Текст книги "Вены магии (ЛП)"

Автор книги: Эмма Хамм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)

Эмма Хамм

Вены магии

(Другой мир – 2)

Перевод: Kuromiya Ren

Глоссарий

Туата де Дананн – высшие фейри, изначальные и самые сильные создания фейри.

Благие фейри – светлые фейри, живут по правилам Чести, Добра и Порядка.

Неблагие фейри – темные фейри, живут без правил и не ценят красоту.

Дану – мать всех Туата де Дананн, считается матерью «земли».

Нуада – первый Благой король, часто зовется Нуадой Среброруким, у него была металлическая рука после потери своей в бесстрашном бою.

Мака – древняя Туата де Дананн, известная как одна из трех сестер, что образуют Морриган. Ее символы – лошадь и меч.

Красный колпак – проблемный фейри, часто издеваются над курицами в садах.

Блуждающие огни – маленькие шары света, что заводят путников в болота, обычно, чтобы человек потерялся.

Брауни – дружелюбные создания, похожие на мышей, чистят и готовят для тех, кто с ними добр.

Пикси – крылатые фейри, их лица похожи на лист.

Подменыш – старые или слабые фейри, которых заменяют на детей людей, обычно их считают болезненными детьми.

Гном – считается уродливым, маленькие неуклюжие фейри, что заботятся о садах и удивляют своим зеленым пальцем.

Дуллахан – жуткие и часто злые фейри, что носят головы на коленях.

Бин сидхе – банши, их крики отдаются эхом, сулят смерть всем, кто их слышит.

Гибразил – легендарный остров, который видно лишь раз в семь лет.

Мерроу – русалка, у них зеленые волосы и пальцы с перепонками. У мужчин жуткие ярко-красные носы, жабры, две ноги и хвост.

Боггарт – брауни, что злится или сбивается с пути, становится боггартом. Они обычно невидимы, у них есть привычка прижимать к людям холодные ладони, пока они спят.

Пука – фейри, подражающий зверям, особенно собакам и лошадям.

Келпи – существо, похожее на лошадь, живущее на краю болота. Пытается уговорить прокатиться на нем, но убегает потом под воду и топит всадника.

Селки – фейри, что может становиться морским котиком, пока у него есть своя кожа котика.

ПРОЛОГ

Как-то роза полюбила оленя.

Она была лишь семечком, когда он впервые прошел. Она увидела его, пустила корни в землю. Маленькие почки появились, когда он прошел мимо в следующий раз, и она расцвела, чтобы он склонился и понюхал ее сладкий аромат. Ее листья были опущены, она убрала шипы, чтобы не напугать его.

Но розы не могли расти на соленых берегах. Он предложил ей забраться на его рога, где он мог нести ее. И хотя розы должны были жить в земле, она обвила корнями его рога.

Он нес ее какое-то время. Она повернула лепестки к солнцу и плясала в лучах. Она хотела пить, но не говорила ему, ведь боялась, что он спустит ее. Она была счастлива впервые за свою короткую жизнь.

Волны добрались до их дома и угрожали здоровью оленя. Хоть он не сказал розе, он переживал за нее. Олень мог доплыть до берега.

Роза точно утонет.

Но в день, когда волны были выше всего, мимо пролетал ворон. Олень крикнул ему и попросил ворона забрать розу когтями.

– Отнеси ее в безопасность, – попросил он. – Туда, где она сможет пустить корни.

Ворон нежно взял ее, не слушая ее печальные крики. Лепестки тянулись к оленю.

– Ты будешь дома, – сказал он. – Роза не может расти без почвы.

Они летели над землей и водой. Соленые брызги жгли ее корни, сбивали лепестки с ее цветов. Когда ворон опустил ее в лесу, она сдалась.

Старый дуб вздохнул:

– Ты не роза. У тебя нет шипов.

– Я – роза, хоть мои шипы притупились.

Береза покачнулась.

– Ты – не роза. У тебя нет лепестков.

– Я – роза, хоть лепестки облетели.

Ясень плакал:

– Ты уже не роза, но ты можешь стать чем-то большим. Поспи немного в моих корнях.

Когда роза проснулась, она поняла, что древние деревья были правы.

Ветви росли из ее волос, кора покрыла кожу. Корни опутали ее ноги, но она была не такой, как деревья. Ее тело было изогнутым, разум – ясным, и она смогла отодвинуться от них.

