Текст книги "Мне не забыть"
Автор книги: Елена Свиридова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)
Прошло всего два дня, но писанины набралось уже на полдня чтения. Проклиная советский бюрократизм, Максим дотошно перечитывал показания старухи-пенсионерки, потом других соседок. Читал и не верил своим глазам.
– Оперативно работаете, ребята, – похвалил он местных ментов. – Тащите сюда подозреваемого!
Когда привели Ваню, Максим попросил оставить их наедине. Местные, слегка обидевшись, удалились из помещения.
– Ванька, что за шизня? Ты что, правда стрелял в него? – озабоченно спросил Максим.
– Нет, Макс, я не стрелял. У меня и пушка была не настоящая.
– Блефовал, значит? На понт брал?
– Ну, вроде так. Знаешь, я правда хотел его убить, но в честном поединке. Теперь я понимаю, как глупо я выглядел. Он смеялся надо мной, будто я глупый младенец… Жаль, что его и вправду не застрелили… – задумчиво произнес Ваня.
– Слушай, может, и мне жаль, но ты забудь, навсегда выкинь из головы, что мне сейчас сказал!
– Я и им говорил…
– Совсем рехнулся, мать твою?! Такие ребята не шутят!
– Знаю, – тихо сказал Ваня.
– Так на кой хрен ты сам себя закапываешь?
– Не знаю, Макс… Может, я просто врать не умею, говорю, что думаю, вот и все. Я не смог защитить ее честь…
– Ты и впрямь «отмороженный!» – Максим стукнул по столу кулаком. – Защитить не смог! А как теперь тебя защищать?
– Знаешь, мне теперь все равно, что будет со мной…
– Где тебя взяли?
– Около дома… Я к Адику шел, а тут они как раз… Я ему даже позвонить не смог.
– Ладно, поехали дальше. Ты где был во время покушения?
– Не помню, Макс… Кажется, бродил где-то по улицам…
– На допросе ты это тоже сказал? – прошипел Максим.
– Нет, сказал, что не помню, где был…
– Да, брат, хреново, но чуть-чуть легче. Кто-нибудь тебя видел, пока ты по улицам шлялся?
– Не знаю… Я тогда в себя ушел, я на людей не смотрел…
– Предположим, никто тебя не видел. У тебя вроде амнезии было что-то, – рассуждал Максим вслух, но еле слышно, шепотом, – алиби у тебя должно быть… Короче, не смей больше ничего говорить. Не помню ни хрена – вот и все! Молчи как рыба, и требуй адвоката. Ни одного допроса больше без него! Понял?
– Понял… А где адвоката взять? – грустно спросил Ваня.
– Будет адвокат. Дружок мой закадычный, Лешка, вот такой парень!
Максим, копаясь в деле, чувствовал настоящий профессиональный азарт. На какое-то время все отодвинулось на задний план, даже переживания по поводу Леры не так угнетали его, как несколько дней назад. Пока все складывалось не так уж плохо. Машину Красовского нашли на другой же день, целую и невредимую, в нескольких кварталах от его дома. Ванька, правда, все еще сидел, но Максим был уверен, что сумеет его вытащить в самое ближайшее время. Ему было искренне жаль этого чудного поэта, которому родиться бы и жить в каком-нибудь девятнадцатом веке, а не сейчас… Адик, с которым Макс успел переговорить до вызова того на Петровку, уверенно заявил, что Иван Серов весь вечер находился у него в квартире и что они репетировали новую песню. То же самое подтвердили и двое других музыкантов, и Наташа. Все их показания были приобщены к делу. Кроме папки с официальными документами, на столе у Максима лежала подборка свежих газет, где заголовки гласили: «Свобода слова в опасности!», «Новое покушение на журналиста», «Куда смотрит правительство?», «Кто следующий?», «Параллель» под перекрестным огнем», «Кто стрелял в Леонида Красовского?», «Правительство или мафия?»… Красовский стал героем дня, жертвой тайных интриг, чуть не поплатившимся жизнью за свою смелость и независимость. Шумиха в газетах, устроенная вокруг этого дела, раздражала Максима, и неприязнь к Красовскому возрастала в нем все больше.
