Текст книги "Верь в мою ложь"

Автор книги: Элизабет Джордж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 47 страниц)

Камбрия, Арнсайд

Алатея Файрклог встревожилась, когда ей позвонила Люси Кеверни. Они ведь договаривались, что Люси никогда не будет ей звонить, ни на мобильный, ни на стационарный телефон в Арнсайд-хаусе. Конечно, Люси знала её номера, потому что таким способом Алатея пыталась придать законный вид тому незаконному, что происходило между ними. Но она сразу дала понять Люси, что звонок ей положит конец всему, а ведь ни одна из них этого не хотела.

– Но что делать в случае крайней необходимости? – спросила тогда Люси, вполне разумно.

– Тогда, конечно, ты должна позвонить. Но ты, надеюсь, поймёшь, если в тот момент я не смогу с тобой разговаривать.

– Нам нужно нечто вроде кода.

– Для чего?

– Для такого случая, когда ты не сможешь говорить. Ты ведь не можешь просто сказать: «Извини, я сейчас не могу разваривать», если твой муж окажется рядом. Это было бы уж слишком откровенно, да?

– Да. Конечно. – Алатея немного подумала над словами Люси. – Я скажу: «Нет, извините. Я не отправляла никаких посылок». А как только смогу, перезвоню тебе. Но, может быть, не сразу. Может быть, только на следующий день.

Так они и договорились. До сих пор всё шло спокойно, и у Люси не возникало необходимости звонить. И все вполне естественные страхи Алатеи относительно их весьма конфиденциального договора со временем утихли. Поэтому, когда Люси позвонила почти сразу после их поездки в Ланкастер, Алатея поняла, что случилось нечто дурное.

Насколько дурное, стало ясно через несколько мгновений Их видели вместе там, в университете, сообщила ей Люси. Их видели в здании лабораторий. Может, это ничего бы и не значило, но та женщина проследила за ними от университетского городка до приюта инвалидов войны. И пожелала поговорить о суррогатном материнстве. Она ищет суррогатную мать которая выносила бы ребёнка для неё. И это тоже могло ничего не значить. Но тот факт, что женщина решила поговорить с Люси, а не с Алатеей…

– Она сказала, что у тебя «особый взгляд», – пояснила Люси. – Сказала, что сразу всё поняла, потому что сама всё это испытала. И потому решила, что разговаривать о возможном суррогатном материнстве нужно со мной, а не с тобой, Алатея.

Алатея разговаривала с Люси, сидя у камина в главном холле. Это было удобное местечко, над которым нависала причудливая галерея менестрелей, и Алатее здесь нравилось, потому что по одну сторону от неё было окно, выходившее на лужайку, а с другой стороны ей хорошо видна была дверь – на тот случай, если кто-то войдёт в холл.

Она была одна. До звонка она пролистывала книгу о вариантах реставрации старых зданий, но думала совсем не о восстановлении Арнсайд-хауса, а о том, как продвигалось их с Люси дело. Размышляла о том, как добиться успеха на каждом из очередных шагов. Скоро, очень скоро, решила она, мисс Люси Кеверни, начинающий драматург из Ланкастера, которой приходится зарабатывать на жизнь службой в приюте для инвалидов войны, войдёт в её жизнь как новая подруга. И с этого момента всё пойдёт куда проще. Конечно, дела никогда не будут складываться идеально, но тут и говорить не о чем. Всем приходится мириться с несовершенством мира.

Когда Люси сказала, что за ними следила некая женщина, Алатея мгновенно поняла, кем была та особа. Ей не понадобилось много времени на то, чтобы сложить вместе все кусочки головоломки, и она пришла к единственно возможному выводу: та рыжая, что назвалась Деборой Сент-Джеймс, проследила за ней самой, проследила от самого Арнсайда.

Все страхи Алатеи как раз и вертелись вокруг этой журналистки. Алатея видела «Сорс», знала, как жадно ищет это издание разного рода скандалы. Первый визит того мужчины в Камбрию был для неё тяжёлым испытанием, второй – настоящей пыткой. Но худшим, что предполагало его присутствие здесь, были фотографии, которые вполне могли привести к разоблачению. А с появлением рыжеволосой женщины разоблачение уже стучалось в дверь…

– Что ты ей сказала? – спросила Алатея тихо и как можно более спокойно.

– Всю правду о суррогатном материнстве, только она и сама уже почти всё это знала.

