Текст книги "Верь в мою ложь"
Автор книги: Элизабет Джордж
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 39 (всего у книги 47 страниц)
Камбрия, Милнторп
Дебора чувствовала себя ужасно ещё до того, как портье в гостинице передала ей записку Томми. Потому что всё, что она пыталась сделать, растекалось дымом.
Она ведь старалась отвлечь ужасного репортёра «Сорс» от того, что они узнали в Ланкастере. Убедить его, что статью из этого не сделаешь. Поскольку Зед Бенджамин всё ещё думал, что Дебора – детектив из Скотленд-Ярда, как он решил в самом начале, она надеялась, что, когда она скажет: «Ну, мои дела здесь закончены», репортёр сделает вывод, что и его работе пришёл конец, потому что тут не было никакой преступной загадки, а значит, не было и темы для статьи.
Но оказалось, что Зед Бенджамин смотрит на всё совершенно по-другому. Он заявил, что история только начинается.
От этого Дебора буквально пришла в ужас: получалось, что она подставила Алатею и Николаса Файрклога, и она спросила, о какой истории говорит Зед.
– Два человека хотят заплатить женщине немного больше, чем полагалось бы заплатить, за то, что она станет суррогатной матерью для их ребёнка, – напомнила она. – Но сколько таких людей в стране? Сколько людей, не имеющих близких друзей или родственников, готовых вынести тяготы суррогатного материнства даром, просто из сострадания? Это глупый закон, и писать тут не о чём!
Однако Зед Бенджамин и на это смотрел иначе. Он заявил, что темой для статьи является как раз закон сам по себе. Из-за него появляются отчаявшиеся женщины, которые ищут отчаянные средства.
– Прости, что так говорю, но я не думаю, что «Сорс» заинтересуется темой деторождения, – возразила Дебора.
– Посмотрим, – многозначительно произнёс репортёр.
Они расстались у входа в гостиницу. Дебора устало вошла внутрь, и тут же ей был вручён запечатанный конверт, на котором красовалось её имя. А почерк был знаком ей уже много лет, ещё с тех пор, когда Томми изучал фотодело в Калифорнии.
Послание было коротким: «Деб, что я могу сказать? Томми». И это действительно было так. Что бы он мог сказать? Дебора лгала ему, она не ответила на его звонок, и теперь Томми был расстроен из-за неё так же, как Саймон. Как она всё запутала…
Дебора отправилась в свой номер и начала собирать вещи, одновременно обдумывая все свои последние поступки. Прежде всего, она огорчила брата Саймона, Дэвида, резко отказавшись даже думать об открытом усыновлении, которое он старался устроить исключительно из желания помочь им. Потом – Саймон, которого она просто оттолкнула от себя, и лишь потому, что не хотела уезжать из Камбрии, когда уже было ясно, что их дело – то есть помощь Томми в расследовании смерти Яна Крессуэлла – было закончено. И, наконец, была ещё и Алатея Файрклог, чьи надежды на суррогатную мать были, скорее всего, разрушены, потому что Дебора вмешалась в чисто личное дело, хотя эта женщина хотела только того, чего хотела и сама Дебора: произвести на свет ребёнка.
Дебора прекратила сборы и села на кровать. Она задумалась о том, что в последние годы её жизнь слишком часто подчиняется тому, над чем Дебора не властна. Не в её силах было добиться исполнения собственных желаний. Она ничего не могла сделать для того, чтобы стать матерью, и это потому, что она слишком сильно хотела ею стать. Наверное, и Алатее Файрклог пришлось пройти через то же самое…
Теперь наконец Дебора поняла, почему эта латиноамериканка так испугалась её появления и так не хотела разговаривать с ней. Алатея с мужем договорились об оплате за вынашивание ребёнка для них, и насколько могла понять Алатея, Дебору послали в Камбрию из лабораторий Ланкастерского университета, чтобы разнюхать всю правду о договоре между Алатеей и Люси Кеверни, прежде чем начнутся процедуры, необходимые для суррогатной беременности. А таких процедур должно быть множество, в этом Доротея не сомневалась. И никто не собирался их проводить, пока учёные и доктора не убедятся, что тут всё чисто. Именно так Дебора представляла ход мыслей Алатеи.
