Текст книги "Продажная верность (ЛП)"
Автор книги: Эмили Боуи
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)
Запах свежей краски от ремонтируемого входа, к счастью, не доходит до моего кабинета. Я изучаю завтрашнее расписание футбольных матчей, одновременно просматривая компьютерные прогнозы, которые, по его мнению, дадут результат. В основном за меня думает компьютер, но я люблю перепроверять его работу. Одна ошибка может стоить нам миллионы, в лучшем случае.
Я бросаю взгляд на мониторы с камер, которые постоянно работают в казино, и мой телефон вибрирует рядом, на нем высвечивается имя брата.
Сайрус: Ева опять что-то задумала. Я направляю двух наших людей к дому.
Что эта девчонка задумала? Картинка загружается, и я кладу телефон, чтобы продолжить работу. Через несколько секунд я снова проверяю телефон и смотрю на фотографию, которую он мне прислал. Мой взгляд не может оторваться от Джин. Она выглядит потрясающе. Они с Евой стоят у входной двери дома наших родителей.
Сорен: Ева хочет умереть? Она никуда не выйдет.
Сайрус: Уходит не она.
Я скрежещу зубами, но что я могу сказать в ответ? Джин мне не сестра. Спасибо, блядь.
Я барабаню пальцами по телефону, уставившись на него дольше, чем мне хотелось бы признавать. Пытаюсь отложить его, чтобы продолжить работу над ставками на следующий футбольный матч, но мой мозг больше не в состоянии вычислять числа. Они разбегаются у меня перед глазами, и я не могу сосредоточиться. Бросаю еще один взгляд на телефон, фотография будто насмехается надо мной. Очевидно, моим братьям нужна помощь, чтобы справиться с девушками, иначе они не стали бы меня беспокоить.
Я смотрю на камеры видеонаблюдения, здесь все в порядке. Мне нечего делать сегодня вечером. К черту. Я выключаю компьютер и направляюсь к дому родителей. Они уехали из города, и нам с братьями приходиться нянчиться.
Спустя полчаса я подъезжаю к дому. Мне и в голову не приходит, что Сайрус может издеваться надо мной, пока я не оказываюсь на подъездной дорожке. А что, если девушки сидят там и смотрят фильм? Провожу рукой по волосам, размышляя о том, а не поехать ли к себе.
К черту.
Я киваю мужчинам, стоящим снаружи, и вхожу в дом. Мои братья сидят в гостиной, но ни Евы, ни Джин с ними нет.
– Где Ева?
– В своей комнате, – Аттикус кивает в сторону лестницы.
– Ты уверен? – спрашиваю я.
Сайрус машет ее телефоном в мою сторону: – Без этого она никуда не уйдет.
Я прохожу в гостиную и беру телефон сестры, открывая входящие. Новых сообщений нет. Меня так и подмывает посмотреть, с кем она переписывается, но я не хочу слишком сильно вторгаться в ее личную жизнь.
– Насколько она была зла, когда вы отобрали его?
– Она была типичной Евой, ушла наверх дуться. Мы решили дать ей час или два, чтобы успокоиться, а потом подкупим ее мороженым, чтобы она снова нас полюбила, – отвечает Аттикус.
– Ей же не десять лет.
Оба брата пожимают плечами.
– Это срабатывает каждый раз, – добавляет Сайрус, не отрывая глаз от фильма, который они смотрят.
– Устраивайся поудобнее, – говорит Аттикус, и я сажусь рядом с ним. Все это время у меня чешутся руки, чтобы достать телефон и посмотреть на фотографию, которую они мне прислали.
– С кем ушла Джин? – пытаюсь спросить небрежно, словно это второстепенное дело. Мои братья пожимают плечами. – Ты их проверял? – я впиваюсь пальцами в бедро, стараясь ничем себя не выдавать. Но моя грудь сжимается от неутолимой потребности защитить Джин. Я пытаюсь прогнать новые чувства. Защищать ее – это работа Джуда… а он исчез.
– Нет, – отвечает Сайрус, прежде чем спросить: – Кто-нибудь хочет попкорна?
