Текст книги "Лев и ягуар"

Автор книги: Елена Горелик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 30 страниц)

3

Панама! Дарьенский перешеек! Какой удар по Новой Испании! Какую ошибку совершил дон Антонио, предлагая в своё время за голову этой пиратки всего пятьдесят тысяч!

Потеря кратчайшего транзитного пути через перешеек и богатого города была для столь опытного дипломата равносильна военному поражению. Но пиратка весьма настаивала на территориальных уступках со стороны Испании. «Мир в обмен на земли», – сказала она. Что ж, это обычная европейская практика. Проигравший уступает победителю либо деньги, либо часть земель. Но запросы Сен-Доменга, на взгляд дона Антонио, были непомерны. Вначале они вообще хотели заполучить Пуэрто-Рико, аргументируя своё требование весьма просто: право победителя. А после захвата серебряного флота и продолжения блокады морского сообщения Испании с колониями у них были все основания считать Мадрид проигравшей стороной. Пиратка, однако, проявила немалый здравый смысл, согласившись разменять Пуэрто-Рико на что-то другое. На Флориду и Панаму. Допустим, Флорида не тот приз, за который стоило ломать копья. Болота, крокодилы, семинолы… Дон Антонио понимал, что рано или поздно Испания всё равно лишилась бы полуострова – рядом английские и французские колонии, а эти хищники не упустили бы ни малейшего шанса прибрать его к рукам. Но Панама! Жемчужина Новой Испании, едва успевшая оправиться после набега Моргана!.. А в ответ на все возражения пиратка заявляла: мол, если вы не согласны отдать Панаму по договору, мы продолжим войну и сходим туда ещё раз… Что ж, после отпадения Юкатана они вполне могут удержать перешеек. Скажем, поделившись с майя частью доходов за охрану дороги.

Без ножа режут, проклятые воры!

А ведь это ещё не всё. От того, что сообщали дону Антонио его люди, становилось ясно, что большую часть выгоды от этого проклятого мира получит не Сен-Доменг. Испания слаба. Казна опустошена войной, страна в долгах. Юкатан отложился окончательно, вернуть его можно только очень большой кровью. А возвращать его никто уже не собирается. Арауканы взяли Сантьяго-де-Чили и тоже объявили о выходе из подчинения испанской короне. Араваки, москито – на юге; апачи, пуэбло, навахо, миштеки и прочие – на севере. Недовольство проявляют даже недобитые уастеки и потомки смешанных браков испанцев и индейцев… Впрочем, в самой Испании сейчас не лучше. Крестьяне разорены, голодают и бунтуют. Горожане в чуть лучшем положении, но тоже на пределе. Купцы под любым предлогом стараются сбежать в Португалию или Голландию. Солдатам недоплачивают жалованье, отчего в войсках зреет недовольство. Последнее письмо из Эскуриала было крайне нервным, в нём кроме всего прочего туманно сообщалось, что кое-где внутри страны возникли некоторые проблемы. «Кое-где, – с горечью подумал дон Антонио, прочитав это послание. – Как обычно кое-кто из генералов решил присвоить солдатское жалованье, солдаты про это прознали, разорвали генерала на куски и взбунтовали всех вокруг. И как обычно это случилось именно там, где у нас всегда было слабое место – в Каталонии. Наверняка короли Франции и Англии уже разглядывают карты, присматривая себе кусочки пожирнее, и Людовик не упустит случая туда влезть. Каталония – не Куба, остров за тремя морями. Это у него под боком… Стервятники. Слетаются в надежде на поживу. Ну, ничего. Испания ещё способна за себя постоять!»

Да. У Испании ещё оставалось много земель за океаном. И самые богатые из них – Мексика и Перу. Но если управлять ими станут так же бездарно, как прочими колониями, то недолго потерять и эти владения. Дон Антонио Себастьян де Толедо небезосновательно рассчитывал, добившись мира с Сен-Доменгом, вернуться на пост вице-короля Новой Испании… или того, что от неё останется.

