Текст книги "Зима Скорпиона"

Автор книги: Эндрю Каплан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)

– Мне жаль, пан, но у нас такая пациентка не значится.

34

Шевченковский район,

Киев, Украина

Ирина ждала его в маленьком кафе-закусочной Центрального вокзала. На ней были темные очки и кудрявый светлый парик под шапкой. Она заказала две порции кофе и пампушки. Скорпион наблюдал, как она вошла в главный вход вокзала, из «Макдоналдса» на противоположной стороне улицы. «Хвоста» за ней не было видно, но Скорпион на всякий случай выждал еще минут десять.

В «Макдоналдсе» телевизор показывал общую панику. Из Киева в сельские местности бежали десятки тысяч людей. Все дороги из Киева были забиты машинами, движущимися в одну сторону, и военной техникой, направляющейся навстречу. В некоторых районах Киева и в других городах шли грабежи. Окна магазинов разбивали и с полок сметали все дочиста. По улицам рыскали группы юнцов, они вламывались в дома и забирали продукты и все, что могли унести с собой. Горобец, выступая от лица Давыденко, сообщил о введении военного положения в стране. «Грабителей будут расстреливать», – заявил он, глядя прямо в камеру.

Еще раз осмотревшись, Скорпион пересек улицу и вошел в здание вокзала. Зал ожидания был забит людьми, многие были с семьями, с кладью и уже потеряли надежду уехать до начала войны. Он нашел кафе. Там яблоку негде было упасть, и стоял густой табачный дым. Протиснувшись к Ирине, Скорпион положил руку на стойку, и Ирина сжала ее.

– Почему Славо еще с вами?

– Не знаю. Я думаю, что, пока ты не позвонил, Виктор стал задаваться вопросом, не пренебрегаю ли я своими обязанностями.

Ирина огляделась.

– Почему мы встречаемся здесь?

Стиснутые у стойки, они могли смотреться как одна из пар, пытающихся попасть на поезд.

– Аэропорт забит, все билеты на рейсы раскуплены. Есть поезд на Краков в 22:48. Некоторая дополнительная сумма позволила мне добыть два билета. Я хочу, чтобы ты поехала со мной.

Она вглядывалась в его лицо.

– Что ты сказал?

– Ты поняла, что я сказал.

– Это из-за войны?

– Потому что после телепередачи все, что мы могли сделать, будет сделано. – Он прикрыл рот ладонью так, чтобы слышать его могла только Ирина. – Здесь слишком много народу желает моей смерти, а после телепередачи и твоя жизнь гроша ломаного стоить не будет. Даже если Горобцу будет что сказать по этому делу.

– Но Виктор… – начала Ирина.

– Может, он справится. После телепередачи Давыденко и Горобец будут вынуждены перейти к обороне. НАТО страшно напугана. Если у них будет выход, они им воспользуются. Русские тоже. Они загнали себя в угол. Наша телепередача даст им искомый предлог. Если Горобец предложит им то, чего они хотят, русские пойдут на сделку. Оглянись вокруг, – сказал он, кивая на людей, набившихся в кафе. – Эти люди не готовы воевать.

Ирина достала из сумочки сигарету, закурила, сделала глубокую затяжку и задумчиво выдохнула дым.

– А что мы будем делать в Кракове? – спросила она.

– Сядем в самолет. Я хотел бы показать тебе некоторые места.

Ирина издала короткий смешок.

– Господи, все это время я думала, что ты самый неромантичный мужчина из всех, кого я встречала.

Она склонилась к нему и поцеловала в щеку.

– Мы не можем уехать. От нас слишком многое зависит, – сказала она. – Что с Аленой?

– В лечебнице мне сказали, что никогда о такой не слышали.

– Она исчезла, – кивнула Ирина. – Я просидела в лечебнице всю ночь. Когда утром я уехала, чтобы встретиться с Виктором, она была еще там. И она была нетранспортабельна.

– А доктор Яковенко на пороге войны вдруг якобы уходит в отпуск!

– После нашего разговора я попросила Виктора, чтобы он поручил кому-нибудь выяснить, что произошло. Удалось узнать только то, что вскоре после моего ухода пришли какие-то люди и кого-то увели. Никто ничего не видел, никто ничего не знает. Санитарка обещала им, что если ее будут спрашивать, она поклянется, что такой пациентки никогда не было.

