Текст книги "Последний верблюд умер в полдень (ЛП)"

Автор книги: Элизабет Питерс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 26 страниц)

– Вы действительно невежественные варвары, – задумчиво произнёс Тарек.

Уголки губ Эмерсона дёрнулись.

– Справедливо, – промолвил он так же веско. – Но обязанность мудрого – воспитывать невежд, а не наказывать их. Разве это утверждение не является таким же справедливым?

Тарек задумался над высказанной мыслью. Лицо Песакера потемнело. Он, возможно, понял не всё сказанное, но увидел, что настроение принца смягчилось, и был недоволен.

– Что они говорят? – рявкнул он. – Не слушай их. Им нет никакого оправдания (?) за совершённые преступления. Я приказываю…

– Ты смеешь мне приказывать? – повернулся к нему Тарек. – Здесь ты не говоришь от имени бога. Я сам решу судьбу этих преступников.

Меня иногда обвиняют в излишней опрометчивости и импульсивных действиях. Но не в этот момент. Я тщательно обдумала то, что намеревалась совершить, да и сам Эмерсон выдвигал аналогичное предложение. (Хотя, конечно, впоследствии он утверждал, что ничего подобного даже не имел в виду.)

– Мы очень благодарны Вашему Высочеству за доброту, – вмешалась я. – И, как уже говорил мой муж, глубоко сожалеем о неумышленно нанесённом оскорблении. Пожалуй, нам лучше всего было бы покинуть вас. Нам понадобятся верблюды – дюжина или иное необходимое количество – и сопровождение до оазиса.

Эмерсон поперхнулся и пробормотал что-то, очень напоминавшее «неисправима».

Тарек откинулся на спинку кресла и изучал меня, даже не улыбаясь.

– Что? Вы хотите оставить нас? Возможно, то, что вы говорите, правда; мы должны учить, а не наказывать вас. Кроме того, и вы можете учить нас, и тем самым заслужить большие почести и высокое положение.

– Да, хорошо, очень любезно с вашей стороны, но боюсь, что нам следует покинуть вас.

Эмерсон забавлялся от души, приглушённо смеясь во время разговора. Но тут он посерьёзнел и заговорил медленно и решительно:

– Вы знаете, почему мы приехали, Тарек. Как видите, наш друг найден. Вы говорите, что и другие, кого мы искали, ушли к богам. Наша задача выполнена. Для нас настало время возвратиться в родной город, родную страну.

Верховный жрец понял, о чём велась речь – по крайней мере, отчасти. (Не потому ли Эмерсон использовал простые слова и говорил медленно, подумала я?) Сжав руками подлокотники кресла, он пустился в яростные возражения:

– Нет! Это запрещено! Что ты позволяешь этим чужакам, этим… бросаешь вызов законам…

Тарек прервал его взглядом…

– Мои друзья, – сказал Тарек. – Ибо вы – мои друзья; может ли сердце изгнать тех, кого я любил, даже если они больше не любят меня? Если вам нужно уходить, путь окажется свободен, хотя я буду оплакивать вас, как тех, кто ушёл к богу.

– Что-то мне это не по вкусу, – пробормотал Эмерсон, а вслух сказал: – Так вы нам поможете?

Тарек кивнул.

– Когда? – спросил Эмерсон.

– Скоро, друзья мои.

– Завтра? – спросила я.

– О, но подобное путешествие нельзя устроить так быстро, – ответил Тарек, чей английский язык заметно улучшился. – Подходящее сопровождение, подарки… Почётный церемониал и прощание.

Мне не понравилось, как это прозвучало.

– Церемониал, – повторила я.

– Вы хотели увидеть наши обычаи, – продолжал Тарек. – Наши странные, примитивные обряды. Ведь они интересуют вас, не так ли? Это одна из причин вашего появления у нас. Да. Вы станете свидетелями величайшей церемонии перед тем, как… уедете. Это случится скоро, очень скоро. А затем, друзья мои… вы покинете нас.

* * *

– О, дорогой, – сказал я. – Боюсь, я жестоко ошибалась в нашем друге Тареке.

– Прежде всего, – произнёс Эмерсон, – он говорит по-английски гораздо лучше, чем заставлял нас верить. Честь и хвала его учителю, а, Пибоди?

