Текст книги "Натюрморт из Кардингтон-кресент"

Автор книги: Энн Перри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 22 страниц)

Летти еще больше покраснела.

– О, нет, просто так, мэм. Всего лишь… глупые мысли.

Она отвернулась и начала возиться с платьем, которое Шарлотта собиралась надеть, делая вид, будто стряхивает с него воображаемые пылинки.

Шарлотта узнала от Дигби, что Эмили все еще спит. Вечером она приняла лауданум и ночью не просыпалась. Даже крики Сибиллы и хождение обитателей дома взад-вперед по лестнице не смогли ее разбудить.

Шарлотта думала, что тетя Веспасия прикажет принести ей завтрак наверх в спальню, но встретила ее на лестнице. Пожилая леди была бледна, глаза у нее ввалились, но она крепко держалась за перила, высоко подняв голову и распрямив плечи.

– Доброе утро, дорогая, – Веспасия приветствовала Шарлотту вполне спокойным голосом.

– Доброе утро, тетя Веспасия.

Шарлотта намеревалась проследовать в комнату Сибиллы и, если та спит, разбудить ее и расспросить о случившемся прошедшей ночью. Она бы без труда нашла какой-нибудь предлог. Но Веспасия казалась такой слабой, такой хрупкой, что Шарлотта инстинктивно предложила ей руку. Всего неделю назад подобный жест просто не мог бы прийти ей в голову. Веспасия приняла помощь Шарлотты с едва заметной улыбкой.

– С Сибиллой нет смысла говорить, – сухо заметила она, когда две женщины спускались по лестнице. – Если она намеревалась в чем-то признаться, то сделала бы это ночью. В Сибилле очень много такого, чего я не понимаю.

Шарлотта решила озвучить ту мысль, которая вызывала у нее больше всего беспокойства.

– Нам нужно постараться скрыть происшедшее от Эмили. Я бы с удовольствием сама придушила бы Джека Рэдли. Каким же низким он оказался!

– Признаюсь, что я тоже несколько разочарована, – согласилась Веспасия, сокрушенно покачав головой. – Мне он уже начинал нравиться. Да, ты права, все это крайне низко.

Завтрак начался необычно: на нем отсутствовал Юстас. Все окна были закрыты, серебряные тарелки в буфетах не тронуты. Мистер Марч распорядился, чтобы завтрак принесли ему в кабинет. Отсутствовал и Джек Рэдли. Вероятно, ему стыдно встречаться с домочадцами, решила Шарлотта. Тем не менее она была страшно разочарована, ей очень хотелось продемонстрировать этому наглецу свое презрение.

В двенадцатом часу она вошла в гостиную, чтобы взять немного писчей бумаги, и обнаружила там Юстаса. Тот сидел за столом, перед ним стояла открытая серебряная чернильница; в руке он держал ручку, однако лист бумаги на столе был девственно чист. Юстас обернулся при звуке ее шагов, и Шарлотта с изумлением увидела, что его правый глаз распух от огромного синяка, а вся правая сторона лица страшно расцарапана. Она была настолько потрясена, что даже не нашлась что сказать.

– Э-э-э… – Юстас тоже выглядел крайне смущенным. – Доброе утро, миссис Питт. Я… э-э-э… я, знаете ли, тут немного пострадал. Упал.

– О боже! – воскликнула она. – Надеюсь, вы не очень сильно ушиблись. За доктором уже послали?

Ее слова звучали искусственно и глупо.

– В этом нет никакой необходимости. Все в полном порядке. – Юстас закрыл чернильницу и встал, морщась от боли в левой ноге.

– Вы уверены? – спросила Шарлотта с деланой озабоченностью.

В данный момент над всеми ее прочими чувствами возобладало любопытство. Когда же с ним произошел этот загадочный несчастный случай? Чтобы получить подобные ушибы, он, по меньшей мере, должен был скатиться с лестницы.

– Крайне неприятный случай, – добавила она поспешно.

– Да-да, вы очень добры, – пробормотал Юстас, смерил Шарлотту оценивающим взглядом, затем, как будто вспомнив о чем-то более важном, заковылял по направлению к двери и вышел в коридор.

За обедом Шарлотта стала свидетельницей того, что чрезвычайно удивило ее и помимо воли заставило изменить мнение о Юстасе в лучшую сторону.

