Текст книги "Месть фортуны. Дочь пахана"

Автор книги: Эльмира Нетесова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 24 страниц)

– Я знаю все, как жил ты после войны. Не верилось своим глазам. Другой бы кто – не так обидно было б. Эх, Санька! Думаешь у меня все гладко обошлось? Ведь первую семью война отняла! Тоже один был! И поверь, не легче твоего пришлось. И без угла, и без куска насиделся! Потом работать стал и учился. В вечерке. У меня ж всего с6мь классов было, когда на войну взяли. Так я наверстал! Школу, институт, потом академию закончил. Сам себя за шиворот брал. Поверь, трудней всего себя заставить. Но сумел.

– А на хрена? Что ты от того имеешь? Продышишь или схаваешь больше меня? – оборвал Седой.

– Конечно, нет.

– Ну и захлопнись! Не фалуй за плакаты! Была война! А вот победа не для всех наступила! Ее мы по-разному встретили! – отвернулся Седой.

– Но кто же в этом виноват? Тебя же реабилитировали!

– Спасибо! Мать вашу! Может, мне эта реабилитация семью вернет? Или те годы на Колыме? Хрен по уши! Как сявку, каждый охранник мордовал. Ребра срастаться не успевали! Или это спишешь реабилитацией? Да я и теперь забыть не могу пережитого. И оправдание мне до жопы! Я сам знал, что не был виноват.

– Не ты один такое пережил. Многие были осуждены незаконно. Но мало кто из них рассуждает, как ты. Ошибки исправляются. Живыми. И ты средь нас. Нельзя исправить гибель. Мы с тобой войну прошли.

– Не фалуй. Наслышался я агиток в зонах! – отмахнулся Седой.

– Что ж, хрен с тобой! Я думал, проверенные Днепром и Одером не станут гадами. Жаль, что погибли лучшие! А выжило дерьмо! – встал Семен со стула.

– Тебя в зону не отправляли. Ты не знаешь, что это? Вот и заткнись! Посмотрел бы, как ты запел, оттянув пяток лет на Колыме, а на шестом услышал, мол, извини, ошиблись… Куда б ты послал эту законность? И кого назвал бы дерьмом?

Никто не оправдывает то время. Но, к сожалению, его не вернуть, не исправить в полной мере. Но ты в последующем доказал, что первое осуждение не было случайным! Иначе не скатился бы к шпане. Война заставила учиться выживать. А ты убивал выживших. Так кто ж ты после всего? Хуже немцев, с какими воевал. Будь живыми наши ребята, послушал бы я их теперь. Ох и оттыздили б тебя. За все. За войну, за то что сумел предать память и самого себя продал всякому дерьму за бутылку. Кто ж ты после всего?

– Ребята на войне погибли. А я в зоне загибался. Еле выжил.

– У тебя была возможность все исправить. Человеком жить.

– А для чего? Какая разница, кем я доживу? Если фронтовика назвали преступником, кто поверит, что завтра такое не повторится снова? Втоптанного в грязь у нас не отмывают! – отвернулся Седой.

– Скажи, Санька, неужели ты ни разу не пожалел, что выжил на войне?

– Много раз! – выдохнув, признался честно Земнухов.

– А если б встретил меня в форме – на улице, подошел бы?

– Ни за что! Это верняк! Лягавые западло для нас!

– Ну, а вдруг велели бы убить меня?

– На это стопорилы, мокрушники имеются. Фартовые – не мокрят.

– Не ври! Мы – исключение для вас. И фартовые убивают. Как ты! Скольких милиционеров убил?

– Ты лучше спроси, сколько раз они меня хотели прикончить? – уходил от прямого ответа Седой.

– Так все же, убил бы?

– Не знаю, – припомнился бой под Ельней, когда весь экипаж танка едва успел выскочить из горящей машины. Тогда Семен, ох и вовремя, втолкнул Седого в сырой окоп, сам сверху прыгнул, прикрыл собой от осколков, а может, и от смерти.

– Нет, не смог бы. Тебя – нет! – уставился в стену горячими, сухими глазами. И снова в памяти тот день освобождения Орла. Немецкая батарея была со стороны кладбища, сметая каждый танк, рискнувший войти на Ленинградский мост. И тогда Земнухов подсказал, как обойти с тыла.

