Текст книги "Помилованные бедой"

Автор книги: Эльмира Нетесова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 23 страниц)

Глава 5. «ТАЙНУ СВЯТО СОХРАНЮ»

Иван Петухов работал в мужском корпусе больницы совсем недавно, правда, разница между мужчинами и женщинами в этой больнице была чисто условной. Больные люди отличались здесь большей сложностью болезни, ее запущенностью и способностью организма бороться с недугом.

Петухова в больнице уже не считали молодым специалистом. Он имел авторитет, и даже такие асы, как Таисия Тимофеевна и Юрий Гаврилович, не гнушались его советом, зачастую обсуждали с ним общие проблемы.

Здесь никто никого не подсиживал, не сплетничали друг о друге и не шептали главврачу мерзости о коллегах.

Хватало медперсоналу забот и без того. Как в женском, так и в мужском корпусе контингент больных менялся постоянно.

– Ваня, смотри сюда! В журнал! Видишь, как изменился возраст больных? Шизофренией молодые страдают. Сколько их поступило в прошлом месяце? Тридцать два, и с тяжелой формой. А параноиков меньше стало.

– Мне этих по горло хватает! Если прибавятся, хоть караул кричи! Сегодня Наполеон меня прижал в коридоре и спрашивает: «Говори, подлый козел, куда мою шпагу дел? Небось Кутузову за самогонку загнал? Как я с ним сражаться стану? Смотри, холоп! Коль к вечеру шпагу не вернешь на место, укорочу тебя на голову!»

– Он и ко мне со шпагой приставал! – отмахнулся Юрий Гаврилович.

– Ладно бы один Наполеон, от него еще можно отмахнуться. А вот Адольф Гитлер что творит? Видели, как он всех психов научил строиться? Взгоняет шизиков в шесть утра и заставляет стать в строй по росту. Кто путается, тому самолично вламывает, да так, что тот зубами за стенку цепляется. Я предупредил Адольфа: если еще раз увижу такие занятия, на месяц в клетку закрою. Он оскорбился и пообещал устроить голодовку. Коли не извинюсь, весь корпус станет голодать.

– Остальные не поддержат. Голодное пузо здесь не в почете. Сам Гитлер предпочтет забыть угрозу. Пожрать они все любят. Так что не беспокойся. За все годы у нас никто не страдал от голода. Большинство мужиков дома не питались так, как тут. Случались проблемы с постельным бельем, с пижамами и тапками, но не с едой.

– Юрий Гаврилович, пока вы в горздраве были, приходили пятеро ребят. Просились в санитары. Тоже альтернативщики. Наши Семка с Ромкой скоро уйдут, заканчивается их время. А замена понадобится тут же. Давайте теперь возьмем! Наши новичков быстро всему научат.

– Как тебе новички?

– Да сразу не определишь! – уклонился от прямого ответа Иван.

– Сам знаешь, к нам каждого не возьмешь. Хоть и трудно здесь, не всяк потянет и подойдет.

– Я могу ошибиться, – замялся Петухов.

– А еще смелее? – настаивал Бронников.

– Трое ребят нормальные, а двое – лопухи, с ними намучаемся.

– Как с больными?

– Ну нет, конечно. Вот только в больницу заявились как на дискотеку. Выкинуть их захотелось.

– Почему?

– Вы б видели их прически! Негритянские парики. Все в рисованных наколках, в майках с черепами, в порванных шортах, короче, под дикарей косит молодежь.

– Ничего! Легче работать будут! Психи их примут за своих! – рассмеялся Бронников.

– Нет, Юрий Гаврилович, мы и не думали уходить из больницы. Мы с Ромкой в мединститут готовимся поступать. На факультет психиатрии. – Семка сел перед Бронниковым.

– А вы хорошо подумали?

– Конечно. Куда ж еще? Мы уже привыкли здесь. В институте теория, на работе практика. Мы уже подготовлены, много умеем, кое-что знаем. По башке биты часто. Поступаем с багажом, не новичками.

– Семен, а вы знаете, какая зарплата у врачей?

– Слышали от Ивана Борисовича. Часто нам напоминал. Но ведь живете как-то и работаете подолгу. Вот и мы приспособимся. Привыкли мы к своему делу. Поначалу хотели отработать свое и уйти, а не получилось. Душа не отпускает.

– В семьях с родными советовались?