Ни Аттикус, ни я не отвечаем, и он встает, чтобы сделать себе немного. Мы досматриваем фильм, но я не могу сказать, о чем он был. Я слишком отвлечен, думая о Джиневре. Она в безопасности? Весело ли ей? Меня это не касается, я знаю. Я не должен думать о Джин или беспокоиться о том, как пройдет ее вечер. Но я не могу остановиться.
На экране идут титры, и Сайрус поднимается наверх, чтобы помириться с нашей сестрой. Ни Аттикус, ни я не следуем за ним, потому что знаем, что нас ждет море дерьма прежде, чем она успокоится. Я предпочту быть хорошим старшим братом и приготовлю ей попкорн, когда снова станет прежней.
– Она ушла! – кричит он с вершины лестницы.
Телефон Евы оживает, на него приходит сообщение от Джин.
Джин: Я переживаю плохие времена. Забери меня, пожалуйста. И тут есть жуткий чувак, который не перестает пялиться на меня.
Я читаю сообщение, и мое сердце замирает, прежде чем забиться как у скаковой лошади, острая потребность защитить ее сжимает мою грудь. Я должен идти. У нее больше никого нет.
Используя телефон Евы, я набираю текст: Пришли мне свой адрес.
И менее чем через секунду я получаю ее местоположение.
– Поехали, – Аттикус хватает свое пальто, а Сайрус уже держит в руках ключи.
– Джиневра только что прислала сообщение, ее нужно подвезти, – я беру телефон и кладу его в карман.
– Поезжай за ней, – Сайрус улыбается, негромко хихикая.
Я запрыгиваю на мотоцикл, которым пользуюсь, пока моя машина на покраске. Хотя должен был оставить царапины, которые оставила на ней Джин. Я поднимаю ногой стойку и завожу двигатель, отправляясь за Джин. Я останавливаюсь на красный свет и вижу еще несколько сообщений от нее.
Джин: Мне следовало остаться дома. Это не моя тема.
Я быстро набираю сообщение: Я приеду так быстро, как только смогу.
Засовываю телефон обратно в карман кожаной куртки.
Джин: Если ты понимаешь, о чем я…
Джин: Жуткий парень только что подошел ко мне.
Я перечитываю два последних сообщения. Мне придется решать по одной проблеме за раз, и сейчас Джиневра – приоритет номер один.
Я в шоке от того, что Джиневра находится в клубе. Снимаю куртку и прислоняюсь к мотоциклу, набирая текст: Я здесь, у входа. И жду, когда она выйдет.
Скрещиваю руки, желая ворваться туда и найти ее, но стараюсь держать себя в руках, по крайней мере, пока.
Она появляется сразу же, выглядя еще более великолепно, чем несколько часов назад. У меня перехватывает дыхание, и я не могу позвать ее по имени. Молча наблюдаю, как она осматривает улицу, и, наконец, ее взгляд останавливается на мне. Не ожидая увидеть меня, она осматривается еще раз, а затем нерешительно подходит к дороге.
– Что ты здесь делаешь? – спрашивает она.
Я жестом указываю на мотоцикл.
– Похоже, сегодня я твой прекрасный принц, – ее глаза расширяются, и она делает шаг назад.
– Я ни за что не сяду на заднее сиденье этой смертельной ловушки. Где Ева? – она сужает глаза, глядя на меня. – Что ты и твои братья сделали на этот раз? – спрашивает она, постукивая ногой.
Я достаю телефон сестры и верчу им перед ее носом.
– Сайрус и Аттикус забрали его, пытаясь держать ее взаперти. Хочешь, чтобы я пошел и надрал задницу этому мерзавцу?
– О, Боже мой! – она закрывает глаза, и я накидываю ей на плечи свою куртку.
– Надень это, – я протягиваю ей свой шлем, – это защитит тебя в этой так называемой смертельной ловушке.
– Нет, нет, нет, – поднимает она один палец, – я не сяду на него.
– У тебя нет выбора, – я пытаюсь сдержать ухмылку, но она так чертовски красива, когда дерзит. Я делаю шаг вперед, чтобы надеть ей на голову шлем, но она отходит назад.
– Не утруждайся. Я закажу «Убер», ничего страшного.
– Джин, залезай на мотоцикл, – рычу я.