Сам герой дня, который выглядел вполне здоровым и свежим, хотя рука все еще была в гипсе, вел себя довольно странно. Узнав, что капитан Денисов муж Валерии Голицыной, он потребовал, чтобы назначили другого следователя. Но в прокуратуре это не сочли серьезной причиной, так как Валерия Голицына хоть и была его сотрудницей, но к делу никакого отношения не имела. Во время покушения она действительно была дома, соседи видели, как она вместе с Максимом подъехала к дому на машине задолго до покушения, потом вместе с дочерью видели ее во дворе, видели, как она вошла в свой подъезд. Что последовало за этим, было хорошо известно самому Максиму.
Максим, которого не отстранили от дела по просьбе Красовского, снова явился к нему в больницу, и они остались наедине.
– Вы сами подозреваете кого-нибудь? – спросил капитан Денисов вполне официальным тоном.
– Я понятия не имею, кто стрелял в меня, – заявил Красовский не без ехидства. – Если рассуждать логически, это могли быть и вы, поскольку у вас для этого были мотивы. Вы, безусловно, знаете о моей связи с Валерией…
– Она давно раскаялась в этом, – спокойно сказал Максим.
– Потому что нашла более подходящий объект, – усмехнулся Красовский.
– Знаете, – сказал Максим, – хотя я и не стрелял в вас, но я могу понять, почему у кого-то возникло такое желание!
– Вот видите, многим хочется избавится от меня! Забавно, ей-Богу… Но я был не прав, когда просил заменить вас, мы с вами – товарищи по несчастью и должны действовать в наших общих интересах.
– Давайте вернемся к делу, – сухо сказал Максим, потрясенный в душе наглостью Красовского.
– В таком случае могу сказать одно. Версия покушения из ревности мне так же, как и вам, кажется крайне нелепой. Мнение журналистов я считаю более убедительным и объективным.
«Пожалуй, я недооценил его, – думал Максим, выходя из больницы, – он чертовски умен, хитер и знает на самом деле гораздо больше, чем делает вид»…
Несколько часов Максим вместе с Лехой потратили на изучение запутанного дела, которое Максиму казалось все более странным. Они строили разные предположения и догадки, но в своих рассуждениях продвинулись не слишком далеко. В этом деле явно не хватало фактов. Вся достоверная на первый взгляд информация исходила от старух-сплетниц, показания которых нельзя было считать абсолютно надежными. Леха, проштудировавший дело от корки до корки, внимательно просмотревший газетные статьи, задумался на некоторое время.
– Что скажешь, мыслитель? – спросил Максим.
– Не знаю… Мне кажется, Макс, ты никогда не найдешь убийцу…
– Почему?
– Тут какая-то подтасовка, все, кто фигурируют в деле, – пешки, но вот чьи руки их двигают, кто с кем играет – этого мы с тобой и не знаем.
– Может, ты и прав, но как Ваньку-то вытащить?
– Знаешь что, попробуй вызвать старуху на опознание.
– Так она его опознает!
– Это нам и нужно. Смотри, что они говорят…
Леха, листая дело, показывал Максиму нужные фразы в свидетельских показаниях.
– Ну, ты молоток! – Максим стукнул друга по плечу. – Может, хоть это доброе дело сделаем!
Когда Максим поздно вечером вернулся домой, Лера бросилась ему навстречу.
– Макс, ты Серого освободил?
– Погоди, не так быстро… Думаю, в понедельник все решится. А как поживает господин фриц?
– Он давно улетел в Германию…
– Слава Богу, – Максим устало развалился в кресле.
– Есть хочешь? – спокойно спросила Лера.
– Это что-то новенькое. Давай, коль не шутишь…
Они поужинали все втроем, вместе с Соней, разговаривая за столом о чем-то незначительном. После ужина Максим, который действительно очень устал за последние дни, завалился спать. Лера уложила Сонечку, долго сидела в кухне одна, задумчивая и печальная. Потом осторожно прошла в комнату к дочери и, стараясь не будить ее, тихо легла рядом…
Всю ночь ей снились сны, и в этих снах настолько перемешалось все, настолько переплелось неуловимыми нитями, что она, просыпаясь несколько раз, ничего не могла вспомнить. Но самый последний сон, который она увидела уже под утро, долго стоял у нее перед глазами… Это было похоже на застывший фрагмент из детективного фильма… Застывшая рука с револьвером… Ухмыляющееся лицо Красовского… Его рука с револьвером, направленная на самого себя…
Утром Максим обнаружил жену и дочь у двери. Обе были одеты, Соня держала в руке перевязанную корзину, в которой скребся Уголек.
