Текст книги "Вторая жена (ЛП)"
Автор книги: Элизабет Бушан
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)
Глава 20
Не прошло и двадцати четырех часов, как Поппи выговаривала мне по телефону:
– Минти, я думаю, что использовать мою мать в качестве резервной няни было не лучшей идеей.
Как это часто случалось, я согласилась с ней.
– Разве Роуз так выразилась?
– Не совсем, но она сказала, что ты позвонила ей в последнюю минуту и попросила приехать. Я не приемлю такого отношения.
– Я должна была найти кого-то, кто присмотрел бы за мальчиками.
– Этот кто-то – ты и есть. Ты их мать. Неужели ты не понимаешь, как ты могла расстроить ее?
Я напомнила себе, что у Поппи не было детей, поэтому она не имела ни малейшего представления, о чем она говорила. Поппи не лежала голая, скорчившись, на родильном столе и не производила на свет непонятный красный сгусток. Она не бредила по ночам кошмарами, порожденными воспаленным материнским воображением: а вдруг Лукас выскочит на дорогу, когда строительный грузовик на полной скорости будет мчаться вниз с пригорка. Она не понимала, что способность приспосабливаться является средством выживания, кроме того, Поппи понятия не имела, сколько всевозможных хитростей может измыслить пара растрепанных голов, чтобы обойти все защитные барьеры.
– Твоя мать могла бы просто отказаться.
В ее голосе слышались нотки нетерпения.
– Разве ты не знаешь, что мама бросается на помощь всем?
– Не уверена, что могу с тобой согласиться, Поппи.
– Ее преследует безумная идея о папиной последней воле. Она считает, что он хотел привлечь ее в жизнь своих детей. Я сказала ей, что она не обязана осуществлять его желания. А Ричард считает, что вы должны строить свою жизнь самостоятельно.
Несмотря на мое намерение стойко держать оборону, я была уязвлена ее словами. Наши с Ричардом случайные и печальные признания, казалось, доказывали, что мы понимаем друг друга.
– Он действительно так сказал?
– Хм. Ну, мы оба с этим согласны.
Итак, Ричард не говорил ничего подобного.
– Поппи, – сказала я. – Я делаю все, что могу, но сейчас я в тяжелой ситуации, и благополучие мальчиков для меня важнее всего.
– И?
– Я боялась, что могу потерять работу, если не явлюсь в офис. – от одних этих слов, произнесенных вслух, капли пота выступили на моей верхней губе.
– Разве ты не могла договориться? Законодательство предусматривает такую возможность в чрезвычайных ситуациях. – пауза. – Я не понимаю тебя, Минти.
– Я и не ожидала от тебя понимания. – я почувствовала слабость. – Реальность сильно отличается от теории.
– О, ради Бога.
Я окинула взглядом кухню. Без Евы она выглядела запущенной. Пыль на подоконнике, кофейная гуща в мусорном ведре, пара грязных кастрюль рядом с раковиной.
– Кстати, должна сообщить тебе две вещи, Поппи. Думаю, мое вмешательство в отношения между Джилли и Сэмом ни к чему хорошему не приведет. Я получила вежливую отповедь от Сэма.
– Бьюсь об заклад, ты не слишком старалась.
– Наоборот, но он так глубоко ушел в свой панцирь, что я не нашла ни одной лазейки к нему. Боюсь, мяч вернулся на твое поле, и тебе самой придется с этим разбираться.
– Ты говоришь, совсем как Сэм. Мудрый и всевидящий старший брат. А второе?
– Я разговаривала с Тео. Боюсь, денег в ближайшее время не будет. И он не может сказать, когда.
– О, мой Бог, – сказала Поппи. Она почти не скрывала своего отчаяния. – Ты абсолютно уверена?
У меня не было ни времени ни желания взваливать на себя проблемы Поппи. Это была та самая девушка, которая оделась во все черное на мою свадьбу, которая называла своего отца – моего мужа – старым козлом и которая намеренно портила мне все семейные праздники. У меня не было ни малейших оснований думать, что, окажись я в беде, она скажет: «Держись, я уже еду».
Вопреки всем доводам рассудка я сказала:
– Поппи, я подозреваю, что все твои проблемы из-за покера, я права?
