Текст книги "Олег Меньшиков"

Автор книги: Эльга Лындина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 29 страниц)

Алексей Головин как будто ничем таким не выделяется. Предположим, что, останься он во Франции, так, наверное, и прожил бы свой век в мирной супружеской любви, тишине, без бурных катастроф. Поэтому роль Головина в чем-то не только переход артиста к ролям возрастным, к людям, как будто уже миновавшим эмоциональные пики и взрывы, обычно присущие началу нашего пути. Это еще и рассказ, в общем, о рядовом человеке, который до поры до времена сам не подозревает, на что он способен. Все, к чему приходит Головин, возникает в прямом соприкосновении с враждебной человеку системой, ее бесконечной ложью, фальшью, диктатом и насилием.

Чтобы спасти жену и сына, ему надо внешне смириться, как бы принимая правила игры. Терпеть на работе покровительство одной из тех кухарок, которые, как мудро повелел товарищ Ленин, стали руководить государством. Возиться с бессмысленными бумагами. Лечить давно и окончательно отравленных фабричным воздухом работниц, понимая, что лечить их бессмысленно. Ходить на собрания и, самое отвратительное, периодически благодарить страну, убивающую его, его жену своими железными объятиями. Головин не живет существует в этой чудовищной зажатости, замерев, закусив губы, презирая себя и продолжая все изо дня в день. От царящей в его душе мрачной тишины обостряется пронзительность минут, когда он все же ищет поддержки у Мари, все дальше от него уходящей, почти исчезающей из его жизни. А он еще должен постоянно удерживать ее от активного протеста, не понимающую, что она может быть арестована в любой момент. Возможно, расстреляна. На звенящие ненавистью вопросы-реплики жены он должен каждый раз находить ответ, чтобы удержать и сдержать ее, при этом оставаясь в маске добропорядочного советского партийца. Еще немного,– кажется, он с ума сойдет от всего!..

Актер укрупняет фигуру Головина – это ему ближе. Не боится быть грубым, злым во время постылых ссор с Мари. Не боится бытовой, грязноватой шелухи в отношениях с Ольгой. Пытается поначалу закрыть глаза на роман, который совершенно очевидно начинается у Мари с юным Сашей Васильевым, которого они приютили у себя после смерти его бабушки, как ни оскорбительна для мужчины вся эта история. В таких ситуациях драматурги и режиссеры часто ищут для героя каких-то мгновений, когда он может позволить себе стать самим собой, стереть густой грим... И мы его от души пожалеем. Может быть, полюбим... Ничего такого Головину не дано. Напротив – маска неизменна. Того требуют все более жестоко складывающиеся обстоятельства. Остается тоска. Непреходящая. Безнадежная. Но и этого никто не должен видеть...

Поэтому свободнее всего Головину с Ольгой. С ней он позволяет себе быть хамом, откровенно презирающим свою сожительницу. Ольга – словно кривое зеркало, в котором он видит себя. Вернее, каким видит его Мари – гнусное отражение предателя, труса. Связь с сексоткой – своего рода мазохизм, месть самому себе за былую доверчивость, неосмотрительность. Главное, за то, что вынужден отказываться от самого себя в глазах жены.

Но от бытовых невзгод – к бытованию души, к траектории, по которой движется артист: Головин собирает силы, стараясь быть во всеоружии, когда сможет отыграться...

Фильм выстроен очень неровно. Композиция его грешит логическими пробелами, в частности, потому, что авторам не удалось органично соединить судьбу Головиных и Саши Васильева. Некая насильственность ситуации все время ощутима. Варнье, со своей стороны, не сумел это компенсировать в режиссуре. Он то подробен в отношениях Алексея и Мари, то забывает о Головине, чтобы долго рассказывать о Мари и Васильеве. Чтобы потом снова вернуться к деталям разлуки и воссоединения Алексея и его жены.

