Текст книги "Вторая жена (ЛП)"
Автор книги: Элизабет Бушан
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)
Элизабет БУШАН
Как все начиналось
В день моей свадьбы я была одета в длинную красную шелковую юбку, удачно скрывавшую мою десятинедельную беременность, и черный жакет. Я немало времени провела в своей тесной ванной, подгоняя по фигуре юбку и стараясь замаскировать увеличившуюся грудь, но ноги у меня болели, не давая забыть о моей беременности. Думаю, я пыталась увидеть себя в своем новом статусе миссис Ллойд. Зеркало отражало мои шевелящиеся губы, но, конечно, это была ложь. В действительности зеркало говорило:
– Вторая миссис Ллойд.
Натан вызвал такси и мы отправились в регистрационный офис. Он был в своем темно-сером офисном костюме и подстрижен короче, чем мне нравилось. Это делало его облик каким-то легковесным и незаконченным. Он не был похож на того уверенного и светского мужчину, которого я выбрала. И он не выглядел бесконечно счастливым.
– Ты мог бы глядеть немного веселее, – заметила я со своего сиденья в такси.
Его лицо прояснилось.
– Прости, дорогая, я кое о чем задумался.
Я наблюдала за велосипедистом, с риском для жизни пробирающимся сквозь поток машин.
– О чем ты мог задуматься по пути на нашу свадьбу?
– Эй, – Натан повернулся и взял меня за руку. Мои руки теперь всегда были горячими, еще один сюрприз беременности. – Теперь тебе не о чем волноваться, обещаю.
Я верила ему, но мне очень хотелось снова оказаться дома.
– Это особенный день, – он улыбнулся мне своей решительной улыбкой, – теперь я буду думать только о тебе.
Я переплела его пальцы со своими.
– Что ж, я поражена. Жених думает о своей невесте.
В приглашениях для гостей Натан указал свободный стиль одежды.
Никакой суеты, говорил он, никакого пафоса. Он вел себя так, словно заключал простую сделку.
– Ты меня понимаешь? – несколько раз спрашивал он, безумно раздражая меня, словно специально напоминая, что теперь я беременная, безработная, ограниченная в средствах женщина.
Когда мы подъехали, Натан, казалось, оцепенел перед уродливым зданием из серых бетонных блоков. Мы прошли внутрь в приемную, украшенную фальшивым мрамором, жирной позолотой и корзинами отвратительных голубых и розовых пластиковых цветов. Никому здесь в голову не приходило промыть их от пыли. Как только мы вошли, к нам бросилась Пейдж. Она все еще работала в банке и была одета в бежевый костюм и белую блузку. Лацканы пиджака казались грязноватыми.
– Прекрасно выглядишь, Минти. – она перекладывала портфель с бумагами из одной руки в другую. – Ты сказала, что нарядное платье необязательно, так что я примчалась сюда прямо с совещания.
– Да…
Она рассматривала меня.
– О боже мой, ты рассчитывала увидеть меня в платье…
Мне оставалось только промолчать, что я и сделала. Да, я ожидала увидеть Пейдж в ее лучшем платье от Александра МакКуина и в шляпе для торжественных случаев. После всего, всего, что я пережила, я жаждала шелка и кружев, сверкающих бриллиантов, пьянящего восторга, украшенного цветами алтаря, к которому я пойду, переполненная волнением, вызывая у гостей чувство доброты и печали от невозможности вновь пережить эти ощущения. Пейдж нахмурилась:
– А где твой букет, Минти?
– У меня его нет.
– Ясно, – спокойно сказала Пейдж, – подожди.
Она сунула мне в руки свой портфель и исчезла. Натан поманил меня к группе гостей, среди которых были его взрослые дети Поппи и Сэм со своими супругами Ричардом и Джилли, которые разговаривали с Питером и Кэролайн Шайпер. Поппи была в черном, а Джилли, уже заметно беременная, в серых мятых джинсах. Только Кэролайн постаралась выглядеть нарядной в ярко-алом платье и белом жакете. Сэм неохотно взглянул на меня:
– Привет, Минти.