– Видишь? – сказал ясень. – Ты все-таки не роза.

1

Роза и олень

– Сорча, лицо чешется!

– Сорча, живот болит!

– Сорча, не могу дышать!

Сорча сдула спутанную прядь с лица и посмотрела на потолок, словно видела сестер сквозь пол. Они говорили, что болезнь сделала их бесполезными, отказывались покидать кровати, сколько бы раз Сорча ни говорила им, что они не умирают.

Пока что.

Грязная одежда мешала видеть, гора была такой высокой, что Сорча едва видела за краем, ее руки дрожали от веса. Это была первая охапка из многих, которые ей нужно было отнести к реке. Только она из семьи не пострадала от чумы, и только ей можно было покидать бордель.

– Не радует, – буркнула она и крикнула. – Я сейчас буду, дорогие сестры!

– Сорча!

– Я знаю, вам неудобно, но я умоляю вас, потерпите! Мне нужно разобраться со стиркой.

– Стирка важнее нас?

Она закатила глаза. Ее сестры всегда хорошо умели убеждать отца, что им было плохо. Вот только они не могли убедить в этом сестру-целительницу.

Сорча напомнила себе, что они были больны. Чума кровавых жуков была не пустяком. Она тихо убивала. Но Сорча не могла отогнать ощущение, что они могли хотя бы попытаться помочь. Даже папа выбирался из кровати на ужин. Он не заставлял ее носить тарелки наверх и обратно.

Прохладный ветерок задел ее потную шею. Его прикосновение было приятным, хоть и удивительным, ведь ставни были заколочены.

Она приподняла бровь, опустила белье на пол и толкнула дверь кухни. Отец сидел и кормил маленькую коричневую птицу на подоконнике, доски прислонялись к стене рядом с ним.

Сорча прислонилась к дверной раме и скрестила руки на груди. Папа подвинул семена. Он терпеливо позволял птице съесть еще. Она была все ближе, а потом крохотный поползень прыгнул на его ладонь и ел оттуда.

– У тебя редкий талант, – сказала она.

Он поднял взгляд с улыбкой.

– Научился у тебя.

– Да?

– Когда ты была маленькой, ты говорила: «Папа, птицы боятся тебя, потому что ты большой. Если будет маленьким и тихим, они тебя полюбят, как любят меня».

– Не думаю, что ты сделал себя маленьким.

– Я никогда не умел хорошо менять облик.

Поползень тряхнул перьями и съел еще зернышко, а потом улетел в окно без шума. Папа меланхолично смотрел ему вслед.

– Ты скучаешь по свежему воздуху, – сказала Сорча.

– Больше всего. Что сейчас за время года?

– Наступает весна. Думаю, снег выпал в последний раз.

– Так скоро?

– Это не ощущается скорым, – рассмеялась она. – Но мы еще тут. Это радует.

– Все мы?

– Да. Кого-то не хватает?

Папа повернулся на стуле у окна и окинул ее взглядом.

– Может, я и болен, но не слеп. Ты оставила кого-то.

– Все что-то оставляют после долгого пути.

– Даже когда это другой мир?

– Да.

Сорча села за длинный стол на кухне, сняла грязный платок с головы. Грива рыжих кудрей рассыпалась по ее плечам. Все еще было странным, что ничто не изменилось в доме, где она выросла.

Деревянный стол был с отметками, которые она вырезала, чтобы отвлечься от ссор в семье. Травы сушились над огнем, заполняя воздух запахом базилика и розмарина. В котле кипел суп на ужин.

То же, но и не такое. Она замечала детали, которые не беспокоили ее раньше. Пыль в уголках у камина. Паутина под потолком. Холодный ветерок не пропадал.

Она выдохнула.

– Хочешь услышать истории о Гибразиле?

– Твои сестры тебя звали.

– Звали.

– Ты не хочешь заняться ими?

– Не очень, – Сорча уперлась локтями в стол и обхватила голову. – Это делает меня плохой? Я должна хотеть помогать сестрам. Они больны, они заслуживают моего внимания и заботы.

Она услышала, как отец встал и прошел, шаркая, к ней. Скамья скрипнула, он сел рядом с ней. Его тонкая ладонь потерла ее спину.

– Ты так старалась сохранить нас живыми, и я думал, что случилось что-то ужасное.

– Почему?

– Никто не работает с таким пылом, если не пытается что-то забыть. Или кого-то.

– И я так делаю.

– Знаю.

