Текст книги "Изгнанник (СИ)"

Автор книги: Елена Хаецкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)

Тем временем непонятный человек принялся вертеться, осматриваясь. Несомненно, он увидел двоих покойников, но ничего по этому поводу не сказал. Даже не вздрогнул. Глянул бегло, безразлично и сразу отвернулся. Как будто ему привычно было видеть убитых троллей со стрелами в груди.

Эвремар по-прежнему целилась в него из лука. Но она не двигалась с места – ждала приказа от Дениса. А Денис не давал ей никакого приказа. Хватит с него и двоих троллей, которые почему-то после смерти стали выглядеть как простые крестьяне. Не хватало еще пристрелить сумасшедшего просто за то, что он ведет себя странно.

– Слушай, – заговорил безумец, – ты ведь у них там главный, да?

– Я командир отряда, – сказал Денис. – Полусотник.

Как будто эта простая фраза могла упорядочить всю вселенную! Было бы все так просто…

А, кстати, что мешает тому, чтобы все было так просто?

Загадка. Одна из многих. Глупости все это, вдруг рассердился Денис. И строго спросил сумасшедшего:

– Что ты здесь делаешь? Ты живешь в это деревне?

– Здесь не деревня, здесь лес и берег реки, – быстро ответил безумец. – Разве ты этого не видишь?

– Вижу, – немного растерялся Денис, – но ведь поблизости есть деревня.

– Может, и есть, – согласился безумец. – Я не видел. А ты видел?

– Я знаю, – сказал Денис. – Сегодня я там не был.

– Ну вот, я так и подумал. – Сумасшедший почему-то огорчился. – Ты там не был… Ты мог бы обрить меня?

– Что? – Денис уставился на безумца, думая, что ослышался. – Что ты сказал?

– Я сказал, что ты должен обрить меня, – повторил сумасшедший.

– У тебя вши? – брякнул Денис первое, что пришло ему в голову. Других объяснений у него не находилось. Псих обзавелся вшами, а острые предметы ему не доверяют. Логично.

– Вши? – удивился сумасшедший. – Кстати, я не сумасшедший, ведь ты об этом думаешь… Меня зовут Евтихий, и я солдат, как и ты. Ты знаешь о Геранне?

– Да, конечно.

– Я был оруженосцем у его брата. У Броэрека.

– Да? – сказал Денис.

– Да, – подтвердил Евтихий.

– И что случилось с Броэреком? – спросил Денис.

– Я убил его, – сказал Евтихий и заплакал. – Все выглядят не тем, чем являются на самом деле. Он, я, другие люди. У него были зеленые волосы, и я его убил. Ты не мог бы меня обрить? Только скорее, потому что тот человек – он меня узнает…

Денис сказал:

– Ты можешь выражаться яснее?

– Мне нужно быть лысым, – сказал Евтихий. – Теперь тебе ясно?

Денис сказал:

– Ты в своем уме?

Евтихий пожал плечами.

Хэрибонд подъехал к своему командиру и сказал вполголоса:

– Их похоронили. Можно ехать.

Денис кивнул. Когда он двинулся вперед, Евтихий побежал за ним следом. Денис повернулся к нему.

– Ты хочешь пойти с нами?

– А куда мне идти? – спросил Евтихий.

– Тебе виднее.

– Тогда – с вами, – решил Евтихий. – Ты обреешь меня?

Денис не ответил. Евтихий бежал довольно быстро, только сильно хромал, так что казалось, будто он подпрыгивает. Хэрибонд смотрел на него некоторое время, а потом окликнул Дениса:

– Я хочу тебе кое-что сказать.

– Говори, – Денис удивленно посмотрел на Хэрибонда.

Владелец артефакта вел себя, по мнению командира отряда, слишком уж вольно. Как будто он тут важнее всех. Надо будет указать Хэрибонду его место.

– Этот парень… Он не человек, – сказал Хэрибонд.

– У тебя все не люди, – ответил Денис. – Эти несчастные рыбаки – тролли, и сумасшедший бедняга – тоже не человек.

– Я встречал его раньше, – добавил Хэрибонд, не слушая возражений. – Еще до того, как сумел добраться до замка.

