Текст книги "Натюрморт из Кардингтон-кресент"

Автор книги: Энн Перри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 22 страниц)

Глава 11

Пока Шарлотта наслаждалась поданным в постель завтраком и рассказывала Эмили о своих ночных приключениях, Питт еще раз внимательно изучил блокнот с адресами, который его храбрая женушка нашла в спальне Сибиллы. Ближе к полудню они со Страйпом уже имели данные по каждому адресу, кроме одного. В большинстве своем эти адреса были легко предсказуемы в записной книжке светской женщины. Родственники – главным образом престарелые тетушки, кузены и кузины. Знакомые – некоторые из них, обзаведясь собственными семьями, обитали в других местах, особенно зимой, когда сезон заканчивался; а также некоторое количество полезных знакомств, которые желательно поддерживать: две портнихи, шляпник, парикмахер, цветочник, парфюмер и еще несколько лиц того же рода.

Кто никак не вписывался в эту картину, так это некая Кларабелла Мейпс, проживавшая в доме номер три по Тортес-лейн. Единственная известная Питту улица с таким названием была грязным переулком в районе Сент-Джайлс, то есть в той части Лондона, где особам вроде Сибиллы Марч делать совершенно нечего. Возможно, адрес этот был связан с благотворительной деятельностью, которой занималась покойная. Там мог находиться или сиротский приют, или работный дом. Выяснить это для Питта было делом профессиональной чести, пусть даже в конце концов его труды обернутся напрасной тратой времени – собственно говоря, начальник так ему и сказал. И тем не менее Питт решил нанести визит в дом номер три по Тортес-лейн. Нельзя исключать вероятность того, что миссис Кларабелле Мейпс известно нечто такое, что хотя бы на шаг приблизит его к пониманию того, кто они такие, эти Марчи.

Большая часть улочек Сент-Джайлса были слишком узки, чтобы по ним мог проехать кеб, поэтому, не доехав примерно с полмили до нужного ему адреса, Питт отпустил извозчика, а сам пошел пешком. Дома вдоль улиц были старые и обшарпанные, верхние этажи нависали над нижними. В воздухе стояло густое зловоние сточных канав. Мимо Питта, зажав под мышкой папки с документами, спешили какие-то тощие клерки в цилиндрах и в брюках, лоснившихся на седалище. Шаркая ногами, Томасу почтительно уступил дорогу старик в очках в проволочной оправе.

Солнце нещадно светило с казавшегося плоским неба, в воздухе было ни ветерка, который бы разогнал запах копоти и дыма. Какой-то одноногий инвалид на костылях продавал спички, оборванный мальчишка держал поднос со шнурками, малолетняя девочка предлагала самодельную детскую одежду. Питт купил у нее пару вещей. Его собственным детям они были бы малы, но, глядя на нее, сердце его обливалось кровью, и он не смог пройти мимо. Впрочем, сыщик прекрасно знал, что, наверное, он один такой – мимо девочки, даже на нее не глядя, сегодня пройдет не один десяток людей, а завтра, может быть, еще больше, и, что самое главное, с этим невозможно ничего поделать.

Громко грохоча колесами по булыжной мостовой, уличный торговец толкал вдоль улицы тележку с овощами. Зажав в кулаке несколько полученных от Питта монеток, девочка тотчас подошла к нему, чтобы купить овощей, которые положила в передник.

Неужели Юстас Марч, рассуждал тем временем Питт, действительно убил Джорджа, чтобы сохранить в тайне связь с собственной снохой? А когда та заподозрила его, убил и ее? Томас был готов в это поверить. В Юстасе его возмущало и оскорбляло практически все: высокомерие, наплевательское отношение к другим людям, бесчувствие к их нуждам или страданиям, снисходительный тон, напыщенность, преувеличенное чувство собственной значимости. Впрочем, наверное, то же самое можно сказать практически обо всех представителях его класса, честолюбивых патриархах семейств, для которых единственным мерилом человека были кошелек и положение в обществе. Нет, Юстас скорее исполнен чванства и самомнения, нежели злобы.