Она посмотрела на мужчину, который много раз спасал ее жизнь. Новые морщины появились на лице папы. Старые стали глубже, а на лбу пролегли линии тревоги и боли.

– Мне все еще сложно осознать, сколько времени прошло, – сказала она. – Год и день. Серьезно?

– Я могу повторять это снова и снова, Сорча. Мы думали, что ты мертва.

– Мне жаль, что я заставила вас беспокоиться.

– Хватит так говорить, – он убрал ее ладонь от лица, крепко сжал. – У тебя было приключение, которое никто из нас не мог бы представить. Ты рассказываешь истории каждый вечер, и потом нам снятся чудеса. Хорошо, что ты вернулась к нам.

Она не могла так думать. Сорча не хотела думать о Гибразиле. Манящие воспоминания о глазах цвета океана и кристаллах на коже не давали ей покоя во сне. Дыра в ее сердце была все шире с каждым днем. Она не знала, как остановить боль, так что успокаивала ее семьей. Но даже их утешающее присутствие не исправляло то, что было сломано.

Сорча сжала руку папы.

– Я рада помочь. Приятно быть дома.

– Но ты не здесь хочешь быть.

– Не здесь.

– Ты хочешь быть с ним.

– Да, – выдохнула она. – Сильно.

– Тогда вернись к нему.

– Не могу.

Папа нахмурился.

– Почему? Ты же можешь уйти в Другой мир? Найти пикси, что отведет тебя.

– Все не так. Пикси сообщат королю, что я вернулась, и он выследит меня. Я даже не знаю, жив ли Стоун.

Она звала его прозвищем, боясь, что не те уши узнают его настоящее имя. Люди не лезли в политику фейри, но осторожность никогда не была лишней.

Ее сердце ныло. Сорча надеялась, что он был жив. Его пыл и сила должны были помочь в первом бою с его братом, но она видела золотую армию и боялась худшего.

– Твое сердце говорит, что он жив? – спросил папа.

– Да.

– Тогда он жив.

– Вечный оптимист. Птица сказала тебе, что он еще дышит?

– Птицы о многом говорят. Эта сказала, что ты сама не своя.

Губы Сорчи дрогнули.

– Да?

– Ты знаешь правду, милая. Ты даже не ходила к храмам.

– Не хочу.

– С каких пор? – папа отпустил ее руку и ударил кулаком по столу. – Те храмы были для тебя очень важны даже в детстве. Что изменилось?

– Я уже не верю, что они полезны.

– Врешь.

Она вспомнила, как фейри ощущали вкус ее лжи в воздухе. Может, в отце было больше крови фейри, чем у нее. Сорча приподняла бровь.

– Думаешь?

– Ты сейчас ожесточилась. Ты сломаешь спину, заботясь о нас, но я не думаю, что ты хочешь этим заниматься. Было время, когда ты работала бы до своей смерти, чтобы спасти нас. Теперь не знаю, есть ли тебе дело.

– Конечно, есть.

– Тогда где твоя вера? Где твоя просьба фейри, чтобы они пришли на помощь? Ты стала такой наглой, что думаешь, что справишься сама?

Она встала из-за стола. Ее ногам нужно было двигаться, разум кипел, пока она расхаживала по кухне.

– Я боюсь! Это ты хочешь услышать? Я не исполнила свою половину сделки, этим я нарушила сделку с фейри. Я не могу идти к храму, потому что не знаю, что там меня ждет.

– Думаешь, они тебя убьют?

– Не знаю! – Сорча вскинула руки, поймала пальцами стебелек травы и бросила на пол. Она вздохнула и посмотрела на потолок. – Я схожу за метлой.

– Нет, – папа поднял руку. – Ты покинешь дом и пойдешь к храму.

– Что будет, если я не вернусь? Кто будет вытаскивать жуков из ваших тел и сберегать ваши жизни?

– Мы сами справлялись год.

– Потому что я сделала это частью сделки! – ее крик поднялся до крыши, и голубь вылетел с чердака. Она вздохнула и потерла виски. – Прости, я не хотела кричать. Я не хочу, чтобы вы умерли, и я не доверяю целителям в деревне.

– Как и я. Но я думаю, что у фейри еще есть планы на тебя. Мы живы не просто так, – он встал и убрал ладони от ее лица. – Ты – талантливый целитель, Сорча. Но не только из-за тебя жуки еще не убили нас.

