Текст книги "Закат в раю. Часть 2"
Автор книги: Элизабет Хэран
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)
Глава 22
– Я должен извиниться перед вами. Я заподозрил вас… – сказал Джордж Беннетт Джордану, отъезжая с ним в коляске от ворот Уиллоуби.
Джордан глубоко вздохнул, стараясь немного успокоиться.
– Не стоит говорить об этом, доктор Беннетт. Я не виню вас в том, что вы заподозрили худшее. Думаю, в большинстве случаев такая подозрительность оправданна. Особенно в случае нашего друга Максимилиана Кортленда.
– Вы немного помогли мне вновь обрести веру в человечество, – ответил доктор Беннетт. – Сказать по правде, в последнее время я стал задумываться об отставке. Я видел слишком много подобных жестокостей, и с каждым днем смотреть на них становится все тяжелее. Но если вы думаете так же, как я, и готовы бороться, чтобы что-то изменить… у меня появляется слабая надежда на лучшее будущее.
– Вы не можете уйти в отставку, доктор Беннетт! – воскликнула Ева. – Не знаю, что бы мы делали без вас! Горожане, как я слышала, уже много лет хотят, чтобы в городе был свой врач, но пока все остается по-прежнему.
– Врачей не очень-то привлекает эта сельская глушь. Времени на поездки к больным везде уходит немало, но здесь ездить приходится очень уж далеко, и платят нам мало и редко, так что это работа не ради славы, а скорее на любителя. Вы, наверное, не помните мою дочь, Ева? Рейчел только что закончила медицинский колледж в Брисбене.
– Как хорошо! Нет, боюсь, я не помню ее. Вы, верно, очень гордитесь ею? А сумеет она получить место где-нибудь в городской клинике?
– Очень сомневаюсь. Выпускники-мужчины, конечно, получат вакантные места в госпиталях, а женщинам, к великому сожалению, должностей в хороших лечебницах почти не предлагают. Просто потому, что они женщины.
– А не приехать ли ей сюда? – взволнованно спросил вдруг Джордан. – Я бы мог купить или снять для нее дом в городе, и предоставить ей все необходимое для работы.
Джордж Беннетт изумленно замигал. Ева смотрела на Джордана открыв рот.
– Вы очень щедры, Джордан, – сказал наконец Джордж.
– Какая замечательная мысль! – воскликнула Ева.
– Уверен, моя дочь ухватится за такой чудесный шанс, – продолжал доктор. – Я, конечно, хотел, чтобы на первых порах она поработала вместе со мной… но я понимаю, что многие мои пациенты не захотели бы лечиться у нее из-за ее молодости, и к тому же она все-таки женщина… мне не хотелось обескураживать ее с самого начала, люди здесь весьма консервативны. Но если бы у нее была своя практика, то… – Доктор замолчал и только махнул рукой от избытка чувств.
– Джеральдтон отчаянно нуждается во враче, – сказал Джордан. – И я не думаю, что ей придется очень уж долго ждать, пока у нее появятся постоянные пациенты.
Джордж Беннетт попросил Джордана высадить его неподалеку от Сан-Ремо, плантации Альберто Сантини, милях в двух от Эдема. Нужно навестить, объяснил доктор, одного из детей Сантини, страдающего постоянными приступами лихорадки и болями в горле.
– Как только все закончу, вернусь к вам, – сказал доктор, вылезая из коляски.
– Я могу послать за вами О'Коннора, – предложил Джордан, но доктор и слышать об этом не захотел.
– Мне нужно ходить побольше! – воскликнул он. – Я ведь сам всегда рекомендую моим пациентам физические упражнения!
– Возвращайтесь! Ужин будет ждать вас, – сказал Джордан.