Большую часть времени мистер Марч пребывал в уверенности, что его мнение – это истина в последней инстанции, причем мнение обо всем на свете, даже если дело касалось ничего не значащих мелочей. А вот склонности к насилию или внутреннего страха Питт в нем не чувствовал. Не похоже, чтобы такой человек, как Юстас, решился бы на двойное убийство, тем более в собственном доме. Но как быть с жутковатой историей, которую поведала ему Шарлотта? О том, как ей на лестнице, вся забрызганная кровью, навстречу попалась Тэсси? Несмотря на все протесты жены, Томас все еще был не до конца уверен, что ей это не привиделось – уж слишком здесь попахивало фантасмагорией. Или же в тусклом свете газовых фонарей она с испугу приняла за кровь темные пятна обыкновенной воды или вина… Тем более что в полицию сведений ни о какой поножовщине не поступало. Если, конечно, не считать жуткого убийства в Блумсбери. С другой стороны, нет никаких оснований полагать, что Тэсси хотя бы как-то к нему причастна.

Впрочем, пока инспектор шагал по узким грязным улочкам в направлении Тортес-лейн, ему в голову пришла другая идея: что, если эта Кларабелла Мейпс занимается абортами и Сибилла достала ее адрес для Тэсси, и тогда то, что видела той ночью Шарлотта, – это последствия наспех сделанной операции? То, что она по ошибке приняла за выражение блаженства, на самом деле было гримасой боли, к которой примешивалась горьковатая радость по поводу того, что самое страшное позади: она снова дома, и про ее позор никто не узнает.

Мысль эта была ему неприятна, и он всей душой надеялся, что на самом деле все не так. Увы, Томас слишком хорошо знал все слабости человеческой натуры, чтобы совершенно вычеркнуть такую вероятность.

Второй возможный ответ проистекал из романа Джорджа и Сибиллы. Несмотря на утверждения Юстаса, что, пока ему не стало известно про ребенка, Уильям хотел развестись с Сибиллой. Поэтому он вполне мог выступить в роли оскорбленного мужа. Но нет, Питту с трудом верилось, что такой человек, как Уильям, был способен убить своего нерожденного младенца, пусть даже пребывая в ярости по поводу неверности жены. С другой стороны, ему, Питту, не известно, насколько испортились отношения между супругами. Вдруг им двигало самое примитивное тщеславие и глупое желание доказать свою власть? А если это был ребенок Юстаса, а отнюдь не Уильяма? Что тогда?

Впрочем, нет: будь это так и знай об этом Уильям, он скорее убил бы собственного отца, а не Джорджа. Более того, считал бы, что совершил правое дело. И, наверное, нашлось бы немало тех, кто – независимо от того, что говорило бы по этому поводу общество, – в душе согласились бы с ним.

И еще, известие о беременности предшествовало появлению в доме Джорджа, что полностью обеляло его в глазах окружающих.

Оставались Эмили и Джек Рэдли. Эти двое могли действовать как сообща, так и поодиночке, движимые не то любовью, не то алчностью, не то тем и другим. Что касается Эмили, то Питт отказывался рассматривать ее в качестве возможной подозреваемой – по крайней мере, откладывал ее кандидатуру на крайний случай, когда у него не будет иного выхода. И если это произойдет, видит Бог, пусть Шарлотта узнает обо всем сама, лишь бы только не ему сообщать ей дурное известие.

Питт завернул за последний угол и оказался на Тортес-лейн. Это была убогая, узкая улочка, как и все другие в этой части Лондона, узнать которую мог только тот, кто чувствовал себя в этом лабиринте грязных, вонючих закоулков как дома. Тот, кто умел читать его запахи, кто едва ли не кожей ощущал родственную связь с его нависшими над мостовой верхними этажами и скошенными крышами. Напротив дома номер три на грязной мостовой играли двое детей четырех или пяти лет. Заметив Питта, они на миг прекратили свое занятие и внимательно посмотрели на него. До этого они начертили вокруг десяти булыжников ряд клеток и теперь бросали камешки, пытаясь попасть в нужную им клетку. Если это им удавалось, то они принимались скакать по остальным клеткам, исполняя некое подобие танца, после чего, стоя на одной ноге, грациозно нагибались и поднимали брошенный камешек. После чего игра повторялась сначала.

