Текст книги "Вторая жена (ЛП)"

Автор книги: Элизабет Бушан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)

Но я настаивала:

– Он столько о тебе говорил. Я знаю, что он собирался поговорить с тобой об Америке.

Пальцы Сэма крепче сжали бокал.

– Я согласился на эту работу и собираюсь ехать в Остин в сентябре.

– А Джилли?

– Она еще не решила, но я надеюсь убедить ее.

Он нашел глазами жену. Очевидно, сработала некая телепатия, потому что Джилли, стоявшая в группе среди Кэролайн Шейкер и Роуз, тотчас посмотрела на него. Этот обмен взглядами не был ни счастливым, ни любящим.

– Я буду приезжать через несколько месяцев, – сказал он, а затем решительно добавил, – я буду очень скучать по отцу.

Большая часть гостей не задержалась надолго. Прощаясь, они повторяли одни и те же оправдания: встреча, поезд, не опоздать на станцию, вы знаете, как редко они сейчас ходят. Кэролайн и Питер Шейкер ушли одними из первых. Питер протянул руку. Поколебавшись секунду или две, я решила взять ее.

– Это трудно, я знаю, – сказал Питер, – но несмотря ни на что Натан был мне другом.

– Ну да. Другом. – мой упор на «друга» должен был означать иронию. – И сейчас, без сомнения, ты опаздываешь на встречу?

– Да, на самом деле.

– Встреча, на которую отправился бы Натан, если бы его не уволили?

Кэролайн покраснела и сунула руку под локоть мужа. При ближайшем рассмотрении можно было заметить, что возвышение Питера отразилось и на ней. Ее волосы были умело уложены, броские золотые серьги заменены на бриллиантовые гвоздики.

– Тебе не следует так говорить, Минти.

Как только дематериализовались Шейкеры, подошел Мартин.

– Я тоже должен идти. Машина ждет. Но мы будем рядом, ты же знаешь, Минти.

– Там снаружи, наверное стоит армада служебных автомобилей. Не сядь в чужой.

Он улыбнулся.

– Это была очень хорошая служба. То, что нужно для Натана. Я буду помнить его.

– Это было то, что мне нужно, – сказала я.

Комната опустела. Гости разъехались, оставив после себя запах табачного дыма, пролитое вино, раздавленные бутерброды с яйцом и кресс-салатом. Незадолго до этого Ева увезла протестующих близнецов домой. Они вернулись в Лондон, где, как я обещала, им будет интереснее, чем со скучными взрослыми. Остались только семья и Тео, наш адвокат. Он попросил нас собраться вокруг него.

– Почему бы вам не присесть?

Тео прислонился к столу, на котором стояли винные бутылки и грязные бокалы, и разъяснил нам последнюю волю Натана.

– Имущество должно быть разделено следующим образом. Распределение довольно сложное и требует назначения доверенных лиц. Я вернусь к этому через минуту. Но, коротко говоря, наследственное имущество состоит из дома на Лейки-стрит и его содержания, инвестиций и денежных счетов Натана. Минти может жить в доме на Лейки-стрит. Если она пожелает переехать или если она умрет, то дом должен быть продан, а вырученные средства разделены пополам между близнецами. Если это случится прежде, чем им исполнится двадцать один год, попечители должны инвестировать деньги до достижения ими этого возраста. Обстановка дома полностью принадлежит Минти за исключением одной вазы и двух картин, которые Натан специально завещал Роуз, Поппи и Сэму, а так же обеденного стола со стульями и полукруглого инкрустированного стола, которые наследуют близнецы, хотя Минти имеет право пользоваться ими до их совершеннолетия. Теперь об инвестициях и денежных средствах. Попечителям поручено реализовать все и в первую очередь выплатить Роуз оставшиеся средства по соглашению о разводе. Фиксированная сумма переходит к Минти. Оставшаяся сумма будет разделена следующим образом: по одной трети перейдет Сэму и Поппи, оставшаяся треть должна быть поделена между Лукасом и Феликсом по достижении ими совершеннолетия. До тех пор деньги будут инвестированы попечителями. Последним активом Натана является его пенсия, но он уже распорядился, что в случае его смерти Минти получает право аннуитета вдовы. Как видите, это вполне конкретные меры, и Натан назначил своего финансового консультанта и меня в качестве попечителей для выполнения его распоряжений.