Он был прав. Она заметила, как быстро они исцелялись после ее операций. Жуки не размножались в них так, как в других ее пациентах. Весь бордель словно застрял во времени. Они все еще были больны, с тем же количеством жуков, но хуже не становилось.

– Мне нечего им принести, – буркнула она. – Ни сахара, ни сливок, ни цветов из наших садов.

– Тогда принеси им свои извинения.

– Фейри нет дела до моей вины. Им нужны подношения.

– Может, они тебя простят. Помню, раньше люди ходили к храмам, чтобы быть в ладах с фейри и природой. Я не верю, что важно всегда что-то им давать. Порой подарок – уже быть там.

– Когда ты стал философом? – спросила она с кривой улыбкой.

– В то время, когда посмотрел смерти в глаза, и она сказала, что дочь спасла мою жизнь.

Слезы обожгли ее глаза.

– О, папа.

– Не надо такого. Иди, девочка, собери на обратном пути те милые травы.

– Одуванчики?

– Плевать, что они сорняки, они вкусные, хороши для моих старых костей. И передай привет фейри от меня.

Она взглянула на охапку белья и пожала плечами.

– Почему бы тебе не пойти со мной? Ты еще с ними не общался.

– Они не захотят, чтобы я начинал сейчас. Они увидят старика, идущего к ним, и решат, что я заблудился. Им проще общаться с милой девушкой. Иди уже!

Сорча не стала спорить дальше. Ее сестры снова закричат, и она упустит шанс. Она выбежала из кухни, укуталась в плащ и вышла наружу.

Холодный воздух наполнил ее легкие, покалывая. Она охнула, воздух заряжал ее кровь бодростью. Она оживала, покидая бордель.

Она сильно изменилась.

Папа не ошибался, указав, что ей нет дела. Она скучала по семье, но расстояние дало ей опыт, изменило ее взгляды. Ее сестры не могли перестать говорить об обыденном, мужчинах, чистоте, еде и напитках. Отец говорил только о путешествиях, но это хоть немного развлекало. И у них не было магических качеств фейри, что стали ей так дороги.

Старая калитка скрипнула, когда Сорча открыла ее. Она хотела починить ржавую петлю. Ей нужно было починить ставни, залатать дыры в крыше, убрать на заднем дворе… и список тянулся все дальше и дальше.

Может, она презирала такую жизнь. Она жила какое-то время в замке, ей прислуживали. А теперь она прислуживала остальным.

– Я так низко пала? – спросила она, взглянув на силуэт дома. – Я презираю их, потому что они больны?

Да. Ответ был гулким «да» в ее голове, словно криком в овраге.

Она сжала калитку, хмуро глядя на дом, словно это было проблемой.

– Сорча! Снаружи холодно, – мягкий мужской голос заставил волоски на ее шее встать дыбом.

Она фальшиво улыбнулась, скаля зубы.

– Геральт.

Он подошел к ней с грацией танцора. Узкие брюки обвивали его ноги, он явно считал ноги своей лучшей чертой. Объемный плащ из черной шерсти подметал землю за ним, убирая снег.

– Ты простудишься, Сорча, и кто будет заботиться о тебе, пока ты помогаешь своей семье?

– Я справляюсь неплохо сама.

– Но не обязана, – он снял свои кожаные перчатки палец за пальцем. – Прошу, позволь.

– Я не возьму твои перчатки, Геральт.

– Бери! Каким бы я был джентльменом, если бы дал тебе ходить без должной одежды?

Он взял ее за руку, вложил печатки в ее ладонь с улыбкой, от которой ей хотелось ударить его. Она выронила перчатки на землю.

– Так ты обходишься с женщинами? Будто они не понимают, что нужно самим позаботиться о себе?

– Они не обязаны заботиться о себе.

– А если некоторым из нас хочется?

– Почему тебе хочется?

Сорча фыркнула и закатила глаза.

– Ты не поймешь.

– И не хочу. Мне нравится заботиться о тех, кто дорог моему сердцу…

– Не надо, – она перебила его, подняв руку. – Я не хочу слушать тебя. Мне нужно идти, Геральт. Уж прости.

– Я пойду с тобой. Ты идешь в город?

Конечно, если женщина шла одна, то она шла в город. Сорча старалась не закатывать глаза, но не справилась. Куда еще могла идти женщина, если не в город? Глупый мужчина.

– Я иду в храм.

– В какой храм? В церковь?

– Нет. В лесу.