Сама процедура подписания договора много времени не заняла: всё было оговорено заранее, и «высоким договаривающимся сторонам» осталось лишь поставить автографы на листах дорогой бумаги, исписанных красивым почерком. Испания признавала суверенитет Сен-Доменга, уступала республике Флориду с городом Сан-Августин и крепостью Сан-Маркос, Панаму с частью Дарьенского перешейка, крепость Сан-Лоренцо-де-Чагрес, острова Мона и Навасса. А Сен-Доменг в свою очередь обязался снять морскую блокаду. Испания признавала независимость Юкатана и отводила свои войска с территории майя. Испания признавала независимость Кубы в обмен на право свободной стоянки и торговли в кубинских гаванях… Словом, да здравствует мир. Кстати, здесь мадам генерал настояла на разграничении сфер влияния в проливе Мона, применив странный термин – «территориальные воды». Три лиги от берега, либо, в случае дележа пролива, линию на карте проведут посредине. Но с учётом того, что остров Мона перешёл под юрисдикцию республики, и при наличии договорённости насчёт трёх лиг пиратам доставалось куда больше этих самых «территориальных вод». Которые наверняка будет патрулировать их береговая стража. Но дон Антонио верно понял намёк из Мадрида: заключать договор как можно скорее и любой ценой. Насчёт «любой цены» он имел собственное мнение и торговался до предела, но время, время… Каждый лишний день блокады ослаблял Испанию. Каждый перехваченный пиратами галеон с мексиканским зерном обрекал сотни испанцев на голодную смерть. Каждый перехваченный ценный груз всё туже затягивал долговую удавку на шее страны. Что уже говорить о престиже Испании, по которому эта чёртова блокада наносила сильнейший удар? Даже союзники-голландцы и те начинают усмехаться: мол, как можно иметь с вами дело, если вы не способны справиться с морскими разбойниками? Кстати, уж кто, кто, а они точно не прогадали. Вовремя подсуетились с перемирием, принесшим им неплохой доход от торговли с пиратами, а теперь ещё и юридически закрепили сложившиеся де-факто торговые связи. А дону Антонио оставалось только сожалеть об упущенных возможностях.

Галку добивала не жара. И даже не ставшее малость тесным платье – малыш потихоньку рос и требовал больше места, а модистка физически не успевала всё перешивать. Слава Богу, хоть больше не настаивала на ношении корсета. А то всё чирикала: «Знатные дамы в Версале и при иных дворах носят корсеты едва не до самых родов!» Ну, и кого они потом рожают, позвольте спросить? Взять хоть этого сэра Чарльза. Вроде неглупый мужик, а как перемкнёт – сразу начинаешь подозревать, что мама ему чего-то корсетом отдавила… Это был пятый – или какой там по счёту, сбилась уже – приступ тошноты. Ван Либерген и дон Антонио, сами имевшие детей и помнившие, что это в своё время означало для их супруг, постарались церемонию подписания не затягивать. Де Пуансэ благопристойно символизировал своей персоной постоянное присутствие Франции в европейской политике и согласие короля на заключение подобного мира. Сэра Чарльза Ховарда пригласили в качестве гостя, и он символизировал собой скрытое недовольство Британии. Что касается дона Хуана Кокома и дона Иниго де Фуэнтеса, то они оба прекрасно понимали, что большинство их проблем подписанием этого договора не решатся. Нужно действовать. Но вот какследует действовать – по сугубо личному Галкиному мнению, ответ на этот вопрос знал один дон Хуан…

– Вы добились больших перемен, сеньора, – говорил индеец, когда Галка пригласила их обоих отобедать в неофициальной обстановке. – Я не говорю о независимости, торговле или флоте. Я говорю о людях.

– Что вы имели в виду? – Галка прекрасно понимала, о чём речь, но пусть дон Хуан выскажется. Дону Иниго будет полезно послушать.

– Вчера мы с доньей Маргаритой были в соборе, – дон Хуан учтиво кивнул своей супруге: оба дона – и испанец, и майя – пришли к мистеру и миссис Эшби в гости с жёнами. – И я заметил странную вещь: на паперти нет нищих. Нет их и в порту. Поделитесь секретом, сеньора, как вы решили эту проблему?

– О, эту проблему было решить легче всего, – улыбнулась Галка. – Ещё будучи в Порт-Ройяле я подметила, что нищих здесь можно разделить на три категории. Первая – потерявшие и не сумевшие вновь найти работу мужики, а также вдовы и сироты. Иными словами, люди, которые и рады были бы честно зарабатывать себе на хлеб, да не получается. Вторая – больные и увечные. Которые не могут работать по вполне понятной причине. И третья, самая многочисленная – профессиональные попрошайки. То есть, те, кто не будет уже работать никогда. Первых мы быстро пристроили к делу, сирот отправили в школы. Вторую категорию взяла на попечение церковь – из казны на эту благую цель ежемесячно жертвуется некая сумма. А третьи… Когда мы захватили Сен-Доменг, ещё под флагом Франции, я позаботилась, чтобы этим персонам был обеспечен свободный выезд с острова.

