Текст книги "Нелегал"
Автор книги: Елена Хаецкая
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц)
Вместо того, чтобы отругать своего раба за неуместное любопытство, Моран сунул ему карточку.
– Повесь на стену, – распорядился он. – Ты кнопки-то купил, голова деревянная? Смотри, будешь вести себя, как полено, – настругаю из тебя буратинок.
Авденаго аж опустил руки с карточкой и тихо произнес:
– Да что с вами, босс! Вроде, телевизор не смотрите, по тусовкам не шляетесь – откуда вы таких выражений набрались?
– Из художественной литературы, – сказал Моран. – Ты Достоевского читал? «Рояль ногом играль». А? Вот это классик был! Уважаю!
Глава третья
Постепенно Авденаго привыкал к тишине вокруг себя, и его собственный «внутренний человек», с которым он впервые за семнадцать с половиной лет столкнулся лицом к лицу, перестал его беспокоить. Великое дело – привычка.
Впрочем, и «внутреннему человеку» Михи Балашова, он же Авденаго, следовало отдать должное: он не был слишком назойлив и, стоило появиться какому-нибудь новому внешнему впечатлению, пусть даже и самому ничтожному, как этот персонаж охотно отступал в сторону.
На следующий день после отбытия в неизвестном направлении бедняги Воробьева, сбитого с толку и со всех возможных путей, Авденаго осторожно, очень осторожно, приступил к расспросам. Подавая хозяину обед, он для начала произвел разведку: заглянул Морану в лицо.
Моран заметил это и сказал:
– Чего тебе?
Авденаго уже имел случай убедиться в том, что во время приема пищи и особенно – перед этой процедурой Моран бывает крайне раздражителен, поэтому ответил на вопрос быстро и откровенно:
– Пытаюсь определить степень вашего отвращения к человечеству.
– Как всегда, высокая! – рявкнул Моран. – Убирайся.
– Да я так… – протянул Авденаго. – На всякий случай.
– Восстание поднять задумал, гаденыш? – осведомился Моран, придвигая к себе тарелку супа и зачерпывая первую ложку.
Авденаго услужливо подал ему салфетку, которую Моран, впрочем, проигнорировал. Тогда Авденаго сам расстелил салфетку на хозяйских коленях, и очень вовремя, потому что аккурат в этот самый миг Моран облился горячим супом. Авденаго, следует отдать ему должное, даже не вскрикнул, когда раскаленная капустина приклеилась к его запястью.
– Помилуйте, – проговорил Авденаго, – да разве так мятежи начинаются?
– Не учи меня, гнусный и ничтожный раб, как начинать мятежи! – рявкнул Моран. Некоторое время он был занят жеванием, а потом с набитым ртом промычал: – Меня, величайшего мятежника всех времен и народов!
– Угу, – поддакнул Авденаго.
Моран покосился на него с подозрением. В глубине блестящих черных глаз тролля вспыхнуло зеленое пламя.
– Перечить вздумал?
– Никогда в жизни.
– Спартаком себя воображаешь? Учти, я книгу читал и помню, чем там все закончилось.
– А что, про Спартака есть книга? – изумился Авденаго. – Я думал, только кино.
– Ты сперва с литературой ознакомься, а потом уж приставай ко мне с восстаниями, – объявил Моран и похлопал пальцами по столу.
Авденаго подсунул ему кусок хлеба, который Моран тотчас обхватил пальцами и принялся крошить.
– А если не восставать, – сказал Авденаго, – тогда можно без литературы?
– Чего тебе надо, а?
Моран скатал хлебный шарик и сунул в рот.
– О чем ты хлопочешь, грязное животное? – спросил он почти добродушно и тут внезапно жуткое подозрение исказило резкие черты Морана. – Никак на свободу захотел? Уболтать меня вздумал? Чтоб я тебя якобы добровольно отпустил на все четыре стороны? Ну ты и фрукт! Я тебя сгною!
– Нет никакой доблести в том, чтобы сгноить фрукт! – осмелился Авденаго и не без удовлетворения заметил, как нахмуренные брови Морана чуть разгладились. – Да я, собственно, только спросить…
– Гай Юлий Цезарь распинал и за меньшее, – предупредил Моран. – А ему далеко до Джурича Морана.
