Текст книги "Вторая жена (ЛП)"
Автор книги: Элизабет Бушан
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)
Гизелла была очень откровенна со мной, и мне любопытно было узнать, почему. Через стол я наблюдала, как умело накрашенные веки пытаются скрыть выражение ее глаз, и поняла, что уравнение решается просто. Просто даже для тех, чьи математические навыки ограничены. Гизелла прекрасно знала, что ее секрет в безопасности, потому что ее муж был боссом моего мужа.
* * *
По взаимному молчаливому согласию мы перешли к более безопасным предметам – дом во Франции, связи Роджера в дирекции, слух, что «Вистемакс» одно время был глазами крупного немецкого консорциума. Дом в Челси был в процессе ремонта и Гизелла экспериментировала с цветовыми сочетаниями.
– Я рассказывала тебе, что Мэдди Кингтон, у которой я консультировалась, сбежала с застройщиком последнего дома, на котором она работала? Сейчас она живет в бунгало в Рединге. В «Коттедж д'Амур». Как тебе нравится название?
Я вернулась в офис, сознавая, что все, начиная с костюма от Хлое с комплектом ювелирных изделий от Булгари до цвета туши на ресницах, являлось оружием Гизеллы, необходимым ей для выживания.
Я зашла в дверь дома номер семь и приготовилась.
Конечно же, Лукас появился на площадке лестницы в наполовину снятых брюках. Я положила свою сумку и стала подниматься вверх, когда он бросился ко мне. Я взяла его на руки и понесла в спальню, где Ева уже боролась с Феликсом. Лукас уткнулся влажными губами в мою шею. Затем он изогнулся и выскользнул прямо в руки Еве, быстро стянувшей с него брюки.
Переодетый Феликс стоят у окна, которое выходило на улицу. Он обернулся:
– Мамочка, там сидит бедный котик. Он ищет себе дом.
Я подошла взглянуть.
– Это не бедный котик, Феликс. Эти Тигр, кот Блэйков, ты сам знаешь.
– Но он так смотрит, как будто потерялся. – Вот уже некоторое время Феликс просил котенка. – А если он потерялся, он мог бы жить у нас, мама, он бы сидел у меня на ручках. И ходил бы через кошачью дверку.
Я погладила худенькие плечи.
– Я не люблю кошек, Феликс.
Он посмотрел на меня ярко-синими глазами.
– А папа сказал, что нам можно его взять.
– Разве? Когда?
– Вчера вечером.
– Вы же спали, когда он пришел домой вчера вечером.
Похоже, Феликс не считал признание поражения доблестью. Он опустил глаза на свои носки.
– Кажется, это было вчера вечером.
Я вздохнула.
Через полчаса они оба устроились по обе стороны от меня, когда я читала им сказку на ночь.
– Когда-то в жаркой стране росли большие джунгли, – палец Феликса проскользнул в рот, я отвела его. Иллюстратор дал волю своей фантазии. Здесь были алые и синие попугаи на деревьях и обезьяны цвета кофе со сливками. По земле сновало множество муравьев, среди них стоял муравьед с длинной деловитой мордой, в правом нижнем углу свернулся кольцами зеленый-презеленый удав.
Лукас показал на обезьяну:
– Смотри, какие большие глаза, как у мамочки.
– Муравьи дружно строили свой дом, – читала я, – но пришел муравьед и съел их всех. – Иллюстратор добавил таких подробностей, что мальчики вскрикнули. – После этого он стал очень сонный и забыл, что в диких джунглях надо внимательно смотреть по сторонам.
– Ооо, – протянул Феликс, – змея его обнимает.
Внизу открылась и закрылась дверь. Портфель Натана ударился об пол с глухим стуком. Ева побежала в свою спальню, откуда плыли звуки рок-музыки. Через всю последнюю страницу была распластана полосатая шкура, блестели белоснежные клыки. Тигр прыгнул на удава.
– Что, мамочка, – спросил Феликс, – всегда кто-то всех съедает?
– Да, – оскалился Лукас, – вот так. – и он вцепился зубами в руку брата.
