355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Елена Ярошенко » Две жены господина Н. » Текст книги (страница 17)
Две жены господина Н.
  • Текст добавлен: 6 октября 2016, 00:32

Текст книги "Две жены господина Н."


Автор книги: Елена Ярошенко



сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 22 страниц)

Глава 16
Январь 1907 г.

Праздный народ отмечал Святки широко, от Рождества до Крещения, но чиновный люд, отпраздновав наступление Нового года, опять разбрелся по канцеляриям и присутственным местам.

Дмитрий тоже отправился на службу в окружной суд, за праздничные дни накопилось много нерешенных дел, и провести в служебном кабинете несколько дней допоздна было явно начертано ему судьбой. Но Колычев не думал теперь о следственных делах с обычной тоской и усталостью – пусть он засидится с бумагами, пусть уйдет со службы поздно, все равно в конце концов вернется домой, а там его ждет Мура…

Какое это счастье – подходить к своему дому по холодной, занесенной снегом улице и издалека видеть, что в окнах светится теплый огонек, потому что тебя там ждут… Золотистые квадраты света падают на темные сугробы под окном, а сквозь тронутые ледком стекла видно, что происходит в комнате: Мура сидит на диване у печки, поджав ноги и накинув на плечи шерстяной платок, читает французский роман и даже не идет без Мити ужинать, хотя стол давно накрыт.

Митино сердце переполняла такая нежность, что хотелось сделать для Муры что-нибудь очень приятное, побаловать ее, исполнить какой-нибудь глупый женский каприз. Но для начала надо было выполнить собственное обещание – помочь ей найти брата.

Прикинув, кто смог бы ему посодействовать в этом деле, Колычев решил обратиться за помощью к агенту сыскного отделения Антипову, с которым ему доводилось встречаться по службе.

Павел Мефодьевич Антипов, молодой элегантный брюнет с холеными усиками и нахальными манерами, не имел никакого особого образования и выслужился из простых полицейских надзирателей, причем о быстроте его карьеры в сыскном отделении слагали легенды. Начальство высоко ценило Антипова, разработавшего собственные и причем весьма результативные методы расследования, и считало его чуть ли не новым светилом уголовного сыска. И все же несколько раз сложные случаи передавались от Антипова чиновнику для особых поручений, имевшему университетский диплом. Начальство мотивировало это тем, что для современного розыска необходимы люди с образованием и научным складом ума, и это сильно задевало глубинные душевные струны сыщика.

Чтобы добрать солидности, респектабельности и внешнего лоска, Антипов тщательно ухаживал за собой, посещал дорогие парикмахерские, заказывал костюмы у лучших портных и вообще старался одеваться по последней моде. (Правда, в результате всех своих усилий он стал походить на одного из тех франтов, которых опытные барышники выделяют в уличной толпе, останавливают и негромко предлагают купить контрабандный товар, отличающийся исключительно замечательными свойствами.)

Зато благодаря живости характера, демократичности манер и проникновенному взгляду бархатных черных глаз Антипов умел лучше всех разговорить свидетеля, установить контакт с любым человеком, который, сам того не осознавая, сразу же давал агенту сыскного нужную информацию, а также поставить на место городовых, околоточных и прочих представителей наружной полиции – у них с агентами сыска были вечные контры.

Колычев, как человек новый, переведенный из провинции и не имевший в Москве обширных знакомств, пока ни с кем из сослуживцев и представителей иных правозащитных ведомств не сошелся. Но с сыщиком Антиповым, с которым доводилось ему сталкиваться по службе, отношения у него сразу же установились самые дружеские. Они даже обменивались мелкими услугами, облегчая друг другу служебные дела. Антипов казался именно таким человеком, к которому можно было обратиться с просьбой приватного характера.

Не дожидаясь, пока судьба вновь сведет его с Антиповым возле какого-нибудь трупа (поменьше бы этаких-то встреч!), Дмитрий сам отправился к сыщику в Гнездниковский переулок, где находилось московское отделение сыскной полиции.

Антипов встретил судебного следователя весьма приветливо.

– Здравствуйте, Дмитрий Степанович! С Рождеством! Ну что, у людей добрых Святки, а у нас служба? С чем пожаловали, дорогой?