– Ну да! Первым делом дома сказали. Ромкины враз обрадовались. Мои бухтели. Но теперь не спорят. Поняли. Оно, конечно, можно было б выучиться на фрезеровщика или слесаря-расточника. Там и времени на обучение меньше потребуется, и зарплата вдесятеро больше, чем тут. Никто макушку не пробьет. Но себя не уговорить. Если б месяц здесь побыли, не приросли. Теперь не оторваться.

– Спасибо, Сема, за ваше тепло! Я вот о чем хочу поговорить с тобой, тут вот такие же, как вы в свое время, мальчишки приходили. Хотят к нам, на альтернативу. Сам знаешь, санитаров нам катастрофически не хватает. Настоящее бедствие. Хотя будь зарплата повыше, от желающих отбою не было б. Но суть не в том. Пятеро к нам приходили. Я их пока не видел. Если решу взять ребят, поможете новичкам на первых порах? Ведь и объяснить и подстраховать нужно, внушить, что наши больные – люди особые. К ним бережно относиться стоит. И присмотритесь, как поведут себя новые люди. Если станут грубить, скажите мне – не ради фискальства, из сострадания к больным, – избавимся мигом, – пообещал Юрий Гаврилович.

– Нам с Ромкой нужны справки о стаже для института, – напомнил Семка.

– Будь спокоен, дружок, коль решили стать моими коллегами и остаетесь с нами, мы все о вас позаботимся. Только принесите аттестаты.

– Юрий Гаврилович, а Ромка не сможет в этот выходной в деревню поехать. Он подменяет нашу санитарку. У нее какие-то проблемы дома. Только через неделю поедет в деревню.

– А ты чего не смотаешься?

– У меня сынок родился. Жене дома помогаю, – улыбнулся так тепло и открыто, что Бронников не выдержал:

– Чего ж промолчал? Давно ли отцом стал?

– Уже второй месяц!

– Как назвал?

– Павлом!

– Как малыш? Спит, ест нормально?

– Все в порядке!

– Значит, мы обо всем договорились?

– Еще нет! Я хочу… Может, возьмете меня на пол ставки дворником? Я успею, знаете как стараться буду. Не пожалеете…

– Согласен! – ответил Юрий Гаврилович коротко.

– А еще Ромка свою сеструху из деревни привезти хочет. Может, подойдет в санитарки? Она старательная. Дояркой работает в колхозе уже два года.

– Тоже с прицелом на мединститут?

– Нет! Ей замуж пора! Восемнадцать исполнилось. А мужиков нет в колхозе. Одни старики. Они еще Буденного ребенком помнят. Их девки уже не интересуют. А ей парень нужен. Только не проговоритесь Ромке, что знаете. Пусть тайной меж нами останется! – попросил, покраснев до волос.

– Хорошо! Сохраню тайну, – улыбался главврач.

Вскоре после Семки в кабинет главврача робко постучали,

и на разрешение войти в дверях показались пятеро ребят. Юрий Гаврилович, увидев веселую компанию, еле сдержал смех.

Женские бусы на шее, серьги в ушах, на плечах майки, не прикрывающие пупки. Джинсы в дырах и заплатках.

– Мы на работу к вам! – вышел вперед парень с длинными мелированными волосами.

– По-моему, вас только что из столовой выгнали, – оглядел Бронников говорившего.

– Как выгнали? Мы к вам из дома!

– А почему на заднице припечатался след от жирной сковородки? Выходит, не справились?

– Нет! Это мода такая! – загалдела компания.

– Значит, модно в этом виде ходить по городу и даже устраиваться на работу? Да вы всех наших больных доведете до икоты!

– А при чем это? Здесь халаты выдают. Работать в них будем. Ну а в городе все так одеваются. Вы приглядитесь.

– Интересно, кто из нас больной? – удивился главврач и предложил ребятам присесть поближе. – Вопросы альтернативной службы не решаются с наскоку! Да еще у нас!

– В психушке? А что тут особого? – спросил писклявым голосом парнишка с сережкой в ухе.

– А вот когда поймает за голову какая-нибудь больная да вырвет вместе с сережкой ухо, тогда поймешь, в чем отличие наших больных от других.

– Щас! Прямо ждать буду! Пусть молится, чтоб ее тыква уцелела!

– Но больница не для вас, а для них! – напомнил Бронников.