– О какой правде ты говоришь?

– Ну, что есть разные варианты и способы, и о законной стороне дела, всё такое. Я сначала подумала, что в этом нет ничего особенного. Конечно, выглядит странновато, но ты ведь понимаешь, когда женщины впадают в отчаяние… – Люси замялась.

Алатея ещё тише произнесла:

– Продолжай. Когда они в отчаянии…

– Ну, они способны на крайности, разве не так? Вот я и подумала, что эта женщина вполне могла поехать в университетские лаборатории для консультации, увидеть там нас где-то в коридорах, может быть, когда она выходила из какого-нибудь офиса…

– И что?

– И решила, что это её шанс. Я хочу сказать, мы ведь с тобой тоже так познакомились.

– Нет. Мы познакомились через объявление.

– Да. Конечно. Но я говорю о… ну, о случайности. И о чувстве отчаяния. Так она всё это описывала. Поэтому я поначалу ей поверила.

– Поначалу. А потом что случилось?

– Вот как раз поэтому я тебе и звоню. Когда она собралась уходить, я проводила её до выхода из здания. Ну, как это обычно делается. Она пошла в сторону улицы, и я ничего такого не подумала, но потом я подошла к окну в коридоре и случайно увидела – совершенно случайно! – как она вдруг изменила направление. Я решила, что она надумала вернуться, чтобы ещё о чём-то поговорить, но она миновала вход и села в какую-то машину, стоявшую в стороне, у дороги.

– Может, она забыла, где припарковалась? – предположила Алатея, хотя и понимала, что там было нечто другое что всерьёз заинтересовало Люси.

И так оно и вышло.

– Да, и мне сначала то же самое пришло в голову. Но когда она подошла к машине, оказалось, что приехала она не одна. Мне не видно было, кто там, но дверца открылась, кто-то открыл её изнутри… Вот я и осталась у окна и ждала, когда машина проедет мимо. За рулём сидела не та женщина, а какой-то мужчина. Конечно, мне это показалось подозрительным. Я хочу сказать, если она приехала с мужем, почему они не подошли ко мне вместе? Почему она вообще не упомянула о нём? Не сказала хотя бы, что он ждёт её в машине? Почему не сказала, что муж её поддерживает в её намерениях? Или он был как раз против? Или вообще ничего не знал? Но она ведь ни слова не сказала о нём! Так что после этого вся её история насчёт того, что она случайно на нас наткнулась…

– Как он выглядел, Люси?

– Я не могла его рассмотреть как следует, только мельком увидела. Но подумала, что лучше позвонить тебе, потому что… Ну, ты понимаешь. Мы ведь идём по очень тонкому льду, и…

– Я могу заплатить больше.

– Я совсем не поэтому звоню. Боже, как ты могла… Мы ведь уже обо всём договорились. Я совсем не собираюсь вышибать из тебя деньги. Конечно, деньги – вещь отличная, но мы уже согласовали сумму, а я не привыкла нарушать данное слово. Просто я хотела, чтобы ты знала…

– Значит, мы должны поскорее во всём разобраться. Поскорее. Мы должны.

– Вот как раз это я и… Я-то предположила, что нам как следует немножко приостановиться. Думаю, нам нужно удостовериться, что эта женщина, кем бы она ни была, не имеет к нам никакого отношения. Может, на месяц или два…

– Нет! Мы договорились! Мы не можем откладывать!

Мне кажется, мы должны, Алатея. Даже обязаны. Посмотри вот с какой стороны: если мы выясним, что всё это действительно просто странное совпадение, мы сразу продолжим. В конце концов, я рискую больше, чем ты.

Алатея словно онемела, её как будто стиснуло чем-то со всех сторон, и хватка всё усиливалась, и в конце концов она уже и дышать не могла… Она с трудом пробормотала:

– Конечно, я ведь в твоей власти…

– Алатея! Милая… речь ведь не о власти! Речь о безопасности. Твоей и моей. Мы затеяли игру с законом. Конечно, тут и другого много, но, пожалуй, нам ни к чему это затрагивать.

– Какого другого? – требовательно спросила Алатея.

– Да ничего, ничего. Это просто фраза. Послушай, мне нужно вернуться на работу. Поговорим через несколько дней. А ты пока не слишком беспокойся, хорошо? Я никуда не денусь. Просто момент не слишком удачный. Мы должны убедиться, что появление этой женщины ничего не означает.