Одна из самых трепетных сцен фильма, между прочим, тоже новая для Меньшикова, прежде он так не играл,– приход Головина в комнату, их бывшую с Мари комнату... Чтобы уйти от Ольги, ему надо только открыть дверь напротив. Но чего стоит такой переход... Мари лежа на кровати читает "Манон Леско". Алексей молча садится рядом, начинает читать вслух – будто нежные и светлые воспоминания кавалера Де Грие впрямую относятся к прошлому его и Мари. Прекрасный город Амьен полон солнца. Солнце над головами Манон и Де Грие, они молоды, безумно счастливы, они любят друг друга...

Слова аббата Прево звучат как признание Алексея, как просьба о прощении, о возвращении к нему. Как вера, что все еще может вернуться к ним.

Это поступок мужчины. Понимающего, что он сильнее, что он должен взять на себя весь груз прошлого и ответственность за будущее. Меньшиков, раньше упоенно игравший одиночек, которым и в голову не пришло бы забыть о собственной боли, о своих терзаниях, в чем-то питающих их страсти, о гибельной силе, ведущей их к смерти,– в этот раз оказывается героем, для кого чужая мука острее и сильнее личной. И настолько, что он превозмогает обиды, ревность, унижения, предательство в любви. Все это отступает на второй план... Умудренный опытом сыгранного прежде, Меньшиков будто разрабатывает свой комментарий к тому, что ему предложили сценаристы и режиссер.

"У Олега своя кухня",– замечает Варнье о работе Олега Меньшикова на съемочной площадке. Вероятно, это относится и к его принципиальной самостоятельности в решении идеи, движущей героем, и к его актерскому почерку. У Головина такой идеей становится искупление, что не исключает его сильного и нежного чувства к Мари.

Тайная жизнь Алексея, которая и есть его подлинная жизнь, на экране вроде бы внешне никак не проявлена, не конкретизирована, кроме мельчайших деталей. Лишь незадолго до финала сын Сергей рассказывает матери, как все эти годы отец делал все возможное и невозможное, чтобы она смогла вернуться на родину. По внешним параметрам Головин принимает советскую жизнь как норму, как данность. Но актер оставляет некий зазор между тем, что его герой говорит, делает, и тем, что есть истинный смысл его поступков. Как он этого добивается? Прибегну к высказыванию знаменитого артиста старого Художественного театра Ивана Михайловича Москвина: "Знаете, что самое дорогое и высшее? Вот когда удается определиться... остаться вдруг самим собой перед публикой... Вдруг все бросить – задачи, краски,– остановиться, перестать играть: так я полон внутренне...

И ведь что замечательно: ничего мне в эти минуты не надо делать, а оказывается, что на сцене не Я. Москвин, а образ, значит, я не бездействую..."

Позволю себе отнести мысль Москвина о "бездействии" к тому, как играет Меньшиков Головина в лучших эпизодах картины, несколько его молчаливых пауз, особенно, когда никто за Алексеем не наблюдает, он один, он становится самим собою. Разумеется, для этого актер должен обладать не просто прочным профессиональным потенциалом, опытом,– одного этого было бы мало. Нужна душа...

Эти паузы для Меньшикова – точки опоры, личностно, энергетически насыщенные. В них прорыв из "не-жизни" в жизнь, которая, быть может, когда-нибудь состоится для Мари и сына. Пусть не для него, Алексея Головина... Но без осознанного самозаклания он уже не мыслит своих дней. Снова приходится сожалеть, что авторам не удалось сконцентрироваться на истории Головина – Мари, иногда возвращение к этой линии требует напряжения: все предыдущее время нам предлагали соучаствовать в приключениях отважного Саши Васильева.

После побега Саши, которому помогла осуществить это Мари, она арестована. Головин вызван из Киева в Одессу, где все произошло. Собственно, он предполагал, что Мари еще связана с Васильевым. Во время беседы с сотрудником органов все окончательно подтверждается. Оскорбительно уже то, что их мучительная личная жизнь стала достоянием таких людей. Мучительно, что все сделанное Головиным для освобождения Мари теперь ухнуло в связи с ее арестом... И жертва, кажется, напрасна...

Когда в кабинет следователи вводят Мари, Головин старается не смотреть на нее, предпочитая упираться взглядом в омерзительно жирное лицо гебешника, как ни противен ему такой выбор. Только бы не столкнуться глазами с женой...

