Текст книги "Верь в мою ложь"

Автор книги: Элизабет Джордж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 42 (всего у книги 47 страниц)

Камбрия, Уиндермир

Когда Тим вернулся в фотоателье, «Той-фор-ю» стоял за прилавком, болтая с англиканским священником. Они оба обернулись, когда Тим вошёл в дверь, и священник бросил на него внимательный взгляд, продолжая говорить о каком-то количестве и качестве. Тим решил, что это и есть один из «актёров» для фильма, и тут же у него стало горячо внутри, он мгновенно наполнился гневом. Долбаный викарий. Просто ещё один ханжа, каких полным-полно в этом мире. Притом он каждое воскресенье стоит перед своей паствой и несёт им Слово Божье, и все эти лопухи слушают его, и ни у кого не хватает ума догадаться, чем он занимается…

– Папуля! Папуля!

В фотоателье вбежали двое детишек – мальчик и девочка – в аккуратных школьных формах, а следом за ними вошла женщина, явно спешившая, смотревшая на наручные часы.

– Ох, милый, прости, мне ужасно жаль, – сказала она. – Мы очень сильно опоздали?

Женщина подошла к священнику, поцеловала его в щёку и взяла под руку.

– Подумаешь, каких-то девяносто минут! – ответил священник. – О чём говорить… – Он вздохнул. – Ладно, мы с Вильямом изучали Абрама и Исаака, Исайю и Якоба, Руфь и так далее, и это было весьма полезно и даже – и думаю, Вильям со мной согласится – занимательно. Но, увы, ты действительно очень задержалась. Придётся все отменить. У Вильяма есть кое-какие дела, да и у меня назначена встреча.

Супруга замурлыкала, многословно извиняясь. Дети повисли на другой руке священника. Просто рождественская картинка! Такую можно послать всем родственникам.

Тим болтался в задней части помещения, в углу, делая вид, что внимательно рассматривает цифровые камеры, запертые в стеклянной витрине и явно нуждавшиеся в том, чтобы с них смахнули пыль. Когда наконец священник и его семейство шумно удалились, Тим быстро шагнул вперёд. На бейджике «Той-фор-ю» значилось: «Вильям Конкорд». Тим подумал о том, что бы это могло значить: парень не снял бейджик при виде Тима. Вряд ли тот мог просто забыть это сделать. «Той-фор-ю» был не из тех, кто что-то забывает.

Он вышел из-за прилавка, запер дверь фотоателье и перевернул табличку, сменив «Открыто» на «Закрыто». Потом выключил верхний свет и кивком головы дал Тиму понять, что тот должен идти за ним в заднюю часть помещения.

Тим увидел, что декорации во внутреннем помещении изменились, и ясно было, почему «Той-фор-ю» не сумел вовремя отпечатать фотографии для священника. В комнате трудились мужчина и женщина, сооружая нечто вроде детской комнаты Викторианской эпохи вместо театральных колонн и задника с изображением неба, которые красовались тут прежде. Пока Тим всё рассматривал, они внесли три узкие кровати, на одной из которых лежал манекен-ребёнок в пижаме со Шреками и почему-то в школьной кепке. Две другие кровати были пустыми, и в изножии одной из них женщина положила огромную игрушечную собаку, сенбернара. Мужчина водрузил задник, на котором было нарисовано окно, открытое в звёздную ночь, и вдали ещё был изображён Биг-Бен, на циферблате которого стрелки показывали полночь.

