Текст книги "Натюрморт из Кардингтон-кресент"

Автор книги: Энн Перри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)

Страйп стоял посередине этой теплой, приятно пахнущей кухни перед группой горничных и лакеев. Все застыли в напряженной позе солдат в строю и все были совершенно безупречны: мужчины в ливреях, девушки в черных шерстяных платьях и накрахмаленных белоснежных чепцах и фартуках; на горничных кружева, которым позавидовали бы многие женщины из среднего класса. Самой красивой из них Страйпу показалась старшая горничная Летти Тейлор, но она взирала на него с еще большим презрением, чем вся остальная прислуга. Дамы, приехавшие в гости, привезли с собой свою собственную прислугу. Все их слуги также присутствовали, за исключением Дигби, горничной леди Камминг-Гульд. Ее выбрали для ухода за вдовой Джорджа – возможно, из-за того, что она была самой старшей и считалась самой здравомыслящей.

Чувствуя себя не совсем уютно под враждебными взглядами слуг, Страйп, покусывая карандаш, задавал вопросы, которые обязан был задать, а ответы записывал в блокнот. Однако никакой существенной информации ему получить не удалось, за исключением того, что подносы были расставлены накануне вечером наверху в буфетной, куда принесли и чайники – там каждое утро заваривался свежий чай, а для лорда Эшворда готовился кофе. Однако в данном конкретном случае возникла неожиданная суматоха, буфетную заполнил пар, и в течение нескольких минут в ней не было никого из прислуги. По крайней мере, теоретически в этот промежуток времени туда мог проникнуть кто угодно и подсыпать яд в кофе.

Страйп попросил, чтобы его проводили в отдельную комнату, и его провели в буфетную, которая, по сути, являлась личной гостиной дворецкого. Здесь Страйп допросил всех слуг по отдельности. Он задавал вопросы – с необходимым тактом, как полагал – об отношениях между членами семьи, времени приходов и уходов хозяев и гостей дома. И не узнал практически ничего нового, за исключением того, что давно ему подсказали собственный профессиональный опыт и интуиция. У него даже возникло подозрение, что их преданность своим хозяевам и связь с ними настолько велика, что они сейчас встали горой не столько на защиту своих господ, сколько собственной чести и статуса в том небольшом сообществе, которое сложилось в этом доме.

Наконец, когда ему передали записку Питта, в которой был упомянут дигиталис в качестве яда, Страйп попросил Летти проводить его наверх в комнату миссис Марч и продемонстрировать ее аптечку и все другие аптечки в доме. Летти вначале поправила свои и без того идеально уложенные волосы, затем разгладила фартук поверх стройных ножек. Страйп подумал, слегка покраснев от своей мысли, что она самая хорошенькая, самая очаровательная женщина из всех когда-либо им виденных. У него даже возникла надежда, что расследование затянется – по крайней мере, на несколько недель, – и он будет часто видеться с Летти.

Он послушно проследовал за ней по черной лестнице, внимательно наблюдая за наклоном ее головы и покачиванием юбки, и, когда они пришли в буфетную, обнаружил, что мечты унесли его очень далеко. Летти пришлось повторить свою фразу дважды, чтобы пробудить полицейского от сладких мечтаний и обратить его внимание на столы, где стояли подносы.

– Где находился поднос с кофе лорда Эшворда? – спросил Страйп, громко откашлявшись.

– Вы, что, меня не слушали? – ответила горничная, покачав головой. – Я же только что вам сказала: он стоял вон там.

И она указала рукой на край стола, что стоял ближе к двери.

– Это его обычное место? Я…

Глаза Летти цветом своим напоминали небо над рекой в погожий летний день. Страйп закашлялся и попытался начать снова.

– Я хочу сказать, вы ставили его всегда в одно и то же место каждое утро, мисс?

– Тот поднос – да, – ответила служанка, явно не замечая его пристального взгляда. – Ведь на нем был кофе, а на всех остальных – чай.

– Повторите мне, пожалуйста, еще раз, что у вас происходит здесь каждое утро.

Страйп прекрасно помнил то, что она ему уже говорила, но он очень хотел услышать ее голос снова, а каких-то более важных вопросов придумать пока не мог.