Вот и получалось, что Дебора преследовала несчастную женщину с самого момента своего появления в Камбрии, хотя они обе мучились одним и тем же желанием получить то, что так легко даруется другим женщинам, что многие женщины даже называют «ошибкой»…
Дебора осознала, что должна бы принести извинения за свои поступки в последние несколько дней везде, где только она бывала. И начать приносить эти извинения следовало с Алатеи Файрклог. Она твёрдо решила, что должна это сделать, прежде чем покинет Камбрию.
Камбрия, Милнторп
Почти всё, что Зед наговорил рыжей из Скотленд-Ярда, было полной ерундой, и он прекрасно это осознавал. Высадив женщину возле гостиницы, Зед не стал возвращаться в Уиндермир. Вместо того он проехался по центральной дороге Милнторпа к тому месту, где она пересекалась с улицей, шедшей с востока на запад, вдоль торговой площади, остановился возле серого жилого дома и вышел из машины.
Некоторое время Зед просто бесцельно бродил туда-сюда, потом наконец подошёл к газетному киоску и купил последний выпуск «Сорс». Держа его под мышкой, он отправился к закусочной, которую увидел неподалёку; там в основном готовили рыбу и жареную картошку, но в витрине красовался ещё и пирог с олениной.
Зед взял себе двойную порцию трески с картошкой и апельсиновую «Фанту». Устроившись за столиком, он развернул «Сорс», чтобы просмотреть передовицу и, главное, подпись под ней.
Конечно, это был Мишель Корсико. Статья была буквально ни о чём, полная ерунда: какой-то дальний родственник королевской семьи произвёл на свет младенца смешанной крови, фото прилагается. Это была девочка пяти лет от роду. Она была хорошенькой, как большинство полукровок, и явно собрала все лучшие гены своих родителей. Её отец никак не мог претендовать на трон, разве что и нынешняя монархическая семья, и абсолютное большинство её родни разом оказались бы на корабле где-нибудь в Атлантике и налетели бы на айсберг, и эта мелкая деталь вообще-то лишала статью пикантности. Но такой факт явно не имел значения для Мишеля Корсико, или, скорее, для Родни Аронсона, который решил отдать под статью первую полосу, независимо от того, насколько незначительной была фигура королевского родственника.
Первая страница предполагала, что это должно быть главным разоблачением года, десятилетия, возможно, даже века, и уж «Сорс» постарался выжать из темы всё, как последнюю каплю молока из вымени подыхающей коровы. Родни оформил статью по всем правилам: трёхдюймовый заголовок, зернистое фото и так далее, крупная подпись Мишеля, продолжение на восьмой странице – хотя как раз это говорило о том, что Родни на самом деле думал о предложенной читателям сенсации, потому что восьмая страница – это слишком далеко. И, конечно, там уже шла речь о совсем неинтересном прошлом матери ребёнка и ещё менее интересном прошлом дальнего родственника королевской семьи, который, в отличие от большинства членов этой семьи, хотя бы родился с приличным подбородком.
Разумеется, таблоид был осторожен, всё-таки политическая корректность была последним криком моды. Но на самом деле предлагать подобное публике можно было, только не имея вообще ничего приличного. И Зед пришёл к выводу, что Родни испытывает острую потребность в настоящей теме.
Зед рассудил, что это, похоже, даёт ему неплохой шанс самому очутиться на первой полосе, если он как следует скомпонует собранные в Камбрии факты. Поэтому Зед отодвинул газету, сдобрил свою рыбу солодовым уксусом, открыл «Фанту» и начал разбираться в том, что ему теперь было известно о Николасе Файрклоге и восхитительной Алатее.
Факты, конечно, были на первый взгляд аппетитными. Детектив из Скотленд-Ярда рыскает по Камбрии. Николас Файрклог и его жена собираются заплатить некоей женщине куда больше, чем то допустимо… но хотя это и незаконно, статью из этого не слепишь. А суть-то как раз была в том, как превратить всё это в сенсацию или хотя бы в статью не хуже, чем о незаконном отпрыске дальнего родственника королевской семьи.