Тим не понимал, для чего всё это готовится, пока из кладовой не появился некий тип. Это был юнец вроде самого Тима. Но, в отличие от Тима, он чувствовал себя совершенно уверенно и спокойно прошёл в декорацию, где прислонился к фальшивому окну и закурил сигарету. Он был с головы до ног одет в зелёное, на ногах у него были туфли без задников, с загнутыми носами, а на голове торчала остроконечная шапка. Он кивнул «Той-фор-ю» и мужчине с женщиной, которые тут же скрылись в кладовой, и Тим услышал звуки: тихие голоса и шум падавших на пол одежды и обуви. Пока «Той-фор-ю» хлопотал возле штатива на колёсах и внушительной видеокамеры, мужчина с женщиной вернулись. На женщине теперь была белая ночная рубашка с высоким сборчатым воротником. Мужчина оделся капитаном пиратского корабля. И, в отличие от остальных, надел маску, хотя для его опознания в случае чего достаточно было бы крюка, торчавшего вместо руки из правого рукава. Конечно, если бы он действительно находился в викторианской Англии, он мог бы делать что угодно, и никто опознавать бы его не стал, и он спокойно уплыл бы в дальние края…

Тим перевёл взгляд с этих чудаков на «Той-фор-ю». И при мысли о том, какова должна быть его роль в предстоящем, его на мгновение охватила тошнота. Потом он покосился на ночную рубашку, лежавшую на одной из кроватей вместе с парой очков в круглой оправе, и сообразил, что он должен изображать старшего из двух братьев, и этот костюм предназначен для него.

Всё это показалось Тиму верхом глупости, но в то же время он почувствовал некоторое облегчение. Когда он смотрел последний суперфильм о Христе в райском саду, он предположил, что и здесь будет происходить нечто такое же богохульное, хотя ему и не хотелось думать о том, что именно это может быть. Да на самом-то деле его и не интересовало, будет здесь какое-то богохульство или нет; он скорее тревожился о том, что в последний момент просто не сможет изобразить то, что от него потребуется, то, что ему будут подсказывать из-за видеокамеры.

Но как оказалось, тревожиться было не о чём. Когда Вэнди передвинулась в пространство детской, а капитан Хук занял позицию перед камерой, «Той-фор-ю› подошёл к Тиму с маленьким стаканом воды. Протянув стакан, он достал из кармана какой-то пузырёк и вытряхнул из него две пилюли разного цвета. И кивком дал Тиму понять, что тот должен их проглотить.

– Что это?..

– Нечто такое, что поможет тебе раскрыться, – ответил «Той-фор-ю». – Наравне с прочим.

– А что они делают?

В уголках губ мужчины мелькнула улыбка. На его верхней губе торчала щетина. Он в этот день не сбрил её как следует.

– Они помогут тебе сыграть то, что от тебя требуется. Давай, вперёд! Глотай их! Ты скоро поймёшь, как они действуют, и уверяю, тебе это понравится.

– Но…

Голос «Той-фор-ю» изменился. Он яростно прошептал:

– Глотай, чёрт побери! Ты сам этого хотел, добивался! Мы не можем сидеть тут всю ночь!

Тим проглотил пилюли. Он ничего не почувствовал, но подумал, что они, наверное, либо заставят его расслабиться, либо вообще введут в бессознательное состояние. Может, это был такой же наркотик, как тот, что дают женщинам, чтобы сломить их сопротивление? Тим не стал гадать. Он спросил:

– Я что, должен надеть вон ту рубашку? Я буду Джоном Дарлингом, да?

– Ты просто балбес. Стой у камеры, пока не почувствуешь зов.

– Какой зов?

– Ох, чёрт… Заткнись и смотри. – И, обращаясь к Питеру Пену и Вэнди, спросил: – Вы двое, готовы?

Не дожидаясь ответа, он встал к видеокамере, а мальчик и женщина в ночной рубашке заняли своё место: мальчик – у нарисованного подоконника, а женщина – на коленях на кровати.

Тим увидел, что в ярком освещении её ночная рубашка просвечивает насквозь. Он тяжело сглотнул, ему захотелось отвести взгляд, но он вдруг обнаружил, что не в силах этого сделать, потому что женщина медленным, чувственным движением сняла рубашку через голову, а Питер Пен подошёл к ней. Она выставила напоказ грудь, и «Той-фор-ю» сказал Тиму:

– Давай.