– Ты оставайся! Мы вдвоем с Генкой. Авось, проскочим, если повезет. Тебе завтра своих увидеть надо. А значит, выжить. Тебя ждут. Меня – уже нет, – вскочил командир в танк…

– Смог бы, Сашка! Власть малины сильнее памяти. Война прошла и забылась. А фартовые убить тебя могли, если б отказался, – грустно подытожил Семен.

– Кончай за душу трясти! – не выдержал Седой.

– Да нет, память твою разбудить хочу, прежнего Саньку, какого я знал!

– Зачем? Считай, откинулся я!

– Э-э, нет… Смерти твоей нынче многие ищут. По всему городу фартовые выслеживают. Не понимал я, зачем им нужен, чего от тебя хотят? Но, когда двоих шестерок взяли, закрыли в одиночках, те и признались, что убить тебя вздумали законники. Весь Ростов на уши поставили. Но ничего у них не выгорело. Даже сюда пытались проскочить, но сорвалось, – рассмеялся Семен.

– Зачем я им сдался? – не поверил Седой.

– Провалы у них пошли. Серьезные, как никогда. За эти дни мы многих воров взяли. Прямо в хазах…

Седой недоверчиво хмыкнул:

– «На понял» берешь?

– Ничуть. У вас сход прошел здесь. Мы о том поздно узнали. Зато разъехаться сумели помешать.

– Какая разница? Этих возьмете, а завтра – новые прихиляют.

– И тоже будут по тюрьмам кочевать, по зонам: За что их так ненавидишь? Ведь они тебя не сажали на Колыму!

– А я при чем? Всяк сам свою судьбу выбирает. Малина – не ментовка, силой никого не затаскивают, – отпарировал Седой.

– Ну, тебя обидели, слабак оказался! А эти – молодые – зачем приходят? Работать не хотят, как все люди. У слабых отнимают, у доверчивых и старых.

– Слабые! Попал бы ты в дело, не вякал бы такое! Охрана в банках, сторожа да инкассаторы так слабы, что фартовых гробят. Вон в сберкассе Курска случай был. Трехали законники. Возникли под шабаш. Когда бабье башли готовили на инкассацию. Ну, вломились втроем. Трехнули, чтоб бабки выложили. И подскочили забрать мешки. Так одна из курвищ, как прижала фартового к стойке, он чуть душу не посеял. «Перо» выронил, она на него наступила. А фартовому все муди своим коленом разбрызгала. Вторая – чернильницей мраморной башку раскроила. Третий видит, дело невпротык, за кентов и ходу, пока мусора не возникли. Вот тебе и слабаки! Иль в Иваново случай был. Баба домушника в сиськах задушила! Он с нее спящей цепочку снять хотел. Она, лярва, проснулась не ко времени. Домушники всегда недомерки и

доходяги. Она и воспользовалась. Вдавила в сиськи мурлом. Когда тот задохнулся, вышвырнула в окно. Кто ж слабак?

– А ты попадался? – хохотал Семен.

– Иначе не гремел бы в ходки.

– Нет, без ходок? Ловили бабы?

– Случалось. С кем прорухи не бывает?

– Били?

– Конечно, трамбовали! Еще как! Но лягавым не засветили. Это верняк…

Семен сморщился, как от зубной боли.

– Да ты не гоношись! Все вас так лают.

– Ну, а если я тебя буду сволочью звать? Ведь вас и похлеще люди называют. В суде, верно, наслышался! Так вот и ты язык придержи. Кто эти все? Ваши банды? Уголовники? – багровело лицо.

– Среди наших уголовников падлюк и воров меньше, чем в твоей кодле! – не сдержался Седой.

– Однако мои негодяи стоят у дверей твоей палаты, охраняя тебя от твоих корешей, чтобы не убили!

– А зачем? Без понту! Сними свой почетный караул. Он не столько оградит, сколько засветит.

На следующий день Семен снял охрану по просьбе Седого. А вечером под дверь палаты кто-то подбросил записку. В ней была угроза фартовых расправиться с Седым, как только представится случай. В записке говорилось, что он приговорен к смерти, поскольку нарушил клятву на крови.

Если б не почерк, Седой бы не поверил. Подумал бы, Семен подстроил. Но в записке был условный знак того, кто ее писал. Этого милиция не знала.