Ирина склонилась ближе к нему:

– Так это Шелаев убил Черкесова? Ты уверен? У тебя есть доказательство? Почему?

– Горобец обманул его. Он сказал, что Черкесов намерен вернуть Крым России.

– Это безумие. Даже Черкесов… – она остановила себя. – Шелаев на видео признал, что убить Черкесова приказал Горобец? Будет ли этого достаточно для того, чтобы остановить Россию?

– Должно быть, – сказал Скорпион, посмотрев на часы. – Нам пора ехать на телевизионную станцию.

Ирина стала собирать свои вещи. Прежде чем она поднялась, Скорпион тронул ее руку.

– Так как насчет Кракова?

Ирина стояла, натягивая на плечо ремень своей сумочки. Она прижалась к нему. Он ощущал ее всю.

– Я не могу оставить свою страну. Не сейчас, – прошептала она.

Скорпион убрал свою руку, и они вышли.

Пошел снег. Движение по Вокзальной площади было плотным. Они сели в трамвай, идущий в сторону проспекта Победы. Скорпион смотрел из окна вагона на улицы и на падающий снег, и вдруг по совершенно непонятной для него причине у него в мозгу возник очень странный вопрос: доведется ли ему еще когда-нибудь в жизни увидеть снег?

* * *

Телестанция «Интер» размещалась в прямоугольном здании в Шевченковском районе. Они вошли в вестибюль, отряхивая ноги от снега. Когда дежурная, несмотря на парик, узнала Ирину, глаза ее от удивления расширились. Она объяснила им, как пройти к кабинету менеджера на втором этаже. Но сначала Ирина зашла в дамский туалет, откуда вышла в черном парике, воспроизводившем тот ее облик, который знали люди. Перемена была невероятной. Это снова была Ирина. Даже ее походка стала другой. Они постучали и вошли в кабинет.

Видимо, дежурная предупредила менеджера об их приходе, потому что он встретил их стоя у стола. Это был мужчина средних лет в толстых очках в пластмассовой оправе.

– Добрый день. Я – Владислав Коробей, «Линия конфликта», – он назвал передачу, в которой должна была выступать Ирина, и стал быстро что-то говорить ей по-украински. Потом посмотрел на Скорпиона:

– Хто вы?

– Мий охоронец, – быстро ответила Ирина.

Коробей обошел стол, говоря что-то, чего Скорпион понять не мог, разобрав только упоминание пана Ахнецова. Он указал на большой телеэкран на стене и пультом прибавил звук. Там показывали вводной ролик к предстоящему появлению Ирины. Это была непрерывная речь ведущего, сопровождаемая изображениями Ирины, Кожановского, Черкесова, митинга на стадионе в Днепропетровске. Кадры сменяли друг друга – крики в толпе, выстрелы, бегущие люди и взрыв машины Черкесова. Потом был стоп-кадр огненного шара от взрыва и опять портреты Ирины, безумно красивой на некоторых из них.

Продолжая говорить, Коробей повел их к лифту. Они спустились в большую подвальную студию, где Коробей представил их работникам, в том числе сидевшей на табуретке пышной брюнетке в топе с глубоким вырезом, Татьяне, которой в это время делали макияж. Скорпион решил, что это ведущая. Они с Ириной обменялись поцелуями в щечку и стали болтать как давние подруги, при этом их взгляды выдавали готовящихся к бою соперниц. Скорпион изучал обстановку Там были три камеры, направленные на сцену, которая была оформлена под богатую гостиную с видом на Софийский собор на заднем плане.

Они прошли в аппаратную. Один из мужчин, Скорпион решил, что это режиссер, что-то сказал Ирине по-украински. Она обернулась к Скорпиону:

– Они просят твою видеозапись.

Скорпион извлек DVD из кармана рюкзака и протянул режиссеру. Тот передал его человеку, сидящему у монитора с множеством ручек настройки, и через несколько секунд на мониторе появилось изображение. Это был Шелаев, сидящий за столом в сельском доме в свете единственной свечи. Изображение было не слишком четким, но Шелаев узнавался безошибочно.