Джек Рэдли спустился к столу, поглаживая разбитую правую руку, и с рассеченной и распухшей губой. Никаких объяснений он не дал, и никто не стал его расспрашивать. Шарлотта сделала вывод, что Юстас встретился с ним рано утром и хорошенько поколотил за недостойное поведение в комнате Сибиллы. Подобное поведение мистера Марча вызвало у нее искреннее восхищение. Как ни странно, сама Сибилла беседовала с Джеком вежливо и даже любезно, хотя в разговоре между ними сохранялось напряжение. Напряжение было заметно даже в ее позе. Говорила она мало и рассеянно, ее мысли были явно заняты чем-то другим. Возможно, она тоже испытывала некое чувство вины. Не исключено, что Сибилла когда-то намекнула молодому человеку, что он может рассчитывать на ее расположение.

Шарлотта собиралась вести себя так, словно ничего не случилось, – в основном потому, что не хотела, чтобы Эмили что-нибудь узнала. По крайней мере, пока. Время потерпит до того, как она вернется домой и больше не будет видеться с Джеком Рэдли. А на данный момент пусть верит в несчастный случай.

Эмили ничего не знала о странном происшествии, случившемся ночью. Сразу после полудня она пришла в маленькую гостиную рядом со столовой и, сидя там, любовалась солнечными бликами на листьях растений в оранжерее. Она увидела Уильяма, который проследовал к себе в мастерскую. Он посмотрел на нее мрачным, исполненным внутренней боли взглядом. Эмили испытала сострадание к этому, видимо, глубоко несчастному человеку. Тэсси с молодым священником отправилась заниматься делами милосердия – посещать больных. Ее бабушка твердила, что это пустая трата времени. В сложившихся в семье обстоятельствах девушку вполне могли бы оставить в покое. Однако Тэсси настояла на своем. В жизни есть определенные обязательства, заявила она, которыми никогда нельзя пренебрегать. Все аргументы миссис Марч она оставила без внимания. Юстаса рядом не оказалось, и в кои-то веки старая леди проиграла спор – поддержать ее было некому. Она удалилась в свой будуар, недовольно брюзжа.

Шарлотта пошла к тете Веспасии, оставив Эмили одну. Молодая вдова не могла заниматься никакими обычными женскими делами: рисованием, вышиванием, музицированием. Она написала все письма, которые требовались, а наносить визиты в такое время было невозможно ввиду светских условностей.

Поэтому в тот момент, когда в гостиную, прихрамывая, вошел Юстас, она не занималась ничем. Но как только он повернулся и заговорил с ней, она заметила ужасный лилового цвета синяк под глазом, который почти закрылся и, скорее всего, сильно болел.

– О боже! – ахнула Эмили. От ужаса у нее перехватило дыхание. – Что с вами случилось? Вы в порядке?

Она, не задумываясь, поднялась с кресла, как будто и в самом деле могла ему чем-то помочь.

Юстас неловко улыбнулся.

– Я просто споткнулся и упал, – сказал он, стараясь не встречаться с ней взглядом. – В темноте. Вам не стоит беспокоиться. Уильям, наверное, там, у себя, – он махнул рукой в сторону оранжереи, – возится со своими чертовыми красками. Он и на пять минут не желает их забыть. А ведь при таком горе в семье он мог бы кое в чем и помочь… Но он всегда от всех обязанностей отмахивается.

Юстас повернулся, поморщившись от боли в ноге, и направился ко входу в оранжерею, оставив Эмили в недоуменном молчании. Она снова села в кресло, еще более остро ощутив свое одиночество. Однако через несколько минут до нее донеслись голоса, неразборчивые из-за расстояния, листвы множества растений и тяжелых занавесей между дверями. Тем не менее было ясно, что в оранжерее между отцом и сыном идет ожесточенный спор, в котором слышна застарелая ненависть.

– Если бы ты, черт тебя возьми, был… там, где должен быть, ты бы знал! – Голос принадлежал Юстасу. Ответ Уильяма Эмили не расслышала.

– …думал, что ты к этому привык! – крикнул Юстас.

– Твои мысли мы все знаем!..

На сей раз ответ Уильяма прозвучал совершенно отчетливо, в нем слышалось нескрываемое отвращение.

