Текст книги "Продажная верность (ЛП)"
Автор книги: Эмили Боуи
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)
Я звоню своей жене каждый день, но она ни разу не ответила на звонки. Ирония в том, что я хотел именно такой брак. Тот, в котором так называемая жена оставалась бы в стороне, занималась своими делами, а я продолжал бы жить своим бизнесом, не меняя ни образа жизни, ни своих приоритетов. Теперь, когда я заглянул в это будущее, тоя понял, что это самое далекое от того, чего действительно хочу.
– Почему ты работаешь, когда у тебя есть жена, которую ты должен вернуть? – спрашивает Сайрус, входя в мой кабинет. Я вздрагиваю, не ожидая чьей-либо компании. Запускаю руки в волосы и откидываюсь в кресле, спинка которого дважды подпрыгивает, прежде чем затихает под моим весом.
– Я получил наследство. Теперь отец не сможет вмешаться в наш бизнес, – Сайрус выдвигает стул перед столом и опускается на него, не дожидаясь приглашения.
– Мы оба знаем, что все это полная чушь.
Я откидываю голову назад в кресло: – О чем, черт возьми, ты говоришь?
– Мы могли бы ликвидировать компанию и открыть ее под другим именем. Похоже, все, кроме тебя, знали об этом. Или тебе просто понравилась идея, что кто-то заставляет тебя жениться.
– Поверь мне, – насмехаюсь я, – я бы не обрек себя на год страданий с Кариссой, если бы это было так.
Он наклоняет голову: – Забавно, что когда казалось, что время летит слишком быстро, ты убедился, что у тебя есть другой вариант. Тот, который ты якобы ненавидел, – он заключает «ненавидел» в воздушные кавычки. – Вы с Джиневрой флиртовали в качестве прелюдии с того момента, как у нее выросли сиськи. Я никогда не видел, чтобы ты был одержим кем-то, кроме нее. Ты знал, что делаешь.
– Я никогда не говорил, что ненавижу ее.
Неужели наша маленькая вражда с детства была обычным флиртом?
Мой брат ухмыляется: – Я пытаюсь сказать, что ты никогда не отступал от нее раньше, зачем же начинать сейчас? Иди к ней.
Он не ошибается…
Я встаю, закрывая ноутбук, и Сайрус поднимается вместе со мной.
– Ты делаешь правильный выбор.
ДЖИНЕВРА
Я несчастна. Все, кого я любила в жизни, исчезли. Когда переехала домой, я думала, что буду довольствоваться заботой о маме, но я не могу перестать думать о Сорене. Он заставил меня наслаждаться жизнью так, как я никогда не наслаждалась.
Мне стыдно признаться, что я до сих пор злюсь на брата. Мне жаль, что он не пришел ко мне за помощью в борьбе со своей зависимостью. Я бы также не хотела злиться на него за то, что он позволил себя убить.
– Иди и поговори с Сореном, – мягкий голос мамы раздается у меня за спиной, и она кладет руку мне на плечо.
Я вздыхаю, смотрю на нее и заставляю себя улыбнуться: – Ты голодна?
Она качает головой, на ее лице отражается разочарование.
– Тебе нужно прекратить, Джиневра.
– Прекратить что? – спрашиваю я, сбитая с толку ее укоризненным тоном.
– Прятаться в этом доме и использовать меня в качестве оправдания, – мой рот открывается.
– Это не то, что я делаю!
Мамины брови приподнимаются, и она наклоняет голову: – Да, это так. Я люблю тебя, дорогая, и хочу видеть тебя счастливой. Я беспокоюсь о тебе. Единственный раз, когда я видела, что ты действительно живешь своей жизнью и счастлива, – это когда ты с Сореном.
– Он не тот человек, за которого ты его принимаешь, мама.
– Он не добрый, не щедрый и не невероятно милый с тобой? – ее тон смягчается, и она кладет руку на мою.
– Я не это имела в виду, – стону я.
– Не пойми меня неправильно, но всякий раз, когда кто-то сближается с тобой, ты саботируешь ваши отношения.
– Я ничего такого не делаю, – говорю оскорбленно.
– Нет? Почему ты сменила пять работ с должностью помощника юриста?