– Этот Воробьев… – начал Авденаго.
– Кто? – Моран искренне поразился.
– Воробьев… Тот кривоногий, что приходил… Ну, которого вы еще фотографировали, – Авденаго показал рукой на стену, увешанную снимками. – Он перепуганный такой был. На него жена гоблинов натравила.
– Бывшая жена, – поправил Моран. – Будь точен. Женщина, способная повелевать гоблинами, не в состоянии быть актуальной женой для такого человека, как твой Воробьев.
– Воробьев не мой, – возмутился Авденаго. – Он уж, скорее, ваш.
– Почему это мой? – Моран взял вилку и нацелил ее на Авденаго. – С чего ты взял, будто твой Воробьев – на самом деле мой?
– С того, что он – ваш клиент, – храбро сказал Авденаго, не сводя взгляда с вилки. Он уже достаточно хорошо изучил Морана, чтобы не сомневаться: хозяин в состоянии метнуть острый предмет в любую минуту. И руку не попридержит, метнет со всей своей немалой троллиной силы.
– Мало ли кто мой клиент, – огрызнулся Моран и опустил вилку (Авденаго вздохнул с облегчением). – Это еще не повод для аннексии. А с другой стороны, ты вот – отнюдь не мой клиент, ты клиент уголовного розыска. И я не думаю, что кто-нибудь из ментов возжаждет назвать тебя «своим» в том смысле, который обычно вкладывают в это слово…
– По-моему, разговор становится скользким, – заметил Авденаго. Ему не понравилось, как повернул тему Моран Джурич.
Моран ухмыльнулся с довольным видом.
– Лучше поостерегись, недоразвитый раб, задавать мне, твоему великому господину, подобные идиотские вопросы. – Он помолчал, ковыряя вилкой в зубах, а затем проговорил задумчиво: – Я бы и сам хотел знать, куда они все после процедуры фотографирования деваются и что там с ними на самом деле происходит. Но мне не дано. Можно поставить эксперимент на себе самом, однако – слишком опасно. Конец света ближе, чем ты думаешь. Если ты вообще думаешь, тупой и волосатый раб.
– Абсолютно не думаю, – заверил его Авденаго.
– Врешь, разумеется, как и все ваше лукавое племя, но с этим трудно бороться… – Моран вздохнул. – Все рабы воображают, будто у господ такая легкая и приятная жизнь – знай себе лежи на диване да эксплуатируй. А на самом деле все гораздо сложнее. Да мы, рабовладельцы, ни минуты покоя не знаем! Эксплуатировать тоже с умом надо. И мятежи подавлять, подавлять, подавлять в зародыше! – Он раздавил очередной хлебный шарик, размазав его по скатерти. – Понятия не имею, где теперь Воробьев и что с ним происходит. А теперь позволь и мне, утомленному и обремененному заботами господину твоему, задать тебе, болтливый лягушачий помет, пару вопросов. С чего это тебя так беспокоит судьба какого-то, с позволения сказать, Воробьева?
Авденаго пожал плечами.
– Человек все-таки…
– Это еще не повод!
– А вдруг там интересно?
– Где?
– Там, куда он попал.
– Хочешь взять от жизни все? – подозрительно осведомился Моран Джурич.
– Иногда хотелось бы…
– Я тебя в ментовку сдам, – предупредил Моран, – тогда ты точно от жизни все получишь.
– Кроме отдыха на Гавайях, – тихонько пробормотал Авденаго. Он уже привык к постоянным угрозам Морана и не придавал им значения.
Моран сразу догадался о его мыслях.
– Думаешь, я попусту запугиваю?
– Думаю, да, – расхрабрился Авденаго.
Стремительным движением Моран выплеснул чай ему в лицо. Чай был очень сладкий, тягучий. Авденаго содрогнулся от отвращения, когда липкие капли проникли ему за шиворот, однако стойко выдержал экзекуцию и ни словом себя не выдал.
– Ты все равно трепещешь, – сказал Моран Джурич. – Я вижу. Скрываешь, но трепещешь.
– Если я скрываю, значит, дух мой не сломлен, – сказал Авденаго.