– Павел Мефодьевич, рискнул побеспокоить вас не по служебной надобности. У меня к вам просьба личного, так сказать, характера. Но если она вас затруднит, откажите сразу, не чинясь, я не буду в обиде…

– Ну что за церемонии, Дмитрий Степанович! Личного так личного, все, что в моих силах, сделаю. И ни о каких затруднениях даже и не заикайтесь. Не все же нам государственными надобностями заниматься, нужно и о себе подумать. Давайте-ка пойдем с вами в трактир, время как раз обеденное, тем более праздники на дворе. Не грех себя побаловать и рюмочку пропустить. Веселие Руси есть питие… Вот под рюмочку с закусочкой и изложите мне свое дельце. Как вам трактир Тестова? Славно готовят, шельмы! Пойдемте туда обедать, Рождество все-таки, праздник великий…

Антипова в знаменитом трактире хорошо знали и относились к нему с большим почтением. Половой приветствовал сыщика, обращаясь к нему по имени-отчеству, проводил к лучшему столику, на котором в мгновение ока появилась свежая крахмальная скатерть, и низко склонился, ожидая заказа.

– С праздничком, ваше благородие, с Рождеством Христовым! Спасибо, что к нам зашли, не забываете! Что прикажете на закусочку? Консоме с пашотом сегодня славное вышло.

– Ну братец, это ты брось! Все эти консоме да фрикасе не для нашего человека. Ты нас по-русски накормить изволь, по-простому. Мы с господином судебным следователем люди небалованные, к простой пище привычные.

– Ну тогда извольте балычка, семги и икорки.

– Вот это другой разговор. Это дело. К икре лучку не забудь зелененького.

– И блинов прикажете?

– А что, давай и блинов. Пожалуй, съедим по десяточку. Как вам, Дмитрий Степанович, по аппетиту? Мы с холода пришли, так горяченький блинчик с икоркой под водочку не повредит.

Дмитрий немного волновался из-за необходимости обратиться к Антипову со своей просьбой, но сыщик так весело, благодушно и заразительно приступил к трапезе, что Колычева тут же отпустила всякая скованность. Он от души присоединился к Антипову, положив себе на тарелку нежный, в сквозных ажурных дырочках блин.

Полив блины горячим маслом и намазав их икрой, следователь и сыщик подняли по рюмочке, закусили, выпили еще по одной и потом уже смогли вернуться к беседе, обсуждая, какое же дело привело сегодня Колычева в Гнездниковский переулок.

Узнав, что одна знакомая Дмитрия Степановича, приехавшая из провинции, разыскивает брата, по слухам проживающего в Москве где-то в окрестностях Смоленского рынка под именем мещанина Константина Василькова, Антипов заявил, что это не дело, а сущая ерунда. Окрестности Смоленки – места такого рода, что сыщикам известны получше, чем дом родной. Чаще, чем дома, бывать там приходится. Что ни день, то происшествия – то убитого найдут, то избитого, то ограбленного.

Так что без своих людейАнтипов в таких местах обойтись не может. Есть среди смоленских обитателей и агенты, что на жалованье в сыскном состоят, а есть просто люди, которые сыщику по гроб обязаны и в помощи не откажут, доведись к ним обратиться.

Завтра же Антипов шепнет кое-кому, что, дескать, интересно ему узнать, по какому адресу проживает господин Васильков, и будьте благонадежны, даже если господин этот без полицейской регистрации ухитрился устроиться, все равно найдут, не иголка. Так что дело это одного, двух, от силы трех дней, и адрес мещанина Василькова будет предоставлен Дмитрию Степановичу со всем уважением от сыскной полиции.

– Вы не представляете, Павел Мефодьевич, как я вам благодарен.

– Не стоит благодарности, Дмитрий Степанович. Мы люди в каком-то смысле свои, сочтемся еще. Кстати, как вы полагаете – не заказать ли паровой осетрины в соусе из томатов? Она тут бывает очень недурной.

Глава 17
Апрель 1906 г.

Итак, по согласованию с Азесом очередное покушение на Дубасова было назначено на Страстную субботу. Этот план был одобрен всеми членами боевой организации. Времени оставалось немного, и пора было вплотную заняться подготовкой. Но все боевики сильно устали от бесконечных неудачных попыток покушения на неуязвимого генерал-губернатора, всем хотелось хотя бы немного отдохнуть и расслабиться.

