Текст книги "Добрый мэр"
Автор книги: Эндрю Николл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 24 страниц)
~~~
Через час или около того мэр Крович произнес слово «одалиска», и в этот же самый момент Агата постучала в его дверь.
– Пришел господин Чезаре из «Золотого ангела», – сообщила она. – Прием ему не назначен. Я сказала, что посмотрю, на месте ли вы.
– Да, я на месте, – сказал Тибо.
Он встал и подошел к двери, повторяя про себя: «Одалиска, одалиска», наслаждаясь пухлым, сочным «о», неровным, резким «иск» и их превосходным сочетанием.
– Приготовьте, пожалуйста, кофе, госпожа Стопак.
– В этом нет нужды, он принес кофе с собой.
Из-за угла показалась набриолиненная голова Чезаре.
– Надеюсь, вы не возражаете, – сказал он и указал на квадратную корзинку, в которой помещался завернутый в плотную ткань кофейник и с десяток пирожных.
– Отчего же я должен возражать? – сказал Тибо и радушным жестом пригласил гостя войти. – Проходите, господин Чезаре. Госпожа Стопак, думаю, нам понадобятся чашки и блюдца.
Агата удалилась и вернулась с двумя чашками, а Тибо тем временем усадил Чезаре за стол напротив себя.
– Так вы к нам не присоединитесь? – спросил Чезаре, но в его голосе прозвучала нотка облегчения, так что Агата в знак отказа вежливо улыбнулась и бросила печальный взгляд на Тибо.
– Тогда возьмите пирожное, – предложил Чезаре. – Нет, возьмите два! Съедите, когда сами будете пить кофе.
Агата заколебалась.
– Конечно-конечно, – сказал Тибо. – Возьмите себе пирожное!
Эти слова, похоже, повлияли на выбор Агаты.
– Нет, спасибо, – сказала она и вышла.
Несколько секунд добрый мэр Крович и Чезаре с корзинкой отвергнутых пирожных на коленях сидели неподвижно и глядели на закрывшуюся за Агатой дверь.
– Что ж, – сказал наконец Тибо.
– Очень, очень милая, – отозвался Чезаре и понимающе вздохнул.
После этого снова возникло впечатление, что темы для разговора не находится.
– Что ж, – сказал Тибо, – что ж, хорошо. – И потер руки, пытаясь казаться веселым и ничуть не смущенным.
– Кофе? – предложил Чезаре.
– Да, было бы славно.
– Как вы любите, господин мэр, по-венски.
– Хорошо. Спасибо.
Чезаре развернул кофейник, налил кофе в чашки и поднял свою, словно собираясь произнести тост.
– Ох, совсем забыл! Пирожное, господин мэр? – Он приподнял свою корзинку. – Ну и официант я, ничего не скажешь!
Тибо промычал что-то ободряющее и взял круассан.
– Здесь вы гость, господин Чезаре. Вы гражданин Дота, и для меня честь поухаживать за вами.
Они снова замолчали. Пожевали пирожные. Отхлебнули кофе. Мэр Крович поймал себя на том, что рассматривает роскошные черные усы Чезаре, прилипшую к ним микроскопическую крошку глазури и тончайшую, не толще нити, полоску седины там, где не прошлась кисточка с краской.
Они улыбались, кивали друг другу, жевали, прихлебывали и молчали. Цель визита Чезаре, если таковая и была, оставалась неясной, но Тибо был готов подождать.
– Как идут дела? – спросил он.
– Грех жаловаться. Работа кипит. Однако в последнее время вы, господин мэр, стали у нас редким гостем.
– Нет-нет, я… – Тибо неуверенно помолчал и продолжил: – Да, пожалуй, мне следует чаще к вам заглядывать. Да.
Сказав это, он откусил от пирожного изрядный кусок. Это дало ему возможность помолчать подольше, но жевал он целую вечность и в конце концов еле проглотил все, что было во рту.
– А у вас, – Чезаре взмахнул в воздухе остатком пирожного, – а у вас как дела, господин мэр?
– О, у меня то же самое. Как и у вас, работа кипит. Хлопот полон рот.
Снова молчание.
– Как бы то ни было, – сказал Тибо, – не могу ли я быть вам чем-нибудь полезен?