– Он просто слабоумный, – ответил Денис. – Мы не фашисты, чтобы уничтожать «неполноценных». Даже если они пускают слюни и вообще противные.

– Он не из тех, кто пускает слюни, поверь, – настаивал Хэрибонд. – Ты бы видел его клыки!

– Хотел бы я поглядеть на его клыки, – сказал Денис, – да боюсь, такое не всякому дано.

– Говорят тебе, это тролль.

– Может быть, ты сам – тролль? – не выдержал Денис.

– Я смотрел на него через пергамент Морана.

– Это многое объясняет.

– О чем он просил тебя?

– Хотел изменить внешность.

– Для чего?

– А ты как думаешь?

– Он видел меня, – сказал Хэрибонд. – Наверняка боялся, что я его узнаю.

Несколько минут Денис ехал молча. Обдумывал услышанное. И внезапно спросил:

– Как твое настоящее имя?

Хэрибонд изумленно уставился на командира.

– О чем ты?

– Хэрибонд – это не настоящее имя. Как тебя зовут на самом деле?

– Что ты имеешь в виду? – продолжал удивляться Хэрибонд.

– Ну, по паспорту, – объяснил Денис. – Или там в свидетельстве о рождении.

Хэрибонд сверлил Дениса мрачным взглядом довольно долго. На молодого человека эти взоры не произвели ни малейшего впечатления.

– Дружище, я достаточно долго болтаюсь в Истинном мире, чтобы научиться отличать местных уроженцев от тех, кого прислал сюда Моран.

– Ты и Морана знаешь? – прошептал Хэрибонд.

– Видел пару-тройку раз, – небрежно ответил Денис. – Послушай, Хэрибонд или как там тебя, не играй со мной в эти игры. Тебя не удивляет, когда речь заходит о давлении, ты не спросил, кто такие фашисты и что они имели против «неполноценных»… Ты даже не очень-то удивился слову «неполноценные», хотя в Истинном мире его никто не употребляет. Мне продолжать?

– Не надо, – сказал Хэрибонд. – Да, я виделся с Мораном. Я… был у него на квартире.

– Как твое имя? – повторил Денис.

– Дерягин.

– Ты издеваешься? – осведомился Денис. – Дерягин – тролльское имя, а я спрашивал настоящее.

– Блин, Дерягин – это моя фамилия! – взорвался Хэрибонд. – Ты что, уже нормальную фамилию различить не можешь?

Денис покачал головой.

– Прости. Я, кажется, и в самом деле слишком, что называется, врос в Истинный мир.

– Может, тебе так удобнее, – буркнул Хэрибонд. – А меня зовут Дерягин Александр Владимирович. Для просветленных паладинов света – Хэрибонд.

– И Авденаго еще будет говорить мне о том, что неважно, мол, какое имя записано в паспорте… – пробурчал Денис. – Александр Владимирович, ага. Это вам Моран растолковал, где найти артефакт?

– Он. Точно.

– А больше Моран ничего об этом артефакте не говорил?

– Нет, – ответил Хэрибонд так спокойно, что Денис мгновенно понял: он лжет.

Денис пристально посмотрел на Хэрибонда… то есть на Сашу. На Александра Владимировича.

Молодой человек понимал – чисто теоретически – что, наверное, следует о многом расспросить. Саша видел Морана совсем недавно. Наверное, в Питере произошли какие-то важные события, появилась новая информация, вообще многое изменилось… О том, что какие-то перемены явно имели место, можно было судить хотя бы по тому, что Моран не просто прислал в Истинный мир своего человека, но и снабдил его точными инструкциями – что искать и как себя вести. В частности, взять псевдоним. Раньше Моран никогда так не поступал. Раньше Моран попросту бросал своих клиентов в Истинный мир, как кутят в воду: выплывут – хорошо, потонут – не жалко, ведь всегда найдутся другие им на замену. Так сказать, естественный отбор.

Да, расспросить Александра явно бы следовало… Но Денису отчаянно не хотелось этого делать. Даже не потому, что он боялся услышать от Саши плохие новости, а по другой, куда более прозаической причине. Денис был решительно против каких-либо псевдодружеских отношений с Хэрибондом. А совместное владение тайной Джурича Морана поневоле сделает их сообщниками. Вот уж увольте. Лучше Денис не узнает чего-то существенного, чем по доброй воле объединится с Хэрибондом. Угадывалось в этом человеке что-то такое, что заставляло Дениса содрогаться при одной лишь мысли о подобном «объединении».