В героических поступках почти всегда присутствует наивная нота. Прагматик, дитя конца ХХ века, сорокалетний Меньшиков эту ноту начисто отвергает. Тем более о какой наивности может идти речь, если, куда ни брось взгляд, всюду ложь и грязь, измена жены, предательство Саши, которого он принял в их дом как брата ... И все, что происходит сейчас в этой огромной темной комнате,– фарс, и все в нем заканчивается смертью. Мари бурно реагирует на известие о гибели Саши во время побега, но сразу же следователь ошеломляет ее новостью совершенно противоположной, показав парижский журнал с интервью и фотографиями Саши и родной сестры Мари... Головина эти мелочные, грязные манипуляции не удивляют. И не очень волнуют. Правды здесь нет и не будет...

Из прострации его вырывает пощечина, которую следователь дал Мари. В этот момент отброшены все опасения, соображения, трезвые размышления, маскировка. Мужчина не может видеть, как бьют женщину. Вот и все! Просто как всякое внезапное искреннее душевное движение, реализованное в действии, в поступке, характеризующем человека.

...Какой долгий путь пройден Алексеем Головиным, начиная с тех минут, когда он сидел у рояля в кают-компании парохода, на котором он со товарищи возвращался на родину... Музицировал, пел, верил, что жизнь начинается заново,– непременно счастливая, удивительная жизнь. Сейчас перед ним обломки дома, семьи, будущего. Впереди – долгая, безрадостная череда дней, в которой не найдется уголка для надежд. И все-таки свой долг он постарается выполнить...

Меньшикову не раз приходилось играть героя эволюционирующего. Часто, независимо от исхода, он уходил от нас, очистившись, обретя душевный покой. Головин тоже как бы эволюционирует, хотя не столь внешне обозначенно, как это было, допустим, в "Калигуле" или в "Утомленных солнцем". После неожиданного удара, нанесенного в первые советские минуты в Одесском порту, все дальнейшее – сплошные потери, многие необратимы, и Алексей это очень верно осознает, отсекая для себя любые радужные моменты в предстоящей жизни, поэтому его чувственный мир как бы оскудевает, истощается непреходящей замкнутостью, внутренней отторженностью. Страх перед разоблачением отторженность эту усиливает. Так обычная сдержанность Меньшикова, о которой, в частности, справедливо пишет Режис Варвье, начинает переходить в сухость – деловитую сухость, которая нередко заметна у героев средних детективов, когда все так изначально организовано, ударно направлено, работая исключительно на одну идею, на единственную цель. Последняя четверть "Востока-Запада" и выглядит детективом, хотя есть в ней возвращение Мари из лагеря после смерти Сталина и хлопот влиятельной начальницы Головина, есть встреча его и Мари у тюремных ворот, но это "выход" Мари, как говорят в театре. Ее сцена... Наконец, есть еще объяснение Алексея с женой в их первый семейный ужин спустя столько лет. Рядом с нервной, импульсивной бунтаркой Мари еще острее ощутимо одиночество Головина, которое он уже вроде бы не хочет ни с кем разделить. Даже с женой, которую когда-то любил.

Здесь, думается, уместно еще раз вспомнить интервью Меньшикова в журнале "Стюдио", в котором, возможно стихийно, прорывается констатация его собственного душевного состояния.

– Можете ли вы тоже всем пожертвовать ради любви?

– (Пауза.) Чем старше я становлюсь, тем смелее могу ответить на этот вопрос "да"...

Вернемся к чувствам Головина. К повороту актера в зрелость, окрашенную обретением новых приоритетов, потому что все это, мне кажется, связано с его героем в "Востоке-Западе". В идефикс Алексея, которое становится для него своего рода защитной броней от грязи мира.