– Да, хотя лично я нашла его стиль достаточно витиеватым. Он звучал, будто…

– Как вы можете быть так спокойны? – взорвался Реджи. – Разве вы не видите угрозу за этими обходительными словами?

– Ну почему же? Я предполагаю, что они и должны были передать угрозу, – ответил Эмерсон. Он достал свою трубку и грустно посмотрел на неё. – Но в чём заключается эта угроза? Мы не видели никаких признаков того, что здешний народ практикует человеческие жертвоприношения.

– Практикуют, – закусил губы Реджи. – Тарек описывал их со всеми жуткими деталями.

Он замолчал, содрогаясь. Рамзес явно заинтересовался:

– Как это происходит, мистер Фортрайт? В старом египетском стиле, когда голову жертвы разбивают булавой, или…

– Неважно, Рамзес, – прервала я. – Если мистер Фортрайт прав, мы узнаем это из первых рук.

– Вы поражаете меня, миссис Эмерсон, – воскликнул Реджи. – Отнестись к этому так несерьёзно? Уверяю вас…

– Позвольте заверить вас, что мы относимся к этому очень серьёзно, – ответил Эмерсон, посасывая пустую трубку. – Но оцените положение со светлой стороны, мистер Фортрайт. Даже если мы избраны для главных ролей в спектакле, то о нас очень хорошо заботятся. Интересно… – Он скорчил гримасу и вытащил трубку изо рта. – Интересно, не может ли Тарек раздобыть мне табак. Очевидно, что здешние люди торгуют с кем-то из нубийских племён.

– Ну, профессор, вы воистину делаете честь британской нации, – восхитился Реджи. – Плотно сжали губы, да^[159]? Если вам нужен табак, могу предоставить. Я привёз с собой лишнюю банку.

– Правда? – Эмерсон похлопал его по спине. – Я в долгу перед вами, дружище. Противная, грязная привычка, как вечно заявляет миссис Эмерсон, но я считаю, что она помогает процессу логического мышления.

Одного из слуг послали за рюкзаком Реджи. Порывшись в его глубинах, хозяин вытащил банку табака, которую Эмерсон схватил с той же жадностью, как голодающий – толстый бифштекс. Он набил трубку, закурил и выпустил большое облако дыма. Взгляд блаженного удовлетворения преобразил его лицо.

Реджи улыбнулся, будто снисходительный родитель, любующийся ребёнком.

– Ну, сэр, теперь вы способны к логическим рассуждениям? Мы не можем терять времени. Угрозы Тарека должны были убедить вас в моей правоте, когда я говорил, что мы должны бежать до церемонии.

– Я никогда не соглашался с вашим заключением, – мягко сказал Эмерсон. – Мне просто было интересно, как вы надеялись выполнить своё намерение.

Реджи наклонился ближе и понизил голос до шёпота.

– Я всё устроил до того, как меня заключили в тюрьму. Верблюды, проводники, запасы – всё будет готово. Мы можем уехать, как только…

– Как только убедимся, что миссис Форт больше нет, – завершила я.

Реджи замер с открытым ртом. Эмерсон посмотрел на меня с улыбкой; Рамзес энергично кивнул. Получив поддержку, я продолжала:

– У нас есть только уверения людей, чья искренность сомнительна, что Фортов нет в живых. Мы поспешили сюда, сильно рискуя, поскольку боялись, что им грозила близкая опасность.

Реджи закрыл рот. Затем открыл снова.

– Можете не тратить силы на споры с ней, – сказал Эмерсон, спокойно покуривая. – Это никогда не приносило ни малейшего результата. Продолжай, моя дорогая Пибоди.

Я рассказал Реджи и Рамзесу о нашем утреннем открытии.

– Меня обвиняют, – продолжила я, – в поспешных выводах. Но не верю, что кто-то сможет обвинить меня в этом, если я заявлю, что мы по-прежнему не уверены в судьбе миссис Форт. Согласен, Эмерсон?

– О, конечно, – ухмыльнулся Эмерсон, не выпуская трубку изо рта.

– Но… – начал Реджи.

– Позвольте мне закончить, Реджи, прошу вас. В свете того, что мы узнали сегодня, некоторые сведения обретают новое значение. Нам сказали, что миссис Форт «ушла к богу». Мы решили, что это означает смерть; но здесь, как и в Древнем Египте, эта фраза может иметь совсем другое значение. Вспомните: во время церемонии в храме Верховная жрица Исиды читала – вернее, пела – английские стихи. Сложите все эти детали вместе – и что получается?