Зед и так и эдак рассматривал возможности, перебирая детали, из которых следовало сложить эффектное целое. Итак, у него имелись яйцеклетки, сперма, мужчина, женщина, ещё одна женщина и деньги. Чьи яйцеклетки, чья сперма, что за мужчина, что за женщина и чьи деньги? Тут возможны были варианты.
Может быть, яйцеклетки несчастной Алатеи оказались недостаточно хороши (а бывает ли так?), чтобы выполнить свою задачу, и нужно было искусственно заменить их (или как это называется?), чтобы они встретились с ясно чем Николаса? Ну да, если её собственные яйцеклетки недостаточно хороши, необходимо воспользоваться чьими-то ещё. Но Ник и Алатея не хотят, чтобы об этом узнали в семье, потому что… почему? Наследство? Что говорят о таких случаях законы о наследстве? Но наследство тут в любом случае должно быть замешано, и речь не только о производстве оборудования для ванных комнат и туалетов… упоминание о которых может превратить статью в нечто очень смешное, но похвалят ли за это на Флит-стрит? А может быть, сперматозоиды Николаса не годятся в дело? В конце концов, многие годы пьянства и наркотического дурмана могли ослабить их настолько, что они теперь не в силах добраться до цели? Может быть, пришлось позаимствовать чужие сперматозоиды, чтобы произвести на свет дитя, которое будет считаться настоящим Файрклогом? Это было бы интересно…
Или, может быть, стоит сделать упор на деньги, которые должны быть заплачены Люси Кеверни? Ведь вряд ли у Николаса могут быть в распоряжении большие суммы, где бы он их взял? А может, тут и доктора как-то замешаны? Да, это тоже вариант…
К тому времени, когда Зед покончил с двойной порцией рыбы и картошки, он пришёл к выводу, что наилучшим вариантом может стать дешёвая история о покупке машины для производства детей – именно так это следует преподнести Родни Аронсону, – которая начнётся с Ника Файрклога. Рассуждения Зеда были достаточно просты. Он знал человеческую натуру, не досконально, но достаточно хорошо. И то, что он знал о людях, заставляло его предположить, что в тот самый момент, когда они с детективом Скотленд-Ярда распрощались с Люси Кеверни, Люси схватилась за телефон и позвонила Алатее Файрклог, чтобы сообщить ей ужасные новости.
Значит, теперь Зеду нужно было чуть-чуть нажать на Ника и добиться от него правды о сделке с той женщиной из Ланкастера.
Зед забрал свою газету и вернулся в машину. Посмотрев на часы, он решил, что в это время дня Николас Файрклог должен находиться в Миддлбэрроу, на площадке, где восстанавливалась защитная башня. Следовательно, туда и нужно ехать.
Ему пришлось проехать мимо гостиницы «Ворон и орёл» к трассе, что вела в сторону Арнсайда. Дальше его путь лежал по извилистой дороге вдоль песков Милнторпа, которые в данный момент действительно были песками, хотя и весьма мокрыми, потому что вода отступила к морю, как будто её и не бывало здесь никогда. А вдали, со стороны Хэмфри-Хеда, на берег наползал туман. Он был густым, и воздух сразу наполнился влагой. Капли воды сгустились на окнах коттеджей, на ветвях деревьев. И дорога стала мокрой и скользкой.
Добравшись до старинной башни, Зед оставил машину невдалеке от неё. Он увидел, что прямо сейчас никто не работает на площадке. Но когда он вышел из автомобиля, окунувшись в сырой воздух, сразу услышал взрыв грубого мужского смеха и пошёл на этот звук, который, как выяснилось, доносился из палатки-столовой. Внутри собрались все рабочие. Они сидели за столами, но не ели. Их внимание было сосредоточено на каком-то старике, стоявшем перед ними в небрежной позе; одну ногу он поставил на стул, а локтем оперся о колено. Он как будто рассказывал собравшимся какую-то историю, а они слушали с немалым удовольствием. Заодно они наслаждались кофе и чаем и так при этом дымили сигаретами, что у Зеда сразу защипало глаза.