– Ладно, – смилостивился Моран. – Возьму тебя с собой сегодня на прогулку. Будем заниматься покупками.
* * *
Ходить по городу с Мораном оказалось занятием столь же увлекательным, сколь и утомительным: Моран передвигался очень быстро, то и дело ныряя в подворотни или проскакивая проходными дворами, а хуже всего – переходил дорогу, мало сообразуясь с правилами дорожного движения. Когда Авденаго робко предложил дождаться зеленого света, Моран только фыркнул.
– Джурич Моран не привык топтаться на месте под красным фонарем! Думай над своими советами, ты, крысий хвост!
– У рыси – красивый хвостик, – сказал Авденаго. – С кисточками.
– У крысы хвост лысый, – сообщил Моран. – Ты еще и биологию дурно изучал. Твое место возле сортира, даже в тюрьме, не говоря уж о более приличных местах.
– Кто бы сомневался, – вздохнул Авденаго. – Но все-таки, мой господин, тяжелые грузовики опасны. Они могут вас раздавить.
– Обо мне заботишься? Дурак! – рассмеялся Моран. – Первым под колеса попадешь ты, а уж тогда грузовик непременно остановится, и я спокойно перейду улицу. Понял, как такие дела делаются? Учти, если ты выживешь и дотянешь до моей смерти, то унаследуешь мое дело вместе со свободой. Тогда уж придется тебе владеть рабами и пользоваться ими. Запоминай, пока я жив! Больше ведь никто в этом городе тебя не научит.
Петербург Морана Джурича был совершенно особенным городом – городом, какого Авденаго никогда прежде не видел и о существовании которого даже не подозревал.
Здесь царствовали лазы, переулки, подворотни, заколоченные подвалы, дворы-колодцы, такие узкие, что из них и вправду можно было посреди дня разглядеть на небе звезды, потаенные, полузаваленные лестницы, по которым можно было подняться на крышу. Иногда Моран перебрасывался парой слов с каким-нибудь знакомым бомжом:
– Здоров, Петрович. Что, Чашкин прихворнул?
– Слушай, Джурич, – бубнило в ответ существо, – десятки не найдется?
– Да ты уж сразу сотню попроси, – отвечал Моран, снабжая (или не снабжая) Петровича деньгами.
И прибавлял, с гордостью указывая на Авденаго:
– Вот, мальца завел. К делу хочу приставить. Пока ввожу в курс событий.
– Это ты правильно, – одобряли Морана его странные знакомые.
Когда Джурич Моран и его спутник вдруг выбрались на Литейный проспект, совершенно непостижимыми для Авденаго путями, молодой человек вдруг спросил:
– А почему вы этих людей не отправите… ну, туда, куда вы Воробьева отправили?
– У них денег на такое путешествие не хватит, – огрызнулся Моран.
– Да бросьте вы! – ответил Авденаго, дурея от собственной развязности. – Вы не за деньги работаете, я уже понял. Почему?
– Что почему?
– Почему вы своих друзей не переправите туда, где им будет лучше?
– Потому что они мне не друзья. У Джурича Морана нет друзей. У Джурича Морана не может быть друзей.
– Почему? – Авденаго вдруг почувствовал себя задетым. В глубине души он надеялся, что Моран считает его своим… ну, другом, что ли.
– Потому что Джурич Моран – гений, он – высшее существо, тролль из Мастеров, великий создатель и творец удивительных предметов. И если Джурич Моран снисходит к простым смертным, то это – личный и персональный каприз Джурича Морана, не более того. Не повод строить различные догадки и возводить здание нелепой надежды на зыбком песке.
Он смерил своего спутника пронзительным взором, как бы в надежде, что вот сейчас Авденаго съежится, задрожит и упадет к его ногам, и вдруг заключил совершенно будничным тоном:
– Мы пришли.
Они стояли у витрины небольшого ювелирного магазина-салона. Там было много зеркал, стекла и разных блестящих предметов.
– Зайдем.
Авденаго нерешительно посмотрел на Морана.
– Закрыто же.
– Почему? – вопросил Моран высокомерно.
– Почему закрыто?
– Да.
– Потому что уже вечер. Скоро ночь. В это время суток большинство магазинов уже закрывается.
