Текст книги "Месть фортуны. Дочь пахана"

Автор книги: Эльмира Нетесова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 24 страниц)

– Сколько же ты в бегах? – спросил его удивленно.

– Скоро два десятка будет.

– Да уж посеяли память о тебе, – рассмеялся Сивуч,

– Я тоже так думал. Да обмишурился. Чуть не влип. Смылся. Пофартило, что нигде не засветился. Налегке смотался. Не успел навестить мента. У меня на него «маслина» давно припасена. С того дня. А он, гад, и теперь под стремой дышит. Во, бздилогон! Не живет и не откидывается. Свет коптит. Ну я его все равно достану! – грозил гость неведомо кому.

– В малине, иль сам фартуешь? – спросил Сивуч.

– С кентами. К тебе – по делу. О нем с духа на дух потрехаем, – предложил гость И увелСивуча из гостиной.

Капка уже спала, когда фартовый разбудил ее и попросил коротко:

– Выдь ненадолго.

Задрыга влезла в брюки нехотя. Вышла вяло, застегивая на ходу рубаху.

– Вот эта! Она подойдет! – указал на нее Сивуч;

Повернувшись к Задрыге, сказал твердо:

– Кенты в дело тебя берут. Хорошую долю отвалят. Но когда сладите, сюда хиляй шустро. Ждать стану. Не тяни резину. Слышь? А теперь отваливай! Что от тебя нужно, кенты трехнут, – подтолкнул Капку к гостю. Тот встал, кивнул Задрыге на выход и пошел впереди сутулясь.

Задрыга плелась следом. На окраине города фартовый остановился. За весь путь он не обронил ни слова. А тут, будто спохватился.

– Тарантул я. Кликуха моя такая. Не отклеивайся, шуруй со мной. Дело клевое. Коль обломится, в обиде не будешь.

Законники решили тряхнуть городской ломбард.

Задрыга никогда не была в нем. Знала понаслышке. И оказавшись перед мрачным, двухэтажным домом, почувствовала себя беспомощной.

– Как забраться внутрь? – думала она.

– Хиляй следом! – тронул кто-то за плечо.

Фартовые обошли фасад дома.

– Там сигнализация, – услышала Задрыга короткое.

Законники объяснили Капке, что ей надо влезть в ломбард через форточку, открытую на втором этаже. Это окно – единственное, не подключено к сигнализации. Ей нужно открыть его. Все остальное сделают законники.

Капка подошла к дому вплотную. Ощупала стену из бревен. Легко взобралась наверх. Пролезла внутрь через форточку. И распахнула окно.

Она уже достала «коготь» – металлический заостренный крюк, с помощью какого легко взбиралась и опускалась по стенам, но услышала над ухом голос Тарантула:

– Постремачи тут. Мы живо…

Задрыга тихо прикрыла окно. Ждала…

Фартовые исчезли бесшумно, словно растворились в ломбарде. Лишь опытное ухо улавливало легкое движение. Законники действовали быстро.

Через полчаса все было готово. И Капка, опустившись следом за фартовыми, уходила от ломбарда без оглядки. Она только теперь вздрагивала, запоздало испугавшись, понимая, что это было настоящее дело, а не занятия в доме Сивуча.

– Ты куда? Хиляй с нами, – услышала Задрыга, когда свернула на загородную дорогу.

Ее позвали в темный, сырой подвал заброшенного дома.

Пятеро кентов, сбившись в кучу, рассматривали при фонаре украденное. Капка тоже подошла. Увидела кучку колец, цепочек, медальонов, браслетов. Золотые часы и царские монеты, серьги, броши, кулоны…

Все это переливалось, сверкало разноцветными огнями радуги. Задрыга ойкнула от удивления и восторга.

Законники вздрогнули от неожиданности, обложили Капку матом. Та обиделась, потребовала пошустрить с долей.

– Какую тебе долю? Ты что? На вот! – выделил ей лысый, худой кент тонкую золотую цепочку и добавил:

– Отваливай!

Задрыга онемела:

– Ты что? Охренел? А ну, гоните долю! – опомнилась Задрыга. И протолкнувшись, хотела сама взять приглянувшееся. Но ее отшвырнули:

– Заткнись, курва! – саданул лысый вор ногою в бок.

– Какая доля! Мы тебя с ментовки доставали! Иль мозги проссала? Иль на халяву проехать хочешь? Теперь ажур! Должок отработала! Смывайся! – хихикнул лысый.