– Как вы нашли меня? – спросил Шелаев.

– Кое-что сказала Алена, – услышал Скорпион собственный голос, который перенес его назад, в страшную ледяную пустыню радиоактивного леса. Все смотрели видео очень внимательно. Скорпион взглянул на Ирину. Она была так же сосредоточена, как и остальные. «Она впервые видит это», – напомнил себе Скорпион. Люди ахали, когда Скорпион рассказывал Шелаеву, что Алену пытали, а Шелаев вскрикивал и бил кулаком по столу. А когда Шелаев рассказывал, как он вызвал взрыв в «мерседесе» Черкесова с помощью сотового телефона, послышался шумок обсуждения. Обсуждение продолжалось и дальше, но, когда Шелаев стал читать Шевченко, наступила напряженная тишина, которая стояла и тогда, когда он приставил себе к горлу нож и убил себя. Запись зафиксировала, как он сползал на пол с торчащим из макушки острием ножа, и на этом закончилась.

– Боже праведный! – сказал кто-то.

После недолгой паузы все заговорили. Режиссер что-то сказал Ирине. Та обернулась к Скорпиону, ее глаза блестели.

– Он сказал, что до этого момента он, как и все прочие, был уверен в нашей виновности. Он сказал, что это все меняет.

Один из присутствующих что-то сказал, и режиссер повторил это Ирине.

– Что он сказал? – спросил Скорпион.

– Он сказал, что это будет не просто хорошая передача – это великая передача! – ответила она с улыбкой. Возникло возбуждение, люди перешептывались. Один из них показал Ирине и Скорпиону, где им нужно сесть и какая камера будет на них направлена.

Скорпион начал догадываться, что снимать хотят и его. При первой возможности он увел Ирину в место позади камер.

– Что происходит? Уж не хотят ли и меня снимать?

– Да, они считают, что это важно. Татьяна хочет задать тебе несколько вопросов, – сказала Ирина. – А что?

– Ни в коем случае. Я не показываюсь на телевидении, я не позволяю себя фотографировать. Никогда! Это погубит все, что я делаю.

– Разумеется. Я скажу им, – ответила она, заботливо глядя ему в глаза. В этот момент он испугался. Он почувствовал, что Ирина влюбляется в него.

Она отошла, какое-то время поговорила с режиссером и Татьяной и вернулась.

– Тебе нужно выступить. Ведь это ты говоришь там с Шелаевым. Они предлагают маску. Годится?

– Нет, если будет видна хотя бы половина моего лица.

Ирина еще раз переговорила с телевизионщиками и вернулась.

– Ты будешь в темных очках, а остальная часть твоего лица будет закрыта и еще затемнена электронными средствами. Твой голос тоже будет изменен. Илько…

– Кто?

– Режиссер, – Ирина указала на мужчину, который разговаривал с Татьяной. – Он считает, что маскировка будет даже полезна. Она сделает все более убедительным. Добро?

Скорпион кивнул. Он посмотрел на часы. Запись уложится в полчаса, и у них еще будет большой запас времени, чтобы успеть на краковский поезд, хотя он еще не был уверен, что она согласится поехать с ним. Наблюдая ее здесь, в центре внимания, перед готовящимися к съемке телекамерами, он спрашивал себя, готова ли она отказаться от всего этого ради него? С чего бы это ей? С чего бы это кому бы то ни было?

Ассистент увел Скорпиона в маленькую боковую комнату, где тот примерил темные очки, кепку и маску и испробовал устройство искажения голоса. В зеркале он выглядел террористом. «Будь я зрителем, я бы не поверил ни одному слову из уст этого человека», – подумал Скорпион. Вскоре к ним присоединилась Ирина. Она осмотрела его критически, склонив голову.

– Илько прав. Так лучше, – сказала она.

Пришла ассистентка, принесла чай и стала делать макияж Ирине. Скорпион еще раз посмотрел на часы. Что-то стало его тревожить. Дело почти закончено, убеждал он себя, но инстинкт подсказывал ему, что не все ладно. Снаружи доносились какие-то звуки.

– Что это? – спросил он.

– Они почти подготовились, – сказала ассистентка. – Осталось всего пять минут.