Летти послушно воспроизвела заново всю утреннюю процедуру, и он ее снова записал.

– Спасибо, мисс, – заключил Страйп, закрывая блокнот и опуская его в карман. – А теперь не могли бы вы показать мне аптечку миссис Марч?

Девушка внезапно побледнела от этого напоминания о смерти, на мгновение утратив ту высокомерно раздраженную манеру, которая отличала всех слуг во время встречи с полицейским.

– Да, конечно.

Горничная проследовала через занавешенную дверь на лестничную площадку, а оттуда к комнате миссис Марч. Она постучалась и, не получив никакого ответа, вошла.

Комната разительно отличалась от всего, что когда-либо представлял себе Страйп, и уж, конечно, ничего подобного он никогда раньше не видел. Сочетанием ярко-розового цвета с белизной ее внутреннее убранство напоминало цветущий яблоневый сад. Повсюду, куда бы он ни посмотрел, были кружева, салфетки, ленточки, фотографии в обтянутых шелком рамках, горы подушек, от вида которых становилось душно, розовые бархатные занавески с бесчисленными белоснежными рюшами. От удивления Страйп онемел. В комнате было жарко, воздух в ней был тяжелый и неподвижный. Страйп почувствовал, что начинает задыхаться. Неуклюжей походкой, словно боясь оставить грязные следы на полу, он на цыпочках проследовал по розовому ковру за Летти к роскошному буфету, также бледно-розового цвета. Подойдя к буфету, горничная открыла в нем небольшую полочку и с мрачным выражением лица заглянула внутрь.

Страйп стоял у нее за спиной, ощущая легкий аромат цветочных духов на волосах девушки. Наклонившись, он заглянул в ящичек, заполненный пузырьками, салфетками и картонными коробочками, и спросил, нарушив затянувшееся молчание:

– Дигиталис на месте?

– Нет, мистер Страйп, – тихо ответила Летти, дрожащей рукой придерживая ящичек. – Я знаю здесь все лекарства, но дигиталиса среди них нет.

Служанка была явно очень испугана, и ему захотелось успокоить ее, пообещать, что он лично позаботится о ее благополучии и сделает все, чтобы никто не причинил ей никакого вреда.

Однако Страйп прекрасно понимал, что подобное обещание страшно оскорбило бы Летти, и сама мысль о ее возможной реакции причинила ему невольную боль. Она будет вне себя от его бестактности. Вне всякого сомнения, у нее масса поклонников. Мысль об обожателях Летти показалась Страйпу отвратительной. Тем не менее он взял себя в руки и спросил довольно холодным деловым тоном:

– Вы уверены? Возможно, он находится в другом ящике или на прикроватном столике?

Страйп обвел взглядом комнату. Среди всего этого моря оборок, складок и ленточек могла скрываться целая аптека.

– Нет, – решительно ответила Летти пронзительным голосом. – Я убирала комнату сегодня утром. Дигиталиса нет, мистер Страйп. Я… – Она не закончила фразу и задрожала.

– Простите, что? – произнес он в надежде услышать какое-нибудь признание.

– Нет, ничего.

– Благодарю вас, мисс. – Страйп осторожно направился к выходу, стараясь по пути не задеть ни одной из бесчисленных оборок и складок. – Я полагаю, что на этом мы пока можем закончить. Мне следует направить сообщение мистеру Питту.

Горничная сделала глубокий вдох.

– Мистер Страйп?

– Да, мисс?

Он остановился и повернулся к ней лицом, чувствуя, как кровь приливает к щекам.

Летти пыталась скрыть свой страх, но он светился в ее темных глазах, растерянных и испуганных.

– Мистер Страйп, это правда, что лорда Эшворда убили?

– Да, мы полагаем, что это так. Но вы не беспокойтесь, мы о вас позаботимся. И обязательно найдем того, кто это сделал. Будьте уверены.

Ну, вот он и сказал то, что боялся произнести.

Страйп ждал ее реакции.

На лице Летти появилось выражение явного облегчения. Но она тут же вспомнила, кто она такая, какое положение занимает в доме и кому должна сохранять верность. Девушка вновь расправила плечи и высоко подняла подбородок.