Все долгие годы, начиная с первой встречи с известной французской актрисой Габриэллой, гастролировавшей в Киеве, Алексей переписывается с ней, понимая, что она в силу своего общественного темперамента хочет помочь его жене. Смерть Сталина несколько ослабила противостояние Востока и Запада, лагеря социалистического и лагеря капиталистического. Возникли контакты с Европой, с Америкой. Стали возможными поездки за ру6еж: служебные командировки, туризм, гостевые визы. Но все происходило под бдительным, неусыпным надзором органов и партийных товарищей. Достаточно вспомнить, как получали право на поездку обычные советские граждане. Мало того, что нужно было собрать уйму документов, подписанных ответственными людьми из парткома, профкома и т. п., но еще и пройти постоянно действующую при райкоме партии комиссию, состоявшую из старых коммунистов. Они-то знали, кого пускать и кого не пущать... Члены таких комиссий, как правило, были людьми темными, весьма необразованными и очень подозрительными. То, о чем вспоминается в связи с этим, сегодня выглядит анекдотом, но в 1976 году все так и было...

Известный московский кинорежиссер, создавший несколько научно-популярных фильмов, удостоенных премий дома и за рубежом, решил осуществить давнишнюю мечту: поехать в Восточную Германию, в ГДР, чтобы увидеть работы обожаемого им художника Кранаха. Непосредственный и наивный человек, он так и объяснил цель своей поездки комиссии старых коммунистов. Имя Кранаха, им неведомое, насторожило партийцев. Они принялись допытываться: кто таков этот Кранах? Чем занимается? Где живет? Режиссер дерзко объяснил, что живет Кранах давно на небесах, а советским людям не худо бы знать его работы в подлиннике... В итоге с мечтой о поездке в ГДР режиссеру пришлось распрощаться...

Между тем в картине "Восток-Запад" зарубежная поездка становится возможной для недавней лагерной узницы Мари Головиной. Пусть и в "шестнадцатую советскую республику", как тогда называли Болгарию, куда отправились Головины с некой делегацией. Вряд ли в такой ситуации Головину могла помочь его бывшая фабричная начальница, доросшая до высокого поста в киевской партийной иерархии. Это безусловная натяжка, которую сразу заметили люди старшего возраста, помнящие хрущевские времена.

Определенная натяжка чувствуется и в том, что знаменитая Габриэлла мчится в Болгарию ради освобождения Мари. Может быть, оттого, что Катрин Денев, при всем ее старании, прекрасная и холодная Денев (недаром ее во Франции прозвали Снежная королева) остается очаровательной красавицей, которой не так уж близки страдания соотечественницы, оказавшейся на чужбине против ее воли. На пресс-конференции после просмотра картины "Восток-Запад" мадам Денев говорила, что прототип Габриэллы виделся ей в социальной позиции великих французских актрис Симоны Синьоре, Марии Казарес. Обе они действительно принимали активное участие в борьбе за гражданские свободы. Но очаровательная Снежная королева так очевидно далека от них, от их драматического мироощущения и общественных страстей. От самого их личностного присутствия на экране.

Катрин Денев великолепна, играя роскошных, недоступных красавиц, всегда осознающих силу своей красоты и женской победительности. Она представала на экране и счастливой, и горюющей, но, как правило, в меру страдала и радовалась, соблюдая четкие границы, отсюда и досюда. Пожалуй, только дважды она не убоялась запредельного душевного выплеска. В потрясающем фильме Франсуа Трюффо "Последнее метро", причем в этом, видимо, немалую роль сыграл роман актрисы с великим режиссером, растопившем снега вокруг ее сердца. Второй взрыв, хотя и не такой силы, прозвучал в картине Варнье "Индокитай", где Денев удалось соединить стоицизм и хрупкую, ранимую женственность.

В "Востоке-Западе" она кажется дорогим украшением, доставшимся в наследство от богатой бабушки. Мировая кинозвезда почтила своим присутствием, в общем, средний фильм.

Слова Меньшикова о том, что он "подавал реплики звезде", выглядят довольно точной характеристикой его работы в совместных с Денев эпизодах.