Джилли сделала над собой усилие и легонько клюнула меня в щеку. Ее длинные шелковистые волосы коснулись моего плеча, от нее пахло шампунем и здравым смыслом.
– Как ты себя чувствуешь? – многозначительно шепнула она мне как одна беременная женщина другой.
– Прекрасно, только руки все время горят, а ноги болят.
Ее глаза скользнули по моему телу.
– По тебе ничего не заметно, счастливица.
Джилли выглядела полной моей противоположностью. Каждая линия ее тела, гордо выпяченный живот излучали восторг от предстоящего материнства. Она оглянулась на Сэма.
– Подожди, ноги – это только начало, – пообещала она.
Пейдж ворвалась в комнату.
– Вот твой букет, Минти. Он ужасен, но я сделала все, что могла.
Она вложила мне в руки пучок алых роз, которые по всей видимости купила в жалком магазинчике у эмигрантов. Они были плотно упакованы и наполовину увяли. Регистратор прочистила горло, негромко кашлянув.
– Вы готовы?
– Целлофан! – прошипела Пейдж.
Я сорвала его, смяла в комок и бросила на стол.
– Ох, Минти, – сказал Натан, – я забыл, что ты должна быть с цветами.
Позже в ресторане, когда Натан заказывал обед, чтобы отметить это великое событие, к нам присоединилась тетя Энни, последняя из его старших родственников, подняв небольшую суету с перестановкой стульев. Я окинула взглядом гостей за столом. Джилли демонстративно пила воду из стеклянного стакана, Сэм сидел, приобняв ее рукой за плечи. Поппи оживленно болтала с соседями по столу, ее шелковый тайский шарф переливался на плечах золотыми и алыми искрами. Время от времени она касалась рукой плеча Ричарда. Однажды она коснулась губами его щеки. Ни один из них ни разу не взглянул в мою сторону. Они обсуждали мое имя – Сьюзан – о котором узнали только что на регистрации. Всю свою жизнь я ненавидела его и даже собиралась поменять, когда мне исполнится пятнадцать лет, но сейчас мне хотелось защитить его.
– Что смешного в Сьюзан?
Джилли и Поппи повернули головы одновременно.
– Просто ты такая мятная, [1]1
Минти (Minty) – по-английски «мятный».
[Закрыть]– объяснила Джилли.
– Извини, а почему здесь нет никого из твоей семьи? – спросил Сэм, когда мы покончили с дуврской камбалой и эскалопами.
– Мой отец ушел, когда я была совсем маленькой, мать уже умерла и у меня нет ни братьев ни сестер.
– Извини.
– Я не могу потерять то, чего никогда не имела, – сказала я и упрямо добавила, – не так уж это и ужасно.
Сэм мог бы сказать: «теперь мы твоя семья», но он промолчал.
В конце вечера я смотрела, как Натан оплачивает счет своей платиновой кредитной картой, и думала, что теперь мне не нужно беспокоиться о деньгах. Потом я встала и пошла попрощаться с тетей Энни. Я наклонилась на инвалидной коляской, глядя в ее напудренное лицо под полями черной фетровой шляпы.
– До свидания, большое спасибо, что пришли.
Она подняла худенькую покрытую коричневыми пятнами и украшенную платиновыми кольцами с крупными бриллиантами руку к моей щеке.
– Все было очень мило, – тихо произнесла она, и я неожиданно почувствовала, как подступили слезы. Говорят, что из циников получаются подлинные романтики. Я вышла за Натана без глубокого и искреннего чувства любви, без какого-либо чувства вообще, но я сделала это. И ласка тети Энни стоила больше, чем я заслужила.
Подскочила Поппи.
– Тетя, мы отвезем вас домой. Я обещала проследить, чтобы вы не переутомились.
Тетя Энни снова посмотрела на меня. Наверное, мысли ее путались и сознание меркло, потому что она сказала:
– До свидания, Рози.