– Я стремилась к той, которая у меня была.
– Не потому ли, что люди начали сближаться с тобой, ты завела друзей, а потом вдруг захотела чего-то большего и лучшего? Какую причину ты придумала себе, чтобы держаться подальше от Сорена?
Мне так надоело, что мама никогда не принимает мою сторону.
– Если хочешь знать, Сорен убил Джуда, потому что тот собирался утянуть его вниз своими наркоманскими замашками. За этого человека я и вышла замуж. Ты счастлива? – я подавляю всхлип, пытаясь сдержать слезы.
Мама обнимает меня. Я не помню, когда она делала это в последний раз.
– Ты спросила его об этом?
– Из-за него мы похоронили Джуда.
Мама кладет свою руку на мою. Я не могу не заметить, что к ее коже начинает возвращаться румянец, и она стала больше передвигаться по дому.
– Дорогая, Джуд был беспокойной душой большую часть своей жизни. Сорен был единственным, кто удерживал его на правильном пути, пока мог. Он сделал для своего лучшего друга все, что было в его силах.
Я шмыгаю носом, сдерживая слезы, которые грозят пролиться.
– Я даже не успела попрощаться, – всхлипываю я, и мама снова обнимает меня. Она медленно поглаживает меня по спине.
– Выпусти это наружу. Нехорошо держать все в себе.
Я плачу еще сильнее.
– Сорен, должно быть, ненавидит меня сейчас. Все, что я сделала – это оттолкнула его.
– Дорогая, этот мужчина влюблен в тебя по уши. Я не думаю, что это возможно.
Я чертовски нервничаю, направляясь к дому Джин. Ненавижу, что она не со мной. Хотя как может быть иначе, если она считает, что я женился на ней только из-за наследства? В ее глазах наш брак был сделкой. С ее уходом я потерян, несчастен. Даже мои братья не хотят находиться рядом со мной.
Даже когда думаю о том, что Джин не рассказала мне о Еве, я не могу на нее злиться. Она же не знала, что та убегает замуж. Если бы она думала, что Еве грозит опасность, она бы сказала мне. Я не мог придумать нашу любовь.
Паркую свою машину – ту самую, которую она раздолбала к чертям – у ее подъездной дорожки. Я ухмыляюсь, вспоминая, как она улыбалась, когда терлась своей машиной о бок моей. Какая-то часть меня жалеет, что я ее перекрасил. Мне нравится напоминание о ней и ее дерзости.
Я стучу в дверь, и мгновение спустя появляется ее мать.
– Могу я поговорить с Джиневрой? – вежливо спрашиваю я.
Она бросает на меня грустный взгляд и похлопывает по руке: – Ее здесь нет, Сорен.
Мое сердце замирает, и я не могу расшифровать этот взгляд. Ужас охватывает меня, температура повышается. Может, я опоздал? Неужели я уже потерял ее навсегда?
Я колеблюсь: – Я также пришел сюда ради тебя, – я расстегиваю пиджак и достаю конверт. Пиппа открывает дверь шире, чтобы я мог войти. Ее руки постоянно теребят друг друга.
– Это плохие новости, не так ли?
Я качаю головой.
– Напротив, – протягиваю ей конверт, и она дрожащими руками вскрывает его.
– Лекарство работает, – ее глаза блуждают слева направо, читая, – я не понимаю, что здесь написано.
– Здесь говорится, что продолжительность твоей жизни увеличилась с четырех месяцев до десяти лет. Рак все еще живет в тебе, но они смогли уменьшить его размеры, и купировать скорость его роста.
– А Джиневра знает? – спрашивает она, ее глаза стекленеют от непролитых слез.
– Пока нет. Я пришел сюда, чтобы лично сообщить вам обеим эту новость.
Пиппа хватает меня за руку: – Мой дорогой мальчик, надеюсь, это не было настоящей причиной твоего визита.
Я вздыхаю: – Нет, но я подумал, что ей придется поговорить со мной, если появлюсь с этим.
– Вы двое подходите друг другу.
– Я не уверен, что она чувствует то же самое, – правдивость этих слов ошеломляет. Мое сердце снова ускоряется при одной только мысли о том, что я могу потерять ее. Я не уверен, что смогу это пережить.