Два профессиональных заговорщика – не более того... Наблюдая за Меньшиковым, мне иногда казалось, что ему скучновато в данный момент и не очень комфортно. В такие минуты, не желая выдать себя, Меньшиков максимально собирается, придает взгляду напряжение, голосу -мужественные нотки. Примерно так он играет сцены в отеле, из которого Габриэлла должна увезти Мари и Сережу.

С женой он, Головин, простился раньше. В страстном танго во время ужина в ресторане, на глазах у всей советской делегации, любовавшейся этим почти концертным номером. Варнье написал: "Олег играет томного хищника..." Но это, скорее, о герое латиноамериканского "мыльного сериала" из знойного Рио... Да, Алексей и Мари танцуют, поднявшись на эстраду, демонстрируя отменные пластические способности и выучку. Особенно Меньшиков. Недаром после съемки Сандрин Боннер сказала режиссеру: "Этот тип все умеет!" Действительно, умеет и очень хорошо. Для актера танго – как последняя близость Головина с женой, последняя память о ней... Он касается ее щеки, улыбается – все прекрасно, скоро ты будешь свободна... А потом будь что будет...

...А будет вокзал, где он станет уверять товарища начальницу, что ничего не знает, что Мари и Сережа еще могут успеть к поезду, что... Словом, что-то говорит в ожидании конвоиров, которые вот-вот подойдут, не могут не подойти. Тогда все закончится – и все начнется. Но не для него для Мари и сына.

Меньшиков, на мой взгляд, вообще тяготеет к финалам, когда для его героя завершен какой-то этап на жизненном пути, причем он довольно точно представляет себе, что за этим последует, а потому готов к худшему. Возможно, к смерти... Перед такой минутой ему нужна остановка, порой она затягивается, порой, как в "Востоке-Западе", занимает несколько мгновений. Пауза тем насыщеннее и драматичнее, чем короче.

В "Утомленных солнцем" Митя выходил из машины, в которой избивали Котова, курил, стоя под огромным полотнищем с портретом Сталина, молча глядя вдаль. Все уже кончено. Оставалось добраться до дома, лечь в ванну, взять бритву... Дальнейшее известно... Ждал конца почти в смирении Андрей Плетнев в "Дюбе-дюбе", собственно, он шел к Николаю, зная, чем все завершится. Ждал и желал...

Но оба упомянутых персонажа уходили из жизни добровольно, исключая любые взаимоотношения с миром. Их душа была подобна обуглившемуся, выжженному полю после страшного пожара. Алексей Головин, напротив, исполнен тихой радости, он чист перед Мари. Перед сыном. Перед Богом. И ступает на свою Голгофу с поднятой головой.

Стоп-кадр очень точен для такого финала. Кажется, что Головин сейчас улыбнется, как ни нелепа была бы улыбка в такой ситуации. Однако актер неуловимо – не улыбаясь! – доносит эту потаенную улыбку.

В заключение даются титры, которые скупо сообщают, что Головин был в ссылке и смог воссоединиться со своей семьей, уехав во Францию только после крушения советской системы. Эти строки выглядят не очень обязательным довеском. Картина заканчивается взглядом Головина на вокзале. С трудом верится, что он выживет и вернется в свободную, живую жизнь. Но по-настоящему он уже стал свободен.

Естественно, финал картины решал прежде всего режиссер. Но в свете всей актерской биографии Олега Меньшикова эти последние планы – одна из точных догадок артиста. Небезразличная для того, с чем он пойдет дальше. Для художника, тем паче актера, на протяжении двадцати лет улавливавшего, интуитивно и осознанно, катаклизмы отечественной истории, сорвавшейся под откос, существует очевидная опасность закрепиться в облике разрушителя, безжалостно сметающего прошлое и настоящее, а вместе с тем и самого себя.

После выхода на экран "Дюбы-дюбы" один наш известный кинорежиссер, ровесник Меньшикова, убежденно доказывал, что своей успешной карьерой актер главным образом обязан присущему ему стремлению к деструкции. Разрушению и саморазрушению. Экзистенциалистская безысходность была близка российскому искусству второй половины 80-х и начала 90-х. Меньшиков органично вписался в эту стихию. Его персонажи подвергали сомнению способность людей понимать друг друга. Их мечта о свободе личности оказывалась бесплодной – слишком несовершенно было для этого общество. Насилие они принимали как единственный способ самозащиты, в итоге драматически уподобляясь тем, кто нес кровь и смерть.