– Да, конечно, – произнесла она с подчеркнутым чувством собственного достоинства. – Благодарю вас, мистер Страйп. А теперь, если у вас больше нет ко мне вопросов, я хотела бы вернуться к своей работе.

– Да, мисс, – отозвался полицейский с явным сожалением. И Летти, прежде чем оставить Страйпа, проводила его вниз в буфетную дворецкого, где он вернулся к исполнению своих обязанностей.

Питт встретился и с Сибиллой Марч. Как только она вошла в комнату, он сразу же понял, почему Джордж повел себя так неосмотрительно. Она была удивительно красивой женщиной, яркой и чувственной. Ее лицо лучилось редкостной теплотой, а грациозность движений совсем не походила на холодную элегантность светских дам. И все же, несмотря на превосходную фигуру, на хрупкость, которая чувствовалась в тонком изгибе ее шеи, в изяществе маленьких ручек и делала ее беззащитной, Питт не смог ощутить той неприязни, которую, как ему казалось, должно было пробудить в нем появление этой дамы.

Сибилла уселась на зеленый диван в точности на том самом месте, где часом ранее сидела Тэсси.

– Мне ничего не известно, – заявила она еще до того, как он успел задать первый вопрос.

Под глазами у нее залегли темные круги, словно она недавно много плакала, и в ее осанке и поведении ощущалось какое-то напряжение, которое могло быть вызвано страхом. Ничего удивительного, ведь в доме произошло убийство, и убийца еще гуляет на свободе. Только самоуверенный идиот мог не испытывать страха в подобной ситуации.

– Вы можете не знать ценности тех сведений, которыми располагаете, миссис Марч, – заметил Питт, садясь. – Я исхожу из того, что дигиталис в кофе лорду Эшворду мог положить кто угодно. И мы пытаемся найти того, кто сделал это, исходя из ответа на вопрос, у кого могло возникнуть подобное намерение.

Сибилла молчала. Бледные руки, сложенные на коленях, были сжаты с такой силой, что на них четко выделялись побелевшие суставы. Неожиданно для себя Питт понял, что не знает, как продолжать допрос. Ему не хотелось быть жестоким с этой женщиной. С другой стороны, все попытки ходить вокруг да около болезненной темы бессмысленны и только затянут мучительную ситуацию.

– Лорд Эшворд был влюблен в вас? – спросил он прямо.

Сибилла вздрогнула, резко подняв голову и широко открыв глаза, словно была поражена вопросом. Тем не менее она должна была понимать, что он неизбежен. Она продолжала молчать так долго, что Питт уже хотел было снова повторить свой вопрос.

– Я не знаю, – произнесла, наконец, Сибилла. – Что имеет в виду мужчина, когда говорит: «Я вас люблю»? Возможно, смыслов в этой фразе столько же, сколько самих мужчин.

Томас не предвидел такого ответа с ее стороны. Он ожидал смущенного признания, или признания, которое будет брошено ему в лицо с вызовом, или даже просто полного отрицания. Но подобный философский ответ, который сам был скорее вопросом, привел его в замешательство.

– Вы любили его? – спросил он с большим смущением в голосе, чем предполагал.

На губах Сибиллы появилась едва заметная улыбка, и он подумал, что в этой улыбке, наверное, тоже таятся бесчисленные смыслы, о которых ему никогда не суждено узнать.

– Нет, но он мне очень нравился.

– Вашему мужу был известен характер вашего отношения к лорду Эшворду?

– Да, – призналась она. – Но Уильям не ревнив, если вы на это намекаете. Я с очень многими встречаюсь в свете. Джордж не первый мужчина, находивший меня привлекательной.

Питту было совсем не трудно поверить ее словам. Однако совсем другой вопрос, ревновал ее Уильям или нет. Насколько далеко зашли отношения между Сибиллой и лордом Эшвордом, и насколько далеко простиралась информированность Уильяма о них? Пребывал ли он в полном неведении или ему было безразлично? Или же в этих отношениях действительно не было ничего серьезного?

Однако задавать подобные вопросы Питт не посмел.

– Благодарю вас, мисс Марч, – официальным тоном произнес он.