– Иди к ней, – призывает Пиппа, вставая.
Я выхожу из дома и звоню своей службе безопасности, чтобы узнать, где Джиневра.
Я стою у большого окна, наблюдая за разговором моей жены с ее бывшим боссом, и замечаю, что он записывает разговор. У меня мгновенно пересыхает во рту, а в душу закрадывается такая боль, какой я никогда не испытывал. Я всегда доверял Джин, но эта сцена передо мной?
Она делает глоток своего напитка, и ее губы дрожат, когда она продолжает говорить. Я понятия не имею, что ей известно, но знаю, что она самый умный человек, которого когда-либо встречал. Она легко может найти все, чтобы уничтожить меня и мою семью. Так вот что она делает? Я вспоминаю своих братьев, сомневающихся в ее преданности. Ева была преданна мне. Была ли Джин также верна мне?
Эти мысли бьют мне прямо в сердце. Я отдал ей все. Я дал клятву своей семье, что она будет преданна мне. Я поклялся своей жизнью. Такая клятва обязывает. Я сглатываю комок, подкативший к горлу. Горло пульсирует, когда проталкиваю его вниз. Мой желудок хочет немедленно его отвергнуть и урчит от тошноты.
Конрад продолжает подбивать ее говорить дальше. Он мне никогда не нравился, и сейчас я жалею, что не заставил его исчезнуть, когда впервые увидел его с Джин. В очередной раз я не прислушался к своей интуиции из-за нее.
Джин берет свою кружку, и ее руки дрожат, когда она подносит ее к губам. Конрад кладет руку ей на бедро и не отпускает, пока она пьет. Во мне вспыхивает ярость, и я срываюсь с места, врываясь в кофейню. Дверь ударяется о стену, и я громко топаю к ним.
– Убери руки от моей жены, – требую я.
У мужчины молниеносные рефлексы, он быстро отодвигается, чтобы оказаться как можно дальше от Джиневры. Возможно, это спасло ему жизнь, в зависимости от того, как много Джин ему рассказала.
– С чем связана эта встреча? – спрашиваю сквозь стиснутые зубы. Мой взгляд перебегает с Конрада на жену.
Конрад выключает свое записывающее устройство и встает: – Спасибо, Джин.
– Для тебя она Джиневра, – мои кулаки сжимаются и разжимаются.
Я могу приказать убрать его одним щелчком пальцев, и никто никогда больше о нем не услышит. Как трус, он убегает, а я провожаю ее взглядом.
– Что это было? – ровно спрашиваю я, контролируя свой голос, хотя чувствую себя совсем иначе.
– Возможно, это не самое подходящее место для такого разговора, – отвечает она, оглядывая кафе.
– И все же ты только что беседовала с адвокатом, который, как мы знаем, пытается завести дело против моей семьи, – я наклоняю голову в сторону. Сердце, кажется, вот-вот выскочит из груди и ударит ее по лицу с такой силой, с какой оно бьется.
К черту. Она смотрит на меня, уперев руки в бедра, и я поднимаю ее, перекидывая через плечо.
Она брыкается и колотит своими маленькими кулачками по моей спине. Я крепче держу ее за ноги, пока веду нас к выходу из кафе. Никто не осмеливается мне что-либо сказать.
Холодный воздух кажется освежающим на фоне моего повышенного давления. Я делаю глубокий вдох, пытаясь отодвинуть свои чувства к ней на второй план.
– Не отгораживайся от меня, Сорен. Я вижу, что ты делаешь это прямо сейчас. Все, о чем я прошу, это поговорить наедине. Пожалуйста.
Я ставлю ее обратно на ноги, и мне приходится поддержать ее из-за резкого движения. Ее щеки раскраснелись, дыхание прерывистое, а волосы разметались повсюду. Черт, я не могу вспомнить, выглядела ли она когда-либо более привлекательно. Ее завораживающие глаза умоляют меня, и я как чертов неудачник поддаюсь.
– Прекрасно, – я скрещиваю руки на широкой груди, каждый нерв напрягается в ожидании ее обреченных слов.
Пока мы идем к моей машине, она говорит: – Я нашла один из дневников Джуда. Он писал обо всем. Я действительно поражена его умением излагать мысли. Это было похоже на чтение литературного произведения.