Натан крикнул, что хочет есть. Я сбежала вниз, взяла из холодильника блюдо с готовыми куриными грудками в грибах, засунула его в микроволновку и включила таймер. Ева закончила стирку, так что я взяла корзину и отнесла ее наверх на лестничную площадку, где стояла гладильная доска.
До появления в доме Евы Натан сам гладил свои рубашки. Однажды он обжегся и пришел ко мне, показывая руку, на которой алела длинная полоса: «Что мне делать?» Я держала его руку под струей ледяной воды, сделала ему чай и каждый час спрашивала, не стало ли ему лучше. Через несколько дней я заметила, как он изучает свой ожог и подслушала телефонный разговор с Поппи: «Это было ужасно неприятно». Потом струпья отпали, оставив саблевидный шрам. Поппи сказала мне: «Папа посмеялся, когда узнал, что в медицинских учебниках этот вид ожога называют „синдромом домохозяйки“».
Я вернулась вниз. Натана не было в кабинете, и я прошла в гостиную. Он сидел на стуле около французского окна и смотрел в темноту за окном в сторону кустов сирени. Вид у него был отсутствующий. Волосы на затылке взъерошены. На кухне пронзительно запищал таймер. Я сделала шаг в комнату.
– Натан?
Он вздохнул, словно ему помешали.
– Да? – он взглянул на меня. – В чем дело?
После ужина Натан засучил рукава и занялся бокалами, слишком деликатными для посудомоечной машины. Было уже поздно. Он обмотал кухонное полотенце вокруг бедер и натянул резиновые перчатки. Натан работал, как всегда, методично, ополаскивая горячей водой каждый бокал и выставляя их в ряд на сливную доску около раковины. Я стряхивала воду с бокалов и, насухо вытерев тряпочкой, переставляла на поднос.
– Натан, что бы ты сказал, если бы я вернулась к работе на полную ставку.
– Ты опять о своем, – сказал Натан.
– Опять.
Несколько лет назад Таймон, мой босс, вызвал меня в свой кабинет в «Вистемаксе». На его двери висела табличка «Редактор Викенд Дайджест». Я запомнила кривую букву «Д». Таймон, воображавший себя кем-то вроде Гордона Гекко, был в костюме в тонкую полоску и широких подтяжках. «Послушай, мы хотим, чтобы ты перешла на место Роуз». Он никогда не утруждал себя предварительным вступлением. Моя юбка была короткой, кожа ног отполированной. Мои каблуки были высокими, а волосы блестели. Благодаря туши и серым теням мои глаза казались бездонными и манящими. Я мечтала об успехе и управляла своей жизнью без особых усилий. «Вы увольняете Роуз, Таймон?» Он окинул меня своим взглядом в стиле Гекко: «Ты прекрасно знаешь, что это значит. Ты давно этого ждала».
Накануне вечером Натан проскользнул в мою постель, дрожа от волнения. Он расстался с Роуз. В то время у него не было ни малейшего желания жениться на мне, но он жаждал непознанной любви. Он так глубоко заглядывал в мои глаза, словно собирался просканировать череп, вызывая во мне растущее чувство неловкости. Натан был забавен, нежен и очень вежлив; гораздо вежливее моих предыдущих любовников. «Ты не возражаешь?» «Ты позволишь?» Когда мы перешли к объятиям на моей дешевой двуспальной кровати, я сказала себе, что Роуз не заслуживает его.
Таймон начертил идеальный круг в своем блокноте. «Испытательный срок в шесть месяцев. Да или нет»?. «Да».
Я приступила к своим обязанностям в новой должности, дрожа от возбуждения. Абрахам Маслоу [7]7
Абрахам Маслоу (1908–1970) – видный американский психолог, основатель гуманистической психологии. Известна так наз. «Пирамида Маслоу» – диаграмма, иерархически представляющая человеческие потребности. Подробнее
[Закрыть]был прав, когда, составляя свою пирамиду, поместил в ее основание не только потребность в еде, тепле, сексе и безопасности. Жизненно важно было получить уважение коллег. И самоуважение, конечно. Шесть месяцев спустя я получила одно из этих писем: «Ваш испытательный срок близится к концу. Хотя мы по достоинству оценили Ваши усилия, мы решили не предлагать назначать Вас на эту должность. Если Вы готовы рассмотреть альтернативные предложения… и т. д.». На этот раз Таймон даже не потрудился пригласить меня в свой кабинет.