– Выходит, базар пустой и мы не столкуемся?

– Может быть. Собственно, почему именно к нам пришли? Ведь имеются и другие больницы, интернат для ветеранов, госпитали! Там вам рады будут до бесконечности!

– Может, и обрадовались бы! Только в этом году альтернативщиков втрое больше, чем в прошлом. И те нас опередили. Устроились месяц назад. А никого сверх штата не берут.

– Что-то с трудом верится, что больницы и дом престарелых решили свои кадровые проблемы за такое короткое время! – засомневался Бронников.

– Мы даже в морге были! – подтвердил здоровенный парнище в рисованных наколках.

– От тебя там покойники разбежались со страху? – указал Юрий Гаврилович на питона, обвившего парня так натурально, что, казалось, вот-вот сдавит и задушит человека насмерть. – Что вам ответили в морге? – глянул главврач на хохочущих ребят.

– Сказали, будто у них полная обойма! – ответил щебечуще маленький парнишка с волосами дыбом, с булавкой в носу.

– Там нужна санитарка! Почему отказали?

Юрий Гаврилович набрал номер телефона Сидорова:

– Лень, к тебе приходила молодежь насчет работы?

– Да! С самого утра, еще вчера…

– А чего им отказал?

– Ну я ж не из твоей больницы сбежал, чтоб их взять?

– В чем дело?

– Послушай, Юр, когда их увидишь, без слов меня поймешь.

– Они сейчас передо мной сидят!

– И ты еще живой? Теперь тебе высшую награду давать можно! Наша Анна как увидела тех обормотов, все приличные слова позабыла. Только матом говорить стала. Покойники, заслышав ее, с лавок прыгать начали. Не могли лежать. Дед наш ушам не поверил. А как разглядел ту ораву, так и подумал, что бомжи пришли промышлять уже в морг. Видно, на свалке вовсе скудно со жратвой стало.

– Да тебе какое дело до них? Сам жаловался, что Анна с ног сбилась вконец, нет у нее замены! Чего ковыряешься?

– Они не рассказали тебе о своем визите сюда?

– Нет еще!

– Ты их спроси. А уж потом делай выводы. Я тебе вечером позвоню, – пообещал патологоанатом.

– Полный облом! Мы к нему вчера подвалили. Думали, что гробы надо носить, покойников в них трамбовать. Вот и все! Что еще может там понадобиться? Так и возникли всей компашкой. А тут главный их появился. Глянул на нас, сплюнул, хмыкнул, посмотрел за ширму и говорит нам: «Мне нужно через час вот эту красавицу подготовить к отправке домой, на прощание. Для того ее нужно помыть, одеть, положить в гроб и оформить как полагается, по всей форме».

Мы заглянули за ширму, а там дохляков больше, чем на кладбище. И все, как один, голые. Ну совсем без ничего. К тому ж вперемешку. По двое, а то и по трое на лавке. Спросили, какую надо готовить, этот козел указал нам на старуху. Она такая вонючая и толстая, аж жуть. Ладно! Мы эту бабку из-под двух мужиков еле выдернули за ноги и давай ее во двор. Там из шланга мыть стали. А из нее как полило. Дышать стало нечем. Городская свалка в сравнении парфюмерный магазин. Нас на рвоту потянуло. Разбежались по углам. Покойную за это время мухи облепили. Роями над ней жужжат. Бездомных псов свора прибежала, вонь почуяла.

А главный морга выглянул из своего кабинета да как заорет: «Кто разрешил глумиться над покойной? Когда вы, олухи, видели, чтоб мертвую снаружи, да еще из брандспойта, мыли? Заносите немедленно в морг!»

А какая ей разница, где вымоют и кто? Но главный аж побелел весь снизу доверху и орет: «Она уважаемый человек в городе! Немедля ее на стол. Вымыть с мылом, аккуратно, как дорогую статую!»

Старуху! Статуя из нее, не скажу какая! Пока мы ее вернули со двора на стол, та статуя нам все туфли изгадила. И не только обувь. Вон Денису все штаны уделала, он ничем отмыться не может. В автобус вошли, от него люди в стороны шарахались.

