Текст книги "Натюрморт из Кардингтон-кресент"

Автор книги: Энн Перри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц)

– Огромная доза дигиталиса, – продолжил описание своих выводов Тревес, проходя к двери. – Кофе может несколько замаскировать его. Полагаю, что ваш констебль, который сейчас находится на кухне, уже все обнаружил. Бедняга умер практически мгновенно. Если вам необходимо было бы кого-то убить, то, за исключением пули в голову, дигиталис с кофе – самый гуманный и эффективный способ отправить человека на тот свет. Я, скорее всего, не ошибусь, если скажу, что в дело пошли практически все запасы лекарства пожилой леди.

– И они были большими? – удивился Питт, следуя за доктором по коридору, затем вверх по широкой и очень удобной лестнице на второй этаж, а оттуда в гардеробную.

Попутно он с разочарованием отметил, что Джордж и Эмили спали в разных комнатах. Конечно, ему было хорошо известно, что во многих состоятельных семействах принято, чтобы у мужа и жены были отдельные спальни, но ему не нравился этот обычай. Одной из важнейших составляющих счастья в жизни для него была возможность проснуться ночью и почувствовать, что рядом с ним его любимая Шарлотта. Мысль о скором возвращении в ее объятия поддерживала Томаса среди самого крайнего уродства человеческого бытия, согревала его в самый холодный и промозглый день и служила надеждой в самых трагических обстоятельствах.

Но сейчас у него не было времени размышлять о разнице в стиле жизни и о той роли, которую она играет. Доктор Тревес стоял рядом с кроватью, на которой лежало покрытое простыней тело. Он молча поднял простыню, и Питт увидел бледное, казавшееся восковым лицо. Черты его, несомненно, принадлежали Джорджу – прямой нос, высокий лоб, – но его темные глаза были закрыты, и под ними уже залегли темные круги. Лицо покойного было таким, каким его помнил Томас, и в то же время лежавший перед ним человек чем-то очень существенным отличался от прежнего Джорджа. От него как будто исходило дыхание всепобеждающей смерти. Глядя на него, невозможно было поверить, что в этом теле когда-то пребывала душа.

– Никаких телесных повреждений, – почти шепотом произнес инспектор.

Джорджа уже не было здесь, от него осталась только одна телесная оболочка, и все же говорить громко в присутствии его мертвого тела казалось бестактным.

– Ни малейших, – подтвердил Тревес. – Никаких следов борьбы. Ничего, за исключением совершенно очевидного факта, что покойный выпил чашку кофе с достаточной дозой дигиталиса, чтобы вызвать у него смертельный сердечный приступ, и… несчастная маленькая собачонка, также получившая свою долю угощения и тоже отправившаяся на тот свет.

– Что доказывает, что это не самоубийство, – со вздохом заключил Питт. – Джордж ни при каких обстоятельствах не убил бы собаку. Ведь она ему даже не принадлежала. Страйп расспросит прислугу, выяснит, где хранился кофе и кто имел к нему доступ. Полагаю, что, кроме Джорджа, вряд ли кто-то пил кофе в такое время. Большинство пьет чай. Мне придется побеседовать с членами семьи.

– Крайне неприятная процедура, – сочувственно заметил Тревес. – Убийство члена семьи – одна из самых тягостных трагедий. Одному только Богу известно, как мы поступаем друг с другом в том месте, которое обычно именуем нашим домашним раем и которое очень часто сами превращаем в настоящее чистилище. – Доктор открыл дверь на лестничную площадку. – Старуха – себялюбивая, властная и вздорная дама. Не позволяйте ей дурачить вас историями о расстроенном здоровье. У нее нет никаких болезней, за исключением старости.

– В таком случае зачем ей дигиталис?

Тревес пожал плечами.

– По крайней мере, я ей его не прописывал. Она из тех дам, которые начинают имитировать дурноту и обмороки, как только кто-то из других членов семьи попытается им противоречить. Это, наверное, ее единственный способ держать в подчинении юную Тэсси. Без подчинения нет власти, поэтому она убедила одного из местных докторов прописать ей дигиталис. И теперь она никогда не упускает возможности намекнуть мне, что тот врач спас ей жизнь, подразумевая, что я, несомненно, не моргнув глазом, позволил бы ей отойти в мир иной.