– Но что я должен делать? – растерянно спросил Тим, хотя и чувствовал уже особое волнение во всём теле, и все его органы делали то, к чему были предназначены природой.

– Подходишь к кровати чуть позже, – пробормотал «Той-фор-ю», снимая происходящее на кровати, где Вэнди уже стягивала с Питера рейтузы в обтяжку, а Питер повернулся лицом к камере. Женщина начала ласкать его.

– Ты засиделся допоздна в библиотеке, читал. А когда вернулся в свою комнату, увидел, чем занимаются твоя сестра и Питер Пен. Но ты тут же воображаешь себя на месте Питера…

– Так я… Что мне делать?

– Чёрт побери, просто войди в кадр! И делай то, что захочется. Следуй инстинктам. Они ведь у тебя есть, я знаю. Мы оба знаем, что они проснулись.

И хуже всего было то, что он не ошибся. Инстинкты действительно пробудились. Потому что даже в то время, пока они шёпотом переговаривались с «Той-фор-ю», Тим не в силах был отвести глаз от съёмочной площадки. Он не слишком понимал, почему Питер налился кровью, и Тим просто смотрел, смотрел, и его тело реагировало, и ему хотелось смотреть, и хотелось чего-то ещё, только он не знал, что это такое.

– Иди! Чёрт, иди же! – прошипел «Той-фор-ю». – Питер и Вэнди покажут тебе, что делать. – Он на мгновение отвёл глаза от видеокамеры и посмотрел на промежность Тима. И улыбнулся. – А! Чудеса современной медицины. Ни о чём не беспокойся.

– А как насчёт него? – спросил Тим, когда «Той-фор-ю» вернулся к съёмке.

– Кого?

– Ну… капитан… понимаете…

– О нём вообще не думай. Он воображает себя на месте Питера. Он всегда так делает. На месте всех плохих мальчиков. И на твоём месте тоже. Он вдруг появится в кадре и предложит позабавиться с тобой и Питером, а Вэнди покинет сцену. Ясно? Всё понял? А теперь иди туда, мы зря теряем время.

– Как это он позабавится?

«Той-фор-ю» снова посмотрел на Тима.

– Да именно так, как ты хотел с самого начала. Ясно? Или нет?

– Но ты говорил, что ты…

– Чтоб тебя, идиот! Ты чего ожидал на самом деле? Наберись терпения! Иди!

Камбрия, Милнторп

Дебора ехала в Милнторп, к гостинице «Ворон и орёл», а туман уже наваливался на дорогу сплошной серой массой, как будто над заливом дымили тысячи труб. Железнодорожный виадук, по которому подходили поезда к станции Арнсайда, казался размытой тенью, когда Дебора проезжала под ним, а пески совсем исчезли из вида, и только несколько птиц, бродивших вблизи от берега, просвечивали сквозь волны тумана тёмными точками.

Автомобильные фары не в силах были пронзить этот мрак, туман отражал свет и бросал его обратно водителю. Когда вдруг из тумана появлялся какой-нибудь пешеход, со стороны которого было очень глупо болтаться по улице в такую погоду, он возникал перед машиной внезапно, словно выскакивал из-под земли, как призрак Хеллоуина. Это очень сильно действовало на нервы. Дебора порадовалась тому, что сумела добраться до парковки у гостиницы, не угодив в какую-нибудь неприятность.

Томми ждал её, как и обещал. Он сидел в баре, перед ним стояла чашка с кофе, к уху он прижимал мобильный телефон. Линли наклонил голову и не видел Дебору, так что она уловила окончание его разговора.

– Довольно поздно, – говорил он. – Или всё равно приехать к тебе? Я понятия не имею, во сколько это будет, так что, может быть, ты бы лучше… Да. Хорошо. Я тоже беспокоюсь. Изабелла, мне ужасно жаль, что всё так… Разумеется. Хорошо. Ладно, потом. Хорошо. – Он некоторое время слушал и, видимо, ощутил присутствие Деборы, потому что развернулся на стуле и увидел, что она уже подходит к нему, затем быстро сказал в трубку: – Она только что приехала, так что, полагаю, мы отправимся через несколько минут. – Он вопросительно посмотрел на Дебору, и она кивнула. – Очень хорошо. Да. Ключи у меня с собой.