Мои руки со сцепленными пальцами лежали на коленях. По крайней мере, я не останусь нищей. С другой стороны, своим разделом имущества Натан добился того, что я вынуждена буду работать. Что я, собственно, и собиралась делать.

– И последнее, – Тео поднял руку. – Существует одно условие, которое Натан добавил пару месяцев назад. Оно касается опеки над близнецами. В случае, если что-то случится с ним и Минти, он хотел, чтобы до совершеннолетия детей их опекуном являлась Роуз. Он надеялся, что Минти с этим согласится.

– Нет, он, вероятно, имел в виду нас, – удивленное замечание Поппи прозвучало громко в наступившей тишине.

Джилли наклонилась и что-то сказала на ухо Сэму.

– Это не может быть правдой, – сказал Сэм.

Тео покачал темноволосой головой.

– Это не ошибка.

Роуз была смертельно бледна.

– Ты знала об этом? – потребовала ответа я.

– Нет. Да. Он спросил меня однажды. Я сказала, что это невозможно. Но, как видишь, он настоял.

– Только через мой труп.

– Нет, Минти.

– Натан не сделал бы этого, – произнесла я.

Но Натан это сделал. Он смог.

Тео снял очки.

– Мелкие детали могут подождать до завтра. Если каждый из вас захочет связаться со мной, я еще раз разъясню условия завещания. И все прочее.

– Мама, – Поппи бросилась к Роуз. – Давайте не будем сейчас ни о чем говорить. Позже, когда мы все успокоимся. Когда ты почувствуешь себя лучше. Сейчас пойди возьми свою сумку и мы отвезем тебя домой. – она подтолкнула мать к гардеробу и более или менее вежливо обратилась ко мне. – Спасибо за… – кажется, она уже была на пределе – … за хорошие похороны.

Сэм и Джилли разговаривали с Тео. Официанты переходили от стола к столу, собирая тарелки и бокалы. Все кончилось.

– Я хотела сделать все, что могла для вашего отца.

Мои слова вызвали странную реакцию. Поппи сузила близорукие глаза.

– Я хочу, чтобы ты знала, это твои непомерные требования свели отца в могилу. Он заболел из-за тебя.

Ее слова хлестали, как плети.

– О? А тебе откуда знать?

– Ты глупая, глупая женщина… – самоконтроль Поппи рухнул, и она затряслась. – он рассказывал мне…

Ну, конечно. Я представила, как он разговаривает с дочерью, как она слушает, оперев подбородок о ладонь. Минти хочет новую ванную… ковер… но мы не можем себе этого позволить.

Опытный игрок с хорошими картами на руках играет агрессивно, и я не собиралась дать Поппи выйти из схватки победительницей.

– На самом деле, он очень беспокоился о тебе.

– Разве?

– Сама знаешь. Я ничего ему не рассказала, но он знал, что у тебя какие-то неприятности.

Я коснулась руки Поппи.

– Вошла в тильт? [18]18
  Войти в тильт – покерный термин, означающий «испуганную игру». В состоянии тильта игроком овладевает обреченность на проигрыш и неконтролируемый азарт, и он играет неправильно; войдя в состояние тильта, можно быстро проиграть весь свой стэк. Оставаясь в состоянии экстремального тильта достаточно долго, можно потерять все, что у вас есть: сбережения, бизнес и даже дом и семью. Такое происходит постоянно. Человек, находящийся в тильте, не способен себя контролировать, а в таком состоянии люди легко могут себя погубить. Синонимом может быть «войти в штопор».


[Закрыть]Это случается с игроками, когда от них отворачивается удача?

Роуз вышла из гардеробной, и Поппи посмотрела мне прямо в глаза:

– Слава богу, нам не надо больше встречаться.