– Вы знаете леди; что живет в этом доме? – Питт указал на дверь с номером три.

Дети растерянно уставились на него.

– Это которую? – спросил ребенок постарше.

– А разве их много?

– Еще сколько!

– Вы знаете миссис Мейпс?

– Миссис Мейпс? – ребенок на мгновенье задумался. – Конечно, знаем!

– Вы тоже здесь живете?

Признаться честно, Томас сам был слегка растерян. Он уже решил для себя, что Кларабелла Мейпс занимается подпольными абортами, и дети никак не укладывались в его гипотезу.

– Да, – ответил ребенок, что постарше. А вот младший, заметил Питт, испуганно дергал того за рукав. Томасу же не хотелось, чтобы малышам потом влетело за те скудные крохи сведений, которые он узнал от них.

– Спасибо, – улыбнулся он, и, потрепав малыша по спутанным волосам, шагнул к двери.

Опасаясь, что громкий, настойчивый стук спугнет обитателей дома, которые решат, что к ним явилась полиция, и предпочтут не открывать ему дверь, а даже если откроют, то вряд ли захотят разговаривать, инспектор постучал легонько, деликатно. Спустя несколько секунд ему открыла худенькая девчушка, которой на вид можно было дать от двенадцати до двадцати. На ней были коричневое платье, которое было явно ей велико и потому слегка ушито в боках, чепец, под который была засунута половина ее волос, и большой фартук. Руки ее были мокры, а в одной она держала кухонный нож. Судя по всему, стук Питта застал ее за работой.

– Да? – сказала девушка слегка растерянно, глядя на Питта голубыми глазами, в которых уже читалась усталость.

– Скажите, миссис Мейпс дома? – вежливо поинтересовался Питт.

– Да, – нехотя ответила девушка и, убрав нож в карман, вытерла руки об фартук. – Входите.

Она повела его через темный коридор, по устланному камышом полу к узкой лестнице, на которой сидела девочка лет семи, кормившая из бутылочки младенца. За другую руку ее держал годовалый малыш, который только совсем недавно встал на ноги. В больших семьях в этом не было ничего удивительного, удивляло другое: то, что так много детей, разница между которыми составляла самое большее пару лет, выжили. И это при том, что детская смертность была высока даже в обеспеченных лондонских семьях.

– Входите! – раздался из-за двери хриплый голос.

– Спасибо, – Питт отпустил девушку и взялся за ручку двери.

Та легко и бесшумно открылась в гостиную, являвшую собой пародию на будуар миссис Марч. Комната эта, с ее жалкой претензией на шик, резко контрастировала с убогостью других комнат, в которые Питт сумел заглянуть, пока шагал сюда.

Хотя в отличие от будуара миссис Марч окна здесь выходили не в сад, а на глухие стены переулка, занавески на них были того же безумного розового цвета – правда, порядком выцветшего, несмотря на грязные стекла. Из чего Томас сделал вывод, что они провисели здесь не один год. Каминная полка также была задрапирована, хотя в менее просторных домах эта чопорная мода уступила место естественной красоте дерева или камня. Пианино тоже облачилось в складки и оборки, а каждый столик был уставлен многочисленными фотографиями в рамках. Абажуры, все в рюшах, фестонах и каких-то причудливых узелочках, были облеплены слащавыми или нравоучительными изречениями вроде «мое уютное гнездышко», «господь видит все», «я люблю тебя, мама».

В самом огромном розовом кресле восседала дама – крупная, с внушительным бюстом, затянутой в корсет талией и мощными бедрами, одетая в платье, которое, будь оно на несколько размеров меньше, смотрелось бы очень даже мило. У женщины были толстые, короткие руки с сильными пальцами, которые, стоило ей увидеть Питта, от неожиданности взлетели к ее лицу. Темные ее волосы были густы, темные глаза слегка навыкате, нос блестел, улыбка напоминала хищный оскал.

– Миссис Мейпс? – учтиво спросил Питт.