Чезаре провел языком под верхней губой, на случай, если там укрылись крошки.
– Да, – сказал он. – Да, в самом деле. Не хотите ли еще кофе, господин мэр? Он еще горячий.
Чезаре разлил по чашкам остатки кофе, но оставил свою стоять на столе, а сам подошел к окну и встал там, засунув руки в карманы и покачиваясь на каблуках.
– Смотрели последний фильм в «Палаццо»? – спросил он через некоторое время.
– Нет. А что, хороший?
– Мне так понравилось, что думаю сходить еще раз. Шпионский детектив. В главной роли Элмо Ритал.
– Отличный актер.
– Да, несомненно.
Тибо поставил чашку на блюдце.
– Господин Чезаре, если я могу быть вам чем-нибудь полезен, говорите, не стесняйтесь.
– Это сложный вопрос. Деликатный.
– Можете не сомневаться: что бы вы ни сказали, это не выйдет за пределы моего кабинета, – сказал Тибо, но потом, подумав (и тут же этого устыдившись), не собирается ли Чезаре предложить ему взятку, прибавил: – Если это не что-нибудь противозаконное, конечно.
Чезаре снова уселся на стул, раздвинув колени, и обхватил голову руками.
– Ничего такого, господин мэр. Это не деловой вопрос. Речь идет о семье. Мне нужен совет.
– Тогда мы можем поговорить, как друзья. Расскажите, в чем дело. Начните с самого начала.
Чезаре глубоко вздохнул и сгорбился.
– Моя мама… Вы помните, она умерла три года назад…
Тибо покачал головой.
– В самом деле? Столько времени прошло. А кажется, будто вчера.
– Да, будто вчера, – согласился Чезаре. – Мы вспоминаем ее каждый день.
– Нам всем ее не хватает. Без нее Дот никогда уже не будет прежним. Но теперь вы женаты. Жена, конечно, помогает вам пережить утрату.
– Да, – сказал Чезаре и замолчал.
Тибо решил, что сейчас один из тех случаев, когда тишину не стоит до поры до времени нарушать, и протянул руку за пирожным.
Когда пирожное было наполовину съедено, а мэр Крович решил отряхнуть крошки с лацканов, Чезаре заговорил снова:
– Вы знаете, я не хотел жениться, пока мама была жива.
Тибо медленно кивнул.
– Но когда она умерла, я поехал на родину…
– Полно, господин Чезаре, – вы живете здесь дольше, чем я.
– Знаю, знаю, но все равно… И там я нашел Марию. Она была такая юная и прекрасная! Я привез ее сюда.
Тибо оперся на локти и наклонился к Чезаре.
– У вас нелады?
– У нас с Марией? Нет, никогда. Но вскоре после ее приезда сюда прибыл ее брат Луиджи, а вскоре после него – Беппо.
И Чезаре приступил к рассказу, начав с распри между братьями и ссоры по поводу пиццы, и в конце концов дошел до утренних событий.
– Этот Луиджи… Он снимает квартиру вместе с одним из наших официантов. Сегодня утром Луиджи, мой собственный шурин… Он пришел на работу, и… Мой собственный шурин! И Мария – она так его любит! – Чезаре закрыл глаза влажной от пота рукой.
– Продолжайте, – сказал Тибо. – Он пришел на работу, и?..
Глубокий вздох.
– Он пришел, переодетый в девушку. Сказал, что теперь его зовут Луиза. – Чезаре обхватил голову руками. Он чуть не плакал. – Господин мэр! Я не знаю, что мне делать.
– Я мэр, – беспомощно проговорил Тибо. – Я не врач и не священник. Что вы от меня хотите – чтобы я его арестовал?
– А вы можете его арестовать? – спросил Чезаре с надеждой в голосе.
– А вы этого хотите? Мария этого хочет? Вы за этим ко мне пришли?
Чезаре помолчал, внимательно разглядывая участок ковра между своими ботинками.
– Господин Крович, я пришел к вам потому, что вы хороший человек и многого достигли в жизни. Вы знаете жизнь. Скажите, что мне делать.
Тибо охватили смущение и стыд. «Хороший человек». Сколько раз он слышал эти слова? Добрый мэр Крович. Может ли быть ноша тяжелее этой? Он был хорошим мэром, когда во время наводнения трое суток работал, не смыкая глаз. Но был ли он хорошим человеком? Хороший человек бросил бы работу и побежал к своей старой тете Кларе, спасать ее вещи от наводнения.
У мэра нашлось время для всех, но только не для несчастной старушки, и когда она умерла – умерла от горя, потому что потеряла все, что имела, – Тибо знал, что это он убил ее. Убийца Крович – так следовало бы его называть. И вот Чезаре приходит к нему за советом, потому что он, Тибо, многого достиг в жизни, потому что он знает жизнь. У Тибо было время подумать на этот счет. Он знал, что сделал свою жизнь пустой и бессмысленной. Он сделал это сам, и в награду люди называют его добрым и хорошим и обращаются за советом. Тибо было стыдно. Он-то знал, кто он такой. Обманщик. Он закрыл лицо руками и едва не расплакался. Так они и сидели наедине, два печальных человека, и каждому из них было стыдно, и каждому из них было грустно. И оба молчали. Наконец Тибо проговорил:
– Господин Чезаре, своим доверием вы оказали мне большую честь.
Чезаре вытер глаза и громко высморкался в большой красный платок.
Мэр Крович подождал, пока стихнет эхо, и продолжил:
– Как мэр, я ничего не могу вам посоветовать. Но я дам вам совет, как друг. Вот, что я знаю о жизни… Я знаю, что в мире не так уж много любви, чтобы мы могли позволить себе ею разбрасываться. Дорога каждая крупинка. И если нам посчастливится найти любовь – не имеет значения, где, – мы должны ее беречь и наслаждаться ею, сколько сможем, до последнего поцелуя. Если бы я был на вашем месте…
Раздался стук, и в дверь просунулась голова Агаты.
– Я только напомнить, что в одиннадцать – заседание Планового комитета.
Чезаре громко вздохнул.
– Вы занятой человек, господин мэр. Мне пора уходить.
– Нет, подождите. Госпожа Стопак, пожалуйста, передайте членам комитета мои извинения. Место председателя пусть займет советник Брело.
– Он будет вне себя от радости, – сказала Агата и исчезла за дверью.
– Если бы я был на вашем месте, – продолжил Тибо, – я бы устроил вечеринку в честь приезда моей новой родственницы.
– Будет скандал. Над ним будут потешаться. Только подумайте: такой стыд, такие мучения!
– Вы говорите о его мучениях или о своих? Если он сможет все это вынести, то сможете и вы. Жизнь коротка.
Чезаре снова громко высморкался и вытер глаза.
– Я не сомневался, что нужно обратиться именно к вам, господин мэр. Вы – человек, знающий жизнь, но я и представить себе не мог, что это знание обошлось вам так дорого.
Тибо внезапно снова чрезвычайно заинтересовался поверхностью своего стола.
– Нет-нет, послушайте меня, – сказал Чезаре. – Только что мы разговаривали, как друзья. Позвольте же и мне сказать вам кое-что, как другу. Я обычный человек и уже немолод. Но моя мама была ведуньей, и я унаследовал ее дар. Почему такая молодая и красивая девушка, как Мария, вышла замуж за такого человека, как я? Потому что я приворожил ее заклинанием, вот почему. Я могу сделать для вас то же самое. Все, что для этого нужно, – несколько волосков с расчески. Это очень просто.
Тибо усмехнулся, не поднимая глаз. Какая нелепая идея! Мария полюбила Чезаре, потому что он хороший человек, или же ее привлекла та жизнь, которую он мог ей обеспечить, так что дело, разумеется, не в каком-то глупом заклинании. И уж ему-то, Тибо, приворотное зелье точно не нужно. Ему нужно проклятие – злое, ядовитое проклятие, орудие мести, которое заставит ее страдать так же, как страдал он, которое будет грызть и мучить ее, и никогда, никогда не ослабнет.
– Это я тоже могу сделать, – сказал Чезаре.
– Что «это»?
– То, что вы сказали.
– Господин Чезаре, я ничего не говорил.
– Вот я и могу это сделать – ничего. Как бы то ни было, мне пора идти. Вы – занятой человек, у меня тоже есть дела. Кроме того, нужно организовать вечеринку – за это вам надо сказать спасибо.
Они вместе вышли из кабинета, спустились по зеленой мраморной лестнице и учтиво распрощались, ни словом не упомянув о каких бы то ни было заклинаниях.
Однако когда Тибо возвращался к себе и проходил мимо пустого стола Агаты, его глаза остановились на сумочке, стоящей на полу рядом со стулом. Из сумочки выглядывала расческа. Добрый Тибо Крович, тот самый, который не верил в Бога и могущество святых, даже святой Вальпурнии, нагнулся и вытянул из расчески несколько темных волосков. Это было падение, и он это знал. Тибо Крович был не таким человеком, чтобы лазить в дамские сумочки – в особенности в сумочку госпожи Стопак. И он сделал это, когда слова Чезаре еще звучали в его голове. За это нет прощения. Он ненавидел то несчастное съежившееся существо, в которое превратился. И ненавидел ее, потому что именно она сделала его таким.
Тибо обмотал волоски вокруг пальца и поцеловал их, уверяя себя, что от них исходит ее аромат. Впервые за три года он прикасался к ней – но и это был лишь призрак прикосновения.
Он услышал шаги на черной лестнице – ее шаги, он ни с чьими не мог их спутать. К тому моменту, когда госпожа Стопак вернулась за свой стол, дверь в кабинет мэра уже несколько секунд как закрылась.
Агата села на стул и посмотрела на эту дверь. У кофейной машины стояли две чашки, одна в другой. Агату возмутил заключенный в них немой приказ. «Вымойте-ка, госпожа Стопак!» Она подняла глаза к потолку и хмыкнула. Потом облокотилась на стол и опустила плечи. В глаза ей в стотысячный раз бросилась воткнутая в стену кнопка, напомнила об открытке, которую когда-то держала.
Агата поддела кнопку самым кончиком изящного ногтя и извлекла из нее тихую нотку. Кланк! Потом устало вздохнула и покрутилась на стуле из стороны в сторону. Нога задела сумочку. Агата взглянула вниз, увидела, что расческа торчит наружу, и запихнула ее поглубже. Что-то было не так.
Словно птица, которая бросает гнездо, если, вернувшись, найдет его потревоженным, Агата знала – что-то не так. Возможно, чего-то не хватает. Она заглянула в ящики стола, потом подняла с пола сумочку, открыла ее, проверила, на месте ли кошелек.
Кланк! Дергать ногтем эту кнопку уже превратилось у нее в привычку. Это заставляло ее вспоминать. Иногда день проходил за днем, а она не вспоминала, хотя и сидела с утра до вечера за столом, глядя на кнопку и не замечая ее. А потом, по какой-то неведомой причине, старые мысли возвращались к ней, и она понимала, что забыла. Забыла, что помнит.
Кланк! Она вспомнила, как лежала на кровати Гектора, а он писал с нее очередную «Обнаженную», ни одну из которых так никогда и не закончил. Она вспомнила, как лежала, смотрела на пятна на потолке и размышляла о Тибо и об этом вопросе. Она ведь так и не спросила его: «Тибо, если мы с тобой один раз, всего лишь один только раз займемся любовью, поможет ли это тебе? Хватит ли тебе этого? Излечишься ли ты?»
Кланк! Агата встала, быстро подошла к двери кабинета мэра и впервые за три года вошла, не постучавшись, – просто распахнула дверь и вошла. Тибо сидел за столом, засовывая что-то в коричневый конверт. Он посмотрел на нее и улыбнулся – ведь поскольку она не постучала, у него не было времени сделать угрюмый вид, а его естественной реакцией даже на саму мысль о ней была улыбка. И он улыбнулся, как улыбался в старые времена, когда она заходила в его кабинет.
– Господин мэр, – начала Агата и замолчала. Продолжать было невозможно. Ни одна фраза, начинающаяся со слов «господин мэр» не могла закончиться приглашением в постель. Агата захлопнула рот так резко, что щелкнули зубы, развернулась и вышла. Через пару секунд Тибо встал из-за стола и закрыл дверь.
~~~
На следующее утро, когда добрый мэр Крович сошел с трамвая на две остановки раньше Ратушной площади и прошелся по Замковой улице до «Золотого ангела», в кармане его пиджака лежал тот самый коричневый конверт, который видела Агата, когда ворвалась к нему в кабинет. На ходу Тибо то и дело засовывал руку в карман, чтобы убедиться, что конверт на месте, надежно прижат бумажником.
Войдя в кофейню, Тибо встал на свое обычное место за высоким столиком у двери, заказал кофе по-венски и притворился, что читает газету. Конверт жег его карман, как когда-то открытки, а уши горели от стыда, но именно сегодня, когда ему больше всего хотелось быть невидимым и никому не известным, не было ему спокойствия в «Золотом ангеле». Каждый официант, проходя мимо, обязательно чуть-чуть задевал его и извинялся.
И каждый по очереди говорил: «Доброе утро, господин мэр», так что он был вынужден отвечать: «Доброе утро!», а потом, когда не поздоровавшихся официантов не осталось, они продолжали улыбаться и кивать ему, бесшумно перемещаясь по залу. Тибо погрузился в чтение статьи о самой старой золотой рыбке в Доте. Потом в его чашке кончился кофе. Тибо посмотрел на часы: без десяти девять. Он вытащил мятный леденец из пакетика, купленного в киоске у трамвайной остановки, поболтал его языком между зубами, достал из кармана конверт и положил его на стол. Его ручка была наполнена черными чернилами. Он размашисто и зло написал на конверте «господину Чезаре», придавил его пакетиком с леденцами, словно опасаясь, что его может унести ветер, положил на блюдце несколько монет и вышел на улицу.
Тибо поставил себе за правило каждый день приходить на работу немного раньше девяти, а Агата неизменно чуть-чуть опаздывала. Формальной договоренности об этом у них не было, так сложилось само собой. Это их устраивало. Меньше тягостных встреч на лестнице, меньше случайных взглядов, в которых можно было бы по ошибке увидеть обиду, тоску или упрек. Так было проще, вот и все. Кроме того, приходя на работу первым, Тибо имел возможность исполнять свой глупый ритуал: прислушиваться к ее шагам, бросаться к двери, падать на ковер и подсматривать.
Так он сделал и в то утро. Бедный, добрый, убитый любовью мэр Крович лежал на своем обычном месте и смотрел на прекрасные розовые пальчики госпожи Стопак, когда они вдруг удивительным образом развернулись в его сторону. На то, чтобы понять, что происходит, и подняться с ковра, у Тибо ушла секунда-другая, и он опоздал. Дверь открылась и ударила его по щеке. Грохот получился не хуже, чем когда груженый углем грузовик перевернулся при столкновении с памятником графу Громыко, но Агата не собиралась извиняться.
– Тибо, хватит вести себя как ребенок! Сядьте! – Она указала ему на стул, на котором накануне сидел Чезаре, и без особого сочувствия посмотрела, как он потирает челюсть и пробует языком, нет ли выбитых зубов. – Тибо, у меня нет на это времени.
Мэр Крович почувствовал, что его губа начинает стремительно распухать, но все же проговорил:
– Вот уже второй раз вы назвали меня Тибо.
– Я жалею, что перестала так вас называть.
– И второй раз вы заходите, не постучавшись.
– Я не могу тратить время на пустые формальности. Это вопрос важный и срочный.
Тибо забеспокоился. Он перестал потирать челюсть и сказал:
– Говорите, в чем дело. Что бы ни случилось, расскажите мне об этом, и я вам помогу.
И Агата задала ему свой вопрос.
– Так не может продолжаться, – сказала она. – Вы думаете, я не знаю, но я знаю. Вы думаете, я не вижу, но я вижу! Я должна помочь вам покончить с этим. – Она взяла его за руку. – Один раз, Тибо, всего лишь один раз, и больше никогда. Чтобы покончить с этим. Чтобы поставить точку.
Добрый мэр Крович сидел и молчал, прислушиваясь к пульсированию крови в щеке. Вид у него был немного рассерженный и слегка шокированный. Наконец Агата нарушила тишину:
– Скажите же что-нибудь!
– Убирайтесь, – сказал Тибо. – Вон из моего кабинета, немедленно!
Агата поспешно встала. Она увидела в глазах Тибо знакомый недобрый огонек и узнала его. Такой огонек иногда загорался в глазах Гектора, и Агата знала, что в такие моменты надо держаться подальше. Она выбежала из кабинета.
– И закройте, черт побери, дверь! – прокричал Тибо ей вдогонку. Хорошо, что она уже сидела за своим столом и ожесточенно стучала по клавишам пишущей машинки, когда он добавил шепотом: – Сука!
Тибо еще много чего сказал, когда Агата оказалась вне пределов слышимости. Он вскочил со стула для посетителей так резко, что тот грохнулся на пол. Тибо не обратил на это внимания. Он обогнул стол, рыча, словно медведь, и пнул корзину для мусора. Он не хотел этого делать, но она сама оказалась на его пути! Корзина издала звук, похожий на звук лопнувшего барабана, и тут Тибо взорвался. Он изо всех сил врезал по несчастной корзине, так что та отскочила от стены, и принялся молотить ее ногами, пока она, в свою очередь, не ударила его по голени. Тогда он рухнул на стул.
– Сука! Ну и сука! Богом клянусь, если она придет сюда снова, я ее удушу ее же собственными вонючими чулками! Ни один присяжный, черт побери, не признает меня виновным! Уличная девка! Сказать мне в лицо такое! Вот, значит, что она обо мне думает! Она думает, что со мной так можно, что я тряпка, что я чертов пудель! Подобрала и бросила! Сука!
Тибо скрежетал зубами и тяжело дышал. Потом, мало-помалу, дыхание его успокоилось, челюсть замерла, и вскоре от его ярости ничего не осталось, только горечь в горле и что-то вроде стыдливой обиды в груди.
Он взглянул на пол и увидел, что весь кабинет усыпан вскрытыми конвертами, рваной бумагой и карандашными очистками. Надо бы прибраться. Он поискал глазами мусорную корзину, поднял ее и попытался вернуть ей изначальную форму. Занятие это было успокаивающее, но результата не дало. Корзина, прежде круглая, гладкая и симметричная, теперь была покорежена, изогнута и походила на ананас. Тибо поставил ее на стол. Корзина накренилась и задребезжала. Тибо улыбнулся и снял ее со стола. Потом он опустился на четвереньки и принялся собирать пахнущие кедром карандашные очистки и заворачивать их в бумажные листки. Очистки обнадеживающе похрустывали.
А когда он закончил собирать мусор, поднялся, покряхтывая, на ноги и тяжело оперся на стол, ему вспомнился Чезаре. Сколько времени требуется, чтобы наложить заклятие? Может быть, десяти минут достаточно? Конверт наверняка попал в руки Чезаре через какое-то мгновение после того, как Тибо отошел от столика. Дверь кофейни, должно быть, еще не перестала хлопать, когда Чезаре увидел темные волоски и, конечно, сразу понял, что от него требуется. Но можно ли наложить такое заклинание, всего лишь произнеся пару слов и сделав руками несколько магических пассов, или для этого нужно дождаться полнолуния и поймать доверчивого котенка? Нет-нет, теперь он твердо знал: Чезаре наложил свое заклятие, пока он, Тибо, шел по Замковой улице. Агата начинала снова в него влюбляться. Она пыталась с этим бороться, но безуспешно. Вот единственно возможное объяснение ее идиотского, нелепого предложения! Тибо великодушно простил ее.
– Бедная девочка, – сказал он вслух и вышел из кабинета. – Все в порядке. Простите меня, это я во всем виноват!
Но Агаты не было на месте. Тибо немного постоял с изуродованной мусорной корзиной в руках, глядя на пустой стул, а потом в дверях показался Петер Ставо. В руке у него были клещи, и он пощелкивал ими, словно кастаньетами.
– Агата сказала, что ей нездоровится и она пойдет домой, – сказал Петер и еще раз щелкнул клещами. – Пожаловалась на какую-то кнопку, которая ее раздражает. Я пришел, чтобы ее вытащить. И похоже, босс, вам требуется новая мусорная корзина?