– Сорен, – она кладет руки на бедра, мой член становится твердым от того, как она произносит мое имя.
Я снова делаю шаг вперед, и на этот раз она позволяет мне надеть шлем ей на голову.
– Безопасность превыше всего, – отвечаю я, довольный, что она больше не сопротивляется.
Она смотрит, как я забираюсь на мотоцикл, а потом нерешительно садится на заднее сиденье. Ее задница на самом краю, едва не сваливается. Как будто она боится, что я укушу. Тянусь назад и притягиваю ее ближе к себе, но она по-прежнему отказывается держаться за меня. Кончики ее пальцев цепляются за мою рубашку. Так не пойдет. Я давлю на газ и резко трогаюсь с места, в результате чего она врезается мне в спину, и ее руки действительно обнимают меня.
Я снова жму на газ, увеличивая скорость, чтобы она еще крепче прижалась ко мне. По крайней мере, я продолжаю говорить себе именно это. Я жду, что она будет проклинать меня за скорость, но она молчит, прижавшись щекой к моей лопатке. Я везу ее домой по длинной дороге, но она никак не комментирует это. Не удержавшись, принимаю неожиданное для себя решение отвезти ее в дом моих родителей. Я сомневаюсь, что кто-то заметит ее отсутствие.
В тот момент, когда останавливаю мотоцикл, она слазит, прежде чем я успеваю обернуться. Я лишь успеваю перекинуть ногу через сиденье, когда она снимает шлем и швыряет его в меня.
– Какого черта? – кричит она.
Она мчится вверх по лестнице, и я бегу за ней. Хватаю ее за руку и разворачиваю, чтобы она посмотрела на меня, одновременно удерживая ее в ловушке другой рукой, которая опирается на дверь.
– Чего ты хочешь, Сорен? Все, что ты когда-либо делал, это делал мою жизнь невыносимой, – она пытается оттолкнуть меня, но я остаюсь на месте, возвышаясь над ней. Вот почему я не могу заставить ее выйти за меня замуж.
Я смотрю в ее зеленые, как у гадюки, глаза.
– Где моя благодарность?
– О, спасибо тебе, мой спаситель. Было так мило с твоей стороны попытаться убить меня на своем мотоцикле, – язвительно отвечает она фальшиво сладким голосом, который, должно быть, приберегает для убийства своих врагов. Ненавижу это.
– Все, что я когда-либо делал, это защищал тебя. Я никогда не проявлял к тебе ничего, кроме доброты. Почему ты так сильно ненавидишь меня?
– О, пожалуйста, – она закатывает глаза, и я пододвигаюсь ближе.
– Серьезно, Джиневра. Когда это я из кожи вон лез, чтобы быть с тобой грубым?
Она несколько раз открывает и закрывает рот, пока я жду ответа.
– Ты – это ты. У тебя нет границ. Я не твоя младшая сестра.
Не спеша оглядываю ее с ног до головы, и моя кровь закипает еще сильнее от одной мысли о том, что могло бы случиться, если бы я не забрал ее из клуба. Наши сердца бьются друг против друга.
– Нет, Джин. Ты не моя младшая сестра.
В моем животе разгорается пламя, и я радуюсь, что Ева решила нас обмануть, иначе я не был бы здесь с Джин. Ее ярко-красная помада умоляет меня прикусить пухлые губы. Я хочу разрушить это идеальное самообладание, к которому она всегда стремится.
– Я не это имела в виду, – она снова толкает меня.
– Используй свои слова, Джин.
– Ну, ты насмехался надо мной… перед своими друзьями, – заикается она.
– Я ничего такого не делал. Уверяю тебя.
Мы пристально смотрим друг на друга. Ее грудь вздымается и опускается быстрее, чем раньше, и я чувствую, как мой член становится тверже, когда наша перепалка разгорается все сильнее.
– Все знают, что ты плохой парень и что ты безжалостен к другим.
– Ха, так вот, что ты обо мне думаешь? – опасные нотки появляются в моем мягком тоне, а мой большой палец проводит по ее нижней губе, размазывая ее идеальную помаду.
Джин сглатывает и поворачивает голову, чтобы отвести взгляд. Двумя пальцами я поднимаю ее подбородок, заставляя посмотреть на меня. Гулкое напряжение наших тел заглушает шум на улице. Одна искра, и воздух вот-вот воспламенится.