– Чего ж враз не пустили, когда сама хотела слинять, зачем мозги сушили долей? – не унималась Капка.

– На случай шухера тебя подкинули бы! – рассмеялся из угла Тарантул.

Задрыгу затрясло от злобы. Она понимала – ее надули. И кипеж не поможет. Вломят так, что мало не покажется. А положняк все равно не дадут.

Капка умолкла. Подняла цепочку. Сунула в карман брюк. Подумала немного. Огляделась. Законники считали добычу. Вытирали пот со лбов. Вот лысый, берет в сторону отложил. Делит навар на пятерых, поровну. Капка берет к себе потянула. За спину спрятала. И молча выскользнула из подвала.

Быстрой тенью вернулась к ломбарду. Там никого. Оставила берет лысого под окном и еще быстрее припустила обратно.

К Сивучу вернулась, когда только занялся рассвет.

– Чего так долго? – удивился фартовый и велел Капке туг же тщательно вымыть обувь, в какой ходила на дело.

– Зачем? – изумилась девчонка.

– Чтобы соскоб почвы с подошв не могли идентифицировать с той, что возле ломбарда. Усекла? И цепочку от греха дальше занычь в лесу, – злился, слушая Задрыгу.

Она рассказала Сивучу обо всем. Но умолчала о берете. Задрыга сама испугалась своей выходки. Но злоба на тот момент одолела разум.

– Прикокают, если узнают. А и не могут не догадаться. Ведь фартовые в деле ничего не сеют. Так Сивуч говорил. Враз допрет до малины, кто высветил. И тогда – крышка! Размажут… В куски, на ленты пустят. Допрет, за что я им насрала. Но и меня дышать не оставят. Файно, если без мук, враз ожмурят. А коли нет? Сами не станут размазывать, сявкам велят. Уж те не промедлят. Им все дозволено. И сильничать, и пытать, коли в жмуры отправлять. Насядут кодлой. Не то душу, кровь по капле выпускать станут, чтоб другим неповадно было, – дрожит Задрыга.

– Чего колотишься? Иль страх из задницы к горлянке подступил? Так всегда бывает, когда впервой. Потом проходит. И уже не трясет. Угомонись…

Капка совсем было решила рассказать Сивучу все. Но испугалась, что старый фартовый придушит ее своими руками.

До обеда все прислушивалась к звукам за домом. Вздрагивала от голосов и шагов за спиной. Но к вечеру не выдержала. Подошла к Сивучу:

– Потрехать надо! – дернула за руку. Тот занимался с зеленью и велел ей обождать.

Но едва фартовый решил передохнуть, к дому подкатил «воронок». Капка замерла в ужасе.

Лицо ее задергалось, перекосилось.

– Обыск! Живо всех ублюдков во двор! – торопили милиционеры Сивуча, сунув в руки ордер на обыск.

– Что случилось? – не понимал фартовый. Но шестеро оперативников уже вломились в комнаты. Двое стали перед дверями и окнами с оружием наготове.

– Кого прячешь, Сивуч? Зачем к фарту вернулся, – вводили в дом двух здоровенных овчарок. И тыча им в носы берет лысого, просили:

– Ищи!

Капка, сцепив зубы, сидела на земле, поджав под себя ноги. Каждый нерв в струну натянут.

Как бесконечно долго длится этот обыск. Задрыга подкатывается поближе, чтобы услышать, о чем переговариваются возле дома двое милиционеров.

– Он за нож схватился. Там я его и огрел наганом по башке. Не сбежали. Вовремя прижучили. Вот только еще кто– то остался.

– Не-ет. Пустой номер. Всех накрыли. Разом. В одном купе. Интересно, куда они уехать собрались?

– А как рыжий к окну кинулся? Здорово я его поддел?

– Тарантул не ждал! Явно струхнул, когда собак увидел…

– Ты хоть глянул, что они в ломбарде сперли?

– Следователь прокуратуры всех выгнал. Понятыми взял двоих, чтобы описать изъятое.

– Вот житуха! Даже это нам не доверяют. Головами, жизнями рискуем и не знаем, за что?

– Мы не верим и нам не доверяют…

– А черт с ними. Прокуратура всегда на готовом работает. Себя честнягами считают. Нас лрезирают гады! Но без нас шагу не сделают. Ловить воров – мы, доставлять – тоже мы, а премии – прокуратурам. Они дело раскрыли! Велика забота ворюг расколоть? Чего мудрого? Вкинули им, чтоб жарко стало!