Борис Гноровский, на которого по-прежнему возлагалась миссия основного исполнителя теракта, поселился по фальшивому паспорту в гостинице «Националь» на Тверской и стал вовсю наслаждаться жизнью (насколько обстановка Страстной недели позволяла). Любимые Гноровским кафешантаны и увеселительные сады, где он имел обыкновение укрываться от шпиков,были закрыты до Пасхи.

Но все же Гноровский ухитрялся изыскивать какие-то злачные места. Даже конспиративные встречи с товарищами по боевой организации он назначал не иначе как в модных и дорогих ресторанах.

До очередного покушения оставались считанные дни. В среду Гноровский встретился с Савиным в ресторане «Международный» на Тверском бульваре. Особой необходимости в этом разговоре не было, просто Гноровскому хотелось поддержать свой боевой дух, в очередной раз обсуждая все детали покушения с таким несгибаемым борцом, как Савин.

Но поговорить так толком и не удалось – Савин обратил внимание, что двое молодых людей, сидевших за соседним столиком, с большим интересом прислушивались к их разговору. Эсеры расплатились, даже не дождавшись горячего, и вышли на улицу. Не в меру любопытные молодые люди пошли за ними. Избавиться от «хвоста» стоило труда.

На следующий день Миллеров сообщил, что тоже чувствует за собой наблюдение. Он даже не мог с уверенностью сказать, что именно показалось ему странным и видел ли он филеров, но утверждал, что интуиция его никогда не подводила, а в данном случае она подает сигналы тревоги.

Савину тут же стало казаться, что филеры дежурят возле гостиницы, в которой он остановился. А что, Миллеров может ссылаться на подсказки своей интуиции, а внутренний голос Савина должен молчать? Однако пока покушение не состоялось, инкриминировать Савину было особо нечего, и ареста он не слишком боялся.

– Мы не знаем, какого характера это наблюдение, – говорил он на очередной конспиративной встрече в ресторане «Континенталь» Гноровскому и Рашель Лурдис – террористке по кличке Катя, вызвавшейся помогать в покушении на Дубасова (как полагал Савин, она просто не могла оставить на произвол судьбы обожаемого Гноровского в такой нелегкий момент). – Может быть, все это вообще случайность. Страстная суббота завтра, если мы все проведем грамотно, у Дубасова не будет шансов увернуться. Раз никого из нас до сих пор не арестовали, может быть, полиция так до последнего момента и не поймет, что мы задумали. Я полагаю, нам не стоит менять наши планы.

Савин не стал говорить, что в случае удачного покушения исполнитель так и так почти наверняка обречен, а у остальных, при известной ловкости, много шансов скрыться.

– Я, конечно, дико извиняюсь, – вступила вдруг в разговор Рашель-Катя. – Но, Боря, оглянись незаметно вокруг – или ты скажешь, что этотоже случайность, или что?

Савин, оглядев ресторанный зал, заметил наконец, что вокруг происходит какое-то движение. В почти пустом по случаю Страстной пятницы ресторане (москвичи удивительно, как-то не по-современному богомольны) стали вдруг появляться посетители – все больше крепкие мужчины, прилично, но однотипно одетые. Они приходили парами и поодиночке и рассаживались так, чтобы видеть столик Савина. Уже с десяток здоровяков заполнил зал…

– Боря, а теперь давай серьезно, – тихо сказала Рашель. – Мне не так сильно нравятся эти мускулистые мальчики, как им, может быть, того хотелось бы. По-моему, нам пора отсюда смываться…

Спорить оказалось не о чем. Рашель была совершенно права.

Савин покинул ресторан первым и, задержавшись на улице, проследил, как Рашель и Гноровский вышли из дверей ресторана и сели на лихача. Тут же трое филеров взяли двух извозчиков и устремились за ними.

Савин долго смотрел вслед экипажам, потом лениво попетлял по городу, избавляясь от филерской наружки (дурачки-агенты собирались обхитрить самого Савина!).