– Странно, – сказал Моран. – Следовало бы поступать иначе. Я уже давно заметил, что в этом городе все шиворот-навыворот. Продуктовые магазины почему-то работают круглые сутки, в то время как обувные и ювелирные закрываются преступно рано.
– По-вашему, ювелирные должны работать двадцать четыре часа?
– Разумеется. Что тебя удивляет?
Авденаго уже понял, что спорить в данном вопросе не следовало бы. Умный человек давно бы сообразил, что здесь надо промолчать и позволить Морану изливать свое недовольство, не перебивая. Но было поздно, Авденаго ввязался в безнадежный спор с хозяином. Последствия могут быть самыми непредсказуемыми.
– Если честно, – сказал Авденаго, – мне трудно представить себе, что найдется достаточное количество людей, которым понадобится непременно купить что-нибудь ювелирное часа в два ночи.
– А человек, которому необходимо пиво в два часа ночи, значит, явление более естественное? – прорычал Джурич Моран.
– Приблизительно.
– Еще скажи, что человек, которому в два часа ночи потребовалась колбаса, – естественное явление, – сказал Моран упавшим голосом.
– Чистая правда.
– Или ты – величайший в мире кретин, – провозгласил Моран, – или же ты наглец и храбрец, осмелившийся дурачить самого Морана Джурича. Но так или иначе, а скоро этому настанет конец. Входи в магазин.
– Но я не могу, – уперся Авденаго.
– Почему?
– Потому что он закрыт.
– Кажется, твой господин, уже разъяснил тебе, какая это ошибка – закрывать ювелирные лавки после семи часов вечера! – напомнил Джурич Моран. – Ты, козье копыто!
– Запрещено.
– Я приказываю.
– Я боюсь, – честно признался Авденаго.
– А меня не боишься?
Джурич Моран вдруг стал еще выше ростом, зеленое пламя в его глазах загорелось ярче прежнего и стало рассыпать вокруг золотистые искры. На узком лице Морана резко распределились тени, а оскаленный рот дышал жарко, как будто между зубами Моран держал пылающий уголек.
– Вас тоже боюсь, – с тоской признал Авденаго и оглянулся на запертую дверь.
Моран сунул руку под рубаху и вытащил топор.
– Разбей витрину, входи и забери кольцо. Там кольцо такое лежит, слева. Крупный камень и сбоку россыпь маленьких. Увидишь, оно там одно такое. Возьмешь его.
– Это будет ограбление, – сказал Авденаго.
– Понятия не имею.
– Я не спрашивал, я утверждал.
– Мне плевать, что ты спрашиваешь и что утверждаешь. Сперва научись завивать волосы у себя на спине, а потом уже что-то там утверждай.
– У меня нет волос на спине.
– Тем более.
Моран Джурич всучил Авденаго топор и подтолкнул его к витрине.
– Минутное дело. Пошел!
Дурея с каждым мгновением все больше, весь потный от ужаса, Авденаго взмахнул топором и разнес витрину. Одним прыжком он очутился внутри магазина и тотчас встретился паническим взором с камерой слежения. Огонек холодно уставился на него.
«Я тебя вижу, я тебя запоминаю», – сообщила камера слежения.
Авденаго отчаянно оскалился и обрушил второй удар топора на витрину.
Сигнализация уже сходила с ума. Авденаго схватил колечко, описанное Мораном. Оно действительно было там одно такое – с крупным очень блестящим прозрачным камнем и крошечными рубинчиками вокруг. Немного похоже на флаг ЕЭС, подумалось вдруг Авденаго.
Он надел кольцо на палец и вылетел из магазина.
Моран Джурич приплясывал у входа.
– Долго копался! – упрекнул он, хватая своего сообщника за руку. – Бросай топор, он тяжелый. Бежим!
И они нырнули в ближайший проходной двор.
Авденаго не знал, гнались за ними или нет. Удирая вместе с Мораном то через крыши и чердаки, то по дворам и подвалам, многие из которых представляли собой сквозные лазы с одной улицы на другую, он только одно и видел перед собой: огонек камеры слежения.