Некоторое время я решала, как сообщить о своем увольнении. В конце концов я засунула письмо в коробку с «семейной историей» Натана между аккуратных папок с фотографиями свадьбы Поппи и крестин дочери Сэма и Джилли. Натан потребовал объяснить, почему я положила письмо туда, а я сказала, что нет смысла поднимать тему о моем увольнении. Он вышел из себя, проклинал «Вистемакс», метался по комнате. Я наблюдала за ним и чувствовала учащенное биение сердца в моем беременном теле. Жизнь Натана потеряла свою размеренность, его семья распалась. Я знала, что сожаления о потере гармонии и чувство вины рвут его на части.
Натан поставил последний бокал на сливную доску. Хлопья пены лежали на его запястьях, пальцы казались радужными.
– Ты не очень удачно выбрала время, Минти. Уже поздно. – пауза. – Почему?
Опять вспомнилось лицо Деб.
– Я не думаю, что работать только часть недели, является хорошей идеей.
Он вытащил пробку и наблюдал, как грязная вода стекает вниз.
– Но ты нужна мальчикам. Мне кажется, сейчас мы достигли хорошего баланса.
– Мне нужно работать и я считаю, будет правильно, если я выйду в «Парадокс» на полный рабочий день.
Он кивнул и вытер раковину.
– Что ты считаешь своим приоритетом?
– Все будет хорошо, Натан, я обещаю. Это не так уж сложно. Сотни женщин так живут. – я скользнула руками вдоль его талии и заставила повернуться ко мне лицом. – Ты не удивлен?
– Нет. – он отодвинулся от меня. – Я предполагал, что ты будешь думать в этом направлении.
– Не заставляй меня чувствовать себя монстром, отказывающимся от собственных детей! Что я делала неправильно? Они сидят у меня на коленях, растут, я смотрю, как они учатся летать!
– Разве ты вкладываешь все сердце и всю душу в наших сыновей? – Натан посмотрел на меня долгим взглядом, в котором отразились все наши противоречия. – Я устал. – он потер глаза. – Пойдем спать.
Я пыталась прочесть выражение его лица. Что я сказала такого, что настолько его расстроило? Когда я потеряла свою власть над Натаном, который когда-то с такой готовностью бросился ко мне в руки? Я нажала выключатели один за другим, и кухня погрузилась в темноту.
– Я решила, Натан.
– Ну, что ж, – сказал он с порога. – Ты решила.
– Ради бога, – произнесла я, – не говори так, словно я убиваю вас всех.
Он повернулся ко мне спиной.
– А ты… – гнев прорвался сквозь усталость, – никогда не бываешь удовлетворена.
Он взял себя в руки и заговорил низким, просящим голосом:
– Минти, разве мы не можем просто довольствоваться тем, что у нас есть? – он притянул меня к себе и зарылся лицом в мои волосы. – Давай не будем из-за этого ссориться.
Ссора могла вылиться в бессонную ночь. В моем руководстве говорилось, что некоторые вопросы можно решить только путем сессии переговоров. Я не хотела, чтобы вопрос о моей работе, развиваясь по спирали, превратился из незначительной проблемы в ядерную катастрофу.
Я поцеловала Натана в щеку.
– Давай.
Глава 4
– Вчера вечером Роуз показывали по телевидению. Конечно, это был всего лишь один из кабельных каналов, но тем не менее…
Натан был на обеде в «Вистемакс», одном из многих в преддверии Рождества. В такие вечера он возвращался домой о облаке ароматов сигар и коньяка с мятной шоколадкой в кармане. «Мята для Минти». Успешный и довольный собой, он предлагал мне отведать этот плод с древа корпоративной жизни.