– Да зачем? Яйцы в дверь зажать, все вылепит. Где был и не был виноват…

Задрыга поняла, милиция поймала не всех. Но почему их сюда занесло, к Сивучу?

– Нет никого в доме, – вышли из дома оперативники.

– В подвале пошли проверим, – предложил один из них. Взял собаку за поводок. Та повела носом, понюхав ветер из леса. И зарычала.

Капка глянула на овчарку, но та смотрела мимо девчонки, куда-то в кусты.

– Отпускай ее! – крикнул кто-то из оперативников.

Как только собака освободилась от поводка, помчалась

мимо девчонки – в лес. Молча, без лая, решила нагнать кого-то.

Милиционеры, забыв о Сивуче, бросились в лес. Треск кустов, топот ног вскоре начали стихать.

– Слиняли кенты! – улыбался Сивуч. И вдруг услышал дикий вопль, потом визг собаки, брань. А вскоре увидел, волокут из леса оперативники кого-то за ноги.

Капка в комок сжалась, узнала лысого. Весь искусанный овчаркой, ободранный, в крови и в грязи, он вприщур глянул на Задрыгу и процедил сквозь зубы, словно адресованное овчарке:

– Не слинять суке от разборки малины! Распишут пером, как маму родную! А сам доберусь – в ленты пущу! За подлянку, что лягавым высветила!

Капка отвернулась. Будто ее не касались угрозы лысого. Милиция, подумав, что вор грозит собаке, взяла его на сапоги, затолкала в машину. Закрыла наглухо. Оставив у Сивуча следователя угрозыска, машина укатила в Брянск.

Следователь задал Сивучу много вопросов. Фартовый отвечал скупо.

Нет, он не знал и никогда не был знаком с человеком, взятым милицией неподалеку от его дома. О краже в ломбарде ничего не слышал. С фартовыми города не видится и не общается. Не знает, почему вор оказался вблизи его дома. Мало ль кто в лесу шляется! Никого у себя не укрывал и не собирался прятать, что и обыск подтвердил. Живет на скудную пенсию, да тем, что лес дает. Грибы и ягоды…

Следователь понял, что большего от Сивуча не добьется. Вскоре ушел от фартового. И Сивуч, проследив, что следчий и впрямь пошел в город, позвал Капку.

– А ну, колись, за что лысый тебе разборку посулил, почему замокрить вздумал?

Капка смотрела на фартового, впервые боясь открыть рот. Тот сдавил плечо, потребовал жестко. И тогда Задрыга созналась во всем.

Сивуч слушал багровея.

– Грозили они мне. Будто шмаре. Обещали долю. Взамен, как собаку отогнали от навара. Ну пусть бы вякнули, что отработать надо. Я и не ждала бы ничего. И так смыться хотела. Они меня «хвостом», взяли. В прикрытие. Я отомстила за все, – вдавила голову в плечи, ожидая жестокой трамбовки.

– Лажанулись кенты… Мне Тарантул клялся привести тебя и приволочь положняк… Натрепались? Сорвали куш и ходу! Будто последний день в фарте? Иль посеяли, что их разборка везде достанет. На зелени жировать вздумали? – дрогнули руки.

– Не ссы, Задрыга! Они первыми закон нарушили. Облажались, как фраера! Но и ты – падла! Не так надо было. Не мусорам фартовых засвечивают. А на сход вытаскивают. Это – страшней всего! Сход решать должен. А ты – просрала! Там паханы решают за фартовых! Никто не слиняет от их слова. А теперь как дышать? Лысый всем растрехает, как малина попухла, из-за кого кенты накрылись. И тебе колган отвернут шутя. Единое, что спасет, вырвать кентов из мусоряги. Но как? Это нам не по силам, – нахмурился Сивуч. И подумав, добавил:

– Теперь в любой миг подлянку жди. Она никого в доме не обойдет.

– А при чем ты и пацаны?

– Я тебя учил. И их – с тобою одинаково. Потому всех притянут.

– Я знаю, как кентов из лягашки вырвать. Но… Когда они смоются, могут нас размазать? – спросила Задрыга.

– Кто их душу знает? Но лучше тебе в это не соваться, – одернул девку Сивуч. И добавил:

– Ну и стерва же ты, Задрыга! Ну и падла! Редкая паскуда! Как доперла до такого? Как отмочить успела, зараза! И такое обстряпала, не став взрослой! Что ж с тебя выйдет, когда вырастешь? – удивлялся искренне, неподдельно.