– Да как же мы это узнаем?

– Да просто. Если я не увижу её снова, значит, всё в порядке.

Люси Кеверни отключилась, продолжая бормотать что-то о том, что Алатее незачем тревожиться, что надо хранить спокойствие, держаться поосторожнее… Она – Люси – никуда не денется. Они свяжутся или увидятся в ближайшие дни. Всё пойдёт по плану.

Алатея ещё несколько минут сидела у камина, пытаясь сообразить, каковы теперь её возможности и остались ли они вообще. Она с самого начала ощутила, что от той рыжеволосой исходит опасность, что бы там ни твердил Николас. А теперь Люси увидела рыжую вместе с каким-то мужчиной, и Алатея поняла, в чём состоит эта опасность. Есть люди, которые не вправе жить так, как им хочется, и она оказалась в числе этих несчастных. Алатея обладала редкой красотой, но это ничего не значило. Как раз наоборот, это с самого рождения было настоящим её проклятием.

Алатея услышала, как хлопнула дверь в другом конце дома. Она нахмурилась, быстро встала и посмотрела на наручные часы. Ник должен был уехать на работу, а оттуда отправиться к башне. Но когда Николас позвал её и Алатея услышала панику в его голосе, она поняла, что он ездил куда-то в другое место.

Она поспешила навстречу мужу.

– Ники, я здесь! Здесь!

Они встретились в длинном коридоре, обшитом дубовыми панелями, где почти не было света. Алатея не могла рассмотреть выражение его лица. Но голос Николаса напугал её, так напряжённо он прозвучал.

– Это всё из-за меня, – сказал он. – Это я всё погубил, Алли.

Алатея тут же подумала о вчерашнем дне: о том, как расстроен был Николас, о том, что в Камбрию явился детектив из Скотленд-Ярда, чтобы порыться в обстоятельствах смерти Яна Крессуэлла. И на одно ужасное мгновение ей показалось, что её муж признается в убийстве своего кузена, и её как будто ударило молнией, когда она увидела все последствия столь чудовищного признания, если им не удастся скрыть правду… Если бы ужас мог проявляться физически, он бы сейчас наполнил коридор вокруг них.

Алатея схватила мужа за руку и сказала:

– Ники, прошу тебя… Ты должен мне всё рассказать, объяснить, что случилось. А потом мы вместе решим, что делать.

– Не думаю, что смогу…

– Но почему? Что произошло? Что могло быть такого ужасного?

Николас прислонился к стене. Алатея, держа его за руку, снова заговорила:

– Дело в Скотленд-Ярде? Ты разговаривал с отцом? Неужели он действительно думает…

– Да это всё тут ни при чём, – ответил Николас. – Просто нас с тобой окружают лжецы. Моя мать, мой отец, и сёстры, наверное, и этот чёртов репортёр из «Сорс», и та киношная тётка… Только я этого не замечал, потому что думал об одном: как самоутвердиться! – Он буквально выплюнул последнее слово. – Самолюбие, эго, эго… – Повторяя это, он колотил себя кулаком по лбу. – Меня одно заботило: как доказать всем, а в особенности им, что я уже не тот человек, которого они знали. Что с наркотиками покончено, и покончено навсегда. И они должны были это увидеть! Не только мои родные, но и весь этот проклятый мир. Вот я и хватался за каждую возможность проявить себя, и только из-за этого, только из-за этого мы очутились в таком положении.

Когда он упомянул о «киношной» женщине, Алатею пробрало холодом. Снова и снова всё стягивалось к этой женщине, которую они так беспечно впустили в свой дом – с фотоаппаратом! – и отвечали на её вопросы, и верили её словам… Но ведь Алатея с самого начала видела, что тут что-то не так. И теперь эта особа очутилась в Ланкастере, чтобы поговорить с Люси Кеверни. Как она быстро всё разнюхала… Алатея и не предполагала, что такое возможно. Она сказала:

– Но где именно мы очутились, Ники?

Николас рассказал ей всё. О репортёре из «Сорс», о том, что принял рыжеволосую за детектива из Скотленд-Ярда. О том, что произошло между его родителями, о том, как поскандалил с ними в присутствии Манетт и Фредди Макгая. О том, что это его мать пригласила детектива из Лондона. И о том, как они все удивились, когда он заговорил о женщине, так расстроившей Алатею, и назван её сыщицей… И наконец умолк.