Я сидела на диване с подносом на коленях и читала начальные титры «Чудес Роуз Ллойд». Близнецы спали, Ева вышла прогуляться. Я знала об этой программе. Поппи сообщила о ней, когда позвонила пригласить нас на воскресный обед. «Это так здорово. Мама использует эту идею, представляя новые Семь чудес света. И они позволили ей самой решать, о чем рассказывать». Из моего опыта телевизионного производства я знала, что это, мягко говоря, преувеличение, но Поппи никогда не забывала, на чьей она стороне. «Она там везде побывала, разве это не удивительно!»
После короткой паузы я ответила: «Это замечательно». Поппи взвесила мою искренность и, видимо, сочла ее приемлемой. «Так вот насчет обеда. Это наша годовщина, и мы подумали… Так здорово быть замужем, правда?» Поняв, что эта тема ведет ее в зыбучие пески, она задала вопрос о самочувствии недавно отравившегося Феликса. Она закончила разговор, говоря: «В час дня. И, Минти, если захочешь потратить это время на себя, просто пришли к нам папу с близнецами».
Я не собиралась смотреть программу Роуз. В самом деле. Но сейчас я сидела здесь, уделяя больше времени титрам на экране, чем тарелке тертой моркови с кусочками помидора, заправленной низкокалорийным соусом. Сколько времени прошло с тех пор, как я видела ее в последний раз? два, три года? В моем случае это было неважно, мне не нужно было видеть ее, все равно Роуз и ее тень были так же надежно пришиты ко мне, как к Питеру Пэну.
Я не могла решить, желаю ли я видеть ее старой и костлявой, усугубляя мою вину перед ней, или цветущей, какой она появилась на экране. Я тщательно проинспектировала каждый сантиметр ее лица. Роуз выглядела замечательно и уверенно, как женщина, сама распоряжающаяся своей жизнью. Раз Роуз выглядит так хорошо, возможно, она уже не страдает; значит, баланс сил немного выровнялся. С другой стороны, напомнила я себе, эта женщина обсуждала план сада с моим мужем.
Первое чудо Роуз показывала в польской соляной шахте. В брюках цвета хаки и толстой куртке она вела зрителей вниз по коридору шахты, и камера фиксировала цифры и изображения, вырезанные на стенах. «Это камера Николая Коперника 18-го века, – сказал ее голос за кадром. – А это барельеф с изображением церкви, сделанной, вероятно в то время, когда сама церковь была разрушена. В занятиях резьбой шахтеры находили облегчение от скуки и страха. Им так же нужно было видеть перед собой нечто красивое». Она стала объяснять, что они работали при скудном освещении грубыми инструментами. Судя по всему, кристаллы соли обладают особыми молекулярными качествами, позволяющими так долго сохранять изображения, каждое из которых имеет свою историю или иллюстрирует легенду.
Камера остановилась на фигуре в длинном плаще с капюшоном. «Это убийца Кранк, который заманивал девушек к себе в лавку». Камера переключилась на всадника. «А это рыцарь, который по всеобщему поверию охраняет местные леса, и звук его рога слышен летними вечерами».
Роза всегда предпочитала фантастику. «Фантастические романы содержат реальные истины», – когда-то утверждала она своим голосом, который уже начинал раздражать меня своей уверенностью. Я никогда не могла переубедить ее. А сейчас? Уже никогда не попытаюсь. Что до меня, я предпочитала самоучители и популярную психологию. Натан нашел это таким трогательным, когда увидел впервые. Думаю, сам он читал беллетристику не менее пятнадцати лет назад.
Я отодвинула поднос, сбросила туфли и поджала ноги под себя. Камера сосредоточилась на лице Роуз с мельтешащими тенями. Но она по-прежнему выглядела прекрасно. «Истинное сокровище этой шахты, ради которого я пришла сюда, находится дальше по этому коридору…». Я провожала ее взглядом вдоль коридора до хранилища, стены которого переливались яркими искрами. «Здесь, – ее волнение передалось даже мне, – нашему взору предстает Соляная Мадонна. Она была создана в пятнадцатом веке. Легенда гласит, что она изваяна по описаниям монахини из монастыря Св. Катерины, которая умерла вскоре после явления ей Марии, Матери Христа. Каждый год община чествует образ защитницы матерей процессией со свечами, и женщины, которым в остальное время вход в шахту был запрещен, приходят сюда со своими детьми, чтобы получить благословение…». Она подняла правую руку, на которой блеснул массивный золотой перстень. «Мы можем не видеть Соляную Мадонну, но ее присутствие ощущается в городе повсюду. Ее называют „Скрытой Матерью“. Кстати, выражение „скрытая мать“ так же используется для невест. По понятным причинам, никто не может коснуться Мадонны, но я стою перед ней и с трудом удерживаюсь от этого, настолько реалистично она выполнена…».