В этот день, едва Капка уснула, ушел из дома Сивуч. В город – к фартовым, по делу…

Глава 2
Капка-дочь пахана

Никто из фартовых малины даже по бухой не смог бы предположить, как легко вышел на их след следователь угрозыска.

Законники знали, что в спецкартотеках прокуратуры и милиции хранятся все сведения о них. Еще бы! Каждый был судим по четыре-пять раз, все считались рецидивистами. А потому, не только биографические данные помнил следователь уголовного розыска – Виктор Федорович Васильев, а и особые приметы, почерк каждого.

Васильев всегда выезжал на место происшествия сам. Работал без помощников. И только в случае крайней необходимости просил привезти сысковую собаку.

Вот и в то утро, едва вошел в ломбард, попросил – никого не входить, не шуметь.

Как ни хитры, как ни изощренны были фартовые на всякие уловки, но и они не могли предусмотреть мелочей, каких оказалось вполне достаточно, чтобы узнать, кто побывал здесь минувшей ночью.

Низкорослый, кряжистый Тарантул как всегда не смог дотянуться до верхнего стеллажа и воспользовался стулом. На его пыльном сиденьи отпечатался след обуви тридцать пятого размера. Подобного размера обуви не имел никто из фартовых Брянска.

Васильев, едва вошел в ломбард, сразу почувствовал резкий запах «Шипра». И понял, в деле был Фрося – здоровенный, рыжий вор, какой любил сбегать из зон и тюрем переодевшись в бабу, умел часами говорить женским голосом. И, если бы не страсть к «Шипру», избежал бы многих неприятностей.

Увидев вскрытый без инструмента ящик и крышку от него

с торчащими гвоздями, понял, в деле был Лимон. Только он умел вырвать любые гвозди без усилий и шума.

Следователь увидел и следы Князя. Тот всегда с фонарем ходил в дело. Круглый след от него так и остался на пыльной полке.

– Хорошо, что уборщица здесь ленивая, – подумал Васильев выйдя из ломбарда и, позвав оперативников, приказал одному срочно привезти служебную собаку, остальным – никого не подпускать к ломбарду, пока не завершен осмотр места происшествия.

Овчарка тут же нашла берет. И взяв след, понеслась к вокзалу.

Фартовые не ожидали для себя беды и послали лысого Пузыря в буфет купить в дорогу жратвы и выпивки. Тот с радостью ухватился за деньги и выскочил из вагона. До отхода поезда оставалось двадцать минут.

Растолкав очередь, пролез вперед. Хватал кульки, пакеты. Совал их по карманам. А когда вышел на перрон, увидел возле вагона милицию и овчарку.

Ноги задрожали. По спине полил пот. Он еле удерживал в руках покупки. Они показались ему наручниками, когда увидел, как милиция выводит из вагона кентов.

– Живей! – подталкивали их в спину кулаками и вели к машине, стоявшей за вокзалом.

Пузырь постоял в растерянности совсем немного. Чтобы не привлечь к себе внимания пассажиров и провожающих, свернул за здание вокзала. Следил, как заталкивают в машину законников. Вон Фросе – пинка дали, торопят. Лимона кулаком вбили в «воронок». Двое Князя волокут. И только один милиционер стоял около машины, не трогая никого. Пузырь пригляделся. И… замер. Увидел в его руках свой берет.

Он понял все. Оставив на траве все покупки, незаметно свернул в обратную сторону и вышел на многолюдную улицу. Здесь он чувствовал себя вне опасности.

Пузырь шел к Дрезине. Зная, что только он может помочь. По его слову фартовые города постараются достать из милиции его кентов.

Но пахан еще спал. И стремачи не решались его будить ни по чьей просьбе. Тем более, что разговора требовал не пахан малины, а обычный законник, почти никому неизвестный Пузырь.

– Возникни к вечеру. Тогда, может, выслушает. Теперь – рано. Отваливай, не мозоль зенки. Не приведись, не в духе встанет.

Пузырь пытался убедить стремачей, но те служили пахану, и все остальные для них не существовали, если Дрезина к ним не благоволил.

Фартовый ждал. Дрезина проснулся поздно. Услышав от стремачей о Пузыре, отказался трехать с ним, передав через шестерок:

– Просравший кентов не может просить подсос. Такого на разборку выдернуть надо. Пусть сам выручает кентов, если дышать хочет. А Дрезина – не мама родная для всякого, пусть он и вор…

Лысый, вне себя от ярости, выскочил от стремачей. Злоба перехлестывала через край.

