенью своей прежней улыбки.

– Это и для вас лучшее средство, тетя Веспасия?

– Пожалуй, да, – ответила старая леди и торопливо отвернулась, пытаясь побороть боль, которая с каждой минутой давала о себе знать все сильнее. – Именно это я настоятельно рекомендую и вам.

До ее слуха донесся шорох простыней, из чего она поняла, что Сибилла решила внять ее совету и встать с постели. Через несколько секунд звякнул колокольчик. Значит, сейчас сюда явится кто-то из свободных служанок.

– Я должна увидеть Уильяма и рассказать ему, – продолжила Веспасия, думая о том, что еще ей срочно нужно сделать. – К сожалению, придется заняться сразу массой дел – написать и разослать письма и все такое прочее.

Сибилла собралась что-то сказать – скорее всего, про Эмили. Однако прежде чем она успела произнести хотя бы слово, у нее, видимо, сдали нервы, и она промолчала. Заметив это, Веспасия не стала ее ни о чем расспрашивать.

Доктор появился в доме ближе к полудню. Его встретил Юстас, который сразу препроводил пришедшего в гардеробную, где Джордж лежал там же, где его утром увидели Эмили и Веспасия. Доктора оставили одного. За дверью в ожидании застыл один из лакеев, который по первому требованию должен был принести все, что требуется, вроде горячей воды и полотенец.

Юстас, не имевший желания присутствовать при таком малоприятном деле, ожидал заключения доктора в утренней комнате вместе с Веспасией. Эмили и Сибилла все еще находились каждая в своей комнате. Только что вернувшаяся от портнихи Тэсси, вся в слезах, удалилась в дамскую гостиную. Старая миссис Марч находилась в своем любимом розовом будуаре, где ее утешал Джек Рэдли, которого она затребовала к себе. Уильям оставался в оранжерее, уголок которой использовал в качестве мастерской. Он вернулся к работе над картиной, заметив, что будет лучше, если не станет никому мешать, а уединение поможет ему прийти в себя. Если быть точным, он работал одновременно над двумя живописными полотнами: пейзажем, который писал по заказу одного из своих меценатов, и портретом Сибиллы. Сегодня он взялся за пейзаж. Весенние деревья на холсте были залиты холодным апрельским солнцем. Картина отражала настроение художника, порождала мысли о хрупкости и недолговечности счастья и неизбывной неотвратимости страданий.

Дверь утренней комнаты отворилась, и на пороге появился доктор. У него было узкое морщинистое лицо, сохранившее, несмотря на возраст, приветливость и добродушие. В данный момент вид у него был безрадостный. Закрыв за собой дверь, он посмотрел сначала на Юстаса, затем на Веспасию, снова на хозяина дома и замогильным тоном сообщил:

– Причиной летального исхода было его сердце, как вы и предполагали. Единственное, что способно послужить вам утешением, – это то, что смерть была скоропостижной. Усопший отошел в мир иной без мучений.

– Что ж, пожалуй, это можно назвать утешением, – согласился Юстас. – Я передам ваши слова леди Эшворд. Благодарю вас, Тревес.

Однако доктор не спешил уходить.

– У лорда Эшворда была собака? – спросил он.

– Господи, да какое это имеет значение? – удивился тривиальности вопроса Юстас. По его мнению, момент для подобных разговоров был самый неподходящий.

– И все-таки, была? – стоял на своем доктор.

– Нет, собака была у моей матери. Но почему вы спрашиваете?

– Боюсь, что собака тоже мертва, мистер Марч.

– Но какое это имеет значение? – раздраженно спросил Юстас. – Я велю прислуге избавиться от околевшей собаки. – Почувствовав, что допустил неучтивость, не соответствующую его положению, он немного смягчился и добавил: – Благодарю вас, Тревес. Вы сделали все, что от вас требовалось, и теперь я с вашего позволения отдам распоряжения о похоронах.

– Это невозможно, мистер Марч.

– Что вы имеете в виду под словом «невозможно»? – спросил Юстас. Его лицо начало багроветь. – Конечно, возможно!