Больше откладывать Томас не мог. Он должен повидаться с Эмили и утешить ее в горе. Инспектор встал, извинился и удалился, оставив Сибиллу одну в зеленой гостиной.

В холле он нашел лакея и попросил, чтобы тот проводил его в комнату Эмили. Поначалу слуга отказывался, уважение к горю брало в нем верх над подчинением властям. Но в конце концов здравый смысл возобладал, и он провел Питта по широким ступенькам наверх, на лестничную площадку, украшенную жардиньерками с различными видами папоротников. Остановившись перед дверью в спальню Веспасии, он постучался.

Им открыла немолодая горничная с простоватым, но умным лицом, на котором застыло выражение глубокой печали. Она мрачно воззрилась на Питта, готовая любой ценой отстаивать интересы своей хозяйки. Томасу это стало ясно по воинственной позе, которую приняла горничная.

– Меня зовут Томас Питт, – произнес он достаточно громко, чтобы Эмили в комнате могла его услышать. – Моя жена – сестра леди Эшворд. Она скоро приедет сюда, но сначала я должен сам побеседовать с леди Эшворд.

Горничная пребывала в замешательстве. Смерив полицейского пристальным взглядом, она приняла решение.

– Хорошо. Проходите, – произнесла она и сделала шаг в сторону.

Эмили сидела на кровати. На ней было темно-синее платье. Волосы были распущены по плечам, а лицо своей мертвенной бледностью напоминало белые подушки у нее за спиной. Глаза Эмили запали от пережитого потрясения. Питт сел рядом с ней на кровать и взял ее за руку. Рука ее была маленькой и казалась по-детски слабой. Томас понимал, что нет никакого смысла занимать время выражением соболезнований. Она прекрасно видит и ощущает его сочувствие.

– Где Шарлотта? – спросила она дрожащим голосом.

– Скоро приедет. Тетя Веспасия послала за ней экипаж. Но мне нужно задать тебе несколько вопросов. Мне очень неловко, я понимаю, что сейчас не время, но ничего не могу поделать.

– Я понимаю. – Эмили не смогла совладать с эмоциями, и слезы ручьем потекли по ее щекам. – Господи, неужели ты думаешь, что я не понимаю!

Питт чувствовал у себя за спиной присутствие горничной, в любую минуту готовой ринуться на защиту хозяйки и выгнать его при любом намеке на угрозу Эмили, и за это Томас в глубине души был даже благодарен служанке.

– Эмили, Джордж был умышленно убит кем-то из тех, кто находится в доме. И ты понимаешь, что моя задача – найти убийцу.

Эмили смотрела на него широко раскрытыми глазами. Возможно, она уже отчасти начала понимать это или просто отбросила все остальные причины случившегося, но только теперь ощутила весь ужас ситуации.

– Значит, это кто-то из членов семьи или Джек Рэдли!

– Да, именно так. Конечно, не исключено, что подозрение может пасть и на кого-то из слуг, но подобное маловероятно.

– Не говори глупостей, Томас! С какой стати кто-то из слуг дяди Юстаса стал бы убивать Джорджа? Многие из них и узнали-то его не больше месяца назад. Да и к тому же зачем кому-то из слуг убивать здешних хозяев? Совершенная нелепость!

– В таком случае это кто-то из вас восьмерых, – подвел итог Питт, внимательно всматриваясь в ее лицо.

Эмили медленно выдохнула.

– Восьмерых? Томас! Но меня же ты не подозреваешь?! Ты не можешь…

Эмили так побледнела, что Питту показалось, что она вот-вот потеряет сознание и упадет на подушки.

Он крепко сжал ее руку.

– Нет, я не подозреваю тебя. Не подозреваю я и тетю Веспасию. Но я должен найти преступника, а для этого мне нужно узнать правду об очень многом.

Эмили промолчала. Питт слышал, как у него за спиной горничная тяжело вздыхает. В душе он был благодарен этой простой женщине – и Веспасии, за то, что она нашла такую хорошую служанку для Эмили.

– Мог ли Джек Рэдли предполагать, что ты можешь когда-нибудь выйти за него, если станешь свободной?