– Вы спрашиваете меня? – Реджи широко открыл глаза. – Я не вижу, к чему вы клоните. Ведь не может быть…

– Его разум не столь быстр, – прокомментировал Эмерсон. – Интересная мысль, Пибоди. Меня не покидало странное ощущение, что ты и раньше думала об этом.

– Я многократно пытался предложить эту возможность, мама, – обиженно подключился Рамзес. – А вы с папой обвиняли меня в необузданном воображении.

– С тех пор у нас появились дополнительные сведения, Рамзес. Я первая соглашусь, что общая их сумма не даёт требуемых результатов, но продолжаю настаивать: мы не можем уехать, не имея абсолютной уверенности в том, что миссис Форт не находится в плену у жрецов.

– Но… – заикался Реджи. – Но, миссис Амелия…

– Я же советовал вам не тратить силы на споры с ней, – промолвил Эмерсон. – В данном случае должен сказать, что полностью с ней согласен. Вполне вероятно, что миссис Форт мертва, но мы не можем верить на слово зловещим дикарям, не так ли?

– Она не дикарка, – горячо запротестовал Реджи. – И клялась…

– Но могла быть обманута, – возразил Эмерсон. – Вы имеете в виду свою… э-э… невесту, я полагаю.

– Ну… да. Я не могу поверить… – Реджи выглядел ошеломлённым. Затем полез в рюкзак: – Она дала мне вот это.

Предмет, появившийся на свет, оказался небольшой книгой связан в потёртом коричневом переплёте.

– Книга! – вскричала я. – Конечно! Эмерсон…

Зубы Эмерсона потеряли власть над трубкой, и она упала мне на колени. Он бросился ко мне и стали сбивать с одежды тлеющие крошки табака.

– Ради Бога, прости, Пибоди. Меня совершенно застали врасплох.

– Да уж вижу. Проклятье, я не смогу залатать эти дырки: я подарила швейный набор Её Величеству.

– Это, конечно, книга, – Эмерсон забрал её у Реджи. – «Лунный камень» Уилки Коллинза. Ничуть не удивлён: именно такого рода литература должна была приносить удовольствие Уилли Форту. Да, и вот его имя на внутренней стороне обложки.

– Он отдал ей, – объяснил Реджи. – На смертном одре. Она была его любимой ученицей.

– Она, – задумчиво повторил Эмерсон. – Вы хотите сказать, что она… ваша подруга… чёрт побери, как её имя?

– Она – принцесса Аменит, дочь бывшего короля. – Реджи улыбнулся при виде наших изумлённых лиц. – Теперь вы понимаете, почему я так уверен, что она способна организовать наше спасение?

– А может ли она устроить так, чтобы мы встретились с Верховной жрицей Исиды? – спросила я.

– Я не думаю, что… – Лицо Реджи просветлело. – В этом нет необходимости; всё, что требуется – спросить у неё. Она должна знать, что за женщина служит богине…

– Я не хочу ставить под сомнение правдивость вашей любимой, Реджи, но поймите: одного её слова недостаточно. Она может быть обманута; она может быть настолько озабочена вашей безопасностью, что будет скрывать правду, если это означает лишний риск для вас.

– Я не могу поверить, что она способна солгать мне, – пробормотал Реджи.

– А миссис Эмерсон может, – выбил трубку Эмерсон. – И я тоже. Мы должны увидеть Верховную жрицу без вуали!

– Я сама не могла бы сказать лучше, Эмерсон, – одобрила я.

– Но это довольно трудная задача, – хмыкнул Эмерсон. – Если она не принимает посетителей и обитает в самых отдалённых уголках храма… Я сомневаюсь, что те властные способы, которые мы использовали сегодня утром, сработают в данном случае, Пибоди.

– Верно, но попробуем, Эмерсон. Мы должны попытаться.

– Позвольте мне поговорить с Аменит, – торопливо прервал Реджи. – Обещайте мне, что не будете ничего предпринимать, пока я не посоветуюсь с ней. Возможно, она чем-нибудь нам поможет, но если вы отправитесь напролом… Простите! Я хотел сказать…

– Я сделаю вид, что ничего не слышал. – Эмерсон поднялся в грозном величии, хмурясь, как Юпитер. – «Напролом»! Пойдём, Пибоди, тебе пора отдыхать.