Она жестом пригласила его сесть на стоявшую напротив нее софу. Похоже, Питт был далеко не первым гостем, ибо сиденье блестело, отполированное седалищами других посетителей.

– Да, это я, – подтвердила хозяйка комнаты. – А вы кто такой, сэр?

– Томас Питт, мэм.

Инспектор не торопился открывать ей характер своей деятельности. В таких районах, как Сент-Джайлс, полицейских не слишком жалуют, и если эта особа занимается чем-то противозаконным, то сделает все, чтобы он этого не узнал, и главное, вполне может в этом преуспеть. Так что здесь Питт был на вражеской территории и сам это знал.

Окинув его опытным взглядом, хозяйка тотчас сделала для себя вывод, что в деньгах гость стеснен: рубашка простая и далеко не новая, обувь не раз побывала в починке. Однако его сюртук, хотя и слегка потертый на локтях и манжетах, первоначально был скроен ладно, а речь выдавала в нем человека образованного. По всей видимости, ее гость брал уроки вместе с сыном хозяина поместья, в котором служил его отец, и с тех пор не утратил ни тембра голоса, ни выговора. В общем, миссис Мейпс записала его в джентльмены, в чьей жизни наступила черная полоса, хотя в целом его положение было гораздо лучше, чем у нее самой, и даже не без перспектив.

– Итак, мистер Питт, чем я могу вам помочь? Ведь вы наверняка не из местных. Так каким же ветром вас занесло сюда?

– Этот адрес я узнал от миссис Сибиллы Марч.

Черные глаза его собеседницы сузились.

– Вот как? В таком случае должна предупредить вас, мистер Питт, что я работаю конфиденциально, и надеюсь, что вы это поймете.

– Я принимаю это как само собой разумеющееся, миссис Мейпс, – ответил Питт.

Он надеялся, что, если продолжать обмен любезностями и дальше, наверняка промелькнет что-то такое, за что можно было бы зацепиться. Догадайся он, чем, собственно, зарабатывает на жизнь миссис Мейпс, то, возможно, узнает о Сибилле нечто такое, чего не знал раньше. По крайней мере, отрицать знакомство с женой Уильяма Марча миссис Мейпс не стала.

– Ну, разумеется, – воскликнула она с жаром, – иначе разве вы сидели бы сейчас здесь.

Она рассмеялась гулким грудным смехом и, выразительно выгнув бровь, посмотрела на него. Питт не мог вспомнить, было ли ему когда-либо так противно, как в этот момент. Тем не менее он заставил себя улыбнуться, хотя улыбка наверняка получилась неубедительная.

– Как насчет чашечки чая и капельки чего-то покрепче? – предложила хозяйка комнаты. – Эй! – она потянулась к замусоленному шнурку. – Кстати, я тоже, пожалуй, составлю вам компанию.

Увы, Питт не успел отклонить ее предложение: в следующую секунду дверь отворилась, и в комнату заглянула еще одна девушка. Глаза на узеньком личике были широко раскрыты. Этой Томас дал на вид лет пятнадцать.

– Да, миссис Мейпс, мэм?

– Принеси нам чаю, Дора, – распорядилась та. – И проверь, чистит ли Флори, как ей было велено, на ужин картошку.

– Да, миссис Мейпс, мэм.

– И подай приличный чайник! – крикнула ей вслед миссис Мейпс, после чего повернулась к Томасу и вновь одарила его улыбкой. – Итак, мистер Питт, так что же привело вас сюда? Можете мне доверять, я сама деликатность и такт. – Она поднесла толстый палец к носу. – Кларабелла Мейпс слышит все, но сама молчит как рыба.

Сыщик уже и сам это понял. Если он и надеялся, будь то хитростью или угрозами, вытащить из нее ценные сведения, он был обречен на провал. Потому что перед ним сидела та, кого просто так не проведешь: прожженная авантюристка, а отнюдь не несчастная жертва обстоятельств. За пышным бюстом, локонами и улыбками скрывался железный характер, натура скрытная и недоверчивая. И Питт решил, что если играть на струнах ее души, то разве что на алчности. Заодно стоит проверить, какой будет эффект, если застать ее врасплох. Вину, раскаяние – этого он в ней даже не предполагал. А вот страх, пожалуй, исключать нельзя, пусть даже тот и запрятан глубоко под маской вульгарного гостеприимства.

