Текст книги "Темница для разума (СИ)"

Автор книги: Елизавета Флоркинголд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)

Спустя пять минут Инсанабили уже сидела в кресле, а к ее телу были подсоединены проводки полиграфа.

– Видишь ли ты живых теней сейчас?

– Нет, не вижу.

Ответ оказался правдой.

– Можешь разговаривать с ними или слышать их разговоры?

– Нет.

(но они все еще со мной, они не оставят меня)

И снова правда.

– Ты слышишь еще какие-то голоса, помимо человеческих.

– Да.

Она не соврала. Джордж снова вздрогнул. Так значит, в этой больнице есть что-то нечеловеческое, и оно живое?

– Возможно, она сама считает это правдой, поэтому и нет никаких изменений. – Сказал он, чтобы успокоить себя.

– Интересная мысль, получается, наше лечение не закончено, ведь ты еще разговариваешь с неживыми существами.

– Оно живое.

– Оно? Интересно, в этот раз даже не он или она.

– Вы уже и так сказали, что меня не выпустите, а теперь можно прекратить это?

– Чей голос ты слышишь?

– Снимите эти чертовы провода, или я вам ничего не отвечу!

– Он напоминает тебе о ком-то?

– Ох, ну хоть ты, интерн, не будь идиотом! Вы узнали, что хотели, не нужно больше использовать эту штуку, у меня от нее голова болит по ночам. Видите? – Зеленая лампочка на секунду блымнула. – Это правда.

– Погоди, мне нужно это узнать, чтобы продолжить лечение, и я не собираюсь вновь разгребать кучу твоей болтовни, отделяя реальность от фантазий. Опиши это как можно четче, что именно говорит с тобой.

Она укоризненно посмотрела на Джорджа, и не дождавшись его помощи сама начала стягивать с себя провода. Сначала аккуратно, затем жесткими рывками.

– Ох, и не хотел же я этого делать, но ты меня вынуждаешь. Джордж, ты когда-нибудь завязывал ремни н смирительной рубашке?

– Приблизительно знаю как это делать.

– Сейчас увидишь на практике. Инсанабили, неужели тебе так сложно его описать? Почему ты не хочешь говорить правду?

Он застегнул ремень на правой руке, как вдруг девушка схватила его левой. Ее пальцы точно попали на то место, которое за пять минут до приема пронзила боль.

– Ты знаешь, что это такое, все вы знаете, и тебе не нужны мои объяснения! Идиот, проработать врачом семь лет и даже не пробовать узнать причину боли.

– Не знаю, как ты это угадала, но то, что у меня уже рука болит записывать дело седьмого больного за день это правда.

– Болит рука от писанины? Не ври мне, Майлз, это же была адская боль, будто тебе на руку высыпали мешок горячих углей!

Он отцепил ее руку и привязал покрепче к телу.

– Успокойся и послушай меня: сейчас ты ответишь на этот вопрос, а тогда я сниму с тебя все провода. Если будешь себя хорошо вести, Джейсон развяжет ремни, но ночь тебе все равно придется провести в карцере.

– У этого нет формы или тела, так же как нет пола или возраста. Этому не принципиально быть женщиной или мужчиной ребенком или пожилым. Ему просто нужно тело, тело, чтобы жить в этом мире без каких-либо помощников. Это тело не будет стареть или болеть пока оно будет в нем жить, пока у него будет еда.

– Говори конкретнее.

– Не могу это больше никак описать только цвет… Да оно как воздух, но у этого есть цвет – красный.

– Красный воздух… недалеко ушла от теней. Джордж, сними с нее оборудование. Нужно будет провести небольшой тест с пятнами Роршаха…

– Я же говорила, вы не найдете этому аналогов.

– Просто пройди его, ты же знаешь, в подобных тестах нет ничего сложного.

Джордж подождал, пока они договорят, после чего убрал все провода с Инсанабили.

– Такой же как и все они. Хочешь умереть? Пожалуйста! Туда вам всем и дорога. – Прошипела она, вставая с кресла.

***

– Что-же, – сказал Майлз, пряча карточки с рисунками обратно в папку, – сегодня ты ведешь себя не так агрессивно как обычно. Дозу таблеток я оставлю прежней и думаю тебя можно будет развязать.