* * *

Вопрос с Евтихием решился сам собой: Денис просто привел его в замок. Перед воротами Денис остановил коня и наклонился к Евтихию:

– Ты знаешь о каменных зверях, охраняющих замок Ингильвар?

Евтихий безмолвно заморгал. Это можно было расценить и как «да», и как «нет». Денис на всякий случай пояснил:

– Если ты тролль, то замок убьет тебя. Каменные звери уничтожают всякого, в ком есть троллиная кровь.

– А! – воскликнул Евтихий. – Это к лучшему.

Он побежал вперед и одним прыжком пересек невидимую черту. Денис покачал головой. Хэрибонд придержал коня, останавливаясь рядом со своим командиром.

– Ты все-таки поверил ему, – произнес Хэрибонд с легкой укоризной в голосе. Сейчас он обращался к Денису как старший к младшему. – Говорю же тебе, это тролль. Мерзкий и коварный. Я видел его истинную сущность. – Хэрибонд многозначительно коснулся своей куртки на груди, намекая на спрятанный там пергамент.

– Если он тролль, – ответил Денис, – то к утру будет уже мертв. Заодно и проверим, всегда ли пергамент Джурича Морана показывает нам правду…

Евтихий ждал Дениса посреди замкового двора. На странного чужака здесь почти не обращали внимания. Слишком много разных событий произошло за последнее время, так что безумцем уже никого не удивишь. Денис спешился, отдал лошадь конюху, а сам подошел к Евтихию.

– Поешь и переночуешь у меня, – сказал он. – Так будет спокойнее.

Евтихий быстро глянул на Дениса и опустил голову.

– Спокойнее кому? – невнятно пробормотал он.

– Мне, – ответил Денис. – Я хочу, чтобы ты постоянно находился под присмотром. Все равно больше никто не захочет приглядывать за тобой.

– Ты можешь распорядиться, – предложил Евтихий живо. – Повелеть кому-нибудь.

– Не хочу, – признался Денис и зевнул. – Я устал, – добавил он. – И не мучай меня разговорами. Просто возьми в конюшне охапку соломы, затолкай в мешок, чтобы получился матарс, и… да, одеяло я тебе дам. У меня есть лишнее. Ну, то есть оно не лишнее, но… Заснешь на полу? Очень не хочется уступать свою койку человеку, который даже не ранен. И вообще может оказаться троллем.

– Ну да, – сказал Евтихий. – Я ведь понимаю.

Денис проводил его глазами, когда он заковылял в сторону конюшни.

Наверное, лучше и не пытаться рассуждать о причинах, которые побудили Дениса фактически взять безумца под свое покровительство. По приказанию Дениса сегодня были убиты два существа, которые, возможно, – возможно! – на самом деле вовсе не являлись троллями. А возможно, и являлись. И он никогда не узнает об этом всей правды.

Мысль о пергаменте показалась сейчас Денису такой болезненной, словно в мозгу у него образовалась мозоль. И стоит подумать: «Пергамент», как эта мозоль сразу ощущает раздражающее прикосновение и принимается кровоточить.

Денис уже заканчивал трапезничать, когда в общем зале, где накрывали столы для воинов, показался Евтихий. В волосах сумасшедшего торчала солома, в руках он держал, как какого-нибудь зверя поперек живота, мешок, из которого жиденько сыпалась соломенная труха.

Евтихий беспокойно обвел глазами зал. Денис махнул ему рукой. Евтихий расцвел улыбкой и побежал к нему.

– Садись. – Денис подвинулся на скамье.

Евтихий бросил свой мешок на пол, перебрался через скамью и плюхнулся рядом с командиром. Он схватил денисину миску и принялся быстро доедать ее содержимое, зачерпывая кашу руками. Пальцы Евтихия по-прежнему были черны от грязи, но теперь к ним еще добавилась пыль.

Денис подозвал прислужницу, и она принесла еще две порции. Евтихий умял все подчистую, вылизал плошки и вздохнул.

– Идем. – Денис поднялся, стараясь не обращать внимания на вопросительные взгляды, которые нет-нет бросали на него окружающие.