Он понял, выхода нет. Его найдут всюду. С ним разделаются жестоко. Не знал лишь – за что? Может, это последнее и дало толчок на робкое согласие попробовать изменить свою судьбу.

Теперь они с Семеном работали до поздней ночи, забывая о сне и отдыхе.

– Когда Земнухов узнал о спешном отъезде из Ростова Черной совы, он сразу сказал, что искать эту малину теперь нужно лишь на Севере.

– Везде они засветились. По России их за воровство в банке ищут. В Крыму – за шоферов. В Ростове облавы выдавили. Конечно, могли бы податься в Ленинград иль в Прибалтику. Но много новичков. Свежаков, по-нашему. Их лучше натаскивать подальше от больших городов, где своих фартовых полно. Ни один пахан, а тем более Шакал, не станет рисковать малиной из-за свежаков. Те были в делах. Но в плевых. В клевые – не брали

– Как фартует Шакал? О почерке его малины расскажи.

О всех слабых и сильных сторонах. Что знаешь о его банде, что видел и слышал, все вспомни, – просил Семен и слушал Земнухова, запоминая все. Он возмущался и удивлялся. Он слушал, как легенду. Порою трудно верилось. Но ведь речь шла не об обычной малине, о самой Черной сове, о какой от Мурманска до Магадана быль и небыль плела людская молва.

– Переодеться в баб, старух, изменить хари им что два пальца обоссать. Их невозможно узнать на улице. Эти на ходу умеют маскарад менять. Никогда, нигде не возникают с голыми клешнями.

– Ну, а как тогда узнать их? Вот если бы тебе понадобилось найти?

– Шмонал бы три города: Новосибирск, Хабаровск, Владивосток. В последнем – верняк, возникнут. А в порту есть пивбар. На набережной. Вот там кропленые сбывают. Барухи целыми днями толкутся. Рыжуху толкают фаршманутую. Все фарцовщики и налетчики хоть раз в день возникают в порту. Не без дела, понятно. А у Шакала – кропленые. Их сбыть не удалось. Он туда намылится, как пить дать. Ему – дозарезу! Там его шмонать надо. Накроете, глаз не спускайте! Этот ферт у самого черта из-под шнобеля слиняет.

– Да, но как его узнать, если он, как говоришь, столь хитер, мерзавец?

– Приманка нужна. На какую клюнет. Тогда-твоя взяла!

– На что может польститься?

– Не на мелочи.

– Ну, а слабые места его малины?

Седой задумался. Он перебирал в памяти все. Известное ему самому и услышанное. Лицо его временами светлело, но подумав, он отвергал и вспоминал вновь.

– Безухий сявка – не примета. Треть шпаны уши проиграли в рамса.

– Есть слабина у Шакала! – вспомнил Седой о Задрыге и рассказал Семену о девчонке.

– Уж и не допру, как ее облаять эту падлюку, всякое о ней вякали, но слабой ее не назовешь. Любая змея против этой сикухи, просто голубка ненаглядная. Ее даже фартовые ссут. Стерва – не зелень! Паскудней этой параши свет не рожал! – заматерился Седой. И добавил:

– Хитрей самого черта! Злей целой своры ментов! – прикрыл рот рукой, виновато глянув на Семена. Тот мимо ушей пропустил. Задумался об услышанном.

– Ее Сивуч учил. Несколько лет. А о нем ты, наверняка, знаешь немало.

Семен головой кивнул согласно. О Сивуче знали все милиции.

Уж если этот взялся растить фартовую «зелень», добра не жди. Всходы не завянут. И через пяток лет заявят о себе во весь голос. Да так, что милиции жарко будет.

– Он ее больше всех шлифовал для малины. И уже в дела брал. Обкатал и доволен. А Шакалу никто потрафить не мог, – напомнил Седой.

– Родная кровь! – усмехался Семен.

– Шакал родства не признает. В его утробе сердца нет. Души – тоже. Вместо них – кредитки. Его все фартовые ссут. Он – паскуда – если вздумал замокрить, свое доводит, – вздрогнул Седой, вспомнив подкинутую в палату записку. Не по себе стало.

– Что это с тобой? – заметил Семен.

– Да мелочи. Нервы шалят, – вытер крупный пот со лба.