Кажется, это о них писал Блок:

Не таюсь я перед вами,

Посмотрите на меня:

Я стою среди пожарищ,

Обожженный языками

Преисподнего огня.

Возможно, еще и поэтому многим зрителям, в том числе и кинематографистам, оказалось не под силу принять юнкера Толстого, когда Меньшиков неожиданно пришел с экрана простодушным мальчиком, если хотите классическим русским простецом, увидев в чистом, наивном, в общем в обыкновенном юноше нечто умиляюще-прекрасное.

Давно известно, что людям трудно отказываться от стереотипа в восприятии кинозвезды, особенно если актер любим и популярен, как Олег Меньшиков. Юнкер Толстой – поворот на сто восемьдесят градусов, выдержать который было непросто. Думается, что Алексей Головин стал плавным движением актера к героям, помеченным не просто новыми календарными датами, то есть второй половиной 90-х, а естественным желанием России вырваться, наконец, из преисподней. Хотя в России долго еще будет литься кровь и гибнуть невинные люди. Ничтожества – возвышаться. Невинные – сходить в небытие, физическое или в осознанное общественное неучастие. Долго будет существовать конфликт интеллигенции с покупателем ее труда, "новыми русскими", капиталистами самой хамской складки... Вместе с тем жизнь устроена так, что невозможно постоянное упоение мраком, крахом, безнадежностью. Нельзя жить в постоянном "саспенсе". Так или иначе, но постепенно возникает, пусть слабо брезжущая, перспектива иного пути, и возникает соответственно потребность в смене лиц – на экране, на сцене, в литературе, живописи. Это не означает, что они мгновенно появятся, вытеснив прежних. Процесс очень длителен...

Вдумчивый, интеллектуальный, четко мыслящий и ранимый, живущий обнаженными нервами (что он тщательно скрывает, Олег Меньшиков, словно художественный барометр, на пороге своего сорокалетия чутко зафиксировал давление иной атмосферы, снимаясь в "Востоке-Западе".

В одной из телевизионных программ, отвечая на вопрос ведущей, Меньшиков говорил об этой работе довольно прозаично, что характерно для него, избегающего пафоса:

– Я так радовался, что я все, наконец, сказал на французском и еще сыграл... Очень сложно играть на чужом языке.

– А зачем вы соглашались?

– Интересно. Профессия отнимает одну мощную составляющую – язык. А ты попробуй... Мне действительно было интересно. От таких предложений не отказываются...

...Немаловажно было то, что сценарий давал отчасти новый для актера материал, уже востребованный жизнью. И еще один серьезный аспект этой работы. В последние годы многие российские артисты снимаются на европейских и американских киностудиях. Ирина Апексимова работала с Жан-Люком Годаром и Филиппом Нойсом. Несколько ролей в заокеанских блокбастерах на счету очень одаренного Александра Балуева. Пыталась найти для себя нишу в Голливуде Наталья Андрейченко. Актриса Дина Корзун даже удостоилась премии на международном кинофестивале в Греции, в Салониках, сыграв в английском фильме.

Постоянно снимается в Англии и Америке партнерша Меньшикова по "Утомленным солнцем" Ингеборга Дапкунайте. Снимается у отменных режиссеров – Жана-Жака Анно, Брайана Ди Пальма. Одним из ее партнеров в театре и кино был Джон Малкович. Но все ее роли "там" – эпизоды, порой очень-очень короткие. Как-то трезвая в самооценке, умная, ироничная Ингеборга, рассказывая мне о своей работе в фильме "Миссия невыполнима", кстати, с участием Тома Круза в главной роли, с улыбкой заметила: "Меня там убили через пятнадцать минут после начала картины..."