Веспасия испытующе посмотрела на хмурого эскулапа.

– В чем дело, доктор Тревес? – тихо спросила она. – Почему вы упомянули о собаке? Откуда вам о ней известно? Слуги не докладывали вам о мертвой собаке.

– Верно, мэм, не докладывали, – со вздохом подтвердил доктор. – Собаку я увидел под кроватью. Она тоже умерла от сердечного приступа. Это случилось, насколько я могу судить, примерно в то же самое время, когда скончался и лорд Эшворд. Он накормил собаку и сам выпил утренний кофе из чашки, что стояла на подносе. В любом случае обе смерти последовали одна за другой через очень короткий промежуток времени.

Кровь отлила от лица Юстаса. Он даже еле заметно содрогнулся.

– Боже праведный! Что вы хотите этим сказать?

Веспасия медленно опустилась в стоящее позади нее кресло. Она уже знала, что сейчас ответит доктор.

– Я хочу сказать, что лорд Эшворд умер от яда, который оказался в его утреннем кофе.

– Чушь! – сердито бросил Юстас. – Абсолютная чушь! Сама мысль об этом смехотворна! У бедного Джорджа случился сердечный приступ… и… собака, должно быть, опечалилась его смертью… и тоже умерла. Совпадение! Это всего лишь… несчастливое совпадение.

– Нет, сэр.

– Конечно, да! – вспыхнул Юстас. – С какой стати, скажите на милость, лорду Эшворду принимать яд?! Вы же не знаете этого человека – и высказываете столь абсурдные предположения! И, конечно же, он ни за что не стал бы давать яд собаке. Джордж любил животных. Эта чертова собачонка была очень привязана к нему. Чем раздражала мою мать – ведь это ее собака, но она все равно привязалась к Джорджу. Ему никогда не пришло бы в голову причинить животному вред. Уверяю вас, у него не было причин кончать жизнь самоубийством. Он был… – Юстас умолк, сердито глядя на Тревеса, затем заговорил снова: – Он был счастливый человек. Он был богат, имел положение в обществе, прекрасную жену и сына…

Доктор Тревес открыл было рот, чтобы что-то ему возразить, но Веспасия не дала ему это сделать.

– Я думаю, Юстас, что мистер Тревес вовсе не утверждает, что Джордж намеренно принял яд, – перебила его Веспасия.

– Идиотская чушь! – вскипел Юстас, теряя контроль над собой. – Никто не совершает самоубийства случайно, по неосторожности! Да и ни у кого в этом доме нет яда!

– Дигиталис, – наконец смог вступить в разговор доктор Тревес. – Это обычное лекарство, применяемое при сердечных заболеваниях. Насколько я понял из слов служанки, миссис Марч всегда держит некое его количество на всякий случай. Это снадобье при желании можно получить из наперстянки.

Юстас попытался взять себя в руки.

– По-вашему выходит, лорд Эшворд встал в шесть часов утра, нарвал наперстянки в саду и получил из нее дигиталис? – саркастически спросил он. – И сделал это на кухне вместе с поварами или в буфетной наверху, в обществе лакеев и горничных? После этого, если следовать вашей логике, он вернулся к себе в комнату, дождался, когда ему принесут кофе, случайно отравил собаку, а затем и самого себя? Вы безмозглый дурак, Тревес! Вы самодовольный невежественный тупица! Выписывайте быстрее свидетельство о смерти и ступайте прочь!

Веспасии стало неловко за Юстаса – и одновременно жаль его. Нет, он не справится с этой трагедией, подумала она. По всей видимости, его апломб был не более чем позой, отсюда все его самодовольство, вся его напыщенность.

– Юстас, – произнесла она тихо, но решительно. – Доктор Тревес не утверждает, что Джордж случайно выпил яд. Как вы верно заметили, предполагать подобное – абсурдно. В таком случае напрашивается неизбежный вывод: яд в кофе положили в буфетной. Сделать это было нетрудно, а ошибиться практически невозможно, поскольку все остальные пьют чай. Бедняга Джордж не подозревал, что кофе отравлен, когда угостил им собаку, или когда сам выпил его.