Глава 1
Есть несколько правил, которые прочно утвердились в моей голове и которыми я руководствуюсь в своей жизни.
Правило первое: справедливости не существует.
Правило второе: вопреки ожиданиям мужа вторая жена не носит в сумочке «Камасутру». Лучше пусть там лежит аспирин.
Правило третье: никогда не жалуйся, особенно если жизнь подтверждает правоту правила первого.
Правило четвертое: не подавай на стол печень или тофу. [2]2
Китайский соевый творог-сыр, с нейтральным (пресным) вкусом, низкокалорийный, богатый белками. Подходит для людей, следящих за своим весом.
[Закрыть]Это неумно.
Мы с Натаном препирались из-за списка гостей для званого ужина.
– Зачем нам это нужно? – спрашивал он с софы.
Был вечер воскресенья в начале ноября, и он чувствовал себя немного сонным после куриной грудки под соусом из эстрагона. Газеты лежали на полу, в комнате было душно от батарей центрального отопления. В спальне, расположенной точно над гостиной близнецы играли в самолеты, с глухим стуком совершая взлеты и посадки. Я объясняла Натану, что необходимо делать для укрепления его позиций в «Вистемаксе» и убеждала его разбавить перечень приглашенных в гости боссов друзьями семьи. Натан опустил голову на подушку и прикрыл глаза, соображая, как этот маневр может сказаться на его карьере.
– Они уже бывали у нас, Минти.
Он имел в виду, бывали при Роуз. Так происходило постоянно. Несмотря на то, что Натан оставил свою первую жену Роуз ради меня, он постоянно оглядывался на свою жизнь в первом браке. Выходные, покупки для дома, даже выбор нового джемпера осуществлялись под влиянием старых привычек. Он словно наказывал себя за свои и мои грехи. Это стало дурной привычкой, которую я не смогла подавить в зародыше. Из-за этого мое чувство благодарности к нему истончилось и потемнело, как лак на старой картине. Мой взгляд скользнул мимо фигуры на софе к пейзаже за окном дома номер семь по Лейки-стрит. Серые деревья казались грязными, и куча мусора перед дверью мистера Остина напротив нашего дома выглядела отвратительнее обычного. Эти пикировки между мной и Натаном стали привычным явлением и не несли в себе ничего неожиданного. Единственное, что не переставало меня удивлять и даже заставляло недоумевать, как я могла вообще оказаться в такой ситуации. Никогда не жалуйся.
– Что насчет Фростов?
Сью и Джек Фросты были близкими друзьями Натана. Они так же были близкими друзьями Роуз и совсем не были моими друзьями. Наоборот, для них я была – Сью однажды это высказала – воровкой, укравшей чужого мужа, и разрушившей чужой дом. Не могу этого отрицать. В результате Натана частенько приглашали провести вечер в их доме, расположенном в нескольких кварталах от нашего, но моя нога ни разу не переступала их порог. Я не знаю, о чем они разговаривали, я никогда не спрашивала. (Иногда я сама удивлялась, с каким мастерством я обхожу опасные разговоры об этих старых друзьях). Был ли Натан предателем? Нет, просто Натану хотелось повидать своих старых друзей. И никто, никто не замечал иронии ситуации: для обоих Фростов их брак был вторым.
– Как думаешь, они придут?
Он сморщил нос, как бы говоря: «не думаю», и перевел взгляд на картину над каминной полкой. Это был довольно скучный пейзаж побережья около Прияка в Корнуолле кисти какого-то шотландского художника. Но Натану он нравился, и я часто замечала, как он вглядывается в ярко-бирюзовые волны под скалами.
– Нет, – сказал он.
Надежда заполучить в гости друзей была весьма шаткой.
– А Локхарты?
Это тоже были друзья Натана и Роуз. Натан дернул ногами и уставился в какую-то точку в правом нижнем углу картины.
– Минти, не стоит погонять дохлую лошадь. Она уже… – он не закончил свою сентенцию.
Я опустила глаза на список гостей, который по-прежнему включал в себя одних коллег.