Скорпион прислушался и понял, что за дверью были люди. Он потянулся за пистолетом, но дверь внезапно распахнулась, и в комнату ворвалось человек шесть спецназовцев СБУ в полном боевом снаряжении, с оружием, направленным на них с Ириной. Скорпион понял, что, даже успей он среагировать, они с Ириной почти наверняка были бы убиты. Двое схватили Скорпиона и повалили на пол лицом вниз. Краем глаза он увидел, что так же обошлись с Ириной и ассистенткой. Он почувствовал, что его обшарили, а кто-то пнул его по ребрам. Его пистолет выхватили из кобуры, а руки стянули за спиной пластиковыми наручниками. Ирина лежала рядом с ним, ее держали двое спецназовцев.

В комнату, держа в руке пистолет, вошел их командир. Даже лежа на полу, с шеей, плотно придавленной коленом спецназовца, Скорпион узнал его. Щека и нос этого человека еще были опухшими и синели от ударов Скорпиона.

Это был Кулаков.

35

Лукьяновка,

Киев, Украина

Вопли отдавались эхом от стен. Скорпион не мог понять, ни откуда они доносились, ни даже того, мужчина их издавал или женщина. Казалось, что они звучат уже много часов, хотя Скорпион знал, что это могут быть всего лишь минуты. Он потерял чувство времени, контроль над своим телом, ощущая только унижение и боль. «Отзывы субъектов регулярно подтверждают, что ожидание мучений хуже самих мучений», – вспомнил Скорпион сержанта Фолко, который цитировал КУБАРК – пособие ЦРУ по проведению допросов.

С этим коротко стриженым толстомордым сержантом с массивными плечами и бычьей шеей, стучавшим по столу резиновой дубинкой, Скорпион сталкивался в Форт-Брэгге, в Северной Каролине, когда проходил подготовку по программе уровня С Школы выживания, а потом в «Дельте». Правила уровня С Школы выживания позволяли допрашивающему ломать не больше одной крупной или двух мелких костей. Пять суток подряд Скорпион находился под неусыпным вниманием сержанта Фолко.

Да, забыть этого человека нелегко.

Вопли стихли. Какое-то время ничего не было слышно, и вдруг тишину разорвал ужасный пронзительный крик. «Это женщина, – подумал Скорпион, – несомненно, женщина». Потом он понял: его хотят заставить думать, что это Ирина.

Возможно, так оно и было.

Скорпион, голый, с руками, стянутыми за спиной пластиковыми путами, и коленями, прижатыми к животу, сидел в крошечной камере. Она была такой тесной, что распрямить какую-либо часть тела было невозможно. Боль в коленях, плечах, спине и шее становилась нестерпимой. Вскоре он будет вынужден привалиться к стене, и это будет еще хуже.

Камера была бетонной, с черными стенами и невероятно холодной. Его привезли в эту тюрьму со связанными за спиной руками, и Кулаков с улыбкой наблюдал, как эсбэушники по очереди начали бить его резиновыми дубинками. Один подошел слишком близко, и Скорпион чуть не снес ему голову ударом пятки из арсенала бразильского боевого искусства капоэйра, тот отлетел на пол. Потом он ударил головой другого и уже взялся было за третьего, но Кулаков позвал подмогу, и примчались еще трое, размахивая дубинками. Один из них уложил Скорпиона ударом по гениталиям.

Обозленные тем, что от него досталось двум их товарищам, они избили его так, что болело все тело. «Но дело стоило того, – думал он, – стоило дать им понять, что я не целиком в их власти». Боль, однако, была очень сильной. Хотя, что хуже – эта боль, распухшие суставы, гематомы или холод, было непонятно.

«Холод», – решил он. Он дрожал и боялся переохлаждения, которое, как он помнил, наступает, когда температура тела падает ниже тридцати пяти градусов. Его дыхание становилось поверхностным. Он понимал, что ему нужно собраться с мыслями, пока холод не отключил его сознания.

«Рано или поздно вы сломаетесь. Ломаются все», – говорил сержант Фолко. Это состязание между допрашивающим и допрашиваемым. Между ним и Кулаковым. Кулакову нужно признание. Если он не добьется признания от него, Скорпиона, он постарается выбить его из Ирины.