Этого было достаточно. Более, чем достаточно. Я потянулась за пультом дистанционного управления и выключила Роуз.
Поппи никогда не принимала меня и, будь ее воля, не потревожила бы ни на секунду. Ей достаточно было надуть свои румяные губки, и Натан бросался ее защищать. «Она хорошая девочка, – не единожды говорил он мне. – она слушается своего сердца».
Натан не позволял критиковать своих детей. Ни одного слова – я пошла на это, хотя и считала ошибкой. Мы могли бы сделать все в нашей жизни общим, особенно детей. Но, когда дело касалось Поппи и Сэма, Натан замыкался в звуконепроницаемой камере, и достучаться до него было невозможно.
Сердце Поппи, возможно, и было сделано из чистейшего золота, но она могла больно ранить. Например, очень недобро было с ее стороны прийти на нашу свадьбу в черном, публично обозначив раскол между нами. Когда Натан оставил Роуз ради меня, Поппи словно выплюнула свой вызов ему в лицо: «Я никогда больше не хочу видеть ни тебя, ни эту женщину». Подчиняясь своим душевным порывам, она довела Натана до слез. «Она называла меня по телефону старым козлом, – признался он мне. – Старым козлом».
* * *
Поппи и Ричард перебрались из квартиры в большой дом в отвратительно короткий срок. Ричард заработал много денег на своей «стратегии бизнеса», и Поппи с толком потратила их. Это был дом эпохи Эдуарда, просторный и недавно отремонтированный. Сохранились подлинные окна. Палисадник был устроен явно с привлечением дизайнера. Это подтверждали стены из тщательно подобранного серого камня. В центре стояло оливковой дерево в синем керамическом горшке. Дверь распахнулась и появилась Поппи.
– Папа, – воскликнула она, вставая между мной и Натаном. – Как прекрасно!
Отец и дочь были очень похожи. У них был один и тот же цвет кожи и черты лица. Конечно, Поппи была сложена более деликатно – ее талия была тоненькой. Это заставило меня одернуть мой розовый кардиган с шелковой оборкой, маскирующей бедра. Под ним я носила кружевной бюстгальтер, кости которого жестко врезались в мою плоть. До рождения близнецов этот бюстгалтер облегал меня, как вторая кожа, но сейчас он меня сильно раздражал.
Поппи уже не была беспечной студенткой в очках. Она выглядела очень ухоженной и носила контактные линзы. Тем не менее, она не оставила своей привычки близоруко всматриваться в лицо собеседника, порывистости, склонности к вспышкам. Она схватила руку отца и приложила ладонью к своей щеке. «Столько времени прошло. Я очень скучала по тебе, папа». Натан обнял дочь, он сиял.
– Привет, Минти, – наконец сказала Поппи. Ее взгляд скользнул мимо меня. Она расцвела широкой улыбкой и раскрыла объятия. – Близнецы! Я считала минуты. – она налетела на них и затормошила.
– А у меня красные носки, – сообщил Лукас сводной сестре.
– А у меня синие, – Феликс замыкал шествие.
– Я тоже ношу носки, – Поппи задрала штанину, – в горошек, вот! Теперь, ребята, ответьте мне на один важный вопрос.
Феликс точно знал, что за этим последует.
– Нет, – сказал он. – Я не шалил.
Поппи обхватила их за плечи и склонилась к их головам.
– Вы были непослушными? Рассказывайте все.
Последовали шепот и бормотание, и Поппи, хихикнув, сказала:
– Феликс, ты щекочешь мне ухо.
Наконец она произнесла:
– И это все? Ну, я могу быть гораздо непослушнее.