– Ах, – он нахмурился. – Ты бы не призналась в этом до своего исчезновения.

– Люди меняются.

– Видимо, да.

Ее сапоги хрустели по снегу, оставляя едва заметные следы. Она не собиралась стоять и слушать его слова про ее жизнь. Она не хотела говорить с мужчиной, который хотел подчинить ее своей волей.

– Так где ты была?

Он не знал, что нужно было вовремя уходить.

Холмы вокруг них были белыми. Деревья не торчали из земли, только небольшие горки отмечали, где были каменные стены. Даже овцы держались у амбаров в это время года. Никто не хотел забредать далеко от безопасности огня.

Сорча укуталась в плащ плотнее, опустила голову. Может, если повезет, Геральт уйдет.

– Ты меня слышала? Я спросил, где ты была.

Она вздохнула.

– Ты уже сто раз это спрашивал.

– Да. И ты так и не ответила.

– Не знаю, почему я вообще должна тебе отвечать.

– Не должна. Но я хочу знать.

– Зачем?

– Я переживаю за тебя, Сорча. Ты это знаешь.

Если бы она закатила глаза еще сильнее, увидела бы свою макушку.

– Ты переживаешь из-за того, что придумал обо мне! Ты меня не знаешь.

– Знаю! Я знал тебя с детства.

– Ты проезжал мимо меня с отцом пару раз. Это не считается за знакомство.

Его топот по снегу бил ей по нервам. Он не знал, как быть тихим? Она хотела мирно дойти до храма! Она так много просила?

– Я говорил с Брианой через стену, и она сказала, где ты была. Ты рассказывала, что была в мире фейри?

– Бриана много болтает, – буркнула Сорча.

– Ты же знаешь, что фейри не настоящие, Сорча?

Она бросила на него взгляд и замерла. Он не имел права указывать ей, что настоящее, а что – нет. Он сильно давил, хотя знал больше простой женщины, и ей надоели мужчины, у которых было высокое мнение о себе.

– Геральт, небо синее?

– Да, – он ответил в замешательстве, глядя на нее, как на сумасшедшую.

– Трава зеленая?

– Да.

– Но сейчас она белая.

– На ней снег.

– Тогда откуда ты знаешь, что под ним трава зеленая?

– Потому что я ее видел.

– А если бы не видел? – она указала на поля. – Если бы ты не видел траву раньше, знал бы ты, что она зеленая? Ты бы не подумал, что трава белая?

– Я бы сдвинул снег.

Она подвинула сапог, и из-под снега стало видно пожелтевшую мертвую траву.

– И ошибся бы, да?

– Чему ты пытаешься меня научить?

– Ты не видел фейри, но думаешь, что знаешь о них. Перед тем, как судить, что холмы зеленые, предлагаю хотя бы попробовать их увидеть. Фейри не понравится, что ты пойдешь в их храм без разрешения. Мне нужно идти одной.

Его рот раскрылся, и она не ждала, чтобы увидеть, что он сделает. Геральт долго пытался завоевать ее. И, хоть он был бы хорошим мужем для женщины, он не годился в мужья ей.

Женщины для него были плоскими. Они помещались в коробочку, которую он сделал, чтобы объяснять их поступки. Сорча потрясала его всякий раз, когда открывала рот. Может, потому она интересовала его. Но дело явно было в желании приручить ее.

Этого не будет.

Снег захрустел за ней.

– Если и дальше будешь идти за мной, Геральт, я брошу тебя в снег. Оставь меня.

– Ты изменилась! – крикнул он.

– Да, – сказала она.

Заметил не только ее отец. Горечь в ее сердце стала неуправляемой. Боль сделала ее злой, и это была не физическая боль, которую можно было залечить травами.

Бран ошибся. Он сказал, что она не развалится, что она найдет смысл в спасении жизней.

Она сделала наоборот. Гнев терзал ее душу, пока она смотрела на жертв кровавых жуков как на слабых существ. Сорче не нравились изменения в ней, но она не знала, как их остановить.

Лес появился вдали. Снежный шквал двигался к ней, но достаточно маленький, чтобы не задел ее, как только она скрылась под деревьями. Ветки, покрытые снегом, пригибались до земли, словно кланялись ей, когда она ступила в тени.

Если бы. Она хотела бы, чтобы деревья ее слышали, чтобы мужчина вышел из их коры и поманил ее за собой.