Оставив филеров с носом, он вернулся в гостиницу и лег спать, подумав перед сном, что в своих мемуарах обязательно напишет, что ожидал в эту ночь ареста и уснул с уверенностью, что за ним вот-вот придут…

Но за ним никто не пришел. Наступила роковая Страстная суббота. День обещал быть интересным – богослужение в Успенском соборе, Дубасов в первых рядах молящихся, бомба, подброшенная в его экипаж на выезде из Кремля, – и наконец-то дело, попортившее всем боевикам столько крови, будет завершено. И как некстати сейчас активность тайной полиции, того и гляди опять шпики ухитрятся все испортить…

С утра у Савина была назначена последняя встреча с Миллеровым и террористом, известным всем только под кличкой Семен Семеныч. Ожидая их в условленном месте, за столиком модной кондитерской Сиу (заодно хоть хороших пирожных поесть!), Савин заметил сквозь огромное стекло витрины, что за боевиками к дверям кондитерской притащились агенты. Кое-кого из филеров уже можно было узнать в лицо, настолько примелькались они за последние дни…

Савин только поморщился. Ну Миллеров, ну и конспиратор хренов! Внутренний голос ему, видите ли, подсказывает, что за ним слежка… А глаза на что? Ведет за собой «хвоста» на встречу, придурок, нет чтобы провериться и оторваться… Похоже, сегодняшнее покушение опять сорвалось! А так долго тянуть с казнью Дубасова просто уже неприлично… Товарищи решат, что Савин бездарный организатор, не по праву претендующий на особое положение в партии… И что скажет Азес? Он и так уже открыто выражает недовольство.

Хотя почему, собственно, нужно всю жизнь оглядываться на то, что скажет Азес? Савин не Фамусов, а Азес не Марья Алексеевна! Пусть-ка сам попробует приехать в Москву и займется организацией покушения на неуязвимого Дубасова! Теоретизировать издали каждый может, а вот пусть попробует на практике – легко ли шлепнуть генерал-губернатора… На Савине, в конце концов, висит еще министр Дурново, в Петербурге с этим делом тоже все застопорилось, и Татаринова нужно искать и добивать… И ведь всем приходится заниматься самому, чуть ослабишь внимание – или вообще ничего не сделают, или сделают кое-как…

Пришедший в кондитерскую Миллеров, «хвост» которого топтался на улице у дверей, рассказал, что «Катя» и Гноровский исчезли, причем Рашель даже не пришла в «Боярский двор», роскошную новую гостиницу на Старой площади, где снимала номер, за своими вещами. А среди ее вещей хранился запас динамита, приготовленного для теракта.

– Черт! – выругался Савин. – Ну это судьба! При таких обстоятельствах провести казнь Дубасова уже невозможно. Передай всем нашим, что покушение отменяется, и пусть каждый поодиночке скроется из Москвы. Общий сбор назначаю в Финляндии. Уже ясно, что наша организация на грани разгрома. Так не дадим охранке пресечь нашу благородную деятельность. Пусть Дубасов еще недолго поживет, все равно он обречен!

От кондитерской за Савиным, как и за Миллеровым, пошли филеры. Судя по их откровенной слежке, приказ об аресте Савина уже был. Во всяком случае, самому Савину это показалось совершенно очевидным. Наверное, решили немного потянуть с арестом только для того, чтобы выявить связи…

Сколько преследователей тащилось за ним по Кузнецкому мосту, Савин даже не мог понять – ему вдруг стало казаться, что каждый мужчина, идущий в уличной толпе у него за спиной, переодетый агент.

«Господи, какая тоска! – подумал он. – Как хочется хоть немного покоя! Если бы мы сделали дело, я чувствовал бы себя иначе, ощущение победы всегда придает бодрость. А так… Одна усталость проигравшегося игрока…»

Уйти от преследования оказалось нетрудно. Брат Бориса Гноровского, Владимир, переодетый извозчиком, должен был ожидать Савина в час дня в Долгоруковском переулке. Правда, Савин все же немного волновался, не сорвется ли что-нибудь, вдруг Володьку арестовали? Но, дойдя до Долгоруковского, он с облегчением увидел издали знакомую пролетку и серую в яблоках лошадку.

Неспешно, гуляющей походкой Савин прошелся по переулку и, только поровнявшись с Володькой, вскочил в экипаж и закричал не своим голосом: «Трогай! Гони, черт, гони!» Владимир хлестнул лошадь.

Обернувшись, Савин радостно смотрел, как филеры заметались по переулку – ни одного свободного извозчика, даже самого завалящего «ваньки», поблизости не было.

Отъехав подальше от Долгоруковского, Владимир, похожий в своем тулупчике на коренастого добродушного возницу, обернулся и сказал:

– Боря просил передать, что ждет вас в «Альпийской розе».