– Дайте мне бумагу и карандаши с собой в палату, а еще желательно ножницы.

– Чтобы ты вскрыла замок и порезала кого-то? – Она знала, что он так и ответит, но что-то внутри подсказывало это спросить.

– Но ведь карцер тоже можно закрыть навесным замком снаружи, и кому она там навредит, кроме себя?

– Склонность к суициду порой проявляется в самые неожиданные моменты.

– Но мы же вроде пришли к выводу, что ей легчает. Хотя бы бумагу и карандаши. Возможно, она нарисует что-то важное.

– Ладно, карандаши и бумагу можно, хотя в карцере почти нет света, а твердые поверхности отсутствуют, но ты берешь последствия под свою ответственность.

– Хорошо. – Он посмотрел на Инсанабили, в надежде что она хоты бы будет недолюбливать его, а не ненавидеть всем сердцем, но ее взгляд как был бешеным, так остался.И что-то подсказывало ему, что не потеряла бы она своих друзей, и он бы остался без пальца, а то и без руки.

***

– Как вы могли, как могли, как могли? – Она билась головой о стенку, как о подушку, и неистово вопила. И плевать что скоро будет отбой, плевать, что ее крики услышат и воспримут за слабость. Разве большинство пациентов не сломалось от этих терапий и процедур? Почему ей нельзя?!

Тишина. Стоило пациентке замолчать, как карцер вымер. Она тщетно пыталась увидеть что-то в темных углах. Ей хотелось верить, что они сейчас здесь, ведь они не были с ней 24 часа в сутки и порой исчезали, Инсанабили была не против, но сейчас ей так нужно…

Нужно что? В очередной раз услышать, что она делает что-то не так? Снова вспомнить, как же это охрененно провалить пять попыток побега подряд? Да не нужны они ей…

Спустя пару минут девушка подбегает к окошку и хватается за решетку. Она с надеждой смотрит влево, но ее карцер самый дальний, поэтому двери в коридор больных она не видит. Ей не нужны тени, которые упрекнут ее в неправильных действиях, ей нужен Штейн.

Даже если она не права, даже если он не согласен, Штейн всегда готов поддержать, хотя порой вся его поддержка – это молчание и объятия. Первое, что она сделает, когда завтра войдет в тот коридор – найдет его и обнимет. Что-то подсказывает, что не стоит так делать, но она знает, от этого полегчает.

Мысли о завтрашнем дне приходится отложить, до него еще надо дотянуть. Она смотрит на свои руки, гадая, не покрылись ли они морщинами, и не превратилась ли она в иссохшего скелета, пока сидела здесь?

Нет, все врачи постепенно уходят наверх, значит прошло не больше получаса. Как же все-таки медленно идет время в этом карцере!

– Свет выключится через час, так что заканчивайте свои дела…постойте, вам же там нечего делать, скажите спасибо Чужой! – Алиса громко хохочет и тоже идет на верх.

– Свет, свет, какая мне блядь разница, тут все равно ничего не освещается, только окошко.

И тут в голову приходит еще одна удивительная мысль: она осторожно поднимает рукав своей рубашки и подносит руку к свету.

На запястье виднеется небольшое черное пятно, через несколько секунд оно приобретает очертания (ведь глаза привыкают к свету). Это змей…или змея и это что-то обвивает чашу, в которой лежит крест. Оно реально чем-то напоминает могилу, а его контуры слишком точные, чтобы быть просто совпадением.

Она чувствует, что такие метки появились у всех, и, как бы не было трудно это признать, они связали их. Всех врачей и больных связало одной паутиной, и того, кто их привязал, ни капли не волновало, кто там чего хочет. Проверить эту теорию легче легкого – достаточно просто посмотреть на Алису, которая всегда носит короткий рукав.

Хотя, лучше спросить у кого-то из больных. Недавно Инсанабили уже успела заново ощутить на себе влияние некоторых отрав, и ей не хотелось бы снова «мило беседовать в комнате мдсестрички» за неправильный взгляд или неосторожно ляпнутое слово.