– И что потом, Ники? – осторожно спросила Алатея. – Они что-нибудь сказали? Произошло ещё что-то?

Он ответил глухим, неживым голосом:

– Она вообще не из Скотленд-Ярда. Я не знаю, кто она такая. Но кто-то ведь нанял её для того, чтобы она приехала в Камбрию… сделала снимки… О, конечно, она утверждала, что ей от тебя ничего не нужно, что не о тебе будет тот поганый фильм, но кто-то ведь прислал её сюда, и это не кинокомпания и не Скотленд-Ярд, и ты понимаешь теперь, почему меня это так испугало, Алли? И всё это из-за меня. Я-то думал, что уже и то плохо, что мои родители пригласили детектива расследовать смерть Яна, и что всё это из-за меня. Но когда я узнал, что всё случившееся в нашем доме – приезд той женщины – совершенно не имеет отношения к смерти Яна, а случилось просто потому, что я это позволил, из-за своего самолюбия ради какой-то глупой статьи в дурацком журнале, а ведь это может навести кое-кого на след…

Алатея без труда поняла, к чему он ведёт. Наверное, она с самого начала это понимала.

– Монтенегро… Ты думаешь, её нанял Рауль? – чуть слышно произнесла она.

– А кто ещё это может быть, чёрт побери? И всё это натворил я, Алли. Как мне теперь жить с этим?

Он проскочил мимо жены и стремительно пронёсся по коридору, в гостиную. Там Алатея могла рассмотреть его лучше в остатках дневного света. Николас выглядел ужасно, и вдруг Алатея почувствовала себя виноватой. Хотя не она, а Николас впустил в дом ту мерзкую особу, прикинувшуюся документалисткой; он позволил ей влезть в их жизнь… Но тут уж ничего было не поделать. В их взаимоотношениях Алатея играла роль дарящей, а роль Николаса состояла в том, чтобы отчаянно нуждаться в её дарах, и он с самого начала не задавал ей никаких вопросов и не хотел ничего знать – до тех пор, пока не поверил, что она его любит. А она именно этого и искала: ей нужен был тихий приют, где она могла бы укрыться и где никто не стал бы задавать опасных вопросов.

Алатея смотрела в окно, за которым день уже переходил в мягкие осенние сумерки. Небо и залив под ним были одного цвета, серые облака играли оранжевыми полосами, и те же полосы танцевали на воде, отражавшей садившееся солнце.

Николас подошёл к эркеру, сел на одну из стоявших там кушеток и опустил голову на руки.

– Я предал тебя, – сказал он. – И самого себя тоже предал.

Алатее захотелось как следует встряхнуть мужа. Ей хотелось сказать ему, что сейчас не время жалеть себя, не время сосредотачиваться на себе, раз уж вокруг начинается такая буря неприятностей. Хотелось закричать, что он и представления не имеет, как плохо всё может обернуться для них обоих. Но поступить так значило зря тратить силы, а в этом никакого смысла не было. Ведь Николас пока ещё даже в малейшей степени не догадывался о том, что ждало их на самом деле.

Николас думал, что если Рауль Монтенегро снова появится в их жизни, это будет означать конец всего. Но он не знал, что на самом деле всё было гораздо хуже: появление Рауля Монтенегро было всего лишь началом.

Лондон, Блумсбери

Барбара отправилась в Блумсбери, чтобы быть поблизости, когда Таймулла Ажар наконец позвонит ей. Остро нуждаясь в информации о Рауле Монтенегро – не говоря уж о том, что нужно было разобраться во всей этой путанице с Санта-Марией-де-ла-Крус-де-лос-Анджелес-и-так-далее, – она рассудила, что самым подходящим местом для ожидания будет интернет-кафе. И успела подстрелить двух пташек, пока ждала, когда наконец Ажар раздобудет для неё переводчика с испанского.

Прежде чем уйти из библиотеки, Нката тихо сказал Барбаре:

– Набирай ключевые слова и иди по следу. Это совсем несложно, Барбара. Всё получится.

Из этого Хейверс сделала вывод, что ей нужно просто выбирать имена из тех статей, что у неё имелись, независимо от того, на каком языке были написаны статьи. Когда она отыскала интернет-кафе неподалёку от Британского музея, то сразу же этим и занялась.