– …воображение… никогда не было необходимости… твоей матери!

Возражение Юстаса донеслось до слуха Эмили обрывками через завесу листвы.

– …мама… ради бога! – Со стороны Уильяма это был настоящий взрыв негодования.

Эмили встала. Ее невольное вторжение в слишком интимную семейную ситуацию становилось тягостным для нее самой. Она подумала о том, как ей следует поступить: выйти из гостиной через столовую, пройти через другую часть дома или же все-таки набраться смелости прервать ссору отца и сына и хотя бы на какое-то время прекратить ее. Она направилась было к оранжерее, но затем повернула к столовой и была поражена, увидев на пороге Сибиллу. В первый раз с того времени, когда Сибилла приехала в Кардингтон-кресент, выражение тяжелых душевных страданий на ее лице вызвало в Эмили немыслимое ранее сострадание, которое возобладало над застарелой ненавистью.

– Как ты смеешь! Я не… – Голос Уильяма снова звучал громко и выдавал до предела накаленные эмоции.

Сибилла практически пробежала по всей гостиной. Зацепившись юбками за спинку кресла, она в спешке чуть было не разорвала их. Через мгновение женщина исчезла в оранжерее. Она бежала, не обращая внимания на хрупкие цветы вокруг нее, соскальзывая с дорожки на влажную глину. Еще через несколько секунд голоса за густыми зарослями неожиданно умолкли, и наступила полная тишина. Эмили глубоко вздохнула, внутри у нее все сжалось. После короткой паузы она проследовала к столовой. Ей не хотелось встречаться ни с кем из этих людей, когда они будут выходить из оранжереи. Она сделает вид, будто ничего не слышала.

В главном коридоре Эмили столкнулась с Джеком Рэдли. У него распухла губа, и на ней виднелась полоска запекшейся крови. Левую руку он держал осторожно и как-то неуклюже. Джек улыбнулся Эмили, но улыбка получилась вымученной, так как он тут же непроизвольно сморщился от боли.

– Полагаю, вы тоже споткнулись в темноте? – осведомилась она ледяным тоном и сразу же пожалела о сказанном. Ей лучше было бы пройти мимо, сделав вид, что она его не заметила.

Рэдли облизал губу и поднес к ней руку, но в его взгляде, устремленном на Эмили, была та же нежность, что и прежде.

– Значит, он так все объяснил? – пробормотал Джек. – Но это неправда. Мы сильно поссорились с Юстасом. И я ударил его, а он дал мне сдачи.

– Ну, разумеется, – отозвалась Эмили, но без того презрения в голосе, на которое рассчитывала. – Я удивлена, что вы все еще остаетесь здесь.

Она прошла мимо него по направлению к лестнице, но Джек опередил ее и встал у нее на дороге.

– Если вы хотите, чтобы я объяснился, то я не смогу оправдать ваших ожиданий. Это дело вас не касается, – произнес он резко, почти грубо. – Я не нарушаю обещаний, даже ради вас. Но признаю, что от вас я меньше всего ожидал поспешных выводов.

Эмили стало стыдно.

– Простите, – сказала она. – Мне самой много раз хотелось ударить Юстаса. Наверное, вы просто не смогли удержаться.

Джек широко улыбнулся, не обращая внимания на то, что кровь из рассеченной губы пачкает ему зубы.

– Эмили… – начал он.

– Да? – И когда он ничего не ответил, добавила: – У вас кровь на лице. Вам надо ее смыть. И чем-то прижечь, иначе рана снова будет кровоточить.

– Я знаю. – Рэдли нежно коснулся ее руки. Она почувствовала теплоту его прикосновения сквозь муслин платья. – Эмили, прошу вас, сохраняйте мужество. Мы найдем того, кто убил Джорджа. Обещаю вам.

Внезапно она почувствовала сильную боль в горле, в нем как будто застрял комок. Только сейчас Эмили поняла, насколько она напугана. Она была готова разрыдаться. Ей ведь никто не может по-настоящему помочь, даже Томас.

– Да, конечно, – хрипло произнесла Эмили, отстраняясь от него. Она чувствовала себя крайне неловко. Ей не хотелось, чтобы Джек заметил ее слабость, но больше всего Эмили боялась, что он поймет, какое сильное расположение к нему она испытывает, несмотря на сохраняющееся недоверие. – Спасибо за вашу поддержку. Я не сомневаюсь в ее искренности.