– Боюсь, миссис Марч мертва, – произнес он, пристально на нее глядя.

Но нет, на лице его собеседницы не дрогнул ни один мускул.

– Какая жалость! – произнесла она довольно равнодушным тоном и спокойно посмотрела ему в глаза. – Надеюсь, бедняжка недолго мучилась.

– Боюсь, без мук не обошлось, – многозначительно уточнил Питт.

– Так уж устроен этот мир, – отозвалась миссис Мейпс вновь с непробиваемым спокойствием и лишь покачала головой, встряхнув черными кудрями. – Как, однако, любезно с вашей стороны мне это сообщить.

– Будет «постмортем», – гнул свою линию Питт.

– А это еще что такое?

– Врачи осмотрят тело, чтобы установить, от чего, собственно, наступила смерть. Если понадобится, произведут вскрытие.

Питт вновь пристально посмотрел в глаза своей собеседнице, стараясь заглянуть ей в душу, пробиться сквозь непробиваемый панцирь фальши, – и потерпел очередное фиаско.

– Фи, как противно! – фыркнула она, но даже не повела бровью. Лишь ее острый, заостренный нос поморщился в гримасе отвращения. Впрочем, брезгливая гримаска была явно наигранной, решил Питт, в жизни эта особа видела вещи похуже и пострашнее. Недаром она обитала в Сент-Джайлсе. – То есть вы хотите сказать, что докторам больше нечем заняться, как резать покойников? Можно подумать, это ей хоть чем-то поможет! Бедняжка… Нет чтобы лечить людей, пока те живы, так они режут мертвецов! Впрочем, эти ваши доктора и живых-то не слишком-то жалуют, скорее наоборот.

Питт ощутил, как твердая почва уходит у него из-под ног.

– Это их долг, – произнес он. – Ибо в смерти ее есть некая загадка.

Что, кстати, так оно и было, пусть даже сама загадка предельно банальна.

– Так оно обычно и бывает, – кивнула миссис Мейпс.

В следующий миг в дверь раздался негромкий стук, после чего в комнату вошла девчушка лет десяти. На лакированном, хотя далеко не новом, подносе она принесла обещанный чай. Но самой главной гордостью дома был серебряный чайничек, в котором зоркий глаз Питта тотчас же узрел часть дорогого георгианского чайного сервиза. Держа тяжелый поднос с чаем в трясущихся руках, девочка робко приблизилась к хозяйке и ее гостю. При этом взгляд ее был прикован к кексам с черной смородиной, на которые она продолжала жадно смотреть, даже поставив поднос на стол.

– Может, капельку чего-то покрепче для поднятия настроения? – предложила миссис Мейпс, когда дверь за девочкой закрылась, и, не вставая с кресла, порылась в стоявшем рядом серванте. Правда, для этого ей пришлось согнуться в три погибели, и старое кресло, не выдержав такого насилия над собой, жалобно скрипнуло. Когда же хозяйка выпрямилась, то держала в руке зеленую бутыль без этикетки, содержимое которой, судя по запаху, могло быть только джином.

Питт вежливо отказался.

– Благодарю вас. Еще слишком рано. С меня хватит чаю.

– Да, смерть часто бывает загадкой, – задумчиво произнесла миссис Мейпс, заканчивая предыдущую свою мысль. – Ну, как вам будет угодно, мистер Питт. – С этими словами она щедро плеснула себе в чашку джина, после чего добавила в нее чая, молока и сахара. Затем, пододвинув к Питту вполне приличного вида фарфоровую чашку, предложила ему обслужить самого себя на собственное усмотрение. – Но только богатых врачи режут после смерти. Боже, какая глупость, скажу я вам. Можно подумать, что если разрезать труп, то это поможет открыть нам загадку жизни и смерти.