– Я рассказывала тебе, что недавно встретила Сью Фрост в супермаркете и попыталась выяснить отношения?
– Она мне говорила, – ответил Натан, – но не вдавалась в детали.
Я подчеркнула два пункта в списке жирной линией.
– Хорошо, я расскажу. Я спросила, почему они с Джеком до сих пор осуждают меня, хотя сами состоят во втором браке. Чем я отличаюсь от них?
Сью Фрост оторвала взгляд от своих розовых замшевых туфель и взглянула на меня поверх тележки, заваленной овощами и чистящими средствами. Ее щеки вспыхнули и она ответила:
– Думаю, это очевидно. Я не бросала своего первого мужа и не разбивала чужой брак.
– Так…
Натан засунул руки в карманы брюк. Его лицо приняло непроницаемое выражение, как на сложных переговорах.
– Что ты ей сказала?
– Я хотела объясниться с ней напрямую. Вторая жена Сью такая порядочная, потому что ее первого мужа накрыл кризис среднего возраста, и он бросил ее. А я, вторая жена, на которую обрушился мужчина в кризисе среднего возраста, почему-то нехороша. Я поинтересовалась, что бы она стала делать, если бы ее первый муж пожелал вернуться.
Я добилась своего. Натан уже не выглядел довольным и расслабленным отцом семейства, заставлявшим близнецов хохотать над проделками гориллы. Сейчас это был сдержанный и умный человек, который сможет заставить руководство «Вистемакс» пересмотреть его позицию в табели о рангах редакции.
– И…?
– Она прошествовала мимо меня в отдел мороженой рыбы.
Натан коротко усмехнулся.
– Ты выиграла первый раунд, Минти.
– Что я действительно хотела бы понять, так это почему я разрушительница семейного очага, а ты нет.
Натан пристально посмотрел мне в глаза. Ему до сих пор было больно думать об этой истории.
– Меня тоже винят, Минти.
– Нет, тебя – нет. Вот в чем проблема.
Он снова перевел взгляд на картину, как-будто искал душевного покоя среди этих скал, волн и песка.
– В глазах Сью ты до сих пор являешься мужем Роуз. И я ничего не могу с этим поделать. С точки зрения общественной морали Сью полагается галочка, Роуз ореол святости, а на мне следует поставить жирный крест.
Улыбка исчезла с лица Натана.
– Хочешь, чтобы я больше не виделся с Фростами?
В «Успешных отношениях», руководстве, которое я в свое время тщательно проштудировала, говорится, что для того, чтобы привязать к себе партнера, надо дать ему свободу. Когда-то я свято верила этому учебнику, но в последнее время стала с удивлением замечать, что эти советы только запутывают отношения, добавляя новых проблем там, где их не было. Когда-то, следуя рекомендациям «Успешных отношений», я сказала: «Натан, я настаиваю, чтобы ты виделся со Сью и Джеком Фростами».
Я положила перед ним окончательный список гостей: шеф Натана с женой, Роджер и Гизелла Гард и мой босс с женой, Барри и Люси Хелм.
– Мы не смогли сделать его длиннее.
До нашей свадьбы я представляла свою жизнь совсем иначе. Кто не мечтает о счастливом и гармоничном браке в кругу друзей и родственников?
– Полагаю, нет смысла приглашать Поппи и Ричарда? А Сэм с Джилли слишком далеко.
Как всегда, Натан оживился при упоминании его старших детей.
– Поппи очень занята, – осторожно сказал он, – и я не думаю, что Сэм будет в городе в это время. Хотя, может быть, он приедет навестить… свою мать.
Если у меня и была навязчивая идея в этом браке, то это было избавиться от Роуз. Очистить дом от нее, выскрести из всех углов, выкорчевать, как сорняки из ее сада те корни воспоминаний, что душили нас с Натаном. Она была повсюду, омрачая своим страданием радость моей победы.
– Минти, – Натан не любил, когда я игнорировала его, пользуясь отчуждением, как оружием. – Я еще здесь.
Я покачала головой.