Евтихий спросил, с тревогой вглядываясь в лицо Дениса, которое расплывалось перед ним в сумерках:

– Я что-то сделал не так?

– Все в порядке, – ответил Денис. – Очевидно, ты просто был очень голоден. Такое, наверное, со всеми случается. Да?

– Наверное, – согласился Евтихий.

Денис помедлил.

– Завтра… Если ты тролль… Ты, вероятно, знаешь…

– Мы ведь уже говорили об этом, – отозвался Евтихий. – Если я хотя бы в малейшей степени являюсь троллем, завтра я умру.

Денис внимательно посмотрел на него.

– А кто ты?

– Я не уверен, но, в общем… – Евтихий не договорил и принялся мямлить совсем невнятно.

– Ты не боишься? – Денис решил сформулировать вопрос по-другому.

– Нет, – сказал Евтихий. – Напротив. Мне любопытно, знаешь?

* * *

Ингильвар сидела с ногами на подоконнике и смотрела вниз, во двор. Денис видел ее ухо, локон, красивую шею, но не видел ее лица.

– Ты приходишь ко мне гораздо чаще, чем другие командиры, – проговорила Ингильвар. – У тебя больше новостей, чем у них? Или ты не уверен в себе и постоянно нуждаешься в моих советах?

– Ну, просто, – сказал Денис, – может быть, я думаю, тебе интересно.

Он мог бы поклясться, что она пошевелила ухом! На памяти Дениса так умел делать только Тоха Силантьев, отпетый двоечник. Он потом перевелся в другую школу, с расширенным преподаванием химии.

– Что мне должно быть интересно? – спросила Ингильвар, не поворачиваясь.

В том, как она подтянула к груди колено, было что-то очень интимное. Во всяком случае, от этого ее движения у Дениса вдруг перехватило горло. «Взять вот и сказать ей, что… ну, что она красивая, – подумал Денис безумно. – Или вообще, что я… ну, люблю ее».

Он перевел дыхание и проговорил:

– Просто он не умер.

Шея Ингильвар порозовела. Она медленно спустила ноги на пол, встала. Посмотрела Денису прямо в лицо. Он так и вспыхнул, сам не зная, почему. Не прочитала же она его мысли! Эльфы не владеют телепатией. А Ингильвар вообще не эльфийка.

Кроме того, мысли у Дениса были довольно сложные. Многослойные. Так что вряд ли она, при всей ее проницательности, добралась до второго, а то и до третьего слоя. Максимум – самый поверхностный слой. И самый неопасный.

– Ну, понимаешь, мы решили, что если он тролль, то в замке ему конец, – объяснил Денис.

– Это не вы решили, – фыркнула Ингильвар. – Это было решено задолго до вас. Кстати, кто это – «мы»?

– Я, – сказал Денис. – Я решил.

– А! – отозвалась она насмешливо.

– Ну вот, – продолжал он, не позволяя ей сбить себя с толку, – а он не умер.

– Кто?

– Евтихий.

– Евтихий? – переспросила она.

– Один парень, – пояснил Денис. – Мы его случайно встретили. Подобрали у реки, где он… скажем так, бедствовал. Хэрибонд посмотрел на него через свой пергамент и вместо человека увидел самого настоящего тролля. Мерзкого такого, с клыками. Понимаешь? Вроде бы Евтихий на самом деле – тролль, только замаскированный. Ну, переодетый. Не знаю, как такое может быть. Чисто технически трудно, но не невозможно.

– А он вошел в замок и не умер, – задумчивым тоном проговорила Ингильвар. – И, следовательно, он не тролль.

– И, следовательно, – подхватил Денис, – Хэрибонд далеко не всегда видит в свою трубу то, что есть на самом деле.

– Ты хочешь сказать, – Ингильвар устремила на Дениса пронзительный взгляд, – что пергамент лжет?

– Все гораздо хуже, – ответил Денис. – Я как утром увидел, что Евтихий не помер… – Он махнул рукой. – Ну, я рад, конечно, потому что кому охота просыпаться в одной комнате с трупом… В общем, эта штука, пергамент, – то лжет, то показывает правду, а то опять лжет, и поди разберись, когда что.