Тревес мрачно улыбнулся. Питт вспомнил других вдов, которых он встречал в жизни, которые управляли своими семействами с помощью постоянных и безжалостных угроз скорой смерти, самого неприкрытого шантажа. Бабушка Шарлотты внушала окружающим настоящий ужас и отбрасывала мрачную тень практически на все семейные дела своими постоянными упоминаниями о жестокой неблагодарности, которую все остальные члены семьи по отношению к ней неизменно проявляют.

– Возможно, именно с ней я и повидаюсь прежде всего, – заключил инспектор и подал руку доктору. – Спасибо.

Тревес крепко пожал протянутую руку.

– Удачи, – сказал он, однако на его лице отобразилось полнейшее неверие в успех Питта.

Томас отослал записку о дигиталисе Страйпу, находившемуся в комнатах для прислуги, и попросил лакея проводить его к миссис Марч.

Она все еще находилась внизу в розовом будуаре, и, несмотря на то, что день выдался теплый, у нее в камине вовсю горел огонь, отчего в комнате было невыносимо душно в отличие от остального дома, в котором были распахнуты настежь все окна.

Миссис Марч возлежала в шезлонге, рядом с ней на столике из красного дерева стоял поднос с чаем и фигурная бутылочка из цветного стекла с нюхательной солью. Она постоянно подносил платок к щекам, как будто в любое мгновение готова была разразиться рыданиями. Комната плотно была заставлена мебелью и драпировками, и у Питта сразу же возникло ощущение жуткой тесноты и удушья. Однако глаза пожилой леди, устремленные на пухлые руки, унизанные кольцами, были холодны, как кубики льда.

– Я полагаю, вы тот самый полицейский, – произнесла она с нескрываемым отвращением.

– Да, мэм.

Она не предложила Томасу сесть, а он, решив не провоцировать дополнительный конфликт, остался стоять.

– Вы, по-видимому, будете совать нос в дела, которые вас не касаются, и задавать множество бестактных вопросов, – продолжала старая дама, с презрением рассматривая его непослушные волосы и оттопыренные карманы.

Она сразу же вызвала у инспектора глубочайшую неприязнь. Кроме того, восковое лицо Джорджа было еще слишком живо у него в памяти, и Питт не смог сдержаться.

– Помимо бестактных я собираюсь задать и несколько тактичных вопросов, – с достоинством ответил он. – Так как я намерен во что бы то ни стало найти убийцу Джорджа.

Он намеренно употребил слово «убийца», с нескрываемым наслаждением произнеся его.

Старая леди прищурилась.

– Ну, что ж, вы будете идиотом, если не сможете этого сделать. Но вы и есть идиот.

Питт, не моргнув глазом, продолжал спокойно смотреть на нее.

– Насколько мне известно, ночью никто чужой не проникал в дом, мэм?

Миссис Марч фыркнула.

– Конечно, нет! – Уголки ее крошечного рта опустились, что свидетельствовало о выражении глубочайшего презрения. – Но злоумышленник вряд ли бы стал использовать яд, как мне кажется.

– Конечно, нет, мэм. И единственный вывод, который напрашивается в данном случае, тот, что виновником гибели Джорджа был кто-то из домашних, и весьма маловероятно, что это был кто-то из прислуги. Остаются члены семьи или ваши гости. Не будете ли вы так добры сообщить мне о тех людях, которые в данный момент находятся в вашем доме?

– Перечисление не займет много времени. – Она фыркнула и снова состроила презрительную гримасу. Духота в комнате становилась нестерпимой. В окна светило яркое солнце на безоблачном небе, но миссис Марч как будто не замечала его. – Здесь только члены моей семьи: лорд Эшворд, он был моим кузеном; леди Эшворд, о которой я слышала, что она является какой-то вашей родственницей. – Высказав это как нечто совершенно невероятное, она замолчала на несколько секунд. Но, так как Питт не отреагировал на ее реплику, она продолжила крайне неприязненным тоном: – Некий мистер Джек Рэдли, который сумел разочаровать, по крайней мере, моего сына. Хотя я и предупреждала мистера Марча.