– Только не говорите ни слова о еде, когда доктор приедет! – прошептала Ева, едва они тронулись, и тихо рассмеялась. – Знаете, доктор обожает итальянскую еду, а Пиа Сантини замечательно готовит. Он просто бредит ее блюдами – итальянскими колбасами и всеми этими яичницами, лазаньей, тортеллини… А ее пирожные! Он наверняка набьет себе желудок, вот почему он и хочет пройтись потом пешком.
– А ребенок Сантини и вправду болен?
– Думаю, нет! – засмеялась Ева.
Некоторое время они ехали молча. Джордан чувствовал на себе пристальный взгляд Евы. Наконец он повернулся к ней:
– Вы хотите о чем-то спросить, Ева?
– Простите… я подумала о вашей щедрости. Вы сейчас предложили купить дом для Рейчел Беннетт. Я уверена, что она не откажется.
– Надеюсь, что нет. Я видел в городе объявления о продаже домов. Может быть, вы поможете мне подобрать подходящий?
– Я с радостью помогу вам, – ответила Ева, приятно удивленная его просьбой. – Но нам, наверное, понадобится сначала привести его в порядок… Если вы сочтете нужным, я могла бы что-нибудь там покрасить или….
– Благодарю вас. Если Рейчел согласится, это всем пойдет на пользу. Пожилые люди поначалу не очень-то захотят обращаться к молодой женщине. Но, думаю, они со временем изменят свое мнение, а матери с детьми привыкнут к ней очень быстро.
Ева молча слушала и смотрела на мужественный профиль Джордана.
– Вы… очень необычный человек, Джордан Хейл, – сказала она наконец, думая о том, насколько он бескорыстен.
– Я всего лишь хочу сделать что-нибудь для местных жителей. Нет смысла обладать большим состоянием, если не можешь использовать его для добрых дел.
Эти слова напомнили Еве о ее отце.
– Жаль, что не все так считают, Джордан.
Джордан почувствовал горечь в ее голосе и понял, что она говорит о Максе.
– А мне показалось странным, как Макс смотрел на вас, когда мы были в Уиллоуби, – сказал он озабоченно.
– Если говорить честно, – Ева опустила голову, – он… даже испугал меня. – Ева сама удивилась своей откровенности, но сейчас чувствовала, как близок и дорог стал ей Джордан – ближе, чем кто-либо другой в прошлом: рядом с ним было так легко и спокойно. – Отец просто не в себе. Не знаю, из-за чего – из-за мамы ли, или случилось что-нибудь еще, но он ведет себя очень странно. Я чувствую, что происходит что-то непонятное.
Ева отвернулась от Джордана и невидящим взглядом смотрела на проплывавшие мимо поля. Мысли ее невольно возвращались к прошлому. Вспоминать об этом было болезненно, но сейчас, рядом с Джорданом, она могла позволить себе это. Ева снова заговорила, открывая Джордану свои самые потаенные мысли:
– Я часто думаю, что было бы со мной, если бы я выросла в этом доме. – При этих словах Ева содрогнулась. – Боже мой, из меня получилась бы вторая Силия… или, избави боже, Лекси…
Джордан скептически посмотрел на нее. Про себя он сильно сомневался, что из Евы мог бы получиться кто-нибудь вроде всецело поглощенной собой Лекси.
– А почему вас воспитывали в семье дяди? – спросил он.
– Потому что мои родители не желали меня видеть, – ответила девушка, повернувшись к нему. Губы ее слегка задрожали.
– Этого не может быть, Ева.
– Это так, хотя мать и отрицает это. Она ссылается на мою болезнь, но… все это не очень похоже на правду.
– Расскажите мне об этой истории, Ева. Летиция как-то говорила мне, что вас отправили в Сидней на лечение.
– Верно. – Ева вздернула подбородок, и Джордан понял, как непросто ей рассказывать об этом. – Я родилась с искривленным бедром. Мне было трудно и больно ходить. Мать говорит, что хорошие хирурги были только в Сиднее, наверное, это правда, но я думаю, что родители просто не хотели показывать меня своим знакомым. Им не нужен был… нездоровый ребенок.