Актеры из России всегда будут оставаться подсобным материалом – таково было общее мнение участников "круглого стола" "Виза на Запад", прошедшего в рамках ХХII Московского международного кинофестиваля. Проблема эта сегодня весьма злободневна. Особенно для тех молодых артистов, которые закончили средние школы или гимназии с углубленным изучением иностранного языка. Им кажется, что они-то смогут сделать на Западе мощную карьеру, поскольку владеют чужой речью. Иллюзия! Мешает не только акцент, от которого еще никто не избавился, в том числе и Олег Меньшиков с его абсолютным слухом и огромным упорством в работе. Передать музыку той или иной речи в принципе дано тем, кто вырос на той же земле, где говорят на том же языке. К тому же сотни тамошних актеров борются за роли, ищут работу, имея безусловные преимущества перед чужаками. В Америке практически закончились актерские биографии одного из самых популярных актеров 70-х и начала 80-х годов Родиона Нахапетова, красавца Олега Видова. Этот список соискателей славы на далеком берегу можно продолжить...

Предложение Режиса Варнье было не первым на пути Олега Меньшикова. За рубежом на него обратили внимание после его работы в Англии с Ванессой Редгрейв. Но особенно настойчиво стали звучать предложения иностранных студий после выхода на европейский и американский экран "Утомленных солнцем". Предлагались и главные, большие роли с немалыми гонорарами, особенно в сравнении со скудостью оплаты труда актеров в России. Олегу Меньшикову и в этом плане ни разу не изменила его жесткая требовательность и строгость в выборе материала, хотя, конечно, бывали и искушения. Он дал согласие Варнье, зная, что роль Головина писалась в прямом расчете на него. Понимая, что в перспективе она дает ему возможность сделать что-то новое. Оценив возможность общения с такой прекрасной драматической актрисой, как Сандрин Боннер (подобной партнерши до этого у него, пожалуй, не было еще). Важна еще одна позиция Меньшикова в его согласии сниматься во французском фильме. Картина "сделана с уважением, с огромным, к нашей стране". Обычно избегающий политических высказываний, на этот раз Меньшиков очень определенен, и его точка зрения реализована в работе с Варнье, что особенно дорого сегодня для многими унижаемой России.

Как в любой картине, сделанной зарубежными авторами о нашей стране, в "Востоке-Западе" есть неточности, несоответствия, в основном бытового характера. Это относится к изображению советской действительности конца 40-х годов. Но все отступает, потому что главным для Режиса Варнье и его сотоварищей стала тема внутреннего достоинства, мужской чести, несгибаемой воли, воплощенных в образе Алексея Головина. Во многом благодаря Олегу Меньшикову.

У ГЮНТЕРА НА КУХНЕ

Перед началом работы над новым спектаклем "Кухня", в котором Меньшиков должен был участвовать как режиссер и актер, он дал интервью.

– Почему возглавляемое вами "Театральное товарищество 814" остановило свой выбор на пьесе молодого драматурга Максима Курочкина "Кухня"?

– Максим Курочкин – человек известный, он – автор одиннадцати пьес, одна из которых, "Сталева воля" ("Стальная воля".– Э. Л.) даже удостоена премии Антибукеровского комитета "За поиск новых путей в драматургии". Наши взгляды совпали, и мы решили поработать вместе. "Кухня", собственно,– наш заказ драматургу. Конечно, заказ ставит автора в непростые обстоятельства, но если он талантлив, то в силах справиться с ними достойно. Дело в том, что спектакль, пьеса будут сочиняться в процессе постановки. С классикой, например с великой пьесой великого Шекспира, я не вправе так обращаться: что-то переставлять местами, переписывать, дописывать текст или сокращать. Пьеса Курочкина дает для этого возможности. Тем более у меня есть опыт подобной работы над спектаклем "Нижинский".

– Вы по-прежнему считаете одним из основных принципов "Товарищества 814" помощь молодым актерам, открытие новых имен?

– Безусловно.

– Олег, при всей славе и популярности, которые вам принес кинематограф, вы часто отказываетесь от ролей в кино ради работы в театре. Но в театре ваш путь тернистее. А вы упорно пробуете себя в режиссуре...