Томас сразу же ухватился за приманку.

– Предупреждали о чем?

Глаза миссис Марч сверкнули от удовольствия. Питт почувствовал, что у него по спине стекает струйка пота, но снять сюртук в будуаре пожилой леди было немыслимо.

– О том, что он совершенно аморален, – без обиняков провозгласила старуха. – Абсолютно без средств к существованию и вызывающе красив. Мистер Марч полагал, что он будет подходящей парой для Анастасии. Ерунда! Ей не нужен жених благородной крови, у нее хватает своей. Хотя что я вам говорю… Вам же об этом ничего не известно.

Из-за того, что полицейский стоял немного в стороне, ей приходилось смотреть на него, напрягая мышцы шеи, но она твердо решила не предлагать ему сесть. С ее точки зрения, он представлял низы общества и не должен был забывать свое место. Нельзя позволять всяким полицейским сидеть на дорогой мебели в парадной части дома. С подобного попустительства и начался тот подрыв ценностей, из-за которого разваливается общество. Если ему так нужно сесть, пусть идет и сидит в комнатах для прислуги.

– Тем не менее, – продолжала миссис Марч, – люди, подобные Рэдли, не берут в жены таких непривлекательных девушек, как Анастасия. Эти рыжие волосы и кожу, усеянную веснушками, она унаследовала не от нашей ветви в семье. Да и худая, как доска. Она и на женщину-то не похожа. Такие господа, как он, женятся на деньгах или на том, чем можно похвастаться в обществе. Ну и для постели, конечно. Ха! Я вас смутила!

Питт оставался абсолютно невозмутимым.

– Нисколько, мэм. Я совершенно с вами согласен. На свете очень много таких мужчин и не меньше таких же женщин. Правда, следует добавить, что, кроме всего вами перечисленного, они еще очень любят титулы и всячески охотятся за ними.

Миссис Марч окинула его злобным взглядом. Ей очень хотелось наказать этого выскочку за его наглость, но он следовал предложенному ею направлению беседы, что в данный момент было для нее важнее.

– Гм… ха! Мистер Рэдли и Эмили Эшворд – великолепная пара. Идеально подходят друг к другу, как два магнита, а бедный Джордж стал жертвой. Ну, вот я и сделала всю работу за вас. А теперь идите. Я устала и чувствую себя совершенно больной. Я ведь пережила сегодня страшное потрясение. Обладай вы хоть минимальным представлением о приличиях, вы бы… – Она осеклась, не имея ни малейшего представления о том, что бы в таком случае сделал инспектор.

Томас поклонился.

– Вы прекрасно справляетесь со своим горем, мэм.

Старая леди злобно уставилась на него, чувствуя явный сарказм в его словах, но не знала, как на него ответить. Лицо Питта было почти оскорбительно невинным. Отвратительное создание!

– Хм… вы можете идти, – пробурчала она.

Впервые за все время он улыбнулся.

– Благодарю вас, мэм. Очень любезно с вашей стороны.

В большом зале его ждал лакей.

– Леди Камминг-Гульд в комнате для завтрака, сэр. Она хотела с вами побеседовать, – с каким-то напряжением в голосе произнес слуга. – Прошу вас сюда, сэр.

Кивнув головой, Питт проследовал за лакеем к двери, постучал и вошел. Комната, подобно всем предыдущим, была до предела заставлена мебелью.

Яркие солнечные лучи освещали массивный буфет и широкий стол для завтрака. Окна были распахнуты настежь, и из сада доносилось громкое чириканье птиц. Леди Камминг-Гульд сидела у стола, в том самом месте, которое занимала Оливия, когда была жива. Веспасия выглядела очень усталой, казалось, будто пережитое огромной тяжестью навалилось на нее, отчего у нее опустились плечи. Питт никогда раньше не видел ее в такой позе, даже в самые изнурительные для нее дни, когда она боролась за проведение через Парламент билля о детской нищете. Радость, вспыхнувшая у нее в глазах при виде Томаса, была настолько явной, что он ощутил острое сожаление из-за того, что, по большому счету, ни в чем существенном помочь ей не мог. Более того, он боялся, что может даже ухудшить ее положение.