В трубке раздались приглушенные рыдания:
– Я не могу тебе сказать.
– На самом деле, можешь.
Потребовалось еще несколько осторожных вопросов, и в конце концов Поппи призналась:
– Я влипла в этот покер. Просто загадка, как быстро я стала повернута на нем. Я не сплю ночами, спрашивая себя: «Как?». Я заняла денег, потому что не смогла выиграть, а теперь я не могу вернуть долг. Я не могла погасить свой долг по кредитке и обратилась в одну из тех фирм, которые обещают весь мир в кармане, и забывают сказать о размере процентов мелким шрифтом. Игра стоит свеч, но только, когда выигрываешь. Что еще сказать? Я не могу рассказать Ричарду, потому что он придет в ужас, я не могу рассказать маме. Если я в ближайшее время не сделаю что-нибудь, придут судебные приставы, и я попаду в черный список у банков.
Я прервала ее:
– Поппи, послушай, ты перестала играть? Это первый шаг к спасению.
– Конечно… да… – все-таки Поппи была неисправимой лгуньей.
– Я тебе не верю.
Ситуация была слишком деликатной, а я была слишком прямолинейна. Она грубо огрызнулась:
– Это не твое дело. Я сама со всем справлюсь. Если поможешь найти деньги, это тебе зачтется.
Наконец-то советы руководства самопомощи могли мне пригодиться.
– Почему бы тебе не поговорить с кем-нибудь. – я понизила голос. – Поппи, я могу найти хорошего специалиста.
Снова всхлипы:
– Я так скучаю по папе. У меня словно дыра в голове. Почему он умер? – пауза, а затем ее мрачный и бесплотный голос на другом конце провода произнес, – Лучше бы я сама умерла.
Я взглянула на часы. В моем распоряжении был один час, и я могла использовать его более эффективно, отложив запланированную глажку белья.
– Держись, Поппи, – я чувствовала трепет первооткрывателя, вступающего на неизведанные территории. – Я могу приехать.
– Нет, – сказала она. – Не надо.
* * *
Ева лежала на дальней от входа кровати, что, надеюсь. давало ей хоть немного покоя. Суматоха была ошеломляющей – тележки, посетители, врачи в белых халатах. Она полулежала на подушках, ее лицо почти сливалось с белым бельем.
– Хэлло, Минти.
– Ева, тебе лучше? – я поставила корзинку с фруктами на ее тумбочку и присела рядом.
Она была слишком слаба, чтобы говорить, и я держала ее за руку, поглаживая пальцами. Наверное, этот жест порадовал ее, потому что она слабо улыбнулась и прикрыла глаза. Через некоторое время я направилась на поиски информации.
Дежурная медсестра сидела за стойкой в конце коридора. Она была аккуратной, измученной и такой маленькой, что едва была видна за кипой бумаг. Она спросила:
– Кто?
Ей понадобилось несколько минут, чтобы найти нужную информацию среди файлов и распечатать данные о Еве. Наконец она сообщила мне, что Ева может покинуть больницу на следующий день, но ей потребуется специальный уход и постельный режим по крайней мере на шесть недель. Она выдала мне рекомендации по диете и список лекарств. Холодок пробежал по моей спине.
Затем я отправилась в агентство нанять няню на неделю, где кратко изложила основные требования по уходу за Евой. Белокурая девушка-австралийка улыбнулась, покачала головой и вежливо сказала:
– Я боюсь, по правилам агентства я не могу предложить вам ничего, кроме ухода за детьми.
Снова началась моя телефонная одиссея.
– Если бы вы смогли заглянуть раз в день, – умоляла я Тессу/Кейт/Пейдж, – просто проверить, что она приняла таблетки и съела что-нибудь.
Тесса сказала:
– Если она действительно больна, вам лучше нанять сиделку.
– Я уже пригласила няню из агентства, и она обошлась мне в целое состояние.
Кейт была более доброжелательна и менее полезна:
– Вам лучше оставаться дома, Минти. Как вы себя будете чувствовать, если с Евой что-нибудь случится?
Пейдж сказала:
– Я не хотела говорить, Минти, но я узнала, что ты не только читала нравоучения мне, но даже заняла сторону Мартина.