Если раньше у ментов имелась лишь расплывчатая ориентировка: рост сто семьдесят пять, волосы светлые, кожа легко краснеет, возраст – семнадцать с половиной… – то теперь его точный портрет будет в каждом паршивом отделении милиции. И на всех заборах тоже. «Вы видели этого человека? Разыскивается живым или мертвым».
Но Морана он все равно боялся больше.
Только очутившись в квартире на Екатерининском канале, Джурич Моран позволил себе и своему «подопечному» перевести дух. Он тщательно запер дверь, по два раза перепроверил, хорошо ли держит замок, после чего взял Авденаго за руку и утащил в кабинет.
– Сядь, – приказал он.
Авденаго без сил повалился в хозяйское кресло.
– Нет, встань, – передумал Джурич Моран. – Принеси вина. И стакан. Нет, два стакана. Ты тоже будешь пить.
Авденаго поплелся на кухню. Ноги у него подкашивались, в животе было пусто, там поселился сосущий холодок. Теперь его точно поймают. И посадят навсегда. Громила, грабитель. Моран не станет за него заступаться. А хоть бы и стал: наличие сообщника будет означать, что их действовала целая шайка. Отягчающее обстоятельство. Можно лет на десять загреметь.
Он уныло вернулся в кабинет, держа бутылку и два стакана. Джурич Моран ткнул пальцем и пропихнул пробку внутрь бутылки. Проделал он это так ловко, что стало очевидно: Моран открывает сосуды подобным образом уже не первый год.
– Можно бы и штопором, – проворчал Авденаго.
– Где ты видел у меня штопор? – возмутился Моран. – Дилетант! Разливай вино. Не на себя, а по стаканам.
– Я понимаю, что по стаканам.
– Я уточняю на всякий случай, – заметил Моран. – Другая, менее неблагодарная скотина, уже сказала бы мне спасибо за заботу.
Авденаго осторожно поставил бутылку на пол и вдруг закричал:
– Спасибо! Спасибо, Джурич Моран! За все спасибо – и что в криминал меня втянули, и что ругаете беспрерывно, и что под грузовик хотели бросить!
Моран помолчал, рассматривая его как некое странное насекомое, а потом спокойным тоном попросил:
– Покажи руки.
– Что? – ошалел Авденаго.
– Просто покажи руки. Я ничего тебе не сделаю. Просто покажи.
Авденаго протянул к нему руки. Моран уставился на них с интересом.
Потом зажег лампу и повернул ее так, чтобы лучше осветить ладони Авденаго.
– Кольцо, – сказал Моран. – Мда. Можешь опустить руки. Разлей вино по стаканам и подай мне один стакан. Один, ровно один. Второй возьми себе и выпей. Тебе дозволяется сесть.
– Тут только кресло, а в кресле – вы, – напомнил Авденаго.
– Тебе дозволяется сесть на пол, скрестив ноги, хоть у некоторых народов подобная поза и считается неприличной, – сказал Джурич Моран.
Авденаго спросил:
– А можно я лягу?
– Можно.
Авденаго растянулся на полу, блаженствуя почти против собственной воли. Он невероятно устал.
– Подними ногу, – сказал Моран.
– Не понял, – Авденаго повернул голову и посмотрел на хозяина.
Лампа освещала лицо Морана снизу, и оно было похоже на безглазую маску.
В провалах глазниц плавала немая тьма.
– Подними ногу, – повторил Моран. – Я непонятно выразился?
– Не буду я ногу поднимать! – возмутился Авденаго. – Я устал. Вы издеваетесь?
– Я никогда не издеваюсь без надобности, – торжественно объявил Моран.
– Возможно, у вас есть какая-то надобность, вот вы и издеваетесь, – стоял на своем Авденаго. – Я без того сегодня навыполнял ваших идиотских приказов выше крыши.
– Как ты назвал мои мудрые приказы? – В голосе Морана послышалась угроза.
Но Авденаго вдруг решил, что терять ему нечего. Он приподнялся на локте и повторил:
– Ваши мудрые приказы я назвал идиотскими! Вы меня подставили.
– Использовал, – мягко поправил Моран.
– Так использовали, что мне теперь один путь…
– Именно, – перебил Моран. – Не вижу ничего страшного. Ты ведь выбрасываешь старые мочалки, когда они уже ни на что не годны?
– По-вашему, я – старая мочалка?