Веспасия сделала над собой усилие и выпрямилась.

– Добрый день, Томас. Я рада, что вам все-таки удалось взять это… дело в свои руки.

Впервые в жизни инспектор не нашелся что ответить. Ее страдания были слишком сильны, чтобы их могли смягчить несколько слов, которые он способен был подыскать, а говорить с ней в обычном стиле полицейского дознавателя было бы чудовищно.

– Ради бога, садитесь, – тоном приказа произнесла она. – Я не хочу вывихнуть шею, глядя на вас. Уверена, вы уже встречались с Юстасом Марчем и его матерью.

– Да.

Питт послушно сел за полированный стол напротив нее.

– И что же они говорят? – спросила Веспасия без всяких предисловий. И действительно, у них не было времени на манерные хождения вокруг да около истины только потому, что та была крайне неприятной.

– Мистер Марч попытался убедить меня, что это было самоубийство из-за любви Джорджа к другой женщине…

– Чепуха! – резко прервала его Веспасия. – Он, конечно, обожал Сибиллу. Правда, поступал он совершенно по-идиотски, но, кажется, вчерашним вечером понял, что ведет себя неправильно. Эмили с этим прекрасно справилась. Она не обманула мои ожидания, у нее действительно хватает здравого смысла.

Питт на мгновение опустил глаза, а затем снова перевел взгляд на Веспасию.

– Миссис Марч говорит, что у Эмили роман с гостем их семьи, мистером Джеком Рэдли.

– Злобная старая карга! – с возмущением воскликнула Веспасия. – Муж Эмили вел себя с другой женщиной как настоящий осёл, не соблюдая ни малейших приличий. Проблема, с которой самой Лавинии пришлось так долго мириться, и которую она так и не смогла решить. Конечно, Эмили стала делать вид, что проявляет интерес к другому мужчине. Любая женщина с чувством собственного достоинства на ее месте поступила бы именно так.

Томас не стал комментировать поведение Лавинии Марч. Та проблема, о которой говорила Веспасия, была знакома им обоим и отзывалась болью в душе. Мужчина мог развестись со своей женой по причине супружеской измены с ее стороны. Женщина таким правом не обладала. Ей приходилось искать способы жить с этим. Со смертью Джорджа страхи, вызванные подозрениями, начали расти, отравлять мысли, усугублять неприятные черты характера.

– Кто такая Сибилла? – спросил он более по обязанности, чем по необходимости.

– Невестка Юстаса, – усталым голосом ответила Веспасия. – Уильям Марч – единственный сын Юстаса и мой внук. – Она произнесла это так, словно названный факт удивлял ее саму. – У Оливии было десять дочерей, семь из которых дожили до зрелого возраста. Все они замужем, за исключением Тэсси. Юстас собирался женить ее на Джеке Рэдли. Вот почему он здесь. Явился, так сказать, на смотрины.

– Я полагаю, вы его не одобряете?

Ее тонко очерченные брови приподнялись, и в глазах появился иронический блеск, но едва заметный, совсем не похожий на улыбку.

– Как выбор для Тэсси – конечно, нет. Она его не любит. Он ее тоже. Но мистер Рэдли довольно мил, если не требовать от него слишком многого. И у него есть одна спасительная черта: я не могу представить себе, что он может быть занудой. А ведь большинство одобряемых светом молодых людей просто невыносимые зануды.

– Кто еще был в доме?

Питт боялся ответа, так как понимал, что, если бы в доме был бы кто-то еще чужой, миссис Марч обязательно сказала бы ему. Как бы неприязненно ни относилась старуха к Эмили, она никогда бы не стала считать ее главной причиной самоубийства, если бы имелся какой-то иной вариант. Ведь если было бы точно установлено, что виновницей самоубийства была Эмили, мрачная тень пала бы на все семейство.

– Никого, – тихо произнесла Веспасия. – Лавиния, Юстас и Тэсси живут здесь. Уильям и Сибилла приехали в гости. Джордж и Эмили намеревались провести в этом доме месяц, Джек Рэдли и я – три недели.