Мысли остановились (или же их остановили, сама она не умела освобождать разум). Что-то позади нее звякнуло на пол. Девушка обернулась и начала прощупывать руками темноту.

– Ножницы? Ножницы!

Значит, они были здесь, они достали ей то, чего не хватало, и взять сюда бумагу с карандашами была ихняя идея. Она все еще не понимала, зачем было о чем-то просить, когда они могли просто принести ей все сразу, а еще что же ей нарисовать.

Она начала резать бумагу, не замечая этого, и продолжала думать.

А не сбежать ли ей? Если бы тени хотели этого, они бы не давали ей карандашей и листов. Но ведь они хотели! Сами советовали и не раз… Пока не настала точка невозврата, так они говорили.А что, если эта точка уже настала? Если побег уже невозможен? У них должен быть запасной план не только для нее, но и для остальных больных.

Закончив вырезать, она подошла к двери, с надеждой сломать замок, но ножницы мигом исчезли из ее рук. На секунду Инсанабили почувствовала знакомые мохнатые лапки и успокаивающе-теплую темноту. Да, несомненно это кто-то из них забрал.

(провалиться бы в эту темноту)

(даже не думай об этом, тебе нужно помочь им, помочь Штейну)

(так чтобы безвозвратно, провалиться бы туда нам всем)

(что бы он сказал, если бы услышал это?)

– Иногда мне кажется, что я просто шестерка в вашей игре, и вы ставите мою жизнь под угрозу ради удачного хода. – Честно призналась она, беря в руки карандаш.

В темноте не было видно абсолютно ничего, а само рисование проходило в неком трансе. Периодически она из него выходила, откидывала кусок бумаги, и брала новый, тогда все начиналось с начала.

– Четверка это таблетки, они убивают изнутри, пятерка это укол он приводит к… – Инсанабили не могла разобрать собственного бормотания и вообще не понимала, какого черта она сейчас творит. Ее рисунки казались ей чужими, будто жили своей жизнью.

К двум часам ночи рисование прекратилось, и девушка свалилась на пол карцера. Она была абсолютно обессилена, будто эти рисунки выпили с нее все до последнего.

Комментарий к 7.Изоляция. Неизлечимый рок.

как вам удобнее читать с форматированием или без?Если так удобно,я переделаю предыдущее главы,чтобы легче читалось

========== 8.Отдых и работа – вещи неразделимые. ==========

Алиса проснулась от стука в дверь. Восход только начинался. Лучи солнца скользили по полочкам и пускали солнечные зайчики разных цветов, отражаясь от кучи бутылочек и флакончиков.

– Эй, открой, открой, или я разбужу всю больницу!

Все еще сонная девушка переодевается. Она делает это довольно быстро, когда ждать нельзя, как вот сейчас. Если Федор и правда перебудит весь персонал (а он может), включая Картера, то никому ничего хорошего не светит.

– Что опять случилось? – Она не открыла дверь полностью, но запах перегара все равно пробился в комнату.

– Я это… ну в туалет пошел. Вы же, суки эдакие, его только на первом этаже поставили!

– Но ради тебя никто не будет перестраивать больницу, разве что ты сам запрешься в одной из кабинок и будешь там работать.

– Дак к этому я как бы привык. В общем иду я иду и слышу шепот прямо рядом со мной. Я думал, кто-то из больных опять сбежал.

– Ты их проверил? – От сонливости не осталось и следа.

– Так нахрена? Звук шел из карцера. Я вот захотел посмотреть, мало ли что они будут делать в три часа ночи…

– Спасибо, что напомнил, ты то днем будешь спать, а мы работать.

– Значит, вам не интересно, что я там нашел?

– Кто тебе давал право открывать карцер без разрешения Джейсона?! – Гнев, страх, удивление и нетерпеливость смешались в один ком.

– Ну было ради чего. Рисунки, она всю ночь их рисовала. Я знаю, вы очееень цените шедевры некоторых больных.

– Бред какой-то несешь.

– Так вот же они, вот! – Федор достал из кармана 20 карт в форме гроба у всех рубашка была белой. – Хотите узнать, что там нарисовала шизофреничка?