Джордан видел, как она волнуется, и понял, что Ева впервые в жизни говорит об этом так откровенно.
– Мне было три или четыре года, когда мне сделали первую операцию… не очень успешную. Я долго лежала в больнице, а семья жила у тети Корнелии и дяди Льюиса. Я была слишком мала и не помню подробностей, но знаю, что Макс с детьми вскоре уехал в Джеральдтон, а мать осталась со мной. Когда я стала поправляться после второй операции, она заявила, что ей нужно вернуться к Лекси и Силии, потому что они нуждаются в ней. Я очень хотела отправиться домой вместе с ней, но она не взяла меня с собой. Я была совсем мала, но хорошо помню, как плохо мне было, когда она уехала, а я осталась.
Джордан понимал, что Ева так же нуждалась тогда в матери, как и Силия и Лекси, и предпочтение, оказанное старшим детям, больно ранило девочку. В конце концов она была самой младшей, и он живо представил себе, как сильно Ева должна была мучиться от физических болей. «Конечно, тогда присутствие матери, – подумал Джордан, – было просто необходимо девочке».
– Тетя и дядя потеряли единственного ребенка… их дочь утонула, и они очень привязались ко мне, были очень добры ко мне, так любили меня… но, конечно, не могли заменить мне родителей, – продолжала Ева. Горечь в ее голосе теперь мешалась с суровостью. – Иногда мать даже писала мне, придумывала всевозможные отговорки и причины. А однажды она даже сказала, что ехать до меня так долго и утомительно… – Глаза Евы наполнились слезами, она отвернулась и резко смахнула их тыльной стороной ладони. Джордан протянул ей платок, Ева рассеянно взяла его и высморкалась. Приведя себя в порядок, она вновь повернулась к нему: – Как она смогла бросить меня, Джордан? Как мать может бросить своего ребенка?
– Не знаю, Ева, – искренне ответил Джордан. Он тоже не понимал этого и думал, что для такого поступка должна была быть какая-то причина, хотя только Бог знает, насколько веская.
– Неужели меня все не любят?
– Нет, Ева. Вас… любят, – ответил Джордан, взглянув в ее прекрасные черные глаза, и подумал, что в нее легко можно влюбиться.
Ева внезапно опомнилась и сильно смутилась, почувствовав, что разговор принимает слишком уж личный характер. Она отвернулась и покраснела. Джордан тоже почувствовал смущение.
– Уверен, в семье вашего дяди вас очень любили и ничего не жалели для вас, – неловко добавил он.
– Они любили меня, не жалели для меня сил и времени, но разве могу я забыть, что родители фактически отказались от меня?
Джордан, не зная, что можно ответить на это, промолчал.
Минута прошла в молчании.
– Жюль Кин и дядя Льюис – кузены. – Ева, вытерев слезы, взглянула на него. – Вот почему Жюль и дал мне тогда попробовать писать статьи. Я не позволила тете Корнелии сообщить домой, что я возвращаюсь сюда. Жюль холостяк, и я не могла остановиться у него в доме, но его сестра, Мэри Фоггарти, всегда готова приютить всякое бродячее животное. – Ева улыбнулась. – Мэри была просто счастлива, что у нее есть жилец, но жить вместе со всеми ее зверями оказалось просто невозможно! А после моей первой статьи никто в городе не захотел сдать мне комнату. Я совсем уже отчаялась, но тут агент по недвижимости согласился показать мне Эдем, хотя совсем не ожидал, что я соглашусь жить там – у него даже не хватило духа взять с меня деньги. Сказать по правде, я ведь совсем не собиралась возвращаться в Джеральдтон, но выбора у меня не было – я так хотела работать в газете!