– Куда это вы собрались? – удивленно спросил он.
– Везем Уголька на работу! – серьезно ответила Соня.
– Какую работу? Сегодня воскресенье! – ничего не соображая, сказал Максим.
– Черным Котом! – деловито произнесла дочь.
– С вами не соскучишься! – Максим почесал в затылке.
– Макс, это очень важно, правда, – сказала Лера. – Можно, я возьму машину?
– Да бери, жалко, что ли? Но смотри, если эта ржавчина встанет по дороге, я чинить не поеду!
– Пока, папа! – Соня подпрыгнула, чмокнула его в щеку, и все скрылись за дверью.
– Бабушка, мне только на один вопрос ответ нужен! Это очень важно, понимаешь, мне кажется, сон мой не простой был… Разложи на трефового короля, – возбужденно говорила Лера.
– Сон рассказать не хочешь?
– Нет, расскажу потом, сначала разложи. Если ответ не сойдется, тогда расскажу…
– Ладно, разложим, коли так важно…
В квартире Магды Романовны на черной бархатной скатерти сидел огромный черный кот и светящимися зелеными глазами горделиво смотрел на разложенные перед ним карты.
– Работай, Уголек, работай! – приговаривала Сонечка, гладя его по лохматой шерсти. – Бабуля, а можно мы с Угольком погостим у тебя?
– Ты маму спроси…
– Она разрешит, я знаю. Бабуля, а ты научишь меня гадать?
Магда подняла глаза и внимательно посмотрела на девочку. Глаза в глаза, всего несколько секунд, глядели они друг на друга.
– Когда время придет, – тихо сказала старуха.
– А когда оно придет? – спросила Соня.
– Скорей, чем ты думаешь…
Евлампию Федоровну пригласили на опознание. Ваня стоял перед ней среди других статистов. Как и следовало ожидать, она сразу «опознала» его.
– Вот евтот! – радостно закричала она.
– Который? – спокойно спросил Максим.
– Да я его в телевизоре видела.
Помощник Максима заржал. Это немного смутило свидетельницу. Но Максим оставался невозмутимым.
– А где еще вы его видели?
– В подъезде…
– Но вы ведь были не в подъезде, а во дворе в день покушения, так?
– Да, так…
– Кого вы видели вечером после выстрела в подъезде?
– Да етого, в маске! Он весь в черном был!
– На улице было темно?
– Да куда темнее!
– Насколько я знаю, двор перед вашим домом не освещен. Итак, было темно, человек, которого вы видели, был весь в черном, даже в маске. Как же вы могли разглядеть его лицо?
Евлампия Федоровна задумалась, с трудом соображая, что надо говорить. Потом сказала вдруг:
– Да я и не говорю, что разглядела! Как разглядишь, если он маску надел?
– Так, может быть, это был другой человек?
– Может, и другой, кто ж его знает, разве видать под маской?
– Спасибо, вы свободны. Сержант, проводи свидетельницу.
Сержант, с трудом сдерживая хохот, повел старуху к выходу…
В квартире Адика раздался звонок в дверь, он бросился открывать, за ним побежала Наташа.
На пороге стоял Максим с гордо поднятой головой, а рядом с ним – смущенно улыбающийся Ваня.
– Получайте своего узника! – сказал Максим. – Освобожден за отсутствием улик.
Адик обнял Ваню, потом крепко пожал руку Максу. А Наташа тут же повисла у него на шее и расцеловала, смеясь и плача одновременно.
– Макс, спасибо тебе! Если б не ты…
– Да ладно…
– Слушай, Макс, – Адик потащил его в кухню, – мы должны это немедленно обмыть!
Максим попятился.
– Не, ребята. Нельзя, а то опять в штопор войду. Все, я поехал…
Он вышел из подъезда, сел в новенькую милицейскую машину.
Наташа с Адиком махали ему руками из окна и кричали «ура».
Он включил мигалку, отсигналил сиреной и скрылся в потоке машин.
Весь вечер Ваня был печальнее и молчаливее обычного. Он почти не разговаривал, только попросил Адика спеть. Адик взял гитару. Он тоже пел не совсем обычно – тихо, грустно, и от его проникновенного голоса у Наташи защемило сердце…
Потом они вдвоем выпили бутылку шампанского за Серого, за Макса, за свободу и за любовь…
Утром Наташа проснулась на кухонной кушетке, встала, поставила чайник. Поеживаясь после почти бессонной ночи, она накинула на плечи плед и вошла в комнату.