– Так это сделала Инсанабили…

– Значит, хотите. Ну что же, самое время тогда поговорить о моей блядской зарплате, которая не достойна…

– Проспиртованных мозгов которые с трудом потянули 9 классов? Не думаю, что это стоит обсуждать.

– Тогда я вернусь к первому варианту и…

– Картер сдерет шкуру не с меня, а с тебя, особенно когда узнает, что ты хотел от него спрятать. – Наконец-то она окончательно проснулась и могла четко рассуждать. Алиса никогда бы не позволила такому нищеброду как Федор ее шантажировать, да и какой шантаж мог придумать пьяный сторож?

– Черт, ну хоть водки-то дай. Полторушечку я заслужил.

Запала небольшая молчанка. Было видно, что Алиса готова зарядить сторожу кулаком в лицо, но желание лечь обратно в постель перебороло гнев.

– Хорошо, будет тебе водка.

Прикрыв дверь она подошла к шкафу, открыла дверцу, и достала от туда выпивку, которую ей когда-то подарили. Затем девушка взяла один из флакончиков, который очень подходил по цвету к ее ногтям.

– Экстракт амброзии… У этого кретина голова будет болеть в два раза сильнее чем от похмелья, но если переборщить с дозой… – Она тихо засмеялась. А что? Сдохнет так сдохнет, найдут другого алкаша который много работает и мало спрашивает, это худший вариант, если Алиса ошибется, а в таких вещах она никогда не ошибалась.

***

Завтрак был очень шумным: одну из сестер отвели в карцер, остальные собрались в столовой. Вернувшимся из карцера так хотелось поговорить с кем-то, что их разговоры сложно было перекричать. Пациенты говорили громко и не боялись что их услышат: никто сейчас не говорил о побеге или побочных эффектах, только о событиях в палатах и возвращении друзей.

«Будто прошла целая вечность» – подумал Джордж. – «Как же все-таки они боятся изоляции».

Самой последней в столовую вошла Инсанабили. Не долго думая девушка кинулась в объятия Штейна, едва не сбив с ног его самого и зацепив парочку санитаров. Они обменялись загадочными взглядами и сели к остальным больным.

– Гляди-ка, как два магнита с разными полюсами. – Шепнул Боб Джейсону.

– Да уж, я и не замечал, что они так сильно дружат. Мне казалось, они взаимодействуют только для побегов.

– А я думала, что ему просто нужен безмозглый помощник. – Призналась Жанна. – Вы же помните, у того Франкенштейна из старых фильмов был такой идиот, который делал всю грязную работу?

– Многие так думали, но иногда все не так банально, как кажется. – Врачам было так непривычно слышать голос Картера в столовой, а пациенты так вообще замолчали.

Они старались сесть ближе друг к другу, некоторые держались за руки. Потом несколько из них снова начали шептаться, и все остальные подключились.

– Чем больше боишься тем сильнее твой страх. – Это то, что услышал Джордж из их разговоров. Говорил либо Историк либо 13-й.

– Майлз, я принял решение. Мы добавим это в твои сеансы на сегодня. Возможно, кто-то из них что-то расскажет об этом. Боб, сегодня помогаешь Джейсону и Рейгану с бумагами.

– Хорошо, я все понял. – Ответил психолог.

– Добавить что? – Переспросил Джордж когда Картер ушел.

– Объясню в кабинете, хотя, больные наверно уже знают.

Первой на прием привели Зэд. Ее глаза горели, как лампочки от переизбытка электричества, но тело было практически неподвижно.

– Доброе утро, Зэд.

– Доброе утро, доктор Майлз.

– Вижу, нарушения речи проходят. Это хорошо. Перед началом сеанса я бы хотел кое-что спросить у тебя, хоть ты и не особо общаешься с другими пациентами.

– Спрашивайте. – Ответила она едва не криком, после чего закашлялась.

– Сегодня ночью сторож нашел кое-что в карцере Инсанабили. Догадываешься, что это может быть?

– А что дают с собой больным в карцер? Не имею ни малейшего понятия.

– Это были карты, Зэд.

– Карты? Но ведь это артист промышляет фокусами, зачем Инсанабили понадобились карты?

