Текст книги "У всех ошибок горький вкус (СИ)"
Автор книги: Елена Милитенко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)
– Думаю, что так будет лучше. По крайней мере, теперь вы точно не простудитесь.
Он осмотрел меня с ног до головы, задержавшись на смятом подоле платья, которое я поспешно дернула вниз.
– Мог бы пригласить в гости, но думаю, что мое предложение останется без ответа, хотя…, – он помедлил, – чашка горячего чая вам бы не помешала.
Я сцепила перед собой руки.
– Нет, спасибо.
– Я недавно переехал, – мужчина кивнул на закрытую дверь, расположенную через одну от моей, – еще толком не разобрал вещи. Но чайник, думаю, найдется. И полотенце тоже.
Предложение было настолько двусмысленным, что меня передернуло. Господи, он бы еще про кровать сказал. И шелковые простыни. Но мужчина, казалось, не замечал неловкой паузы, которая повисла между нами. Его лицо ничего не выражало, и лишь синие глаза на мгновение вспыхнули, и тут же погасли, словно усмиренные волей хозяина.
Я не знала, что говорить. Растерянно смотрела, как незнакомец достает ключи и, повернувшись ко мне вполоборота, открывает дверь.
– Приглашение в силе.
Я сглотнула и попятилась.
– Замерзшие девушки вызывают во мне лишь одно желание, – мужчина повернулся, – напоить чаем, – и уже более серьезным тоном продолжил, – и выслушать, если есть необходимость.
– И часто вы…, – я поперхнулась, – предлагаете свою помощь…
Мужчина улыбнулся, открывая дверь.
– Вы первая…
Ну конечно. Абсурд какой-то. Встретить незнакомую девушку, сидящую в подъезде на полу и, не задав ни одного вопроса приглашать ее на... чай. Я отрицательно помотала головой.
– Нет.
Мужчина пожал плечами.
– Как хотите. Но думаю, что ваши опасения беспочвенны. Я не имею привычки тащить девушку в постель, чтобы оказать... помощь. Разве что сама девушка изъявит такое желание. А учитывая, что у вас обручальное кольцо не уверен, что такое желание может возникнуть.
Меня словно обожгло. В глазах потемнело от внезапно нахлынувшей боли. Кольцо…Я ощутила его тяжесть на безымянном пальце. Как чудовищное напоминание о разбившихся вдребезги надеждах. Я отступила назад и уперлась спиной в дверь. Как сквозь вату донеслись слова:
– Вам плохо?
Да! Да, мне было плохо! В отчаянии я завела руку за спину и ухватилась за ручку, которая неожиданно поддалась. Потеряв равновесие, я буквально ввалилась в темный коридор.
Из квартиры донесся знакомый голос:
-Женечка!Как же хорошо, что ты…, – Ольга замолчала.
А я, не отрываясь, смотрела на изумленное лицо мужчины, который замер на пороге.
– А вы кто? – Ольга встала передо мной.
Мужчина хмыкнул.
– Собственно никто… Но если это имеет значение, меня зовут Дима. Всего хорошего, Женя, – он кивнул и, развернувшись, направился к своей двери.
Я не могла сдвинуться с места. Ноги словно приросли к полу. В ушах звенело от тишины. Ольга прикрыла дверь и подошла ко мне. Наверное, в такие минуты слова становятся лишними. Да и не могла я ничего объяснить сейчас, даже если бы и хотела. Я позволила Ольге обнять себя и положила голову ей на плечо, вдыхая знакомый аромат ванили. Боль ненадолго отступила. Я была не одна. И сознание того, что рядом есть человек, которому я небезразлична, согревало душу. Давало силы, чтобы жить дальше.
Дальше… Бездонная, черная пустота. Но сейчас я не хотела думать, вспоминать. Была лишь эта минута. И теплота рук, обнимавших меня за плечи.
Ольга отстранилась и потянулась к выключателю. Вспыхнул свет. И вместе с ним вернулось ощущение реальности. Невыносимо жгучее и острое. Ольга напряженно вглядывалась в мое лицо и ждала… она ждала каких-то слов, объяснений. А я не знала, что говорить. Не выдержав, отвернулась. И уперлась взглядом в деревянную полочку, на которой лежали ключи. Так привычно, словно Лешка был дома. Здесь. Сейчас. Внутри все оборвалось. Сердце лихорадочно застучало в груди, отдаваясь в ушах звонким гулом. Больше никогда не будет так, как прежде. НИКОГДА. Я захлебнулась слезами и начала медленно оседать на пол. Ольга подхватила меня и прижала к себе. Шепча какие-то слова, которые я не могла разобрать. Она баюкала меня как ребенка, осторожно перебирая пальцами мои волосы. Гладила по спине и плечам, пока рыдания не перешли в судорожные всхлипы, и я, наконец, смогла успокоиться.