Адик тихо спал на диване. На черной крышке рояля лежала записка… Наташа взяла ее в руки, стала читать и вдруг вскрикнула.
– Натали! Что случилось? – спросил Адик, глядя на нее сонными глазами.
Наташа подошла, села рядом с ним на край дивана, показала ему записку. Адик протянул руку, нашарил на полу очки, молча стал читать:
«Мне очень стыдно признаться в этом, сперва я хотел покончить с собой, но ангел Господень удержал меня и указал мне мой путь. Я понял, какой великий грех я помыслил, и я должен теперь искупить этот грех. Не надо жалеть обо мне, потому что я вижу теперь мой путь, когда-нибудь, когда я пройду его и окрепну, я вернусь к вам. Но теперь я знаю свое назначение, оно открылось мне, совсем иное, чем я думал прежде. Я люблю вас, ребята, будьте счастливы! Адик, береги Натали. Ваш Серый».
Андрей долго и задумчиво держал письмо в руках, перечитывая его несколько раз, словно стараясь разгадать его тайный, скрытый между строк смысл.
– Ты все понял? – спросила Наташа.
– Кажется, да… А ты?
– Не знаю… Меня озноб бьет! Он словно ушел… в новый параллельный мир, в свой космос, а нас с собой не позвал… Наверное, он прав…
Андрей осторожно взял Наташину руку, поднес к губам, сказал очень тихо:
– Он благословил нас.
– Ты… думаешь?..
– Я знаю, – сказал Андрей.
– Хочешь кофе? – спросила Наташа. – Чайник, наверное, закипел…
– Конечно, хочу.
Через минуту она вернулась с маленьким подносом, на котором стояли две полные чашки. Она снова села рядом с Адиком на диван, улыбнулась.
– Осторожней, он горячий…
Он смотрел на нее спокойным, открытым взглядом.
– Знаешь, когда-то мне казалось, что если ты станешь моей, я смогу перевернуть весь мир… Я ходил и думал, я придумывал музыку, я играл, пел, но я ничего не мог сказать, я не имел права… Не знаю, когда Серый понял это, но он понял… И оставил свое благословение.
– Адик, Боже мой! Ты был моим самым замечательным, самым умным, самым интересным другом, но я ничего не знала! Я даже подумать не могла…
– Никто ничего не знал.
– Какой же ты… удивительный человек…
– Не знаю, я, может быть, странный человек, но мне это никогда не мешало жить, работать в своей параллели. Это был наш мир, мы с Серым хотели даже назвать так нашу группу, мы хотели именно так снова выйти на свет, но тут появилась ваша передача… Нет, Красовский не мог украсть у нас название, он, наверное, параллельно придумал его сам… Но наши с ним параллели никогда не пересекались…
– Адик, ты думаешь, у нас с тобой получится?.. – спросила Наташа, дрожа все больше от нервного озноба.
– Должно получиться. Ты вся дрожишь, Натали! Не надо…
– Ты можешь меня согреть?
Он протянул руку, Наташа легла рядом с ним на диван, положила голову ему на грудь. Он ласково обнял ее, погладил по волосам.
– Успокойся, все будет хорошо… Мы не будем спешить, у нас с тобой впереди целая вечность…
Наташа тихо лежала, прижавшись к нему. Ей становилось теплее, озноб постепенно проходил. Она старалась ни о чем не думать, ничего не вспоминать, и чувствовала она только удивительную теплоту, все больше проникающую ей в душу…
Шумиха вокруг покушения на Красовского постепенно сошла на нет, оттесненная другими событиями. Но не многие знали, что произошло на самом деле. Лера, убедившись с помощью бабушкиного гаданья в правильности своего открытия, рассказала об этом Максиму. Она была уверена, что бесполезно искать каких бы то ни было злоумышленников или наемных убийц, поскольку они вообще не существуют. Вся эта история – хитрый рекламный трюк, ловко организованный самим Леонидом Красовским. Он хотел выдать себя за жертву коррумпированной власти, пострадавшую за свою смелость. Но получилось так, что Ваня, на которого нечаянно навела соседка, спутал ему все карты. Конечно, Красовский никогда в жизни не признается, что он сам все это придумал!