Питт молчал. Убийцей Джорджа был кто-то из перечисленных восьми человек. Он не мог поверить, что преступление могла совершить Веспасия, и молил Бога, чтобы убийцей не оказалась Эмили.

– Наверное, мне следует пойти к ним. Как там Эмили?

В первый раз за все это время Веспасия не смогла взглянуть на него. Она опустила голову и закрыла лицо руками. Сыщик знал: она плачет, и ему очень хотелось утешить ее. В прошлом они так много пережили вместе: надежды, страдания, гнев, поражение… Теперь общим для них стало горе. Но Томас был всего лишь полицейским, сыном егеря, а она – дочерью графа. Он не осмеливался прикасаться к ней. И чем больше Веспасия значила для него, тем болезненнее была бы рана, которую она нанесла бы ему, если бы он перешел некие границы и вынудил ее оттолкнуть его.

Питт неуклюже поднялся с кресла, беспомощно глядя на то, как пожилую леди терзают горе и мучительные страхи. Но что он мог сделать или даже просто сказать? Что он каким-то образом все изменит и скроет правду, если та окажется слишком страшной? Веспасия ему все равно не поверит и не захочет, чтобы он делал нечто подобное. Эта женщина не ждет от него измены собственным принципам, и сама никогда не предала бы их, будь она на его месте. Но тут чувства возобладали над разумом. Питт протянул руку и слегка коснулся ее плеча. Несмотря на весь свой высокий рост, Веспасия была удивительно худой и хрупкой. В воздухе чувствовался тонкий аромат лаванды. Томас повернулся и вышел из комнаты.

В холле он нашел девушку лет двадцати с волосами яркого мармеладного оттенка и бледным лицом, усеянным веснушками. В ней, конечно, не было и тени той красоты, которой Веспасия покорила целое поколение, но она была такой же худой, с высокими скулами и большими глазами отдаленно напоминала леди Камминг-Гульд. Она взирала на Питта одновременно с ужасом и любопытством.

– Мисс Марч? – спросил инспектор.

– Да, я Тэсси Марч, Анастасия. А вы, должно быть, тот самый полицейский, родственник Эмили.

Это не было вопросом, и в самом построении фразы было нечто крайне неприятное.

– Могу я с вами побеседовать, мисс Марч?

Как ему показалось, Тэсси передернуло от отвращения. Однако ее неприязнь была направлена не на него – слишком прямо на Питта были устремлены глаза девушки, – а на саму ситуацию. У нее дома совершено убийство, и ее будет допрашивать полицейский.

– Да, конечно.

Тэсси повернулась и прошла через столовую в маленькую комнатку, прохладную, уютную и обставленную в серебристо-зеленых тонах, совершенно не похожую на душный будуар. Если будуар выражал вкусы старой леди, то эта комнатка представляла вкусы Оливии, но по какой-то причине Юстас решил ничего здесь не менять.

Тэсси предложила гостю сесть и опустилась сама на один из зеленых диванов, инстинктивно поставив ноги ровно, как школьница, и сложив руки так, как ее учили.

– Полагаю, мне нужно говорить правду и только правду, – проговорила она, разглядывая кисею своего платья. – Что же вы хотите узнать от меня?

Питт сразу же понял, что ему практически не о чем спрашивать ее. Но, подобно многим хорошо воспитанным юным леди, большую часть времени она проводила дома, практически ничего не делая, и, по-видимому, была крайне наблюдательна. Он не знал, как вести себя с ней: осторожно, говорить намеками или же все выкладывать напрямую. Когда же Питт более пристально вгляделся в неподвижные синевато-серые глаза Тэсси, он решил, что по характеру она все-таки ближе к семье своей матери, чем отца.

– Как вы думаете, Джордж действительно был влюблен в вашу невестку? – спросил он без всяких предисловий.

Брови девушки удивленно устремились вверх, однако она сохранила невозмутимость с апломбом, достойным более зрелой дамы.