Я наклоняюсь ближе, ощущая легкий запах роз, сигарет и парфюма другого мужчины. Я наблюдаю, как ее глаза открываются и закрываются, и она вдыхает воздух. Мы так близки, что я мог бы легко прижаться к ее губам. Я не могу прочесть ее мысли, и это меня расстраивает. Я хочу быть тем, кто знает, о чем она думает.
Мой нос касается ее щеки, а губы прижимаются к ее уху: – Может, ты просто хочешь, чтобы я был плохим парнем?
– Перестань быть мудаком, – шепчет она, задыхаясь, но не делает никаких попыток отстраниться.
– Думаю, мы оба знаем, что, если бы ты была моей девушкой, я бы относился к тебе как к богине, которой ты и являешься. Я был бы слишком хорош для тебя, и это, Джиневра, напугало бы тебя до смерти, – я покусываю мочку ее уха, наслаждаясь тем, как она быстро втягивает воздух.
Дверь открывается, и Джин чуть ли не падает, но Ева успевает ее подхватить. Тушь толстыми линиями растекается по лицу моей сестры, ее глаза красные.
– О, Джин, – всхлипывает она, и они тут же обнимаются.
Я забыт, когда Ева тащит Джин за собой вверх по лестнице. Мои братья стоят, одаривая меня высокомерными улыбками.
– Я иду домой, – кричу я.
– Ты должен мне сотню баксов, – ликует Аттикус, и Сайрус протягивает ему купюру.
– Я думал, ты останешься на ночь, – хихикает Сайрус.
Я хлопаю дверью, мне нужно привести голову в порядок.
Завожу мотоцикл и мчусь прочь. С тех пор как Сайрус предложил Джиневру в качестве моей жены, эта идея прорастала в моем сознании, и теперь это все, о чем я могу думать. Она была бы идеальной для меня. Она преданная. Я вижу это по ее отношению к семье, она готова пойти на любые жертвы ради них. Мне нравится, что у нее есть работа. Она трудоголик, как и я. И насколько могу судить, она слишком занята, пытаясь построить свою карьеру, чтобы беспокоиться о любви. Она даже не заметит, что я не способен любить. Но я могу притвориться, если понадобится.
Я пробираюсь в свой дом около шести утра, надеясь успеть до того, как проснется мама. Входная дверь врезается в пылесос, который я оставила там, в спешке, когда пыталась убраться дома, не успев закончить. Хаос и беспорядок – первое, что я вижу, прежде чем в поле зрения попадает ее кресло-качалка. Она переставила его со своего места у окна, на место напротив входной двери. Мама просыпается сразу же, как только я переступаю порог дома.
– Джиневра, где ты была? Я так волновалась, – она могла бы позвонить мне.
– Прости, мама. Я ночевала у Евы. Ей было одиноко, ее родители уехали, а братья ополчились против нее, – я надеюсь, что она успокоится, раз уж я была с Моретти.
Она вздыхает, откидывая одеяло. Когда она успела стать такой крошечной и хрупкой?
– Джиневра, я больна, – говорит она тихим голосом.
Я бросаю сумочку на пол, закрываю дверь и подхожу к ней.
– У тебя жар? – спрашиваю я.
Прижимаю запястье к ее лбу, чтобы проверить, нет ли температуры. Последний год она то и дело ходит по врачам, но никто не может понять, из-за чего она так плохо себя чувствует.
– Нет, дорогая, – она гладит меня по руке, ее глаза выглядят усталыми и печальными. Не помню, когда мама была счастливой.
– Это простуда? – спрашиваю я в замешательстве. Я не слышала, чтобы она кашляла.
– Я из тех больных, которые не выздоравливают.
Смотрю на нее, пытаясь понять, что она пытается мне сказать.
– О чем ты говоришь? – мой голос срывается, когда я смотрю на нее, и она встает.
Ее конечности дрожат, когда она двигается.
– Посмотри на меня, Джиневра, – она указывает на свою тонкую как бумага кожу. – Я уже много лет не здорова. Ты, должно быть, заметила.