– Как?
– Он проговорился, что завербовал тебя за чашкой кофе.
– Это же было сто лет назад. Во всяком случае, что я должна была сделать? Проигнорировать его? – последовала тишина, и я в отчаянии добавила. – Ева действительно нуждается в заботе, а девушка из агентства не сможет этого сделать или просто не станет.
– О'кей, – Пейдж не испытывала особого восторга. – Я пришлю Линду. Она сможет покормить Еву.
Это было большее, чего я смогла добиться. Не много, но уже кое-что, и я приступила к составлению списка для Линды. Начать с того, что Ева была очень слаба. С каждым днем ей становилось лучше, но выздоровление шло медленно. Она могла продержаться на ногах час, но не более. Стараясь не думать о моих таящих, как снег, денежных резервах, я наняла няню из агентства еще на две недели.
Пейдж считала, что я должна уволить Еву.
– Ты обязана выжить, – заявляла она, – ты не можешь позволить себе слабое звено. Или ты или она.
Сквозь многовековой пласт социально-этического мышления в мою душу улиткой заползло сострадание. В тот же момент меня озарила догадка:
– Интересно, не так ли ты относишься к Мартину? Считаешь его слабым звеном?
Создавалось впечатление, словно Пейдж говорит с непокорным ребенком:
– У меня нет времени для воспитания ответственности у взрослого человека. А у тебя нет времени для ухода за неработающей няней.
Ева заболела, но не поглупела. Она чувствовала, куда дует ветер.
– Пожалуйста, не забирайте у меня работу, – попросила она в страхе, что я могу выкинуть ее на улицу.
Секунд десять я боролась с желанием купить ей билет в один конец до Румынии. Я взяла ее болезненное личико в ладони.
– Не говори глупостей, Ева. Дети нуждаются в тебе и они тебя любят. Ты нужна мне, нужна им, поэтому, пожалуйста, сосредоточься на выздоровлении.
Когда я вечером поднималась в свою комнату с ужином на подносе, я подумала, как было бы хорошо, если бы там сейчас был Натан.
* * *
Я привезла в «Парадокс» пиджак (который меняла каждые два дня) и повесила его на спинку кресла. Это должно было создать впечатление у всех заходящих в мой кабинет, что я уже или еще на работе. Я жирным шрифтом напечатала список так называемых «встреч», разрисовала его галочками и крестиками и положила слева от компьютера. На самом деле, я готова была пожертвовать частью бюджета семьи, чтобы мчаться на такси на Лейки-стрит покормить Еву. Это был убийственный график, но я обнаружила странную вещь: отчасти мне это нравилось.
Барри и Крис уже сосуществовали в нездоровом симбиозе.
– Крис читает мои мысли и ходит по моему маршруту, – объявил Барри, подтверждая мою молчаливую догадку, что Крис доминировал в их паре.
Деб побледнела и уставилась на кофеварку:
– Я ищу новую работу, – тихо сообщила она мне.
Крис не смотрел на Деб, он собрал свои бумаги и помахал рукой.
– Увидимся позже, ребята.
Барри последовал за ним, оставив нас с Деб за столом переговоров. Она подняла бровь:
– Я чувствую, что вылетела из колеи, Минти. И я не могу понять, как это случилось.
* * *
В выходные я взяла мальчиков к Гизелле на чай. Со времени моего последнего визита она провела косметический ремонт в гостиной цвета бледного золота и сливок с венецианскими зеркалами и подушками из антикварного гобелена.
– Феликс, нет, – сказала она резко, когда Феликс взял одну из подушек. – Она очень старая и ценная. – ее внимание отвлек Лукас, обнаруживший, что обюссоновский ковер отлично скользит по паркету.
Я призвала близнецов к порядку, но они были беспокойными и не склонными подчиняться. Они усвоили эту манеру поведения в течение последних нескольких дней, и я выбивалась из сил, пытаясь справиться с ними. Лукас громко чихнул, стоя рядом с Гизеллой. Я поспешно протянула ему носовой платок, который он, использовав по назначению, с любезной улыбкой протянул Гизелле. Гизелла отпрянула.
– Почему бы мне не позвать Анджелу, она может напоить их чаем на кухне.