– Жень, – Ольга отступила на шаг, не выпуская из рук мою ладонь – Что?.. Господи, что случилось?..
Губы задрожали.
– Лешка... он подал на... развод.
В наступившей тишине слышалось лишь прерывистое дыхание. Ольга уставилась в пол и замерла. Порой, переживать чужое горе больнее, чем свое. Понимая, что ты не в силах ничем помочь. Я видела, как расширились ее глаза, полные непролитых слез. Как на бледном от волнения лице проступил лихорадочный румянец.
– Вы встречались?
– Да… Сегодня, – я порывисто втянула воздух. – Он привез меня домой.
– Сумка и плащ, я так полагаю, остались у него, – Ольга задумчиво посмотрела на меня и шагнула к двери.
– Я сейчас уйду, Жень. Заберу твои вещи, если Алексей еще не уехал... и дай бог мне сил не вцепиться ему в лицо!
Уже на пороге она обернулась.
– Ты сказала ему о ребенке?
Я сжалась и отрицательно помотала головой. Ничего не сказав, Ольга открыла дверь и вышла.
Дойти до кухни оказалось невероятно тяжело. Ноги были словно ватные. Колени дрожали при каждом шаге. Без сил я опустилась на стул. На плите стояла сковорода. Масло почернело и слегка потрескивало. Рядом на столике – миска с картошкой и бирюзовая салатница. Моя любимая, которую я купила, когда переехала к Лешке. Я ждала, что боль вернется. Что любое напоминание о прошлой жизни будет резать меня без ножа. Но в душе было пусто. Словно из меня выкачали все эмоции. Не было ни отчаяния, ни обиды, не было вообще НИЧЕГО.
Я выключила плиту и подошла к окну. Фонари тускло освещали дорогу перед домом и небольшой участок двора. Я видела, как возвращается Ольга, сжимая в руках мой плащ. Вдалеке, мигнув фарами, отъехала машина. Наверное, таким и должен был быть финал. Сказки не имеют в жизни счастливого конца. Хоть мы и продолжаем упрямо верить в чудо. Я отвернулась. Глаза невыносимо пекло. Я потерла их рукой и привалилась спиной к подоконнику. Спустя минуту хлопнула входная дверь. С глухим стуком упала на пол брошенная Ольгой сумка.
– Жень, давай чай пить. Я печенье купила. Твое любимое.
Оля зашла на кухню и поставила на плиту чайник. Я безразлично наблюдала за ее передвижениями. Зашуршал надорванный пакетик с печеньем. Звякнули поставленные на стол чашки.
– Тебе с сахаром?
Я кивнула. Какая собственно разница. С сахаром, или без? Какая вообще разница, что будет дальше? Буду ли я пить чай, смотреть телевизор есть, спать. Я подошла к столу и отодвинула табурет. Непонимающе смотрела на него, не зная, что делать дальше. Ольга надавила на плечи, и я села. Взгляд скользнул по белоснежной скатерти с кружевными вставками. Неужели сегодня праздник? Нелепость какая-то. И эти салфетки с розовыми слониками. Когда я их купила? Зачем?
– Жень, – Ольга пододвинула ко мне чашку, – пей, он горячий. И… тебе бы надо переодеться. Пойдем в комнату.
Я поднялась и пошла за Олей. Но у порога спальни неожиданно остановилась, понимая, что не хочу заходить. Встала истуканом и замерла. Ольга оставила меня в коридоре и прошла в комнату. Зажгла свет. Бордовое покрывало на кровати было аккуратно заправлено. Часы на столике мерно тикали, показывая половину десятого. Ольга открыла шкаф. Ровный ряд пустых вешалок, на которых раньше висела лешкина одежда. И снова не было ни боли, ни отчаяния. Ничего. Никаких чувств. Ольга достала футболку и пижамные штаны и протянула их мне.
– Давай помогу.
Холодные пальцы скользнули по шее. Вжикнул замок, и платье спустилось с плеч. Я прикрыла грудь и помотала головой. Внутри что-то щелкнуло. Воспоминания о других руках, другом вечере, странным образом похожим на этот. Я отшатнулась и отступила назад.