Эмили поспешно зашагала вверх по лестнице, а Рэдли остался стоять в коридоре, глядя ей вслед. Она даже не оглянулась на него.

Глава 9

Эмили спалось плохо. Ночь была полна отвратительных кошмаров: ей снилась забрызганная кровью одежда, грохот крышки гроба Джорджа, розовое лицо викария, который беззвучно, как рыба, то открывал, то закрывал рот. Стоило ей проснуться, как перед ее глазами тотчас возникал Джек Рэдли, который сидел на табуретке в детской и смотрел на нее. Солнце золотило ему волосы, а его глаза были полны понимания. Ей моментально стало понятно, что он виновен и что бежать ей некуда. После чего она тотчас просыпалась, вся в холодной поту, и смотрела в черную пустоту потолка.

Когда же Эмили засыпала вновь, ее тотчас начинали одолевать еще худшие кошмары; они незаметно перетекали друг в друга, распухая и лопаясь, затем отступая и исчезая. В них всегда присутствовали лица. Например, довольное лицо Юстаса. Вот он с улыбкой смотрит на нее своими круглыми глазами, которые все замечали, но ничего в них не понимали. Ему было все равно, убила Джорджа она или же кто-то другой; главное, чтобы вина пала на нее, а имя Марчей при этом осталось незапятнанным. Или лицо Тэсси, которой, наоборот, хотелось знать все. Или старой миссис Марч, чьи глаза напоминали стеклянные шарики. Ослепленная злобой, она пронзительно кричала не переставая. Или Уильям с кистью в руке, или Джек Рэдли, с солнечным нимбом над головой и довольной улыбкой; он радуется тому, что Эмили убила мужа из-за любви к нему, из-за всего одного поцелуя в оранжерее.

Проснувшись, Эмили лежала, глядя, как по потолку медленно ползет свет. Сколько же времени ей осталось ждать, прежде чем Томас арестует ее? Секунды убегали прочь, унося с собой ее жизнь, частичка за частичкой, а она все лежала в постели, в одиночестве, никому не нужная.

Интересно, что привело Сибиллу в такой ужас? Что заставило ее сбросить с себя маску и показать всю свою ненависть, причем дважды – первый раз за обедом два дня назад, а затем снова, в гостиной, когда она услышала ссору в оранжерее?.. Не в силах больше выносить эти муки, Эмили встала с кровати. Уже давно рассвело, и ей было видно, куда она идет. Набросив на ночную сорочку шаль, молодая женщина на цыпочках прошла к двери. Нужно непременно у нее спросить! Сейчас она войдет в комнату к Сибилле, пока та одна и не сможет вежливо уклониться от разговора, сославшись на срочные Дела. Прервать их беседу тоже никто не сможет.

Осторожно придержав язычок замка, чтобы тот со щелчком не стал на место, Эмили медленно открыла дверь. В коридоре было тихо. Она быстро бросила взгляд в обе стороны. В окна, ложась пятнами на обои с бамбуковым орнаментом, проникал сероватый свет. Ваза с цветами как будто светилась желтым. Никого. Пусто.

Эмили вышла из спальни и быстро зашагала к комнате, в которой, как ей было известно, спала Сибилла. Она точно знала, что сейчас ей скажет.

Она признается Сибилле, что видела выражение ее лица, и кого бы та ни жалела, кому бы ни хотела сохранить верность, если она не скажет Эмили, в чем причина столь глубокой ненависти к ее персоне, то она отправится к инспектору Питту, и пусть он тогда сам выясняет, в чем дело. Исполненная ярости, с которой она покинула комнату прошлым вечером, Эмили была готова на все. Увы, было поздно принимать в расчет чьи-то чувства, пытаться сохранить приличия.

Поймав себя на том, что вся дрожит, Эмили взялась за дверную ручку комнаты Сибиллы и медленно повернула. Вдруг та окажется заперта и ей придется снова ждать целый день? Пожалуй, она сможет отложить неизбежные ответы на несколько часов. Но нет, ручка повернулась легко, без всяких усилий. Ну, конечно же'. С какой стати запирать двери в доме, как этот? Ведь это значило бы, что для того, чтобы впустить горничную, нужно встать с постели. Кому захочется это делать? Ведь горничные для того и нужны, чтобы вам самим не нужно было вставать, чтобы отдернуть шторы или набрать кувшин воды. Ведь если вам нужно с какой-то целью подняться из теплой, мягкой постели, то какой смысл во всей этой окружающей вас роскоши?