Без денег, без доли, без малины и пахана, он никому не был нужен.

– Куда деваться? Как дышать? Как распорядиться свободой, подаренной самой судьбой? – думал лысый и вспомнил о берете в руках милиционера. И не раздумывая заспешил за город, к Сивучу. Там, дождавшись темноты, думал свести счеты с Капкой. Уж он вытащит ее из дома! Поспрошает, как успела снюхаться с лягавыми и засветить малину.

Пузырь шел осторожно, часто оглядываясь, прислушиваясь к каждому звуку за спиной. Он боялся погони и засады. Потому шел медленно, иногда перебегал от дерева к дереву.

Приблизившись, он наблюдал за домом Сивуча из зарослей. Не хотел появляться покуда не стемнело.

Малина Князя, оказавшись в милиции, тоже ждала ночи. Фартовые понимали, что оставшись на воле, Пузырь постарается достать их отсюда. И, если сам не сможет, обратится к законникам города, к Дрезине.

– Одно хреново, башлей у Пузыря нет. А на халяву кентов не сфалуешь. Залог нужен. Где он его сорвет? Если только с Сивуча за шкуру Задрыги. Не захочет старый хрен, чтобы Пузырь расписал ее. За эту лярву с него Черная сова не то шкуру сдернет, а живьем на погосте зароет, – говорил Фрося.

– Нам тоже не пофартит, если суку ожмурим. Пахан совы – зловонный козел. Память у него длинная. А клешни того длинней, – поддержал Тарантул.

– Пузырь теперь, верняк, лоб расшибает, чтоб башли надыбать, – подал голос Лимон.

– Хрен там! Этот хорек, поди, теперь Сивуча трясет. Другой стежки нет. Либо башли с него сорвет, либо к Дрезине, слово замолвить, – отозвался Князь.

Никто из фартовых даже не предполагал, что весь их разговор, каждое слово, внимательно прослушаны, записаны на пленку.

Именно этот разговор подтолкнул следователя поехать к Сивучу вместе с оперативниками.

Ему хотелось узнать, за Что Пузырь должен убить Задрыгу? Почему Сивуч будет отвечать жизнью за девчонку перед самой свирепой бандой – Черная сова? Что связывает их всех между собой? – недоумевал Васильев, но знал наверняка: ни Сивуч, ни Пузырь, ни тем более Дрезина, даже Задрыга не станут говорить с ним ни о чем…

Он знал заранее, кроме презрительного молчания, или отборного мата – в лучшем случае, он ничего не услышит в ответ на свои вопросы.

Васильев понимал, что Сивуч следит за ним. А потому шел по дороге в город, никуда не сворачивая, хотя очень хотелось ему узнать, пойдет ли фартовый к Дрезине, а если нет – что предпримет, на какой шаг решится?

Виктор Федорович был убежден – Сивуч связан с городскими малинами. Но эту связь вот уже много лет никак не удавалось проследить и доказать. Свое убеждение к доказательствам не пришьешь. И Васильев выжидал, где оступится, где оплошает законник, знавший о городских ворах абсолютно все.

Васильев вернулся в горотдел милиции. Распорядился, чтобы Пузыря ни в коем случае не впустили в камеру к малине, а отвели бы в дальнюю – одиночку, предназначенную для особо буйных задержанных.

Едва присел, зазвонил телефон. Начальник милиции предупредил, что за бандой Князя пришла машина из тюрьмы. И следствие по делу передается прокуратуре.

– Так что подготовьте все протоколы, все имеющееся и завтра утром – гора с плеч… Пусть у прокуроров голова болит! – рассмеялся в трубку.

– Ничего себе! Мы их взяли! Всех до единого! А прокуратура опять готовое из рук берет! – досадовал следователь. И выглянул во двор, хотел увидеть, как забирают из милиции малину Князя.

Коли прокуратура забирает дело, решили всех пятерых законников вывезти одной машиной.

Их выводили по одному.

Вначале Пузыря вытолкали во двор, впихнули в машину грубо, под окрик. Потом Тарантула. Тот озирался вокруг, пытался оглядеться, его поторопили. Вывели Лимона. Тот шел враскачку, не спеша. Его подтолкнули, и Лимон взъярился. Сцепил кулаки, бросился на оперативника, головой ударил в лицо. Крики, мат, кровь – все сплелось в один клубок.