Роджер ненадолго заглянул к нам, собираясь в гольф-клуб. Он бесстрашно подошел ко мне и поцеловал в щеку.
– Так приятно видеть вас, – пробормотал он, кося одним глазом на жену. – Я надеюсь, все под контролем?
Он выглядел здоровым и респектабельным, но не очень отдохнувшим и счастливым. Мне очень хотелось примерно наказать его, хотя это и было нехорошо, но я пощадила его. Не раз в последние недели я размышляла о том, что произошло с Натаном, и я успокаивала себя тем, что Роджера при всем его успехе и власти ждет та же участь. Рано или поздно карьера Роджера тоже закончится.
После того, как он ушел, а Анджела принесла шоколадный торт и чай и забрала близнецов, Гизелла спросила меня о работе и «Парадоксе». Я поставила свою чашку.
– Мне приходится бороться за нее, – сказала я. – И я использую всю свою хитрость, чтобы удержаться.
Гизелл отрезала тонкий ломтик торта и уложила его на свою тарелку.
– Я понимаю, как тебе сейчас трудно, Минти. Я восхищаюсь тем, как ты справляешься со всеми проблемами.
Очень мило было с ее стороны упомянуть об этом, но я не верила, что она действительно так думает.
– Есть новости о Маркусе?
При упоминании его имени она вскочила на ноги.
– Нет, ничего нет.
Я ждала более подробной информации, но Гизелла погрузилась в тяжкие раздумья. На гобеленовой подушке у моего правого локтя была изображена сцена с охотниками в лесу и раненым оленем. Лес был изображен в загадочной и таинственной дымке, а земля под деревьями была заткана цветами и маленькими животными.
– Ты сердишься, Гизелла?
– И да и нет, – Гизелла, похоже, надолго заняла позицию у окна и теребила пальцами гардину. – Скажу так. В конце концов, я чувствовала, что у меня нет выбора. Я жена Роджера и не могу так легко нарушить брачные обеты, как хочется Маркусу.
Это представляло всю ситуацию в новом увлекательном свете.
– Гизелла, с каких это пор ты признала нерушимость брачных обетов?
Она вскинула голову.
– У тебя было неверное представление обо мне, Минти. Я всегда соблюдала договор. Я делала именно то, что от меня ожидали, и что я обещала делать. Брак – это бизнес, а не мистическое единство душ. – она подергала оконный шпингалет. – В конце концов, выбора у меня не было. Именно это меня и расстраивало… немного. Я не могу рассматривать отношения с Маркусом как альтернативу тому, что у меня есть сейчас с Роджером. Я не должна видеть его.
– Ах.
– Это убивает меня?
Я рискнула предположить:
– Это Маркус так сказал?
Гизелла мрачно улыбнулась.
– Что-то в этом роде. Ну, это пройдет. – она уселась на свое место, и я наблюдала, как она возвращается в образ хозяйки большого дома, расправив юбку и поднимая чайник. – Еще чаю? – Договор Гизеллы с дьяволом явно не сделал ее счастливее. – Ты уверена?
Она поставила чайник.
– Знаешь, что говорят о наркоманах? Если исключить наркотики и все проблемы с их добыванием, то им просто нечем будет заполнить свое существование.
– А благотворительность, например?
Натан бы сказал, что это была плохая шутка. Гизелла холодно улыбнулась.
– Вот это действительно убило бы меня. – она указала на подушку. – Французский гобелен. Восемнадцатый век. Обрати внимание на превосходные растительные краски.
– Принято к сведению, – я вполуха прислушивалась к голосам близнецов, не разгромили ли они кухню.
Гизелла обвела контур раненого оленя пальцем, на котором сияло кольцо с крупным бриллиантом.
– Я привыкла считать, что мои отношения с мужчинами просты и открыты, но в глубине души я знала, что это не так. Я всегда говорила себе: «Я жена Николя, Ричмонда, Роджера, но я в любую минуту могу собрать свои чемоданы». – она засмеялась. – Беда в том, что с тех пор, как я отправила Маркуса в отставку, я постоянно думаю о нем, чего никогда не случалось, пока он был на сцене.
– Боже мой, – сказала я. – Это плохо. Это чувство вины плюс синдром «за забором трава зеленее» в одном флаконе.