«Слава богу», – чуть не сказала я.

Произнеся эти слова, я подтвердила бы наш разрыв, и это устроило бы нас обеих. Но когда слова уже готовы были сорваться с моих губ, я вспомнила о своих мальчиках. Легкость, с которой Поппи была готова отказаться от них, больно ранила меня. Они любили свою старшую сестру. Непослушную озорную Поппи. Она вносила в их жизнь веселье, смех, любовь к экзотике. Поппи была членом их семьи. Семья может быть гадючьим гнездом, но она была их гадюкой, в отличие от всех прочих гадюк.

Я сглотнула и постаралась унять слабость.

– Натан хотел бы, чтобы мы были вежливыми, по крайней мере. И это огорчило бы твою мать.

– Моя мать… – Роуз шла к нам. – Моя мать лучше всех. Самая лучшая.

Тео закрывал свой портфель. Я махнула рукой на полупустые подносы из-под бутербродов, грязные стаканы, пустые бутылки.

– Мы единственные, кто тут остался.

Тео оглядел пустую комнату.

– Кто везет вас в Лондон?

В моем списке это не было указано. Я забыла об этом подумать.

– Я не знаю.

Он взглянул на часы.

– Я вас подвезу.

– Спасибо.

Глава 14

Инстинкт подсказал мне одеться со сдержанным шиком для первого после похорон визита в «Парадокс». После некоторых размышлений я остановилась на черных брюках, зеленом кашемировом свитере и сапогах от Стефани Келиан. Волосы я собрала в конский хвост.

Увидев меня, Сирил вскочил:

– Ты пришла, Минти. Мы не ожидали тебя так рано.

Его голос привлек в приемную Деб.

– Минти? Как… – у Деб была новая стрижка, и вся она сияла. – Как ты? Мы не думали…

Крис Шарп, весь в черном, открыл дверь кабинета и высунул голову:

– Деб, есть время?

Услышав свое имя, Деб повернула голову, прядь ее волос соблазнительно упала на грудь.

– Я разговариваю с Минти, Крис. Не сейчас.

– О, Минти, – Крис подошел ко мне и протянул руку. – Я хочу сказать, как мне жаль. Очень, очень жаль.

Деб не хотела отставать от него:

– Мы все были так расстроены, – сказала она, понизив голос. – Бедные дети.

Крис приподнял бровь.

– Не рано ли ты собралась выходить?

Я объяснила. что хотела переговорить с Барри и проверить состояние своих проектов.

– Не беспокойся о них, – быстро сказала Деб. – У нас все под контролем.

Барри был мрачен, но внимателен.

– Хорошо, Минти, что ты пришла. Мы ценим это.

Я раскрыла свой ежедневник и положила перед ним. Его страницы были, в основном, белыми и чистыми.

– Я планирую небольшой отпуск с мальчиками, а затем мне нужно будет заняться делами с адвокатом Натана. Если ты не возражаешь, я вернусь через три недели.

– Три недели? – Барри задумчиво покрутил телефон. – Ты уверена, что тебе этого достаточно, чтобы прийти в себя?

– Лучше заниматься делом. Работа поможет отвлечься. – мы оба прибегли к клише, но я уже заметила, как они удобны при сообщении или получении плохих вестей. Сейчас мне нужно было просто убедиться, что моя карьера выдержит натиск хищных коллег.

Барри подумал еще немного.

– Хорошо, давай остановимся на этом, Минти. Я полагаю, ты по-прежнему хочешь работать полный день, но, может быть, учитывая новые обстоятельства, тебе разумнее вернуться на работу на половину недели? Подумай.

В ответ на это предложение я мгновенно выдала новое клише:

– Я могу сколько угодно думать о работе на половину дня, Барри, но от этого не будет никакой пользы. Надо работать полный день.

– Ну, если так…

– Насчет моих проектов.

Барри наклонился и положил руку мне на плечо.

– Не беспокойся о них, Крис возьмет все на себя. Он понимает, как ты мыслишь. Тебе надо сосредоточиться на том, чтобы пережить твою беду.