Но самое смешное, как одевали эту старую! У нее задница как два переспевших арбуза. А трусы на яблоко не натянешь. Ну что тут делать? Намочили их, растянули как смогли и напялили. Колготки вчетвером на нее заволокли. Так и не поняли, на что они бабке на том свете? Но ничего не было страшнее лифчика. Переворачивать покойную боимся, у нее из живота льет. А попробуй не застегни. Как мы только не приноравливались. Только приподнимем за плечи, из нее снизу такое… А за ноги подняли, того не легче. Вся вонь, гниль, прямо на грудь старухе. Тогда с боков подкрались. С трудом натянули на нее одежду. Стали в гроб класть, не помещается. Вширь раздалась и не лезет. Но мы затолкали внаглую. Накидали ей цветов, веток, банку из-под пива, пачку из-под сигарет, чтоб прикольнее была. Банку в одну руку, пачку в другую. И свою старую колоду карт подарили, чтоб на том свете не скучно было. Когда все закончили, позвали главного, чтоб работу принял и по возможности оплатил.

Парень рассмеялся и продолжил:

– А этот чокнутый вышел и от восторга все забыл. Челюсть на пояс уронил. Шипит, хрипит, глазами крутит, а сказать не может, только, видим, рукава халата засучивает.

Мы смекнули. Покуда он за метлу схватился, мы уже далеко от морга были. Короче, не стали ждать оплату. Хорошо, что не развернулись на всю катушку и только одну старуху подготовили. Других кайфовее придумали б. Не состоялось, не поняли нас в морге. Мы в стардом заявились. А там старухи со стариками сидят. Кто телевизор смотрит, другие на балконах воздухом дышат. Третьи спят. В общем, тишина, покой, хоть сиди, хоть стой. Ну, мы им устроили веселуху, пляски с песнями. Нас там три деда попросили принести бодрящего. Конечно, отслюнили. Мы и доставили на все! Ох что было! К вечеру весь стардом на ушах стоял. Даже лежачие на костыли вскочили. А старики малость перегрелись, молодость вспомнили. И давай за старухами гонять. Одну зажали, других щупают! Бабки как молодки разошлись. Поначалу пели, плясали, а потом сами дедов начали щупать. Вот где цирк был! Там совсем беззубые старухи вспомнили, что они еще женщины, и доказали бабульки-ягульки! Даже мужиков-врачей потискали. Те со страху всю ночь икали. А утром, когда узнали, от чего переполох случился, на нас со швабрами наехали. Велели выметаться. Мы-то чем виноваты? Выполнили просьбу, уважили стариков, и все на том. Правда, троих дедов в тот день выгнали из стардома в семьи. Так главврач решил. Их вперед нас! Но зато до конца жизни они тот день будут помнить.

– Все понял, ребятки! И хотя санитары нам очень нужны, вас не возьмем! – заявил жестко главврач.

– А зря вы так!

– С нами весело будет!

– Мы станем стараться! Нас научить, нам подсказать нужно!

– Неужели вы так сразу старым родились?

– Народ вы веселый. А у нас заведение серьезное. Рисковать не можем. Не имеем права.

– Ну хотя бы с испытательным сроком!

– Нет, ребята! Не могу!

Бронников встал, открыл двери и вывел ребят за ворота. И, указав на них вахтерам, сказал:

– Не пропускайте на территорию ни кучей, ни по одному. Им у нас делать нечего.

Бронников прошел во внутренний двор мужского корпуса. Там Сократ с Платоном вели нескончаемые споры о политике.

– Доктор! Вот кто теперь средь людей самый нужный? Сократ говорит, что политики. А я не верю. Эти говны везде без нужды. Языками чешут одно, а руками воруют у народа. Всех нас обобрали до нитки. Я вон банку доверился и остался без гроша. А ить уломали. Все причитали по телику: «Несите деньги в наш банк, получите сказочную выгоду!» Я поверил и отнес. Когда хотел забрать, ни денег, ни банка уже не было. А у меня и хлеба купить не на что! Во аферисты! И чего они мне в войну не попались на глаза? Всех бы одной очередью уложил не сморгнув! Вместе с ними тех, кто уговаривал, охмурял народ. Всякие там артисты! Их живьем бы закопал в канализации. Сколько они слупили с банков за брехню? Вот в прежние времена за такое на Колыму отправляли иль отстреливали ровно сбесившихся собак, а нынче их развелось как грязи! Ну разве я сбрехал? – поднял на Бронникова слезящиеся голубые глаза Платон.