– Не говори о Роуз. Не говори. Нет.
Он подошел и обнял меня.
– Я и не думал.
Он положил руки мне на плечи и заглянул в глаза.
– Мы должны попытаться, – пробормотала я скорее по привычке.
– Конечно.
От него пахло ветивером [3]3
Тропическая незаметная трава ветиверия ценится во всем мире благодаря своим мощным корням, из которых получают дорогое ветиверовое эфирное масло. Продукт переработки устойчив к разбавленным кислотам и щелочам, имеет тяжелый древесный вязкий земной запах. Используют масло ветивера для отдушек мыла, приготовления дорогостоящих духов, в косметологии и ароматерапии.
[Закрыть]и немного эстрагоном и чесноком. Ветивер был отчасти и на моей совести. Он входил в состав микстуры от депрессии и усталости. Я откинула голову назад и внимательно посмотрела ему в лицо. Он показался мне очень бледным. Ничто уже не могло исправить семейный вечер. Тогда я решила прибегнуть к проверенному средству и обвила руками его шею.
– Иди ко мне.
Спустя некоторое время Натан снова смотрел куда-то в сторону.
– Иногда, Минти, – он перебирал мои пальцы, – ты бываешь такой милой. А иногда…
– А иногда..?
– Нет.
Он хотел еще что-то сказать, но это был наш первый воскресный вечер за последний месяц, так что не было никакого смысла тратить время на ссоры. Я приложила палец к его губам.
– Тссс.
Я вернулась к списку гостей и мыслям, теснившимся у меня в голове – почему же в этом безбожном мире, где может случиться что угодно и возможны любые потери, я стала объектом такого сурового осуждения. Позже, готовясь ко сну, я нашла на своем туалетном столике желтую бумажку для заметок. На ней рукой Натана было написано: «Прости».
* * *
В день торжественного ужина в 7.15 утра я набрала телефон ресторана в пятизвездном отеле.
– Хочу всего лишь убедиться, что сегодняшний ужин пройдет без сюрпризов.
Голос на конце провода терпеливо перечислял:
– Десять сырных суфле, цыпленок в соевом соусе, вишни в горьком ликере с ароматом франжипани [4]4
Франжипани – это экзотическое дерево, достигающее высоты почти пять метров. Произрастает в Центральной Америке, Таиланде, на Гавайях, Карибских и Канарских островах. Оно обладает длинными и тонкими листьями, которые могут быть красно-коричневого, светло-зеленого и темно-желтого цвета. Цветы франжипани также имеют различную окраску. Они могут быть красными, желтыми или белыми. Помимо того что цветы украшают это замечательное дерево, они еще и обладают дивным и чарующим ароматом, особенно насыщенным по утрам. Благодаря удивительному аромату цветы франжипани получили широкое применение и в парфюмерии. Натуральный аромат цветов безумно красив и богат, иногда даже может показаться, что это уже готовые духи.
Растение обладает насыщенным, густым цветочно-сладковатым запахом с пряными и зелеными нотками в финале.
[Закрыть]и тортом из песочного теста.
Мне прислали напечатанное меню, и сейчас я наслаждалась наименованием блюд, но Пейдж вернула меня на землю.
– Нет, это не годится.
Это «не годится» вызвало у меня вспышку раздражения, но я прикусила язык. Пейдж была не только моей соседкой, но и лучшей подругой. Она никогда не видела Роуз, так что наши отношения были особенно приятны мне тем, что не были запятнаны прошлым. Пейдж знала, что почем, и за многие годы работы в международном инвестиционном банке побывала на множестве подобных ужинов. Мне нужна была помощь Пейдж, чтобы благополучно миновать все подводные камни, и она была готова предоставить ее.
Пейдж решительно раскритиковала банты из шелковой тафты на спинках стульев.
– Хочешь, чтобы все гости разбежались? – увлеченно проповедовала она. – Ради Бога, здесь не бордель.