Очередное модное место, встреча в котором может оказаться небезопасной! Нет, Борис Гноровский все-таки верен себе, ничего другого, кроме «Альпийской розы», подобрать было невозможно! Дешевый пижон.

– Ладно, Володя. А ты немедленно продавай лошадь и экипаж и уезжай в Гельсингфорс. Придется сворачивать наши дела в Москве, за всеми нами следят.

– Да я вроде за собой слежки не замечал.

– Вот и не нужно ее дожидаться. Это общее задание всем – чтобы через день-два никого из наших в Москве не было. Нужно спасать организацию.

– А разве все так серьезно?

– А разве нет?

Борис Гноровский ожидал Савина, как и было условлено, в «Альпийской розе». Борис изо всех сил старался казаться спокойным, но было заметно, что он перепуган. Он в красках описал, как они с Рашелью всю ночь спасались от погони и только к утру им удалось скрыться. В гостиницу, где оставался динамит, Гноровский «Кате» возвращаться запретил и теперь совершенно не представлял себе, что делать дальше.

– Руководство операцией по устранению Дубасова возложено на меня, а я принял решение, что для спасения организации работу на данном этапе следует прекратить, – сказал ему Савин. – Всем членам боевой группы следует немедленно отправиться в Финляндию. Нам нужно немного покоя, потом вернемся и продолжим наши дела.

Гноровский облегченно вздохнул. Чувствовалось, что охотой на московского генерал-губернатора он уже сыт по горло.

– Вот только не знаю, как быть с устранением Татаринова. Федя его тогда не добил. По слухам, он оправился от ран и где-то скрывается. Скорее всего в Москве. У нас есть купленные люди в варшавской полиции, от них поступили сведения, что Николая перевезли в Москву. Нужно бы пустить кого-то по его следу, а наши все уже примелькались здесь. Всю группу, работавшую по Дубасову, каждая собака из охранки теперь знает в лицо. А ведь живого Татаринова товарищи нам не простят. Азес при каждой встрече только и спрашивает, когда мы его наконец уберем. Не знаю, что делать…

– А что, если попросить о помощи Медведя? Я слышал, он сейчас в Гельсингфорсе. Ты тоже туда собираешься. Разыщи его через Азеса, Евно поддерживает с Медведем связь.

Медведем называли Михаила Орлова, отличившегося на московских баррикадах в декабре 1905 года. Он был настоящим фанатиком террора. Несмотря на то, что с партийной программой эсеров Медведь соглашался не полностью, считая ее излишне мягкой, боевую организацию он ставил очень высоко и готов был работать с савинцами, несмотря на программные разногласия. Пожалуй, это был неплохой вариант – Орлов мог внести в дело казни предателя необходимую инициативу и энергию. Он вообще был парень инициативный…

– Да, Борис, я чуть не забыл, а что же все-таки с динамитом Кати?

Савин, мысленно уже строивший свою беседу с Медведем, даже не понял, о чем идет речь.

– Какой еще динамит?

– Ну тот, что она оставила в своем номере в «Боярском дворе»?

– А что?

– Я пойду получу ее вещи, а?

– Ты совсем рехнулся? Ее вещи могли уже обыскать и динамит этот нашли. Там наверняка устроена засада, и тебя арестуют. Что за ребячество! Нам не составит труда разжиться другим динамитом.

– Да я не об этом. Все-таки взрывчатка может попасть в руки случайного человека. А вдруг кто-нибудь погибнет?

– Слушай, прекрати эти интеллигентские штучки! Что для тебя важнее – казнить царского сановника или спасти никчемную жизнь гостиничного швейцара? Если какой-нибудь полудурок подорвется, неосторожно обращаясь с динамитом, может жаловаться сам на себя. Мы должны думать о главном – наше дело спасать Россию!

Глава 18
Январь 1907 г.

На Крещенье Павел Мефодьевич Антипов нанес следователю Колычеву визит. Дмитрий и Мура, побывавшие с утра на водосвятии, замерзшие и счастливые, уговорили Антипова остаться у них пообедать. Помявшись для приличия, сыщик согласился.

Будучи убежденным холостяком, сам он никакого хозяйства не держал и жил в меблированных комнатах, а обедал в трактирах, чтобы не портить себе жизнь бытовыми сложностями. Но, когда ему доводилось бывать в чужих домах с налаженным хозяйством, он не мог отказать себе в удовольствии съесть домашний обед или попить чаю с пирогом хозяйской выпечки. А праздничный домашний обед был для одинокого сыщика настоящим событием.