В его голосе звучало грубоватое сочувствие, и его искреннее беспокойство почти замаскировало тот факт, что для него не имело никакого значения, буду я в офисе или нет.

* * *

– Это всего лишь сплетни, – сказала Пейдж. – Но в них всегда что-то есть. – она выпрямилась над корзиной для белья. – Приходится признать, что они не беспочвенны. Почему Натан был в квартире Роуз? Дать повод для сплетен, моя умница Минти, это все равно что бросить сочного христианина львам.

Чтобы вознаградить себя за работу с документами с раннего утра в конторе у Тео, я отправила Еву с близнецами в парк, а сама поехала обедать к Пейдж. Мы сидели в ее чистой и уютной кухне, где что-то вкусно пахло из ее розовой плиты. Малыш спал наверху.

– Я думаю, что Натан отправился к Роуз по своего рода привычке.

– В самом деле? – глаза Пейдж недоверчиво расширились.

Я помассировала виски указательными пальцами.

– Привычка, не более.

Пейдж смотрела скептически.

– Ну, раз ты так считаешь. – Пейдж растянула перед собой желтую распашонку, словно латунный церковный крест. – Этим должна заниматься Линда, но я дала ей выходной. Она еще не знает, что это взятка, потому что я попрошу ее помочь мне в выходные. Люди наиболее эффективно работают, когда их ставят перед фактом. Когда сопротивляться уже поздно. – она взяла полосатый черно-желтый комбинезон и осмотрела его рукав. – Чарли в нем похож на осу. Как дела на Лейки-стрит?

– Подарки закончились.

Натан был мертв уже две недели, и бесконечные звонки в дверь по утрам прекратились. Больше не приносили цветов. Дети, Ева и я проложили себе пути среди пирогов и прочих анонимных приглашений, которыми был забит холодильник. Отношение мальчиков к ситуации все время менялось.

– Папа ушел в прекрасную страну, – объявил Лукас Еве.

Но время от времени этот факт повергал их в недоумение и растерянность. Несколько раз после смерти Натана я просыпалась, чтобы обнаружить пару глаз, следящих за мной немигающим взглядом, и то один, то другой из моих сыновей прятались в безопасном убежище моей постели. Они колебались между пониманием и недоумением, разрываясь между уверенностью и неопределенностью.

– Где папа? – спрашивал Феликс за завтраком.

Пейдж занесла корзину в кладовку и проверила печь.

– Мы неплохо пообедаем, – сказала она. – Как ты относишься к тушеной рыбе?

Я наполовину опустошила тарелку, когда горе, словно шторм, налетело на меня. Я жевала креветку, когда почувствовала, как выступает холодный пот и подкатывает ярость.

– Как посмел Натан умереть? – я уронила вилку и оттолкнула тарелку в сторону. – Я так зла на него, за то, что он бросил нас. О чем он думал, когда не захотел идти к врачу?

– Так то лучше, – сказала Пейдж. Она вытерла каплю соуса около моей тарелки. – Это конструктивная злость. Я всегда говорю детям, что лучше испытывать злость, чем жалеть себя.

Пейдж всегда использовала такой подход. С ее точки зрения «конструктивная злость» могла смягчить боль потери Натана и скорбь от мысли, что его больше никогда не будет в моей жизни.

– Он обязан был подумать о Феликсе и Лукасе. Как они смогут обходиться без него.

Но если бы Натан вернулся из той клубящейся темноты назад, я сказала бы ему: «Натан, я никогда не буду просить новую ванную. Я обещаю работать для тебя и любить тебя.» Я бы даже пообещала, что не буду протестовать, если меня на веки вечные проклянет его семья, все его друзья, все эти Фросты и Локхарты. Я пообещала бы начать все сначала с чистого листа.

Я сняла с вилки кусочек хитинового панциря креветки.

– Как я смогу со всем этим справиться? Чем мне помочь моим мальчикам? Содержать их? Поддерживать дом?