«Но вчера все было без обмана, – упрямо подумал Денис. – Те люди у реки, – на самом деле они были троллями. Потому что если пергамент солгал, а я поверил и приказал убить их, то… И Эвремар сомневалась… Ой, нет. Мы ведь похоронили их. Я не пойду их раскапывать, чтобы дознаться до правды. Мне вообще не нужна эта правда, иначе я просто повешусь».

Ингильвар спросила:

– Что ты предлагаешь?

– Эту вещь надо уничтожить, – ответил Денис. – Все дары Морана опасны. Я это с самого начала говорил.

– Моран преподносил свои дары от чистого сердца, – заметила Ингильвар. – Его намерения неизменно были бескорыстны. Это не могло не отразиться на сделанных им вещах.

– А если потом они были нарочно испорчены? – сказал Денис.

– Кем? – удивилась Ингильвар.

– Ну, кем… завистниками.

– Подождем еще немного, – сказала наконец Ингильвар. – может быть, этот твой Евтихий еще помрет. Может, он уже агонизирует. Сходи, проведай парня. Никогда нельзя терять надежды, не так ли?

* * *

Как все сильные, волевые натуры, Джурич Моран в болезни был ужасен. Поначалу-то слабость взяла над ним верх, так что Моран безропотно позволял Авденаго умывать себя, переодевать, укладывать на чистое белье и кормить с ложечки. Все это Моран переносил вполне стоически. Авденаго боялся давать ему какие-либо лекарства, поскольку не знал, как отреагирует на человечьи таблетки организм тролля. После беседы о Татьяне Зенкер и ее научных изысканиях Авденаго стал гораздо более внимательно относиться к проблемам нечеловеческого организма… В общем, к тому, что тролль не есть человек в том числе и с медицинской точки зрения.

Поэтому в качестве лекарства Авденаго давал Морану горячий чай с лимоном и сахаром.

Следует отметить, что подобное лечение сказалось на Моране благотворно. Уже к вечеру он перестал слабенько стонать, пуская слюнку из угла рта, и, ужасно вспотев напоследок ночью, Моран пробудился навстречу новому дню достаточно бодрым и сварливым, чтобы организовать для Авденаго маленький ад на земле.

К Морану вернулся зверский аппетит. Каждые два часа он требовал, чтобы его накормили.

– Мой организм сам знает, какие питательные вещества ему необходимы, – брюзжал Моран. – Если я говорю, что нужна селедка под шубой, будь любезен изготовить селедку под шубой…

Авденаго рылся в засаленном отрывном календаре за 1993-й год с надписью «Кулинарный» на мятой обложке. Некоторые листки из этого календаря были вырваны, но большинство непостижимым образом сохранилось. Естественно, никакого указателя, никакого оглавления в календаре не имелось.

А Моран уже вопил, надрываясь, из комнаты:

– Авдена-аго!

Авденаго реагировал далеко не на все призывы. Лишь когда крики становились душераздирающими, и к ним присоединялись собачий лай и стук в стены, Авденаго появлялся на пороге хозяйской комнаты.

– Вы мне не даете работать, мой господин, – сурово произносил Авденаго. – Я изучаю предмет.

– Что ты изучаешь, крокодилий выкормыш?

– Рецепты, – ответил Авденаго.

– Выбрось их в окно, – рявкнул Моран.

– Слушаюсь, мой господин.

Авденаго повернулся и вышел на кухню, не обращая внимания на протесты Морана. Он действительно вышвырнул злополучный календарь в окно и, выглянув, удостоверился, что красный бумажный «крипичик» плавает в полынье посреди канала.

– Авдена-аго!! – бессильно надрывался Моран.

Авденаго вышел в прихожую, взял телефон и набрал номер.

– Будьте добры пожалуйста Дея…ну.

– Кого? – строго удивился в трубке женский голос.

– Диану, – сказал Авденаго. – Диану Ковалеву.

– Кто ее спрашивает?

– Друг.

– Друг? – еще более строго произнес женский голос.

– Послушайте, я не в том смысле друг, в каком вы подумали, – сказал Авденаго. – Я просто ее приятель. Мы ходили к одному репетитору. К Джуричу. Чтобы попасть в институт. Понимаете? Ничего личного.