– Забавно, – усмехнулся Фуэнтес. – Теперь я понимаю, откуда в Сантьяго в том году объявилось столько попрошаек. Ну, а как же вы изволите предотвращать появление новых? Надеюсь, не велите высылать их из страны, как предшественников?

– Да я их просто не впускаю – вот и весь секрет.

– Мы все сейчас столкнулись с одной и той же проблемой – нехваткой рабочих рук, – проговорил дон Хуан. – Почему же вы не использовали этих людей, скажем, на дорожных работах?

– Эти люди будут работать плохо, и только под строгим надзором, дорогой, – неожиданно проговорила донья Маргарита – молодая и очень красивая женщина чисто индейского типа, но одетая по последней мадридской моде. Выглядела она, во всяком случае, куда эффектнее доньи Долорес и Галки вместе взятых. – Полагаю, донья Алина поступает мудро, избавляясь от заведомых бездельников.

– А как же быть с христианским милосердием? – Фуэнтес снисходительно улыбнулся: говорить на равных с дамами он практически не умел, и делал исключение для одной лишь Галки. И то только потому, что её побаивался.

– А как же быть с теми, кто паразитирует на вашем милосердии? – спросила Галка. – Хотите, приведу для сравнения парочку примеров из жизни?

– Будьте любезны, донья Алина.

– Итак, представьте себе ситуацию: сидит на паперти женщина с младенцем на руках. Когда ей предлагают достойную работу – на ткацкой мануфактуре, там неплохо платят, кстати – начинает рыдать, что она одна-одинёшенька, и некому посмотреть за больным ребёнком. Предлагают помощь доктора – начитает нести ахинею про то, что все доктора, дескать, исчадия ада. С грехом пополам отняли у неё младенца – посмотреть, чем ребёнок-то болен – а вместо него в свёртке куча тряпок… Как по-вашему, дон Иниго, заслуживает эта женщина вашего милосердия?

– Вряд ли.

– А вот второй пример. В тот же день мне на стол кладут донос: мол, такая-то злостным образом уклонилась от присяги королю – а дело было ещё в семьдесят третьем, при французской власти. Вообще-то это был сто первый донос такого рода за день, и я уже обдумывала варианты, как зарубить это зло на корню. Но не о том пока речь. Моё терпение лопнуло, и я решила самолично проверить, в чём дело. Являюсь к упомянутой в письме даме, а там – покосившаяся лачуга и обитающая в ней солдатская вдова с пятью детьми. Из которых, к тому же, четверо были тяжело больны. Она мечется, бедная, не знает, как детей спасать и чем прокормиться – какая там присяга? И уж подавно у неё нет никакой возможности сидеть целыми днями на паперти… Как вы думаете, эта женщина нуждалась в милосердии?

– Эта – безусловно, – согласился дон Иниго, начиная понимать, к чему клонит мадам генерал. – Но увы, подаяние сердобольных горожан доставалось не ей, а мошеннице.

– Вот именно, – произнёс Джеймс, старавшийся побольше наблюдать за гостями. – Мы, джентльмены удачи, и так не отличаемся избытком добросердечности. Боже помилуй человека, решившегося ею злоупотребить!

– Я наслышан о вашей нелюбви к бездельникам, – тонко улыбнулся дон Хуан. – Однако рассказанная сеньорой генералом история не окончена. Мне интересно было бы узнать её продолжение.

– Всё очень просто, дон Хуан, – Галка улыбнулась в ответ, как полагалось гостеприимной хозяйке. – Я тут же послала человека за доктором, и распорядилась подыскать вдове домик или квартиру из тех, что освободились после отъезда желавших покинуть остров.

– И вы, разумеется, объявили об этом? – иронично поинтересовался дон Иниго.

– Конечно же нет, – на этот раз «дон Команданте» удостоился холодного испытующего взгляда пиратки. – Такие вещи лучше делать потише, иначе не отобьёшься от толпы любителей пробить на жалость и поживиться дармовщинкой. Тем более, что действительно нуждающиеся при этом будут мгновенно оттёрты ими в сторону. Мы помогли вдове как сумели, потихоньку разыскали таких же бедолаг и так же тихонечко их устроили. А когда была провозглашена независимость, приняли соответствующие законы. И… вы видите результат. У нас нет сверхбогачей, зато нет и нищих.

– Налог на богатых, – догадался дон Иниго. – Не скрывают ли эти люди свои доходы, дабы уйти от налогов?

– Для этого у нас предусмотрена парочка любопытных вещей, – снова заговорил Джеймс. Гости почти не ели – слушали хозяев. Сен-Доменг по тем временам был действительно успешным государством, если умудрялся, воюя, ещё и вести прибыльную торговлю, и обеспечивать достойную жизнь населению. И оба дона были не прочь перенять опыт. – Во-первых, это надзор за денежными потоками. За каждой монетой не уследишь, но все сделки на сумму свыше пятисот ливров мимо внимания налоговой стражи точно не проходят. Во-вторых, у богатых есть ещё законный способ снизить налоговые выплаты: вкладывать часть свободных средств в государственные проекты. Всё равно – наука это, помощь бедным, производство новых товаров или ремонт кораблей. Вложив некую сумму, скажем, на постройку нового здания или ремонт дороги, богатый человек может заметно снизить процент взимаемого с него налога. Чем выше вложенная сумма, тем меньше он уплатит налогов в казну. Кроме того… Если вы задержитесь у нас на два дня, сможете стать свидетелем необычного аукциона. Наша верфь нуждается в переустройстве: мы желаем строить и крупные корабли, не одни лишь сторожевики. Следовательно, нужны серьёзные денежные вложения. И тот, кто вложит туда деньги, впоследствии получит неплохую прибыль. Послезавтра будут выставлены на продажу десять акций верфи. И уверяю вас – желающих приобрести их куда больше: прибыль предвидится недурственная.

– Но если все эти акции скупит один человек, он сможет диктовать свою волю государству – мол, я желаю строить то-то, и мне плевать, что нужно или не нужно государству.

– Купивший одну такую акцию, выбывает из дальнейших торгов, – Джеймс охотно прояснил этот момент. – Его имя и уплаченная сумма вписываются в сей документ, и в соответствии с ним каждый год будут начисляться проценты. Продать её частному лицу он также не сможет – только передать по наследству или обменять на указанную в ней сумму в государственном банке, если, к примеру, ему срочно понадобятся деньги. Но тогда владельцем акции будет уже республика, а не конкретное лицо. Во избежание мошенничества или подделки акций во время торгов будет составлен реестр их владельцев, который отпечатают в нашей газете, а копии реестра поступят в архивы всех городов республики… Как видите, много канцелярской возни, зато надёжно.

– Это касается предприятий, которые приносят прибыль, – добавила Галка. – Что же до вложений на общественные нужды, то здесь, конечно, прибыли никакой, аукционов никто не устраивает, но деньги всегда есть. Кому же захочется платить большой налог или нарушать закон, скрывая доходы, если можно просто заняться благотворительностью?

– Какой же налог на тех, кто не вкладывает средства на общественные нужды? – предметно поинтересовался дон Хуан.

– Двадцать процентов на прибыль для обладателей состояний в размере от семидесяти до ста пятидесяти тысяч ливров. Двадцать пять – для тех, у кого состояние оценивается суммой от ста пятидесяти до двухсот тысяч. Тридцать процентов для тех, чьё состояние свыше двухсот тысяч. Это не касается плантаторов: с них берут не больше пятнадцати процентов, а если они соблюдают государственные квоты на посев тех или иных культур, то десять. Те, кто вкладывает в благотворительность или государственные проекты, платят налоги в зависимости от того, насколько они щедры. Чем больше дал, тем больше скидка – и экономия ему лично. Но минимальный, общий для всех налог в десять процентов всё равно останется, сколько ни дай.

– Но казна в таком случае недополучает большие деньги! – удивлённо воскликнул дон Иниго. – Разве не проще получить всё сполна, чем несколько тысяч ливров налогов и благотворительных вкладов вместе взятых?

– В том-то и дело, что мы как раз и хотим получить с конкретного сеньора те самые несколько тысяч, – хитро усмехнулась Галка. – А чтобы он охотно платил означенную сумму, нужно запросить вдвое больше, но оставить вполне законный способ снизить налоги до минимального предела. Иначе там начнётся такая уголовщина, что казна не выдержит расходов на полицию, – добавила она со смехом. – А если всё же будут выявлены какие-то махинации, налоговая стража сдерёт сумасшедший штраф: мошенник попросту разорится. Тут уже были такие случаи.

– У вас выгоднее быть честным человеком, – согласился дон Хуан. – Однако это означает, что у вас действует система строгого надзора каждого за каждым. Вы должны тонуть в доносах, сеньора.

– Поначалу так и было, – согласилась Галка, сделавшись серьёзной. Тема и впрямь больная, причём, не только для Сен-Доменга. – Когда здешние испанцы убедились, что их жизни ничто не угрожает, они принялись портить бумагу в таких количествах, что месье Рамбаль, владелец бумажной фабрики, сразу озолотился. Справедливости ради стоит сказать, что наехавшие из метрополии французы от них не отставали. И в один прекрасный день мне это надоело. Я издала распоряжение: во-первых, принимать к рассмотрению только подписанные конкретными именами и конкретными адресами бумаги. Анонимки тут же шли на растопку, без рассмотрения. Во-вторых, по каждому такому доносу тут же начиналось разбирательство. Сперва проверяли, действительно ли этот конкретный человек написал это конкретное письмо. Если нет, и автора установить по почерку не удалось, эту бумагу тоже отправляли в печку. Кстати, сейчас за подписывание подобной кляузы чужим именем – пять лет каторжных работ, как за лжесвидетельство под присягой. Если же авторство подтверждалось, следующим шагом была тщательная проверка правдивости изложенных в доносе фактов. И если выяснялось, что там написана чистая правда, полиция получала жертву в лапы и открывалось уголовное дело. Но если, не дай Бог, донос оказывался ложным – а в девяти случаях из десяти так и было – доносчиков за шиворот и в крепость. Долго их там не держали. От пяти до двадцати плетей, в зависимости от обстоятельств – и домой. Или на кладбище.

– Сурово, – покачал головой дон Иниго. – Я слышал, флотские плети-девятихвостки – страшная вещь.

– Вы правы, здесь кляузники не на шутку боятся за свою шкуру. Зато теперь если и доносят, то только по делу. А мы, поработав как следует вначале, избавились теперь от лишней бумажной возни.

– Я не думаю, что вам удалось полностью исключить вероятность ошибки и осуждения невиновного, – засомневалась донья Маргарита. Галка про себя отметила, что держалась эта майянская дама весьма независимо, и явно имела большое влияние на своего мужа. – Порой истину установить почти невозможно. Но я уверена и в том, что в этой стране уже сейчас справедливости побольше, чем в иных местах. Самое сложное – удержать это.

– Вы правы, дорогая, – согласился дон Хуан. – Иной раз удержать достигнутое труднее всего.

Донья Долорес, супруга Фуэнтеса, слушала очень внимательно. И не переставала удивляться: как может существовать такое государство? Куба, управляемая её мужем по прежним, ещё испанским рецептам, едва сводит концы с концами. Там тоже требовались перемены, но дон Иниго предпочитал ничего не усложнять. Не платят налоги? Послать карательный отряд и изъять недоимку. Мало продовольствия? Ввести новый побор для крестьян – натуральным продуктом. А если прячут – снова послать карательный отряд. Гора доносов? Чего там время тратить, разбираться: всех в крепость, и дело с концом… Почему же эта донья Алина, безродная пиратка, считает нужным работать над законами и строго соблюдать их исполнение? Почему не поступает как прочие властители, для которых их положение зачастую не более чем весьма прибыльное местечко? Ведь их государства худо-бедно, но живут. А это… Донье Долорес стало страшно. Но едва она раскрыла рот, чтобы задать этот вопрос вслух, как заметила хмурый взгляд мужа. Дон Иниго безмолвно приказывал ей молчать.

– Господа, вы не думайте, будто мы навязываем вам своё понимание слова «успех», – Галка словно прочитала её мысли и ответила на незаданный вопрос. – Рецепт этого блюда для каждой страны будет иным. И у нас много чего не сходится, масса проблем – крупных и мелких. Но всё-таки… Всё-таки есть кое-что общее.