– Нет. Ему просто казалось, что он влюблен, – ответила она. – Думаю, что Джордж без труда преодолел бы это свое мимолетное увлечение. Насколько мне известно, подобные вещи случаются время от времени. С ними просто нужно смириться, что у Эмили получалось превосходно. Я бы на ее месте не могла переносить все с таким спокойствием. По крайней мере, если бы я сама была в кого-нибудь влюблена. Но Эмили удивительно разумна, причем более разумна, чем большинство женщин и тем более мужчин. А Джордж был… – Ее голос сорвался, и глаза наполнились слезами. – Джордж был очень хороший человек, в самом деле. Прошу прощения. – Тэсси зашмыгала носом, явно готовясь расплакаться.

Питт порылся у себя в нагрудном кармане, выудил оттуда единственный чистый платок и передал его ей. Она взяла его и громко высморкалась.

– Благодарю вас.

– Да, конечно, он был очень хорошим человеком, – согласился Питт, чтобы заполнить паузу, которая могла бы нарушить ход их беседы. – А что вы можете сказать о мистере Рэдли?

Тэсси взглянула на него заплаканными глазами и улыбнулась.

– Думаю, что он вполне сносен. С ним можно нормально общаться. Я бы даже сказала, что он мне нравится, но не настолько, чтобы я согласилась выйти за него замуж. Он меня очень веселит или… веселил. – Лицо девушки потемнело.

– Значит, вы не хотите выходить за него замуж?

– Ни в малейшей степени.

– А он?

– Не думаю. Он меня не любит, если вы на это намекаете. Но у меня со временем будут кое-какие деньги, у него же нет ни гроша.

– Вы удивительно откровенны.

Она еще более искренна, чем Шарлотта, решил Питт, и у него возникло желание защитить ее от всех неприятностей, которые в скором будущем неизбежно обрушатся на их семейство.

– Полиции нельзя лгать в важных вопросах, – с той же искренностью заметила Тэсси. – Мне в самом деле очень нравился Джордж. И Эмили тоже.

– Предположительно, его убил кто-то из ваших домашних.

– Да. Мартин сказал мне. Дворецкий. Это совершенно невероятно. Я знаю их всех много лет, за исключением мистера Рэдли, но с какой стати ему убивать Джорджа?

– Может быть, он вообразил себе, что Эмили выйдет за него после смерти Джорджа?

Девушка в недоумении уставилась на Питта.

– Этого не может быть. Только если он полный идиот! – Затем она на мгновение задумалась, просчитывая про себя все другие варианты. – Впрочем, я не исключаю этого. Ведь очень немногое можно прочитать на лицах людей, когда они занимаются обычными делами: едят, болтают о каких-нибудь пустяках, смеются, играют, пишут письма… Всем подобным вещам учат в раннем детстве, как движениям в танце, и мы привыкаем выполнять их, совершенно не задумываясь. При этом ваше поведение ничего не значит, никак не выдает вашу истинную суть. Оно всего лишь некая разновидность повседневной одежды.

– Вы очень проницательная девушка. Напоминаете мне вашу бабушку.

– Бабушку Веспасию? – спросила она осторожно.

– Конечно.

– Спасибо, – выдохнула Тэсси с облегчением. – Марчи мне совсем не нравятся… Ну, ответьте мне, вы уже подозреваете кого-нибудь?

– Пока никого.

– О, жаль! Теперь мне можно идти? Я хочу навестить Эмили.

– Да, конечно. Теперь мне хотелось бы повидаться с вашим братом.

– Он в самом конце оранжереи, у него там мастерская.

Тэсси встала, и по правилам приличия Питт тоже поднялся.

– Он рисует?

– Да, он художник. Очень хороший. Несколько его картин находятся в Королевской академии художеств. – В ее голосе прозвучала нескрываемая гордость за брата.

– Спасибо. В таком случае я пойду к нему.

Как только Тэсси удалилась, Питт направился к застекленным дверям, за которыми находилась обширная оранжерея с множеством вьющихся растений и лилий. Воздух в ней был влажный, теплый и насыщенный ароматами экзотической флоры. Полуденное солнце, проникавшее сквозь огромные окна, превращало оранжерею в некое подобие экваториальных джунглей. Зимой нужную температуру здесь поддерживал громадный очаг, а влажность – бассейн соответствующих размеров.