Зед заметил Николаса Файрклога в то самое мгновение, когда тот заметил его. Он сидел в дальней части палатки, откинувшись на спинку стула и положив ноги на стол, но, как только он встретился глазами с Зедом, сразу вскочил. И быстро направился к выходу. Подхватив Зеда под руку, он увлёк его наружу и сказал:
– Тут у нас не открытое собрание.
И его голос прозвучал отнюдь не по-дружески. Из этого Зед сделал вывод, что он стал свидетелем того, что мужчины не хотели бы демонстрировать посторонним, то есть заседание анонимных алкоголиков, или наркоманов, или что-то в этом роде. И ещё ему стало понятно, что Николас Файрклог вовсе не намерен с распростёртыми объятиями снова впускать его в свою жизнь. Да, это было не слишком приятно.
– Мне бы хотелось поговорить, – сказал Зед.
Файрклог кивнул в сторону палатки и ответил:
– Я, как видите, занят. Придётся вам подождать.
– Не думаю, что это возможно, – возразил Зед и достал блокнот, чтобы подчеркнуть своё заявление.
Файрклог прищурился.
– В чём дело?
– В Люси Кеверни.
– В ком?
– Люси Кеверни. Или, возможно, вы её знаете под каким-то другим именем? Та женщина, которую вы с женой наняли для суррогатного материнства.
Файрклог уставился на него во все глаза, и Зед сразу понял всё то, что говорил ему взгляд собеседника. «Ты что, с ума сошёл?› Но ведь вопрос Зеда не имел никакого отношения к безумию.
– Суррогатное материнство? – повторил Файрклог. – Зачем?
– А вы как думаете? – ответил вопросом Зед. – Суррогатная мать. Мне бы хотелось поговорить с вами о той сделке, которую вы с женой заключили с Люси Кеверни, которая должна выносить вашего ребёнка.
– Сделка? Нет никакой сделки! Чёрт побери, о чём вы говорите?
Зед почувствовал, как его охватывает радость, а в его уме вспыхнуло слово: «Попал!» У него была статья.
– Давайте-ка немного пройдёмся, – предложил он.
Камбрия, Брайанбэрроу
Манетт всё ещё пыталась осмыслить услышанное, когда поднималась по лестнице, оставив родителей и невесту Кавеха в гостиной после того, как приготовила и подала им чай и бисквиты, которые принесла на ржавом подносе, найденном в кухонном буфете. Бог знает, зачем она стала хлопотать с этим чаем, думала Манетт, но ей, видимо, до конца дней было суждено страдать от хорошего воспитания и устоявшихся привычек.
Они уже разобрались в замешательстве, возникшем при упоминании имени Яна Крессуэлла и того, чем он был для Кавеха, по крайней мере настолько, насколько вообще что-то знали его родители. Несколько секунд обсуждения, и выяснилось, что в представлении стариков Кавех просто снимал комнату в доме владельца фермы; просто, когда они разговаривали с сыном по телефону, он никогда не упоминал его имени, И этого имени не было в его письмах, на открытках и так далее. И они сочли чудом из чудес то, что владелец почему-то составил завещание в пользу их сына, когда сам совершенно неожиданно купил эту ферму. Это было более чем чудом, потому что Кавех теперь мог наконец жениться, так как обзавёлся собственным домом, куда и мог привезти жену. Конечно, он не нуждался в доме, как много раз напоминали ему отец и мать, потому что они с женой вполне могли бы жить с родителями, так это принято на их родине, в Иране, там ведь в одном доме могут обитать много поколений. Но Кавех – современный молодой человек, и он нахватался современных британских идей, а британские молодые люди не желают приводить жён в дома своих родителей. Он считал это невозможным. Хотя, по правде говоря, какая разница, если теперь Кавех настаивает: родители должны переехать к нему на ферму. Наверное, они так и сделают, чтобы поторопить его с появлением внуков.