– Значит, ты и правда не знаешь. – Разочаровано сказал он. Девушка много раз говорила, что вранье только удлиняет срок пребывания в чистилище да и мозг у нее порой тормозил. – Но то что ты сказала это, а не сидела молча, уже прогресс, и не маленький. Если ты не возражаешь, Джордж дальше проведет сеанс один, а я за вами понаблюдаю.

– Как скажете, доктор Майлз.

В его голове крутилось так много информации, что он и не знал с чего начать.

– Итак, Зэд, у тебя есть какие-то жалобы?

Спрашивать это у человека, который ничего не чувствует и считает себя мертвым. Не самое лучшее начало, но Майлз не вмешивается, значит это не провал.

– Не смею жаловаться на какие-либо условия существования в чистилище.

– Тогда давай проверим твои рефлексы.

На удивление прогресс таки был: она уже могла положить указательный палец на нос, показать язык или закрыть глаза по команде. Однако, на молоточек ее тело не реагировало, и глаза за ним не следили.

– Появлялись какие-то новые эмоции или ощущения?

– Да, ощущение, будто я в трансе или коме, и не могу пошевелиться.

– Ты и правда провела в таком состоянии несколько часов, и что же в этом для тебя нового?

– Это были не мои чувства. Когда сторож проходил мимо наших палат я чувствовала, как тело напряглось, но в тот момент не могла даже сжать руку в кулак. Я нервничала, я боялась, я хотела ударить… а потом резко упала на колени, моя голова склонилась вниз и я больше не могла двигаться. Я оставалась неподвижной, даже когда он что-то забирал из моих рук, но все это время мое тело лежало в палате, так что вряд ли это была я.

– Ты сейчас говоришь о том, что видела, как сторож забирал эти карты? – Тут Майлз таки вмешался.

– Но ведь это были просто ощущения, вы же не станете верить всяким там глюкам? К тому же это не дало мне никакой информации, я только сейчас узнала, что это были карты, это все равно что увидеть запертую дверь, и сказать вам, что она заперта, когда вы ищите ключ.

– Я немного увеличу твою дозу таблеток, а снотворные и успокоительные попрошу не давать. Знаю, Алиса не сильно обрадуется этой новости, но тебе должно полегчать.

– Не имею права возразить, доктор Майлз.

После Зэд пришла Чужая, она с нетерпением ждала, когда же размотают ее руку, но перед тем как сделать это, Джордж и Майлз привязали ее ремнями к стулу.

– Ваша рана уже зажила, интерн Джордж?

– Да, это был просто порез. А что с твоей рукой?

– Она стала еще более странной чем до этого. Мало того, что причиняет мне боль, так еще и сама болит.

– Болит? Ну хорошо, чувствительность возвращается.А где болит?

Чужая ткнула пальцем другой руки в запястье.

– После осмотра я бы хотел спросить у тебя…

– Что это?! – Джордж перебил Майлза, едва увидев черный знак на руке девушки.

– Это? Проклятая метка. Наверно, эту руку мне стоит отрезать.

– Это вполне излечимо и не такими радикальными методами. А откуда у тебя появилась эта татуировка?

– Не знаю, просто ночью руку пронзила резкая боль, и появилась метка.

– Змея и чаша…

– Вы думаете, кто-то из больных сделал такое? У нас нет чернил, нет иголок, да и рисовать так красиво никто не умеет. Поверьте нам, доктор Майлз, не отправляйте в карцер.

– Верю. – Спокойно ответил Майлз. – А теперь давай вернемся к перевязке.

В этот раз движения руки ограничились едва заметными конвульсиями. Чужая спокойно веда себя на терапии и не на что не жаловались.

– А почему вас это не удивляет? – Спросила она под конец.

– Если не удивляет, значит это не опасно. – Ответил Майлз, выписывая рецепт.

– Просто ты не одна такая. – признался Джордж. – Это со всеми случилось.

– Чего? Даже с докторами? Да быть такого не может!

Несмотря на укоризненный взгляд Майлза, он закатил рукав халата и показал ей свою метку.

– Красный крест. – Глаза девушки округлились от ужаса. – Ох, Штейн правду говорил!

– Ну и зачем ты ей это показал? – Спросил Майлз, когда больную увели.

– Она ведь думала что крыша окончательно поехала, ей нужно было понять, что она не одна пережила что-то подобное. И вообще, почему вас не смущает тот факт, что на нас появились какие-то метки? Мы с Бобом так перепугались, Федор орал как резаный и перекрестился шесть раз, а вы все…

– Знаем, что это не смертельно. – Повторил он то же, что говорил пациентке. – Интересная штука с такими явлениями, Джордж, люди науки не должны верить в подобные вещи, но в силу того что мы порой работаем слишком близко к чему-то безумному, встречаемся с таким намного чаще обычных людей. Сейчас не время об этом думать, в конце концов, мы же на работе.

– Вы правы. – От кинул последний взгляд на крест

(без боли, оно пришло без боли)

и посмотрел на дверь

(подкралось, не дав о себе знать)

куда вошел Штейн.

(так же безболезненно оно может убить)

И тревожные мысли уступили место работе.

– Доброе утро, Штейн.

– Желаю здоровья, вам оно понадобится. Видели это? – Он сам показал свою отметину, на которой из чаши помимо змеи виднелся черный крест.

(ну зачем ты снова напомнил?!)

– Говорю вам в сотый раз: остановитесь, пока никто не умер.

– От сеанса у психолога еще никто не умирал.

– Кроме самого психолога.

(Знаете как он умер? Хотите узнать? ОН ПОВЕСИЛСЯ, ПОВЕСИЛСЯ, ПОВЕСИЛСЯ!)

Джордж слегка занервничал.

– Нечего тут пугать интернов одним несчастным случаем. Это скорее исключение из правил. Забудем про это. Я хотел спросить тебя кое о чем перед сеансом.

– Карты? Конечно, я знаю о них то самое кое-что. Она сказала мне, а как же иначе? Я готов вам об этом рассказать, но только с одним условием: вы избавите меня от сегодняшнего сеанса.

– Не могу ничего обещать, это может быть неравный обмен, да и не положено мне…

– Но ты сам допустил возможность обмена. Если тебе это так важно то думай осторожнее.

– Почему всем так важны эти карты? Разве они имеют какое-то отношение к лечению других больных, и не проще ли поговорить об этом с самой Инсанабили, на ее сеансе лечения, потому что это ее болезнь?

– А парень хорошо размышляет, док. И правда, почему бы не оставить эту затею в покое? Никакого отношения к вашей работе оно не имеет.

– Картер попросил, а значит это важно. Приказы начальства не обсуждаются. Так ты ответишь мне?

– Принимаешь условия?

– Я ведь могу отправить тебя в карцер и не на один день.

– Ах да, спасибо, что напомнили, сегодня никаких таблеток не мне ни ей. За остальных просить не буду, я знаю цену своим словам.

– Неделя, а то и месяц.

– Какая мне к черту разница, я разговаривал с собой в течение трех дней, и вы сами это видели!

– Без еды.

– Чтоб я умер? Ох, а Картер так хочет моей смерти?

– Нарываешся, Штейн, смотри, когда-то таки захочет.

Джорджу уже надоел этот разговор. Он думал что сейчас никто не ведет себя как положено, и что-то подсказывало, что именно он должен расставить все на места.

– Хорошо, мы примем твои условия, но если ты расскажешь недостаточно, то договор нарушишь уже ты, тогда за таблетки, карцер и прочие удобства никаких претензий.

– Интересный пункт. Окей, я принимаю. Ты знаешь, что значит мое слово, докторишка.

Майлз кивнул и нехотя протянул ему руку.Штейн сжал ее своей, при этом скрестив указательный и средний пальцы.

– Клянусь могилой своего предка Штейна, да будет так!

– Все. А теперь рассказывай.