Я хотела писать о сахарном производстве, о местных удачниках, но вернулась в Джеральдтон и увидела, как плантаторы обращаются с канаками. Я поняла, что должна что-то сделать! Написала несколько статей, надеялась привлечь внимание к положению островитян. Я хотела пристыдить фермеров, заставить их что-то изменить, но публика пришла в возмущение. Я знала, что Макс будет зол на меня, но… я была тогда так глупа… я надеялась, что он хотя бы попытается понять меня… – Ева прерывисто вздохнула. – А он не захотел даже видеть меня, словно я прокаженная! Сестры или совсем не замечали меня, или вели себя откровенно враждебно. Они думают, что я не знаю, какие гадости они рассказывали обо мне за моей спиной! Мать попыталась однажды поговорить со мной, но… было уже слишком поздно…
– Должен признаться, Ева, я прочитал вашу последнюю статью и был потрясен. Я полностью согласен с ней, но я не мог поверить, что вы, дочь Макса, открыто укажете всем на преступления вашего отца.
– Он не отец мне, и никогда им не был! – воскликнула Ева. – И я не могла не сказать о том, как он обращается со своими канаками! Вы бы ужаснулись, если бы увидели то, что видела я! Жюль узнал из своих источников в правительстве о Комиссии по правам человека и добавил в мою статью пару слов. Надеюсь, они разберутся с Максом и с другими фермерами, считающими, что могут так ужасно обращаться с людьми!
– А ваша мать, Ева? Ведь она в опасности.
Ева беспомощно посмотрела на Джордана.
– Она как-то сказала мне, что ваш отец запретил ей даже подходить к баракам.
– И вы верите ей?
– Да, верю. Мне совершенно ясно, что в Уиллоуби она играла роль декоративной жены, и только. Она рассказывала мне, что недавно впервые зашла в барак, и я заметил, что она действительно потрясена увиденным. Вероятно, после того как ваш… как Макс избил Элиаса, он напился и уснул, а Летиция пошла посмотреть, не сможет ли чем-нибудь помочь бедняге. То, что она увидела, возмутило и потрясло ее. Она хотела бы все изменить, Ева, но смертельно боится Макса. Кто знает, что произошло вечера, как она получила травму…
Ева, слушая его, уже не могла сдержать слез. Ища утешения, она доверчиво прижалась к плечу Джордана.
– Что-нибудь придумаем, Ева. Я обещаю, – сказал он и слегка обнял ее за плечи.
Макс с силой швырнул пустую бутылку о стену конюшни. В последние дни, чтобы поменьше думать о Летиции, он старался как можно реже приходить домой.
– И как Джордан Хейл смеет… держать у себя моего канака? Что он возомнил о себе, дьявол его побери?
– Так Элиас… у Джордана? – ошеломленно спросил Мило Джефферсон. Мило считал, что Элиас или умер после избиения, или навсегда ушел из этих мест. Сейчас Мило со страхом подумал, что Макс может узнать о том, что избил Элиаса сам Мило: если Элиас и не умрет, в любом случае он не сможет работать какое-то время, и кому-то придется отвечать за это. Этим кто-то и будет он, Мило.
– Именно! И Джордан утверждал, что его били… еще раз. Джордан привез доктора из Джеральдтона, и, наверное, не только для Летиции… а это значит, что у Элиаса опасные увечья. Что тебе известно про это, Джефферсон?
Мило секунду обдумывал, не солгать ли ему, но тут же решил, что сказать правду будет намного выгоднее.
– Я видел, как он дотронулся до миссис, хозяин. Я просто потерял голову.
Макс с шумом выдохнул воздух:
– Что это значит… дотронулся?
– Он… держал ее за руку.
Макс побледнел и покачнулся. Глаза его закатились.
– Скажи мне… расскажи мне точно, что произошло!
– В ту ночь, хозяин, когда миссис пришла домой после вечера… они долго говорили с Элиасом, и он взял ее за руку. Я видел это собственными глазами, и я решил, что он не имеет права так обращаться с вашей женой… Особенно если вспомнить, что было в прошлом… – сказал Мило и вновь ощутил в себе ревность, овладевшую им в ту ночь, когда Летиция подала руку Элиасу.