Уильям Марч находился там, где и сказала Тэсси. Он стоял перед мольбертом с кистью в руке. Его рыжеватые волосы пылали огнем на ярком солнце. Тонкое лицо молодого человека было напряжено, мыслями он полностью погрузился в образ на полотне – сельский пейзаж, полный солнечного света, с хрупкими, почти призрачными деревьями, как будто растворяющимися в потоке льющегося сверху сияния. Питту не нужно было привлекать свои познания в искусстве, почерпнутые в ходе поиска похищенных произведений живописи, чтобы понять, что картина действительно очень хороша.

Уильям заметил Питта, только когда тот был уже на расстоянии ярда от него.

– Добрый день, мистер Марч. Извините за вторжение, но я должен задать вам несколько вопросов по поводу смерти лорда Эшворда.

В первое мгновение Уильям был явно испуган появлением детектива – настолько был поглощен своей работой, что не замечал ничего вокруг. Отложив кисть, он мрачно воззрился на Питта.

– Да, конечно. И что же вы хотите узнать?

Голову Томаса переполняли самые разные мысли, которые готовы были выстроиться в вопросы, но, взглянув на тонкое, умное лицо художника, на изящно очерченный рот и задумчивые серые глаза, в которых чувствовалась ранимость юноши, он отбросил их. Они показались ему неуклюжими и даже бестактными. Но какие еще вопросы он мог ему задать?

– Я уверен, что вам абсолютно ясно, что лорд Эшворд стал жертвой убийства, – осторожно начал инспектор.

– Полагаю, что да, – с явным нежеланием согласился Уильям. – Я пытался отыскать вариант, при котором происшедшее могло бы рассматриваться как несчастный случай, но так и не смог.

– Вы ведь не рассматривали возможность самоубийства? – поинтересовался Питт, вспомнив Юстаса и его отчаянные попытки доказать недоказуемое.

– Джордж никогда бы не стал добровольно сводить счеты с жизнью. – Уильям отвернулся и взглянул на холст. – Он был не таким человеком…

Его голос сорвался, и лицо вдруг как будто сделалось еще тоньше и потемнело от внутренней муки, пронзившей его.

Однако Питт не нуждался в подтверждении того, в чем он сам был уже давно уверен. В Уильяме было значительно меньше лицемерия и самовлюбленности, чем в его отце. Питту он понравился.

– Да, я тоже так думал, – согласился он.

Мгновение Уильям молчал, затем лицо его осветилось – он узнал Питта.

– Ну, да, конечно, я вспомнил вас. Вы ведь зять Эмили, верно? – едва слышно произнес он. – Мне очень жаль. Это все очень… – Он попытался отыскать подходящее слово, но не нашел. – Очень тяжело.

– Боюсь, что в скором времени легче не станет, – честно признался Питт. – У меня есть вполне основательные подозрения, что его убил кто-то из членов вашей семьи.

– Полагаю, что это так. Но не могу сказать вам, кто и почему.

Уильям снова взял кисть и вернулся к работе, сделав мазок приглушенно охристого тона на тени дерева.

Однако от Питта не так-то легко было отделаться.

– А что вам известно о мистере Рэдли?

– Очень немного. Отец хочет женить его на Тэсси, так как считает, что его семья может помочь ему получить титул пэра. У нас много денег, думаю, вам это известно. Благодаря торговле. Но отец хочет обрести респектабельность и упрочить положение в обществе.

– Вот как. – Питт был поражен откровенностью Уильяма. Тот ни в малейшей степени не пытался скрывать слабости отца и защищать или выгораживать свое семейство.

– И они действительно могут ему помочь?

– Думаю, что да. Тэсси для него – хорошая партия. У Джека вряд ли будет возможность заполучить кого-то получше. Наследницам аристократических титулов нужны деньги, а американки гораздо более разборчивы, чем могут показаться на первый взгляд. Точнее, разборчивы не они, а их матери.

Он продолжил работу над тенью дерева, взглянул на ван-дейковскую коричневую краску, но затем предпочел ей жженую умбру.

– А что вы скажете об Эмили? – спросил Питт. – У нее ведь, кажется, больше денег, чем у мисс Марч?

Рука Уильяма застыла на полпути к картине.