Он закончил разговор. Дебора не знала, что и сказать. Ещё два месяца назад она пришла к выводу, что Томми спит со своим старшим офицером. Вот только она совершенно не представляла, как ей это воспринимать. Конечно, было совершенно естественным то, что Томми вернулся к жизни, но вот как именно он к ней вернулся… это вызвало у Деборы некоторую растерянность.

– Я могу выпить кофе перед отъездом, Томми? – спросила она. – Обещаю, я проглочу его быстро, как священник допивает остатки алтарного вина.

– Глотать в спешке нет необходимости, – возразил Линли. – Я и сам хочу выпить ещё чашечку. Я бы предпочёл, чтобы мы оба бодрствовали всю дорогу. А она будет длинной.

Дебора села, а Линли отошёл, чтобы заказать ей кофе. Она увидела, что, разговаривая с Изабеллой Ардери, Томас рисовал на бумажной салфетке. Он изобразил какой-то коттедж на просторном лугу, а рядом стояли два домика поменьше, и по другую их сторону вздымались холмы и текла река. Неплохой рисунок, решила Дебора. А она и не знала, что Томми обладает художественным даром.

– Где это? – спросила она, показывая на рисунок, когда Линли вернулся к столику.

– Одно из тысяч похожих мест в Корнуолле.

– Подумываешь о возвращении домой?

– Пока нет. – Он сел, мягко улыбнулся Деборе и сказал: – Но однажды, наверное… – Взял салфетку, сложил её и сунул в нагрудный карман пиджака. – Я звонил Саймону. Он знает, что мы едем в Лондон.

– И?..

– Ну, он, конечно, считает тебя самой безумной из всех женщин. Но разве мы все не таковы?

Дебора вздохнула:

– Да. Пожалуй. Но думаю, я сделала всё ещё хуже, Томми.

– В смысле, между тобой и Саймоном?

– Нет-нет. С этим всё уладится. Мне повезло, я замужем за самым терпеливым человеком в мире. Но я весьма неудачно с ней поговорила, а потом точно так же неудачно поговорила с её мужем.

Дебора рассказала Линли обо всём, обрисовав детали, насколько она их помнила, включая и реакцию Алатеи и её мужа. Сказала, что Алатея предлагала ей деньги и драгоценности, потому что думала, что они говорят о некоем человеке по имени Монтенегро. Томми слушал как всегда – не сводя с неё глаз. Им принесли кофе. Линли наполнил обе чашки, пока Дебора заканчивала доклад.

– Вот так всё и вышло, – закончила Дебора. – Алатея думала, что я говорю об этом Рауле Монтенегро, а я-то имела в виду репортёра из «Сорс». И думаю, вся эта путаница не имела бы особого значения, если бы я не сказала ей, что он сейчас в Уиндермире, – по крайней мере, я думаю, что он поехал именно туда, когда привёз меня из Ланкастера, – но когда я это произнесла, она буквально ударилась в панику, потому что думала: речь идёт о Монтенегро. И Николас тоже очень испугался.

Линли разорвал пакетик, высыпал сахар в свою чашку. Помешал с задумчивым видом. Вообще-то он выглядел настолько задумчивым, что Дебора наконец поняла то, что ей следовало заметить гораздо раньше.

– Ты ведь знаешь, что на самом деле происходит со всеми этими людьми, да, Томми? – спросила она. – И, полагаю, знал с самого начала. Что бы это ни было, мне бы хотелось, чтобы ты и мне рассказал вовремя. По крайней мере, мне тогда не пришлось бы блуждать в темноте, и я не сделала бы того, что сделала.

Линли покачал головой.

– Нет. Наверное, я знал даже меньше, чем ты, пока позавчера не поговорил с Алатеей.