Васильев, да и все оперативники знали, что именно Лимон убил четверых милиционеров и чудом избежал «вышки».

Лимон рассвирепел. Он не терпел, когда его материли. Тем более не мирился с унизительными пинками. Все оперативники, пытавшиеся приблизиться к фартовому, тут же отлетали в разные стороны.

В это время из дверей милиции вывели Князя и Фросю.

Сидевшие в машине законники сбили охрану, кинулись к забору. Князь и Фрося, оттолкнув конвой, рванулись к воротам.

– Стой! Стреляю! – предупредил старик-охранник и выстрелил в Князя в упор. Тот будто споткнулся на бегу. Упал, переломившись в коленях, ткнулся лицом в асфальт двора и затих…

На миг фартовые словно оцепенели. Оперативники бросились к Князю. Но поздно…

– Ну, пидер, не дышать тебе до утpa! – процедил Фрося. И внезапно для всех бросился на охранника, вскочил ему на плечи, рукой за забор ухватился и только хотел перемахнуть, кто-то из оперативников опередил, нажал курок…

Фрося мешком свалился вниз. Тяжело ударившись о землю, поднял облако пыли. Судорожно дернулись ноги. Они еще бежали на волю. Но сердце, словно устав от жизненной суеты, остановилось.

– Ну? Кто следующий?! Давай, фартовые! Пуль на всех хватит. Заодно закопаем. Смелей! – зло выкрикнул оперативник.

Тарантул, стоявший к нему ближе всех, поддел оперативника кулаком в подбородок так, что тот улетел к стене здания.

Тарантул уже вскочил в воронок и скомандовал своим:

– Давай, кенты, отваливаем без шухеру! Без нас лягавым разборку учинят, за каждого тряхнут из шкуры. Нам не стоит об гавно клешни марать!

Законники скрипя зубами сели в машину.

Трое вместо пятерых. Тарантул, Лимон и Пузырь ненавидяще смотрели на милиционеров. Двоих убили – на глазах… Такое навсегда остается в памяти.

Их везли в тюрьму под усиленным конвоем, которому был дан приказ – в случае попытки к бегству – стрелять на месте. А коли фартовые города попытаются застопорить, чтобы вызволить своих, стрелять и в тех, и в других…

Но по пути никто даже не оглянулся на машину, и конвой благополучно доставил законников во двор тюрьмы.

Васильев успокоился, едва ему позвонили, что задержанные доставлены в тюрьму. Спокойно пошел домой, радуясь за оперативников, что эту ночь они проведут относительно спокойно.

Город надежно окутывала тьма. Она сделала его таинственным, непредсказуемым…

Спешит домой следователь милиции. По городским улицам, а не без оглядки, не без страха. Всякое может случиться в ночи. Тьма не каждому друг и помощник. Потому и торопится человек. Чуть что-то подозрительное – рука сама к кобуре тянется. А вдруг!

" Совсем иное дело – Сивуч! Этому тоже не сидится. Идет напролом, через ночь – к Дрезине. Что ему ночные шорохи и голоса? Всего уже отбоялся за свою жизнь. Теперь ничто не испугает, даже сама смерть.

Сивуч идет тяжело. Болят ноги. Каждый шаг отдает болью во всем теле. Но не пойти – нельзя…

Если б речь шла о собственной шкуре, еще сто раз подумал бы, идти или не стоит. Но в том-то и беда, что с его Задрыгой, первой девчонкой-ученицей, могла расправиться фартовая малина.

Обидно до чертей, что Капку накололи на положняке. Теперь она заречется на фартовое слово доверять. Хотя… Если Дрезина откажется вступиться за Задрыгу, законники Князя не промедлят, пришьют девку, как муху на стекле! И уж о каких делах, запретят вспоминать о ней.

Сивуч сворачивает в знакомый переулок, шепчется со стремачами, окружившими его со всех сторон. Вот один из них оголтело бежит к хазе, предупредительно постучав, вошел, через минуту выглянул и позвал:

– Хиляй сюда, Сивуч!

Фартовый не заставил повторить приглашение, тяжело ступая,» вошел в хазу пахана. Стоял у порога, пока не услышал:

– Валяй сюда, кент!

Сивуч прошел в дальнюю комнату, где за накрытым столом канал Дрезина, жестом пригласивший законника за стол.

– Давай бухнем, кент! Стряхни все горести. Пошли их… Покуда дышим, надо радоваться!