Что ж, кто-то должен был мне сказать об этом. Я быстро учусь, но инцидент с бантами показывал, что в моем образовании имеются пробелы. Я иногда балансировала на грани хорошего вкуса и целесообразности.
Ножи, вилки, бокалы. Я проверила сервировку обеденного стола, который накрыла в 6.30 утра, еще до того, как близнецы проснулись. За образец я взяла фотографию из «Вог». Не хватало только цветов. Стоя на пороге, я бросила последний взгляд на мизансцену и пришла к выводу, что здесь нет ничего, что могло бы смутить Натана и поколебать его репутацию. Я вернулась к столу и поправила нож около тарелки. Мои часы показывали 7.20 утра. Попрощаться с близнецами, забежать к парикмахеру, затем на работу.
Ева, двадцатидвухлетняя добродушная румынка, купала близнецов, когда я в 6.16 вернулась домой. Задняя дверь с давно уже ненужным лазом для кошки открывалась и закрывалась с громким треском. В сотый раз я прокляла ее.
– Это мама, – раздался высокий голос Лукаса.
Я остановилась и стала ждать. Конечно же, Феликс повторил:
– Это мама.
Я не двигалась, пока не услышала это эхо. Это означало, что все прекрасно. На втором этаже я схватила мою шапочку для душа и надела ее. Я не для того оставила кучу денег в парикмахерской, чтобы горячий пар сейчас разрушил мою укладку. Ева подняла влажное лицо. Она стояла на коленях рядом с ванной.
– В них столько энергии, Минти.
Ее глаза с неодобрением остановились на моей шапочке, я не возражала. Пока Ева хорошо делала свою работу, она могла думать обо мне что угодно.
– Лукас упал во второй половине дня, – сказала она на своем неуклюжем английском.
В ответ на эти слова Лукас выставил из воды коленку. Ссадина уже стянулась по краям.
– Я был храбрым, как Супермен, мама.
– Я уверена в этом, Лукас.
Сидящий на другом конце ванны около пробки Феликс нахмурился:
– Лукас сильно плакал.
– Ева, ты обработала царапину?
Энергичным кивком Ева дала понять, что считает этот вопрос излишним. Она знала свое дело. Лукас бился обо все. Он бросался на жизнь, как будто все ее препятствия – лестницы, бордюры, стены – должны были быть завоеваны в кровавой битве. Феликс был другим: он наблюдал и ждал, когда можно будет сделать свой ход. Скользкие руки и ноги взбивали пену. Дети болтали, выдавая по частям события дня.
– Ты выглядишь такой смешной, мама, – Лукас ногой толкнул ногу Феликса. – Забавно, забавно.
– Вылезай, – приказала я, – Ева ждет.
Ева сидела на табурете с пробковым сиденьем и Лукас вскарабкался к ней на застеленные полотенцем колени. Внимание Феликса было приковано к красной пластиковой лодке, он не смотрел на меня. Я неохотно потянулась за полотенцем и накрыла им мои брюки от Николь Фархи.
– Давай, Феликс. – волна ударила в борта ванны, когда он выскочил из нее, как воздушный пузырь. – Осторожно.
Не обращая внимания, он уткнулся лицом мне в плечо, терся носом и ржал, как пони, о которых он так любил читать.
– А я у мамы.
Мгновенно Лукас отвернулся от Евы и стал толкать мои колени.
– Слезай! – приказал он брату.
Ева смотрела. Она любила наблюдать за нами и вела реестр моих промахов, воображая, что я ничего не замечаю. Это давало ей бесконечный материал для обсуждения со своими подругами, и больше всего ей нравилось, когда мне не удавалось подняться над ее строгими понятиями о хорошем материнстве.
Что Ева могла знать? Мы с Натаном создали двух корчащихся существ, дерущихся за место у меня на коленях; тощие конечности, взрывы хриплого смеха или смертельная опасность, бесконечная жажда тепла и любви. Они были логическим следствием моей тоски по той прекрасной и гармоничной семье. Но даже Ева знала, когда надо заканчивать представление. Она чувствовала, когда я устала или в плохом настроении. Я отстранилась от настойчивых близнецов. Сейчас я не могла мириться с их потребностью полностью заполнить мое сознание, присвоить все мое время и силы. Тогда я снова попала бы в ловушку, не имеющего выхода. Приходилось искать спасения в введении строгих правил, составлении списков, стремлении к совершенству.