На обед были бараньи ребрышки с тушеными бобами. Я поглядывала на Натана. Он говорил о ценах на нефть, но не был увлечен разговором и чувствовал себя неловко, судя по тому, как он поджимал губы. Замечала ли это Поппи? Во время разговора она теребила свое дорогое ожерелье из самоцветов. Кожаные шнурки с перьями и бисером, которые она любила носить в дни нашего первого знакомства, теперь были изгнаны из ее гардероба. Ожерелье было красиво и она ласкала его пальцами с благоговением. Когда ей казалось, что ее никто не видит, ее взгляд обращался к мужу, не оставляя никаких сомнений в ее обожании.
Ричард не обращал внимания на жену, он был вполне доволен собой. И наслаждался своим положением. Они с Натаном перешли к обсуждению хедж-фондов, близнецы сосредоточились на мороженом, я была предоставлена самой себе. Поппи казалась обеспокоенной и несколько раз исчезала на кухне. На этот раз она вскочила, чтобы долить воды в мой стакан.
– Папа и Ричард такие скучные англичане.
Она снисходительно взглянула на них и внезапно перевела взгляд на меня.
– Как поживают твои друзья, Минти?
– О, Пейдж в порядке. Она ждет третьего ребенка.
Поппи поставила кувшин на подставку и смахнула со столешницы капли воды.
– Она бросила такую перспективную работу, чтобы сидеть с детьми?
– Да, она принесла серьезную жертву, – я говорила всерьез.
Длинные ресницы Поппи вздрогнули над ее глазами.
– Женщины просто не знают, в какую сторону идти.
– Разве это не ошибочное мнение? Все, что нужно, это просто сделать свой выбор.
– Но это очень сложно.
Я не хотела, чтобы последнее слово оставалось за Поппи. Кроме того, она всегда рвалась к конфронтации. Натан молча наблюдал за мной. Пожалуйста, говорил его взгляд, не надо ничего доказывать. Никогда не понимала, почему Поппи должны сходить с рук ее глупые заявления, но я поступила правильно, сменив тему:
– Как дела на работе?
Поппи работала в издательстве, но недавно удивила всю семью, перейдя в фирму, которая импортировала экзотические свечи и ароматы из Китая и сбывала их через сеть элитных магазинов.
– Прекрасно, прекрасно, прекрасно. Продолжается предрождественское безумие. Иногда такое сумасшествие, что мне приходится помогать с упаковкой. – она покрутила в руках воображаемую коробку. – Мне это нравится. Нравится работать физически. А цвета и ароматы так изящны. – она добавила, – наша культура игнорирует физический труд, мы не любим пачкать руки.
Близнецы потребовали от Ричарда рассказать сказку. Лукас фыркал со смеху, но Феликс казался озадаченным. Выражение его лица означало, что он не одобряет того, что слышит.
– Большой бурый медведь, – сказал Ричард, держа руки со скрюченными пальцами на уровне ушей, – сожрал старого волшебника.
– Волшебников нельзя сожрать, – категорически заявил Феликс, и я про себя от души порадовалась за него.
Ричард опустил руки.
– Ну, я не заставляю вас верить мне.
Лукас закричал:
– Я верю! Я верю, правда, мамочка?
Я собиралась ответить: «Ну, конечно», когда увидела встревоженные глаза Феликса и поняла, что он в ужасе от такого конца сказки. Натан незаметно покачал головой.
– Каждый из вас может верить, во что хочет, – сказала я.
– Конечно, может, – согласился Ричард, сохраняя хорошее настроение, но слегка обеспокоенный, как человек, не имевший дела с детьми.
Феликс скатился со стула и бросился ко мне. Я провела рукой по его волосам, наслаждаясь их чистотой и мягкостью. От него пахло чесноком, он прижался ко мне всем телом. Нравилось мне это или нет, но моя связь с ним проходила через пальцы. Через несколько секунд Лукас спустился со стула и прижался к Натану в подражание своему брату.
– Дети, – Поппи упрекнула их, – мы еще не досказали сказку.
– Оставьте их, – ответил их снисходительный отец.
– Но нельзя их баловать, – Поппи положила руку на плечо отца. Она покачала головой и камни на ее шее красиво засверкали. – Не надо им потакать.