– Жень…
Онемение сменилось острым чувством вины. Осознанием непоправимой ошибки, которую я совершила. Тогда, тем апрельским вечером. Позволив чужому по сути мужчине касаться своего тела.
Я закрыла глаза. И картинки замелькали передо мной, наполняя душу невыносимым чувством стыда и отчаянием.
Глава 17.
Я бесцельно бродила по городу. Ничего не видя перед собой. Растоптанная и сломленная. Обида теснила грудь, не давая дышать. Больше не было иллюзий. Не было бессмысленного, глупого счастья, за которое я так отчаянно цеплялась. Осталась лишь боль, в которой я захлебывалась, лицом к лицу столкнувшись с предательством. Проклятые фотографии стояли перед глазами. Как я ни силилась забыть, как ни пыталась думать о другом.
Я шла по набережной. Фонари ярко освещали выложенную плиткой дорогу. То и дело встречались парочки, прячущиеся под зонтом. Дождь моросил не переставая. Капли стекали за воротник, заставляя ежиться. Я подошла к парапету и склонилась к воде. Черная бездонная глубина, казалось, манила. Успокаивающе шептали волны, разбиваясь о каменные плиты. Я достала фотографии. С минуту вглядывалась в расплывающиеся перед глазами снимки. Глаза кололо, словно в них был насыпан песок. Два силуэта. Мужской и женский. Склоненные друг к другу. В груди полыхнула ненависть. Я смяла бумагу так сильно, что заболели пальцы. Острые уголки впились в ладонь. Как бы я хотела не знать. Уйти из дома чуть раньше и разминуться с мальчишкой-курьером. Или потерять этот чертов конверт по дороге на презентацию. Что угодно, лишь бы не умирать сейчас от своего знания, понимая, что я ничего не могу изменить. Где-то рядом засмеялась девушка. Ей вторил мужской голос, чуть хрипловатый и сильный.
– Гулять всю ночь, да ты с ума сошел!
– Наверное… рядом с тобой мне хочется быть сумасшедшим…
Одним движением я разорвала фотографии и разжала пальцы, позволив обрывкам упасть под ноги. Захотелось наступить, вдавить их в плитку, чтобы от них не осталось и следа. Но вместо этого я развернулась и устремилась прочь. В бессмысленной попытке убежать от правды, сломавшей мою жизнь.
Фонари попадались все реже. Обступившая меня темнота казалась спасением. Я прижала ладони к горевшим щекам, ощущая под пальцами влагу. Слезы смешивались с дождем, оставляя на губах солоноватый привкус. Безмолвное свидетельство моей боли. Я огляделась. Справа тянулся ряд лавочек, большинство из которых были едва различимы в темноте. Слева плескалась вода. Каменный парапет уступил место железному ограждению почти в человеческий рост, за которым раскинулась небольшая полоска песчаного берега. Пройдя несколько шагов, я остановилась, прислушиваясь к звучавшей вдалеке музыке. Нежная мелодия едва достигала слуха, но влекла подобно пению сирен. Она рождала смутные воспоминания, заставляя сердце биться чаще. Помедлив с минуту, я пошла вперед. Не задумываясь, куда приведет меня дорога.
Кафе «Виолетт» находилось в самом конце набережной. Небольшое кирпичное здание по форме напоминало подкову. Ко входу вела полукруглая лестница с коваными перилами. Большие окна были занавешены темными шторами с золотистым тиснением. Вдоль боковой стены – крытый деревянный настил, призванный служить летним вариантом кафе. Именно оттуда доносилась музыка, которая привлекла меня. Нежные переливы гитары сменились тревожной мелодией, заставившей сердце сжаться. Я узнала это место. И стремительно отступила назад. Лешка в шутку называл это кафе прибежищем романтиков. Да, по сути, оно им и было. Уютный зал, рассчитанный на десять-двенадцать столиков, выдержанный в пастельных тонах. Стилизованные под старину светильники и неизменный рояль на сцене, укрытой в глубине зала. Лешка часто ворчал, что интерьер ни к черту, но готовили в «Виолетт», по его словам, отменно. И именно поэтому мы нередко ужинали здесь. А иногда и обедали, если выдавалось время.
-Женя? – голос звучал удивленно.
Я обернулась и едва ли не нос к носу столкнулась с Пашкой. Он держал в руке открытую бутылку шампанского и улыбался. Кожаная куртка была расстегнута наполовину. На шее болтался нелепо повязанный шарф.
– Какими судьбами? Без Лешки?