Мура была в этот день очень оживленной и очень-очень хорошенькой, более чем всегда. Дмитрий любовался ее лицом, ее блестящими глазами, ее красивыми пальчиками, порхающими над столом. Даже в своем скромном клетчатом платье Мура казалась королевой. В какой-то момент Митя ревниво заметил, что и Антипов приглядывается к ней с большим интересом.

Павел Мефодьевич так и застрял в этот вечер у Колычевых. После долгого праздничного обеда, за которым все позволили себе пропустить рюмочку-другую, настроение у всей компании сделалось исключительно добродушным.

Дмитрий достал гитару и подыграл Муре, исполнившей несколько старинных романсов. Потом все оделись и пошли прогуляться по морозцу. На Пречистенском бульваре Муре пришла в голову идея взять лихача, который с гиканьем помчал их в санях по заснеженным улицам. По пути Антипов уговорил Колычева и Муру заехать в какой-то трактир, в котором пел замечательный цыганский хор. После трактира вернулись на Остоженку к Колычеву пить чай…

– Замечательные у вас пироги, Дмитрий Степанович. Неужели мадемуазель Мари вас так побаловала?

– Ой, что вы! – засмеялась Мура. – Я печь не умею, даже не представляю, как делают тесто… У Мити есть замечательная прислуга по имени Дуся – вот она мастерица печь. Вы к нам на масленицу приезжайте – Дусины блины просто сказка.

Антипов любезно поблагодарил, но на лице его промелькнуло странное выражение: Колычев представил ему Муру как знакомую, просто знакомую,а фраза «Вы к нам на масленицу приезжайте…» прозвучала слишком уж по-семейному. Впрочем, Павел Мефодьевич проявил такт и ничего не заметил.

– С грибной начинкой пирожки такие, что язык проглотить можно. – От неловкости он вернулся к кулинарной теме. – И грибочки будто только вчера из лесу…

– Дуся сушеные белые покупает и вымачивает их в молоке, – заметила Мура. – Получается очень вкусно. У этой женщины много чему можно научиться, несмотря на ее молодость.

– А грибочки, извините за любопытство, у какого торговца куплены? Уж больно хороши, – продолжал Антипов. (Колычев про себя усмехнулся – сыщик даже за столом остается сыщиком, и что прикажете делать, кроме как извинить его за любопытство…)

– Не знаю, я ведь со слугами за провизией не хожу, – пожала плечами Мура. – Они у нас самостоятельные. Вроде бы где-то на Смоленском рынке в лавке у Троицкой церкви берут…

– Ох! – хлопнул себя по лбу Антипов. – Кстати, о Смоленском рынке… Простите великодушно, сразу нужно было сказать, да я запамятовал… Я ведь вам адресочек-то достал, Дмитрий Степанович, ну, тот, что вы просили давеча. Мещанина Константина Василькова. Не серчайте, что ждать вас заставил, дело больно нелегкое оказалось. Но ничего, справились-таки мои орлы. Действительно, проживает такой мещанин в меблированных комнатах «Феодосия» в приходе церкви Николы на Щепах. Это от Рынка по Проточному переулку спуститься нужно в сторону реки и за угол свернуть. Там двухэтажный дом с вывеской. Место, конечно, сомнительное, не первого разбора эти номера, всякое там случается…

– Господи, Павел Мефодьевич, дорогой, какое дело вы для меня сделали! – закричала Мура, лицо которой, и без того оживленное, буквально засветилось от радости. – Если бы вы знали, голубчик, как я вам благодарна! Вы настоящий ангел!

– Ну, ангелы у нас в сыскном не служат… Они по другому ведомству.

– Не скромничайте, милый Павел Мефодьевич! Вы позволите, я вас поцелую от избытка чувств?

– С превеликим удовольствием!

Антипов подставил под поцелуй Муры сначала правую, потом левую щеку, и она, смеясь, его расцеловала.

«Врет Антипов, что позабыл про адрес, – ревниво подумал Колычев. – Наверняка просто хотел повыгоднее свою новость преподнести…»

Впрочем, Антипова и вправду было за что поблагодарить.

– Ну что, завтра отправимся в гости к твоему брату? – спросил Колычев Муру, когда Антипов удалился наконец восвояси.

– Нет, не завтра. Послезавтра.