Так что Сибилла была у себя. Уже почти полностью рассвело. Окно ее комнаты выходило на восток, и занавески казались расшитыми золотом. Сибилла успела проснуться и сидела, прислонившись к резному шесту балдахина, лицом к окну. Ее густые черные волосы были распущены, ниспадая на спину и обрамляя лицо. Эмили на мгновение подумала, как это, однако, странно – распускать полосы по плечам.

– Сибилла, – негромко произнесла она. – Извините, я не хотела вторгаться к вам без спроса, но нам срочно нужно поговорить. Полагаю, вам известно, кто убил Джорджа, и…

Она подошла почти к самой кровати и теперь смогла рассмотреть Сибиллу. Прислонившись спиной к столбику балдахина, та сидела в какой-то странной позе, слегка склонив голову, как будто задремала сидя. Эмили обошла кровать и наклонилась ближе. И тогда увидела лицо Сибиллы. От ужаса у нее перехватило дыхание, сердце на миг остановилось.

Сибилла смотрела на нее незрячими, выпученными глазами. Лицо ее распухло, рот открыт, язык вывалился наружу, черные волосы обмотаны вокруг шеи, затем вокруг столбика и завязаны узлом. Эмили открыла было рог, чтобы закричать, но с губ ее не сорвалось даже негромкого писка – мешал застрявший в горле ком. Она поймала себя на том, что стоит, зажав кулаками рот, и на костяшках пальцев, там, где она укусила их, выступила кровь. Лишь бы не упасть в обморок! Нужно скорее позвать на помощь. Скорее, давай, уходи отсюда, зови остальных!..

Ее била такая сильная дрожь, что ноги поначалу ее не слушались. Эмили больно зацепилась ногой за угол кровати и, покачнувшись, схватилась за спинку кресла, чтобы не упасть. При этом она едва не повалила кресло. Нет-нет, сейчас не до обмороков, сюда вполне может кто-то прийти и застать ее здесь. Ее и так все винят в смерти Джорджа. Обвинят и в этой смерти.

Увы, дверная ручка отказывалась повиноваться ей, хотя она повернула ее уже дважды. Наконец потными пальцами Эмили кое-как повернула злосчастную ручку и едва не вывалилась в коридор.

Слава богу, здесь было пусто. Никаких горничных, спешивших по утренним делам, чистить каминные решетки или подавать в столовую завтрак. Едва ли не бегом Эмили проделала путь до комнаты Шарлотты и, даже не постучав, взялась за ручку и распахнула дверь.

– Шарлотта, скорее просыпайся! Просыпайся и послушай меня! Сибилла мертва!

Она едва различила в постели силуэт сестры. Лишь волосы, темным облаком разметавшиеся по белоснежной подушке.

– Шарлотта! – крикнула она, слыша в своем голосе истеричные нотки, но ничего не могла с этим поделать. – Шарлотта!

Сестра присела в кровати, и предрассветную тишину нарушил ее шепот:

– В чем дело, Эмили? Ты больна?

– Нет, нет, – Эмили жадно глотала ртом воздух. – Сибилла мертва. Мне кажется, ее убили. Я только что обнаружила Сибиллу… в ее комнате, задушенную собственными волосами.

Шарлотта бросила взгляд на часы на прикроватном столике.

– Эмили, сейчас двадцать минут шестого. Ты уверена, что тебе не привиделся кошмар?

– Уверена! О боже, неужели меня обвинят в том, что это я убила ее! – воскликнула Эмили и из последних сил попыталась собрать в кулак всю свою волю.

Увы, как она ни старалась, тело ее начала сотрясать дрожь, и она, разрыдавшись, повалилась на постель в ногах кровати. Шарлотта встала и, подойдя к ней, обняла за плечи и стала укачивать, как ребенка.

– Что случилось? – негромко спросила она, стараясь говорить как можно спокойнее. – Скажи, что тебе понадобилось в комнате Сибиллы, причем в такую рань?