– Так же, как ты справляешься сейчас, я полагаю. На то и существует адаптация.

– У меня была мечта, Пейдж. Я хотела превратиться в такую мудрую и практичную мать, как ты. Такую мать, которая в дождливый день говорит детям: «Давайте сделаем динозавра из картонной коробки». Или «Почему бы нам не написать пьесу о папе, а я придумаю костюмы?». Но это была только мечта.

– Ешь. – Пейдж положила еще ложку рагу на мою тарелку.

Я уставилась на нее. Мой гнев перегорел, оставив только печаль.

– Натан хотел унизить меня, предложив Роуз стать опекуном, если что-то случится. Как он мог так поступить? Гизелла говорит, он мыслил очень ясно. Роуз якобы подходит лучше всех. Она самая старшая, и она всегда знает, что делает. Она поставила бы интересы мальчиков на первое место.

Пейдж согласилась:

– Пожалуй, Гизелла права. Но этого не случится, у тебя прекрасное здоровье. Может быть, Минти, он хотел наладить отношения между вами?

– Он не имел на это права.

Пейдж ела со скоростью матери младенца:

– Чарли проснется через минуту.

В ответ на ее слова из спальни ребенка донесся звук, похожий на рев небольшой газонокосилки. Пейдж бросила вилку, ее лицо просияло.

– Я принесу его.

Она вернулась с кричащим Чарли и села, чтобы покормить его грудью. Она придерживала ребенка одной рукой у груди; держа вилку в другой, она совершала сложные по траектории движения, чтобы донести еду до своего рта, не зацепив вилкой головку младенца.

– Как Мартин?

– Я редко его вижу. Я отправила его в комнату для гостей, а Чарли взяла к себе. – Пейдж улыбнулась ребенку. – Правда? это так здорово, да, мой маленький тигр? Мы замечательно проводим время вместе.

– А ты не скучаешь по своему банку? – я окинула взглядом стерилизатор, расписание на холодильнике. – По цифрам, делающим жизнь такой логичной?

– Конечно, скучаю, – сказала она. – я скучаю по простоте и ясности, но они были только частью сделки. Большая часть моего времени тратилась на политиканство, болтовню с клиентами, пожарную безопасность и негативные отзывы в прессе. На саму работу в ее чистом виде оставалось всего ничего.

Всякий раз, когда Пейдж упоминала «цифры» и «статистику», ее глаза наполнялись тоской, как сейчас. Если бы Пейдж была монахиней, она сконцентрировала бы всю свою свирепую волю, чтобы стать идеальной Невестой Христовой.

Он приложила Чарли к другой груди и вернулась к первоначальному вопросу:

– Ты не попытаешься самостоятельно разузнать о Роуз? Это ведь не станет у тебя навязчивой идеей? – она погладила Чарли по голове, наклонилась к нему и проворковала. – Кто мой красавчик? Кто мой хороший мальчик? – она выпрямилась и спросила уже нормальным голосом, – ты действительно не думаешь, что между ними что-то было?

Этот вопрос грыз меня, когда я засыпала, и он остался со мной, когда я проснулась, все еще усталая. Он звучал в моей голове.

– Я ничего не знаю. Все, что я знаю, так это то, что я не хочу думать о ней в данный момент. а Натан с его нелепым завещанием навязывает ее мне.

– Люди иногда делают странные вещи, Минти.

Я чувствовала, как колотится пульс в моем правом запястье.

– Да.

– Сейчас это не проблема. О ней можно не думать.

Пальцы левой руки обхватили запястье и прижали вену.

– Как думаешь, история могла повториться? Другими словами, захотел бы Натан вернуться к старому проверенному источнику комфорта и спокойствия?

– Не мучай себя. – она набросила муслиновый платок на плечо и уложила на него Чарли. Затем она подобно племенному старейшине, начала совершать круговые движения на согнутых ногах. – Помогает при газах. – потом Пейдж начала вращаться в другом направлении, потирая одной рукой поясницу. – Ох, я послала целую экспедицию на поиски моей талии, но они до сих пор не вернулись.