– Нечему! – прервал Сивуч, отказавшись от угощения.

– Что так шарахнуло? – изумился Дрезина. И отставив в сторону бутылку коньяка, бросил коротко:

– Трехай, коль по делу возник!

Сивуч говорил, тяжело роняя слова, вбивая их, как гвозди:

– Меня б надули – хрен с ними. Я уж всякое видел. Но «зелень» околпачивать, да еще законным, значит, крышка нам приходит. Фартовое слово, тем паче – клятва, дороже рыжухи ценилась во все времена. А тут… Нахавались до гроба, девчонку пахана, какой ходку тянет, на халяву в дело стаскали, козлы вонючие! Не ждал такого от Князя! – возмущался Сивуч.

– Полегше, кент! Жмура не трогай. Замокрили его лягавые нынче. И Фросю… Во дворе мусориловки. Слинять хотели. Их маслинами тормознули…

Сивуч тяжело вздохнул.

– Помяни без зла. Файные кенты были. Особо Фрося! Он всех моих шмар в своей глотке хранил. Бывало, как начнет трехать, я вокруг него хожу, не могу поверить, что мужик бабьим ботает и все заглядываю, ну где он разом столько блядей притырил. Да и удачливы были оба! Земля им пухом! – выпили разом.

– А Пузыря вытащим на разборку вместе с Тарантулом. Это я тебе обещаю! – сказал Дрезина. И продолжил:

– Должок в зубах принесут…

– Да я не все тебе трехнул, – продолжил Сивуч и рассказал пахану, что случилось дальше.

Хозяин брянских малин, слушая Сивуча – трезвел. Лицо из добродушного, улыбчивого собралось в хмурые складки, побледнело.

– Ты сопли не размазывай тут. Ишь, защитник возник! Мала, ботаешь? Мала, да паскудна! Как доперло до подлюки кентов лягавым сдать? Кто ее настропалил? – грохнул громом над головой законника.

– Сама доперла, лярва. Уссавшаяся со страху прихиляла. Не могла не отомстить. Так и вякнула. Но она «зелень». Не высветила б, если б не надули. А значит, они в ответе! – настаивал Сивуч.

– Заткнись, гнилая кадушка! Не тебе решать! Паханы свое слово скажут. Нынче же соберу их. Они не промедлят. А ты Задрыгу не притырь, надыбаем ее. И коли паханы велят размазать, не дергайся, мой тебе совет. С Черной совой я разберусь. Сам. Ее пахана притяну к ответу, что устроил бы он тому, кто его малину запродал бы мусорам? Ты секешь, что он вякнет?

– Сначала ботни – за что? – возмутился Сивуч.

^;– На то фартовый сход имеем! И не ей, суке, решать, как законников лажать! Ишь, гавно собачье! Отмочила, лярва! Да я такую стерву своими клешнями размазал бы без жали! – сдавил край стола побелевшими пальцами и встал, давая понять, что разговор закончен.

Сивуч трудно вышел из-за стола.

– Дозволь возникнуть на сходку. Сам хочу паханам трехнуть, как дело было, – попросил тихо.

– Мне не веришь? – изумился Дрезина.

– Не то! Ждать их слова, тяжко будет. Тут же – сам услышу, – признался честно.

– Ладно! Рисуйся! Заметано! – согласился пахан зло.

Сивуч пошел к двери, волоча ноги. Не оглянулся. И Дрезина матерясь, закрыл за ним дверь, словно из пушки выстрелил.

– Ну, что пахан ботал? – встретила Сивуча на крыльце Задрыга. Она все поняла и ждала возвращения фартового.

– Хреновы наши дела, Капитолина! Замокрить тебя хотят за кентов. Пока на сход положимся. Я сам возникну к ним. Но станут ли меня слушать? Дрезина весь зашелся лютостью. А тут еще менты замокрили Князя и Фросю. Во дворе мусориловки. Те слинять вздумали. Да не обломилось. Теперь – в тюряге все. Оттуда достать невпротык! Мылились не раз. Да все срывалось. Вот и бухтит Дрезина, что из-за тебя кенты попухли.

Задрыга сидела молча, дрожа от ужаса перед наступающим днем. Быть может, он, последний, в ее короткой жизни? И никто, ничто не спасет ее от расправы…

Вдруг ее ухо уловило тихие шаги, крадущиеся к дому. Задрыга насторожилась, легонько ткнула локтем Сивуча. Тот прислушался. Велел девчонке уйти в дом.