Нельзя сказать, чтобы место для работы было уж очень приятным. Барбара остановилась по дороге, чтобы купить небольшой испанско-английский словарь, и теперь занималась поисками, будучи зажатой между каким-то толстым астматиком в мохеровом свитере и готкой с кольцом в носу и странными железками в бровях; девица постоянно болтала по телефону с кем-то, кто явно не верил, что она сидит у компьютера, потому что каждый раз, отвечая на звонок, она рявкала: «Да какого чёрта, приходи сюда, если не веришь… Не будь таким дураком! Ни с кем я не трахаюсь, даже по почте! И никогда отсюда не уйду, если ты не перестанешь звонить каждые полминуты!»

И вот в такой атмосфере Барбара пыталась сосредоточиться. Она также пыталась не обращать внимания на то, что у «мышки» был такой вид, словно её не дезинфицировали с того дня, как достали из коробки. Барбара изо всех сил старалась набирать слова, почти не касаясь клавиш, тыча в них лишь кончиками ногтей, хотя ногти у неё оказались коротковаты для такого дела. Но Барбара решила, что на такой клавиатуре может найтись что угодно, от бубонной чумы до венерических заболеваний, и ей совсем не хотелось уходить отсюда с целой коллекцией разной заразы.

Сначала она несколько раз взяла ложный след, но наконец отыскала статью о мэре Санта-Марии-и-так-далее, причём статью с фотографией. Это похоже было на снимок какого-то юбилея или, может быть, торжества по поводу получения диплома, но в любом случае это событие относилось к необходимому ей семейству, потому что целая толпа народа расположилась на ступенях неизвестного здания: сам мэр, его жена и пятеро сыновей. Барбара внимательно изучила фотографию.

Один факт сразу стал очевиден, даже без перевода. Барбара выиграла джекпот. Все пятеро сыновей красовались на снимке, и Барбара без труда прочитала их имена: Карлос, Мигель, Анхель, Сантьяго и Диего. Все они были хороши собой, и, судя по фото, лет им было от девятнадцати до семи. Но более внимательное изучение статьи дало Барбаре знать, что снимок был сделан двадцать лет назад, так что кто-то из них вполне мог быть женат на Алатее. Следующим шагом, согласно объяснению Нката, была проверка каждого из пяти имён. Первым должен был стать Карлос. И Барбаре оставалось только скрестить пальцы на удачу.

Но в том, что касалось его женитьбы, Барбаре не повезло. Карлоса она нашла куда легче, чем предполагала, но он оказался католическим священником. Нашлась статья о посвящении его в духовный сан, и снова на снимке рядом с ним красовалось всё семейство, на этот раз на ступенях церкви. Мать держала его за руку, восторженно глядя на сына; отец ухмылялся, сжимая в руке сигару; братья выглядели слегка смущёнными всей этой религиозной суматохой. Карлос тоже.

Она взялась за Мигеля. И снова ей не понадобилось много времени. То есть это вообще оказалось так просто, что Барбара удивилась тому, что за столько лет не удосужилась проверить своих соседей. К статье о Мигеле была приложена фотография его венчания. Невеста слегка напоминала афганскую борзую – масса волос и тонкое лицо с подозрительным отсутствием лба, что заставляло заподозрить почти полное отсутствие и лобных долей мозга. Мигель, насколько поняла Барбара, был дантистом. Или нуждался в услугах такового. Купленный Барбарой словарь не сумел в этом разобраться. Но в любом случае Мигель вряд ли мог иметь отношение к делу. Так что и эта статья не приблизила Барбару к Алатее Файрклог.

Она уже собиралась заняться Анхелем, когда зазвонил её мобильник. Барбара открыла крышку телефона и сказала:

– Хейверс.

В ответ раздался голос Ажара – наконец-то! – сообщившего, что он нашёл ей переводчика.

– Где вы сейчас? – спросил Ажар.

– В интернет-кафе, – ответила Барбара. – Недалеко от Британского музея. Могу прийти, куда скажете. Легче лёгкого. Какой-нибудь кафетерий или ещё что?

Ажар на несколько мгновений замолчал, видимо раздумывая. Наконец сказал, что на Торрингтон-плейс, рядом с Говер-стрит, есть винный бар. Они могли бы встретиться там через четверть часа.

– Отлично, – согласилась Барбара. – Найду.

Она распечатала найденные документы и отправилась к кассе, где ей назвали фантастическую сумму, пояснив:

– Цветной принтер, милая.