– Она прекрасна, правда?

– Она вполне… – Линли как будто пытался подобрать слово, возможно, наиболее точное, вскинул руку, словно говоря, что такого слова не существует, и продолжил так: – Да, она ошеломляет. Если бы я ничего не знал до того, как с ней встретился, я бы ни за что не поверил, что в начале жизни она была мужчиной.

Дебора почувствовала, как у неё от изумления отвисает челюсть.

– Что-что?.. – пробормотала она.

– Сантьяго Васкес дель Торрес. Вот кем она была.

– Что значит – «была»? Она что, играет роль…

– Нет. Она сделала операцию по перемене пола, а заплатил за это тот самый Монтенегро. Он рассчитывал на то, что она будет на публике играть роль его любовницы-женщины, чтобы он сохранил репутацию и положение в обществе, но на самом деле намеревался заниматься с ней любовью как с мужчиной.

Дебора судорожно сглотнула.

– Боже мой…

Она подумала о Ланкастерском университете, о Люси Кеверни, о том, что могли и должны были задумать эти две женщины… И спросила:

– Но Николас… Он ведь наверняка знает?

– Она ему ничего не сказала.

– Ох, Томми, но он должен был сам заметить! Я хочу сказать… боже мой… Ведь остаются же следы, разве не так? Разного рода шрамы и так далее.

– Если она побывала в руках хирурга мирового класса? У которого в распоряжении все средства? Хирургические лазеры практически не оставляют следов. Дебора, всё можно изменить. А уж если мужчина от рождения выглядит как женщина – может быть, потому, что ему досталась лишняя хромосома, – то переделать его в женщину ещё проще.

– Но ничего не сказать Николасу? Почему она этого не сделала?

– Не знаю. Отчаяние? Опасение? Страх перед его возможной реакцией? Боязнь того, что он от неё откажется? Притом что её преследовал Монтенегро, она нуждалась в надёжном укрытии. И ради этого позволила Николасу поверить в то, во что он хотел верить. Вышла замуж, что дало ей право перебраться в Англию.

Дебора теперь видела, как всё это складывается с причиной, по которой Томми и Саймон приехали в Камбрию.

– Ян Крессуэлл? Это она его убила? Он узнал? – спросила она.

Линли покачал головой.

– Подумай как следует, Дебора. Алатея – нечто вроде произведения искусства. Никто ничего не может узнать, если только не начнёт копаться в её прошлом, а к тому просто нет причин. Для всех, кто так или иначе занимался смертью Яна Крессуэлла, Алатея – просто жена Николаса. И нам тоже незачем было это делать, потому что Саймон был прав с самого начала, и коронёр тоже. Нет никаких признаков того, что смерть Яна Крессуэлла могла быть чем-то, кроме несчастного случая. Конечно, кто-то мог желать ему смерти. И его смерть, возможно, многим пришлась кстати. Но никто её не организовывал.

Дебора, чуть помолчав, сказала:

– А теперь этот чёртов репортёр собирается сочинить статью о суррогатном материнстве, и фотография Алатеи появится в его газете, и виноватой в этом буду я. Что мне делать?

– Воззвать к лучшей стороне его души.

– Он работает в «Сорс», Томми!

– Это серьёзно, – признал инспектор.

Зазвонил мобильник Деборы. Она понадеялась, что это Зед Бенджамин, решивший изменить свои намерения. Или, может быть, Саймон, которому захотелось сказать, что он вполне понял ту страсть, которая заставила Дебору устроить такой переполох в Арнсайд-хаусе. Однако это оказался Николас Файрклог, испуганный до паники.

– Что вы с ней сделали? – закричал он.

Дебора сначала подумала, что Алатея Файрклог причинила себе какое-то увечье.

– Что случилось, мистер Файрклог? – спросила она и посмотрела на Томми.

– Она исчезла! Я обыскал весь дом и всё вокруг. Её машина стоит на месте, и она не могла выйти из дома так, чтобы я её не заметил. Я дошёл до самой дамбы. Её нигде нет!