– Нет… – Ее голос сорвался, и она на несколько мгновений отвела глаза, но потом, снова глядя на Питта, сказала: – По крайней мере, не на основании того, что я когда-либо ему говорила. Я… я позволила немного поухаживать за собой… совсем немного. Вот и всё.

Питт понял, что она что-то скрывает, но нечто, по-видимому, не слишком существенное.

– Что-нибудь еще? – спросил он.

– Нет! – Эмили поняла, что он уже имеет в виду не только Джека Рэдли, но всех остальных. – Не знаю. Не представляю, кому и по какой причине могла прийти в голову мысль убить Джорджа. Может быть, это была трагическая случайность, Томас?

– Нет.

Она опустила голову и взглянула на руку, которую продолжал сжимать Питт.

– Может быть, целью был кто-то другой, не Джордж?

– Но кто? Кто-то еще, кроме него, начинает утро с чашки кофе?

– Нет, – прошептала Эмили едва слышно.

Дальше рассуждать не имело смысла, и она понимала это не хуже, чем он.

– А Уильям Марч? Мог бы он убить Джорджа из ревности, из-за его внимания к Сибилле?

– Не думаю, – честно призналась Эмили. – Не было никаких признаков того, что он вообще замечает его внимание к Сибилле, не говоря уже о том, что это могло его как-то задевать. Мне кажется, что Уильяма интересует только его живопись. Однако… – Она неожиданно сжала его руку. – Томас, могу поклясться, что вчера вечером я слышала, что Джордж и Сибилла спорили, и перед тем, как лечь спать, Джордж зашел ко мне и… – Несколько мгновений она боролась с эмоциями, пытаясь сохранить контроль над собой. – И он сказал мне, что у него с Сибиллой все кончено. Ну, конечно, не прямо, просто намекнул. В таком случае это было бы признанием того, что между ними что-то было. Но мы поняли друг друга.

– Он поссорился с Сибиллой?

– Да.

Не было смысла спрашивать ее, была ли названная ссора достаточно серьезной, чтобы повлечь за собой убийство. Эмили все равно не смогла бы ответить. И даже если бы ответила, ее слова вряд ли имели бы существенное значение.

Питт встал и отпустил ее руку.

– Если ты еще что-нибудь вспомнишь, пожалуйста, пошли за мной. Я должен знать все.

– Я понимаю. Я обязательно все расскажу.

Томас улыбнулся, пытаясь улыбкой сгладить остроту ситуации и перебросить хрупкий мостик через пропасть, отделяющую полицейского от обычного человека.

Эмили тяжело сглотнула, и утолки ее губ слегка приподнялись в некоем подобии улыбки.

Примерно через час дверь ее спальни открылась, и в комнату вошла Шарлотта. Она ничего не сказала, просто подошла и села на кровать, протянув руку к Эмили, затем обняла ее и позволила ей выплакаться, прижав к себе, немного покачиваясь и произнося старые слова утешения, знакомые ей с раннего детства.

Глава 6

Когда Эмили наконец откинулась на подушки, лицо ее было изможденным. Глаза опухли, под ними залегли темные круги, а волосы, обычно такие красивые, свисали тусклыми неопрятными прядями. Облик сестры значительно больше каких-либо слов и слез напомнил Шарлотте о реальности смерти и пробудил в ней настоящий страх. Люди слишком часто плачут по самым разным поводам. И Шарлотта начала с наиболее практической помощи, которая, как ей было известно, способна хотя бы немного исправить ситуацию. Она позвонила в колокольчик у кровати.

– Мне ничего не надо, – сказала Эмили голосом, лишенных всяких интонаций.

– Ты ошибаешься, – решительно возразила ей Шарлотта. – Тебе нужна чашка крепкого чая – так же, как, впрочем, и мне.

– Не надо. Мне станет плохо от чая.

– Не станет. Но если ты будешь и дальше плакать, тогда конечно. Думаю, что ты плакала достаточно. Теперь нам нужно кое-что сделать.

Слова Шарлотты вывели Эмили из себя. Пережитое ею потрясение и страх, соединившись, вырвались наружу. У Шарлотты вполне благополучная семейная жизнь, а то, что случилось с сестрой, для нее лишь очередное приключение. Она сидит на кровати с деловым спокойствием, написанным на ее лице. Эмили на миг возненавидела ее за это. Джорджа, холодного и бездыханного, вынесли из спальни всего час назад, а Шарлотта уже готова заниматься какими-то делами! Ей следовало бы пережить все то, что выпало на долю ее сестры.