– Это твоя депрессия, мам. Мы справимся с этим вместе. Теплая чашка чая поможет тебе почувствовать себя лучше, – я тереблю шершавый край большого пальца, пытаясь оторвать шелушащуюся кожу. Ей просто нужны несколько солнечных дней, и все наладится. – Я приготовлю чай.
Она протягивает руку и берет мою.
– Это нечто большее. Милая, у меня рак, – ее глаза блестят от непролитых слез. Мне приходится несколько раз моргнуть, чтобы сдержать слезы, которые хотят вырваться наружу. Это мгновенная реакция, как только я вижу слезы моей матери.
Мое сердце стучит так сильно, эхом отдаваясь во всем теле.
– Нет. Мы выслушаем другое мнение. Мы будем бороться с этим, – я хватаю телефон и начинаю искать врачей.
Мама кладет свою морщинистую руку на мою. Я медленно поднимаю на нее глаза, борясь с подступающими слезами. Я не буду плакать при маме. Я самая стойкая в нашей семье.
– У тебя последняя стадия? – спрашиваю я, мой голос трещит в конце, когда эмоции берут верх.
– Милая моя девочка, – она качает головой, – все мы когда-нибудь умрем.
По моим ресницам скатывается слеза, и я вытираю ее ладонью.
– Сколько тебе осталось? – спрашиваю я, злясь на то, что она не доверилась мне раньше. Она сдалась еще до того, как мы начали бороться.
– В лучшем случае несколько месяцев, – ее голос дрожит, и это разбивает мне сердце.
Слезы текут по моим щекам, и она отрывает свой взгляд от меня, садясь обратно в кресло. У меня сводит живот, я чувствую тошноту, когда понимаю, что мама не будет здесь вечно. К следующему Рождеству ее не станет. У меня больше не будет матери. Ни одного родителя. Я останусь одна. Не похоже, что Джуд теперь часто бывает дома.
– Ты должна была сказать мне раньше, – мольба в моем голосе постыдна, я должна быть сильной ради нее, но я слишком слаба для этого.
– Это ничего бы не изменило, и я тебя знаю. Ты бы бросила школу и ничего бы не добилась. Я горжусь тобой, Джиневра, и не уверена, что когда-либо говорила тебе об этом, – в этот момент, когда она это произносит, я понимаю, что это правда.
– Это самое несправедливое, что ты можешь сказать, – выпаливаю я, расстроенная тем, что она отказалась просить о помощи.
– Я люблю тебя, Джиневра, – она закрывает глаза, и через мгновение я слышу ее негромкое сопение. Я стою рядом с ней и ругаю себя за то, что не задала больше вопросов. Я должна была заметить, что это нечто большее, чем депрессия.
Прикусываю внутреннюю сторону щеки, нахмурившись. Несмотря на то, что сегодня выходной, я планировала пойти на работу, но одиночество меня больше не утешает.
Тяжело вздохнув, я подхватываю сумочку и сажусь в машину. Небольшая поездка поможет мне проветрить голову. Мне просто необходимо придумать, как образумить маму, объяснить, что у нее еще есть шанс побороть рак. Мне нужно дать ей причину бороться. Тогда она придет в себя.
Густонаселенные ряды пригородных домов разрастаются, пока я не выезжаю на шоссе. После и городские высотки остаются позади, когда я проношусь мимо них, не имея четкого представления о том, где нахожусь. Я петляю по скоростным дорогам, пока мое внимание не привлекает знак, указывающий на поворот в сторону небольших городков.
Джуд часто рассказывал мне, что, когда был жив отец, мы всей семьей совершали такие случайные поездки. Я беру телефон, просматривая недавние вызовы, чтобы позвонить брату. Но, как и всегда, он не берет трубку.
– Джуд, мама умирает, – мой голос срывается, – возвращайся домой, придурок. Ты нужен нам. Ты нужен мне, – гудки. Я не ожидала, что он ответит. Надеюсь, он скоро вернется домой. Ненавижу, когда он пропадает, но в последнее время он исчезает все чаще и чаще.
Моя машина замедляется, даже когда я нажимаю на газ, и издает звук, похожий на плевок. Я успеваю свернуть на обочину оживленного шоссе, прежде чем она заглохнет. Смотрю на приборную панель – бензобак пуст.