Томас решил, что дальше развивать эту тему лучше не стоит. Судя по всему, миссис Мейпс она не испугала. Более того, он начал проникаться убеждением, что Кларабелла не имеет никакого отношения к абортам, которые так или иначе касаются семейства Марчей. И тем не менее Сибилла хранила адрес этой женщины в своей записной книжке. Причем невозможно было представить, чтобы эта особа входила в число ее приятельниц. Так чем же, черт побери, зарабатывает на жизнь Кларабелла Мейпс?

Он еще раз обвел взглядом комнату. По меркам Сент-Джайлса, та была не просто уютной, но даже с намеком на роскошь. Да и ее хозяйка явно не отказывала себе в еде. Но вот дети, которых он видел, производили впечатление вечно голодных, да и одеты они были в поношенные, явно с чужого плеча платья. К тому же грязные.

– У вас прекрасное угощение, миссис Мейпс, – осторожно прозондировал почву Питт. – Полагаю, мистер Мейпс должен быть счастлив иметь такую супругу, как вы.

– Мистера Мейпса нет вот уже десять лет, – ответила хозяйка дома, и глаза ее вспыхнули ярче. Затем ее взгляд упал на аккуратную штопку на рукавах гостя, и она, зажав нос, резко втянула в себя воздух. Так могла чинить одежду только любящая жена. Такие вещи ее наметанный глаз замечал сразу. – Умер от лихорадки. Но пока был жив, очень даже обо мне заботился.

– Прошу прощения, – поспешил извиниться Питт. – Я подумал, глядя на всех этих детей…

Миссис Мейпс посмотрела на него немигающим взглядом. От Томаса также не скрылось, как рука, лежавшая у нее на коленях, сжалась в кулак.

– Я женщина мягкосердечная, мистер Питт, – сказала она с осторожной улыбкой. – И когда у бедного ребенка на всем белом свете никого нет, я беру его, так сказать, под свое крыло. Забочусь о нем, как о родном. Бывает, помогаю соседям или знакомым. Не бывает, чтобы я о ком-то не заботилась бы. Это вам здесь, на нашей улице, скажут все, если не соврут.

– Какое благородство, однако! – воскликнул Питт, правда, не без сарказма в голосе. Он пока еще не вытянул из Кларабеллы Мейпс то, что хотел. В его голове постепенно начала складываться малоприятная картина. – Насколько я понимаю, мистер Мейпс оставил вам приличное наследство, коль у вас есть средства заниматься столь щедрой благотворительностью.

Кларабелла тотчас вздернула подбородок и расплылась в улыбке, обнажив крупные, желтоватые зубы.

– Вы правы, мистер Питт, – подтвердила она. – Мой покойный супруг души во мне не чаял.

Томас поставил на стол чашку и какое-то время помолчал, тщетно придумывая, что на это сказать. Хозяйка больше не боялась его: он видел это в каждом изгибе ее дородного тела. Да что там, носом ощущал исходившие от нее флюиды.

– Какая, однако, любезность с вашей стороны, мистер Питт, прийти сюда, чтобы сообщить мне про смерть миссис Марч, – произнесла миссис Мейпс, явно намекая на то, что гостю пора.

Времени у него было в обрез, особенно на осмотр всего дома. Да и вообще, что, собственно, ему здесь искать, даже если в следующий раз он вернется сюда с ордером на обыск и подручными?

А что, если испробовать маленькую ложь? Бог с ним, со страхом, не лучше ли обратить себе на пользу то, что в ней явно присутствует в избытке, – алчность?

– Это всего лишь мой долг, миссис Мейпс, – сказал инспектор, лишь слегка запнувшись. Оставалось лишь надеяться на то, что лондонская полиция возместит ему долг, в который он только что решил влезть. – Миссис Марч упомянула вас в своем завещании. Хотела отблагодарить за некую услугу. Вы ведь та самая Кларабелла Мейпс, я правильно понял?

Осторожность на ее лице вступила в схватку с жадностью, и было в этой борьбе нечто комичное. Впрочем, Питт не стал торопить ее, пусть решает сама. Наконец его собеседница издала глубокий, грудной вздох. Глаза ее блеснули.

– Как это великодушно с ее стороны.

– Так вы и есть та самая миссис Мейпс? – повторил свой вопрос Питт. – Которая оказала ей некую услугу?