Максим был потрясен, сначала не хотел верить, но в конце концов согласился с доводами Леры.
– Черт возьми, фантастика какая-то! Надо же до такого додуматься! Что ж получается, он сам нанял кого-то, кто стрелял в него?
– Выходит, так… – сказала Лера.
– Ладно, черт с ним, с Красовским! Лерка, умница ты моя, – Максим хотел обнять ее, но Лера отстранилась и сказала тихо:
– Прости, Макс, ничего не изменилось. Все будет, как я решила!
– С ума ты сошла… Ведь он уехал!
– Макс, я должна сказать тебе…
Но Лера не успела договорить. Зазвонил телефон. Она схватила трубку.
– Лера, это я, – произнес Юрген. – Ты можешь приехать ко мне?
– Как я приеду?
– Я пришлю вызов.
– А с кем я оставлю дочь?
– Бери ее с собой.
– Но кто даст ей визу?
– Я постараюсь что-нибудь сделать… Тут такое творится, ты должна это видеть! Это история!
– Нет, это невозможно!
– Но почему?
– Я все тебе объясню! А ты можешь приехать сам?
– Когда закончу фильм… Это будет не скоро. Очень много работы.
– Я… я напишу тебе…
Во время разговора Леры по телефону Максим молча снял со шкафа чемодан, швырнул на пол, открыл крышку и стал укладывать в него свои вещи…
Когда старший следователь Денисов изложил начальству странную версию о покушении, никто не принял ее всерьез. В случае, если бы эта версия была принята, надо было бы судить самого Красовского. В конце концов дело решили закрыть, вообще не вынося на суд.
После этого Максим сделал последнюю попытку наладить отношения с Лерой. Он подошел к двери квартиры, в которой они прожили несколько лет, хотел открыть ее ключом, но потом передумал и позвонил. Ведь он так демонстративно ушел отсюда с вещами!
Когда Лера открыла дверь, у нее был растерянный вид.
– Ты что-то забыл? – спросила она.
– Я забыл тебе сказать, что вел себя, наверное, глупо.
– Макс, прости, ты должен дать мне развод, как можно скорее.
– Мы это обсудим, но почему такая спешка? Что ты собираешься делать?
– Я уеду в Германию, и ты забудешь меня, ты встретишь другую женщину, у тебя будет нормальная жизнь…
– У меня была нормальная жизнь, была семья, ты все разрушила… – в голосе Максима чувствовалось нарастающее раздражение.
– Думай обо мне все, что угодно, но я не могу остаться с тобой, я жду ребенка.
– Что ж, пусть будут двое.
– Но этот ребенок не имеет к тебе никакого отношения!
– Я понял. Это ничего не меняет. Я согласен на все. Пусть это будет мой сын или моя дочь.
– Макс, спасибо за твое благородство, но я не люблю тебя!
– Я знаю…
– Но ведь мы с тобой – друзья, ты должен меня понять.
– Я все понял… Вали в Германию, хоть завтра. Но Соня останется со мной.
– Как? Ты ведь знаешь, я никогда не откажусь от дочери!
– Я тоже…
Они оба закурили, и долго молчали. Потом Максим сказал:
– Запомни раз и навсегда, заруби это себе на носу. Я никогда не позволю увезти Соню в Германию.
– Но почему? Ей там будет хорошо… Многие родители идут на всякие жертвы, только бы их дети оказались за границей… Она будет учиться, получит хорошее образование, мы никогда не сможем дать ей здесь то, что будет у нее там!
– А я плевать хотел.
– Макс, умоляю тебя, будь благоразумнее, смотри на вещи шире. Она твоя дочь, и ты всегда останешься ее отцом…
– И я никогда в жизни больше ее не увижу. Ты этого хочешь от меня?
– А чего хочешь ты?
– Хочу, чтобы все было так, как было!
– Но это невозможно! Макс, я знала его раньше, чем тебя! Я всегда любила его! Я без него жить не могу!
– Так не живи.
– Ты это серьезно?
– Я все равно тебя потерял, я ведь не полный кретин. Я же сказал – ты свободна! Вали отсюда.
– Ты дашь мне развод?
– Ну, блин! Сказал же, хоть завтра! Езжай куда хочешь, рожай кого хочешь! Но мою дочь ты не получишь!
Лера заплакала, но Максима и это не проняло. Он сказал:
– Ты зря мотаешь нервы и мне, и себе. Поступай как знаешь, живи с кем хочешь. Но будет так, как я сказал!