Я откидываюсь назад и закрываю глаза. Мне, определенно, «везет» в последнее время. Глаза устали и болят, не знаю почему. Стресс тяжелым грузом давит мне на грудь, и все, чего я хочу, – заплакать. Машины проносятся мимо меня на больших скоростях.
На этот раз я не сдерживаюсь. Даю волю слезам и громким, отвратительным рыданиям, вырывающимся из моего горла. Я плачу так сильно, что мое зрение размывается. Напряжение больше не сковывает мои плечи, но тяжесть в груди никуда не исчезает. По крайней мере, мне стало легче дышать. Я так устала. Устала быть для всех опорой.
Когда слезы высыхают, я смотрюсь в зеркало и пытаюсь привести в себя в порядок. Миссия невыполнима. Мои глаза красные и опухшие, черные подтеки туши размазаны по всему лицу. Я в полном беспорядке. Мне просто хочется, чтобы кто-нибудь обнял меня и помолчал вместе со мной.
Я беру телефон в поисках ближайшей заправки. До нее не меньше получаса ходьбы. Слежу за нескончаемым потоком машин. Идти пешком по этому участку дороги слишком опасно. Я провожу рукой по лицу, не зная, что делать.
Верчу в руках телефон, не зная, кого позвать на помощь. Что ж, есть один человек, с которым я постоянно сталкиваюсь. Сорен мог бы приехать и забрать меня. Достаточно одного звонка, и он бросит все дела, чтобы помочь, но тогда я буду у него в долгу, а это совсем не та ситуация, в которой я хотела бы оказаться.
Кручу телефон в руках снова и снова, пока не убеждаю себя, что у меня нет другого выбора. Я нажимаю на контакт, и он отвечает через полгудка, как будто он собирался нажать на кнопку, но тут раздался мой звонок.
– Джин? – отвечает он в замешательстве.
– Привет.
– Что случилось? – сразу же спрашивает он, уловив мое дерьмовое состояние.
– У меня закончился бензин, я примерно в часе езды от города. Я стою на обочине шоссе, – я жду, что он будет смеяться надо мной или скажет, что мне следовало быть умнее, но он этого не делает.
– Я уже в пути. Скинь мне свое местоположение, – к счастью, он кладет трубку, не желая вести разговор, пока едет сюда.
На улице ветрено, но солнечно, из-за этого в машине тепло. Яркие лучи согревают меня, и я закрываю глаза. Как бы мне хотелось выпить тыквенный латте прямо сейчас. И с этой мыслью я засыпаю.
Я вздрагиваю от громкого стука в окно моей машины и кричу, подаваясь вперед и ударяясь о руль, забыв, где нахожусь. Я смотрю в окно, и меня встречает великолепный, но яростный взгляд Сорена.
Зачем я вообще ему позвонила?
Он открывает дверь и требует: – Какого хрена твоя машина не заперта? Ты спала, к тебе мог забраться кто угодно. Мне пришлось десять раз постучать, прежде чем ты зашевелилась. Господи Иисусе, Джиневра!
Я шмыгаю носом, потому что он заложен из-за моих недавних рыданий, его брови хмурятся, прежде чем смягчиться. Этот взгляд хуже его свирепого. Я отворачиваюсь, не желая смотреть на него прямо сейчас.
Слышу, как он приседает, и его присутствие становится менее подавляющим, и пальцы ложатся на мой подбородок. Осторожно он приподнимает его, чтобы мы были на одном уровне.
Его обычно черные радужки становятся теплыми, шоколадно-коричневыми, пока Сорен изучает меня. Я зажимаю губу между зубами, чувствуя, как слезы снова щиплют глаза. Я думала, что выплакала их все, но они все еще пытаются вырваться наружу.
Качаю головой, не произнося ни слова из-за страха, что стоит мне заговорить, я снова разрыдаюсь. Я не хочу, чтобы Сорен видел меня такой. После этого он будет высмеивать меня в течение многих лет.
Мое сиденье полностью отодвигается назад, Сорен подхватывает меня как куклу, опускается на него, и я оказываюсь у него на руках. Он крепко обнимает меня, что трудно дышать. Я борюсь с ощущением безопасности, которое он предлагает, и пытаюсь выбраться, но его хватка не ослабевает. И я остаюсь у него на коленях.