Упоминание о прошлом окончательно вывело Макса из себя.
– Так почему ты мне ничего не сказал? – заорал он. – Летиция моя жена, и если этот черный мерзавец посмел прикоснуться к ней, я бы сам разделался с ним! И тогда бы он точно не смог никуда удрать!
– Он дотронулся до нее, хозяин, клянусь. Я не хотел беспокоить вас, вы очень переживали из-за статьи Евангелины, – продолжал Мило, судорожно соображая, как отворотить от себя гнев Макса. – Джордан Хейл слишком много о себе возомнил, хозяин. У него нет никакого права переманивать ваших канаков. Можем мы заявить в полицию, чтобы его арестовали?
– Нет… я знаю, что сделаю! – прорычал Макс, вытаскивая зубами пробку из еще одной бутылки. Мило, поняв, что маневр его удался, с облегчением вздохнул – сейчас Макс был так одержим ненавистью к Джордану, что плохо соображал что-либо.
– Может, взять несколько ребят и разобраться с ним, а, хозяин?
Макс хлебнул изрядный глоток рома и вытер рукой рот.
– Я сам с ним разберусь. Один, – сказал он, отдуваясь.
– Один?
– Да что с тобой, Джефферсон? Ты что, думаешь, я не слажу с этим Хейлом?
Макс понимал, что Джордан уже не прежний юнец, но самолюбие не позволяло ему признаться в этом.
– Да, хозяин, конечно… Вы сладите с любым, тем более с этим городским слабаком. Он-то думает, что он настоящий фермер, – сказал Мило и льстиво улыбнулся Максу.
Час спустя, осушив бутылку рома, Макс в одиночестве подъехал к воротам Эдема. Он был так пьян, что едва мог прямо держаться в седле. Грязная рубашка была пропитана потом. Любимая гаванская сигара, казалось, вот-вот выпадет из его немеющих пальцев.
Где-то в темном уголке его насквозь проспиртованного мозга мелькнула мысль, что дом Хейла выглядит теперь по-новому, что пространство вокруг дома расчищено. Хотя Эдем и не мог еще сравниться с Уиллоуби, прежнего печального запустения уже не было. Воспоминания мешались в уме Макса с искаженной ромом реальностью. Сейчас он видел, как живую, Катэлину Хейл, стоящую на веранде, ее черные как смоль волосы, развевающиеся на нежном полуденном ветру, ее глаза, искрившиеся в золотом свете заката, и приветственную улыбку на ее губах…
– Катэлина, – пробормотал он. Лошадь внезапно споткнулась, и резкий толчок вернул Макса к реальности.
– Хейл! Выходи сюда, Хейл! – закричал Макс, подъехав к дому ярдов на десять.
Джордан открыл дверь и вышел на веранду. Солнце бросало на его фигуру резкую тень, и Макс не мог видеть выражения его лица.
– Я же сказал тебе, чтобы ты никогда больше не появлялся здесь, – сказал Джордан.
– Сказал… а сам ждал, что я приму тебя в Уиллоуби с распростертыми объятиями? – саркастически промычал Макс.
– У меня не было ни малейшего желания приезжать в Уиллоуби. Я всего лишь хотел, чтобы Летицию осмотрел врач.
Солнце било прямо в налитые кровью глаза Макса, и ему приходилось щуриться.
– Не лезь не в свое дело. А я приехал за тем, что принадлежит мне.
Джордан на мгновение подумал, что Макс говорит о Еве.
– Где Элиас? Я не собираюсь возвращаться без него! – закричал Макс.
– Я же сказал тебе: он никогда не вернется в Уиллоуби, – твердо ответил Джордан.
– Я требую, чтобы ты выдал его, сейчас же! Пока тебя не арестовали! – Макс в ярости дернул поводья, и лошадь вдруг поднялась на дыбы, едва не сбросив его на землю. Макс грязно выругался.