– Теперь не только банкирам, никому нельзя доверять. Столько мошенников вокруг, столько кидал!

– Оттого и спорим, зря отменили смертную казнь. Не стало страха у жулья! Вона при Сталине – всяк лишний раз бзднуть боялся, чтоб другой не позавидовал и кляузу не настрочил. А теперь? Кто в депутаты лезет? Только глянь! Наберут их цельный паровоз, а потом кого под жопу и на пенсию, других – в зону до конца! А мы, как холуи, новых кормим. Уже шея от них согнулась к самой земле. И никак из этой лямки не вырвемся. Вона сколько всякого начальства за плутовство и воровство посудили, а пошто их меньше не становится? Да потому, что страху нет. Бояться некого. Их сажают, они откупаются и сызнова на воле! Наворуют в казне и за границей берегут. А мы как жили в голоде, голожопыми, так и на тот свет уйдем нищими. И только политики жируют. Они ни за что не в ответе! Они нас направляют, мы послушно премся. А куда? Не враз доходит. Когда поймешь, уже стучат молотком по крышке гроба…

– Сократ! Но вам-то что до политики? Банки не разоряли, с начальством дел не имели! От политики далеко держались, чего негодуете? – спросил Юрий Гаврилович.

– Доктор! Ну как же так? Фермером хотел я стать. Не получилось, обанкротили. Нищим сделали, заместо помощи подставили, подвели вглухую. А ведь вложил все, что на Северах заработал, рыбача на судах больше двадцати лет. Поверишь, дворец мог купить шутя! Нынче на однокомнатную квартиру не наскребу. Поверил не банку, целому правительству. И что получил за эту веру? Те поля мои давно заросли бурьяном, ничего не растет на той земле. А ведь большое хозяйство было! Где все? Вот уйдем мы в земь, и не станет на Руси деревень…

– Зато твоя политика останется, – вставил Платон.

– Она у нас верная! А вот кто рядом крутится – говно.

– А ты с ими знаком?

– Со всеми! По телику каждый день видел!

Бронников знал этих мужиков давно. Платон и– впрямь

потерял большую сумму, вложив в банк. Когда понял – свихнулся. И каждый день бегал, бил в банке окна. Но банк давно обанкротился. Остался лишь дом. Его даже от старика защитить было некому.

Бывший фермер разорился из-за своей лени. Все имел человек. Громадные посевные площади, большое дойное стадо, громадный птичник с инкубатором. Но… Сначала внезапно вздорожал бензин, потом подняли резко цены на корма. Холод и бескормица сказались быстро. Хозяйство разорялось. Жена, прожившая с ним тридцать лет, ушла от него к сыну, потом вышла замуж за другого. Единственная любимица дочь и та отвернулась. Отказалась взять его к себе, сказав, что он в свое время слишком мало о ней заботился и не помогал. Она сама устраивалась в этой жизни, хотя ей пришлось неимоверно тяжело. А он, отец, явился, когда та уже встала на ноги. Но без его помощи, а потому и ему рассчитывать не на что…

А Бог с ними, с детьми! Нет в них опоры! Промахнулись мечты и планы, исковерканы судьбы, изломаны жизни! Но ведь живут. Не без надежды! И все еще верят, что сумеют взять судьбу за рога да и повернуть к себе рожей и сказать ей самое что ни на есть: «А ведь я покудова живой!»

– Юрий Гаврилович! Ну когда меня отпустите? Я, даю слово, самым прикольным стал средь своих. Бухать бросил, с куревом завязал, с бабами, сами понимаете, полный облом. Меня теперь вместо надгробия можно пользовать. Установят на могиле голышом вместо статуи. А кореш вякнет, мол, дурак, зачем тебе лечиться было, если сам себя помянуть не смог? Да еще один стоишь, сам, весь трезвый, голый и без гроша! От какой жизни слинял! Аж душа ноет! Отпустите хоть на денек. Я сам вернусь! Слово даю! Чтоб мне век в коммуналке киснуть и ездить на велосипеде, если сбрешу!

– Рановато, Богдан! Пока не поставим на ноги покрепче, говорить не о чем. – Хотел Бронников пройти мимо, но больной не отстал:

– Хотите, я есенинские стихи расскажу? Даже романс спою…

– Зачем? Я не баба…

– А если станцую?

– С такими способностями кто ж отпустит, самим такие нужны! – рассмеялся Юрий Гаврилович громко.