Голос чуть смягчился:

– Вы студент?

– Ну, да, – сказал Авденаго. – Полагаю, студент.

Мама Дианы положила трубку и ушла. Потом трубку снова взяли, и знакомый голос Деяниры проговорил:

– Алло.

– Это я, – сказал Авденаго.

– «Я» – это пустое место, – заявила Деянира.

– Не валяй дурака, Деянира, это я, Авденаго, – разозлился он.

– А я думала – студент какой-то звонит, – хладнокровно произнесла Диана.

– Все-таки ты задница, Ковалева, – сказал Авденаго, – человек тебе по делу звонит, а ты кобенишься.

– Человек? – протянула она.

– Да, – сказал Авденаго с горечью. – Я оговорился.

– Оговорка по Фрейду! – ликовала Деянира.

– Это оговорка по Морану, блин! – заорал Авденаго. – Ты будешь меня слушать?

– Да я только этим и занимаюсь последние две минуты, – сказала Деянира.

– Ладно. Вот что, крыса бесхвостая, у меня две новости. Хорошая и… хорошая. Первая. Моран ужасно болен. Кто-то должен читать ему вслух «Бедных людей» на два голоса, за Макара Девушкина и за Вареньку. У меня плохо получается. Особенно за Макара. Голос грубый.

– А я-то здесь при чем? – хихикнула Деянира.

– Сейчас поймешь, при чем, – обещал Авденаго. – Потому что новость вторая… Я отправляюсь за твоим парнем. Прямо сейчас. Точнее, я сделаю это, если ты сменишь меня у постели больного страдальца.

Деянира молчала. Точно, удалось ее зацепить! За больное задел.

Наконец она медленно проговорила:

– Если ты, сволочь, меня обманешь… Если ты только обманешь меня…

– Нет, Деянира, – сказал Авденаго. – Никакого обмана. Ты получишь своего Евтихия. В Истинном мире я его из-под земли достану и направлю прямиком к тебе.

– Он жив? – спросила она.

– Если он умер, я отправлю к тебе его труп, – обещал Авденаго. – Мы, тролли, держим слово.

– Сволочь ты, – сказала Деянира. – Сволочь и беглый раб. Я помогаю тебе совершить побег. Как Том Сойер – негру Джиму. Что само по себе нехорошо.

– Вставай, проклятьем заклейменый, весь мир голодных и рабов, – сказал Авденаго. – Охо-хо, сильны же в тебе предрассудки, Деянира. Давай, рисуй себе личико, натягивай джинсики и дуй на квартиру к Морану. Жду.

– Жди, – сказала она и положила трубку. – Жди-жди, – прибавила она, глядя на безмолвный телефонный аппарат. – Жди меня… и я вернусь.

– Кто это звонил, Диана? – спросила мама, выглядывая из кухни.

– Один студент, – ответила Деянира машинально. – Мама, я выйду на полчаса. Если что, позвоню. У меня мобильный. Не волнуйся так, мама. Я больше не исчезну, не предупредив.

* * *

«Бесценная моя Варвара Алексеевна!

Вчера я был счастлив, чрезмерно счастлив, донельзя счастлив! Вы хоть раз в жизни, упрямица, меня послушались. Вечером, часов в восемь, просыпаюсь (вы знаете, маточка, что я часочек-другой люблю поспать после должности), свечку достал, приготовляю бумаги, чиню перо, вдруг, невзначай, подымаю глаза, – право, у меня сердце вот так и запрыгало! Так вы-таки поняли, чего мне хотелось, чего сердчишку моему хотелось! Вижу, уголочек занавески у окна вашего загнут и прицеплен к горшку с бальзамином, точнехонько так, как я вам тогда намекал; тут же показалось мне, что и личико ваше мелькнуло у окна, что и вы ко мне из комнатки вашей смотрели, что и вы обо мне думали. И как же мне досадно было, голубчик мой, что миловидного личика-то вашего я не мог разглядеть хорошенько! Было время, когда и мы светло видели, маточка…»

– Господи, ну что за слово такое «маточка», это ведь ужас страховидный, – пробормотала Деянира. – А вот поди ж ты, троллю нравится! Непостижимая раса.

– Авдена-аго, – простонал Моран в полузабытьи. – Что замолчал, собачий сын? Читай!