Гизелла была поражена.
– Что ты имеешь в виду?
– Это липкая, навязчивая мысль, от которой не избавиться.
– Откуда ты знаешь?
– Я близко с ней знакома, – ответила я.
* * *
В машине Феликс заговорил:
– Если у нас нет папы, значит, мы не семья?
– Нет, Феликс. Просто мы семья без папы.
– А ты на самом деле наша мама?
Я смотрела на машины, рычащие в пробке.
– Да, самая настоящая ваша мама.
Когда мы вернулись, Ева была уже на кухне. Она выглядела немного сильнее, хотя ее одежда висела на ней.
– Я готовлю ужин, – сказала она и, когда я попыталась остановить ее, подняла руку. – Я приготовлю.
Я помогла ей нарезать огурцы и морковь и разогреть пастушью запеканку. Она передвигалась очень медленно, но решительно. Потом она настояла, что уберет все сама. Она подняла обычно равнодушные глаза, сейчас я видела в них благодарность:
– Ты хорошая, Минти.
* * *
Во время бессонных ночей я избавлялась от Натана. Все было логично – Натану уже не нужны его рубашки, костюмы, обувь, поэтому надо было просто упаковать их и убрать. Но, прикасаясь к ним, я забывала о логике. Иногда мне удавалось очистить целую полку, иногда это было выше моих сил. Этот процесс расставания должен был происходить тайно, потому что я не хотела делать мальчиков свидетелями, и потому что это было… так больно. Поэтому я старалась собирать вещи урывками, украдкой, в течение таких плохих ночей, как эта.
Было 1.45, когда я встала с постели и открыла дверцы гардероба Натана. По краю полок тонким слоем лежала пыль. Здесь были его свитера: красный, синий, зеленый. На полке лежал забытый шарф, и я взяла его. Он был дорогой, я почувствовала легкий запах лосьона после бритья. Ощущение потери было таким острым, что у меня на пару секунд перехватило дыхание. Я села на кровать, зажав шарф в пальцах и не чувствуя ничего, кроме пустоты в груди. Натан умер. Через некоторое время я отложила шарф в сторону, достала свой любимый серый костюм и разложила его на кровати. Я засунула в пиджак его синюю офисную рубашку, вокруг воротника обвила галстук из красного шелка. Пара шелковых носков и начищенных до блеска ботинок дополнили ансамбль. То, что лежало на кровати, было только оболочкой Натана. Я попыталась притвориться, будто он действительно лежит там, закинув руки за голову. Минти, пожалуйста, обрати внимание… Подбить кулаками подушку. Сбросить обувь, Минти, о чем ты думаешь?
На полу лежал пакет благотворительного магазина в пользу хосписа. Когда я сниму с оболочки галстук и положу его в пакет, часть Натана исчезнет. Я вынула рубашку и аккуратно положила ее туда же, исчезла еще часть. Обувь… обувь. Если я положу ее в пакет, Натан никогда не сможет снова войти в дом номер семь и крикнуть в лестничный проем: «Где мои мальчики?». А вместе с костюмом исчезал бизнесмен, который разрабатывал стратегии и говорил: «Наши конкуренты сильны, но давайте не сдаваться без боя».
«Когда я вышла за Натана, – призналась мне Роуз за одним из наших обедов, – мое сердце было разбито от несчастной любви. Но Натан так хотел сделать меня счастливой, разве я могла устоять? Он был скалой, а Хэл был зыбучими песками. Чего еще я могла желать?» Я не была уверена в способности Роуз отличать камень от песка. Ведь эта женщина пользовалась каждой возможностью, она сама мне призналась, забежать в церковь Святого Бенедикта по пути домой, чтобы поставить свечу Мадонне. Если это не было строительством дома на песке, я не знаю, что вообще тогда это было. «Хэл никогда не смог бы мне дать, что я хотела, – добавила Роуз. – Мы оба это знали. Это мог быть только Натан.»
Внизу вскрикнул один из близнецов. Я бросила костюм в мешок и пошла посмотреть, кто из них это был.
Феликсу приснился дурной сон.