– Правда? – я открываю для нее дверь машины, и она забирается внутрь. – Где ты хочешь поговорить? – спрашиваю, пристегиваясь.
– Здесь, – она открывает свою большую сумочку и достает коричневую кожаную книгу.
– Ты можешь взять его. Это дневник Джуда, – она протягивает мне книгу, и я перелистываю несколько страниц, исписанных почерком Джуда. – Я решила, что буду проходить свидетелем по делу. Я согласилась разоблачить наркобизнес.
– Я не думал, что ты крыса, – резко отвечаю я. Я не уверен, что смог бы убить ее.
Она качает головой: – Я сделала это, чтобы защитить тебя. Все, что я говорила, касалось Джуда. О тебе ничего не было. Джуд мертв, они не смогут посадить его за решетку.
Я смотрю на нее, пока она говорит со скоростью мили в минуту. Она делает это каждый раз, когда нервничает, и я пропускаю примерно половину того, что она сказала.
– Притормози. Позволь мне прояснить ситуацию. Ты солгала ему? – уточняю я. Джин самый честный человек из всех, кого я знаю.
– Мне нравится думать об этом как о серой зоне. Возможно, я приукрасила или опустила некоторые моменты, чтобы твое имя нигде не фигурировало.
– У них будут другие свидетели. Тебя будут допрашивать. Если они узнают, тебя посадят в тюрьму.
– Оно того стоит, – она пожимает плечами.
– Джиневра, это не тот риск, на который я хочу, чтобы ты шла.
Она берет мои руки в свои: – Это я пытаюсь показать тебе, что я в деле. Я люблю тебя, Сорен.
Огромное облегчение захлестывает меня, когда слышу ее слова. Я притягиваю ее к себе, ее приятный сладкий аромат, вызывающий привыкание, обволакивает нас.
– Я сходил с ума без тебя. Я думала, ты со мной покончила.
– Я скучала по нас, – я слышу улыбку в ее голосе и крепче прижимаю ее к себе, боясь, что если отпущу, она ускользнет сквозь мои пальцы.
– Мне нужно спросить тебя кое о чем, – говорю я серьезно. – Я твоя семья? – мое сердце бешено колотится. Боже, она для меня все.
Ее рука касается моего лица.
– Я должна была рассказать тебе о Еве. Я не понимала, что это так важно. Сейчас пытаюсь показать тебе, что сожалею. Я всегда хотела, чтобы ты мне доверял. Меня убивает, что секунду назад ты думал иначе. Ты для меня больше, чем семья. Ты владеешь моим сердцем и душой
Я качаю головой.
– Джиневра, это мне нужно извиняться. Я никогда не должен был сомневаться в тебе. Вот, – я протягиваю ей старый листок бумаги, видавший лучшие времена.
– Что это?
– Патент твоего отца. Мы так и не смогли довести его до ума, но у меня есть предчувствие, что ты сможешь, – она смотрит на бумагу, потом на меня.
– Алессо убил моего отца из-за него? – спрашивает она. Я качаю головой.
– Нет. Они действительно попали в аварию на лодке. Мой отец выиграл патент у твоего отца в споре.
– Ваша семья не платила за нашу ипотеку, чтобы откупиться от моей матери?
– Нет. Мы погасили вашу ипотеку, потому что заботимся о своих, – она снова перечитывает текст.
– Что это?
– Это съемный комплект для пил4. Его можно изготовить достаточно легко, но нам нужен кто-то, кто действительно сможет его продать.
Она прижимает патент к груди.
– Ты отдаешь его мне?
– Ты можешь делать с ним все, что захочешь. Все, что ты на этом заработаешь, твое.
– Спасибо. Я никогда никому не говорила об этом раньше, но у меня нет никаких воспоминаний о живом отце. Это так много для меня значит. Я хочу, чтобы он мной гордился.
– Я хочу сказать тебе еще кое-что.
– Да? – ее голос дрожит в моей груди, и она поднимает на меня глаза.
– Врачи подтвердили, что рак твоей матери находится в контролируемом состоянии. Она проживет еще несколько лет.