Он огляделся по сторонам, словно выискивая в темноте Алексея.
– Гуляла и… собственно мне пора.
Я развернулась, чтобы уйти, но Пашка цепко ухватил меня за руку и притянул к себе. Легкий запах алкоголя смешивался с терпким ароматом одеколона, которым он всегда пользовался.
– Может, составишь компанию? – он поднял бутылку шампанского. – Пить в одиночестве, знаешь ли…
– Не сегодня, – я попыталась выдернуть руку, но безуспешно.
-Ну, Жень, почему ты всегда такая строгая… Прям как…, – он выдержал паузу, – твой ненаглядный Леша.
Пашка ухмыльнулся. А притихшая ненадолго боль снова дала о себе знать.
– Он не мой…
– Ну, надо же! Это надо отметить!
Павел потянул меня за собой.
– Женька, да не упирайся ты. Я ведь всего лишь по дружбе хочу с тобой…, – он запнулся на первой же ступеньке, но руку мою не выпустил.
– Пусти, Паш…
– Дура ты! – выругался он. – Нужна ты своему драгоценному мужу, как…, – он обдумывал сравнение, продолжая тащить меня по лестнице. Остановился у входа и, развернувшись ко мне, продолжил, – собаке пятая нога.
Я дернулась, как от удара.
– А тебе?
– А мне, – он открыл дверь, – очень…
На негнущихся ногах я прошла за ним в кафе. Меня раздирали противоречивые желания. Послать к чертовой матери Пашку и… одновременно с этим я хотела остаться. Смутное предчувствие теснилось в груди. Словно сегодня что-то должно разрешиться. Стать на свои места. Словно до этого все было неправильно, а сейчас пазл должен сложиться верно. Осталось лишь подождать.
Я тряхнула головой. Бред. Я схожу с ума. Но что-то не давало мне оттолкнуть Пашку, который вел меня к одному из столиков. Он отодвинул стул и махнул на стоявшую рядом вешалку.
-Раздевайся…
Прозвучало двусмысленно. Но я словно завороженная стала расстегивать пуговицы. Пашка поставил шампанское на столик, забрал пальто и повесил его на крючок.
– А ты?
– Сейчас…
Павел дернул замок и, стянув куртку, бросил ее на спинку стула. Закатал рукава бежевого свитера и искоса посмотрел на меня.
– Женька… Маленькая ты моя девочка… Сколько же я этого ждал…
Он развязал шарф и аккуратно положил его на стол.
– Ну, рассказывай, за что будем пить? – Пашка подозвал официанта и заказал виски. – Надеюсь, леди не опасается пить крепкие напитки?
Я отрицательно помотала головой. Происходящее все больше напоминало театр абсурда. Хотя какая теперь разница. Моя жизнь вообще сплошной абсурд. Перевернутая с ног на голову нелепая постановка, в которой счастливый финал был спешно заменен на трагедию.
Через минуту на столике стояла бутылка дорогого виски и два пузатых бокала, похожих на бочонки.
Первый глоток обжег горло. Я задохнулась. На глаза выступили слезы.
– Женечка, – Павел подтолкнул ко мне принесенную официантом тарелку с закуской. – Закусывай, давай, а то мы с тобой и до второго тоста не дойдем.
Я посмотрела на Пашку. Но вместо ожидаемой ухмылки натолкнулась на цепкий изучающий взгляд. Он напряженно рассматривал мое лицо. Тонкие губы были плотно сжаты.
– Женька, Женька… неужели за эти два года ты так ничего и не поняла?
Теплая рука накрыла мою, словно успокаивая.
– Ты видела только то, что хотела? Ведь так?.. В упор не замечая меня. Потому что рядом всегда был Алексей.
Пашка наклонился через стол и осторожно коснулся пальцами моей щеки. Невольная ласка вызывала в теле дрожь. Господи, почему я позволяю это? Почему не прекращу этот фарс? Я отшатнулась от Пашки. Сердце стучало в груди как сумасшедшее.
– Паш…
– Что? – он даже не пытался удержать меня. – Я не думаю, что Лешка был сильно озабочен твоими чувствами, когда трахал Стасю. Или ты не знала?.. – он выразительно поднял бровь. – Ну что ж, продолжай хранить ему верность и упивайся глупой надеждой, что он тебя любит.
Я вскочила со стула.
– Что ты знаешь? – я сорвалась на крик.
На нас стали оглядываться посетители.
– Я много чего знаю. А вот тебе бы не помешало сесть и успокоиться. Ну и выпить заодно, – он усмехнулся.