Мы оставили Реджи, хмуро глядевшего на пол в глубокой задумчивости.

– Ты обошёлся с ним достаточно сурово, дорогой, – сказала я. – И я действительно не понимаю, как Аменит сможет отвести нас в покои Верховной жрицы.

– Ну, от вопросов никому хуже не будет, так ведь? – Эмерсон сел рядом со мной на край кровати. – Проклятье, Пибоди, я дошёл до того, что даже надгробие не убедило бы меня. Всё, что у нас есть – серия недоказанных и противоречивых заявлений. Я не знаю, чему верить или кому доверять.

– Абсолютно согласна, Эмерсон. Кстати, благодарю за то, что спас мои брюки от огня. Я всё время забываю, что у Реджи не больше здравого смысла, чем у ящерицы. Он, конечно, не может быть посланником, которого обещал прислать мой ночной посетитель. Но книжка мистера Форта – странное совпадение. Может ли посланником быть принцесса Аменит?

– Если это так, она выбрала весьма опасный обходной путь, чтобы сблизиться с нами, – сказал Эмерсон. – И потом, это может быть не более, чем совпадением: мы не знаем ни размер библиотеки Уилли, ни того, сколько книг он подарил друзьям и ученикам. Я бы посоветовал поосторожнее обсуждать реккит с обоими молодыми влюблёнными, Пибоди. Люди такого рода редко считаются с чем-нибудь, кроме своих собственных драгоценных шкур.

– Я бы не осмелилась заявлять столь категорически. Тем не менее, им свойственно быть легковерными, когда они считают себя влюблёнными. Реджи может быть обманут молодой женщиной.

– Совершенно верно. Чёрт возьми, Пибоди, я не могу улизнуть, не сделав что-то для тех бедняг в деревне. Придётся предпринять повторную экспедицию.

– Конечно. Но я не теряю надежды услышать весть от моего таинственного посетителя – тем или иным образом.

* * *

Я с огромным нетерпением ожидала первой встречи влюблённых после стольких дней разлуки и неопределённости. Моё пылкое воображение представляло слёзы тоскующей Аменит, когда она думает об опасностях, которым подвергается её возлюбленный, и слёзы радости, когда она узнаёт о его освобождении. Я представляла, как они бросаются друг к другу, крепко обнимаются и шепчут милые нежности. А затем блуждают, рука об руку, в уединении сада, где, умиротворившись жужжанием пчёл и воркованием голубей на кустах мимозы, забудутся в упоении воскресших любви и надежд.

Так я грезила, отлично зная, что всё это – романтическая чепуха. Любому открытому выражению привязанности придётся ждать до успешного претворения в жизнь плана побега из долины, ибо надежда обречена, если о ней станет известно. Чуть позже появилась Аменит – я узнала её скользящую походку – но на Реджи она обращала не больше внимания, чем на всех остальных, да и он сам едва удостаивал её взглядом. Но вскоре Реджи извинился и отправился к себе; немного спустя Аменит тихо исчезла.

Их не было довольно долго. Вначале вернулась Аменит. Она приступила к своим обязанностям, невозмутимая, как и всегда (чрезвычайно легко выглядеть невозмутимой, когда полностью закутана в покрывало). Моё предчувствие достигло крайней степени возбуждения, когда появился Реджи, зевая, потягиваясь и заявляя, что его сморил исключительно освежающий сон.

– Кажется, от рубашки оторвалась пуговица, – добавил он, глядя себе на грудь с выражением досады, которое не смогло бы обмануть и младенца. – Вы разрешите мне затруднить вас, миссис Амелия?

Я последовала за ним в спальню.

– Вы глупец, молодой человек, – прошипела я. – Я подарила швейный набор королеве; об этом знают все женщины города.

– Откуда же мне было это знать? – обиженно спросил Реджи. – Я хотел изобрести повод поговорить с вами наедине.

– У вас нет таланта к интригам, Реджи. Вам бы лучше… В чём дело, Рамзес? – Поскольку он вошёл в комнату, а вслед за ним – и отец.

– Вот тебе иголки и нитки, мама, – сказал Рамзес. – Взял взаймы. Надеюсь, ты не возражаешь.