– Иди к нам, – сказал бы он. – Отыщи скрытые тайны и кольца фейри.

Она покачала головой. Жители деревни говорили, что она сошла с ума. Что ее похитил незнакомец, творил с ней ужасное, и она сломалась. Почему еще она говорила о фейри, как о настоящих?

– Всегда странная, – буркнула она, пригибаясь под веткой. – Всегда верящая не в то.

Лес был тихим. Слишком тихим.

Ветки не тянули ее за волосы, прося скрыть гнев. Птицы не пели. Только тишина и приглушенный гул снега, падающего с деревьев.

Где были фейри? Где был ветер, что трепал ее волосы?

Хмурясь, она вышла на знакомую поляну с тревогой. Что-то было не так.

– Это я. Я оскорбила тебя, Мака?

Даже свет пропал из священного места. Вода не журчала на камнях. Вырезанный трискелион потускнел, не сиял магией.

Она не думала, что они так ее накажут. Молчание было хуже угрозы смерти.

– Вы больше не позволите мне увидеть вас? – слеза покатилась по ее щеке. – Вы не можете от меня скрываться. Я вижу сквозь ваш морок!

Ветер не приносил смех. Была лишь тишина.

– Вы просто закроетесь от меня?

Она хотела кричать. Гневаться на фейри, которые думали, что она заслужила это, но правда звенела в ее голове. Они не хотели ее видеть, и это их не ранило.

Они лишили ее магии и всего, что было ей дорого.

Сорча подняла голову, сжала колени, чтобы не упасть, унизив себя. Она выстоит. Слезы лились по ее щекам, но она не хотела признавать это слабостью.

Только сильные позволяли слезам пролиться.

– Я не буду извиняться, – взмолилась она. – Я отсутствовала дольше, чем думала, и я ушла не по своей воле, но мне нужно было заботиться о семье. Не от злости на вас я забросила этот храм.

Боль пронзила ее лодыжку, две точки агонии. Она охнула и опустила взгляд. Ярко-зеленая змея длиной с ее рост поднималась из снега.

Она сжала ее лодыжку пастью, что была ужасно широкой, серебряные клыки впивались все глубже в плоть Сорчи. Змея обвивала телом ее ногу.

Боль и онемение распространялись от клыков змеи. Ее холодные глаза блестели, глядя на Сорчу.

– Невозможно, – пролепетала она. Змеи не двигались зимой. Такие змеи не жили в Уи-Нейлле.

Сорча ощутила вкус паслена на языке. Ее язык распух, губы онемели. Она знала признаки отравления.

* * *

Эмонн подставил лицо холодному ветру. Тот свистел в трещинах на его щеках, проникая глубже в него. Зимний мороз был его частью сильнее, чем бесполезная правая рука.

– Господин! – закричал Циан поверх воя ветра. – Мы не можем продолжать!

– Должны!

Они не могли остановиться в бурю. Снег ударял по ним, толкал острый лед под их одежды. Другой мир был злым, не унимался, словно решил уничтожить их.

Эмонн опустил капюшон плаща ниже и склонил голову. Он одолеет ветер, если так они достигнут нужного места.

Их осталось мало. Его брат прибыл на остров с одной целью. Уничтожить все на пути и оставить только кровь и пепел.

– Г-господин! – кашляла Уна, ее легкие ослабели от дней в холоде тундры. – Я не могу идти дальше.

– Мы должны продолжать.

– Я…

Ветер проносился мимо его ушей, заглушал ее слова. Гнев согревал его кровь. Кристаллы на его шее вспыхнули лиловым светом.

– Уна, нет времени спорить с тобой. Мы пойдем дальше к дворфской крепости! Только там нам могут посочувствовать фейри.

Они не ответили.

Рыча, Эмонн развернулся. Его плащ развевался, холодный воздух бил его по груди. Ветер проникал глубоко в раны от кристаллов в его теле.

Уна сидела на снегу, тяжело дыша, опустив плечи. Циан опустился рядом с ней, прижав ладонь к ее плечу, на лице было поражение.

Они укутались во все, что нашли. Пятнадцать осталось от сотен, живших на острове. Мать и ее ребенок держались в конце, маленький пука все еще восстанавливался после раны, которую обработала повитуха.

Боггарт держалась в конце, тонкая фигура дрожала с каждым вдохом. Она была слишком тонкой и маленькой для такого пути.

Он представил силуэт за фейри. Тени, что двигались. Красные кудри вокруг ее лица были яркими даже в облике призрака.