– Иди ты к черту! – взвилась я.
– К черту говоришь? – Пашка помедлил, – Тебе рассказать, сколько за твоей спиной встречаются Стася и Лешка? Или ты думаешь, у него это просто интрижка? Святая наивность!
Я закрыла уши руками. Нет! Нет! Этого не может быть! Или... может. Сомнения раздирали душу в клочья. Камня на камне не оставляя от того, во что я верила. Я в отчаянии посмотрела на Пашку.
– Зачем ты это говоришь?
Он встал, подошел ко мне и, чеканя каждое слово, произнес:
– Потому что я люблю тебя так, как никогда не будет любить он! Ты нужна мне, Жень....
Пашка обнял меня за плечи и, наверное, в этот момент что-то надломилось внутри. И на мгновение показалось, что вот оно решение. Забыть. Ни о чем не думать. И пусть все летит в тартарары. Тело звенело, как натянутая струна. И остальное казалось неважным. Ни то, что будет завтра. Ни подступавшие угрызения совести, которые я заглушила отрывисто брошенными словами:
– И что дальше?
Пашка коснулся губами мочки уха и прошептал:
– Дальше? Как сама захочешь, так и будет...
С минуту я молчала. А потом абсолютно ровным голосом произнесла:
-Куда поедем?
Я ненавидела себя. Презирала. Понимая, что пути назад не будет. И Лешка никогда не простит. Но… слишком сильна была боль, перевернувшая в тот день мою жизнь. Я не платила той же монетой. Я не мстила, старательно ища в этом выгоды. Я просто хотела жить. Кожей ощущать, что нужна хоть кому-то. Хотелось близости. Не физической. Душевной. Но выбор я уже сделала.
Пашка изменился в лице. Плеснул виски в бокал и залпом выпил. А потом взял мое пальто и куртку и повел к выходу.
На улице было холодно. Колючий ветер пробирался под одежду. Нещадно трепал волосы, набрасывая их на глаза. Мы шли по набережной. Павел чуть впереди. Я сзади. Каждый шаг словно отрезал от меня по кусочку. Нестерпимо хотелось развернуться и убежать. Но я заставляла себя идти. Еще не понимая, что совершаю самую большую ошибку в своей жизни.
Водитель такси, посмеиваясь, поглядывал в зеркало. Пашка бесцеремонно положил мне на колено руку.
– Куда едем-то, молодежь?
– В «Мегаполис».
Я промолчала. Мне было все равно.
Оказавшись в номере, я растерянно оглянулась. Кричаще красные оттенки были повсюду. Обои, портьеры, расшитое золотом покрывало с кистями. Кровать была просто огромной. Она занимала большую часть комнаты. И именно к ней потянул меня Пашка. Он нетерпеливо стянул с моих плеч расстегнутое пальто. Куртка полетела на пол, следом отправился тонкий кашемировый свитер, который он стянул через голову. Пашка с силой прижал меня к себе и впился в рот жадным поцелуем, языком раздвигая губы. Меня передернуло от отвращения. Я попыталась увернуться, но Пашка не дал.
Горячие пальцы скользнули по ноге, подбираясь к резинке чулок. Я инстинктивно сжала бедра.
-Женечка, расслабься...Тебе будет хорошо...
А я не могла расслабиться. Перед глазами маячило чужое лицо, чужие губы покрывали шею лихорадочными поцелуями. Чужие руки сжимали грудь, причиняя боль.
Я с ужасом поняла, что НИЧЕГО НЕ ХОЧУ.
Пашка потянулся к застежке платья. В то время как вторая рука... накрыла тонкую ткань трусиков.
А меня захлестнула горячая волна стыда. Что я здесь делаю? Что? Я шагнула назад и, уперлась в бортик кровати. Пашка толкнул меня и навалился сверху, придавливая к постели.
– Какая же ты сладкая..., – зашептал он мне в ухо. – Я хочу, чтобы стонала подо мной... Как же долго я тебя ждал...
Он снова впился в мой рот, а палец скользнул под трусики. Я сжалась, но Пашка коленом раздвинул мои ноги.
– Назад дороги нет, моя хорошая... – он рванул с плеч расстегнутое платье, обнажая грудь.
Я попыталась расслабиться. Понимая, что сама затеяла эту бессмысленную игру. Мне хотелось...
Господи, чего мне хотелось? Не того, что происходило сейчас.