Я засмеялась.

– На первый взгляд все в норме.

– Хотелось бы вернуть прежнюю гибкость. И связки в постоянном напряжении. И сплю я уже не так хорошо. Но чего я ожидала с тремя детьми? Давай поднимемся наверх, я переодену Чарли.

Пейдж была идеальной матерью. И еще она была идеальной экономкой. Ее кладовка была в безупречном состоянии. Ни одна баночка для специй не дожила до окончания срока своей годности. В бельевом шкафу под каждую комнату в доме была выделена соответствующая полка, а одежда в ее гардеробе была подобрана по цветам. Вы могли бы возненавидеть Пейдж, если бы не полюбили ее. Я шла следом за ней, отметив про себя. что каждая полка была защищена от пыли занавеской, так же подшитой снизу прозрачной клеенкой, как и занавески в детской. Когда я проходя мимо гостевой комнаты, заглянула внутрь, мне захотелось протереть глаза. Она была завалена разбросанной одеждой, книгами и кучами бумаг на полу.

– Ты удивляешься беспорядку? Мартин заявил, что раз я получила третьего ребенка, которого он не хотел, он может получить территорию, где будет жить, как свинья.

– Ах.

Пейдж переодела и подмыла Чарли. Несмотря на бодрый тон, она явно устала, поэтому я собрала отброшенные детские вещи и протерла коврик.

– Ты не обязана это делать, – сказала она. – Но спасибо.

– Я не делаю ничего особенного. – я бросила подгузник в мусорное ведро.

Вдруг Пейдж, сгорбившись, опустилась на стул. Ее живот складкой навис над поясом юбки, бедра выглядели дряблыми. – Что дальше, Минти? Что ты собираешься делать?

– Вернусь на работу на полный день. Надо содержать мальчиков и себя.

– Ты хотела вернуться.

– Я так и сделаю.

Пейдж ущипнула себя за бедро и уставилась на складку плоти между пальцами:

– Ну, это только начало.

* * *

Через неделю я упаковала шорты, футболки, свитера, ведра, лопатки, консервированную фасоль, любимые хлопья, плюшевых мишек и мальчиков в машину и, вооружившись картой, поехала прочь их Лондона.

Мы отправились в Прияк на берегу залива в Корнуолле. Точнее, мы собирались остановиться в доме, где Натан и Роуз проводили все свои отпуска. Принять это решение не было легко или трудно, потому что формально это не было решением. Я никогда не бывала в Прияке и не имела никакого представления о нем.

«Ради Бога, – протестовала Пейдж когда-то давно, когда Натан поднял вопрос о поездке туда. – он ездил туда со своей первой семьей». Пейдж была неприятно удивлена: «Он настолько глуп? Или у него не хватает воображения?». Но сейчас я знала, что должна вместе с мальчиками побывать там, где Натан был счастлив, поэтому я позвонила по телефону и забронировала коттедж.

Шел дождь, когда автомобиль скатился вниз по грунтовой дороге, ведущей к коттеджу. Ошеломленные и усталые, Лукас с Феликсом молчали за моей спиной. Весь мир был пропитан влагой. Горизонт был скрыт полосой тумана, море покрыто ревущими волнами с барашками пены. Плитки сланца на крыше блестели, серые стены дома кое-где поросли мхом, с растений в саду капала вода.

Ева натянула рукава майки на запястья.

– Холодно, Минти.

Я сама ощущала холод, тревогу и пустоту. Мы почувствовали себя хуже, когда обнаружили, что обе спальни были сырыми, сантехника в непонятном состоянии, а ближайший магазин в нескольких милях. Мы с Евой сделали все возможное. Мы застелили кровати, распаковали вещи и сложили ведра и лопатки кучей около входной двери. Мы кое-как съели ужин из фасоли и яичницы и смотрели сквозь пелену дождя на серое море, слушая чаек.

– Папа приезжал сюда, – сказала я ребятам. – Много-много раз. Во время отпуска.

– Папа, – сказал Феликс, его голубые глаза потемнели. – Папа.