Это были не мои иголки с нитками. Грязно-серый цвет последних (а не оригинальный оттенок) выдавал настоящего владельца. Я боялась спрашивать, для чего они понадобились Рамзесу. В голову приходило слишком много отвратительных версий.

– Спасибо, – сказала я, придвинувшись к Реджи. Крепко прижав пуговицу к ткани, я ткнула иголкой в дырку.

– Ой! – крикнул Реджи.

– Быстрее говорите, – приказала я. – Я не могу тянуть до бесконечности. Это выглядит смешно. – Эмерсон и Рамзес притворялись, что внимательно наблюдают за происходящим, как будто пришивание пуговицы являлось редким и знаменательным событием.

– Всё готово, – прошипел Реджи. – Завтра вечером Аменит проведёт нас к ожидающему каравану.

– А как насчёт миссис Форт? – спросила я. Реджи втянул в себя воздух. – Извините, – продолжила я. – Я не швея.

– Вы настаиваете на этом? – спросил Реджи.

– Да, безусловно, – ответили мы один за другим.

– Очень хорошо. Аменит попытается. Она рассмеялась, когда я рассказал ей о вашей теории, но если иначе вы не согласны… Будьте готовы сегодня вечером.

– Когда? – хором спросили мы.

– Тогда, когда она сможет это устроить, – последовал мрачный ответ. – Это будет очень опасно. Не спите и ждите известий от неё.

– Ну вот и порядок, – произнесла я вслух, поскольку в дверях появился один из наших служителей, быстро шаря по комнате любопытным взором.

– Спасибо, – сказал Реджи, глядя на манишку.

– Кажется, ты пришила пуговицу к его нижней рубашке, мама, – заметил Рамзес.

* * *

Не могу сказать как долго я лежала в темноте, ожидая; казалось, прошла вечность. Со сном бороться не приходилось – ещё ни разу я не ощущала себя настолько бодрой. После довольно резкого спора с Реджи я неохотно согласилась оставить пояс и всё снаряжение в комнате. Эмерсон поддержал это мнение – как я и предполагала:

– Ты звенишь, Пибоди. Всегда говоришь, что этого не случится, и всегда грохочешь, так что не надо меня убеждать. Кроме того, если по пути встретятся неожиданности, то мы можем сойти за туземцев, если будем облачены в местный наряд.

Я погрузилась в мысли – не сон – когда меня коснулась рука. Я молча поднялась с кровати и встала рядом с белой завуалированной фигурой.

После того, как трое остальных присоединились к нам, Аменит заскользила прочь: не в сад и не к наружной двери, как я ожидала, а к вырубленным в скале комнатам в задней части дворца. Дальше и дальше шли мы, через узкие дверные проёмы и запустелые пыльные комнаты. Мгла давила на нас как-то особенно злобно, будто вскормленная многовековым мраком. Крошечное пламя фонаря Аменит блестело, как болотный блуждающий огонёк. Казалось, её белые одежды облекают лишь пустоту.

Наконец Аменит остановилась в небольшой комнатке без окон. Я едва различала обстановку вокруг себя, но, похоже, там не было никакой мебели, кроме каменной скамьи или топчана примерно двух футов в высоту, а в ширину – едва достаточной для того, чтобы уместиться лёжа. Призрачный абрис Служанки склонился над ним. Щелчок, журчание – и верхняя часть скамьи поднялась, как на пружине. Подобрав юбки неожиданно современным жестом, Аменит проворно перебралась через край и исчезла из виду.

Эмерсон настоял на том, чтобы первым последовать за ней. Я была следующей и очутилась на лестнице, состоявшей из узких каменных ступенек. Они оказались настолько крутыми, что мне пришлось спускаться, будто по трапу, цепляясь обеими руками, но десница моего дорогого Эмерсона удержала меня и явилась гарантией спасения от падения, если я вдруг оступлюсь. Рамзесу удалось несколько раз наступить на мою руку, но в конце концов мы достигли дна и остановились – убедиться, что все на месте, и перевести дух.

– Всё в порядке, миссис Амелия? – спросил Реджи.

Аменит уже скрылась в туннеле, который открывался прямо перед нами.

– Да, конечно, – ответила я. – Поспешим, иначе мы потеряем проводника.