Эмили была понятна озабоченность сестры, но она решила не поддаваться душевным терзаниям и страху. Ей могут помочь лишь здравые рассуждения, и ничто другое. И она попыталась выбросить из головы всю злость и сосредоточиться лишь на самом важном.

– Позапрошлым вечером я обратила внимание на ее лицо. На какой-то миг на нем читалась такая ненависть, когда она повернулась к Юстасу, что я решила узнать у нее почему. Что ей о нем известно? Неужели она боялась, что он что-то замыслил? Шарлотта! Все они убеждены, что это я убила Джорджа! И сделают все для того, чтобы Томас был вынужден арестовать меня. Так что я должна выяснить, кто это сделал, и тем самым спасти себя.

Несколько секунд Шарлотта молчала, затем медленно поднялась с места.

– Я лучше пойду проверю, и если ты права, то разбужу тетю Веспасию. А еще нужно будет вновь вызвать полицию. – С этими словами она набросила на плечи шаль и завернулась в нее, едва слышно прошептав: – Бедный Уильям.

Шарлотта ушла, а Эмили осталась лежать, свернувшись в комок, в ногах кровати. Она попробовала думать, надеясь распознать в случившемся какую-нибудь закономерность, но, увы, наверное, еще рано. Ее всю трясло – не от холода, потому что воздух в комнате был теплым. Холод царил внутри ее, где также поселилась и тьма. Кем бы ни был убийца Джорджа, теперь этот человек убил Сибиллу, причем, вне всяких сомнений, потому, что та знала, кто он такой. Или она.

Интересно, это имеет какое-то отношение к Юстасу и Тэсси? Или только к Юстасу? Или же не к нему, а к Джеку Рэдли?

В следующий миг дверь открылась, и в комнату вошла Шарлотта. В сером утреннем свете, сочившемся в окно, ее лицо казалось бледным, как мел. Руки ее дрожали.

– Действительно мертва, – с трудом выдавила она. – Оставайся здесь и закрой за мной дверь. Я пойду разбужу тетю Веспасию.

– Погоди! – крикнула ей Эмили, вставая, и тотчас потеряла равновесие. Ноги ее были как ватные, колени подкашивались. – Я тоже с тобой. Я не хочу оставаться здесь одна. И тебя не пущу ходить по дому в одиночку.

Эмили вновь попыталась встать, и на этот раз тело послушалось ее. Не проронив ни слова, они с Шарлоттой плечом к плечу зашагали по коридору, еле слышно ступая по толстому ковру. Жардиньерка с папоротником, в высоту едва ли не с дерево, отбрасывала на обои тени, похожие на осьминогов.

Сестры одновременно постучали в дверь Веспасии и прислушались. Ответа не последовало. Тогда Шарлотта постучала вновь и на всякий случай повернула дверную ручку.

Дверь оказалась не заперта. Шарлотта распахнула ее, и они обе скользнули внутрь, после чего вновь закрыли за собой дверь.

– Тетя Веспасия! – позвала Шарлотта.

В этой комнате было темнее – наверное, потому, что шторы здесь были плотные. Но даже в полумраке они увидели кровать, а на подушке – голову тети Веспасии. Седые волосы были собраны в мягкий узел. Какая она все-таки старенькая, подумала Эмили.

– Тетя Веспасия, – еще раз окликнула ее Шарлотта.

Леди Камминг-Гульд открыла глаза. Тогда Шарлотта шагнула ближе к занавешенному окну, чтобы быть ближе к свету.

– Шарлотта? – Веспасия приподнялась в кровати. – В чем дело? Кто это с вами? Эмили? – в ее голосе послышались тревожные нотки. – Что случилось?

– Эмили кое-что вспомнила, а именно выражение на лице Сибиллы позавчера за ужином, – начала Шарлотта. – Она подумала, что если поймет, что это было, это ей кое-что объяснит. И она пошла, чтобы спросить Сибиллу.

– В такую рань? – Веспасия выпрямилась в кровати. – И как, это что-то ей объяснило? Скажи, Эмили, ты выяснила, что хотела? Что сказала тебе Сибилла?

Шарлотта закрыла глаза и сжала кулаки.