– Моего мужа убили сегодня утром, – произнесла Эмили убитым голосом. – Если ты способна только на то, чтобы демонстрировать свое любопытство и чувство собственной значимости, то будет лучше, если ты вернешься домой, займешься своими делами и не станешь вмешиваться в чужую жизнь.

На мгновение у Шарлотты возникло ощущение, будто ей дали пощечину. Кровь прилила к лицу, глаза сверкнули гневом. Она не ответила сестре резкостью только потому, что не нашлась что сказать. Но она перевела дыхание и вспомнила, что пришлось пережить Эмили. Сестра была моложе ее. В Шарлотте вновь пробудилось чувство старшей сестры, усвоенное ею еще в детстве. Оно нахлынуло на нее потоком воспоминаний: Эмили, крошка Эмили, постоянно на несколько шагов отстающая от нее на пути к взрослению. Эмили всегда ей завидовала, восхищалась ею и отчаянно пыталась за ней угнаться, проявляя к ней примерно то же отношение, какое она сама проявляла к Саре.

– Кто убил Джорджа? – спросила Шарлотта.

– Я не знаю! – почти выкрикнула Эмили.

– В таком случае не думаешь ли ты, что нам следует как можно скорее выяснить, кто это сделал, пока убийца не навлек на тебя дополнительные подозрения?

У Эмили перехватило дыхание, лицо ее буквально посерело.

В следующее мгновение дверь распахнулась, и в комнату вошла Дигби. Увидев Шарлотту, она заметно напряглась. Но Шарлотта еще не забыла свои юные годы в родительском доме, когда у нее была собственная горничная, и привычка управляться с прислугой мгновенно вернулась к ней.

– Будьте так добры, принесите нам чаю, – сказала она Дигби. – И, наверное, что-нибудь сладкое.

– Я ничего не буду, – повторила Эмили.

– Зато я буду.

Шарлотта изобразила некое подобие улыбки и кивком головы отослала горничную, которая подчинилась без слов, однако было ясно, что о Шарлотте у нее сложилось отнюдь не благоприятное мнение.

Шарлотта повернулась лицом к Эмили.

– Ты хочешь, чтобы я еще раз тебе повторила, насколько глубоко я тебе сочувствую, до какой степени мне жаль тебя и как я потрясена случившимся?

Эмили обиженно посмотрела на нее.

– Нет, спасибо, в этом нет никакого смысла.

– В таком случае, по крайней мере, помоги мне узнать хотя бы часть правды, чтобы предотвратить еще одну трагедию. Если ты полагаешь, что человек, убивший Джорджа, остановится перед тем, чтобы бросить тень подозрений и на тебя, то глубоко заблуждаешься.

– Но я не убивала Джорджа, – прошептала Эмили.

Шарлотте пришлось приложить огромное усилие, чтобы сдержаться, настолько сильное, что у нее перехватило дыхание, а на глазах выступили слезы.

– Я знаю, – произнесла она с дрожью в голосе и закашлялась, чтобы скрыть свое волнение. – Но ты… ты кого-нибудь подозреваешь? Например, Сибиллу? Ведь они могли поссориться? Или ее муж… ты не говорила мне, как его зовут. Или, возможно, у нее был какой-нибудь другой любовник?

Шарлотта заметила, что гнев на лице Эмили уступил место сосредоточенному размышлению, затем вновь растерянности и печали и из глаз снова покатились слезы. Она терпеливо ждала, удерживая себя от желания заключить сестру в объятия. Эмили больше не нужно было сочувствие, ей нужна практическая помощь.

– Да, – наконец ответила Эмили, – они поссорились вчера вечером, как раз перед тем, как мы легли спать.

Она громко высморкалась, засунула носовой платок под подушку и потянулась за другим. Шарлотта протянула ей свой.