Ближе к вечеру Бронникова разыскала вахта, и главврача спросили:

– Тут к вам дамочка рвется, говорит, что она по очень важному делу. Что от вас зависит ее жизнь. Сама вся из себя! Королева! Но в соплях и слезах тонет. Будете спасать или отправим как есть?

– Пропустите, – буркнул недовольно.

Вскоре в кабинет без стука влетела женщина. На вид не больше двадцати лет. Одета по последней моде. Брючный костюм подчеркивал стройную фигуру. На шее дорогое колье, все пальцы в кольцах и перстнях. Золотые браслеты на руках, в ушах серьги с бриллиантами. Даже сумочка из крокодиловой кожи.

– Юрий Гаврилович! Это я к вам прорываюсь с самого обеда. А меня не пускают! Вы представляете, три мужлана стоят на воротах и никого ни на шаг. Их бы вратарями на футбольный матч охранять наши ворота! Они не только ни одного мяча не пропустят, а и живьем сожрали бы любого, кто подумал бы забить в них гол! Уж как ни старалась я! Ни на бутылку, ни на баксы не клюнули! Чем больше предлагала, тем дальше посылали.

– А зачем? Позвонили бы мне, и тут же пропустили б вас!

– Звонила много раз! Да никто трубку не поднял.

– Ну да! Я был во втором корпусе! – вспомнил Бронников и предложил: – Присядьте! Столько стояли у ворот!

– Анжела! – подала руку женщина.

Юрий Гаврилович со страхом едва коснулся кончиков пальцев вошедшей, боясь повредить драгоценные украшения на ее руке.

– Юрий Гаврилович, не буду отнимать у вас много времени!

Полезла в сумку, которую приволокла с собой, и вытащила армянский коньяк, сервелат, коробку дорогих конфет, здоровенный карбонат, головку сыра, пакет с персиками и виноградом.

– Это вам! – сказала поспешно.

– За что? Сейчас же уберите обратно! Иначе вызову вахту и вас выведут вместе с этим.

– Ну и что докажете? Что вы тоже псих? Да при ваших окладах давно стоило б сделать лечение платным. А потом и за результат брать! Вон мой Богдан совсем вылечился! Раньше квасил без просыпу, теперь вовсе завязал!

– Откуда знаете? – удивился Бронников.

– Ну как же? Пусть не всякую ночь, но через две на третью дома ночевал. После ужина прибегал, а в шесть утра смывался в больницу.

– Как же вахта не углядела?

– А он с другой стороны. Там дыра в заборе!

– Что ж вы ею не воспользовались?

– Днем нельзя. Увидят и заделают. Знают о ней немногие. Но суть не в дыре. Богдан мой совсем другим стал. Уже не бухает, как раньше, по-черному. Домой прискочит и только ест. Все подряд метет без промочки. Случается, пива бутылку выпьет, и все на том. Остальное время меня домогается. До утра тешимся. Оказывается, он еще какой мужик! Равных мало. А что было? Он все пропил. Даже мужское! Всякий день на рогах приползал, еще и обоссанный. Кто такого в постель пустит? Я уже собиралась уходить от него. Да свекровь подсказала отправить к вам, когда у Богдана глюки начались. Мы его считайте что из могилы выковырнули. Теперь вон открыто стоит спиртное в доме, Богдан даже не смотрит на него. И не тянет, сам говорил мне. Я уж и не знаю, как вас благодарить. Признался Богдан, что доктор Петухов привозил к нему из деревни бабку. Она Богдана лечила в доме у Ивана Борисовича. Что с ним было! Муж признался, что еле выжил, думал, конец ему, доклевался! Но на третий день будто легчать стало, и выкарабкался на белый свет заново. До того вовсе пропащим был. А после бабки и вас с Петуховым другим человеком стал. Вот и решайте теперь, за что выгонять меня, если отблагодарить хочу?

Достала из сумочки конверт:

– Здесь для той бабульки и для вас! Не обижайте меня, не отказывайтесь. Ведь даже в Святом Писании сказано, чтобы врачу и адвокату платили. А мы с вами не умнее наших предков…

Юрий Гаврилович сидел обескураженный. Он не знал, что делать.

– Возьмите!

– Не могу! Никогда не беру взяток!

– Это благодарность! За ваше тепло.