Услышав шум, Ева вышла из дома. Макс изумленно посмотрел на нее.
– Что ты здесь делаешь?
– Я… здесь работаю, – негромко ответила Ева, с тревогой глядя на отца: сейчас он был еще в худшем состоянии, чем два часа назад.
Макс бросил на Джордана взгляд, полный яда.
– Работаешь? И что же ты делаешь? – насмешливо протянул он. По тону отца Ева почувствовала, что он ее оскорбляет.
– Это тебя не касается, – ответила она.
– Скажи мне, что ты тут делаешь, Евангелина! – пронзительно крикнул Макс. Пот снова прошиб его, рубашка прилипла к телу, обрисовав нездорово полный торс и покрытую волосами грудь. Вены вздулись у него на висках, глаза почти скрылись под мощными надбровными дугами, и кожа внезапно приняла болезненно-багровый оттенок. Казалось, его вот-вот хватит удар.
– Я… крашу дом… и делаю разную… прочую работу, – запинаясь, ответила Ева. Она изо всех сил пыталась теперь смягчить неизбежный взрыв гнева Макса, но все равно чувствовала, как в душе ее поднимается гнев. Как он посмел явиться сюда и устраивать здесь сцены? – Отчего это ты вдруг вздумал поинтересоваться мною? Раньше я не замечала такого внимания. Отчего же теперь тебя так волнует, что я работаю здесь? – все сильнее волнуясь, спрашивала она. Зная, каковы будут последствия ее вопросов, она уже не могла сдерживать себя: этот человек отказал ее матери в простейшем праве встретиться с врачом, и отныне для Евы Макс был истинным исчадием ада.
Макс слез с лошади и шатающейся походкой двинулся к Еве и Джордану. Ему вспомнилась старая угроза Джордана завязать близкие отношения с его женщинами, ночь, когда умирал неблагодарный Патрик Хейл, не пожелавший забыть о прошлом. Он вспомнил, как всегда считал Патрика неподходящей парой для Катэлины… Что Катэлина сказала ему перед самой смертью…
Сейчас он ненавидел Джордана Хейла всеми силами души и страстно желал одного – уничтожить его. Он заметил, как Джордан заслонил собой Еву, и понял, что она что-то значит для него. «Ева его уязвимое место», – довольно подумал Макс. Он не собирался упускать ни единой возможности сокрушить своего заклятого врага.
В мозгу Макса сверкнула связная мысль – воспоминание о последней просьбе Летиции. «Она хотела рассказать Еве правду о том, что ее отец другой человек. О дьявол! – подумал он. – Нет, я не доставлю тебе такого удовольствия! После всего, что… как ты могла… с кем? С каким-то канаком?»
– Теперь все становится ясно, – медленно и невнятно проговорил Макс. – Я знал, что ты не моя дочь. Всегда знал, что… что-то тут не совсем так…
Ева охнула и судорожно схватилась за что-то твердое, оказавшееся рукой Джордана. Она ждала, что Макс начнет бушевать, была готова к его крику и оскорблениям, но таких слов совсем не ждала.
– А знаешь ли, кто тебя зачал? Не кто иной, как какой-то грязный канак. Забавно, правда?
Ева смотрела на Макса. Слова его с трудом доходили до ее сознания. «Он лжет, он просто хочет оскорбить меня», – подумала она.
Джордан с высоты своего роста взглянул на маленькую и такую беззащитную Еву. На лице девушки были написаны изумление, потрясение и острая боль от осознания того, что теперь она окончательно потеряла отца. И даже сейчас, после всех бед и несчастий, Джордан все еще не мог поверить, что Макс может быть так невероятно жесток к Еве.
Джордан повернулся к нему. Воспоминание о смерти отца было так же ясно, как будто это было только вчера. Да, Макс и тогда был так же жесток.