Дверь открылась, и вошла Дигби с подносом, на котором стоял фарфоровый чайный сервиз, тарелка со свежеиспеченными булочками, масло и клубничный джем. Она осторожно поставила поднос на стол и спросила:

– Мне разлить чай, мэм?

Шарлотта кивнула.

– Да, пожалуйста. И поищите где-нибудь носовые платки.

– Да, мэм.

С лица Дигби сошло напряженное выражение. Возможно, Шарлотта вовсе не так уж и плоха.

Шарлотта протянула Эмили чашку горячего чая, намазала маслом булочку, а сверху положила слой джема.

– Поешь, – посоветовала она. – Не слишком быстро. Хорошо прожевывай. Нам обеим еще понадобятся силы.

Эмили послушно взяла булочку.

– Его зовут Уильям, – сказала она, отвечая на вопрос сестры, как только Дигби вышла из комнаты. – И я не исключаю того, что он мог убить Джорджа. Но дело в том, что его совершенно не интересует Сибилла. Я даже не знаю, замечал ли он, насколько далеко зашли отношения Джорджа и его жены. Возможно, Сибилла всегда так себя ведет.

– А ты сама-то знаешь, насколько далеко зашли их отношения?

Шарлотте очень не хотелось задавать этот вопрос, но, если на него не ответить сразу, он мрачной тенью будет нависать над всей остальной их беседой.

Какое-то мгновение Эмили колебалась.

– Я догадываюсь. Но между ними все было кончено. Он зашел ко мне в комнату перед тем, как лечь спать, и мы с ним побеседовали. – Она тяжело и судорожно вздохнула, но на сей раз сумела сохранить самообладание. – У нас все было бы хорошо, если бы… если бы его не убили.

– Значит, это могла сделать Сибилла. – Слова Шарлотты прозвучали не как предположение, а как констатация очевидного факта. – Ты думаешь, она на такое способна? Неужели в ней достаточно тщеславия и ненависти для подобного поступка?

Глаза Эмили удивленно расширились.

– Я не знаю.

– Не строй из себя дурочку! Она пыталась отнять у тебя Джорджа! Ты должна знать о ней все, что только можно. Подумай, Эмили.

Тягостное молчание затянулось на несколько минут. Эмили, к собственному изумлению, выпила чай и съела две булочки.

– Не знаю, – сказала она наконец. – В самом деле не знаю. Я даже не могу с уверенностью ответить на вопрос, любила она его или просто развлекалась, находя удовольствие в его внимании, в его ухаживаниях. Вполне возможно, что на месте Джорджа мог быть абсолютно любой другой мужчина.

Шарлотта была разочарована, но поняла, что Эмили от нее ничего не скрывает. На какое-то время она решила оставить эту тему.

– Скажи, кто еще, по-твоему, может быть причастен к случившемуся?

– Никто, – тихо ответила Эмили. – В том, что произошло, нет никакого смысла.

Она подняла голову и широко открытыми глазами посмотрела на сестру. Ее страдания были слишком сильны, чтобы она могла что-то анализировать.

Шарлотта протянула руку и нежно коснулась Эмили.

– Хорошо. Я сама подумаю.

Она взяла еще одну булочку и стала задумчиво жевать ее. Эмили выпрямилась и, закутавшись в шаль, приняла напряженную позу. Создавалось впечатление, что она ожидает какого-то удара и готовится его отразить.

– Я в самом деле не знаю, какие чувства Джордж испытывал по отношению к Сибилле. – Она опустила глаза и посмотрела на расшитую кружевами кайму шали. – Кстати, я совсем не уверена в том, что правильно понимала его чувства по отношению ко мне еще до того, как мы прибыли сюда. Возможно, я не так уж и хорошо его знаю. Смешно, но, когда я вспоминаю о том, как мы жили на Кейтер-стрит, и все, что там произошло, мне кажется, будто я думала тогда, что сама ни за что не совершила бы все те ошибки, что совершали Сара или мама. Ошибки, которые возникают из-за того, что многое воспринимается как нечто само собой разумеющееся. Предполагается, что ты знаешь человека только потому, что он живет с тобой в одном доме и даже спит в одной постели, прикасается к тебе… – Мгновение она колебалась, пытаясь совладать с собой. – Считать, что ты знаешь его, понимаешь. Но, наверное, именно так и было. Я слишком многое в отношениях с Джорджем принимала за само собой разумеющееся – и, по всей видимости, ошибалась.