– Да, теперь, когда Джордж мертв. – Он поморщился, сказав это. – Однако Джек слишком хорошо знает женщин – если правда то, что о нем говорят, – чтобы на основании легкого флирта на протяжении двух вечеров считать, что Эмили может выйти за него замуж. Особенно в той ситуации, когда Джордж вел себя как полный идиот. Со стороны Эмили ее поведение было лишь разновидностью мести. Возможно, вам неизвестно, мистер Питт, но в свете у женщины небольшой выбор занятий. Она может либо сплетничать, либо выбирать новомодные наряды, либо флиртовать с мужчинами. Других способов занять себя у нее просто нет. И потому даже идиот не станет принимать всерьез подобное легкое увлечение. К примеру, моя жена очень красива и, с тех пор как мы познакомились, флиртует столько, сколько ей заблагорассудится.

Питт пристально посмотрел на молодого человека, но не заметил у него на лице никаких признаков сильных переживаний, злобы или сожаления по поводу сказанного.

– Понимаю вас, – тихо произнес он.

– Нет, не понимаете, – сухо возразил Уильям. – Не думаю, что вас когда-нибудь в жизни мучила смертельная скука.

– Вы правы, никогда, – согласился сыщик.

У него действительно никогда не было времени на скуку: бедность и честолюбие не позволяли.

– Вы счастливчик, хотя бы в этом отношении.

Томас снова взглянул на холст.

– По-видимому, так же, как и вы, – с уверенностью в голосе произнес он.

Впервые за все время Уильям улыбнулся. Но улыбка исчезла так же быстро, как и появилась; ее сменило выражение мрачного осознания случившегося.

– Благодарю вас, мистер Марч, – сказал Питт. – Не буду вас более беспокоить.

Уильям ничего не ответил и снова погрузился в работу.

Подобно Питту, у его подчиненного Страйпа возникли свои проблемы. Его встретили в комнатах для слуг с не меньшей враждебностью, чем Питта – в комнатах хозяев. Повариха взглянула на него с нескрываемой злобой. Это был как раз тот час после ленча, когда она могла немного отдохнуть перед тем, как приступить к приготовлению обеда, и ей хотелось посидеть и поболтать с экономкой и горничными.

Сплетен всегда хватало с избытком, а сегодня в особенности, и повариха была переполнена желанием излить свои эмоции. Она была женщиной крупной и умелой служанкой, гордившейся своей работой. Однако необходимость проводить почти целый день на ногах выматывала и ее.

– Вены у меня жуть как болят! – признавалась она экономке, дородной даме ее возраста. – Да, работаем мы не то что нынешняя молодежь, эти девицы-горничные. Дисциплина сейчас не та, что в дни моей молодости. Мы-то ведь знали, как присмотреть за домом.

– Все катится неизвестно куда, – согласилась экономка. – И вот уже к нам в дом приходит полиция. Я спрашиваю, чего нам еще ждать после такого?

– Увольнений, вот чего, – покачав головой, проговорила повариха. – Половина девушек уволится, попомните мои слова, миссис Тобиас.

– Вы правы, миссис Мардл, вы правы, это уж точно, – мрачно согласилась экономка.

Они сидели в комнате экономки. Страйп же находился в большом холле для прислуги, где слуги обычно обедали и общались, насколько им позволяли их бесчисленные обязанности. Он чувствовал себя крайне неуютно, так как этот мир был ему незнаком, и он ощущал себя в нем чужаком. Повсюду царила идеальная чистота. Пол здесь каждое утро до восхода солнца самым тщательным образом мыла тринадцатилетняя судомойка. Буфеты были уставлены фарфором. Стоимость любого сервиза равнялась годичному жалованью Страйпа. Здесь было множество банок с солениями и маринадами, у стены стояли лари с мукой, сахаром, овсянкой и другими припасами, а в буфетной Страйп обнаружил груды овощей. На кухне были расставлены многочисленные приспособления для приготовления пищи, располагавшиеся бок о бок с чередой плит, а рядом с ними – кучки кокса и угля. В прачечной он увидел медные котлы, раковины, стиральные доски, катки для белья, а на веревках, подвешенных к потолку на специальных шкивах, выстиранное белье.