– Она вернётся. Она не могла уйти далеко. Куда ей деваться в такую погоду?

– Она ушла в пески!

– Нет, не может быть.

– Говорю вам, она ушла в пески! Больше некуда!

– Она могла просто пойти на прогулку. Подумать… Она скоро вернётся, и тогда вы ей скажете, что я говорила о репортёре из «Сорс», а не о Рауле Монтенегро.

– Вы не понимаете! – снова закричал Файрклог. – Боже мой, вы ничего не понимаете! Она не вернётся! Она не сможет вернуться!

– Почему это?

– Из-за тумана! Из-за зыбучих песков!

– Но мы можем…

– Мы не можем! Вы что, не понимаете, что натворили?

– Прошу вас, мистер Файрклог… Мы можем её найти. Можем позвонить… Должен же быть кто-то…

– Нет никого! Не для такого дела, не для этого!

– Этого? Чего – этого?

– Не для того, чтобы лезть под прилив, безмозглая женщина! Только что звучали сирены! Сегодня день максимального прилива!

Камбрия, Уиндермир

Когда её телефон наконец завибрировал, Манетт была уже на пределе. Она пряталась на парковке около делового центра, затаившись около мусорного контейнера. Тим исчез за дверью, над которой красовалась вывеска «ФОТО» – это было фотоателье, судя по витрине, в которой были выставлены увеличенные снимки Эмблсайда осенью, – а через несколько минут туда же вошла явно спешившая женщина с двумя детьми. Буквально через несколько мгновений она вышла под руку англиканским священником, все они уселись в «Сааб» и исчезли, а на двери «ФОТО» табличка «Открыто» сменилась на «Закрыто», и Манетт тут же позвонила в полицию.

Её разговор с суперинтендантом Конни Калвой был не просто недолгим, но ещё и бесполезным, и в итоге Манетт захотелось изо всех сил швырнуть мобильник на асфальт. Она рассказала начальнице отдела полиции нравов о деловом центре, о том, что происходит в фотоателье, как табличка «Открыто» сменилась на «Закрыто», и ведь они обе отлично понимают, что это значит, не так ли? Потому что Тим Крессуэлл, которому всего четырнадцать лет, пришёл сюда для съёмок одного из тех чудовищных, убивающих душу фильмов, которые распространяют грязь по всему миру, и полиция должна сейчас же, немедленно приехать сюда…

Но Конни Калва ответила, что они должны отвезти компьютер Тима в Бэрроу, где их специалист сможет во всём разобраться и точно определить то место, откуда отсылал свои письма «Той-фор-ю», после чего они должны будут получить ордер…

– Да чтоб вам сдохнуть! – яростно прошипела Манетт. – Я вам говорю, где он находится сию минуту и где находится этот урод «Той-фор-ю», в каком месте в точности они собираются начать съёмки, и вам бы лучше поскорее прислать сюда кого-то, чёрт побери, чтобы это прекратить! Сейчас же!

На это суперинтендант Калва ответила самым приятным голосом – чему её, безусловно, специально обучали, потому что полицейским часто приходится общаться с нервными людьми. Разумеется, миссис Макгай, сказала она, я прекрасно понимаю, что вы расстроены и взволнованы, но единственный способ по-настоящему справиться с подобной ситуацией – это действовать строго в рамках закона. Конечно, вам это не нравится, и мне тоже, честно говоря… Но у нас нет выбора.

– Да пошли бы вы с вашим законом! – рявкнула Манетт и отключила телефон.

Потом она позвонила Фредди, потому что он куда-то запропастился. Он ответил мгновенно:

– Чёрт побери, Манетт! Я тебе звонил! Ты же должна…

– Я говорила с полицией, – оборвала его Манетт. – Надо было. Фредди, он в фотоателье. Ты где?

– Возвращаюсь от вокзала. А ты где?

– У делового центра.