Но нет, эту хищницу так просто не сбить с толку. Она уже заметила ловушку.

– Личного характера, – сказала она, смело глядя ему в глаза. – Это касалось нас как женщин. Надеюсь, вам и так понятно, и вы не станете расспрашивать дальше. Ибо это было бы верхом неучтивости.

Томас позволил себе усомниться в правомерности этого заявления.

– Но на меня возложена обязанность…

– У вас есть мой адрес, в противном случае вас здесь не было бы, – резонно заметила миссис Мейпс. – Есть лишь одна Кларабелла Мейпс, и это я. С какой стати должна взяться какая-то другая? И если вы настаиваете, я докажу, что я это я. А вот то, что я когда-то сделала, – это не вашего ума дело. Вдруг она услышала от меня доброе слово, причем в тот момент, когда в нем особенно нуждалась…

– Здесь, на Тортес-лейн? – Питт кисло улыбнулся в ответ.

– Я не всегда жила на Тортес-лейн, – бросила ему хозяйка комнаты и тотчас пожалела об этом, понимая, что совершила непростительную оплошность. Лицо ее тотчас обмякло, а сама хозяйка беспокойно поерзала в кресле. – Иногда и не такое брякнешь! – попыталась она обратить свою оговорку в шутку.

– Надеюсь, это был не Кардингтон-кресент, – подпустил шпильку Питт, Он все больше обретал уверенность в себе, хотя так и не решил, чем завершить беседу. – Здесь, как я вижу, вы живете не первый год, – он в очередной раз огляделся по сторонам. – По крайней мере, с тех пор, как она писала вам. И как вы только что сказали сами, этот адрес был указан в ее записной книжке.

На этот раз Кларабелла побледнела по-настоящему. Кровь отлила от ее лица, отчего на щеках отчетливо проступили пятна румян. Питт заметил, что левая щека накрашена примерно на дюйм выше, чем правая. Впрочем, миссис Мейпс ничего не сказала.

Питт поднялся первым.

– Я хотел бы осмотреть остальной дом, – объявил он и шагнул к двери прежде, чем она успела его остановить.

Распахнув дверь, инспектор шагнул в темный коридор и быстро прошел в кухню, подальше от входной двери. Одна из девочек, которых он уже видел, стоя на четвереньках, щеткой оттирала пол. Рядом с ней стояло ведро с водой. Она тотчас отползла в сторону, уступая ему дорогу.

Для дома довольно скромных размеров кухня оказалась просто громадной – две комнаты, объединенные в одну либо намеренно либо после того, как обрушилась прогнившая стена, которую решили не восстанавливать.

Пол был деревянный, выскобленный до вмятин, отчего в отдельных местах из него торчали шляпки гвоздей. В пазах между досками десятилетиями копилась грязь. На двух огромных плитах стоял целый полк котлов и котелков самых разных размеров, а также чайник, из носика которого вырывался пар. По всей видимости, его поставили на плиту, чтобы долить кипятка в серебряный заварочный чайничек. Рядом с плитами высились горы угольной пыли, чтобы худеньким девочкам было легче подносить и загружать топливо. У стены стояли покосившиеся мешки с зерном и картофелем, а также груда подгнившей капусты. У противоположной стены стоял огромный кухонный шкаф, уставленный тарелками, кастрюлями и кружками. Его выдвижные ящики были расшатаны, и из них торчали клочки газет. На полу валялся частично расплетенный моток бечевки, на кухонном столе лежал наполовину упакованный сверток и пара ножниц. Над всем этим располагался шест для сушки белья, с которого, впитывая в себя кухонные запахи, свешивалась старая одежда и наволочки.

В кухне трудились еще три девушки. Та, что стояла рядом с рукомойником, чистила картошку, вторая помешивала в котле какое-то варево, третья ползала по полу с совком для мусора. Всем троим на вид было не более четырнадцати лет, самой младшей Питт дал бы и того меньше – лет десять-одиннадцать. Похоже, заведение это было предназначено для кормежки значительного числа народа, причем на постоянной основе.

– Сколько вас здесь? – поинтересовался он у девочек прежде, чем хозяйка могла ему воспрепятствовать. Кларабелла Мейпс явно направлялась сюда: Питт уже слышал за спиной шорох ее юбок.