– Спасибо, – она целует меня, запуская пальцы в мои волосы и притягивая ближе. На вкус она как дом.
Сердце наполняется легкостью, когда я стою посреди белого шатра на земле Моретти. Я уже была на сотне таких же вечеринок, как эта. Но на этот раз все по-другому. На этот раз я жена Сорена Моретти.
Я привыкла ходить незамеченной. Сегодня же люди, которых даже не знаю, подходят ко мне, чтобы представиться, как будто я важная персона. Я не знаю, как к этому относиться. Единственное, в чем уверена, что мне нравится, как Сорен смотрит на меня. Он единственный человек, который имеет значение в этом месте.
– Потанцуй со мной, жена, – он протягивает руку.
Я подаю ему руку и позволяю вывести меня на танцпол, хоть я и не очень хорошо танцую. Сорен мастерски ведет меня, я пару раз спотыкаюсь о его ноги, но ему, кажется, все равно.
– Есть новости о Еве? – спрашиваю я. В семье витает напряжение. Сегодняшний вечер – еще одно напоминание о том, что никто не знает, где она. Мы знаем только, что она у Энтони Армато, а он исчез сразу после похорон Джуда.
Чтобы сохранить рассудок, я должна верить, что с ней все в порядке и это всего лишь одна из ее игр, потому что если это не так… я не могу об этом думать.
– Нет, – его голос грубый, и он крепче прижимает меня к себе. – Я должен был убить его, когда у меня была возможность. Я буду жалеть о том, что не прислушался к своей интуиции до конца своих дней, – он качает головой.
Уход Евы вбил клин в сердцевину семьи. На это тяжело смотреть. Если бы вы спросили меня полгода назад, я бы рассмеялась и сказала, что они это заслужили, но тогда говорила моя ревность. Я всегда завидовала, что у них есть семья, в то время как мне казалось, что я потеряла свою.
– С ней все будет в порядке. Она сильнее, чем все думают, – Сорен ничего не отвечает, и я кладу голову ему на грудь, пока мы покачиваемся в такт музыки. – Я люблю тебя, – бормочу я.
Его рука проходит по моим волосам и ложится на поясницу. Я слушаю, как ровно бьется сердце Сорена, когда песня заканчивается. Он отводит меня от всех и выводит из шатра.
Он снимает свой пиджак и накидывает его мне на плечи. Весна в самом разгаре, но вечера все еще прохладные.
– Ты знаешь, что мы с Евой шпионили за тобой здесь, когда были маленькими?
Сорен смеется.
– Да, мы с братьями придумывали возмутительные истории, чтобы узнать, расскажете ли вы кому-нибудь.
– И эти истории никогда не были правдой?
– Нет. Мы просто хотели проверить, умеет ли Ева держать язык за зубами.
Мы с Сореном прогуливаемся рука об руку вдоль береговой линии на Сицилии во время нашего медового месяца. Именно отсюда родом его семья, до того как его дед решил развить семейную империю в Северной Америке.
Сегодня он молчит, и это меня беспокоит.
– Ты в порядке?
Он отпускает мою руку, и от ветра, дующего с моря, становится прохладнее. Прежде чем я успеваю замерзнуть, он обнимает меня за плечи и притягивает к себе.
– Со мной все будет в порядке.
С ним все будет в порядке? Что это значит?
Его рука скользит по моей руке и снова сжимает ладонь. На этот раз его хватка крепкая, большой палец поглаживает нежную кожу.
– Джиневра, – он поворачивается ко мне и опускается на колени, открывая коробочку, в которой на подушечке лежит кольцо со сверкающим бриллиантом. Мой рот раскрывается от удивления.
– У меня есть вопрос, который хочу задать тебе, но я хочу, чтобы ты выслушала меня, прежде чем ответить. Мне не нужно, чтобы ты выходила за меня замуж ради моего наследства. Я вывел свой бизнес из-под власти отца. Он даже не сопротивлялся. Мне не нужна ты, чтобы сохранить мой бизнес или состояние. Я также оплатил врачей твоей матери на ближайшие десять лет. Я не нужен тебе, чтобы найти для нее лучших врачей, они у нее есть. Зная все это, выйдешь ли ты за меня замуж? Снова.