Вскоре из Ростова во Владивосток пошел толстый конверт в угрозыск города. А в Ростове по ночам вылавливались малины. Фартовые и шпановские. Милиция города охотилась за новым маэстро, перекрыв, как ей казалось, все пути и дороги из Ростова.

Хазы и притоны, все пивбары и рестораны, все злачные места – от барахолки до кладбища, были взяты под постоянное наблюдение. Одну за другой увозили малины зарешеченные поезда в места необжитые, холодные, дальние.

Теперь уж не один Шакал, все фартовые Ростова были уверены, что засветил их Седой, искали его, чтоб замокрить лично, рассчитаться своими руками за все горести, но нигде не могли найти Седого.

Из психушки его увезли. Это точно установили законники через шестерок и санитаров, какие поломавшись, для понту, за хрустящий стольник рассказали, что держали Седого в одноместной палате. Лечили уколами, таблетками, токами, ваннами. Никто его не трамбовал. Никого к нему не подпускали. Даже охраняли, неизвестно от кого. А через несколько дней, поздней ночью, увезли в крытой машине. Кто и куда? Никто ничего не знает.

Фартовые сбились с ног. Пока маэстро не подсказал им проследить за ментовкой. Законники, а их в городе осталось совсем немного, вздумали узнать о Седом от самих милиционеров.

Вечером, когда все машины разъехались по вызовам и на задания, а в дежурной части остался один оперативник, к нему

ворвались трое стопорил. Закрутили руки за спину, приставили нож к горлу, въехав для убедительности кулаком по печени, потребовали:

– Ботай, лягавая падла, где Седой?

Старшина головой закрутил, сказал, что не слышал, не знает такого. Тогда у него вырвали ключи и проверили все камеры. Седого нигде не было.

– Притырили в кабинете суку? – царапнул горло нож. Оперативник мотал головой отрицательно. Но стопорилы не зря прихватили с собой бензин. Они залили пол, лестницу, ведущую на второй этаж, дежурную часть и подожгли, решив, что, кроме как в милицию, Седому некуда деваться. Оглушив дежурного, выскочили на улицу.

Огонь быстро разрастался. Стопорилы наблюдали с противоположной стороны улицы за обеими выходами из милиции. Но… Вскоре подъехала пожарная машина, быстро справилась с огнем, скорая помощь увезла дежурного, покинувшего милицию после того, как туда вернулся наряд милиции.

Седой нигде не появился. Даже намека не увидели. Зато в эту же ночь оперативники взяли еще две малины и тут же отвезли в тюрьму всех законников и шестерок, стремачей и налетчиков. Никого не забыли в хазах, даже барух и шмар замели заодно.

Седой допоздна засиживался с Семеном перед картой, на какой отмечал предполагаемые гастроли малин, отдельных фартовых и самого главного своего врага – нынешнего маэстро.

– Почему ты так уверен, что он теперь в Одессе? – удивлялся Семен.

– Дороги ему, конечно, не заказаны. Он, если моча в кентель долбанет, может куда хочешь свалить. Но на хрен приключения на жопу искать и рисковать собой? Маэстро в дела не ходит. Его все малины держат. Не для дел его сход выбирает. Чтобы он их главным кентом был. Судьей и советчиком, их правдой и яростью. У него башлей больше, чем в любом банке. Всякая малина положняк ему дает. Потому в дела – на риск он не сфалуется. Какой ни на есть, а кентель со шкурой – одни. Вот и приморился в Одессе. Это его город. Он там с пацанов фартовал. Был паханом городских малин. Ну, а когда в Ростове его выбрали, так он на сходе вякнул, что дышать станет в Одессе. И после того, как тут фартовых мести стали, он, верняк, слинял.

– Не мог уйти! – не поверил Семен.

– Запросто! Вон я с барыгой как лажанулся? Хотя, казалось, все мы с тобой обмозговали. Фартовые хитрей оказались. И, как сам убедился, выдавили из барыги, кто его настропалил? Теперь они меня по всему Ростову дыбают.

– Здесь тебя никто не найдет, – усмехался Семен, приютивший Земнухова в маленькой комнате своего дома. Чтобы найти тут бывшего фартового, нужно было подняться на второй этаж, пройти через три комнаты и знать условный стук. Окно этой комнаты закрывалось ставнями.

Может, и возникли бы у Семена осложнения на работе, узнай начальство, кого он пригрел в своем доме. Но результаты работы за последнюю неделю заставили замолчать моралистов всех званий.