– Мы обязаны… – Он увидел Ивана, приоткрывшего двери кабинета. – Иван Борисович! Зайдите! Эта женщина к вам. И заберите все это со стола. – Вышел из кабинета.

Через час Юрию Гавриловичу позвонила жена и спросила:

– Юра! Это правда, что вы получили гуманитарную помощь, а зарплату вам выдали валютой?

– Тамара! Какой хороший сон ты видела! – рассмеялся Бронников.

– Юрка! Это не сон! У меня весь стол завален деликатесами, а в руках баксы!

– Откуда взялись?

– Петухов принес! Сказал, что ты очень занят. Он не стал тебя беспокоить мелочами, сам доставил. И просил не говорить тебе, мол, пусть это останется тайной между нами. Я хоть и пообещала, но решила позвонить, сказать, что все принес Ваня…

– Ладно, Тамара, не беспокойся. Только вот домой приду, расскажу…

– Юр, а Коленька с Наташкой уже съели виноград. Теперь до персиков добрались. Неужели мне отобрать у них надо?

– Нет-нет! Только не это! – покраснел Бронников, представив лица внуков.

– А можно я им колбасу дам? Они такую еще не ели никогда.

– Конечно, Тамара! – Выступили капли пота на лбу Бронникова. Он боролся с самим собой, и внуки перевесили…

Юрий Гаврилович решил хоть сегодня вовремя уйти с работы. Но едва вышел за ворота, его окликнули. Он остановился и, к своему изумлению, увидел тех самых пятерых ребят, которые просились к нему на работу по альтернативе.

– Юрий Гаврилович! Мы снова к вам! – встал на пути самый рослый, разрисованный.

– У меня с вами разговор закончен. Я не возьму вас на работу в нашу больницу.

– Мы это поняли! – пискнуло сбоку.

– Но не согласились!

– Решили продолжить. Может, поймем друг друга? Нам иного хода нет!

– Ребята! Я внимательно выслушал вас совсем недавно. Вы нам не подходите. Если не сумели остаться в доме престарелых, даже в морге, что говорить о нашей больнице?

– А у вас все будет нормально!

– Ну да! Начнете моих спаивать! Они тоже умеют попросить и деньги сыщут. Зато последствия мне расхлебывать. Я-то знаю, какими они будут. Так что давайте прекратим разговор на эту тему.

– Мы бы и рады. Только что делать нам? Вот этого, Харитона, – указали пацаны на изрисованного, – никак нельзя в армию. У него одна бабка. Она совсем старая. Зато сама пацана вырастила. На остановке автобуса его бросили. Еще в пеленках. Все видели, много людей прошло мимо, никто не взял. А бабке жаль стало. Вот и принесла в корзине. Вместе с козой выкормили, вырастили. А когда Харитошка выучился, его от бабки отнимают. Почему тогда, маленьким, никто не подобрал, зато теперь государству понадобился! Если б тогда сдох, кто-нибудь вспомнил бы о нем? Бабуле ни копейки за пацана не давали. Никто! Смеялись над старухой, называли чокнутой. И теперь обидеть хотят. Сколько можно? Если вы не возьмете, заберут его в армию. Бабуля одна останется. Она плохо видит. Да и кто накормит ее?

– У нас санитары дежурят сутки через двое. С кем на этот день оставил бы? Да и получают у нас мало. Одному на такую получку не прожить, а уж с бабкой и тем более.

– А моя старушка пенсию получает. Она ж в войне участвовала. Все годы на чем-то экономили, но как-то жили!

– Харитон! Пойми меня верно! В нашей больнице взрослые, серьезные люди не всегда могут справиться. Вы покуда дети! Куда вам, неокрепшим, работать с душевнобольными? Такое и мужикам не под силу!

– Юрий Гаврилович! Да нам каждый день приходится так, что дурдом подарком покажется! – опустил кудлатую голову Эдик.

– Ты хоть имеешь представление, о чем говоришь? – усмехнулся Бронников.

– Еще бы! Даже очень хорошо! Вон меня отец из дома вышиб. Новую бабу привел. Какую, уже со счета сбился! За бутылкой послал, а деньги дать забыл. Укради – тюряга светит. Пустым вернись, измолотят. Вот и дыши где хочешь. Город большой, но почему нам в нем нет места? – спросил Эдик.