– Я воспитан в театре. Но не разделяю, не провожу черты между тем, что сделано мной в кино и на сцене. Это нечто единое. Что касается театральной режиссуры, то это логическое продолжение моей предыдущей жизни, просто несколько новый поворот.

– И все-таки несколько слов о пьесе Курочкина...

– Это современные герои и проблемы, знакомые всем нам. Все происходит на кухне, кухня – особый сколок общества, особый мир, свои законы и традиции. Должно получиться очень театрально.

– Готовить на кухне будут?

– Будут.

– Вы заняты в спектакле?

– Да.

– И будете заниматься готовкой?

– Непременно.

Короткая реплика: забегая вперед, скажу: Господа читатели! Не верьте в данном случае моему герою! Он не только честно признается, что в реальной жизни терпеть не может готовить и не умеет это делать, но и позже, в спектакле, в роли хозяина кухни, не замарал руки ненавистным для него занятием. И был прав: негоже ни хозяину роскошной виллы, ни королю Гюнтеру, которых он играет, опускаться до столь грязной и скучной работы.

Но продолжим... Вновь из интервью, данного Меньшиковым в октябре 1999 года.

– Олег, ваше "Горе от ума" критика восприняла достаточно агрессивно. Что дал вам этот опыт?

– Все свои успехи и ошибки несу в себе. На ошибках учимся. Это мой опыт, и он мне дорог. Была замечательная школа, которая, надеюсь, не прошла напрасно.

...Итак, Меньшиков продолжает утверждать себя как театральный режиссер, собственно, ради этого он и создавал "Театральное товарищество 814".

Через два года Меньшиков дает интервью мордовскому еженедельнику "Столица" во время гастролей в Самаре со спектаклем "Кухня": "Вот я и решил собрать товарищество актеров, которые бы сами делали спектакли (курсив мой.– Э. Л.). Но ведь при этом за ком-то еще должно оставаться последнее слово, и я беру эту задачу на себя... Я не называю свою деятельность режиссурой, потому что видел больших режиссеров и знаю, что это такое. Я вовсе не стремлюсь в эту область. Это особый стиль жизни, образ мышления, другой взгляд на реальность. Пока считаю себя актером. Но дело осложняется тем, что хороших режиссеров сейчас очень мало. Те, с кем я хочу работать, в данное время заняты. Не могу же я ждать, когда произойдет наше совпадение по времени и творческим замыслам".

Что касается последних слов, то подобные резоны сейчас приводят и другие артисты, уходя в "смежную" профессию, то есть режиссуру. О том же вещала по телевидению Татьяна Догилева в программе "Взгляд", обьясняя, что подтолкнуло ее к постановке в антрепризе и ссылаясь на опыт Меньшикова. Спектакль Догилевой настолько бесцветен, несмотря на участие в нем хороших актеров, что не заслуживает дальнейших упоминаний. Однако примеры заразительны...Недавно поставила спектакль актриса Оксана Мысина, играющая у Меньшикова в "Кухне"... Особых успехов пока у дебютантов-режиссеров, вышедших из актеров (кроме Владимира Машкова) не наблюдается. Остается ждать – дорогу осилит идущий... Во всяком случае, Меньшиков, несмотря на слова о том, что "не стремится в эту область", настойчиво формирует собственную труппу, принимающую его режиссуру. В "Кухне", втором спектакле "Товарищества 814", молодых актеров меньше, чем в "Горе от ума". Ставка отчасти сделана на артистов так или иначе уже известных, опытных, профессионально крепких, начиная с замечательной Лидии Савченко, игравшей когда-то в культовом спектакле театра имени Станиславского "Взрослая дочь молодого человека", поставленном Анатолием Васильевым. Из "Современника" Меньшиков пригласил яркую характерную актрису Галину Петрову, известную в театральных кругах, снимающуюся в кино. Привлек Алексея Горбунова из Киева, который перед этим удачно снялся в телесериале "Графиня де Монсоро". Играет в "Кухне" и уже упоминавшаяся Оксана Мысина, которая умно использует свои сложные внешние данные, как бы несовместимые с ее желанием быть женственной, порой фатальной.