Семен рассказывал Седому, кого взяла милиция, о всех событиях в городе.

– Поприжали мои ребята хвосты фартовым! Поутихла и шпана. На улицах круглые сутки патруль дежурит, вместе с дружинниками. Чуть где шум услышат, враз туда! И – порядок! Не только воровство и грабежи, драки прекратились. Люди спокойно жить стали. Не боялся детей на улицу отпускать, сами выходят! Ожили! – радовался Семен.

– Рано празднуешь! Фартовые и шпана без бою, просто так не сдаются. Бойся затишья. Оно – временная передышка, – предупреждал Седой.

– Полторы сотни гадов в тюрьме сидят, суда ждут. Разве мало?

– На сход больше тыщи прихиляли. Что это – полторы сотни?

Мелочь! Да и взяли мелкоту. Всего троих паханов, два десятка фартовых, оставшиеся – перхоть, гавно! Солидные паханы – смылись. Теперь их не накрыть. Вместо попухших новых нагребут.

– А кто, как ты думаешь, не успел смотаться?

– Много на дно залегло. Ждут, пока шухер уляжется. Чтоб смотаться иль в дела намылиться. Это верняк. Потому, не на патруль полагайся. Он – не кайф! Ты лучше пошли своих к пивбарам, на железную дорогу, в рестораны – только не в форме. И, главное, не упускай из вида набережную, таксопарк, аэрофлот и окраины, где алкаши дышат. Туда смотри.

– А где в Ростове может укрыться маэстро? – спросил Семен.

– Да нет его здесь!

– В Ростове он! В том-то и дело! Но никак не можем напасть на его след! Вот если бы его нам взять! – выдал Семен заветную мечту.

– Тебе, мать твою, дышать опаскудело? Не дергайся! По

сей о нем память! Одно дело – я вякаю, мне терять нечего. Тебе к нему не стоит возникать. Он – не сам по себе капает. У него на стреме такие кенты – тебе и не снилось! Все, как один – мокрушники, стопорилы. С ними сам черт не справится. С перьями и пушками. Им из фраера душу вышибить, что два пальца обоссать. Я их видел! Не лезь! Как кента прошу. Твои лягавые слабы против них. Это без трепу.

– Тогда не пугай, Санька! Меня уже ничем не удивить. Иль мало мы с тобой видели на войне?

– Тогда другое время было. Здесь ты сам нарываешься на жмура. Маэстро – не просто пахан. Он – все! И если его заметешь, во что я не поверю, свой колган посеешь. Фартовые тебя тут же засекут, средь бела дня разборку учинят. Меня до помутнения рассудка довели. Тебя за маэстро в пыль сотрут. Ты не выдержишь мучений. Я знаю, на что способны законники. Не суйся, прошу тебя!

– А почему думаешь, что я попадусь? Если маэстро возьму, его так охранять будут! Ни с кем из своих не сможет увидеться!

– Прежде всего, тебя надо будет охранять. И ему не обязательно видеться с фартовыми. В тюрьме всяк знает, как и без слов переговорить. Тюремная азбука перестукиваний известна всем. Через полчаса вся тюрьма узнает о маэстро. А через час – все фартовые Ростова. И тогда! Не в клочья, в пыль разнесут тюрьму, вместе с охраной и собаками! Я не темню, – вздохнул Седой тяжело. – Мне больше других хотелось бы, чтобы вы его взяли. Я первым от него перенес все! Такое, чего я никому не простил бы. Будь он фартовый или просто пахан малины, кентель бы ему скрутил давно. Но… Маэстро мне не достать, клешни короткие. И тебе не советую…

– И все ж! Вот если б нужно было его найти, где б ты его искал?

У Седого дыхание перехватило от возмущения.

– Ну, не кипи! Где его находят кенты?

– На барахолке, где ему навары отдают, или вечером – в ресторане. Там он до ночи с кентами гудит, – обронил Седой, безнадежно отмахнувшись.

– В ресторане? – удивился Семен.

– В отдельном кабинете, как всегда. Он там с кентами бухает.

– Как он выглядит? Какие у него особые приметы? – поинтересовался Семен.

– У него на груди дельфин выколот. Штурвал в хавальнике несет. На штурвале надпись – Колыма.

– Я что ж, по-твоему, всех мужиков в ресторане раздевать буду? – рассмеялся Семен.

– Этого не разденешь. Он живым в руки не дастся.

– Внешне как выглядит?

Седой подробно описал маэстро. Семен запомнил накрепко даже мелочи. А на следующий день вызвал к себе начальника уголовного розыска, долго говорил с ним с глазу на глаз, взвешивал каждую деталь.

– Спешить не надо. Подготовьтесь основательно. На задание возьмите самых опытных. И не забудьте подсказку Седого. Организуйте девочку! – рассмеялся Семен, напомнив, что все должно быть натурально сыграно.

– Не спешите брать в субботу. Если не получится, оставьте на воскресенье.

А через три дня старшего оперативника избила шпана возле ресторана. И затолкав его в контейнер с мусором, захлопнула крышку, оставила до утра. Когда его доставили в больницу, оперативник долго ругался. И лишь потом сказал, почему им не удалось взять маэстро:

– Не стоило нам идти в ресторан. Фартовые умнее и осторожнее нас всегда были. И не клюнули. Они всех оперов в лицо знают. Иначе бы не сорвалось…

– Не в том промах. Хотя, если хоть один знакомый мент был в той компании – дело швах. Но оперов не стоило посылать. Фартовые их с первого взгляда раскусят. По трепу, по поведению, по хамовке, какую они заказали, по тому, как рассчитывались, как держались с официантками, какие и засветили фартовым. Ведь мусора чаевых не дают. Это все знают. За это не терпят их нигде и лажают при первом случае.

– Официанты… Да, я о том не подумал, – сознался Семен и добавил:

– Они, понятно, всех наших ребят знают, – сник сразу, умолк.

– Не с того надо начинать. И вашу деваху, размалеванную под шмару, законники не увидели. Она ж, небось, из ваших?

Семен согласно кивнул.

– Ну вот! Такая под гимн вскочит со стула и будет по стойке смирно стоять. Кроме марафета, что у ней от шмары было? Да и не пойдет в кабак с ментами уважающая себя потаскуха. Она знает, кого клеить. А законники, даже будь она шмарой, не стали бы кадрить ее от целой своры мужиков. Зачем кентелями размахивать? В кабаках сучек до отвала!

Семен вздыхал, слушал, запоминал.

– Одинокую надо. Романтичную, скучающую. Чтоб барахло на вашу форму не смахивало. Декольте до сисек. Юбка в обтяжку, с разрезом до самой задницы. И чтоб она от колен на ладонь короче была. Чтоб туфли модные, новые. И плясать умела б жарко. Чтоб веселой была, умела б петь, хохотать. Вот таких блядей фартовые уважают, у каких жопа, как паровозный тендер, а буфера – с кентель. И торчком… Чтоб зенки сверкали, а с хари – улыбка не линяла.

– Да где ж я такую сыщу? Кто ж эдакую шлюху примет в органы на работу? – возмутился Семен.

– А осведомительницы? Средь них всякие есть! – подсказал Седой.

Семен перебирал в памяти всех. А Земнухов говорил:

– Но смотри. Надежная нужна! Она хазу указать должна. Знай, маэстро, как ботают, шмарами избалован. Оно и верняк! Одессит. Они смалу – кобели! И этот не на всякую клюнет. Он чаще всего в зашторенном кабинете примаривается. В самом конце зала. Ему оттуда всех видно. Если какая баба по кайфу, он наблюдает за нею из-за занавески. Потом, через официантку, посылает ей бутылку шампанского и шоколад, с приглашением разделить компанию, вместе поужинать, провести вечер. А там и ночь… Ему не откажут.

– Нет у нас таких, – сказал Семен.

– Так уж и нет? А студентки юрфака? Они ж с визгом на это пойдут.

– Да что ты? Кто из них согласится?

– Ты же там преподаешь, вот и подбери кралю, повиднее из себя! Она маэстро облапошит чище оперов. Еще файней, если их двое иль трое – на выбор будут. Подбери. Я их живо научу, как с законниками дышать. Они – практику получат, зачет сдадут тебе. В кабак на халяву сходят. И с фартовых пенки снимут.

– А если к ним на хазе приставать начнут фартовые? Кто их защитит?

– Иль ты меня за дурака держишь или о снотворном память посеял?

…А уже через день привел Семен к Седому девчат студенток. Четверых, самых красивых.

– Файная наживка! – оглядел студенток Седой и, быстро проверив на сообразительность, реакцию, одну забраковал. С троими два дня в упор занимался. А на третий сказал другу, что учениц можно отпускать в дело.

– Жаль, что приходится вот так поступать. Но иначе – не получается. Много раз пытались взять фартовых в ресторане. И мимо… Двоих, а то и больше оперативников гробили законники. Наши боялись стрелять в ресторане. Чтоб посетители не пострадали. Законники на все плевали. И часто уходили без царапины. Но хватит. Пора очистить от них город! Вот вам на ресторан! Держите и держитесь! Вы – вся наша надежда! Смотрите! Ничего не забывайте. Все, как условились! – напутствовал Семен студенток, одетых и размалеванных до неузнаваемости.

Седой уже через час нервно заходил по комнате. Курил папиросы одну за другой. Все прислушивался, когда вернется в дом Семен, получится ли у девчонок, клюнут ли на них фартовые, все ли спокойно обойдется для студенток?

Он нервничал. Ему хотелось хоть одним глазом увидеть, что делается сейчас в ресторане, где Семен? Но в доме тихо, лишь мать Семена возится на кухне – на первом этаже.

Время медленно шло к полуночи. Земнухов выглядывал в окно, но за ним ничего, кроме глухой ночи и неспешных шагов редких прохожих.

В доме все угомонились, легли спать, только Седому нет покоя. Он не может уснуть.

Отсчитывают часы на стене уходящее время. Никогда не казалось Земнухову ожидание столь утомительным. Но вот осветил улицу свет фар машины. Она остановилась под окном. Седой увидел Семена, тот глянул в окно, и Земнухов заметил улыбку на лице.

– Замели? – спросил, едва тот открыл дверь комнаты.

– Всех накрыли! И маэстро! Вместе со стремачами и фартовыми. Больше двух десятков взяли! Ну и драка была!

– Девчонки-то как?

– С ними – порядок! Сделали, как ты советовал. Забрали всех вместе. Их как потаскушек. Опера на них больше чем на фартовых орали. Сулили желтые билеты всучить. Увели их в камеру. Ну они тоже в долгу не остались. Разыграли комедию до конца. Так что законники ничего не заподозрили. Ну, а всех гадов одним воронком в тюрьму отвезли. По одиночкам распихали некоторых. Маэстро враз в подвал опустили. Чтоб не сумел перестучаться ни с кем. За тремя решетками и семью замками. Все остальные очухаться не успели. Сонные, как мухи. Не поймут никак, наяву мы появились или в дурном сне, – смеялся Семен.

– Студентки твои в порядке?

– Еще как! Просили почаще посылать их на такую практику.

– На ком же накололся маэстро? – полюбопытствовал Седой.

– На Анне. Она ему уж очень приглянулась. Всю краску с ее рожицы слизал. Все обещал ей доказать свою любовь.

А Марина, та делала вид, что ревнует. И все пыталась привлечь внимание маэстро к себе. Тот поначалу даже растерялся. А ну как ему управиться с двумя девахами, когда одна другой краше? Думал, жаркая ночь предстоит. Ну да сорвалось. Наши переодетые оперативники, под видом таксистов, повезли малину на хазу. Два рейса сделали. Заплатили, правду ты говорил, очень щедро. Хорошо подвыпили в кабаке, в лица водителей не вглядывались. Верно ни разу на этом не горели. Ну, а там все, как по маслу. Шмары были вдрызг. А фартовых наши девчата напоили. Правда, двое стремачей, что на атасе стояли, все отказывались пить. Но ничего, уломали под лесть. Теперь досыпают в тюрьме. Всем скопом. Но, если б не ты, Сашок, век бы не додумались до такой хитрости и никогда не взяли бы маэстро! Спасибо тебе, Санька! – обнял за плечи Седого, как когда-то Давно – в день Победы – их общей победы. Нынче ее пришлось утверждать…

– Скоро я перестану быть нужным тебе? – спросил Седой.

– Ты что? – изумился Семен. И рассказал о драке фартовых в милиции.