– Интересно, – хмыкнул Пашка, – а под Лешей ты тоже была холодна как лед? Он возбуждает тебя лучше? Делает вот так.?.. – он надавил пальцем на чувствительный бугорок, – или вот так?.. – один из пальцев скользнул в меня. Помимо воли внизу увлажнилось, отреагировав на вторжение, и слабое эхо возбуждения прокатилось по телу.
Пашка склонился к груди и сквозь кружево прикусил сосок.
– А если я буду делать так?.. – голос звучал глухо. – Или тебя возбуждает насилие?
Чиркнула ширинка. И в следующее мгновение Пашка задрал подол платья и стянул с меня трусики. Обнаженная плоть толкнулась в бедро. Я заерзала, пытаясь избежать вторжения. Но давление лишь усилилось. Бесполезно сопротивляться. Осталось лишь принять его... любовь. Я ведь этого хотела, когда согласилась прийти сюда? Пашка ворвался в меня, и я всхлипнула.
– Вот так.... Вот так, моя хорошая, – он с остервенением двигался внутри моего тела.
А мне хотелось только одного – умереть. Я вцепилась в покрывало, сглатывая слезы. Горячее дыхание обжигало шею. В нос ударил резкий запах алкоголя, смешанный с терпким ароматом. Меня захлестнуло отвращение. Я попыталась вырваться. Но Пашка сам откатился в сторону, пробормотав ругательство.
– Скажи, Жень, ты под Лешкой тоже от слез захлебываешься, или проблема во мне? – он навис надо мной. – И прекрати разыгрывать из себя жертву. Все было по обоюдному согласию и более того, ТВОЕЙ инициативе.
Он был прав. Я САМА изнасиловала свою душу. САМА пришла сюда. И с этой грязью внутри мне теперь предстоит жить. Дрожащими руками, я оправила платье и села. Мне хотелось одного – отмыться. Стереть со своей кожи чужие прикосновения. Вот только невозможно стереть их из памяти. И я знала, что это останется со мной навсегда.
Чувство вины разрасталось подобно снежному кому, вплетая в себя стыд и отчаяние.
Я не понимала, как Лешка может возвращаться ко мне после... Как может улыбаться и врать, что любит...
– Бедная девочка, – Пашка усмехнулся, – что думаешь делать дальше? Пойдешь к Алексею и покаешься в содеянном? Жаль, не буду при этом присутствовать. Хотел бы я видеть его лицо.
Я подняла глаза. Пашка стоял, привалившись к косяку двери и крутил в руках сигарету.
– Я тебя не задерживаю, Жень. Если, конечно, ты сама не хочешь остаться, – он хищно улыбнулся. – При желании, можем продолжить и довести начатое до конца.
-Нет!
Я резко встала. Сгорая от стыда, наклонилась, чтобы поднять белье, одной рукой придерживая сползавшее с плеч платье. Пашка, не отрываясь, смотрел на меня, пока я не скрылась в ванной. Захлопнув дверь, я привалилась к стене и закрыла глаза. Если бы я могла хоть что-то изменить. Если бы я могла…
Глава 18.
Круглов в нетерпении барабанил пальцами по столу, то и дело бросая взгляд на дверь. Кафе в этот ранний час было почти пустым. И тишину нарушал лишь сидящий за соседним столиком ребенок, который требовал новую порцию мороженого. Круглов повернул голову и увидел, как мать, шикнув на мальчишку, подозвала официантку, видимо, чтобы попросить счет. Ребенок продолжал упорствовать, размахивая ручками, и даже скривил мордашку, намереваясь заплакать. Павел в раздражении отодвинул от себя яичницу, которую заказал. Этот сопляк действовал ему на нервы. Неужели нельзя унять его? Он снова посмотрел на дверь и перевел взгляд на часы, висевшие над входом. Половина десятого. Твою мать, снежная королева не торопится. Опаздывает уже на полчаса. Круглов сжал вилку, наблюдая, как мать тащит упиравшегося ребенка мимо его столика. Мальчишка ухитрился уцепиться за скатерть, и потянул на себя. Тарелка опасно пододвинулась к краю.
– Антон, прекрати!
Круглов еле сдержался, чтобы не схватить ребенка за шкирку и как следует встряхнуть.
–Простите, – женщина повернулась к Павлу, и он снисходительно улыбнулся, мол, ничего страшного.
А внутри полыхнула злость. Когда они уже уберутся отсюда? И когда придет Наталья? Сколько еще он будет ждать ее?
Колокольчик над дверью тихонько звякнул. Круглов подобрался и повернул голову. Наталья выглядела как всегда безукоризненно. Строгое серебристо-серое платье до колена с воротником-стоечкой. Туфли на высоком каблуке. В руках маленькая белая сумочка. Бросив равнодушный взгляд на проскользнувших мимо нее женщину с ребенком, Наталья осмотрела зал. Круглов чуть не поперхнулся, когда она, прищурившись, слегка кивнула ему и направилась в его сторону. Наталья всегда вызывала в нем противоречивые чувства. Она будила в нем желание, неудержимое и острое. Владеть ее телом было заманчиво. Это как сорвать джекпот, неожиданно для всех выиграв в лотерею. Но в то же время Круглов прекрасно понимал, что она опасный соперник. Его восхищал недюжинный ум и дьявольская изворотливость, которые позволяли ей выходить победительницей из любых ситуаций. И она была ему не по зубам. Разве что у Круглова появились бы на руках козыри, которым она бы ничего не смогла противопоставить. И он надеялся, что они у него были.
–Ну здравствуй, – Наталья отодвинула стул и села, положив сумочку перед собой, -надеюсь, ты не просто так выдернул меня с постели.
Она махнула рукой, и к столику подошла официантка.
– Кофе, без сахара. И свежие круассаны.
– У нас нет круассанов, – девушка положила перед Натальей меню, – может быть, выберете что-то другое.
– Да уж… , – Наталья презрительно сжала губы, – тогда только кофе. И, побыстрее.
Девушка торопливо кивнула и отошла.
– И о чем ты хотел поговорить?
Павел прокашлялся, чувствуя себя неловко под пристальным взглядом синих глаз. Мелькнула мысль, что зря он все это затеял. Но отступать было некуда. Без денег, без фирмы и с огромным долгом, который он смог погасить лишь частично, воспользовавшись деньгами, которыми расплатилась Наталья. А перспектива была невеселой. Если верить Ромухову, а сомневаться в его словах не приходилось, его закопают заживо, или заставят отрабатывать. Как? Думать об этом совсем не хотелось. Круглов вскинул глаза, чувствуя, как его охватывает непривычная робость. Твою мать, эта стерва лишает его последних остатков самообладания.
– Мне нужны деньги, – бросил он и откинулся на спинку стула.
–Да ну? – Наталья выразительно изогнула бровь, – А кому они, спрашивается, не нужны?
– Прекрати, Наташ! Я не за тем пришел, чтобы препираться!
– А зачем? – голос сочился ядом. – Чтобы отхватить кусок побольше? Ты не к тому обратился, мой хороший. Или будешь давить на жалость? – Наталья усмехнулась. – Ну-ну, попробуй.
Круглов в бешенстве саданул кулаком по столу, отчего тарелка подпрыгнула и с жалобным звоном ударилась о бокал.
– Мне кажется, у нас есть маленькая тайна, которой я по доброте душевной могу поделиться с твоим братом, – сквозь зубы проговорил Круглов. – Я думаю, ему будет интересно узнать, что его сестре зачем-то понадобилось установить в кабинете маленькую камеру. А так же, что там было запечатлено.
Наталья рассмеялась. Холодный, резкий звук ударил по напряженным до предела нервам Круглова. Он потянулся к пачке сигарет и зажигалке.
–Здесь не курят, Паш, – Наталья улыбнулась, – но ведь тебе закон не писан.
Павел уловил в ее словах едва заметный намек. Что она знала, черт возьми? Что? Ладони неожиданно стали мокрыми. И по спине пробежал холодок.
– Плевать!
Пашка подкурил сигарету и, стараясь сохранить спокойствие, равнодушно заметил:
– Алексей будет рад, когда узнает, что ты проявила неожиданное рвение и заботу, беспокоясь о его… личной жизни.
– И что? – Наталья с вызовом посмотрела на него. – Любопытство не порок, Паш. Тебе ли не знать. Ты ведь посмотрел пленку. И нашел ее весьма занимательной.
– Но еще более занимательной, я думаю, ее нашла Женя, – Павел затянулся, – и увиденное ее явно расстроило.
– Я отправила ей фотографии, – Наталья взяла кофе, принесенный официанткой, – Раскрыла глаза на… правду. Не вижу в этом ничего плохого.
– Ну конечно. Вот только на правду ли, Наташ? – Павел усмехнулся. – Я давно знаю Лешку, и заводить интрижку… Как-то не вписывается это в образ хорошего мальчика. А ведь он хороший, – произнес Павел с издевкой.