Она стояла за ними, смотрела на затрудненные движения. Она преследовала его отголосками голоса.

– Позаботься о них, – шептала она с ветром. – Ты нужен им.

Эмонн вздохнул и потер рукой лицо.

– Мы остановимся ненадолго.

– Дворфы? – спросил Циан.

– Не видно, друг. Мы идем в нужную сторону, он они пока не хотят показываться.

– Проклятые дворфы. Мы замерзнем, и они обворуют нас.

Уна заскулила.

– Я помню дворфов. Они были добрыми существами с сердцами из чистого золота. Они могли петь магию, которая позволяла женщинам прясть золото из соломы.

– Ты бредишь, – буркнул Циан. – То были не дворфы.

– Ты никогда не видел дворфов.

Эмонн не слушал их споры из-за вида фейри. Закатив глаза, он указал на некоторых, которые еще стояли.

– Отыщи хворост. А ты поможешь мне сделать стену из снега, чтобы хоть как-то укрыть нас. Ты, собери чистый снег, чтобы мы смогли нагреть воду. Ты… – он указал на мать, – возьми еще шкуры и укутай его.

– Не могу, милорд. Другим они тоже нужны.

– Губы твоего мальчика синеют. Пусть он погреется первым, потом укутаем в шкуры Боггарт. Мы будем их передавать между собой.

Он устал от холода. Он хотел теплый эль в руке, красивую женщину на коленях, чтобы холод пропал навеки.

Но это не произойдет. Он прогнал единственную женщину, которую хотел пустить на свои колени, эля не было, иней снова собирался вокруг его губ. Он фыркнул и стряхнул иглы льда с плеч.

Другие быстро устроились на привал. Они наловчились за недели в пути. Он смотрел на них, пока приступал к работе, двигая снег в подобие стены.

Они жались друг к другу, чтобы согреться. Все фейри держались за руки. Даже Циан убирал волосы с лиц, касался пальцами губ, шептал слова поддержки в уши.

Эмонн скрипнул зубами. Они ничего ему не предложат. Он был господином, непобедимым Туата де Дананн, который удерживал небо.

Было бы это правдой. Он тряхнул головой и дальше двигал снег, пока их не укрыла твердая стена. Ветер задувал сверху, бросал снежинки в его лицо. На ночь подойдет.

Селки, что искал хворост, вернулся, качая головой.

– Ничего нет, господин.

– Ясное дело, – буркнул Эмонн. Проклятая земля пыталась убить их.

Он поднял руку, закрываясь от холодной бури, и поспешил к их припасам. Сани могли стать отличным костром, дерево было более сухим, чем то, что скрывалось под снегом. Они понесу еду и воду в сумках.

– Господин! – крикнул Циан. Гном был головой среди сугробов, тело потерялось в массе белого. – Нам это нужно!

– Мы понесем все в сумках.

– Мы не можем нести больше груза на спинах!

– Нам нужно согреться.

– Тогда соберемся вместе в укрытии, что вы сделали.

– Без огня мы все умрем, Циан. Это должно произойти.

Циан добрался до него, прыгнул и схватился за руку Эмонна. Вес потянул его в сторону.

– Мы не можем нести еще больше.

Гнев вспыхнул в его венах, такой сильный, что перед глазами все стало красным.

– Тогда я понесу сам! – закричал Эмонн, нависая над гномом. – Я не потеряю еще кого-то из-за гадкого холода!

Буря бушевала. Холодный ветер бил по их телам, впивался в плащи, оставлял лед на лицах. Циан хмуро смотрел на него.

– Мы потеряем многих, господин. Это неизбежно.

– Нет, если я помешаю этому.

Эмонн повернулся и снял последние сумки с саней. Он опустил их с остальными, запомнил место, чтобы найти завтра под снегом.

Сани хорошо послужили им, а теперь помогут еще сильнее. Он поднял раму в шесть футов длиной и сломал ее как прутик.

Циан вздохнул.

– Что ж, вы это понесете.

– Я так и сказал.

– Сумки тяжелые. Там почти вся наша еда и вода.

– Хватит, Циан.

– Я пытаюсь заботиться о вас, господин. Вы этого не делаете.

– Мне не нужен присмотр, – прорычал Эмонн. Он разбил куски, сунул их под руку. – Вернемся и накормим остальных.