Она опустила глаза и сделала паузу.

Шарлотта понимала, что Эмили ждет от нее возражений, которым – если бы они были высказаны – она все равно бы не поверила.

– Мы никого не знаем до конца, – вместо возражений заметила она. – Да и не должны. Ведь такое знание было бы неоправданным вторжением в личную жизнь другого человека. И, кроме того, иногда оно может быть опасным и разрушительным. Или обременительным и ненужным. Долго было бы возможно сохранять любовь к человеку, если бы мы могли видеть его насквозь, замечая в его душе все самое сокровенное? В человеке должна оставаться некая тайна. – Она нежно взяла сестру за руку. – Мне бы очень не хотелось, чтобы Томас знал все, что я думаю или делаю, отдельные проявления моей слабости или эгоизма. Я лучше сама с ними справлюсь, а потом забуду. Я бы не смогла этого сделать, если бы ему все было известно. В минуты дурного настроения я постоянно задавалась бы вопросом, помнит ли он. Ему было бы не так-то легко простить меня, если бы он знал кое-какие из моих мыслей. С людьми связано много такого, чего лучше не знать, так как, если тебе становится это известно, оно потом всю жизнь будет тревожить тебя.

Эмили подняла глаза на сестру, в них читался гнев и возмущение.

– Ты, по-видимому, считаешь, что я флиртовала с Джеком Рэдли и подавала ему какие-то надежды!

– Эмили, я и услышала-то о нем совсем недавно. – Шарлотта прямо посмотрела в глаза сестре. – Ты винишь себя или потому, что Томас что-то тебе сказал, или потому, что ожидала, что он это скажет. Но, может быть в этом есть какая-то доля истины.

– Какая же ты чертовски правильная! – Эмили снова охватил гнев, и она вырвала свою руку из рук Шарлотты. – Делаешь вид, будто никогда ни с кем в жизни не заигрывала! А генерал Баллантайн? Ты ведь лгала ему, чтобы заняться собственным расследованием. А ведь он обожал тебя! Ты воспользовалась им! В отличие от тебя, я никогда так с людьми не поступала!

Шарлотта вспыхнула при упоминании об этом, однако времени не было ни на самооправдания, ни на самобичевания и тем более на объяснения. Да и какие могли быть объяснения! Обвинение Эмили было совершенно справедливым. Гнев сестры задевал ее, но Шарлотта понимала, что, хотя ее уязвленное самолюбие требует нанести ответный удар, это будет несправедливо и ничем не поможет в решении их проблемы. Однако еще более значимым и тягостным для Шарлотты было ощущение того, что Эмили пережила утрату более тяжелую, чем все то, что когда-либо приходилось переживать ей самой. Иногда, когда Томас преследовал бандитов по темным переулкам трущоб, Шарлотта страшно боялась за него. Порой ей даже становилось дурно. Но все до сих пор заканчивалось благополучно, и она успокаивалась в объятиях Томаса с убеждением, что, по крайней мере, до следующего раза ее страхи можно воспринимать как мираж, ночной кошмар, рассеявшийся с приходом светлого дня. Для Эмили такого пробуждения больше никогда не будет.

– Некоторые люди невероятно самонадеянны, – сказала она вслух. – Мог ли мистер Рэдли вообразить, что ты способна предложить ему нечто большее, чем просто дружбу?

– Нет, если только он не полный идиот, – ответила Эмили уже с меньшей резкостью, чем прежде. Она, по-видимому, хотела добавить что-то еще, но потом передумала.

– В таком случае у нас остаются Уильям и Сибилла и, возможно, кто-то еще из домашних, о мотивах которых нам остается только догадываться.

Эмили тяжело вздохнула.

– В случившемся нет никакого смысла. Мотивом должно быть нечто чрезвычайно важное и… вероятно, нечто столь же отвратительное, о чем мне, конечно же, ничего не известно. Нечто такое, что я даже не могу представить себе. И у меня возникает вопрос: что в моей казавшейся такой безопасной и приятной жизни было основано на какой-то чудовищной лжи?