Через некоторое время Лукас спросил:

– Можно мне посидеть в папином кресле?

– Можно. Похоже, оно очень давно тут стоит.

Ева гоняла фасолину по тарелке.

Утром мы с Евой повели мальчиков по крутой тропинке вниз к крошечному пляжу. Грязь после дождя была липкой, как клей, и мальчики визжали от радости. Когда мы скользили и скользили вниз, влага с листьев струйками стекала на нашу одежду. Тяжелый воздух был пропитан солью, она оседала на ветках и листьях, мимо которых мы проходили, ее вкус оставался на наших губах.

Внизу на пляже прилив отступил, оставив темные пятна камней на песке. Чайки кричали над нашими головами. Мальчики бездумно носились вверх и вниз, выкрикивая имена друг друга. Я наблюдала за ними, сидя на скале. Мои ноги и куртка были мокры и я непроизвольно дрожала. Натан любил это место. Это все. что я о нем знала. Я никогда не спрашивала, почему. Или где он здесь любил купаться, где бродил. Я молчала. Образно говоря, повернулась спиной к его прошлому.

– Просто ты не понимаешь, Минти, как хорошо я там себя чувствую, – однажды обвинил он меня.

Если бы только я нашла время, чтобы ответить ему. Если бы села и сказала: «Давай поговорим, Натан. Расскажи мне». Мой материализм без капли веры в божью благодать, когда боль, уродство или бессилие вызывали у меня лишь недоумение, сейчас напоминал мне этот безжизненный песок, обнаженный отступившими водами.

Ева поманила Феликса:

– Феликс, иди сюда. Смотри, что здесь есть. – они, прижавшись друг к другу, рассматривали что-то на песке.

Лукас кружил вокруг них. Он раскинул руки и громко пел:

– Посмотрите на меня! Все смотрите на меня.

Давным-давно в офисе «Вистемакс» до того, как со мной произошли эти перемены. я сказала Роуз: «Да, у меня нет семьи. Кому она нужна? У меня нет детей. Зачем вешать жернов себе на шею?». Теперь у меня была семья, и невыносимую тяжесть жернова я ощущала каждой своей мышцей, каждой косточкой.

– Мама, – мелькая белыми коленками из-под зеленых шорт, с волосами, развевающимися на ветру, Феликс бежал ко мне по гальке. – Посмотри, что у меня есть.

Он разжал руку, чтобы показать мне «кошелек русалки».

После обеда из хлеба и сыра мы загнали мальчиков наверх и уложили отдохнуть. Я оставила мрачную Еву, отмывавшую обувь и жалующуюся на отсутствие горячей воды, села в машину и отправилась спасать положение.

Ближайший супермаркет находился на окраине Пензанса. Здесь было оживленно и шумно. Это явно было влиянием новой экономической политики (как заметила бы Пейдж) с ее налоговыми льготами. Я выбрала джем по специальной цене, куриные грудки, дешевое масло и еще много чего – сколько смогла унести.

Я ехала, слегка подташнивало. Ветер стих, и солнечное тепло согревало неподвижный воздух. Море стало нежно-голубым. Был прекрасный день и множество лодок всех размеров скользило по воде.

Когда я вернулась, Ева снова была с мальчиками на пляже, откуда я могла слышать их крики. Я медленно и неловко распаковывала продукты, не в силах избавиться от пугающего, почти материального ощущения присутствия Натана. В конце концов я схватила куртку и выскочила наружу. Тропинка проходила рядом с коттеджем, и я пошла по ней. Через некоторое время я так ускорила свой темп, что почти бежала, мои ноги летели по дерну и камням. Солнце слепило, мелкое море вокруг камней было прозрачно-бирюзовым. Морские птицы кружили и ныряли около скал. Когда я завернула за скалу, ветер так резко ударил мне в грудь, что я задохнулась и остановилась.

Пахло морем и торфом. Я смотрела вниз на залив, где камни, вода, растительность мерцали, соединяясь в таинственной и прекрасной гармонии. Я знала, что Натан бывал здесь. Быть может, он стоял на этом самом месте, и мои ноги прошли по его призрачным следам.