– То, что некоторые образованные люди называют благом общества, – произнёс дон Хуан. – Которое вы, сеньора, не мыслите без блага отдельных людей, составляющих общество. В этом мы с вами единомышленники, однако вы поймёте меня, если к этому благу Юкатан пойдёт иным путём. У нас иная история, иная культура. Мы уже не сможем жить по законам предков – принятие нами христианства есть данность, которую невозможно ни отрицать, ни переоценить. И всё-таки мы никогда не будем похожи ни на один христианский народ Европы.

– Повторюсь – у каждого свой рецепт успеха, – согласилась с ним Галка.

– Однако у вашего пути есть слабое место, сеньора. Тёмные невежественные люди – та самая безликая толпа, которая кричала Пилату: «Распни его!» – не способны оценить по достоинству никакое благодеяние. Они будут думать только и исключительно о себе. Они в конце концов заплюют, истопчут и растерзают всё, что вы для них сделали, если кто-нибудь злонамеренно начнёт внушать им, будто они и есть цвет и величие страны, а вы подавляете их свободу. Так поступал Кортес. Так поступал Писарро. Так, к великому моему сожалению, поступали и мои предки… Вы заботитесь об образовании, но насыщение ума знаниями ещё не есть воспитание. Даже весьма образованный человек может в душе оставаться невежественным дикарём. За примером далеко ходить не надо – достаточно заглянуть в гости к послу Англии.

«В корень зрит, – подумала Галка, сразу вспомнив читанные ещё в родном мире книги и собственные наблюдения. – Совершенно прав мужик, без живой души и самый умный человек будет хуже пещерного дикаря».

– На это потребуется время, – сказала она. – Много времени и сил. Нужно не пожадничать и не полениться вложить их в образование и воспитание сейчас, зато потомотдача будет колоссальная. Но кое-что в этом направлении мы уже делаем.

– На это может не хватить целой жизни, сеньора, – покачал головой Фуэнтес. – Непосильная задача.

– Для одного человека – да.

– Иными словами, вы намерены положить всю свою жизнь на то, чтобы совершить один только первый шаг? Не слишком ли высока цена?

– Я свою жизнь так дорого не ценю, – холодно усмехнулась Галка. То, что она знала о положении дел на Кубе, теперь находило вполне логичное объяснение: у дона Иниго, кажется, началась пресловутая «звёздная болезнь».

Джеймс легонечко коснулся пальцами её руки: знак «немного остыть». Он всё прекрасно видел, и тоже сделал выводы из поведения дона Иниго. По его мнению, вступать с этим доном в пререкания пока было ещё рановато…

– У нас в таких случаях говорят: «Гладко было на бумаге, позабыли про овраги. А по ним ходить».

– Тогда зачем ты сгладила острые углы, Эли?

– Я дала тонкий намёк, вполне достаточный для понимания. Дон Хуан – умный человек, поймёт без разъяснений. А вот дон Иниго… Тоже как будто умный, но мнит о себе как король Франции.

Джеймс грустно улыбнулся.

– Думаешь, он станет тыкать тебя носом в наши проблемы? – спросил он. – У него ведь тоже воруют, строят всевозможные махинации… Правда, наше воровство не сравнится с подобным бедствием на Кубе, однако вряд ли дон Иниго удержится от соблазна напомнить о самом факте воровства в Сен-Доменге.

– «Кто сам без греха…» – хмыкнула Галка. – Хотя, ты прав: этот кинет камень даже если будет рогат и хвостат аки чёрт.

– Но как же тогда быть с нашими воришками?

– Джек, а наша система сейчас действует так, что под пресс не попадают либо честные люди, либо настолько хитрозадые пройдохи, что их способности не грех использовать на благо страны, – со смехом сказала миссис Эшби. – Поверь, любимый, таких очень мало. Потому можно использовать зло во благо – насколько это возможно в наших условиях.

– Мой милый политик, – Джеймс ненавязчиво положил ладонь на её едва заметный живот. – Кажется, на сегодня лимит государственных дел исчерпан. Или нет?

– Пока нет, – Галка со всей своей нежностью улыбнулась мужу, хотя, запасов этой самой нежности у неё было не так уж и много. – Я тебе сейчас одно интересное письмецо покажу. Надо обсудить в узком кругу и сделать выводы.