Красовский вышел из больницы и снова появился на студии. У него на столе лежало два заявления: от Валерии Голицыной и Натальи Маркус. Обе просили уволить их по собственному желанию, и дата на заявлениях была одна и та же.
– Папа! Наконец-то! Как я ждала тебя! – Лера обвила руками шею улыбающегося Романа.
– Как ты жила без меня, дочка?
– Папа! Я ушла с работы, мы расстались с мужем! Я ничего не получила взамен, не знаю, что меня ждет… Но зато я живу теперь с чистой совестью!
– Разве этого мало, дочка? Ты говоришь, ничего не получила? А твоя чистая совесть?
– Прости, папа, я сказала неправильно. Ты даже не представляешь, как много теперь есть у меня… Просто мне трудно сейчас…
– Я понял, это – судьба, твоя и моя. Наша судьба – сцена. Видно, пришло твое время. Завтра утром приезжай ко мне в театр, будем тебя смотреть…
– Но, папа, я так давно не пела!
– А душа твоя тоже молчит?
– Она плачет, папа!
– Вот и славно, цыганские песни не бывают без слез!
– Папа, но я… жду ребенка…
– Что ж, многие цыганки рожали на сцене! Почему муж оставил тебя?
– Нет, папа, я сама во всем виновата! Я сказала ему, что этот ребенок не имеет к нему никакого отношения! Он не хотел уходить, но так жить невозможно. Папа, я не люблю его, никогда не любила, я всегда любила другого…
– И где он теперь?
– Он далеко… – Лера вдруг сняла со стены гитару и запела низким голосом.
В дверь стучится зимний вечер,
А на сердце зимний хла-ад…
Он уехал, он уехал,
Не вернется он назад…
Роман стал подпевать ей, изменяя слова:
– Он уехал, он уехал и воротится назад…
Лера рассмеялась, обняла отца, и они запели на два голоса, красиво и чисто, и романс звучал так удивительно и прекрасно, что преображал и околдовывал все вокруг.
Юрген Грасс вместе с оператором сидел на специальном съемочном кране высоко над обломками Берлинской стены. На его глазах творилась история. А он думал о Лере, и он еще ничего не знал о том, что произошло в Москве после его отъезда. Почему она так странно разговаривала с ним? Может быть, решила остаться с мужем? Эта мысль больно кольнула его.
– Клаус, давай панораму со стены на людей… Потом наезд трансфокатором на лица, мне нужно несколько крупных планов…
Кран стал медленно опускаться в гущу толпы…
Часть третья
…Мокрый черный асфальт… в нем отражается свет фонарей, красные, зеленые огни светофоров… И мы с тобой, на пустом перекрестке… Машины проносятся мимо, словно и нет нас под дождем, на этом перекрестке… Почему опять дождь? Почему всегда – дождь?..
Потом мы все-таки садимся в машину… Промокшие насквозь, мы сидим на заднем сиденье… Ты улыбаешься мне, ты держишь мою руку в своей руке… Я боюсь шелохнуться… Слипшиеся волосы падают мне на лицо. Я встряхиваю головой. Они снова падают, лезут в глаза… Тогда ты осторожно отодвигаешь мои мокрые волосы своей горячей рукой… За окном машины расплывчато светят разноцветные фонари, мелькают дома, дома, дома… Льет дождь. Я улыбаюсь. Я счастлива. Ты рядом со мной…
Я вижу только твое лицо… Все кругом словно в тумане… Мы прощаемся на вокзале? Но я не вижу кругом никого, кроме тебя… Или, может быть, мы только что встретились с тобой там, в пустом сквере, и я вижу твое лицо в блеклых отсветах фонаря, слегка качающегося от ветра? Я вижу только твое лицо, твои глаза… Мы – одни. Мы с тобой одни во всем мире, во всей вселенной… И эта пустая комната – в квартире, в гостинице, в замке или дворце? Где этот город – в Сибири, во Франции, в Германии?.. Неплотно задернутые шторы, за окном – расплывчатый свет фонарей, мельканье фар… Или это отблески моря в лунном свете? И тихий шелест волн? Мы одни. Дождь постукивает за окном, опять дождь… Моя голова лежит на твоем плече… Ты обнимаешь меня, и я еще крепче прижимаюсь к тебе. На твоем лице играют солнечные блики… Дыхание моря, аромат магнолий, дивный цветущий сад… Я самая счастливая на земле, никого нет в мире, кроме нас с тобой… Это бесконечный прекрасный сон и – единственная реальность… Сколько минут, часов или дней прошло? Сколько лет прошло с тех пор, как мы оказались одни в мире?