– Ну первое что вам стоит знать: оно реально не имеет никакого отношения к картам, их она рисовала в состоянии транса, можете называть это самовнушением, если захотите. Всего в колоде 20 карт, две из них не игровые – джокеры. Есть еще несколько карт – Туз это те же символы, что у нас на татуировках, Король это Картер со стороны красного креста и я со стороны черной масти. И не смотрите так, не я просил их рисовать, да и все лица там закрыты бинтами. Дама это Алиса и Жанна ну, а черные Радость и Грусть. Вы ведь помните, что человеческие карты как отражение? Так вот после дам вальты – вот тут уже есть Инсанабили и она стоит на одной карте с Историком. Как ни странно, человек, который не сопротивляется вам, но который рассказывает другим о свободе, столь же опасен, как и главный бунтарь. С вашей стороны вальты это Гарлоу. Без обиды, Джордж, так она нарисовала.

Потом пятерка, у карт с цифрами очень интересное оформление: около цифры масть, а на самой карте символы.Кровь это символ операционной, и черная сторона это бирки морга. Четверка это таблетки, противоположность органы черного цвета. Тройка это укол, и его последствия – вены, выпаленные дочерна, она хотела поставить это выше, на пятерку, но те две карты беспощадно порвала. Двойка карцер – вся карта изрисована его оббивкой, а последствие это сгнивший мозг, вот вам и рисунок безумного. И единица – да в этих картах нет шестерки, но есть единица – это кладбище, могила. Странно, но антагонист этой карты такой же. Видимо, кладбище на всех действует одинаково.

Что касается их предназначения: картами играют. Тасуете колоду, берете карты и делаете ход. У кого нет карты в ответку тот загребает, у кого меньше четырех карт, тот берет из общей колоды. Знакомые правила? Да вот только не вы играете картами, они сами по себе играют. Возможно, это будет обычная игра, если только играть не будут доктор и больной, а тогда… ну посмотрите сами что будет.

А теперь ваше обещание, доктор Майлз. Никаких таблеток мне и Инсанабили сегодня, а еще я беру заслуженный отгул, хотя от сеанса уже десять минут осталось.

Майлзу оставалось лишь выписать рецепт и отправить больного в палату.

– Ну и разозлится же Алиса. Два противнючих рецепта и оба от меня.

– А что вы думаете насчет этих карт?

– А что мне думать? Сейчас проверим.

Следующая Грусть. Девушка была настолько подавленной, что оба врача забыли обо всей той чертовщине, что творилось сегодня. Никто не стал спрашивать ее о картах, ведь девушка готова была расплакаться в любой момент. Успокаивая ее Джордж думал, как же все это бредово: метки, карты, эти изображения. Неужели все относились к этому серьезно? Может, ему просто приснилось? Что самое странное, он и сам начинал относиться к этому нормально, будто что-то постоянно успокаивала его.

(это место)

По крайней мере ничего откровенно ужасного не произошло

(или то, что в нем живет)

и у него не было веских причин сопротивляться этому, да и не очень-то хотелось. Это сейчас оно легонько касалось его и успокаивало, а если он начнет что-то предпринимать могло и удавить.

У Гарлоу было такое чувство. Он бы хотел рассказать об этом маме, но разве она поверит? Зато всегда можно поговорить с Бобом, они ведь вместе пережили это и выберутся из этого вместе, как братья.

С 13-м игра в карты тоже не завязалась. Если бы что-то пошло не так, кто его знает, что пациент под два метра ростом мог бы учудить. Майлз провел лечение, Джордж, естественно, помогал. На какой-то миг все стало нормальным, как и должно было быть, а потом он сам нарушил идиллию своим вопросом.

– Ты чо-нибудь слышал о картах?

– Слышал, а как же, интерн Джордж. – Он старался вести себя повежливее, чтобы не попасть в карцер. – Другие больные говорят, что это Штейн помог их создать. Они всегда что-то делают вместе, да вот только Штейн не увлекается тем, что замешано чисто на магии и паранормальщине. Ему нужна какая-то научная основа, хоть малейшая.

– Что-то я сомневаюсь, он ведь трупы собирался оживлять.

– Нет, карты точно не его идея, даже больше скажу, Инсанабили сама не хотела их создавать. Она сказала, что восприняла это за план своих друзей, но когда закончила поняла, что это ужасно, и карты надо уничтожить. Федор забрал их, но вы ведь сделаете это? Карты живут независимой жизнью и использовать их слишком рискованно.

– Подумаем над твоими словами.

Обед прошел намного тише, чем завтрак. Джордж встретил измотанного Боба.