В тишине моей собственной спальни я сняла шапочку с головы и внимательно осмотрела лицо и волосы – ежедневная проверка границы, где по словам Пейдж жена и мать, которая была «очень секси», превращалась в «женщину, хорошо, выглядевшую для своего возраста». Существенная разница. Я прошла в ванную. Одним из моих первых достижений после рождения близнецов было настоять на строительстве отдельной ванной для нас с Натаном. В результате Натан пожертвовал своей гардеробной и пришлось проделать дыру в стене. Сначала Натан казался потрясенным.
– Мы не можем этого сделать, – сказал он.
– Почему нет? Считаешь, что эта стена священна? – было 5.30 утра, близнецы просыпались рано. – Нам же надо где-то мыться.
Натан сел в постели с Феликсом через плечо.
– Раньше нам это всегда удавалось.
Нам. Я проигнорировала это короткое слово, имевшее такое большое значение. Я наклонилась и поцеловала сначала Феликса, потом Натана.
– Хорошо, – согласился он. – Пусть будет новая ванная.
Если быть честным, Натан мог бы сказать, что ему очень понравилось – мрамор, медового цвета плитка, блеск зеркала из нержавеющей стали, ванна в нише.
– Вот видишь, – поддразнила я его.
– Я готов довольствоваться мелочами, – улыбнулся он.
– В таком случае, ты получишь множество приятных мелочей. Новые ковры, шторы…
Я зашла слишком далеко, его улыбка погасла.
– Мы должны быть осторожнее, Минти. Сейчас мы не можем себе позволить ничего лишнего.
Я поцеловала его в губы долгим поцелуем Иуды:
– Обещаю.
Четыре года ушло, чтобы дюйм за дюймом тайно проникнуть во все поры, провести незаметно ремонт (то перекраска стены в спальне, то замена стульев) и добиться превращения дома Натана и Роуз в дом Натана и Минти.
В дни, когда мы с Роуз были друзьями, когда она была моим боссом – редактором книжного раздела в «Викенд Дайджест» – а я была ее заместителем, она околдовала меня сказочной жизнью ее дома. Я и сейчас вижу ее: склонившая голову над книгами или распечаткой статьи, прижимающая кружку с кофе к груди, перечисляющая те абзацы, что она вырезала или сократила по каким-либо соображениям. Петрушка поймала мышь. Ната купил мне белый пенстемон, и я высадила его среди лаванды. Протекла стиральная машина. Я представляла, как серая пена растекается по кухонному полу, как мелькает швабра, чтобы вытереть ее, как кивают колокольчики пенстемона на ветру. Я слушала семейные истории с их намеками и недосказанностью. Вопрос Поппи к брату: «А ты когда родился?». И ответ рассудительного Сэма: «Да уж пораньше, чем ты». Семейные фотографии Джейн в коробке из-под шоколада. Когда-то мне было это чуждо, как красивая картинка из книги. У меня нет семьи, и я о ней не беспокоюсь, сказала бы я Роуз. И я не хочу детей. Зачем вешать жернов себе на шею?
Тогда мне хотелось спросить ее, есть ли что-то, что они упустили? А когда наконец спросила, Роуз засмеялась тихо и счастливо:
– Нам нечего было упускать.
Что бы она ответила сегодня? Я никогда уже не узнаю. Я никогда не встречу ее в кафе и не буду сопровождать в прогулках по парку, которые она так любила. И не подниму трубку телефона, чтобы спросить: «А как ты думаешь…»? Никогда не увижу ее перед стопкой книг, просматривающей ее с жадностью ребенка, допущенного к лотку с леденцами. Между нами лежит глубокая темная пропасть молчания, таящая в зловещей глубине боль и предательство.