– Мои дети не избалованы, – сердито сказала я. – Ничего подобного.
На одну или две секунды воцарилась тишина. Затем Ричард предпринял отвлекающий маневр:
– Вы собираетесь в отпуск в этом году? – его голос звучал так заинтересованно, что напряженность прошла сама собой.
Благодарная ему, я потягивала вино и рассматривала комнату. Полосатые обои и удобные позолоченные стулья, цветы. Эффектно, но ненавязчиво, и я подумала, что если переделать так же нашу столовую? Не будет ли она казаться слишком тесной? И подойдут ли к ней наши китайские статуэтки?
Позже я прошла вверх по сияющей свежей краской и устланной ковром лестнице в ванную мимо фотографий в одинаковых рамках на стене. На одной из них была Роуз в шортах и сандалиях из ремешков за столиком кафе в каком-то, кажется, средиземноморском порту. Солнце светило ярко, фотография словно излучала радужное мерцание. Откинувшись в кресле, она доверчиво обернулась к камере, и улыбка играла у нее на губах. Одной рукой она держала чашку кофе, другая покоилась на коленях. В глубине души я позавидовала Роуз, ее легкости и ощущению жаркого солнца на коже.
У меня за спиной Поппи сказала:
– Это один из прошлогодних снимков мамы на Паксосе.
– Я смотрела ее программу. Получилось очень хорошо.
– Да, замечательно, – чувствовалось, что Поппи балансирует между вызовом и хорошими манерами гостеприимной хозяйки. Последние взяли верх. – Какой ванной комнатой хочешь воспользоваться?
Я пробормотала, что мне все равно. Когда она повела меня во второй гостевой санузел, мы прошли через небольшую комнату с включенным компьютером. На экране горела заставка со шнырявшими яркими рыбками. Когда я вернулась из ванной, экран был доступен для чтения. Покер онлайн. На пятерых. Кто-то играл.
Прежде, чем мы уехали, я подошла к Поппи, которая убирала фарфор на кухне.
– Большое спасибо за обед, – и спросила, удивляясь самой себе, – с тобой все в порядке?
Она уставилась на посуду и поджала губы. Мы не сказали ни слова, но она знала, что я видела покер на компьютере. Затем она вызывающе посмотрела на меня.
– Конечно. Лучше не бывает.
Когда мы в конце дня возвращались домой, Натан коснулся моего бедра.
– Я знаю, тебе бывает нелегко с Поппи.
Я, должно быть, вздрогнула, потому что он добавил:
– Думаешь, я не замечаю? Не такая уж я и свинья.
Я посмотрела в окно, не зная, как реагировать. Я привыкла к молчанию. Молчание в нашей с Натаном жизни было обманчиво: оно могло обернуться ссорой и упреками. За окном внедорожника проплывали лондонские улицы – бесконечные акры асфальта и городские деревья, борющиеся за выживание. Салон надо почистить, пахло клюквенным соком, который один из мальчиков пролил на сиденье (добавить в список дел для Евы). Я рылась в сумке в поисках салфетки.
– Мы с Поппи вполне уживаемся.
Рука Натана лежала на моем бедре.
– Я не думал о Поппи, когда женился на тебе.
Это была небольшая уступка, но я неожиданно почувствовала удовлетворение и удовольствие от того, как он определил мое положение в своей иерархии. Мои пальцы наткнулись на леденец, который уронил Феликс, и я взяла его. Его липкость и тот факт, что он находится в моей любимой сумке, которую я так берегла, мгновенно испортили мне настроение, и я ответила резче, чем собиралась:
– Ты женился на мне, потому что думал, я сделаю тебя счастливым. Но я знаю, что ты несчастлив и не знаю, что с этим поделать.
Натан смотрел прямо перед собой.
– Ты читала мою записную книжку?
– Да.
– Ты не должна была это делать.
– Может быть, не должна. – Я словно слышала стук дверей, захлопывающихся в сердце Натана. – Натан, нам нужно обсудить это. – я не могла делать вид, что нуждаюсь в срочном обсуждении, но должна была хотя бы попытаться.