– Почему? Ты ведь так ждала этой встречи. Зачем же откладывать?

– Затем, что мне нужно собраться с духом, с силами, с мыслями. Я очень ждала этой встречи и теперь еще больше жду… Но… Как бы тебе объяснить, Митя? У меня состояние полного сумбура, сейчас я в смятении, в нервах, и мне нужно успокоиться, чтобы пойти в эту «Феодосию» с холодной головой и повести себя с братом правильно. Он человек сложный…

Колычев подумал, что в семье Муры всегда все было как-то излишне сложно. Если бы он узнал адрес своего потерянного брата, то, наверное, побежал бы к нему сразу же. Но, с другой стороны, никакого брата у него никогда не было. А если бы был? Да еще такой, как у Муры, – картежник, шулер и скорее всего мелкий жулик…

Бог весть, как вел бы себя Колычев и сколько времени ему понадобилось бы, чтобы собраться с силами для родственной встречи… А Мура просто светилась от счастья.

Утром Мура сказала:

– Митя, сегодняшний день мы с тобой превратим в настоящую сказку. Я хочу, чтобы он нам запомнился на всю жизнь. Понимаешь, раз Володька нашелся, моя жизнь может резко поменяться – придется няньчиться со своим непутевым братцем, и я уже не смогу уделять тебе столько времени, сколько мне хотелось бы. Но сегодня мы еще принадлежим друг другу, а братец пусть немножко подождет…

Митя не очень внимательно прислушался к этим словам. Подумаешь, Володька нашелся! Он же не грудной младенец, чтобы так уж с ним нянчиться. Взрослый мужик, постарше самого Дмитрия будет… А в том, что у Муры появится какое-то занятие, пусть это будет даже забота о непутевом брате, нет ничего плохого, иначе она скоро начнет изнывать от безделья.

– А куда же мы отправимся превращать наш день в сказку? – весело спросил он. – Поехали в какой-нибудь хороший ресторан – в «Эрмитаж», в «Метрополь»… «Прагу» не предлагаю – она рядом с ненавистными нам номерами «Столица»…

– Ой, не напоминай мне о них, Митя! – засмеялась Мура. – Знаешь что. Если хочешь доставить мне удовольствие, поехали в Охотный ряд, в трактир Егорова. Это такое забавное, такое экзотическое место…

– Мура, но это же извозчичий трактир…

– Глупости, извозчики закусывают там на первом этаже. А второй, верхний этаж – для чистой публики. Там бывает в основном купечество, такие, знаешь, старозаветные бородачи, прямо из пьес Островского. А кормят у Егорова очень вкусно. Поехали, Митя!

В нижнем этаже трактира и вправду все было забито извозчиками с красными, обожженными морозом лицами. Они закусывали, не снимая своих толстых синих на ватном подбое армяков. От тарелок с горячей едой, от самоваров и чайников, от дыхания десятков людей под низкими сводами трактира стоял пар, как в бане.

Мура потащила Дмитрия куда-то вверх по лестнице, где в чистыхзалах для состоятельной публики, тоже жарко протопленных, с низкими сводчатыми потолками, купцы запивали шампанским блины…

В углу, где красным огоньком теплилась лампадка, висел старинный, почерневший от времени образ богородицы-троеручицы. Мура перекрестилась на икону и уселась на черный кожаный диванчик у длинного стола.

– Ты чувствуешь, Митя? Тут русский дух, тут Русью пахнет…А ты придумал – «Метрополь», «Эрмитаж»! Крещение все-таки, мы же с тобой православные люди…

Колычев внутренне усмехнулся. Какой Мура еще, в сущности, ребенок!

К ним уже спешил половой в белой русской рубахе с красной опояской.

– Вечер добрый! С праздничком, господа почтенные! Чего покушать желаете? Икорки, семужки, блинков? К закусочке можно графинчик домашнего травничку подать, а к ушице – хересу, херес на редкость хорош…

– Вы нам еще наваги подайте, у вас ее готовить умеют. А к наваге тоже хересу, раз уж он так хорош…

Мура перехватила инициативу и сама отдавала все распоряжения касательно обеда, а Дмитрий только удивлялся – она вела себя так уверенно, словно часто доводилось ей обедать в подобных местах и все тут было Муре хорошо знакомо.

«Играет в купчиху, – подумал он, улыбаясь. – Какая она все же забавная… И какая красивая!»


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю