Текст книги "Нелегал"

Автор книги: Елена Хаецкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)

Имя этого господина потерялось – так много двойных троллиных лун с тех пор миновало; но имя слуги сохранилось, и вот почему.

Уже догадались?

Потому что этот Кохаги повстречал в своей жизни кое-кого позначительнее, чем его господин, – он повстречал Джурича Морана.

Моран был в те годы молод и самонадеян и развлекался тем, что пытался отыскать предел своему могуществу. Весь мир по обе стороны Серой Границы как будто принадлежал Джуричу Морану и его таланту. Где остановится Джурич Моран – там и центр вселенной, а поскольку Моран все время путешествовал, то и центр вселенной постоянно смещался, и вообще все в мире было из-за этого нестабильным. Так представлялось Морану.

В роскошных черных одеждах, шитых жемчугом и золотом, нежный бархат поверх прохладного шелка, ехал Моран верхом на черном коне с белой жемчужиной во лбу. Следует тут заметить, что Моран никогда не был безразличен к своей одежде и к тому, как он выглядит. В иные эпохи своего бытия Моран одевался как бродяга – и уж это, поверьте мне, был такой бродяга, что все прочие бродяги при виде его разбегались от ужаса! Потому что подобного оборванца воистину свет еще не видывал.

А уж если Морану взбредала на ум фантазия разодеться как можно пышнее, то ни один государь не мог бы с ним в этом соперничать. И сразу делался Моран чванлив и приобретал царственную осанку, а в других случаях он, наоборот, вечно кривлялся и горбился.

Моран путешествовал по эльфийским землям, нигде надолго не задерживаясь. Он ночевал не под открытым небом, а в шатре, который возил с собой в сумке, притороченной к седлу. Шатер этот был крохотным, пока не коснется земли; на земле же он очень быстро разрастался и делался просторным. Он кормился от земли и травы, поэтому на том месте, где прежде стоял шатер Морана, образовывались круглые пустоши, и там по десятку лет не росла трава и даже камни, если их туда положить, через день превращались в песок.

Моран ехал, величавый, как ночь, и зловещий, как смерть, хотя на самом деле не был он ни ночью, ни смертью. Ему хотелось явиться ко двору какого-нибудь государя и осчастливить его волшебными дарами, чтобы отныне и вовеки там превозносилось имя Джурича Морана. Но ничего подходящего для себя он пока что не встречал.

В возвышенных мечтах Моран проводил день за днем и ночь за ночью, и ничего интересного не происходило.

В конце концов Моран остановился, поглядел на пылающее солнце и громко сказал:

– Если сегодня я не встречу ничего, что меня бы заинтересовало, клянусь: войду в сердце Серой Границы и поеду вдоль нее, чтобы всколыхнуть все ее опасности и напустить их на обе земли!

Солнце как будто мигнуло, и Моран вздрогнул, но тотчас рассмеялся: просто пролетающая в небе птица на мгновение закрыла от него солнечный диск!

И тут Моран услышал тихий, сиплый стон.

Моран Джурич насторожился и тронул коня. Он шел на звук, который то прерывался, то вновь был слышен, только с каждым разом все тише.

Наконец Моран поднялся на небольшой, поросший травой холм, и увидел там человека. Человек этот был искалечен так, что глядеть отвратительно: его руки были вывернуты из суставов, на спине и боках – сплошное месиво, а левая нога вся переломана, не нога, а никуда не годное бревно, и к тому же синего цвета.

Вот что увидел Моран.

А что увидел Кохаги (потому что искалеченный человек был не кто иной, как Кохаги)?

Он увидел черного коня и черного всадника посреди золотого дня. Золото и тьма были знаками скорой смерти – и притом не тихого упокоения от боли и земных забот, а злой и жестокой людоедки, которая перемалывает свои жертвы железными челюстями.

Поэтому Кохаги сжал зубы покрепче и раскрыл глаза пошире: он не собирался показывать своей убийце, что боится ее приближения.

Взмахнув плащом, Моран спрыгнул с коня и приблизился к лежащему человеку. Несколько минут Джурич Моран молча рассматривал его, находя все более и более отталкивающим то, что сделали с Кохаги другие люди – или, может быть, тролли.

Затем Моран сел рядом с ним на корточки и коснулся его носа, чтобы проверить, дышит ли он. Потому что стонать этот человек при виде незнакомца перестал и замер, как истинный труп.

Как ни крепился Кохаги, а все же от этого прикосновения он вздрогнул.

– А, ты живой, – сказал Моран. – Ну, я так и думал. Ты кто? – И поскольку человек молчал, Моран очень строгим тоном прибавил: – Я ничего не смогу сделать, если не получу возможности звать тебя по имени. Ты непременно попытаешься умереть – и как я, спрашивается, удержу тебя в мире живых, если не буду знать, как окликнуть тебя? Не будь дураком и назовись!

– Кохаги, – выговорил Кохаги.

– Уже лучше, – обрадовался Моран. – Знаешь что? Ты потерял ногу. Мне остается только отрубить ее. Все остальное кое-как срастется, но только не нога. Лежи неподвижно. Можешь кричать.

Кохаги послушно раскрыл рот – так широко, что у него свело челюсти, но кричать не стал. А Моран встал (плащ за его спиной зашумел и заволновался всеми своими пышными складками), вытащил из ножен огромный меч, нарисовал в небе сверкающую дугу и отхватил распухшую ногу Кохаги но самое бедро.

А когда Кохаги проснулся, он увидел, что лежит посреди богатого шатра. Легкий светлый полог чуть колебался под порывами ночного ветерка. Свет луны и звезд проходил сквозь шелк, умножался и разливался по внутреннему пространству морановского жилища. Сам Моран, весь в черном, с золотой цепью на шее и с золотыми браслетами на запястьях, пил прямо из кувшина и поглядывал на Кохаги с интересом.

Кохаги шевельнулся совсем чуть-чуть, но Моран тотчас заметил это и одним стремительным движением перебрался к нему ближе.

– Все твои раны заживут, – сказал Моран. – Пока ты был нигде, я перевязал их. Они были смертельными! – прибавил он, явно очень довольный собой. – Я оторвал шелк от моего шатра, видишь? – Он показал пальцем на прореху в стене, сквозь которую внутрь залетал ветер.

Кохаги молчал.

Моран подождал немного, явно надеясь, что тот произнесет хотя бы слово, а потом с легкой обидой в голосе добавил:

– Если бы не этот шелк, ты бы уже был той самой землей, которую ешь.

Кохаги тихо сказал:

– Спасибо.

– Спасибо? – возмутился Моран. – И это все, на что ты способен? Ты совсем не любопытен, как я погляжу! Ну так я расскажу тебе все, хоть тебе и не хочется этого знать. И ты вынужден будешь слушать, потому что ты слаб и болен, и нескоро поднимешься с постели, хотя рано или поздно это произойдет. А пока ты слаб и болен, и беззащитен, и полностью в моей власти, ты будешь слушать историю о том, как Джурич Моран от нечего делать, желая развлечься во время скучной прогулки, спас от смерти какого-то неинтересного, нелюбопытного, никому не нужного Кохаги! Может быть, это тебя чему-нибудь научит.

Моран помолчал и выпил изрядно из кувшина. Потом сказал:

– Мой шатер – вот кто настоящий пожиратель плоти. Таким я его сделал, таким он и стал. Он удерживает дождь и град, он может выстоять в бурю и послужит надежной защитой во время урагана. Всю свою силу он берет из земли, на которой я его разбил. Чем лучше и плодороднее земля, тем сильнее мой шатер, а сегодня ради тебя я поставил его на клочке, где густо росла трава, – наверняка в глубине под нами есть водный источник! Ну уж теперь-то он точно отравлен. Много лет ему понадобится, чтобы очистить свои воды после того, как здесь побывал Джурич Моран со своим шатром и ты со своими ранами! Я отрезал полоску шелка от моего шатра. Слышишь, ты, ничтожный шмат протухшего мяса? Я перевязал тебя шелком моего шатра – после того, как тот насытился и раздулся от сладкого питания. Вот почему ты еще не умер.

Кохаги безмолвно слушал. Слова Морана проникали в его сознание сквозь странную пелену. Кохаги казалось, что он и есть почва, пропитанная сладкой водой подземного источника, почва, на которой выросла сочная трава. «Наверное, так ощущают себя те мертвые, которым повезло со смертью», – подумал Кохаги и содрогнулся, вспомнив то видение, что предстало перед ним на холме.

– Ты понимаешь? – спросил Моран и на всякий случай навис над самым лицом Кохаги.

Тот закрыл глаза, а когда открыл их, Моран по-прежнему сидел скрестив ноги поодаль от раненого и разглагольствовал.

– И вот теперь, когда я и здешняя земля принесли для тебя такую огромную жертву, ты лежишь передо мной скучной колодой и даже не двигаешь губами. Ты – неблагодарное животное. Ты – прыщавая водоросль. Если бы я мог вернуть твою гниющую ногу на место, клянусь, я бы сделал это ради удовольствия посмотреть, как ты весь сгниешь заживо!

Кохаги едва заметно улыбнулся.

– Что? – насторожился Моран. – Кажется, ты мне не веришь?

Кохаги не ответил.

Моран придвинулся к нему ближе.

– Твой черед рассказывать, Кохаги. Что ты сделал, если с тобой поступили подобным образом?

Кохаги сказал:

– А тебе не все ли равно?

– Нет! – отрезал Моран. – Ты мне дорого обошелся, поэтому теперь мне не все равно! Если бы я оставил тебя подыхать – вот тогда мне действительно было бы все равно!

– Я скороход, – сказал Кохаги. И назвал имя своего государя, властителя Гоэбихона, одного из богатых городов, что находились в глубине страны.

– Ты скороход? – переспросил Моран и вдруг расхохотался. – Но какой же из тебя скороход, если у тебя нет ноги?

– В том-то и дело, – ответил Кохаги. – Теперь у меня нет ноги.

– Значит, ты больше не скороход?

– Да.

– И какой от тебя прок?

– Никакого.

– Так для чего я тебя спас? – нахмурился Моран. – Зачем спасать жизнь одноногому человеку, если весь смысл его существования был в том, что он быстро перемещался с места на место?

– Смысла нет.

– Проклятье! – взревел Моран. – Выходит, я напрасно изрезал мой шатер? Впрочем, – он вдруг обрадованно улыбнулся, – еще не поздно снять с тебя повязки и пришить кусочки шелка на место.

– Это будет разумнее всего.

– Но ты тогда умрешь.

– Да.

– По-твоему, это хорошо?

– Я не знаю, – сказал Кохаги. – Замолчи. Ты утомил меня.

– Ничего, ты ведь все равно скоро умрешь, так что забота о твоем самочувствии – глупое излишество.

И он замолчал.

Некоторое время слышно было, как Моран тянет вино сквозь зубы. Потом вино закончилось, Моран отбросил кувшин и принялся отбивать какой-то воинственный ритм хлопками ладони по колену. Потом Моран резко щелкнул пальцами и спросил:

– А почему ты хочешь быть скороходом в Гоэбихоне?

– Потому что я был никем, – сказал Кохаги. – Вообще никем, пустым местом. Мальчишкой, который быстро бегал.

– Ага, – обрадовался Моран. – Продолжай.

– Однажды я удирал от стражников, потому что…

– Не продолжай, – сказал Моран. – Говори о другом.

– Меня заметили и, выследив, где я ночую, схватили спящим. Государь предложил мне…

– Ага, быть скороходом, – сказал Моран. – Видишь, я умею читать мысли. Сколько же тебе лет, если ты человек?

– Я человек, мне двадцать пять лет. Может, немного меньше.

– Хороший возраст для человека, – одобрил Моран. – Пожалуй, оставлю тебе повязки из моего шелка. Рассказывай еще. У тебя интересная история – все ее ходы можно угадывать наперед… В Гоэбихоне ты сделался значительной персоной. Тебе поручали доставлять самые важные письма. Никто не мог обогнать тебя. Ты даже поверил в то, что можешь быть счастливым.

– Ты все знаешь, Моран, – сказал Кохаги. – Рассказывай дальше.

– Несколько дней назад ты шел с чрезвычайно важным посланием. Тебе предложили за него большие деньги. Деньги, за которые ты мог бы купить дом, чтобы наконец жениться.

– Не жениться, – поправил Кохаги. – Только дом.

– Ну, это все равно, потому что если у человека есть дом, в этом доме рано или поздно заводится жена. Женщины – что-то вроде древоточцев, они входят в нашу жизнь, только когда нам есть что терять.

– Скороход может пройти там, где конный обязательно будет замечен, – объяснил Кохаги. – Порученное мне послание было устным.

– Поэтому тебя и пытали, – добавил Моран. – Умно. И много ли ты им рассказал?

– Все, – просто ответил Кохаги.

– Напрасно, мог бы и ничего не рассказывать – результат все равно один, – заметил Моран.

– В следующий раз буду знать.

– Следующего раза не будет – ты ведь больше не скороход. У тебя же нет ноги!

– Правда, – сказал Кохаги. – Я и забыл.

Моран Джурич долго рассматривал его в тусклом свете, озаряющем шатер, а затем промолвил:

– Мне показалось, или ты только что попытался шутить?

* * *

Вот так и случилось, что Джурич Моран разломал свой шатер.

Когда настало утро, Моран вытащил Кохаги наружу и уложил его на траву.

– Можешь пока полюбоваться восходом солнца, – посоветовал Моран. – Очень поучительное зрелище. Одноногим как раз впору, а для двуногих – чересчур.

С этими непонятными словами он сдернул шелк с каркаса и бросил его на землю. Шелковая ткань сразу съежилась и сделалась совсем маленькой, не больше платка. Затем Моран снял каркас и переломил все прутья пополам. При этом Джурич Моран ругался самыми страшными словами, какие только приходили ему на ум, так что весь мир, казалось, содрогался и звенел при каждом новом проклятии, что изрыгалось Мораном.

А Кохаги смотрел на рассвет и думал о том, что никогда прежде не видел подобной красоты.

Небо меняло оттенки, а облака растягивались над горизонтом все шире, и их края пылали золотом. Золото и тьма царили там, знаки грозной смерти, но теперь Кохаги не страшился ее, потому что поневоле сделался ее частью.

Он коснулся рукой рваной раны на боку, оставленной крючьями, и понял, что раны больше нет. Не осталось и шелка, которым Моран перевязал его: кажется, ткань соединилась с кожей и наросла на нее. «Теперь я буду носить в своем теле часть морановского шатра, – подумал Кохаги, – а это опасно…»

Он с ужасом понял, что отныне не посмеет прикоснуться к женщине. Если то, что Моран говорил о своем шатре, – правда…

Кохаги повернулся и посмотрел на то место, где только что находился шатер.

Ровный черный круг. Мертвая плешь, на которой не может существовать ничто живое. И даже Джурич Моран стоит не в самом круге, а на его границе, стараясь не наступать в черноту.

Несколько кустов, росших поблизости, увяли.

– Подземный источник, – проворчал Моран. – Я же говорил, что мы его отравили. Все твои раны, чтоб тебе провалиться, глупый скороход!

– Я не просил спасать меня, – сказал Кохаги.

– Еще добавь, что проклинаешь мою доброту, – съязвил Моран. – Мокрый вонючий хвост! Выкидыш рыжей овцы! Паучья жижа! Блевотина таракана! Не смей обсуждать мои решения! Даже в мыслях никогда не смей обсуждать мои решения!

– Чей хвост? – спросил Кохаги.

– Да ты просто самоубийца! Я оторву тебе ноздри!

– Тогда я умру.

– Не умрешь. Будешь жить без ноздрей.

– Чей хвост?

– Бычий, – сказал Моран. – Мокрый и вонючий бычий хвост. Сам знаешь, чем воняет. Нюхал когда-нибудь?

– Нет, мой господин, никогда.

– Как-нибудь выбери момент поудачнее и непременно понюхай, – посоветовал Моран. – Возможно, тогда ты начнешь понимать меня по-настоящему.

Он показал Кохаги предмет, весьма напоминающий дубину.

– Смотри, – сказал Моран не без гордости, – внимательно. Деревяшки – бывший каркас моего чудесного шатра. Я его разломал собственными руками. Если ты – не бесчувственный помет обезьяны, то должен оценить мою жертву. Я склеил обломки слюной и обмотал их шелком. Теперь эта штука никогда не сломается. Кроме того, она обладает некоторыми полезными для тебя свойствами. Конечно, я мастерил это на скорую руку, но ты же сам понимаешь: время не ждет. Ты обязан как можно быстрее предупредить заказчика о том, что враги узнали его планы. Иначе твоя репутация лучшего в мире скорохода погибла, и ты вместе с ней. А я не хочу, чтобы ты погиб, потому что вместе с тобой погибнут все мои усилия по твоему спасению.

– Значит, ты дорого ценишь свои усилия?

– Разумеется, нет! – тут же ответил Моран. – Ни один истинный мастер не станет носиться со своим изобретением, и я – меньше других, потому что я – самый одаренный из всех. В любой момент я могу создать что-нибудь новое, если предыдущее творение окажется неудачным… Но ты – не мое изделие, а ты сам, лично Кохаги, Кохаги как таковой, отдельно взятый Кохаги, – так сказать, Кохаги, изъятый из контекста моих исследований, – ты стоишь того, чтобы Джурич Моран о тебе позаботился. Так мне показалось в процессе наблюдений над тобой. Поэтому хватит болтать! Давай-ка, цепляй расчудесную искусственную ногу к своей культяпке и попробуй пройтись.

Рана успела закрыться и зарасти довольно плотной розовой кожей. Кохаги, впервые увидев свою отрезанную ногу, вдруг ощутил слабость и потерял сознание. Моран привел своего подопечного в чувство, ударив его пустым кувшином по лбу.

– Некогда валяться с побелевшими глазами! Давай, приматывай эту штуку. Мне не терпится посмотреть, как ты бегаешь.

– Ты с ума сошел, Джурич Моран! – прошептал Кохаги. – Я, наверное, даже встать не смогу…

Безумная надежда мелькнула в его глазах.

– А ты не мог бы… – начал Кохаги.

Моран перебил его:

– Ненавижу предсказуемых кретинов! Неужели ты вообразил, будто Джурич Моран отправится выполнять поручение, которое ты так бесславно провалил? Вставай, говорят тебе! Твоя нога – мой шедевр, она великолепна, она – предмет зависти, из-за нее будут разгораться войны, помяни мое слово.

Моран сам прицепил протез к обрубку, затем подхватил Кохаги иод мышки и водрузил его на ноги. Кохаги пошатнулся, однако не упал.

– Держи равновесие, – подбодрил его Моран. – Поверни голову чуть правее и постарайся немного сместить центр тяжести. Вообще держись ровнее. Как-то криво ты стоишь, тебе не кажется?

Кохаги слабо простонал и рухнул на руки подскочившему Морану.

– Не могу предложить тебе ни воды, ни еды, – сообщил Джурич Моран. – Тут вокруг все отравлено. Соберись с духом. Не будь ребенком. Ты должен доставить послание. Ты должен покарать негодяев. Те люди, что пытали тебя, умрут, так и не поняв, каким образом ты остался в живых и сумел выполнить поручение. Ты станешь легендой, Кохаги! Ты и твоя нога. Она сделается истинным жезлом победы.

Кохаги жалобно посмотрел на Морана. Теперь, когда боль отступила, и верная смерть больше не грозила скороходу, он вдруг осознал, что боится. Страшно боится – и Морана, и того, что произошло, и тех странностей и бед, которые ожидают в будущем.

Моран нахмурился.

– В чем дело?

– Ни в чем.

– В таком случае – беги!

И Кохаги побежал…

* * *

– И он действительно опередил своих врагов? – спросил Авденаго, когда Нитирэн замолчал, оборвав историю.

– Да, – сказал Нитирэн.

Подали новую перемену блюд – мясо, нашпигованное «неожиданностями»: откусывая, едок никогда не знал, на что наткнется в следующий раз – на острую приправу, на безвкусный разваренный овощ, на свежий, высекающий искры из глаз чеснок, на кусок кислого фрукта или сладкое сырое тесто. Это блюдо у троллей ценилось особенно – будучи народом воинственным и смешливым, они, разумеется, чрезвычайно любили добрую шутку.

На некоторое время рассказ Нитирэна прервался. Все жевали, поглядывая друг на друга. Как ни старались едоки, то один, то другой не выдерживал и громко вскрикивал. Тогда остальные разражались дружным хохотом.

Наконец со всеми съедобными неожиданностями было покончено. Арилье помог Авденаго вытереть забрызганное лицо, руки и колени и налил ему побольше вина в кубок.

– Спроси его о том, как жил Кохаги после обретения чудесной ноги, – негромко проговорил Арилье, подавая наполненный кубок своему господину.

Авденаго так и поступил – задал всеми ожидаемый вопрос.

Нитирэн усмехнулся:

– Судьба Кохаги всегда была связана с Гоэбихоном, с городом, где прошла вся его жизнь. Никто не умел лучше Кохаги пробраться туда, где его никто не ожидал. Он мог пройти любое расстояние в считаные часы, и не нашлось ни человека, ни эльфа, который понял бы, как он это делает.

– Нога, – кивнул Авденаго.

Нитирэн одобрительно махнул обглоданной костью в его сторону:

– Ты знаешь цену дарам Джурича Морана, Авденаго!

– Похоже, так, – не стал отпираться Авденаго. – Хотя с ногой не все ясно…

– Когда Кохаги умирал, к нему явились члены городского магистрата и с ними сам властитель Гоэбихона, Гоэрий. Они умоляли старика доверить им свою тайну. И знаете, что я думаю? – Нитирэн обвел собравшихся глазами. Тролли притихли, ожидая окончания рассказа. – Я думаю, что Кохаги не открыл им ничего. Я думаю, что Кохаги сказал им: «Чтоб ваши кишки сплелись в три косы, вы, жадные и любопытные твари! Я служил вам и вашему городу пятьдесят лет и ни разу ничего от вас не потребовал. Я спасал вас от гибели бесчетное количество раз. И вот вы приходите к моему смертному одру и требуете отдать вам мою тайну. Вы желаете заполучить даром то, за что я заплатил моей жизнью и моим счастьем. Убирайтесь под лед и не докучайте мне больше со своими вопросами!» – Вот что, как мне кажется, сказал им Кохаги!

– Я бы и сам лучше не сказал! – воскликнул один из пирующих и в знак одобрения прикусил зубами край своего кубка.

– Но как же Кохаги ухитрялся преодолевать большие расстояния с такой скоростью? – подал голос другой тролль.

– Нога, – заметил Авденаго.

– Нога! – закричал Нитирэн. Его глаза блестели, четыре зрачка беспокойно метались. – Именно! Джурич Моран сделал для него ногу из своего шатра. Я думаю, что та дубина, на которой хромал Кохаги, обладала свойством пожирать расстояние. Она дырявила мир, и сквозь эти дыры Кохаги проходил, как червь сквозь яблоко.

– Червь немало трудится, прежде чем проложит ход, – вставил один из слушателей и глубокомысленно принялся ковырять в зубах ножом.

– Это потому, что червь попутно ест все, что раскапывает, – объяснил другой.

– А что ему остается? – возразил первый. – Это только естественно – продвигаясь сквозь пространство, поедать его. Разве Нитирэн не назвал деревяшку «пожирательницей расстояний»?

– Да, – кивнул Нитирэн. – Правда, творение Морана, в отличие от червя, проглатывало все очень быстро. Оно буравило дыры с изумительной скоростью. Кохаги лишь оставалось проскакивать сквозь эти тоннели и выбираться на противоположной стороне… Именно поэтому его никто и не видел, когда он шел с поручением. Кстати, по той же причине бесследно исчезали некоторые персоны, которые были неосторожны и случайно проваливались в те же самые тоннели. Выбраться наружу им, как правило, уже не удавалось.

– Там, где имеется вход, должен иметься и выход, – вставил немолодой тролль. Он все еще двигал челюстями, поскольку ему достался самый жесткий кусок мяса. – Даже если вход и выход совпадают. Наименее удачное решение проблемы, поскольку по сути своей представляет из себя полный пшик, но все-таки решение.

– А вот и самое интересное, – сказал Нитирэн. – Куда проваливался Кохаги, когда оказывался в своих тоннелях?

– Под землю, – предположил толстый тролль и приветственным жестом поднял кубок.

Нитирэн покачал головой.

Авденаго вдруг понял, что обо всем догадался, и уверенно произнес:

– Он оказывался в другом мире. Не в нашем и не в том, что за Серой Границей.

Нитирэн громко хлопнул в ладоши.

– Верно!

– Мне нетрудно было сообразить, – сказал Авденаго, – ведь я тоже знавал в свое время Джурича Морана. Ход мыслей Морана всегда жесток и парадоксален.

– О да, ход его мыслей жесток, – сказал Нитирэн. – Как и тот ход, которым проходил Кохаги… Только один человек выбрался оттуда, и то потому, что очутился там сразу же вслед за Кохаги и бежал, держась за его одежду…

Нитирэн помолчал, ожидая, пока воображением слушателей полностью завладеет образ человека, неожиданно для себя оказавшегося в абсолютно незнакомом, жутком месте и цепляющегося за одежду скорохода.

– Мир абсолютной войны, – сказал Нитирэн. – Там, куда попадал Кохаги, идут все войны разом. Нет спасения. Нет радости. Все, кто там находится, – все они – жертвы и все – убийцы. Они умирают и убивают тысячи раз. Там есть страх, боль, тоска, мучительные воспоминания, жестокость – что угодно, кроме покоя и забвения.

– Ад, – прошептал Авденаго. Но сразу же понял, что ошибается. «Ад» – неправильное название для подобного места. «Ад» по отношению к подобному месту – лишь красивое и странное слово.

Нитирэн тряхнул длинными волосами.

– Я говорю о мире, в котором не прекращается война. Она кипит там, как вода в котле. Это не загробный мир, это другой мир. Мир живых. Тоже живых, как и мы с вами… В определенном смысле обитатели того мира даже более живые, чем мы или они, – он мотнул головой, как бы указывая в сторону Серой Границы, за которой обитали люди и эльфы, – потому что они непрестанно страдают и тем самым каждое мгновение ощущают себя не-мертвыми. Боль, как и радость, – самое яркое проявление жизни. А боли там в избытке.

– Все это рассказал тот человек? – спросил Авденаго. – Тот, что вышел наружу вслед за Кохаги?

– Да. И рассказал он это не магистратам Гоэбихона и не властителю города Гоэрию, а кое-кому другому… – Нитирэн приосанился. – Моему предку. Таким путем он купил свою свободу.

– Откуда же твой предок знал, о чем следует спрашивать? – осведомился толстый тролль.

– Мой предок, разумеется, этого не знал… Но он был могучим воином. Однажды он захватил в плен нескольких воинов-людей и двух эльфов. Он намеревался убить эльфов, а людей отвести в долину Гарагара и обратить в рабство. Один из пленников попросил выслушать его. Мой предок был вспыльчив и скор на расправу, что, впрочем, не мешало ему обладать весьма здравым рассудком. Он согласился на разговор. Человек заключил с ним сделку. «Я открою тебе величайшую тайну, которую храню много лет даже от собственной жены, – сказал тот человек, – если ты отпустишь меня и двоих эльфов…» Услышав такое, мой предок засмеялся. «Почему же ты не просишь за всех своих товарищей? – спросил он. – Разве ты не знаешь, какая участь их ожидает?» – «Знаю, – ответил тот человек, – но я также знаю и другое. Ты – тролль, ты жаден и раздражителен. Если я захочу, чтобы ты отказался от всей своей добычи, ты вообще не станешь меня слушать, какие бы блага не сулило тебе обладание моей тайной. Поэтому я и прошу немногого: свободы для меня, ибо это будет справедливо, ведь я плачу за всех, и свободы для эльфов, ибо это будет милосердно, ведь они умрут в твоем рабстве самое большее через две луны». – «Ты умен и хитер, – сказал мой предок. – Надеюсь, твоя тайна достойна такого хранителя. Если она действительно такова, то я выполню твою просьбу. Но если она окажется ерундовой, то я убью тебя на месте».

– Он отпустил пленников? – спросил Авденаго.

Нитирэн кивнул.

– Он подарил жизни всех своих пленников тому человеку, невольному спутнику Кохаги. Они все невредимыми ушли за Серую Границу. Так в моей семье узнали о ноге Кохаги и о том, каким образом скороход из Гоэбихона преодолевал большие расстояния за кратчайшее время.

– И еще о мире, где постоянно идет война, – добавил Авденаго.

– Точно.

Нитирэн отбросит со лба волосы и нарисовал пальцами спирали у себя на щеках – боевую раскраску троллей.

– Война! – воскликнул тролль с выкрашенными в желтый цвет волосами. – Война!

И повторил жест вождя – спирали на щеке и на лбу.

– Я хочу пойти вслед за Серой Границей, – сказал Нитирэн. – Но для окончательной победы я желаю завладеть ногой Кохаги. Если превратить ее в оружие, то можно всех наших врагов отправить в мир бесконечной войны. Тогда не станет Серой Границы, исчезнет разделение, и весь мир будет принадлежать троллям.

– В таком случае, скажи, где искать ее! – потребовал толстый тролль.

Нитирэн встретился глазами с Авденаго.

– Поскольку Кохаги так и не поведал своих секретов добрым жителям Гоэбихона, которые жирели и процветали за его счет, а перед его смертью слетелись к нему, точно стервятники, то, полагаю, нога находится в гробнице Кохаги, в Гоэбихоне. Его закопали вместе с ногой.

– Разве они не сжигают умерших? – удивился желтоволосый тролль. – Какие дикари!

– Умерших не принято сжигать в городах, – ответил Нитирэн, явно гордясь своими познаниями. – Там боятся пожаров. Только в замках и деревнях сооружают погребальные костры. Городские мертвецы гниют в каменных ларях или в простых мешках, зарытые в землю.

Немолодой тролль оставил всякую надежду прожевать то, что оставалось у него во рту, и выплюнул это на пол.

– Ты убил мое желание вкушать пищу, Нитирэн! – воскликнул он.

– Рад, что хоть кому-то это удалось, старый обжора, – невозмутимо отозвался Нитирэн. – Однако я не хочу отвлекаться от гниющих трупов. Тело Кохаги истлело, но погребенная вместе с ним нога, полагаю, целехонька, поскольку была создана из нетленного шатра Джурича Морана. Это оружие необходимо добыть.

– Твои мысли, Нитирэн, воистину достойны великого правителя, – сказал пожилой тролль, – но поскольку ты еще молод, то слишком широко замахиваешься. Ни один из нас не сумеет тайно войти в Гоэбихон. Там сразу распознают тролля и уничтожат его… Не говоря уж о каменных зверях, убивающих каждого, в ком есть наша кровь.

Авденаго побледнел, встал, повернулся к Нитирэну.

– Нитирэн действительно обладает великими мыслями, – громко, уверенно заговорил молодой человек. – Я единственный из всех понял его! Среди нас есть тот, в ком нет троллиной крови. Тот, кого не убьет эльфийская магия. Тот, кто внешне не отличается от любого другого человека. Он войдет в Гоэбихон, никем не узнанный, и возьмет из гробницы Кохаги непревзойденное оружие. Я сделаю это!

Авденаго заметил, как пожилой тролль повернулся к тому, что был с оранжевыми волосами, и вопросительно поднял брови, а его молчаливый собеседник недоумевающе пожал плечами.

«Они считают, что я – тролль, как и они! – ликующе подумал Авденаго. – Я и впрямь от них не отличаюсь!»

– Существует ничтожно малая опасность, – медленно проговорил Нитирэн, – что ты и по крови сделался одним из нас… Если это так, то ты умрешь, едва ступив на землю Гоэбихона.

Авденаго покачал головой:

– Я могу думать как тролль и жить как тролль, я могу внешне походить на тролля, и одеждой, и повадкой, и выражением лица, и образом жизни, – но по крови я останусь человеком. Эльфийские ловушки не увидят меня.

– Я был четырежды предусмотрителен, когда избрал себе в дахати человека, подпоясанного веревкой! – воскликнул Нитирэн.

Пиршественный зал содрогнулся от здравиц, возглашенных в честь Авденаго. Когда все успокоились и допили вино, Авденаго задал вопрос, мучивший его уже некоторое время:

– Почему же Кохаги так и не женился? Ведь у него хватило денег и на собственный дом, и даже на каменную гробницу… Неужто ни одна женщина не захотела войти в этот дом и навести там свои порядки?

И добавил:

– Атиадан непременно спросит меня об этом, когда я буду пересказывать ей историю о скороходе и его деревянной ноге.

– Ради Атиадан я отвечу тебе, – улыбнулся Нитирэн. Теперь, когда самый главный вопрос – кто отправится добывать чудесное оружие, – был решен, напряжение оставило Нитирэна, и он сделался веселым и спокойным. – Долгое время Кохаги не мог выбросить из памяти выжженный мертвый круг, образовавшийся на том месте, где стоял шатер Морана. Скороход хорошо знал, что кусок шелка прирос к его телу. Он ни на мгновение не забывал об этом.