Я никогда в жизни не видела Сорена таким нервным и уязвимым. Это нереально – видеть его человеческую сторону, которая может пострадать.
Его рука дрожит от того, что он протягивает мне кольцо на протяжении своей речи.
– Нет обязательств, которые сковывают нас вместе, – эта мысль мне чужда, но мои губы сами по себе изгибаются в улыбке. Мне нравится эта мысль. Сорен мой, потому что он этого хочет. Таких отношений у нас никогда не было, и мой желудок трепещет от этой мысли.
Сорен достает кольцо из коробочки и надевает его мне на палец. Оно сверкает и выглядит массивным на маленькой руке.
– Я стал зависим от твоей улыбки, от того, как ты дразнишь меня, и от того, как загораются твои глаза, когда ты возбуждена. Я хочу провести с тобой всю оставшуюся жизнь, узнать о тебе все. Ты делаешь меня лучше. Я люблю тебя.
Слова застревают у меня в горле, и я обвиваю его руками, притягивая к себе для поцелуя. Его руки обхватывают мое лицо, когда он берет контроль в свои руки, его язык скользит по моему. Я хочу, чтобы Сорен всегда был рядом со мной.
Он отпускает мои щеки, когда наш поцелуй заканчивается.
– Да! Я выйду за тебя еще сто раз, – он прижимается своим лбом к моему.
– Ты напугала меня. Как можно оставлять мужчину в подвешенном состоянии? – он тяжело вдыхает.
– Я поцеловала тебя. Я почти уверена, что это означает «да», – отвечаю я, задыхаясь.
Поднимаю руку и смотрю на бриллиант. Он просто великолепен. Я не могу сдержаться и снова целую Сорена.
– Я хочу, чтобы у нас был такой брак, как у моих бабушки и дедушки. Я хочу, чтобы у нас была семья. Я хочу, чтобы мы были окружены любовью.
Моя рука касается его челюсти: – И это то, что у нас будет.
ВЕЧЕРИНКА В ЧЕСТЬ ДНЯ РОЖДЕНИЯ ДЖИНЕВРЫ
Сорен
– Иди и пригласи Джиневру на танец, – требует мама, подталкивая меня вперед. – Иначе ее мать мне все уши прожужжит, – бормочет она себе под нос.
– Я даже не знаю, почему мы оплачиваем ее шестнадцатый день рождения, – ворчит за моей спиной отец, пока я переминаюсь с ноги на ногу.
Я поправляю свой новый галстук и одергиваю пиджак. Пиджак сшит на заказ, что позволяет мне чувствовать себя уверенным и важным. Мой дедушка всегда говорил, что первый шаг к успеху – одеться так, чтобы соответствовать ему.
Оглядываю шатер в поисках Джиневры. Думаю, она не знает здесь ни одного человека, хотя это ее день рождения. Интересно, где ее друзья? Или почему она их не пригласила? Не то что бы это имело для меня значение. Джиневра чертовски ненавидит меня. Не помогает и то, что я лучший друг ее брата.
Каждый раз, когда мы пересекаемся, она из кожи вон лезет, чтобы досадить мне. Теперь, когда я ожидаю этого, то всегда предвкушаю ее реакцию, чтобы как следует отомстить. Может быть, это глупо, но в то же время – это самое яркое событие дня.
Я замечаю, как она разговаривает с матерью, стоя ко мне спиной. Больше всего мне в ней нравится то, что она точно знает, чего хочет, и не принимает отказов. Она также отказывается терпеть мое дерьмо. Это освежает и делает ее честной.
Я подхожу к ней ближе: – Джин, – ее мать вежливо улыбается и отходит, давая нам немного пространства. Джиневра оборачивается и с притворным удивлением закатывает глаза.
– Чего ты хочешь? – рычит она.
Мои слова застревают в горле. Она выглядит великолепно. Сногсшибательно. Когда, черт возьми, она успела повзрослеть? Мой взгляд скользит по ней. От ее вида я теряю дар речи, и вся комната будто исчезает.
– Ладно, смейся над моим платьем. Покончим с этим, – она смотрит на меня с такой ненавистью в глазах, какой я никогда раньше не знал. Почему эта девушка так сильно меня ненавидит?