И такая опасность действительно грозила, ибо тоннель переполняли изгибы и повороты, открывавшие множество проходов во все стороны. Мне приходилось блуждать в пирамидах с таким же сложным внутренним строением и в гораздо худшем состоянии; но это происходило по моему собственному желанию, поскольку нельзя было найти более удобное место, чтобы избавиться от нежелательных гостей. Аменит, похоже, знала путь по памяти, опознавательные знаки на стенах отсутствовали. Если бы мы случайно потеряли её, то ни за что не отыскали бы дороги назад в этом сущем лабиринте.

Эмерсон, наступая Аменит на пятки, не мог оторвать взора от грубых каменных поверхностей, нависавших над нами.

– Если бы у нас было больше света… – бормотал он. – То, что я вижу… Да, это могло бы многое объяснить.

– Что ты имеешь в виду? – спросила я.

– Помнишь знаменитое золото Куша, Пибоди? Большинство учёных считают, что рудники находились в восточной пустыне, – но если этот лабиринт первоначально не задумывался, как шахта, я очень удивлюсь. Жила исчерпала себя, и туннели приспособили для иных целей, но в этих скалах непременно должно оставаться золото. Где же ещё наши хозяева добывают металл, используемый ими для украшений, и чем же они расплачиваются за ввозимое продовольствие?

– Я уверен, что ты прав, папа, – сказал Рамзес за моей спиной. – А ты заметил небольшие отверстия, время от времени нарушающие целостность стен? Несомненно, имеются ходы, ведущие к поверхности – так же, как и в некоторых египетских пирамидах. Воздух здесь удивительно свеж, учитывая, что мы находимся глубоко под землёй.

Свежесть воздуха была весьма относительной. От его сухости у меня заболело горло. Я ткнула Эмерсона в спину:

– Спроси её, сколько нам ещё идти.

– Проклятье, Пибоди, ты захватила чёртов зонтик? Я же говорил…

– Ты сказал, что я не должна звенеть, Эмерсон. Мой зонтик не звенит. Спроси её…

Аменит прервала меня, яростно требуя замолчать:

– Не далеко сейчас. Они услышат. Тише!

Ещё несколько минут ходьбы – и туннель открылся в большое пространство. Снова зашипев, Аменит подвела нас к тому, что казалось глухой стеной.

– Тише! – выдохнула она. – Тише! – Потом задула лампу.

Я даже не представляла себе, какой непроницаемой может оказаться тьма.

А затем – свет, как благословение. В стене перед нами открылось небольшое оконце. Из него вырывался свет – слабый, жёлтый и мерцающий, но более желанный, чем самый яркие лучи солнца. Я крепко схватила Рамзеса за руку и толкнула его левой ногой: он отталкивал меня, пытаясь заглянуть в отверстие, но оно находилось выше уровня его глаз. Щека Эмерсона прижималась к моей, когда мы вместе взглянули в открывшийся перед нами зал.

Археологическая лихорадка! Есть ли иная страсть, сравнимая с ней по силе? Она охватила меня не в меньшей степени, чем моего удивительного супруга. В предназначении этого помещения не было никаких сомнений. Богатая мебель, резные сундуки, большие кувшины с вином и маслом, статуи, украшенные позолотой и фаянсом, озарялись светом нескольких алебастровых ламп. Piece de resistance^[160] находился на низком ложе в центре комнаты – разложившийся труп, превратившийся от времени и естественных процессов распада в полускелет. Пожелтевшие зубы обнажились в отвратительной ухмылке, а кости одной руки прорвали иссохшую плоть.

– Они не практикуют мумификации, – воскликнул Эмерсон. – Трудно получить натрий^[161], я… мммф!

Я не знаю, кто – Реджи или Аменит – напомнил ему, несколько насильственно, о необходимости молчания, но жест принёс желаемый результат. И как раз вовремя. Свет усилился. Он шёл из ламп, которые несли две фигуры с так хорошо известными нам очертаниями – две Служанки, запелёнутые от макушек до пят. Но я не думала, что одна из них – Ментарит.

За ними вошла Верховная жрица.

Лишь вышитые золотом одеяния отличали её от других. Жестом она отдала приказ. Служительницы повесили светильники на грудь и присоединились к ней, по одной с каждой стороны, заняв место перед ужасными останками. Три голоса слились в тихом напеве.