– Говоришь, ненужным станешь? Да ты – клад для нас! Консультант и советчик! Без тебя мы, как без головы. Откуда знали бы все тонкости и хитрости? Кто бы их нам подсказал? – говорил Семен. А Земнухов, остановив его, предупредил:

– Помни, Семен, сделана лишь половина дела. Теперь предстоит главное. Самое трудное – впереди. Вы взяли маэстро. Но, узнав про это, возникнут в Ростов на выручку пахана самые файные кенты, какие кентели не пожалеют, чтоб достать его из тюряги. Они на все пойдут. На мокрушничество и подкуп, на налеты и драки. Наскоки на оперов будут всякий день. Жди налетов на милицию, на всех мусоров. Фартовые не станут тянуть резину. Уже сегодня законники Ростова трехнут всюду, как замели маэстро. И тогда – держись. Считай, что ты зажег фонарь на Ростове и собрал сюда весь цвет законников. Они не промедлят нарисоваться.

– Да не-надо преувеличивать, Сашок! Этих взяли и тех поймаем, – не обратил внимания на предупреждение Седого.

Начальник отдела и не предполагал, как сильны фартовые своим единством, как изощренны их методы, как дерзки бывают кенты, когда дело касается их чести, когда кто-то посягнул на основу всех малин.

Седой понимал все, что происходит теперь в малинах. Семен подумать не мог, какие сюрпризы готовят милиции законники.

Уже на третий день после случившегося в Ростов стали прибывать фартовые. В одиночку и группами, они прилетали самолетами, приезжали поездами и тут же терялись в гуще горожан, обычные, неприметные с виду. Они не селились в гостиницах. Быстро находили себе пристанище у одиноких женщин, у стариков, какие из-за жалкой пенсии рады были взять и временных постояльцев. А кто они, зачем приехали в Ростов, никого не интересовало.

Ни Седой, ни Семен и не подозревали, что готовят фартовые, на что они решились. А законники, собравшись на пустыре за городом, вздумали немедля достать маэстро из тюрьмы. Вместе с ним, заодно, освободить взятых милицией законников.

Уже на следующий день они узнали, где содержится маэстро, кенты. И ночью отправились в тюрьму.

Среди фартовых, решивших достать маэстро, были не только стопорилы, а и медвежатники – известные специалисты по замкам и сейфам. Их опыт должен был пригодиться.

Многие знали эту тюрьму. Приходилось сидеть в ней не один месяц.

Законники впятером спокойно одолели заточенный забор. Там, внизу остались на шухере кенты. Они, в случае чего – встанут на выручку.

Вот и последнее препятствие позади. Воспользовались темнотой склада. И едва скрылся патрулирующий охранник, бесшумно скользнули к мрачному, серому зданию, где обычно содержались самые опасные из арестантов.

По жидкой, ржавой лестнице поднялись наверх, потом на чердак вошли. Оттуда – через люки – вниз. Но…

Только теперь заметили новшество: охранники, дежурившие на постах, имели сторожевых овчарок. Те едва почуяли чужой запах, с поводков рваться стали. Кенты замерли не дыша. А собаки подняли хай, как на разборке.

– Чего сбесились? Иль на прогулку захотели? Рано еще! – ругала псов охрана. Овчарки не унимались.

Фартовые спрятались за пожарные щиты, боялись шелохнуться.

Время шло к полуночи, когда кто-то из охранников предложил своим пойти поужинать.

– Вообще уже пора поесть! Давай тогда собак отпустим, пусть побегают в коридорах без поводков, – предложил кто– то из охранников.

– Ну нет! Псов не отпускайте! Вчера мы им дали погулять, они все лестницы засрали. Начальник меня самого убирать заставил. Костерил во все корки. Так что пусть на по

водках останутся, – встрял другой И кенты, услышав это, вздохнули с облегчением.

Вскоре охранники, грохоча сапогами, пошли в дежурную часть. Когда их голосов не стало слышно, кенты высунулись из-за щитов, заскользили по коридорам тенями.

Открыли камеру, еще одну. Шепнув короткое слово – линяйте, торопились к другим камерам.

Фартовые спросонок не поняли и побежали вниз. Там их встретили овчарки и сбитые с толку охранники, тут же сообразившие, куда вознамерились законники…

Замешательство было недолгим. Охрана взяла на прицел фартовых, вернула по камерам, не поняв, почему пятеро оказались лишними. Их сгребли в свободную камеру, каких в тюрьме хватало.