– Больше похоже на цветной грабёж, – сказала Барбара.

Она сложила копии в папку и отправилась к Торрингтон-плейс, где без труда нашла винный бар и Ажара, уже сидевшего внутри вместе с длинноногой девицей в кашемировом жакете и с роскошными тёмными локонами, спадавшими на плечи.

Её звали Энграсией, и она оказалась студенткой-старщекурсницей из Барселоны. Девушка улыбалась Ажару, пока тот сообщал всё это Барбаре.

– С удовольствием сделаю, что смогу, чтобы помочь вам, – сказала Энграсия, хотя Барбара заподозрила, что она постарается скорее ради Ажара, и кто бы стал её за это винить? Девушка с Ажаром выглядели отличной парой. Но и Анджелина Упман была ничуть не хуже.

– Спасибо, – сказала Барбара. – В следующей жизни постараюсь выучить побольше языков.

– Ну, я вас оставлю, – сказал Ажар.

– Возвращаетесь в университет? – спросила Барбара.

– Возвращаюсь домой, – ответил он. – Энграсия, спасибо тебе.

– De nada, – промурлыкала та.

Женщины сели за один из столиков, и Барбара достала из папки документы, начав со статьи с фотографией мэра и его семейства.

– Я купила испанско-английский словарь, – сказала она, – но толку от него оказалось немного. Я хочу сказать, сколько-то его было, конечно. Но искать каждое слово…

– Конечно, – согласилась Энграсия. Она пробежала глазами статью, держа её одной рукой, а пальцы другой руки в это время играли длинной золотой серёжкой. Через мгновение девушка сказала: – Здесь речь о выборах.

– Выборы мэра?

– Да. Этот человек, Эстебан, избран мэром, и газета знакомит с ним горожан. Но статья не слишком старается пере… как это говорят…

– Перехвалить его?

Девушка улыбнулась. У неё были чудесные зубы и очень чистая, гладкая кожа. Она пользовалась губной помадой, но та была наложена так искусно, что оставалась почти незаметной. – Да. Не перехваливает. Но здесь говорится, что семья мэра так велика, что, если бы за него проголосовали одни только родственники, он уже был бы избран. Но это, конечно, шутка, потому что здесь говорится: население города – семьдесят пять тысяч человек. – Энграсия прочла дальше. – Ещё говорится о его жене, Доминге, и о её родных. Обе семьи живут в Санта-Мария-де-ла-Крус уже много лет, точнее, много поколений.

– А что там насчёт парней?

– Юноши… А… Карлос – семинарист. Мигель хочет стать зубным врачом. Анхель собирается изучать архитектуру, а остальные двое слишком малы, хотя Сантьяго утверждает, что станет астронавтом, что вряд ли возможно, поскольку у Аргентины нет космической программы. Так что это тоже шутка, полагаю. Репортёр явно юморист.

Барбара решила, что во всём этом не слишком много пользы. Она извлекла из папки остальные распечатки, где упоминался Рауль Монтенегро. И передала их девушке со словами:

– А как насчёт вот этого?

Ещё Барбара спросила Энграсию, не хочет ли та выпить немного вина или ещё чего-нибудь, раз уж они сидят в винном баре, откуда их могут попросить вон, если они не станут ничего покупать.

Энграсия ответила, что не отказалась бы от минеральной воды, и Барбара принесла ей воду, заодно прихватив для себя стаканчик недорогого вина. Когда она вернулась к столику, то увидела, что Энграсия сосредоточилась на той статье, к которой прилагался снимок Алатеи, державшей Монтенегро под руку. Девушка сказала, что это статья об очень важном фонде в Мехико, основанном для строительства концертного зала для симфонической музыки. А человек на снимке пожертвовал для проекта самую большую сумму, и потому ему была дарована честь дать этому залу имя.

– И?.. – вопросительно произнесла Барбара, ожидая, что зал должен быть назван именем Алатеи, уж очень у неё был довольный вид.

– Музыкальный центр имени Магдалены Монтенегро, – прочитала Энграсия. – Это в честь его матери. Латиноамериканские мужчины, как правило, очень любят своих матерей.

– А женщина, что стоит с ним на снимке?

– Сказано, что она его компаньон.

– Не жена? Не возлюбленная? Не подруга?

– Боюсь, просто компаньон.

– А это не может быть эвфемизм для любовницы?

Энграсия всмотрелась в фотографию.