– Не здесь. – он кивнул головой назад, где близнецы гудели изображая свои любимые самолеты.
– Конечно, нет. За кого ты меня принимаешь?
Мы остановились у светофора, и водитель небольшого красного фиата потряс кулаком и указал на плакат на заднем ветровом стекле: «Внедорожники, вон из города!». Зажегся зеленый. Натан въехал на стоянку на Лейки-стрит.
– Минти, это мои личные записи. – он потер лоб. Опять то же самое. Я почувствовала… дрожь облегчения? – Разве я могу доверять тебе, когда ты повсюду суешь свой нос?
– Что такое, – прервал его Лукас. – Что, мамочка?
– Может быть, не можешь.
Я вышла из машины, выпустила из плена близнецов и добыла из недр салона запасную одежду, игрушки и книги, без которых Феликс никуда не выезжал. Нагруженная, как мул, я шла по дорожке за моим мужем и сыновьями. Чуть позже Натан сказал:
– Мне надо немного размяться.
Он переоделся в старые вельветовые брюки и клетчатую рубашку с вытертыми манжетами. Я распаковала игрушки близнецов и занялась их ужином.
– Хочешь прогуляться? Возьми мальчиков.
– Я думаю поработать в саду.
– В саду? – я обернулась с деревянной ложкой в руке. – Ты не делал этого много лет.
– Да, – Натан засунул руки в карманы, – Пора им заняться.
Футбольные сражения близнецов превратили газон в унылую пустыню. Я смотрела, как Натан идет через него и достает вилы из садового сарайчика. По его спине я догадалась, что он сейчас совершенно безмятежен, я бы даже поспорила, что он насвистывает. Он начал копать под сиренью и вскоре рядом с ним образовалась куча почерневших листьев. Через полчаса я налила ему кружку чая. Спускалась темнота, было холодно, но рубашка Натана была влажной от пота под мышками.
Он вытер руки о штаны:
– Хорошая девочка.
– Откуда вдруг интерес к саду? Вопрос был излишним, потому что я уже знала ответ.
Он глотнул чаю.
– Раньше он был очень красивый.
– Ты думал о Роуз? – я обвиняла его. – Не так ли? Ты говорил с ней. Та схема, что я нашла в твоем дневнике, была для нашего сада? – я указала на сломанную ограду, кучу травы, голую сирень. Оливы, вербена, фикус. Они будут здесь?
– Не надо, Минти, – с нажимом сказал Натан, – Мы не обсуждаем Роуз. Помнишь?
– О дневнике…
– Забудь о нем. Это только мое. – его брови сошлись вместе.
– Ты в порядке?
– Да, все хорошо. – его пальцы постучали по груди. – Болит немного. Я слишком много съел.
В третьей главе «Стратегий решения жизненных проблем» (лежащей сейчас у моей кровати) автор рекомендует когнитивно-поведенческую терапию для решения сложных проблем. Если дурные мысли постоянно возвращаются к вам, угрожая нарушить ваше благополучие, то нужно избегать их, используя прием уклонения. Я нагнулась, вытянула длинный белый корень из кучи мусора и начала крутить его между пальцев. Я подумала, с чего начну свой понедельник в «Парадокс Пикчерз», вспомнила китайские статуэтки в столовой. Я подумала о пироге с рыбой, который достала из холодильника на ужин близнецам.
Не получалось.
Я повернулась к Натану.
– Почему я поверила тебе, когда ты сказал, что пришел ко мне, чтобы начать с чистого листа?
Я должна была поцеловать его и не позволить ему ответить. Я должна была вспомнить, что сожаления являются пустой тратой сил. Я должна была сказать что угодно, но не это. Натан потер верхнюю губу грязной рукой, оставляя на ней землю.
– Нет смысла бороться за то, что невозможно получить, Минти.
Я сдалась. Воспоминания неподвластны нашей воле. Мы не можем сказать, что прошлое остается в прошлом. Оно прорастает в настоящем, это неизбежно. Я оставила его с этими мыслями. Я пошла в дом, накормила детей, уложила их спать. Потом собрала свои записи и папки и пошла к себе. На кухонном столе я оставила записку: «Поужинай сам».