– Ничего. Она мертва. Задушена собственными волосами. Кто-то закрутил их вокруг столбика балдахина. Не знаю, может, она сделала это сама, а может, кто-то другой. Сказать точно не могу. Надо будет вызвать Томаса.

Все так же сидя в кровати, Веспасия внимательно слушала ее, не проронив ни слова. Шарлотта стояла ни жива ни мертва от страха, но затем Веспасия подняла руку и трижды дернула за шнурок колокольчика.

– Дайте мне мою шаль, – попросила она.

Шарлотта выполнила ее просьбу. Опершись на руку Шарлотты, которую та протянула ей для опоры, Веспасия неуклюже слезла с кровати.

– Нам стоит замкнуть дверь. Не хотелось бы никого впускать внутрь. И еще, я считаю, нужно поставить в известность Юстаса, – она сделала глубокий вдох. – И Уильяма. Как вы думаете, в такую рань Томас будет дома? Отлично. В таком случае поскорее напишите ему записку и отправьте лакея, чтобы тот привел его и констебля.

Неожиданно в дверь постучали. Все трое испуганно вздрогнули. Однако не успел кто-то из них откликнуться на стук, как дверь открылась сама и в комнату вошла растрепанная и испуганная Дигби. Увидев, что с Веспасией все в порядке, она успокоилась, и ее испуг сменился озабоченностью. Убрав с лица растрепанные волосы, она приготовилась рассердиться.

– Слушаю вас, мэм. Что-то случилось? – осторожно спросила служанка.

– Мне чаю, Дигби, – ответила Веспасия, изо всех сил стараясь сохранить чувство собственного достоинства. – Я бы хотела выпить немного чая. Принеси нам его на всех. И для себя тоже. И как только поставишь чайник на плиту, разбуди кого-нибудь из лакеев и вели, чтобы он вставал.

Дигби строго и вместе с тем удивленно посмотрела на хозяйку. И тогда та была вынуждена прояснить ситуацию.

– Молодая миссис Марч мертва. Так что лучше разбудить двух лакеев. Одного, чтобы послать за доктором.

– Доктору можно позвонить по телефону, мэм, – возразила Дигби.

– Ах, да. Как я о нем позабыла… Просто я еще не привыкла ко всем этим новомодным штучкам. Думаю, у Тревеса есть телефон.

– Да, мэм.

– В таком случае разбуди одного лакея и отправь его за мистером Питтом. Я уверена, что уж у него телефона точно нет. И не забудь про чай.

Следующие несколько часов прошли как в лихорадочном сне – этакое необычное сочетание гротеска и самой заурядной обыденности. Ну как, скажите на милость, столовая, где был подан завтрак, могла выглядеть так, как и всегда – окна распахнуты настежь, а блюда на серванте ломиться от снеди? Тем временем Питт уже оказался наверху. Вместе с доктором Тревесом он склонился над мертвой Сибиллой, удушенной собственными волосами, и пытался решить, сама ли она наложила на себя руки, или же кто-то прокрался в комнату и затянул эти роковые узлы. Шарлотте не давал покоя вопрос, не потому ли накануне к ней вломился Джек Рэдли, а вовсе не потому, что был в нее влюблен? Просто она проснулась слишком рано и подняла тревогу. Шарлотта была уверена, что точно такая же мысль пришла в голову и Веспасии.

Когда они, наконец, сели завтракать, был одиннадцатый час и все уже сидели за столом. Даже Уильям, посеревший и осунувшийся, с трясущимися руками, и тот предпочел шумное общество одиночеству своей комнаты через стенку с комнатой Сибиллы.

Эмили сидела как статуя. Ее подташнивало, на пищу было противно смотреть: стоит съесть хотя бы кусочек, и тот моментально попросится обратно. Небольшими глотками она отпивала горячий чай. Он обжигал ей язык, с трудом проникая дальше, в сдавленное волнением горло. Постукивание чашек и блюдец, обрывки фраз – весь этот пустой, ненужный шум раздражал, выводил из себя… и пугал. С таким же успехом это мог быть грохот колес по дороге или гоготанье гусей.