Эти добрые люди представления не имели о склонностях своего сына, и Манетт тут же решила, что не ей рассказывать им об этом. Но она пожалела милую бедняжку Иман, собравшуюся замуж за человека, который, скорее всего, будет вести двойную жизнь, вроде той, какую вёл сам Ян. Но что она могла поделать? Да если бы и попыталась… ну, например, сказала бы: «Вы меня извините, но разве вы не знаете, что Кавех много лет развлекался с мужчинами?» – то она лишь всё усложнила бы, сунувшись не в своё дело. Манетт решила, что Кавех вправе поступать как ему вздумается. Его родные могут и сами со временем узнать правду. Или останутся в блаженном неведении. Её собственной задачей в данный момент были поиски Тима Крессуэлла. Но теперь она, по крайней мере, знала, почему Тим сбежал. Наверняка Кавех сообщил ему о предстоящей свадьбе. И от этого бедный парнишка мог вообще свихнуться.
Но куда мог податься Тим? Манетт вернулась в спальню мальчика, узнать, нашёл ли Фредди хоть какой-то след.
Похоже, он его действительно нашёл. Фредди продолжал копаться в ноутбуке Тима, но повернул его так, чтобы входящие в комнату не смогли увидеть монитор. Манетт решила, что это не к добру. Тем более что лицо Фредди было мрачным.
– Что такое? – спросила она.
– Фотографии. Они тут появились некоторое время назад.
– О каких фотографиях речь? – Манетт шагнула к стулу Фредди, который он тоже развернул так, чтобы видеть дверь.
Фредди вскинул руку:
– Тебе не нужно на них смотреть, дорогая.
– Фредди, что там?!
– Начинается всё довольно мягко, не более того, что можно увидеть в тех журналах, которые продаются в чёрных пакетах. Ну, ты знаешь, что я имею в виду. Обнажённые женщины, демонстрирующие определённые места своих тел, хорошо сделанные снимки… Мальчики любят такие вещи.
– Ты тоже любил?
– Ну… И да и нет. Мне скорее нравились фотографии груди. Красивые позы и всё такое. Но времена меняются, а?
– Ладно, а потом?
– Ну, первая подруга у меня появилась тогда, когда я был ещё слишком молод для подобного…
– Фредди, милый, я говорю о компьютере! Там есть что-то ещё? Ты сказал, что начинается всё мягко.
– Ох… да. Но потом уже идут снимки мужчин и женщин вместе, занятых… ну, ты понимаешь.
– Но это тоже вполне естественное любопытство, так?
– Согласен. Но дальше идут мужчины с мужчинами.
– Это из-за Яна и Кавеха? Может, потому, что он сомневается в самом себе?
– Всё может быть. Даже скорее всего. Тим мог пожелать разобраться. В себе, в них, вообще…
Но Фредди произнёс это таким мрачным тоном, что Манетт без труда поняла: это не всё.
– А что дальше, Фредди? – спросила она.
– Ну, потом начинаются фильмы. Живое действие. И актёры – или кто уж там снимался – меняются.
Фредди с силой потёр подбородок, и Манетт услышала шорох его щетины, и это напомнило ей, как всегда действовал на неё этот звук – успокаивал и расслаблял, – хотя Манетт и не могла бы объяснить, почему это так.
– Мне, видимо, следует спросить, как именно меняются действующие лица?
– Мужчины и мальчики, – ответил Фредди. – Очень молодые мальчики, Манетт. Лет десяти-двенадцати. А сами фильмы… – Фредди заколебался на мгновение-другое, потом наконец посмотрел прямо на Манетт, и в его глазах отразилась вся глубина его опасений. – Юные мальчики с немолодыми мужчинами, иногда наедине, но чаще группами. Я хочу сказать, мальчик всегда один, но мужчины… Там даже… боже, это просто невыносимо… там даже есть один пацан, которому на вид лет девять, не больше.
– Боже… – выдохнула Манетт.
Она попыталась связать всё вместе: почему интерес Тима от обнажённых женщин сместился к обычному сексу между мужчинами и женщинами, потом – к сексу между мужчинами, потом – к сексу мужчин и мальчиков… Она не настолько разбиралась в подростках, чтобы понять: естественное ли это любопытство, или здесь кроется нечто куда более зловещее. И боялась, что скорее последнее.
– Как ты думаешь, мы должны?.. – спросила Манетт.
Но закончить вопрос она не сумела, потому что просто не знала, каким может быть следующий шаг – то ли звонить в полицию, то ли детскому психологу, то ли просто надеяться на лучшее…
Подумав, Манетт снова заговорила:
– Я хочу сказать, если он стал искать подобные вещи… Мы хотя бы должны сообщить об этом Найэм. Но, конечно, что в том толку?