Я запинаюсь на слове, выгляжу как идиот, не в силах вымолвить ничего, что имело бы смысл. Ее рука опускается на уровень бедер, и я вижу, как она берет стакан имбирного эля с малиной.
Пытаюсь выхватить его, потому что мне вдруг чертовски захотелось пить. Наши пальцы соприкасаются, и меня пронзает электрический разряд, как раз перед тем, как Джиневра поднимает свой бокал и опрокидывает его на меня. Напиток разбрызгивается по всему моему новенькому костюму. Холодная жидкость стекает по лицу, и я смахиваю ее пальцами.
– У тебя малина в волосах. Давай я помогу, – она снимает ягоду с моей макушки и отправляет ее в рот. – Вкусно, хочешь? – спрашивает она, милая и невинная, как будто только что не вылила на меня весь напиток.
– Нет, я хочу танцевать, – хватаю ее за руку, заставляя идти на танцпол. На мокром полу ее туфли скользят, а ноги разъезжаются в стороны. Я крепко обнимаю ее, прижимаясь мокрым костюмом к ее платью.
– Надеюсь, я не испорчу твое платье, – шепчу ей на ухо. Мы оба знаем, что именно этого я и добиваюсь.
– Ты самый злой мальчик из всех, кого я знаю. Я не понимаю, как мой брат может с тобой дружить.
– Осторожно, предполагаемый злодей в каждой истории – всего лишь приманка. В конце концов, я стану твоим прекрасным принцем и женюсь на тебе, – мне нравится, как краснеют ее щеки и расширяются глаза от моего поддразнивания. Все ее внимание приковано ко мне, и никто в этой комнате не имеет значения. Это самое прекрасное чувство в мире, и мне не важна его причина.
– Как будто ты умеешь читать, – отвечает она. Ее тело вибрирует в моих руках, а глаза не отрываются от моих. Впервые с тех пор, как мы начали танцевать, она не сопротивляется тому, что мы вместе.
– Я знаю, что ты думаешь об этом каждый раз, когда видишь меня, – я попаду в ад. Я не могу насытиться этой девушкой, которая во всем со мной спорит. Одариваю ее самодовольной улыбкой. Черт, она красивая. Вряд ли я могу думать о чем-то еще.
– В твоих мечтах. Я скорее умру, чем выйду за тебя замуж, – насмехается она, наступая мне на ногу. Ее острый каблук скребет по моим пальцам, но я не реагирую. Я притворяюсь, что не чувствую этого, и продолжаю наслаждаться тем, как она ощущается в моих объятиях, пока мы танцуем на глазах у всех.
Милое, восхитительное рычание вырывается из ее рта, когда она не получает моей реакции, и я хихикаю над этим звуком. Я должен ненавидеть Джиневру, но не могу заставить себя.
– Ты прекрасно выглядишь сегодня.
– Не издевайся надо мной, – протестует она, извиваясь в моих объятиях.
– Ты единственный человек в этом мире, который не боится сказать мне все, как есть. Я обещаю тебе. Я не лгу.
Она замирает, изучая мое лицо, чтобы убедиться, что я говорю правду. Мгновение она колеблется, прежде чем ответить: – Спасибо. Я ненавижу это платье. Оно колючее и странно пахнет. Мама заставила меня надеть его.
– Не могу представить, чтобы кто-то заставлял тебя что-то делать, – размышляю вслух.
Наши ноги снова начинают кружить по танцполу, и я чувствую себя странно расслабленным. Последние несколько припевов спеты, и я понимаю, что не хочу, чтобы песня заканчивалась. Музыка прерывается, и я позволяю Джин отойти от меня.
– Счастливого шестнадцатого дня рождения, Джин.
Она улыбается мне: – Спасибо, – она уходит, но поворачивается и добавляет: – Извини, что испортила твой костюм.
Я пожимаю плечами: – Держу пари, оно того стоило.
Она смеется, и этот звук делает что-то странное с моим сердцем.
– Да, стоило. Видел бы ты свое лицо.
Это не должно вызывать на моем лице чертовски глупую улыбку, но вызывает. Моя кожа растягивается настолько, что мышцы лица болят. Что такого в этой девушке, что я так люблю ее доставать?