– Мамочка. там был большой-пребольшой кот с большими когтями, он хотел поцарапать меня…
Я прижала к себе его горячее тельце и прошептала:
– Все хорошо, Феликс. Мама здесь. Я прогнала плохого кота. Смотри, его здесь нет.
Все было совсем не хорошо. Однако, я успокаивала моего сына ложью, испытывая при этом странное удовольствие и гордость. Да, мои дети еще не были достаточно большими и смелыми, и я была нужна им, чтобы оградить от всех страхов.
Глава 21
Сунув руку в карман моих черных льняных штанов, я достала веточку растения, которую сорвала в Клер Мэнор. Она была сухой и хрупкой, но сохранила запах, который так привлек меня. Заинтригованная я поискала его в одной из книг Натана. Оно называлось Nepeta или просто Кошачья мята. Она настолько сильно привлекала кошек, что молодые побеги приходилось защищать от них. Пока я читала про кошачью мяту, зазвонил телефон.
«Если вы высадите ростки, кошки постараются выкопать их. Если вы посадите семена, кошки, возможно, не обратят на них внимание».
– Я давно с тобой не разговаривала, – сказала Пейдж.
– О? – сказала я. – Я давно не узнавала, как дела у малыша.
– Он просто маленький крикун, – ее голос дрогнул. – Я никогда еще не была так измучена. – очень серьезное признание для Пейдж. – Я меня трое детей, и я должна сделать из них людей, сама не превратившись в монстра. – ее голос зазвучал тоньше. – Мне так тяжело с ними сейчас, что я иногда начинаю сомневаться в себе.
Пейдж сомневается, это было неслыханно.
– Пейдж, ты разговаривала с Мартином?
– Знаешь что, спроси меня лучше об арабесках Лары.
– Пейдж, ты когда-нибудь говорила с Мартином?
– Минти, не вмешивайся. О'кей?
Я подняла глаза к потолку.
– Как Ларины арабески?
– Очень хорошо, как ни странно. У нее отличная линия, но немного шаткая стойка. Ноги слабоваты, к сожалению. Но мы еще поработаем над ними.
Я почувствовала жалость к маленькой Ларе. Отныне ее ноги ей не принадлежат. На другом конце провода Пейдж вздохнула так отчаянно и безнадежно, что я снова твердо сказала:
– Ты должна еще раз подумать о Мартине.
– Минти, я все время думаю о нем и очень его люблю. Очень. Но у меня нет времени быть женой. Не с тремя детьми. Нет, если все делать правильно.
– Пейдж, ты сегодня ела?
– Ела? Немного. Я слишком занята. И, прежде, чем ты спросишь, нет, я плохо сплю. Я знаю, ты считаешь, что я сошла с ума от послеродовой депрессии, возможно, так и есть, но даже в лучшие времена Мартин не хотел быть отцом. Ему это не нравится. Он ненавидит дом, полный детей. Теперь скажи, у кого из нас психоз?
– Все равно, он должен быть с вами.
Последовала зловещая тишина.
– Минти, я не нуждаюсь в твоих нравоучениях.
– Где он живет?
– У своей матери. Она поселила его в мансарде.
* * *
Я позвонила Мартину и договорилась с ним о встрече на следующий день в банке.
– Минти, это срочно? У меня большая конференция в Женеве, и я уеду на несколько недель. Но если тебе действительно нужно увидеться со мной, мы можем встретиться в 14.30.
К его чести Мартин был вовремя, так что я не успела даже полюбоваться потрясающим стеклянным атриумом здания. Он вышел из лифта, поцеловал меня в щеку и повел по коридору.
– Я знаю уютное место.
– Ты просил меня приглядывать за Пейдж.
– Ах, за моей женой, – при все легкомысленности своего тона Мартин был начеку. Он привел меня в столовую, более похожую на банкетный зал, сделал в воздухе пару движений пальцами, и, о чудо, перед нами возникли две чашки эспрессо из свежемолотого кофе и по бисквиту кантуччи на каждого.
Жизнь с матерью не отразилась на его внешности, в отличие от жены он был безупречно строен, подтянут и здоров. Я никогда не могла устоять перед кантуччи. Я обмакнула его кончик в кофе, наслаждаясь запретным удовольствием.
– Мартин, ты должен вернуться домой.