Я стояла, вслушиваясь в незнакомую музыку ветра и волн. Ее аккорды гремели у меня в ушах, и сначала нехотя и подозрительно, а затем с облегчением, я отдалась своим ощущениям. Я знала, почему Натан приезжал в Прияк, почему он так его любил. Неделю спустя поздно вечером грязные и уставшие мы вернулись на Лейки-стрит и упали в кровати.

Я проснулась, чтобы обнаружить около своей кровати завернутого в одеяло Лукаса. Я с трудом сосредоточилась.

– Привет, милый. Давно здесь сидишь?

– Тысячу миллионов лет. – его высокий голос звучал в тишине неожиданно громко. – Почему ты не просыпалась, мамочка?

– Потому что очень устала.

– Я хотел, чтобы ты проснулась.

Я видела, что Лукас хочет спросить меня еще о чем-то, но не совсем понимала, о чем именно.

– Давай залезай, – я подняла край одеяла, и Лукас вместе с холодным утренним воздухом проник под него. Он вжался в меня, и я почувствовала запах песка, соли и водорослей. Я ждала.

– Как ты думаешь, папа нас видит? – его голос дрогнул.

Я покосилась на него. Он очень внимательно смотрел мне в лицо.

– Вероятно.

Я собралась с мыслями. Он явно хотел определенности.

– Да, – сказала я.

– А я его не вижу, – его короткие брови сошлись на переносице. Это выражение лица уже становилось привычным.

Я гладила пальцем морщинку между бровей, пока она не разгладилась.

– Мы должны верить, что это так.

Лукас положил голову мне на плечо, и я обняла его второй рукой.

– Папа был хорошим, правда?

– Очень.

– Милли говорит, что ее папа плохой. Он совсем ушел. Папы не должны уходить.

– Иногда они ничего не могут с этим поделать, Люк. – Люк… Так называл его Натан. – Твой папа ничего не мог поделать. Ты должен помнить это. Он совсем не такой, как папа Милли.

Но Лукас еще сомневался:

– Папа Милли сказал, что тоже ничего не мог поделать.

Я прижала к себе Лукаса так тесно, как только могла.

– Люк, слушай, что я говорю. Папа Милли не такой, как твой. Твой папа никогда не ушел бы от тебя, если…если бы у него был хоть какой-нибудь выбор.

Я от души порадовалась, что ни Сэм ни Поппи не слышат меня.

– У меня будет новый папа? – спросил Лукас.

Я согревала его своим теплом. Он был напряжен, его волосы были слегка влажными у корней. Каждая его косточка была настолько хрупкой, что меня пронзил страх за него.

– Нет, мой сладкий. У тебя только один папа.

За окном спальни поднималось солнце. Прижавшись ко мне, Лукас расслабился, его дыхание замедлилось, и он провалился в крепкий детский сон. Я осторожны выскользнула из постели и пошла в комнату мальчиков проверить Феликса. Его там не было.

О, Боже мой, где же он?

Я заметила его на нижней площадке лестницы. Он, неподвижно выпрямившись, сидел перед входной дверью. Кажется, он был почти одет, в одном синем носке, в футболке поверх пижамы. Его любимое одеяло с маленькими мишками закрывало его до колен, и своего любимого плюшевого кота он прижимал к груди. Он сидел совершенно неподвижно, все своим видом выражая терпение и ожидание, неестественные для его возраста. Я сбежала вниз по лестнице и села рядом с ним, мое сердце разрывалось от тревоги.

– Что ты делаешь, Феликс? – я притянула его к себе. – Ты напугал мамочку. Я не знала, где ты был.

От моего прикосновения Феликс вздрогнул и, казалось, вернулся откуда-то издалека. Его глаза были такими голубыми, такими доверчивыми, такими яркими.

– Я жду папу, чтобы показать ему свое сокровище, – сказал он и раскрыл ладонь, в которой лежал «кошелек русалки».