– Видно, потому, что козлов много завелось! Вон мы на свалку нарисовались, а нас там избили! Надавали по шеям и послали по хуям! Не велели возникать, обещались башки сорвать. Потому как мы голожопые. У бомжей своих таких хватает. Не помещает свалка всех бездомных, – проверещал пискляво-тщедушный, низкорослый Тихон.

– Тебе чего бояться? До армии лет десять в запасе. Вернись к своим, домой, – сказал Бронников и увидел ухмылки на лицах ребят. – Чего смеетесь?

– Давно отплакали!

– Так в чем дело?

– Да Тихону восемнадцать лет, а вы его за пацана приняли.

– Смеетесь! – не поверил Юрий Гаврилович.

– Вот этого – с макушкой. Все над ним хохочут. А пожалеть некому! – нахмурился Харитон.

– Он рахитом болел долго. Оттого не вырос, – сказал Эдик. И, глянув на Тихона, приобнял его: – Не горюй, Тишка! Вот когда цирк снова приедет к нам, уборщиками всех возьмут. Пусть платят мало, зато жрать от пуза будем снова. И с тобой не люди, обезьяны станут бананами делиться и жалеть тебя…

– А где же твои родители?

– Не знаю. В интернате до пенсии не держат. И об родителях не сказали. Может, я из лягушатника?

– Ага! Утопить кто-то помешал, – хихикнул Харитон.

Белобрысый молчун Захар, глянув на главврача, спросил:

– Можа, какое-то подсобное хозяйство у вас имеется? Мы всюду гожие!

– Ага! Целый морг в подсобье! Только мы там уже были, – напомнил Эдик.

– Захар! Ты тоже без семьи и родни? – спросил Юрий Гаврилович.

– Есть сеструха и кошка! Целых две бабы! Только вот толку ни от одной. Кошка совсем старая, а сестра глухонемая. Один я понимаю, чего она хочет. Ее никуда не взяли. Ни в больницу, ни на работу, и пенсии у нее нет. Сама за себя не скажет. Я неграмотный. Не знаю, куда идти и что сказать, да и кто слушать станет?

– А родители где?

– Сестра показала, что в железнодорожной аварии они погибли. Поезд с рельсов сошел. Сестра меня успела схватить и выскочила из вагона. Когда всех вытащили, родители были мертвыми. Сестра в тот день оглохла и онемела…

– У тебя есть жилье?

– Квартира! Даже очень большая. Только вот нет в ней ни тепла, ни света. Все у родителей осталось. С ними ушло.

– У нас один Федька счастливчик. У него отец и мать имеются. Нормальные чудаки. Дышали в городе, а потом смотались навсегда в деревню. И живут как два лопуха. Звали Федьку, тот не уломался.

– А почему? – спросил Бронников.

– У меня в деревне всю дыхалку заклинило! Весь распух! С глаз слезы, с носу – сопли. Мать поначалу ругалась, что я на солнце перегрелся, оказалось – аллергия! На всю деревню. Она так и не прошла до самого возвращения в город. Да и то: куда дальше оставаться, если глаза на лоб полезли от удушья?

– Выходит, и ты бездомный?

– Не-е, в деревне есть дом! – не соглашался Федя.

– То в деревне! А я о городе.

– Тут я вместе с пацанами! Чаще всего у Захара ночуем. Там никто не прогонит и не укажет.

– Сколько лет вы вместе?

– Давно! Лет десять корефаним.

– Больше!

– Вспомни, на реке увиделись!

– Так мы уже втроем были!

– Ладно! Чего мы спорим, мужики? – рассмеялся Юрий Гаврилович, заметив, как неуклюжий Харитон, отгородив от всех маленького Тихона, толкает тому в рот кусочки хлеба. Мальчишка глотал их, не жуя, как утенок, с жадной поспешностью. Харитон достал две сосиски, отдал их Тишке, тот, съев, прижался к Харитону слабым щенком и блаженно улыбался.

«Мало радости перепадает вам», – подумал главврач. Он оглядел ребят. Еще совсем недавно не знал их. А теперь сам удивлялся, как мог им отказать? Ведь вот и они ходят с горем под руку. Уже сколько лет. Неужели и дальше, и через всю жизнь?

– Эй! Мужики! Кто со мной? – повернул к больнице врач, и вся компания ринулась следом.

Вахтер, удивленный, вышел из будки.