Он нахмурился.
– Это она меня бросила, если помнишь.
– Она только-только родила ребенка. Жизнь родителей наполовину принадлежит детям. Думаю, тебе принадлежит только половина твоей жизни, пока дети не выросли. Пейдж отдает им половину жизни навсегда.
Мартин фыркнул:
– Она не будет слушать меня, потому что я закоренелый грешник. Или, по крайней мере, она не будет считаться с моим мнением.
Я с тоской посмотрела на кантуччи Мартина, и он покорно передал его мне.
– Дети, Мартин. Они страдают от вашего разлада. Они не могу показать это, но им плохо. – Я частично опиралась на собственные чувства, что сделало мое заявление более пылким. Когда Феликсу и Лукасу было больно, мне было больно вдвойне. – Ты действительно ненавидишь их?
– Это Пейдж так говорит? – Мартин нахмурился. – Я еще до их рождения знал, что нам будет сложно, но даже я был удивлен, насколько невыносимо все стало. Я предупреждал Пейдж, что она одержима детьми, но… – он буравил меня взглядом терминатора, Натан тоже так умел, – …Я никогда не оставил бы их по собственной воле.
Я возразила:
– У Пейдж маленький ребенок. Она слаба, у нее гормональные бури, она неспособна видеть последствия.
К моему смятению, глаза Мартина наполнились слезами.
– Не смотри на меня, – пробормотал он. – И ничего пока не говори.
Я быстро огляделась. Никто не заметил слез Мартина – небольшое проявление слабости не толкнуло бы его соперников на штурм его крепости, но и не принесло бы ничего хорошего. Компания банкиров в костюмах в тонкую полоску не спеша вошла в комнату. Они напоминали пухлых кур, тихо и важно переговариваясь друг с другом. Я ткнула пальцем в их сторону.
– Не похоже, что здесь очень весело работать.
– Это не так. – он прикрыл глаза рукой. – Бывает очень весело. Просто сейчас затишье.
– Ты мог бы исправить ситуацию.
Мартин взял себя в руки.
– Интересно, Минти, почему ты так борешься за наш брак с Пейдж? – он имел в виду, почему я, разрушительница семьи, так твердо ее теперь отстаиваю. Возможно, я имела право обидеться, но я уже успела привыкнуть к клейму разлучницы.
– У меня у самой двое маленьких детей, – просто сказала я.
Он с таким горестным выражением посмотрел на меня, что я была вынуждена опустить глаза.
– Просто вернись, Мартин. Скажи Пейдж, что она ошибается, и что ты не хочешь потерять семью. Скажи ей, что вы должны постараться ради детей.
– Ты вытащила меня с важной встречи перед брифингом, чтобы сообщить очевидные вещи?
– Тем не менее.
К моему удивлению он наклонился вперед и пожал мне руку.
– Хорошо сработано, Минти.
Я позволила его руке отдохнуть в своей. Я прекрасно понимала, что мои слова и советы мало повлияли на него, но я готова была повторять их снова и снова.
– И во-вторых, Мартин, скажи Пейдж, что это нужно ей самой. Сделай это.
Я оставила его в царстве зеркальных лифтов, один из которых доставит его обратно на девятнадцатый этаж, и направилась к дверям.
* * *
Дома меня ждала открытка. «Дорогая Минти, мне понравилось общаться с мальчиками, и я хочу… – интервал между словами „спросить“ и „не могу ли я увидеть их снова“ был несколько увеличен. – Я хотела бы сводить их в зоопарк или в кино, если возможно. Роуз». Слова на открытке не излучали уверенности. Стиль и формулировки подтверждали, что Роуз переступает через свои убеждения. Но сам факт письма указывал на то, что баланс сил в наших взаимоотношениях изменился. Прошла неделя, прежде чем я ответила.
В «Парадокс», заканчивая шлифовать последние детали «Пункта отправления», я поиграла с идеей добавить в него некоторые факты из истории хореографии, но потом отказалась от нее. Деб объявила. что переходит на работу в «Папийон», и, когда я искренне сказала, что сожалею об этом, она ответила:
– О, у меня нет времени дожидаться своего шанса. – ее беспечный тон не мог скрыть от меня, насколько она несчастна.