Они побрели по снегу. Циан плюнул, когда они добрались до высоких сугробов, и слюна замерзла, не долетев до земли.

– Что скажете дворфам? – крикнул Циан. – Им не нравится ваш вид!

– Им понравятся мои слова.

– А если нет? – гном прыгнул, чтобы увидеть лицо Эмонна. – Они не самые любезные.

– Им это не должно нравиться, они должны просто меня слушаться.

– Да, потому что мы часто работали с дворфами.

– Брата они любят еще меньше меня.

– Дело не в том, что он ваш брат или король. Им не нравятся Туата де Дананн. Они могут даже не впустить вас.

– Хорошо, что я большой. Я пробью путь.

– Через прочные золотые двери?

Эмонн поднял кулак с кристаллами. Его ладонь была ранена в бою, кости стали фиолетовой массой. Он все еще мог медленно двигать рукой, но это было непросто. Он посчитал это чудом и старался не бояться перемен.

Циан громко сглотнул.

– Понял, господин.

Через пару минут они развели костер. Магия помогла высушить дерево, и вскоре к вою ветра добавился веселый треск.

Эмонн отделился от остальных. Он был дальше всех от костра, дал погреться остальным. Их маленьким телам тепло требовалось сильнее. Уна жарила овощи на сковороде из сумки Циана, добавляя травы, мед и молоко.

– Господин? – спросила она. – Вы с нами?

Он покачал головой и показал кусок копченой оленины.

Они сжались все вместе. Мальчик был так близко к огню, что Эмонн переживал, что он загорится. Они все устали, замерзли, проголодались.

Он мог лишь нести тяжести. Эмонн жевал еду, игнорируя тревожные взгляды, которые Уна бросала поверх плеча. Гном явно поведал ей об их разговоре.

Тревога терзала его разум. Он не хотел говорить им о размахе своих ран. Его ладонь была меньшей из проблем. Трещины и кристаллы тянулись во все стороны на его теле.

Он едва ощущал холод. Лед проникал в его кристаллы, вызывая онемение, но слабо замедляя его тело. Лед не действовал на него, как на остальных.

Это беспокоило.

Эмонн еще не доводил болезнь до такого состояния. Он не хотел знать, что будет, когда он станет скорее кристаллом, чем мужчиной.

Он не говорил им, что клинок Фионна застал его врасплох. Эмонн все еще видел своего близнеца, когда тот примчался сзади и поднял меч. Эмонн ощущал его как холодные ветер на спине.

Он повернулся, и клинок последовал по тому же пути, что меч их отца. Впился в выемку плоти и кость, пронзая глаз.

Эмонн старался не показывать остальным. Он не хотел, чтобы они видели его глаз, рассеченный пополам кристаллом. Он касался глаза порой, отмечая, что не ощущал прикосновение. Все раны были чувствительными, но не эта.

Если он закрывал другой глаз, он видел мир разбитыми кусочками. Несколько фейри становились сотнями. Огонь пылал, тянулся вокруг него. Эмонн гадал, ощущалось ли так безумие.

– Господин? – окликнула Уна в последний раз. – Мы собираемся отдыхать. Вы с нами?

– Нет.

– У огня теплее.

– Хороших снов, пикси. Я первым буду в дозоре.

Она скривилась.

– И единственным.

– Точно.

– И вам нужно порой спать, Эмонн.

– Не этой ночью. Мы слишком близко к землям дворфов. Я не хочу попасться.

Он игнорировал слезы в ее глазах. Он не мог поддаться ее эмоциям, как бы ни устал.

Он был солдатом. Их путешествие вызывало воспоминания давних дней, когда он вел своих воинов к армиям Неблагих фейри. Они разбегались от его огромного меча, убегали от Нетронутого принца.

Он еще не видел в Ином мире такой снег. Сугробы местами были ростом с него. Он вел фейри вокруг завалов, похожих на горы, надеясь, что это не слишком утомит их.

Он явно ошибся. Они уснули, как только опустили головы на землю.

Огонь трещал. Ветер выл. И Эмонн замер так, что снег собрался на его плечах сугробами. Пролетали часы, а его разум не утихал.

Ему не нужен был огонь, ведь огонь жил в его воспоминаниях. Сорча – единственная женщина, которая пленила его мысли, как только ворвалась в его тронный зал. Она танцевала перед его глазами, покачиваясь с огнем. Она была в зеленом платье, которое он любил, и юбка развевалась вокруг нее как волны океана.