Фредди покачал головой.
– Он вовсе ничего не искал, Манетт.
– Я не понимаю. Ты ведь только что сказал…
– Сам он искал только снимки женщин, женщин и мужчин, мужчин с мужчинами, а это может быть просто результатом его растерянности из-за отца и Кавеха. Но больше он ничего не пытался найти.
– Но тогда?… – Манетт наконец поняла. – Ему это присылали?!
– Да, здесь есть след электронных сообщений от некоего субъекта, который называет себя «Той-фор-ю». А этот след ведёт к некоему чату… Полагаю, из этого чата разными путями можно добраться до коллекций определённых снимков… а уже оттуда – до более закрытых чатов. И где-то есть сайт, который по определённым причинам называется просто «Сайт». Нити тянутся во все стороны. Нужно просто следовать за ними.
– И зачем этот «Той-фор-ю» такое делает?
– Похоже на неторопливое совращение. Вроде как сначала вполне невинное развлечение, медленное воздействие, уверения, что всё происходит «между согласными на это взрослыми», а потом осторожное предложение: «Посмотри вот на это и скажи, что ты думаешь», «Ты не думал о таком?» и так далее.
– Фредди, но что отвечал на это Тим?
Фредди побарабанил пальцами по столу. Похоже, он старался сформулировать ответ. Или же пытался сложить вместе все кусочки головоломки. Манетт окликнула его, чтобы поторопить. Наконец Фредди сказал:
– Тим, судя по всему, решил заключить с этим типом какую-то сделку.
– С этим «Той-фор-ю»?
– Хм… Да. Этот парень – а я полагаю, что мужчина, – говорит в последнем письме: «Ты сделаешь что-то в этом роде, а я сделаю всё, чего захочешь ты».
– Что значит «в этом роде»? – спросила Манетт, хотя она совсем не была уверена, что хочет это знать.
– Он упоминает об ещё одном видео, прилагавшемся к письму.
– Мне нужно это знать?
– Гефсиманский сад, – ответил Фредди. – Только римские солдаты никого не арестовывали.
– Боже… – выдохнула Манетт. И тут же её глаза расширились, она вскинула руку, чтобы прикрыть рот. – Он пишет: «Я сделаю всё, чего захочешь ты»? Фредди, ужас какой, ты думаешь, Тим договорился с этим человеком об убийстве Яна?
Фредди быстро встал, резко отодвинув стул, подошёл к Манетт и сказал:
– Нет, нет! – И быстро погладил её по щеке. – Это письмо… оно пришло уже тогда, когда Ян утонул. Чего бы ни хотел Тим, это не относится к смерти его отца. Но мне кажется, что он хочет это получить в обмен на порнографические съёмки.
– Но чего он может хотеть? И где он сейчас? Фредди, мы должны его найти!
– Мы этим и занимаемся.
– Но как?.. – Тут Манетт вспомнила карту, которую видела на столе Тима, и принялась ворошить бумаги на его столе. – Погоди, погоди… – бормотала она.
Карта нашлась. Но одного взгляда на неё хватило, чтобы понять: пользы от неё немного. Потому что это было увеличенное изображение части какого-то безымянного города, и если Фредди не знал, где находятся улицы Лейк, Олдфилд, Александра, Вудленд и Холи-роуд, они могли понапрасну потерять уйму времени, перелистывая атлас улиц и дорог, ища сведения в Интернете или проделав какой-нибудь волшебный фокус для того, чтобы определить, какое из мест в Камбрии изображено на карте.
– Бесполезно, бесполезно! – сказала Манетт. – Это просто улицы, Фредди. – Она показала ему карту. – И что теперь? Мы должны его найти! Должны!
Фредди посмотрел на карту и быстро сложил её. Выключив ноутбук, он сказал:
– Идём отсюда.
– Куда? – спросила Манетт. – Куда, чёрт побери?.. Ты что, знаешь?
Боже, подумала Манетт, и зачем только она развелась с этим человеком?
– Понятия не имею, – ответил Фредди. – Но догадываюсь, кто может знать.