Аменит выполнила нашу просьбу. Перед нами стояла Верховная жрица. Но если она не снимет покрывало, длинный, извилистый и опасный путь окажется проделанным напрасно. К счастью для моих нервов, церемония была короткой – можно сказать, чуть ли не поверхностной. После короткого хора три фигуры опустились на колени, поднялись и вновь опустились. Две боковые остались на коленях. Та, что в центре, встала и подняла руки к лицу. Вуаль задрожала и упала. Тогда – признаюсь со стыдом – я закрыла глаза. Причиной явилось то, что жрица поцеловала иссохший лоб трупа.

Жрица – но не миссис Форт. Смолянисто-чёрные волосы и гладкие коричневые щёки принадлежали высокопоставленной кушитской девушке.

Я БЫ СКОРЕЕ ОСТАВИЛ РАМЗЕСА

Я отошла от окна так, чтобы Эмерсон смог поднять Рамзеса, который всё более повелительно толкался и пихался, настаивая на своём желании тоже увидеть происходящее. Через несколько минут свет в зале померк, но полного мрака не наступило. Лампы, бросавшие отблеск на мертвеца, будут гореть, пока не окончится масло – иронический комментарий к краткости человеческой жизни. Мы тоже окажемся в темноте, когда иссякнет наш собственный свет.

Я так погрузилась в философские и иные размышления, что шёпот Реджи прозвучал, будто крик:

– Ну, что? Это…?

Только тогда мне пришло в голову, что у него не было шанса увидеть что-либо.

– Нет, – прошептала я.

Обратный путь проходил в полном молчании. Я размышляла о смысле жуткой церемонии и составляла в уме для будущей публикации заметки о содержимом погребальной камеры, но одновременно находилась в тисках бессмысленной грусти. Я никогда не верила в теории Рамзеса о том, что миссис Форт была Верховной жрицей, но позволяла себе надеяться. Судьба бедной молодой невесты всегда казалась мне более трагичной, чем её мужа. Он, по крайней мере, знал, на что шёл, в то время как она следовала за ним преданно и без вопросов, уповая на его суждения и на способность защитить её.

Возможно, это было глупо, но благородно. Я чувствовала родство с ней – не с её глупостью, но с её мужеством.

Мы вернулись домой без происшествий. В комнатах было темно и пустынно, как и тогда, когда мы оставили их.

– Я хотела бы искупаться, – мягко сказала я Эмерсону, – но предполагаю, что это чревато риском пробуждения прислуги. Эмерсон, а как насчёт нашей одежды? Она вся в пыли и паутине, а это может предупредить шпиона.

Аменит поняла – то ли весь разговор, то ли его часть. Она хихикнула.

– Я спрячу. Дайте её мне.

– Что, прямо сейчас? – возмутился Эмерсон.

– Не время для шуток, профессор, – заметил Реджи. – Немедленно отправляемся в постель. Стража меняется в полночь.

И поспешил к своей комнате, следуя собственному совету. Аменит отправилась с ним. Я не видела их в темноте, но два силуэта были настолько близко друг к другу, что я подумала – должно быть, его рука обнимает её. Наших ушей достиг тихий смешок, и очертания растворились в тени.

– Слышал, Эмерсон? – прошептала я. – Стража меняется в полночь.

– Хм, да. Очевидно, первая смена благосклонна к даме, а вторая – нет. А она оказалась весьма умелой – если бы только не это хихиканье! Скорее, Пибоди, нам стоит последовать совету Фортрайта.

У нас имелось невообразимое количество чистых льняных рубашек. Я связала в узел грязную одежду и засунула её под кровать, надеясь, что Аменит утром займётся стиркой. А пока что у неё, видимо, имелись другие планы на оставшуюся часть ночи.

Эмерсон вскоре присоединился ко мне.

– Я не останусь, если ты хочешь спать, Пибоди, – прошептал он.

– Я сомневаюсь, что усну вообще. Что же нам делать, Эмерсон? Эта молодая женщина верна бедняжке Реджи, как ты думаешь?

– Если она не влюблена в него, то крайне убедительно изображает любовь. Ни одна женщина не могла бы сделать больше для мужчины.

Я подскочила в постели.

– Эмерсон! Ты не мог..!

– И ещё как. Наша жизнь может зависеть от подлинности её чувства. Я должен был узнать. – Он обнял меня и притянул к себе, прежде чем продолжить: – Но остаются более серьёзные сомнения. Обладает ли она властью совершить то, что обещала? Совсем не легко оснастить экспедицию такого масштаба в абсолютной секретности – даже для принцессы королевского дома.