Напоминание о времени заставило меня задуматься о заброшенном проекте о среднем возрасте, и я извлекла его на свет из папки с надписью «Отклонить».
* * *
Я бегала в муниципалитет. Я писала письма в банк. У меня было несколько долгих бесед с Тео. Я читала отзывы о консультантах, специализирующихся на зависимостях. Я оплачивала счета, переставила мебель в гостиной и спальне, изменив облик дома. Кабинет Натана был преобразован в уютный женский уголок. Сюда перекочевала моя доска объявлений: школьные занятия, график работы, списки… списки. Моя одежда заняла все свободное пространство в шкафах и комодах. Мои пузырьки заполнили все полки в ванной. Наверху на чердаке в картонной коробке лежала бритва Натана, кисточка из барсучьего волоса, расческа и новый гребешок в пластиковой упаковке. Там они будут ждать, пока я не передам их Феликсу и Лукасу.
Я снова лежала без сна и считала своих призраков. Я была неправа. Была странная справедливость в том, что никто не может вернуть прежнюю любовь. Натан не вернул Роуз, Роуз не вернула Хэла, мы с Роуз никогда не вернемся к прежней дружбе. После увольнения Роуз я была назначена на ее место с требованием оживить и реорганизовать ее колонку. Мои страницы должны были фонтанировать новыми идеями. Тем не менее, когда Таймон увольнял меня, он предал анафеме все мои усилия: «Вы не внесли ничего нового в колонку», – написал он.
Роуз рассказала мне, как она страдала и мучилась из-за Хэла, своей первой любви. Но в их отношениях были также моменты такой сладости и экстаза, что она сохранила их в памяти навсегда. Я не обладала подобными воспоминаниями. Рассказы Роуз напоминали мне ароматные саше в ящиках комода, я завидовала ей.
Мне понадобилось немало времени, чтобы написать ответ Роуз, слова не хотели стекать с кончика моего пера. «Не хочешь ли ты приехать на школьную спартакиаду к мальчикам?» Было решено, Роуз приедет пораньше, чтобы наблюдать все, начиная с открытия, вместе с Евой, а я присоединюсь к ним позже, когда придет черед выступить Феликсу и Лукасу – гонка в мешках, забег с яйцом и ложкой, спринт, прыжки в высоту. Так же ожидалась изысканная пытка под названием «Родительская гонка», и Лукас сообщил, что ожидает от меня победы.
Двенадцать часов до спартакиады: Феликс с Лукасом сразу после ужина потащили меня в сад. Они хотели потренироваться в беге и гонке на трех ногах. Я было возразила, что у них разболятся животы, но Феликс потянул меня за руку и сказал:
– Пожалуйста!
Спустя пару минут я обнаружила себя стоящей с часами в руке, в то время как мальчики носились взад и вперед по лужайке, пока Лукас не побледнел и не сказал, что ему плохо.
Пять часов до спартакиады: снова тихий шорох за дверью спальни. Было 5.30 утра. Лукас проник в комнату, забрался на кровать и уткнулся в меня носом.
– Мамочка. пойдем.
– Куда? – я приоткрыла глаза. Он был в халате.
– Пойдем и увидишь, – прошептал он.
Кое-как я встала с кровати и побрела в детскую. Там, аккуратно сложенная, лежала на кровати форма Феликса. Футболка, темно-синие шорты, пара белых тапочек, белые носки.
Он спросил:
– Можно, мамочка?
– Посмотри на меня, – потребовал Лукас и сорвал с себя халат. Он был одет, только футболка была перевернута задом наперед. Он пару раз лягнул воздух и упал на одно колено.
– На старт, внимание, марш!
– Иди сюда, Люк. Ты футболку одел неправильно.
Феликс пошарил под кроватью и с торжественным видом достал мой спортивный костюм, который, вероятно, заранее добыл из моего гардероба, и положил к моим ногам.
– Это для тебя, мамочка.
– Спасибо, – я боролась с Лукасом и его футболкой.
Феликс решил проверить свой комплект:
– Это мои шорты, это мои ботинки…
– Очень хорошо, ребята, – сказала я. – Замечательно, лучше и быть не может. – Я села на кровать Лукаса. – Вы знаете, который час?