Закрываю глаза, все еще борясь со слезами, но они просачиваются, как бы сильно я ни зажмуривалась. Они ручьями стекают по моим щекам.
– Просто выпусти это, – голос Сорена мягкий и сладкий, что еще больше усугубляет положение. Нежное прикосновение его губ к моему лбу – переломный момент. Я делаю глубокий вдох, и рыдания вырываются из глубины моего горла. Рука Сорена гладит мой бок в утешительном жесте, и он ни разу не просит меня остановиться. Он ничего не говорит и продолжает крепко держать меня.
Прохладный ветерок овевает мою кожу, но тепло тела Сорена не дает мне замерзнуть. Я заканчиваю плакать и извиваюсь, пытаясь освободиться, и на этот раз он позволяет мне. Я опускаю зеркало на козырьке и вижу свои красные и опухшие глаза.
– Ты прекрасна, несмотря ни на что, – говорит Сорен.
Я поднимаю козырек.
– Спасибо, что пришел, – я выхожу из машины.
– Кто-то причинил тебе боль? – он медлит, и его глаза озаряет та защитная, темная сила, как тогда, когда он готов сжечь весь мир ради своей сестры.
– Нет, – вздыхаю я.
Он кивает, не настаивая, но я не уверена, что он верит мне. Бросаю взгляд за свою машину и вижу грузовик, за рулем которого я никогда не видела его раньше.
– Недалеко отсюда есть заправка, – говорю я, – вероятно, мы сможем взять канистру и вернуться.
– Нет.
– Что? – я смотрю на него через плечо.
– Я не позволю тебе сесть за руль в таком состоянии. Я попрошу одного из моих сотрудников забрать твою машину. Она будет у тебя в понедельник утром, – голос Сорена суровый, не оставляющий места для споров, а я слишком устала, чтобы ругаться с ним по этому поводу.
Он обходит свой грузовик и достает канистру с бензином. Я изучаю его, пока он заправляет мою машину. Он словно в своей привычной среде, хотя я никогда не могла представить его «пачкающим руки». Интересно, умеет ли он менять масло и делать другие подобные вещи?
Я не могу выбросить из головы его слова, сказанные тем вечером. Что я тебе сделал? Я начинаю думать, что ошибалась насчет Сорена. Может, он был моим козлом отпущения за то, что я не помню своего отца? Может, я виню его семью, а срываю злость на нем? Неужели все это время я была не права?
Обхожу грузовик, замечая, что на нем даже номеров нет, и сажусь на пассажирское сиденье.
– Знаешь, тебя оштрафуют за вождение без номеров. Не имеет значение, какая у тебя фамилия, – я съеживаюсь от своего тона, не желая, чтобы это прозвучало так резко.
Сорен усмехается, дает задний ход, прежде чем развернуться.
– Я только что забрал эту красотку из автосалона. Уверен, они дадут мне больше, чем несколько часов отсрочки. И давай будем честны, мне плевать на штрафы.
Несколько часов? Он купил этот грузовик только для того, чтобы приехать за мной? Я разглядываю его профиль, пока он ведет машину. Нет, это должно быть совпадение.
Вместо этого я спрашиваю: – Зачем тебе грузовик, если у тебя есть мотоцикл и машина?
– Ни то, ни другое не подходит для того, чтобы возить с собой канистру с бензином, – он пожимает плечами, не отрывая глаз от дороги.
Мое сердце замирает от его ответа. Он купил грузовик, чтобы помочь мне. Я смотрю в окно, чувствуя, как румянец зарождается на шее и пробирается к щекам. Я знаю, Сорен называет себя бессердечным, но как он может быть таким, если за двадцать четыре часа он спас меня дважды?
Стоп, у меня нет времени на глупую влюбленность, которая ни к чему не приведет. Я слишком занята работой, чтобы заботиться о своей семье. Какая-то часть меня не хочет знать, что такое любовь. Я никогда не захочу стать настолько опустошенной, чтобы не иметь возможности жить дальше, когда эта любовь подойдет к концу. Я не могу позволить себе стать своей матерью.