– «Не радость старость, родная моя! – послушно забубнила Деянира. – Вот и теперь все как-то рябит в глазах; чуть поработаешь вечером, попишешь что-нибудь, наутро и глаза раскраснеются, и слезы текут так, что даже совестно перед чужими бывает. Однако же в воображении моем так и засветлела ваша улыбочка, ангельчик, ваша добренькая, приветливая улыбочка; и на сердце моем было точно такое ощущение, как тогда, как я поцеловал вас, Варенька, – помните ли, ангельчик? Знаете ли, голубчик мой, мне даже показалось, что вы там мне пальчиком погрозили? Так ли, шалунья? Непременно вы это все опишите подробнее в вашем письме…» Ну что, довольны вы, изверг? Заставляете эдакий текст вслух прочитывать, это ж уму непостижимо…

– Никакой в тебе чувствительности, Авденаго, – вздохнул Моран. – Перемени мне, голубчик, компрессик на лбу. Так и пылает вся внутренность моя. Это от болезни, не иначе. Надорвался, служа человечеству. Да знаешь ли ты, носорожья задница, – с чувством продолжал Моран, пока Деянира смачивала в тазике полотенце и прикладывала ко лбу больного, – сколь много потрудился я, чтобы такие вот, как ты, ангельчики, могли бестрепетно из-за занавесочки выглядывать? Да я им полбункера разворотил, может быть, вот этим моим собственным трепетным телом!

– Ясно, – сказала Деянира. – Ну что, человекоубийца, продолжим экзекуцию?

– Ты как-то плохо читаешь, Авденаго, – сказал Моран. – Голос у тебя какой-то писклявый. Слушать противно.

– Другого-то нет, так что вы уж смиритесь, голубчик, да слушайте, – сказала Деянира. – Страдалец вы мой.

– Как-то ты подозрительно со мной разговариваешь, Авденаго, ангельчик, – сказал Моран. – Больно уж фамильярен стал. Не пора ли и к порядку тебя призвать?

– Ах ты, старый черт, – сказала Деянира.

– Ну, погоди, – пригрозил Моран из-под компресса, – вот восстану с одра да и высеку тебя, раб непочтительный. Таким, как ты, ум только розгами вколачивать в голову, иначе не удержится… Ну давай, продолжай чтение. На меня оно действует эдак, целительно.

– «…Наша хозяйка просто безжалостная»… Прямо как вы, господин Моран, не находите? Тут и дальше прямо про вас. Аккурат ваш портрет, как вживую. Слушайте: «Затирает ее в работу словно ветошку какую-нибудь…» Точно, вы собственной персоной, угнетатель трудового народа… «Ну, в какую же я трущобу попал, Варвара Алексеевна! Ну, уж квартира! Вообразите, примерно, длинный коридор, совершенно темный и нечистый. По правую его руку будет глухая стена, а по левую все двери да двери, точно нумера, все так в ряд простираются…» Точно, про соседскую квартиру. Там ведь жуть такая, ну да вы знаете, чай, самолично-то бывали, прогуливались… «Нанимают эти нумера, а в них по одной комнатке в каждом; живут в одной и по двое, и по трое. Порядку не спрашивайте – Ноев ковчег! Впрочем, кажется, люди хорошие, все такие образованные, ученые. Чиновник один есть (он где-то по литературной части), человек начитанный: и о Гомере, и о Брамбеусе, и о разных у них там сочинителях говорит, обо всем говорит, – умный человек! Два офицера живут и все в карты играют. Мичман живет; англичанин-учитель живет…» Ого, учитель! Здорово!

Моран пошевелился, сбросил с лица компресс и уставился на Деяниру вытаращенными глазами. Он смотрел на нее довольно долго и с каждым мгновением становился все более красным. Девушка даже испугалась. Она закрыла книгу и отодвинулась от больного.

– Что?.. – шепнула она. – Что такое?

– Авденаго! – заревел Моран. – Где этот лошак трехногий? И что ты здесь делаешь, Деянира? С ума меня свести решили, песьи дети? Ну, подожди, дай только на ноги мне встать, я тебя со свету сживу, утконос ты ползучий, за эдакие шутки над бессильным, хворым, несчастным стариком!..