Он попытался прикинуть, сможет ли она выстоять. Насколько жестоки они будут к ней? Будут ли они насиловать ее? «Могут», – подумал он. Как он справится с этим? Он старался не думать об этом. Если они останутся в живых, а такая возможность, во всяком случае, по отношению к нему, представлялась почти невероятной, примет ли он ее? Если даже примет, согласится ли она на это? «Я в мире сновидений, – говорил он себе. – Очень холодно. За меня думают холод, боль и крики. Нет, – решил он, я приму ее, что бы они с ней ни сделали. И если даже она не сломается, а она будет держаться из всех сил, в этом я не сомневаюсь, хотя сил у нее может не хватить, то у Кулакова есть еще Алена. Так что нужные признания он получит».

Итак, какими же возможностями он, Скорпион, располагает? У Кулакова есть два сдерживающих фактора. Он не может допустить, чтобы Скорпион умер, так как его нужно предъявить русским. Признания одной Ирины ему будет недостаточно. Ему необходимо и признание Скорпиона. Они будут стараться использовать Скорпиона и Ирину друг против друга.

«Все дело в страхе и боли, – говорил им сержант Фолко в том учебном, но слишком реальном концлагере. – В какой-то момент остается только боль. Запачкано будет все: ваша жена, ваша мать, ваша страна, ваш Бог. Вы можете думать, что это не подействует. Еще как подействует. Вам нужно держаться одной мысли. Только одной: „Я должен выдержать“. Верьте мне, я требую, – сказал он, грохнув по столу резиновой дубинкой. – Пока я не расстанусь с вами, единственный, кому вы должны верить, это я».

Это будет одна его идея – Кулакову не нужна его смерть.

Закричал кто-то снова, или этот звук лишь у него в мозгу? Он не был уверен и попытался пошевелить головой. Замерзающие клетки его мозга отказывались думать. «Холод не имеет значения», – сказал он себе. Он вспомнил, что когда-то в детстве шейх Заид отправил его одного на три дня в пустыню, одетым только в балахон thawb и вооруженным только ножом: это было частью воспитания его как мужчины племени мутайр.

Дело было зимой, а ночная температура в северной пустыне опускается до минус 18 °C. Он вспомнил, как лежал на песке, глядя на звезды, которые сверкали, как кристаллики льда. Было очень холодно, он дрожал в своем балахоне и не мог уснуть. Всюду, куда хватал глаз, не было ни единого живого существа, ни единого предмета. Он был голоден и совершенно одинок. Ближайшими источниками света были звезды.

– Как мне перенести жару и холод? – спросил он шейха Заида перед уходом.

– Терпи, – ответил шейх Заид. – Помни, Аллах милосерден. Боль всегда заканчивается. Умрешь ли ты или, по воле Аллаха, увидишь Солнце, боль в любом случае закончится.

Скорпион смотрел в темноту своей камеры и видел звезды. Его сознание начинало расплываться. Он изо всех сил старался сохранить его ясным. Множество вопросов оставались открытыми. Началась ли война? Ни взрывов, ни сирен воздушной тревоги слышно не было. Возможно, было обнаружено его видео в YouTube или Ахнецов сделал свое дело. А может быть, воздушная атака идет прямо сейчас, только за толстыми стенами тюрьмы в Лукьяновке ее не слышно.

Что случилось с Аленой? А с Ириной? Отступятся ли они от него? Как СБУ узнала, что они на телестудии? Он был уверен, что «хвоста» за ними не было. Кто же предал, Ахнецов? Или кто-то из телевизионщиков? Или даже Кожановский? Кто-то ведь сообщил в СБУ об их предстоящем выступлении. Но кто? Кому было выгодно не допустить выхода этой телепередачи?

Горобцу? Гаврилову и СВР? Но как они могли узнать о готовящемся эфире, о том, где находится Ирина? А они знали. Кулаков лично явился на телестудию с командой спецназа именно потому, что знал. Но откуда? Было похоже, что существовал еще какой-то невидимый участник игры. Но как это могло быть?

Скорпион услышал шаги, дверь открылась, и в камеру ворвался слепящий свет, заставивший его сощуриться. На этот раз Кулаков пришел в сопровождении четырех крепких охранников. «Поняли, значит, что ко мне нужно относиться серьезно», – подумал он с легким оттенком удовлетворения.

– Итак, Килбейн, он же Питер Рейнерт, он же «Скорпион». Готовы к небольшой беседе? – спросил Кулаков.

«Боже, откуда они знают про Скорпиона», – подумал он в панике. Потом вспомнил: знал Ахнецов. Возможно, и Бойко, человек Ахнецова. И Ирина. Он назвал ей себя той ночью в запорожской квартире.

«Но нет, не Ирина, – сказал он себе. – Они не могли так быстро узнать это от нее. А если?». Он не хотел думать о том, что они с ней сделали, чтобы добиться этого. И все же, это очко в пользу Кулакова, признал Скорпион. Хороший ход и прямо из наставления КУБАРК: «Покажите человеку, что знаете больше, чем он полагал, и он будет думать, что вы знаете еще намного больше». Этот прием используют все – и ЦРУ, и СБУ, и ФСБ.

– Пошел ты, – сказал Скорпион, стуча зубами от холода, и один из охранников хихикнул. «Держись одной мысли, – твердил он себе, когда его выволакивали из камеры. – Важно, что он не может допустить, чтобы ты умер». Скрюченные руки и ноги причиняли невыносимую муку, но он забыл об этом, когда один из охранников ударил его шлангом в поясницу, чтобы заставить выпрямиться.

Двое охранников полуволокли-полунесли его по коридору с рядами дверей камер с обеих сторон. В коридоре пахло мочой и дезинфицирующими средствами. Заключенные, как только они слышали шаги, начинали свистеть в камерах и кричать из-за дверей: «Не кажи им ничого, брат!», «Допоможить!» и «Мусора, суки!».

Охранники втащили Скорпиона в большую комнату с зеркалом, которое, как он предположил, позволяло видеть его из другого помещения, и привязали к прочному металлическому стулу, привинченному к полу. Пока его голову не притянули к спинке стула так, что он не мог ею пошевелить, он успел увидеть инструменты на скамье и провода. «Начинается», – сказал он себе, стараясь унять сердцебиение. Один из охранников прикрепил электроды к гениталиям Скорпиона. Сильная боль от одних их зажимов заставила задохнуться. Он старался заставить себя дышать медленнее.

Кулаков вошел вместе с маленьким толстым блондином в форме охранника, куртка этого толстяка была расстегнута, из брюк вылезала мятая рубашка. На его лице застыла неживая улыбка, как у куклы. Скорпион подумал, что он, видимо, умственно неполноценен. Блондин подошел к электронному устройству, связанному с электродами. Он почти ласково коснулся его своими толстыми пальцами, затем облизнул их. Кулаков сел на стул напротив Скорпиона. Два охранника ушли, два других остались за спиной Скорпиона, готовые сразу же схватить его, если он попытается что-то предпринять.

– Охранники ушли за пистолетами. Ты не выйдешь из этой комнаты, пока я не разрешу, – сказал Кулаков.

Скорпион ничего не ответил.

– Я предвидел это, – сказал Кулаков, позволив себе легкую улыбку.

– Надо мне было убить тебя там, в Кукольном театре, – сказал Скорпион.

– Что ж не убил?

– Хотел сначала порасспросить, да тут Ирине понадобилась помощь.

Скорпион хотел пожать плечами, но не смог пошевелиться.

– Одна из многих твоих ошибок, – сказал Кулаков. – Ты знаешь, почему ты здесь?

– Не заплатил за парковку?

– Отлично, – кивнул Кулаков. – Изволишь шутить, – улыбнулся он и посмотрел на охранников, которые засмеялись.

Блондин улыбнулся, издавая странные звуки «ух-ух-ух» и показывая редкие зубы.

– Тебя будут судить и осудят за убийство Юрия Черкесова и членов его штаба, находившихся в машине, которую ты взорвал. Ты и твоя любовница и сообщница Ирина Шевченко.

– Если приговор уже вынесен, зачем возиться с судом?

– Это будет трибунал, – уточнил Кулаков. – Трибунал СБУ.

– Разумеется. Меньше шансов, что за пределы тюрьмы просочится что-нибудь, похожее на правду.

– Вы все видите, – сказал Кулаков, обернувшись к невидимым зрителям за зеркалом. – Все в порядке, мы беседуем.

Затем он обратился к блондину:

– Сейчас мы испробуем наше оборудование. Не слишком сильно.

Раздалось едва слышное электрическое гудение, и боль ударила Скорпиона, словно кувалдой. Он глотнул воздуха, отчаянно дергаясь в путах. Казалось, что пытка длилась очень долго, боль между ног нарастала с каждой секундой. Когда толстяк отключил аппарат, Скорпион, несмотря на холод в комнате, обливался потом.

– Это было низкое напряжение, мы можем намного повысить его, а можем наоборот – прекратить все это, – сказал Кулаков.

«Все делается в точности, как по наставлению КУБАРК, – подумал Скорпион. – Вызвать ожидание более сильной боли, сказав допрашиваемому, что можете сделать ему намного хуже. Потом бесстыдно посочувствовать ему, чтобы жертва начала считать палача своим союзником, который хочет уменьшить его страдания.»

– Ну что, возразить нечего? Все понятно? – спросил Кулаков, заложив ногу на ногу и подавшись вперед.

– Как вы нашли нас?

Кулаков сделал блондину знак, и возник новый удар тока, гораздо более сильный. Скорпион почувствовал, что спина его выгибается, а поясница разрывается от боли. У него вырвался громкий стон. По знаку Кулакова аппарат был выключен. Скорпион обмяк на стуле, истекая потом.

– Сам виноват. Я задаю вопросы, – сказал Кулаков, глянув в сторону зеркала, чтобы убедиться, что его остроумие оценено. – Поговорим об убийстве. Кто заказал тебе убийство Черкесова? ЦРУ?

– Мы оба знаем, что я не убивал Черкесова.

– Мы ожидали этого ответа, – сказал Кулаков и дал знак блондину. На этот раз гудение было громче и боль несравненно сильнее. Скорпиону казалось, что кто-то колет его гениталии раскаленным ножом. Он завизжал, из глаз потекли слезы. Внезапно все прекратилось, и он ощутил запах горелой плоти. Его собственной плоти.

– Давайте закончим с этим. Не для протокола: кто, по-вашему, убил Черкесова?

– Черкесова убил Дмитрий Шелаев, – выдохнул Скорпион. – Это знаю я, это знаешь ты, а теперь это знает множество людей.

– У тебя есть свидетельства?

– Ты знаешь, что есть. Признание Шелаева. Видеозапись.

– Какая видеозапись?

– Та, что на телестудии.

Кулаков покачал головой:

– Мы там тщательно все обыскали. Там не было никакой видеозаписи.

– Люди в телестудии видели ее.

– Мы спрашивали там всех. Все отрицают, что видели что-то.

– Как могли люди отрицать, что видели то, что, по вашим словам, не существует? – спокойно спросил Скорпион.

Кулаков взбесился. Он подался вперед и сильно ударил Скорпиона по лицу, а потом сделал знак блондину. Послышалось еще более громкое гудение, и Скорпион закричал от нового приступа боли, какую он никогда раньше не испытывал. От гениталий она била прямо в мозг. Он слышал чей-то крик, и какая-то часть его существа понимала, что это кричит он сам. Казалось, что боль нарастает с каждой секундой. «Ему нельзя допустить твоей смерти, – твердил себе Скорпион. Шейх Заид. Терпи. Боль всегда кончается. Им нужен суд. Ему нельзя допустить твоей смерти». Но жужжание и боль не прекращались.

Мыслей больше не было, была только боль. Только боль. Она становилась все сильнее и сильнее. «Прекратите, прекратите, пожалуйста, прекратите, – говорил он, не зная, говорит он это вслух или только в уме. – Прекратите, прекратите, пожалуйста, прекратите, ради бога. Боль всегда кончается. Ему нельзя допустить твоей смерти».

Как его тащили обратно в камеру, Скорпион не помнил. Он знал только, что в какой-то момент он проснулся. Он смутно понимал, что лежит на ледяном бетонном полу камеры. Он был гол, его руки по-прежнему были стянуты за спиной, между ног была жгучая, мучительная боль. Но это была не та боль, которую он ощущал под действием электричества. Ничего подобного он никогда не испытывал. Ни в Форт-Брэгге, ни в каком-либо другом месте.

Ему никогда не было так холодно. Он страшно дрожал, и дрожь усиливала боль в гениталиях. Скорпиону казалось, что он исчезает. Часть его умирала. Но кто же он? У него было столько имен и гражданств, что он уже сам путался. Ирине он так и не сказал, кто он. Если бы Кулакову это было нужно, он сумел бы заставить Скорпиона сказать. Однако им нужно было другое – заставить его признаться. Но это не имеет значения, ибо у него еще был один туз в рукаве: видеозапись была выложена в YouTube.

Что бы ни случилось с ним и с Ириной, и русские, и американцы увидят эту видеозапись и узнают о Горобце. Убьют ли Скорпиона, посадят ли его в тюрьму или отпустят на свободу, мучения прекратятся. Ему лишь нужно держаться. «Держись, – говорил он себе. – Все, что тебе нужно, это держаться, и ты победишь. А если бы ты сказал Ирине, кто ты есть на самом деле, Кулаков и Горобец уже знали бы об этом». Он не думал, что утечку допустил Ахнецов. Раскрывать свою связь со Скорпионом было не в его интересах. «Так что, там незачем искать, – подсказывал ему разум. – Думай об Ирине. Наверное, она любит меня. Да, но она сказала им. Они надавили, и она сказала».

Скорпион попытался представить себе лицо Ирины, но не смог. Что-то беспокоило его. Он смутно помнил, что видел чье-то лицо. Оно о чем-то напоминало ему. Он не мог сообразить, с чем оно связано. Это был не Кулаков. То, что он не убил его, когда имел возможность, было его ошибкой. «Если я когда-нибудь выберусь отсюда, – сказал себе Скорпион с грустной улыбкой, – одну вещь я сделаю непременно: убью Кулакова». Холод пробирал его до костей. Думать, лежа на ледяном бетоне, становилось все труднее. «Одна мысль. Держаться одной мысли. Шейх Заид. Боль всегда кончается. Умрешь ли ты или Аллах позволит тебе увидеть Солнце, боль закончится в любом случае».

Как долго он находится в этом ледяном аду? Должно быть, не один день. Может быть, не одну неделю. Понять было невозможно. А что с войной? Началась она? Он так не думал, иначе были бы слышны разрывы бомб и вой сирен воздушной тревоги. Какие-то знаки войны должны были быть. Он не спал и не ел уже несколько дней. Стоило ему задремать, врывались охранники и избивали его шлангами.

– Проснись, – прошепелявил блондин, сильно ударив его по лицу, и отступил, чтобы охранники могли начать избивать его. Во время избиения Скорпион слышал странный смех блондина «ух-ух-ух». Скорпион застонал и выплюнул несколько зубов.

На его теле не осталось ни одного дюйма, на котором не было бы кровоподтека или ссадины. И за все время ему только два раза дали попить. Оба раза это была отвратительная коричневатая жидкость в жестяной миске, из которой ему приходилось лакать, как собаке. А вкус у нее был такой, словно туда добавили мочи.

Что же с Ириной? Жива ли она? А Алена? Что с ней?

* * *

Выбить из Скорпиона признание им удалось на четвертом или пятом допросе (счет он потерял).

– Почему ты убил Черкесова? – требовал ответа Кулаков. Он кивнул блондину, тот едва коснулся ручки, как Скорпион начал кричать. «Держись, – говорил он себе. – Это временно. Но почему они ничего не говорят о видеозаписи на YouTube? Ведь в ней мое спасение».

– Не помню, – пробормотал Скорпион.

– Ты мог бы придумать ответ получше, – сказал Кулаков, положив руку на плечо Скорпиону.

– Степан, – сказал он, кивнув блондину, и тот тут же включил аппарат. Сначала Скорпион чувствовал только боль, но вдруг его пронзило: Степан! Он понял, кого напоминало ему лицо блондина – Алену. Это был ее сумасшедший брат.

– Подождите! – крикнул Скорпион.

Кулаков дал знак, и ток был выключен. Скорпион попытался повернуть голову, чтобы увидеть лицо блондина, но не смог.