– Проницательность никогда не была твоей отличительной чертой. А вот глупость, – Наталья выдержала паузу, – с ней вы идете рука об руку.
– Сука…, – прошипел Круглов, сжимая кулаки. Хотелось стереть эту мерзкую ухмылку с отвратительно идеального лица. – Я могу ведь нарушить твои планы, Наташ.
– Вряд ли. Скорее уж я твои. Кстати, кофе больше напоминает дешевое пойло, – она поставила чашку, – как ты тут ешь? – Наталья кивнула на тарелку с яичницей. – Не боишься отравиться?
– А ты, не боишься? – сказанное не имело никакого отношения к еде.
– Нет, – Наталья поднялась. – Из тебя плохая компания. И запомни, если надумаешь мне помешать, всплывет история с наркотой, которую замяли благодаря взятке. Между прочим, давала ее я, если ты забыл. И я же могу сделать так, что дело снова будет открыто.
– У тебя нет доказательств.
Наталья усмехнулась.
– Нет. Но у меня есть хороший друг… Ромухов Владислав Сергеевич.
Круглов с силой вцепился в стол. На щеках заиграли желваки. Как эта сука смогла докопаться? Как?
– Мы дружим с ним очень давно, Паш, – продолжила Наталья. – И у него доказательства есть. Их хватит, чтобы завести новое уголовное дело, если старое успели за это время сдать в архив. Хотя, думаю, Влад сначала переломает тебе кости, а уж потом отправит на нары, – она помолчала, наслаждаясь произведенным эффектом. – Если я попрошу.
Наталья направилась к выходу.
– Принесите счет! – заорал Круглов и смял в руках пачку сигарет, давая выход бессильной злости, которая душила его.
Выхода не было. Эта сука лишила его последней возможности получить деньги. Она обыграла его. Как и Бекетов. Чертова семейка! Будь оно все проклято! Круглов бросил взгляд на закрывшуюся за Натальей дверь. С каким удовольствием он придушил бы эту стерву, наслаждаясь каждой секундой ее агонии. Смотрел бы как закатываются ее глаза, как она хватает ртом воздух, цепляясь за его руки. А потом бы трахнул ее. Хотя последовательность могла быть иной. Сначала он взял бы ее. А потом…
– Ваш счет, – тихий голос ворвался в его фантазии.
Круглов поднял глаза на девушку.
– Я передумал. Принесите виски.
Напиться в такой ситуации казалось хорошим решением. И пусть все катится к чертовой матери. Или еще дальше. У него есть сегодня. А завтра… завтра может уже и не наступить. Потому что когда до него доберется Ромухов, проще будет сдохнуть. И бежать смысла не было. Все равно найдет. Так почему бы не отпраздновать последний день своей жизни и ни о чем не думать?
Первый тост он поднял за Бекетова, отсалютовав бокалом в пустоту. Когда-то они были друзьями. По крайней мере, Алексей так считал. Круглов же ненавидел его так сильно, что казалось, захлебывается в собственной желчи. Богатенький мальчик, которому все давалось слишком легко. В то время, как Павлу приходилось грызть зубами землю, чтобы хоть чего-то добиться. И когда Бекетов предложил организовать вместе фирму, Круглов его поддержал. Не воспользоваться таким шансом было преступлением. Но постепенно Бекетов перетянул одеяло на себя, оставив Павлу унизительную роль исполнителя. Они никогда не были на равных. Никогда. И это лишь усилило ненависть. А потом… появилась Женя. Хрупкая девушка с медовыми глазами. Она редко улыбалась. Разве что Алексею, на которого смотрела с нескрываемым обожанием. Что она нашла в нем? Что? Круглов не понимал. И это грызло его, наполняя душу ядовитой, черной завистью. О да, он завидовал и приходил от этого в бешенство. Алексей всегда имел то, что хотел. Не спрашивая разрешения, брал то, что считал своим по праву. И эта девушка принадлежала ему. Круглов и сам не заметил, как его интерес к Жене превратился в нечто большее. Жажда обладания разгоралась внутри подобно пожару, сметая все на своем пути. Но всякий раз, когда они встречались, Женя держалась подчеркнуто вежливо, пресекая любые попытки сблизиться. И это распаляло Круглова все больше. Она стала его наваждением. Его личным адом. И сознание того, что она ложится с Алексеем в одну постель, приводило в бешенство. Сколько раз он представлял на месте безликих кукол ЕЕ, извивающуюся в его руках, шепчущей его имя.