– Это, безусловно, серьёзно, – ответила я. – И есть другие, которые предполагают, что мы ни в коем случае не должны сбежать. По крайней мере, нам следует услышать то, что обещали передать с посланником.

– Не пойму, почему ты так сосредоточилась на этом типе и его туманных обещаниях, – подозрительно произнёс Эмерсон. – Что за человек он был? Ты говорила – старый и немощный?

Я улыбнулась в темноте.

– Я же говорила, что не видела его лица. Но он совсем не был старым и слабым. Скорее наоборот.

Эмерсон фыркнул.

– Прошло уже несколько дней. Возможно, его схватили.

– Я так не думаю.

– Проклятье, Пибоди…

Он замолчал со звуком, который у человека меньшего калибра я посчитала бы невнятным тревожным криком. Надо объяснить, что мы лежали на боку, обратившись друг к другу; в пылу полемики Эмерсон приподнялся на локте и взглянул поверх моего лежавшего тела. Я поспешно перевернулась. Белая закутанная фигура наклонилась надо мной и протянула руку.

– Господь Всемогущий, – прошипела я. – В чём дело, Аменит? Почему ты беспокоишь нас?

Резким движением девушка сорвала покрывало с лица. Я не могла разобрать её черты, но сам жест выдал его обладательницу.

– Ментарит! – воскликнула я.

Её рука закрыла мне рот. Другая достала из выреза халата на груди…

– Эмерсон, – прошептала я. – Это книга, я уверена!

– Ещё одна? – усомнился Эмерсон.

– Идём, – тихо сказала Ментарит. – Вы можете поверить мне? Я приносить знак он обещал вам. Есть мало времени и большая опасность. Вы должны идти сейчас.

– Эмерсон?

– Ты ещё спрашиваешь, Пибоди? Замечательно. А почему бы и нет? Если сможешь убедить даму, чтобы она отвернулась, пока…

– Я приведу малыша, – тактично отозвалась Ментарит.

– Он, вероятно, под кроватью, – заметила я, протягивая руку к халату. – Как ты думаешь, для чего он ей нужен?

– Не стоит об этом рассуждать, – ответил Эмерсон. – Где, чёрт возьми, мой пояс? Ах, вот он. Но нам…

Повторное появление Ментарит с Рамзесом на буксире милостиво помешало ему завершить тоскливые умозаключения.

– Ах, вот ты где, мой мальчик, – ласково сказал он. – Извини, что тебя разбудили; это было женской идеей.

– Я не спал, – сообщил Рамзес. – Куда мы идём, папа?

– Будь я проклят, если знаю, – ответил Эмерсон.

– Шшшш! – зашипела Ментарит.

Я поражалась её уверенности – хотя она и предупреждала нас о молчании, но, казалось, совсем не боялась быть обнаруженной. Частично тайна получила объяснение, когда мы достигли прихожей. Там стояли четыре стражника – неподвижно, как статуи; огромные копья отражали свет ламп. Глаза даже не шевельнулись, когда мы с Ментарит проходили мимо.

– Похоже, загипнотизированы, – выдохнула я.

– Моим красноречием, – ответил Эмерсон. – М-да. Разве ты не поняла?

Большие деревянные двери были закрыты на засов. Ментарит проигнорировала их, ведя нас через ряд коридоров, которые становились всё более узкими и чистыми, а затем вниз по лестнице, упёршейся в маленькую дверь, покрытую грубой рогожей. Ментарит отодвинула её в сторону; мы прошли и очутились в огороженном дворе. Я сдавленно вскрикнула, когда моему взору предстала ужасающая картина – ряд за рядом неподвижных тел, вытянувшихся, как трупы в бледном свете убывающей луны.

Приходилось выбрать путь между ними. Когда я осторожно обошла одно из поверженных тел, то уловила отблеск глаз, открытых и бдительных, и поняла правду. Здесь отдыхали слуги-рабы; крышей им служило небо, ложем – тонкий коврик. Но они не спали. Везде, где мы проходили, эти широкие, наблюдавшие глаза следовали за нами. Можете считать меня фантазёркой, если хотите, но я чувствовала мысли, которые они не осмеливались выражать вслух – надежду, поддержку и доброжелательность – и эти мысли направляли мои шаги, будто тёплые, дружеские руки.