Боже мой! Я люблю вас, герр Грасс! Я люблю тебя, милый Юрген, я умираю от любви. Еще сильнее, чем раньше… Я не знала, что такое в жизни бывает! Я люблю тебя до безумия, это и счастье, и горе. Это – все… Я стараюсь удержать в памяти твое лицо, каждую черточку, но оно тает и тает в голубоватом дыму…
В квартире стояла полная тишина. Потом раздался пронзительный звон будильника.
– Мама, я проснулся! – произнес детский голос.
Снова – тишина.
– Мама, ты слышишь, я уже проснулся!
Белобрысый Юрик сел в постели, сонно протирая глаза. Потом начал всхлипывать.
– Ты что ревешь? – сердито спросила Соня, глядя на брата из-под одеяла, натянутого почти до самых глаз.
– Где мама-а?
– Я не знаю, где мама, – произнесла Соня, – наверное, дома… Мама! Где ты? – закричала она, не вставая с постели.
Никто не отозвался.
– Я писать хочу, – раздалось в тишине.
– Садись и писай! Кто тебе мешает? – Соня зевнула, потянулась, опустила ноги на пол, прошаркала к зеркалу.
– А где горшок? – возопил Юрик.
– Не стыдно тебе, взрослый ребенок, а ходит на горшок! Посмотрели бы на тебя девочки из группы!
– Ну и что! У нас в группе все на горшок ходят!
– Мама, ну где же ты?! – закричала Соня, придавая голосу трагический оттенок и разглядывая в зеркале свое отражение. – Юрка мешает мне в лицей собираться! Господи, ну почему у меня столько веснушек! И косу мне никто не заплетает!
– Юрка никому не мешает, – обиженно сказал брат, сидя на горшке и катая по дивану маленькую машинку.
– Мама, если ты не встанешь, я сегодня же остригусь! – произнесла Соня.
– Мама, нельзя спать! – закричал Юрик. – Мама, вставай, Сонька ножницы взяла!
Лера слегка приоткрыла глаза, сладко зевнула и перевернулась на другой бок.
– Сонька, почему мама спит? – Юрик всхлипнул, слезая с горшка.
– А я откуда знаю? – Соня передернула плечами. – Мам, может, ты заболела? This is disaster! У нас сегодня вечером дискотека! В чем я пойду?
– Это твои проблемы! – с серьезным видом высказался брат.
– Ты что такой наглый? – рассердилась Соня. – Сейчас у меня получишь!
– Ребенка бить нельзя!
– Мама, если ты не встанешь, я изобью ребенка! – ехидно произнесла Соня.
Лера, протирая глаза, села в постели.
– Это гнусный шантаж! – сказала она. – И вообще, завяжите мне бант, принесите, наконец, горшок, и отведите меня на дискотеку! Что стоите?
– Мама все слышала! – завизжал Юрик. – Она притворялась!
– Мама всегда все слышит, даже когда спит, – сказала Соня. – Мама, ты что сегодня видела во сне?
– Потом расскажу, я еще не проснулась…
Соня посмотрела на мать проникновенным взглядом.
– Опять своего Юргена? Да?
– Ну не продюсера же Лернера! – засмеялась Лера. – Соня, отведешь Юрика в сад?
– Ну вот, опять, – тяжело вздохнула девочка. – Сегодня я не могу!
– Соня, ну пожалуйста! – взмолилась Лера.
– Ну мама, я опаздываю, а он еще не одет! У меня, в конце концов, тоже есть личная жизнь!
Лера быстро вскочила с постели, напялила на сына штанишки и куртку, сунула ему в руку яблоко.
В это время зазвонил телефон.
– Здравствуйте, Борис Ефимович! – Лера посмотрела на Соню умоляющим взглядом. – Да, у меня концерт только вечером. Днем я свободна, могу приехать… Что, вы пришлете курьера? Со сценарием? Это срочно? Хорошо, сегодня же прочитаю… Спасибо… Когда вам позвонить? Не позднее завтрашнего утра?..
Соня снова вздохнула, взяла брата за руку.
– Звонит продюсер Валернер!
– Соня, пожалуйста, не называй его так… – прошептала Лера, прикрыв рукой трубку.
– Все ясно. Это надолго… – вздохнула Соня. – Ладно, пошли, спиногрыз!
Потом Лера смотрела в окно, как они шли по двору. Соня вышагивала гордо и неторопливо, держа за руку Юрика. К ней подбежал долговязый парень, снял у нее со спины рюкзачок, повесил себе на плечо, взял Юрика за вторую руку. Сзади появился еще один претендент и с размаху огрел соперника рюкзаком по голове. Тот стремительно обернулся и нанес ответный удар двумя рюкзаками сразу. Соня, стоя чуть в стороне, спокойно наблюдала за поединком, а Юрик прыгал и визжал от восторга… Потом оба парня взяли Юрика за руки и торжественно повели в сад. Ребенок, подпрыгивая, повисал на них, в конце концов один нацепил на себя все три рюкзака, а другой водрузил на плечи Юрика…
Лера отошла от окна, насыпала в чашку кофе, залила кипятком, поискала в холодильнике молоко. Конечно, опять выпили дети! Ладно… Обжигаясь, она сделала несколько глотков, закурила и задумчиво опустилась в кресло…
Она начала выступать вместе с отцом еще до рождения Юрика и очень скоро привлекла к себе внимание продюсеров. Стали поступать довольно заманчивые предложения, ей сулили головокружительную карьеру, но Лера, почти не имея опыта общения с подобной публикой, растерялась и насторожилась. За каждым из блистательных предложений просматривалась либо неизбежная совместная постель с продюсером, либо изощренное мошенничество. Посоветовавшись с отцом, Лера отказалась от многообещающих, но сомнительных перспектив и продолжала петь в цыганском ансамбле почти до рождения Юрика. Когда она снова появилась на сцене, после первого же концерта к ней подошел немолодой человек с умным, интеллигентным лицом и сказал:
– Нам надо поговорить. У меня всего пятнадцать минут, надеюсь, этого хватит.
Лера никогда не встречала его раньше, но, судя по реакции окружающих, догадалась, что этот человек многим хорошо известен.
– Я внимательно вас слушаю, – вежливо сказала она.
– Естественно, речь идет о работе. У тебя хорошие данные. Я вижу, что ты можешь гораздо больше, чем делаешь в традиционном ансамбле. Если ты согласна работать со мной, можем начать завтра.
– Каковы ваши условия? – напрямик спросила Лера.
В первый раз за время разговора он улыбнулся.
– Мои условия таковы. Во-первых, я требую много работать, и на максимально высоком уровне. Во-вторых, за хорошую работу я хорошо плачу. В-третьих, я никогда не сплю с певицами. Думаю, этого достаточно?
Лера внимательно смотрела на него. За внешней светскостью манер этого человека чувствовались жесткость и требовательность профессионала. Вне всяких сомнений, он говорил правду. Подумав несколько секунд, она ответила:
– Я принимаю ваши условия.
Так состоялась первая встреча Валерии Голицыной с одним из самых известных и богатых московских продюсеров Борисом Лернером, которого едкая на язык Сонечка вскоре прозвала Валернером.
Через некоторое время Валерия получила первое предложение выступить с сольным концертом. Она почему-то так волновалась, так боялась провала, что готова была отказаться от выступления вплоть до самого последнего момента. Но Лернер все-таки уговорил ее. У него было отлично развито коммерческое чутье, и он был уверен в успехе. Он сам подобрал ей репертуар, копаясь в архивах, мучая аранжировщиков. Это были старинные романсы, которые не звучали на эстраде много десятилетий, и после месяца изнурительных репетиций Лера вышла на сцену. Огромный зал, мигающий и плавающий свет, Лера чувствовала себя крошечной песчинкой в бесконечном пространстве… Это было почти как в детстве. Она на всю жизнь запомнила тот ослепительный зал ресторана, в котором она впервые в жизни выступала перед публикой. Она всегда любила петь, она много пела, оставаясь одна, но почему-то ее жизнь складывалась так, что пение подолгу было для нее запретным занятием. Сначала мама, потом Максим… Выступать с отцом или с Адиком было намного легче, она чувствовала их поддержку, которая придавала ей уверенность. Но сейчас никого не было на сцене рядом с ней, а вокруг было бескрайнее море лиц…