– Приблизительно.
– Нет, – сказал Авденаго решительно.
– Что? – Моран приподнялся в кресле. – Мне показалось, или ты мне перечишь?
– Я не старая мочалка.
– А кто же ты?
– Человек, – сказал Авденаго.
– Твоему тону не хватает уверенности, и я вполне понимаю твои сомнения.
– Я человек, и точка.
– Это бунт?
– Нет.
– Хорошо, – сказал Моран. – В таком случае, продолжим беседу. Кольцо по-прежнему у тебя на пальце?
– Да.
– Подними ногу.
– Нет.
– Ясно, – сказал Моран и помрачнел.
Авденаго выпил сразу полстакана вина. С грустью подумал о том, что теперь не скоро выйдет из этой квартиры. Если вообще когда-нибудь выйдет. А припасы скоро закончатся. Джурич Моран не станет обременять себя походами за картошкой. Небось, по ресторанам таскаться начнет, предоставив своему рабу полную свободу подохнуть с голоду.
– Это неправильное кольцо, – сказал Моран. – Можешь оставить себе. Проклятье!
Он сам налил себе еще вина и вдруг грустно улыбнулся. Совсем по-человечески.
– Видишь ли, – сказал Моран, – несколько дней назад я был в том магазинчике и рассматривал разные блестящие побрякушки. Мы, тролли, даже и высшие, из Мастеров, чрезвычайно неравнодушны к блестящим вещицам. Обычно наш интерес бывает вполне невинным, нам достаточно созерцания. Иными предметами, правда, мы непременно должны обладать, но таких предметов, как правило, очень немного. Я как раз размышлял над тем, что мне следовало бы подавить твою волю. Ты становишься неприятным вольнодумцем, что само по себе создает дискомфорт, а при определенных обстоятельствах может быть опасным.
– И вы решили подставить меня? – тихо спросил Авденаго.
– Глупости! «Подставить»! Что за выражение! – Моран поморщился. – Нет, мой замысел был гораздо лучше. Свежее, чище и… как бы это выразить? Более творческий. Однако ради последовательности вернемся к моему первому визиту в ювелирный магазин, который ты так бездарно ограбил. Я глазел на серебряные браслеты, когда одна женщина вдруг показала на кольцо и сказала своему спутнику: «Когда я вижу эту вещь, я полностью теряю волю».
Авденаго посмотрел на кольцо, блестевшее у него на пальце.
– Кстати, не такое уж оно и ценное, и это вовсе не бриллиант, – сказал он. – Просто топаз.
– Откуда ты знаешь? – прищурился Моран. – Ты разбираешься в камнях? Сомнительно, поскольку ты – гопник. Я наводил справки.
– Да тут бирка есть, – объяснил молодой человек.
– Оторви и выбрось эту бирку, а заодно и собственную голову, – посоветовал Моран. – Их ценность примерно одинакова.
Он выждал немного, как будто действительно ожидал, что Авденаго сейчас попытается заняться самообезглавливанием. Но юноша ограничился тем, что сдернул с колечка магазинную бирку и бросил ее на пол.
– Ладно, – вздохнул Моран. – Итак, я принял к сведению бесспорный факт: некая женщина целиком и полностью теряет волю, когда видит некое конкретное кольцо…
Авденаго осенило.
– И вы решили, что это – магический предмет, который отберет волю у меня?
– Именно, – Моран горько вздохнул. – Но ты отказался поднимать ногу. Значит, своя воля осталась при тебе. Это невыносимо!
Он всхлипнул:
– Я готов рыдать с досады!
– Хватит вам распускать сопли, – сказал Авденаго. – Взрослый же человек. Противно!
– Дурак, – Моран высморкался двумя пальцами и прибавил: – Салфетку! Живо! Мне самому противно!
Авденаго подал ему бумажные платки.
Моран сказал:
– Раз эта штуковина бесполезна, оставь ее себе. Не стану отбирать. Она мне вообще не нравится. Топаз какой-то! Я бриллианты люблю, в них есть смысл. Интеллектуальные камни, в отличие от тебя. Все, убирайся, не хочу тебя видеть, не хочу тебя слышать, и завтра не вздумай подавать мне обед.