– Сивуч, – услышал законник тихое. По голосу узнал отца Задрыги.

– Хиляй! Я тут! – вышел Сивуч навстречу. И вздохнув, сказал:

– Ох и вовремя ты сорвался!

Два законника почти до рассвета просидели в гостиной.

Сивуч рассказал пахану, что случилось с его Капкой. Тот, как убежал с Колымы.

– Теперь меня по всем Северам дыбают. Шмонают все притоны. А я по чужим ксивам смылся.

– Башли где взял на дорогу? – удивился Сивуч.

– Тряхнул кой-кого! Хватило сюда возникнуть. А дальше– главное воля, башли будут, – отмахнулся равнодушно.

Сивуч смотрел на пахана и верил, этот не засидится без дела. Жаден, хитер, ловок. Недаром и кликуха у него – Шакал. Второго такого сыскать трудно. Капка – вся в него. И внешне, и характером.

– Теперь ты сам к Дрезине нарисуешься? – прервал Сивуч молчание.

Пахан кивнул коротко, ответил глухо:

– Потрехаю с ним Старые счеты напомню кой-кому.

Капка, поговорив с отцом, спокойно спала. Прошел страх, улеглась дрожь; Отец рядом. Он не даст ожмурить ее, – успокоилась Задрыга. Она рассказала ему о Боцмане. О первом деле. Но пахан слушал вполуха. Он думал о предстоящем сходе.

Весь день Шакал нервничал. А едва время пошло к вечеру, отправился в город, настрого приказав Задрыге не высовываться из дома никуда, покуда он не вернется.

Подойдя к Сивучу, попросил тихо, чтоб Капка не услышала:

– Вдруг мне не пофартит на сходе, ты вступись за Задрыгу. Не дай ожмурить. Одна она у меня. Большего навара не урвал. В ней моя кровь. Сбереги. Как кента умоляю, – положил руку на плечо и добавил:

– Она сама с тобой рассчитается. Вернет должок. Мне твое сегодня не оплатить. Но если обломится…

– Все так дышим. Я не сявка! Чего уламываешь? Хиляй на сход. Ты там слово имеешь, – ободрил Сивуч и перекрестил в спину уходящего Шакала, попросил Бога об удаче для пахана.

Тот, едва вошел в город, запетлял закоулками. Все прислушивался, оглядывался, чтобы не приташить «на хвосте» к хазе пахана кого-нибудь из фраеров.

Едва стремачи узнали Шакала, тут же поспешили сообщить о нем Дрезине. Тот обрадовался:

– Слинял козел с Колымы! Волоки сюда гада! – вспомнил о Задрыге и побагровел.

Он не шелохнулся, когда вошел Шакал. Не встал навстречу, не улыбнулся. Всем видом показывал неудовольствие.

Шакал иного приема и не ожидал.

– Разреши слово? – попросил твердо, едва ступил на порог. Дрезина коротко кивнул головой.

– Слинял с ходки. Вчера ночью возник сюда. Канал у Сивуча.

– Один смылся? – перебил Дрезина.

– Втроем. Те у шмар приморились. Сивуч о том не знает. Теперь нас четверо вместе с Боцманом. Можно в дело. Да и «зелень» поспела. Пора и ее к фарту клеить, – говорил, не сводя взгляда с Дрезины. Тот, словно поперхнулся, закашлялся, заерзал на стуле и спросил.

– Тебе Сивуч разве ничего не ботал про Задрыгу, что она отмочила?

– Вякнул! – усмехнулся Шакал одними губами и прошел к столу спокойно, уверенно:

– Ты, Дрезина, меня знаешь не первый день. Кто к моей

малине прикипался, давно уж в жмурах… Не давал никого наколоть на деле и положняке! В доле не облапошил. Слово держал. На халяву не бренчал на кентов. А уж клешни распускать ни с хрена считал западаю для любого фартового. За такое колганы откручивали лягавым. Своим – нарушившим закон – подавно перо воткну…

– Ты это о ком? – опешил Дрезина.

– О Тарантуле и Пузыре! Они Задрыгу трамбовали ни за хрен. Когда положняк сорвать хотела. Обещанный под клятву. Такое не спущу!

– В тюряге они! Кому грозишь? – усмехнулся Дрезина.

– Достану их оттуда. Для разборки в своей малине!

– С ними – валяй! А вот с Задрыгой – мы решим! И попробуй дернись! Распишу мигом! – пригрозил Дрезина.