Шарлотта не стала отказываться от еды, зная, что силы ей еще понадобятся, однако и яичница, и тонкие ломтики бекона превращались у нее во рту в липкую, холодную субстанцию. Солнечные лучи играли бликами на столовом серебре и стенках стаканов. Позвякивание столовых приборов стало громче, стоило Юстасу вступить в сражение с жареной рыбой и картошкой. Но даже ему принесло это мало радости. Скатерть была такой белоснежной, что тотчас вспоминались голые, заснеженные поля и мертвая, промерзшая земля под ними.

Нет, это просто смехотворно. Эмили почти окаменела от страха, превратилась в глыбу льда. Она должна заставить себя прислушаться к их разговорам, заставить мозг думать, реагировать, анализировать. Потому что разгадка кроется здесь; главное – сбросить с себя пелену тумана и увидеть ее. Потому что это наверняка что-то хорошо знакомое, ведь ей и раньше доводилось иметь дело с убийствами. Это либо боль, либо страх, которые в конечном итоге выливались в насилие. Ну почему она, будучи всего в двух шагах от разгадки, до сих пор не может обнаружить ее?

Эмили обвела глазами сидевших за столом, на мгновение задержав взгляд на каждом. Старая миссис Марч. Сидит, поджав губы, руки рядом с тарелкой сжаты в кулаки. Не иначе как молча возмущается несправедливостью судьбы, обрушившей на ее семью страшную трагедию, и это единственно доступный ей способ сохранить самообладание. Ее можно понять, ведь всю свою жизнь она посвятила семье.

Веспасия тоже хранит молчание. Она как будто усохла и сжалась, стала даже меньше ростом – худые, костистые запястья, прозрачная, словно, бумага, кожа.

Тэсси и Джек Рэдли разговаривают о какой-то ерунде, и Эмили знает, даже не прислушиваясь к их беседе, что они делают это нарочно, чтобы взбодрить остальных. Ведь стоит им умолкнуть, как за столом воцарится тягостное молчание, которое накроет их всех с головой. Поэтому неважно, о чем разговор. Пусть даже всего лишь о погоде. Потому что все до единого за этим столом сейчас погружены в свой собственный мирок ужаса, и все как один пытаются ухватиться за что-нибудь из того, что происходило всего несколько дней назад, чтобы вернуться в другой мир, где все было легко и просто, где каждый чувствовал себя в безопасности. Они с удовольствием вернули все свои заботы и тревоги прошлой недели, такие важные тогда и совершенно бессмысленные сейчас…

У Шарлотты состоялся короткий разговор с Томасом, когда он позвал ее в комнату Сибиллы. Сначала она отшатнулась, но он успокоил ее, сказав, что покойной развязали волосы и уложили тело на кровати, закрыв простыней лицо.

– Прошу тебя! – взмолилась Шарлотта. – Может, мне не стоит входить в комнату?

И все же, превозмогая себя, подчинилась. Томас, обхватив жену за талию, едва ли не втолкнул ее внутрь.

– Сядь на кровать, – велел он ей, – там, где сидела Сибилла.

Шарлотта словно приросла к полу.

– Зачем? – Какой в этом смысл, подумала она. Ведь это так ужасно, так омерзительно. – Зачем это нужно?

– Надо, – спокойно ответил он. – Шарлотта, прошу тебя. Хочу проверить, могла ли она сделать это сама.

– Конечно, могла!

Шарлотта даже не сдвинулась с места, упираясь из последних сил. Какое-то время они застыли посреди залитой солнцем комнаты, как будто окаменев во время этой схватки. Томас не мог с ней справиться и потому начинал злиться.

– Конечно, могла, – выкрикнула Шарлотта, чувствуя, как ее бьет дрожь. – Сначала она обвила волосами шею, а затем – шест. Это все равно что завязать на шее шарф и защелкнуть на спине застежку платья. Шестом она воспользовалась потому, что это довольно легко. Он резной, и стоило ей слегка наклониться, как узел сам затянулся бы. Она наверняка все как следует продумала, иначе не осталась бы здесь. По-видимому, она двигалась, пока у нее оставались силы. Вряд ли человек сразу теряет сознание. Отпусти меня, Томас! Я ни за что не сяду на эту кровать!

– Не глупи, – Питт явно начинал выходить из себя, поняв, о чем ее просит и почему она так противится, но не мог ничего с собой поделать. – Ты хочешь, чтобы я позвал кого-то из горничных? Я ведь не прошу Эмили!