– Не знаю, – прошептала девчушка, в лице которой было ни кровинки. – Но много. Есть младенцы, ползунки… Их то приносят сюда, то уносят. Не уследишь за всеми.

– Шшш! – цыкнула на нее та, что постарше. В ее глазах Питт прочитал неприкрытый страх.

Сам инспектор из последних сил старался сохранить равнодушное лицо. Теперь он знал, что это за место, но был не в силах что-либо изменить. И стоит ему проявить истинные чувства – ярость, отвращение, жалость, – как он все испортит. Природа подстегивала потребность, нищета порождала ответ.

– Что вам здесь, собственно, нужно, мистер Питт? – раздался у него за спиной пронзительный голос Кларабеллы Мейпс. – Вам тут совершенно нечего делать!

– Верно, совершенно нечего, – мрачно согласился Питт, но даже не сдвинулся с места. Нет, здесь ему действительно делать нечего. И если он останется здесь еще на минуту, то может этим окончательно навредить делу. И все-таки его ноги как будто приросли к месту.

– Сколько? – спросила хозяйка дома.

– Что? – Питт сразу не понял, о чем она его спрашивает. Взгляд его скользил по котлам на плите. Каша, дешево и сердито. Картофель, который можно потушить даже без крошки мяса.

– Сколько денег завещала мне миссис Марч? – Миссис Мейпс сгорала от нетерпения узнать завещанную ей сумму. – Вы же сказали, что она упомянула меня.

Питт посмотрел на пол и на огромный деревянный стол. Они были на удивление чисто выскоблены – что ж, хотя бы эта мелочь говорила в пользу хозяйки.

– Не знаю; думаю, вам их пришлют.

Инспектор умолчал о том, что это зависит от согласия начальства, не говоря о том, что он сам может о ней забыть.

– А что, разве у вас их с собой нет?

Питт не ответил. Потому что, скажи он хотя бы слово, у него не нашлось бы предлога остаться. И это при том, что где-то на задворках сознания брезжила мысль, что если как следует присмотреться, то он наверняка найдет то, что ему нужно.

Ведь что общего, скажите на милость, могла иметь Сибилла Марч с этой женщиной? Что могло их объединять? Взятая в горничные девушка, которая вдруг забеременела? Другого ответа Питт не находил. Может, стоит заняться этой версией? Наведаться в дом Сибиллы, узнать, вся ли прислуга на месте, и если кого-то в последнее время не было, то не по причине ли родов? Но так ли это важно? Ведь жизнь полна этих маленьких домашних трагедий. Девушки были вынуждены зарабатывать себе на жизнь и не могли содержать внебрачных детей. Более того, горничные редко обзаводились семьями, причем по той же самой причине – живя в хозяйском доме, воспитывать ребенка было просто негде.

– В таком случае закругляйтесь со своим делом, чтобы я могла заняться своим, – проскрежетал у него за спиной голос Кларабеллы Мейпс.

Томас медленно повернулся, чтобы напоследок окинуть глазами комнату. И тотчас понял, что задержало его здесь: коричневый сверток на кухонном столе, наполовину перевязанный бечевкой, а рядом с ним ножницы. Эту оберточную бумагу, эту странную желтую бечевку он уже видел раньше. Как и похожий сверток, дважды перевязанный бечевкой по длине и ширине, с узлом на каждом пересечении, с петелькой и двумя чуть разлохмаченными концами. Внезапно по его коже пробежал мороз, как будто на него дохнуло холодом морга. Ему тотчас вспомнились кровь и мухи, и полная женщина со смятым турнюром, и ее лупоглазый пес.

Нет, это не слишком похоже на совпадение. Бумага была самая обычная, а вот бечевка – нет. Узлы оригинальные и завязаны умелой рукой. Такое сочетание встретишь не каждый день. До Блумсбери отсюда как минимум мили полторы. Что, если в этом свертке завернуты мелкие обрезки? Кстати, а где первый сверток? Тот, что размером побольше? Питт обвел глазами кухню, но так его и не увидел.