– Заткнись, Макс! – проговорил он глухим, сдавленным голосом. – Ты пьян и не понимаешь, что несешь. – Джордан знал, что Макс прекрасно осознает, что говорит, были ли его слова правдой или нет, но Джордан хотел заставить его замолчать.
– Не веришь мне, так ведь? – сказал Макс, по-прежнему глядя на Еву и не обращая внимания на слова Джордана. По пути в Эдем он думал, что его собственная боль уйдет, утихнет, когда он насладится страданиями Евы, но этого не произошло. Единственное, что чувствовал Макс – страшное душевное опустошение. – Это правда, – продолжил он почти печально. – Твоя мать сама рассказала мне, что я не твой отец… Это, верно, был тот мерзавец-рабочий. Так что, выходит, папаша твой черномазый, а мамаша – просто шлюха….
Джордан шагнул навстречу Максу, размахнулся, и через одно мгновение Макс тяжело рухнул навзничь.
– Не надо, Джордан! – воскликнула Ева, подходя ближе. Она взглянула на человека, которого всегда считала своим отцом. Лежащий в грязи, нетрезвый, растрепанный и обросший Макс выглядел сейчас жалко и был совсем не похож на прежнего Максимилиана Кортленда.
– Я согласна быть канаком, но только чтобы в моих жилах не текла твоя садистская кровь! – сказал она. Мужество оставило ее, и, заплакав, она повернулась и бросилась прочь.
Гэби и Фрэнки стояли в холле, и, взглянув на них, Ева поняла, что они слышали все. Ей не хотелось, чтобы Гэби узнала, что она лгала ей и об этом, но теперь было уже поздно. Совершенно сбитые с толку, Гэби и Фрэнки смущенно посторонились и дали Еве пройти.
Ева промчалась по дому и выбежала через заднюю дверь наружу. Через несколько секунд она была уже у рабочего барака.
Нибо окликнул ее, но она даже не остановилась. Сердце ее сильно стучало, дыхание сбивалось, но она продолжала бежать.
Макс тяжело поднялся на ноги, вытер разбитые губы тыльной стороной ладони и изумленно уставился на кровь.
– Ты заплатишь за это! – сказал он, сплевывая кровь под ноги Джордана.
– Пошел вон отсюда! А не то я разрежу тебя на куски и накормлю тобой всех крокодилов в реке! – прошипел Джордан, чувствуя, что и впрямь готов сейчас сделать нечто подобное.
Саул, Ной и Райан О'Коннор подошли сзади к Джордану. Райан, стоявший между канаками, казался по сравнению с ними карликом.
– Брось, он не стоит того, – сказал Райан, коснувшись стиснутого кулака Джордана. – Он просто дрянь, жижа болотная, как говорят у нас в Ирландии.
Мельком взглянув на Ноя и Саула, Макс повернулся и с трудом вскарабкался на лошадь.
– Ты еще проклянешь тот день, когда вернулся сюда, Джордан, – буркнул он. – Я позабочусь об этом, даже если это будет стоить мне жизни.
Джордан не проронил ни слова.
– Давай, проваливай! – сказал О'Коннор и хлопнул по крупу лошадь Макса.
Проводив Макса взглядом, Джордан с досадой топнул ногой.
– Черт! – воскликнул он, вспомнив о несчастной Еве. – И как этот мерзавец мог сказать ей такое?
– Он подлая, грязная свинья, и вместо сердца у него камень. Она скоро поймет, что надо благодарить Бога, что он не ее отец, – ответил Райан.
– Я знаю, она всегда ненавидела его и наверняка не раз жалела о том, что она его дочь… но ведь он так и не объяснил ей ничего. Никто не знает, солгал он или нет. Если же он сказал правду, то кто тогда ее отец? А ее мать, единственный человек, который может раскрыть тайну ее рождения, лежит сейчас без сознания в Уиллоуби, – ответил Джордан.