Она быстро объяснила Фредди, как добраться до нужного места, сама удивляясь собственной памяти.

Фредди всё повторил, и Манетт сказала:

– Поспеши. Прошу, поспеши! Фредди, полиция сюда ехать не собирается. Когда я им позвонила, мне ответили, что сначала нужно получить ордер, а для этого нужно отвезти ноутбук в Бэрроу, а для этого… Чёрт, не знаю, что им там ещё нужно. А он уже внутри, и они собираются снимать! Я это знаю, но я не сумела убедить ту полицейскую курицу!

– Милая, я уже двигаюсь в твою сторону, – ответил Фредди.

– Я попробую проникнуть в ателье, – заявила Манетт. – Я вышибу их чёртову дверь. Они ведь тогда остановятся, да? Наверняка?

– Манетт, ничего не делай! Слышишь? Ничего! Это очень опасные люди! Подожди, я скоро буду!

Манетт не представляла, как она будет ждать. Но пообещала Фредди ничего не предпринимать до его прихода… Но как она ни старалась, ничего не вышло. Три минуты ожидания довели её до отчаяния.

Манетт побежала к двери фотоателье. Дверь была заперта, как и следовало предполагать, но это не имело значения. Манетт заколотила в дверь кулаком. Дверь была почти вся застеклена, но стекло оказалось очень толстым, и дверь не поддалась, даже не вздрогнула. И вряд ли шум мог встревожить тех, кто находился внутри «ФОТО», чем бы они там ни занимались, поскольку внутренняя дверь в ателье, за прилавком, тоже была плотно закрыта, – стук в наружную дверь вполне мог остаться вообще незамеченным.

Манетт принялась кусать ногти. Огляделась по сторонам. Оценила варианты. Окинула взглядом здание, в котором располагалось фотоателье. Большой деловой центр. Наверняка в учреждениях, расположенных здесь, есть второй выход. На случай пожара. Ведь даже но закону выходов должно быть два, так?

Манетт обежала здание, но увидела целый ряд дверей, никак не обозначенных. Она ведь не догадалась сразу сосчитать двери от угла со стороны улицы, чтобы найти нужную сзади, так что ей пришлось вернуться и заняться подсчётом, – и как раз тут увидела Фредди, примчавшегося на парковку.

Она бросилась к нему. Фредди дышал, как альпинист, забывший прихватить с собой кислородную маску. Он выпалил:

– Всё, завтра начинаю бегать на тренажёре… Где?

Манетт объяснила, что дверь фотоателье заперта, и что там есть ещё внутренняя дверь, и ещё должна быть дверь с задней стороны здания… Она сказала, что могла бы колотить в эту заднюю дверь, а Фредди мог бы в это время стоять у главного выхода, ожидая, когда они все побегут в страхе. А тогда…

– Никуда не годится, – заявил Фредди. – Нам нельзя просто разгонять этих людей. Тогда их уже будет не прижать по закону. Нам нужна полиция.

– Но они не собираются сюда ехать! – воскликнула Манетт. – Я же тебе уже говорила! Они не желают сюда являться, пока не получат этот чёртов ордер!

Фредди окинул взглядом парковку. Заметил тяжёлый мусорный контейнер на колёсах и сказал:

– О, я думаю, мы дадим им причину для приезда сюда.

Он побежал к контейнеру и налёг на него плечом. Манетт, поняв, что он затеял, поспешила на помощь. Они покатили контейнер к зданию, набирая скорость, потому что площадка автостоянки имела небольшой уклон. Когда они приблизились к «ФОТО», Фредди пробормотал:

– Ну, теперь постараемся, милая. И будем надеяться, что владелец включил сигнализацию.

Владелец её включил. Они это поняли, когда контейнер вломился в переднюю дверь фотоателье, и тут же взвыла сирена.

Фредди подмигнул Манетт и прижал руки к груди, восстанавливая дыхание.

– Вуаля! – воскликнул он.

– Мы их сделали! – ответила Манетт.