– Ну что, как там с бумагами?

– Не то что бы прямо скучно, но слишком много всякой бредятины.

– А как тебе такое: мы хотим сыграть в карты с пациентом, потому что так сказал Штейн, разве это не бред?

– Ага, сегодня чтоли день Страны Чудес?

Оба брата хихикнули, Рейган и Жанна посмотрели на них с непониманием.

– В психушке каждый день как в Стране Чудес.

– Ага, чудес медицины искривленной больной фантазией пациентов.

Рабочий день продолжился куда более весело: по крайней мере камень с души Джорджа спал.

– Механик, ты сыграешь с нами? – Он и не заметил, как Майлз перешел к этому вопросу.

– Во что играть будем?

– Карты, те самые, что изобрела Инсанабили. Штейн гововрил, нужно играть доктору и больному. Посмотрим, как это работает.

– Без проблем, вот только я не больной.

– Мы просто проверим. Джордж, может ты хочешь сыграть?

– Я… нет… эти карты меня настораживают.

– Хорошо, тогда я.

Джорджу ничего не оставалось, как только наблюдать за игрой. Механик, хоть он и не был фокусником, сумел обыграть Майлза (чем только не занимались люди в кафешке около СТО). Врач заволновался, словно сейчас может даже метеорит упасть, но ничего не произошло.

– Вот видите, я же здоров.

– Или же это простые каракули, которые не работают. Ладно, продолжим сеанс.

Последним пациентом был Забывашка. Майлз решил еще раз сыграть, чтобы окончательно убедиться. В этот раз он уговорил попробовать Джорджа, но тот тоже проиграл, и что самое обидное, через пять минут Забывашка забыл, что выграл.

– Хорошо, а теперь вернемся к лечению твоей амнезии.

– Не надо, прошу вас! Это не болезнь, это мой дар! Она спасет меня, спасет от тех кошмаров, которые невозможно уже предотвратить!

– Тихо, просто ложись и закрывай глаза, сейчас при помощи гипноза мы…

– Не надо, это погубит меня, прошу, не забирайте мою защиту!

Он повторял это весь сеанс. Толи ему нечего было сказать, толи он забывал сказанное, но лечение Забывашки ни капельки не продвинулось. Под конец процедуры Майлз и сам стал что-то забывать: он не выписал больному рецепт, значит сегодня никаких таблеток.

***

Что я могу сказать о сегодняшнем дне? Он был полон странностей. Я все больше начинаю задумываться над историей этой больницы, и после приема решил потратить свободное время на поиски какой-либо информации.

Я зашел в хранилище и нашел дела пациентов. Видел их фотографии еще в белых рубашках, когда они только поступили сюда. Впрочем, их внешность не сильно изменилась, кроме глаз.

Когда я собирался посмотреть их личные дела за мной резко появилась Алиса. Она сказала, что забыла на складе ключи от кабинета, хотя обычно всегда носит их с собой и нигде не оставляет.

Мне она посоветовала не шастать тут без дела, а то Федор не упустит такой возможности и перекинет всю вину за пропавший спирт на меня.

Кстати, Федору мне сегодня пришлось помогать. Его обычное время похмелья прошло, а боль в голове оставалась. Я конечно всего лишь психолог, но кажется у моей мамы тоже болела голова, именно такой пульсирующей болью. Это было весной, когда цвела амброзия.

Не знаю, где Федор ее нашел, но я ему помог. Он, естественно, первым делом выпил, а вторым меня обматерил. Мог бы хоть спасибо сказать. Вообще, неудачный выдался вечер, надеюсь, завтра денек будет получше.

========== 8.Бумажная работа ==========

– После обеда я помогу Картеру с двумя последними больными, а сейчас он попросил меня спуститься сюда.

– Осмелюсь сказать, Гарлоу, он тебя сильно переоценивает.

И хотя Рейгану не понравился такой напарник, он все же не стал просить Катера послать кого-то другого и не оставил интерна без дела.

– Так что же мы будем делать сегодня?

– Не знаю, можно ли тебе такое доверять. Картер сказал нам перечитать журналы об этом проекте до того, как все пошло на спад, и поискать там полезную информацию.