– Трудно сказать. Но не думаю.

– А может она быть просто сопровождающей? Девушкой нанятой в качестве эскорта?

– Возможно, – кивнула Энграсия. – Она даже может быть случайной знакомой, просто оказавшейся рядом в данный момент.

– Чёрт, чёрт, чёрт! – пробормотала Барбара. А когда Энграсия посмотрела на неё растерянно, словно совершила какую-то ошибку, Барбара поспешила сказать: – Ох, извини. Это не к тебе относится. Просто сорвалось.

– Я вижу, для тебя это важно. Могу я ещё чем-то помочь? – спросила Энграсия.

Барбара немножко подумала. Да, кое-что ещё было… Она мысленно прикинула разницу во времени и сказала:

– Позволь, я позвоню в одно место. Там не говорят по-английски, так что если ты сумеешь объясниться с тем, кто ответит…

Она вкратце объяснила Энграсии, что звонить они будут в дом мэра Санта-Марии-и-так-далее. Учитывая разницу во времени, там должно быть позднее утро. И Энграсии следует постараться узнать что-нибудь об Алатее Васкес дель Торрес, если кто-нибудь вообще возьмёт трубку.

– Это женщина с фотографии? – спросила Энграсия, кивнув на статью о Рауле Монтенегро.

– Очень может быть, – ответила Барбара.

Она набрала номер и, когда в трубке раздались гудки, протянула телефон испанке. Далее начался стремительный разговор на испанском, и Барбара только и могла уловить, что имя Алатеи. И ещё она слышала доносившийся из трубки женский голос. Голос звучал высоко, взволнованно, и по напряжённому лицу Энграсии Барбара поняла, что звонок в далёкий город произвёл немалый переполох.

Потом в диалоге наступила пауза, и Энграсия, посмотрев на Барбару, сказала:

– Это была какая-то кузина, Елена-Мария.

– Мы что, не туда попали?

– Нет-нет. Она гостит в этом доме. Доминга – это жена мэра, да? – её тётя. Она пошла позвать её. И очень разволновалась, услышав имя Алатеи.

– Напали на жилу, – пробормотала Барбара.

– Извини?..

– А… просто выражение такое. Похоже, мы на что-то наткнулись.

Энграсия улыбнулась.

– Напали на жилу? Мне нравится.

И тут же выражение её лица изменилось, потому что в трубке снова зазвучал голос, донёсшийся до Лондона из Аргентины. Голос другой женщины. Опять начался стремительный обмен испанскими фразами. Барбара слышала неоднократное повторение «comprendos» и ещё чаще «sis». Несколько раз было произнесено «sabes?» и «no sabos», а потом снова и снова повторялось «gracias».

Когда разговор закончился, Барбара спросила:

– Ну и?.. Что мы имеем?

– Сообщение для Алатеи, – ответила Энграсия. – Эта женщина, Доминга, просит передать Алатее, что та должна вернуться домой. Просит передать, что её отец поймёт. И мальчики тоже поймут. Она сказала, что Карлос постоянно заставляет всех молиться за неё и что они будут молиться за её благополучное возвращение.

– А она случайно не упомянула, кем им приходится Алатея?

– Похоже, родственница.

– Но кто именно? Сестра, которой нет на старом снимке? Может, она родилась после того, как семью фотографировали? Или жена одного из сыновей? Или двоюродная сестра? Племянница? Кто?

– Она этого не говорила… во всяком случае, прямо. Но сказала, что девушка сбежала из дома, когда ей было пятнадцать. Они думали, что она уехала в Буэнос-Айрес, и они ищут её уже много лет. Особенно усердно ищет Елена-Мария. Доминга сказала, что сердце Елены-Марии разбито и что об этом тоже следует сказать Алатее.

– Что она говорила насчёт того, когда именно девушка сбежала?

– Алатея? Тринадцать лет назад.

– И очутилась в Камбрии, – проворчала Барбара. – Но как её туда занесло и как, чёрт побери…

Вообще-то она говорила сама с собой, но Энграсия ответила, взяв одну из распечаток статей. Ту, где была фотография Рауля Монтенегро.

– Может быть, ей помог вот этот человек? Если у него достаточно денег для того, чтобы оплатить строительство зала симфонической музыки, то он более чем мог купить билет до Лондона для красивой женщины, так? Или билет в любое другое место. В любое, куда ей захотелось бы отправиться.