Текст книги "У всех ошибок горький вкус (СИ)"
Автор книги: Елена Милитенко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)
-Вроде да, только прогуляться хочу. У тебя ресторан работает?
-Спрашиваешь. Выпивка за мой счет.
-Тогда коньяк, дорогой. Не пожалеешь для друга?
-Обижаешь. Только не надирайся, хорошо? А то программа медным тазом накроется. Она там третьего размера намечается и весьма профессиональная. – Молчан усмехнулся. – Потянешь?
– Всегда готов.
Алексей спустился в холл. Аллочка опять вытянулась по стойке смирно. Ну надо же, давно он такого впечатления не производил. Кивнул ей и улыбнулся, с удовольствием наблюдая, как расширяются ее глаза, то ли от ужаса, то ли от удивления.
В ресторане народу было предостаточно. Пить одному не хотелось, но и компанию себе искать, Бекетов смысла не видел. Заказал «Мартель», удобно устроившись за столиком.
Молчанов появился незаметно, видимо, как и положено хорошему хозяину дорогой гостиницы.
-В одного пьют только алкоголики, Бекет.
-Ну, значит присоединяйся.
Молчанов сел напротив. Официант быстро поняв, что требуется, принес еще один бокал.
-За любовь, – Алексей ухмыльнулся.
-И за продажную в том числе, – добавил Саша.
Когда бутылка закончилась, и разговоры переросли в дебаты, Александр предложил заказать виски. Дальше Бекетов смутно помнил происходящее, но, кажется, он пытался обнять Сашку, а тот отпихивал не в меру разошедшегося в своей благодарности друга. Потом темнота, горячее женское тело, жесткий ритм и пустота, в которую он падал и не мог остановиться.
Когда блондинка скрылась за дверью, Алексей еще раз попытался встать. Тело не слушалось абсолютно. Противная тошнота подкатила к горлу. Стоп. Нужно хоть немного отлежаться. Давно он так не напивался еще со времени студенчества, вместе все с тем же Молчаном. Вот скотина, ему ведь наутро как обычно, хоть бы что. А Алексей всегда мучился с похмелья, приходя в себя несколько часов.
В дверь настойчиво постучали. И не дождавшись разрешения, вошли. Бекетов даже одеяло натянуть не успел. Сматерился сквозь зубы.
– Не рад меня видеть? – свежий, как будто и не пил вчера, Александр, с интересом смотрел на друга. – Как тебе Марина?
–Чудесно. – Алексей застонал.
–Ты Наталье позвони, – Молчан замялся. – Она уже всех на уши подняла, тебя ищет.
Вот только разговора с сестрой Бекетову сейчас не хватало. Он, конечно, любил ее, но выслушивать с утра пораньше, да еще и на больную голову, нотации совсем не хотелось. Наталья была старше Алексея на 8 лет, но ему иногда казалось, что на все 20. Она всегда была собранной, можно даже сказать, идеальной во всех отношениях. Начиная от наманикюренных ногтей, заканчивая распорядком дня, которого она старалась придерживаться. И Наталья ждала от Алексея того же. Особенно в том, что касалось работы.
Бекетов поморщился, но протянутую Молчановым трубку взял. Ждать ответа долго не пришлось. Высокий женский голос противно зазвучал в трубке.
–Ты с ума сошел? Я тебя со вчерашнего дня ищу.
–Не кричи, Наташ, я же звоню.
–У тебя контракт горит. Леонов все телефоны оборвал. А ты пьешь в компании закадычного друга, – она повысила голос, хотя казалось, что громче уже некуда. – Я даже твоей, – она запнулась, а потом выдавила, – жене звонила.
Алексей приказал себе мысленно досчитать до десяти, чтобы не сорваться. Повисла пауза.
– Я ушел от Жени.
Наталья замолчала, видимо, обдумывая услышанное, а потом, не скрывая радости, произнесла, – Ну наконец-то, я давно тебе говорила…
Алексей жестко оборвал сестру:
–А я давно тебе говорил – не лезь в мою жизнь и не надо оценивать все происходящее в ней. Я в этом не нуждаюсь.
Наталья закусилась:
– Прекрасно, тогда сделай так, чтобы твоя личная жизнь, – она сделала акцент на слове «личная»,– не мешала твоей работе.
–Тебе повезло, Наташ, у тебя ее вообще нет, – вспылил Алексей и тут же пожалел о сказанном. – Прости.
Отсутствие мужчины у Натальи было запретной темой, которую она никогда не поднимала без надобности. С того момента, как погибли родители, она все время отдавала воспитанию Лешки. И даже когда брат вырос, свою жизнь она устроить не стремилась, предпочитая оставаться одной. Как-то случайно Алексей услышал ее разговор с одной из подруг. Из него он понял, что у Наташи был поклонник, который даже предлагал жениться, но она отказала. Почему, одному богу известно. Но Бекетов предпочитал думать, что не из-за него.
–Всего хорошего, Алеша. Не забудь разыскать Леонова, если он все еще нуждается в твоих услугах.
В трубке раздалось пип-пип-пип.
Молчанов тихо вышел, прикрыв за собой дверь. Оставшись один, Алексей откинулся на подушку, полежал несколько минут и взялся за телефон. Позвонил на ресепшен.
–Алкозельцер и бутылку минералки.
Нужно было приводить мысли в порядок и начинать новый день.
Глава 4.
Дни потекли размеренно и неторопливо. Жизнь продолжалась. Разрушенная и пустая. Я ходила на работу, пряча заплаканные глаза. Боялась отвечать на вопросы про Алешку, избегала «разговоров по душам». Никто в открытую не лез, но за спиной я слышала настойчивое перешептывание. Не оборачивалась и не обрывала. Вжимала голову в плечи, стараясь не замечать.
Как-то проходя мимо приемной, услышала тихий гул голосов. Сжала в руках эскизы и остановилась на пороге, собираясь войти. Но когда различила слова, замерла.
–Ты слышала, что Бекетов нашу Женьку бросил?
–Немудрено. Говорят, гульнула наша скромница.
–Да ты что? – возбужденный шепот стал еле слышным. – А с кем не знаешь?
–Да какая разница. Вот ведь дура! За такого мужика, как ее Алексей, держаться надо руками и ногами.
–То-то и ходит вся смурная да притихшая. Сама виновата, а вообще, с ее-то прошлым….
Больше я не выдержала. Развернулась и побежала к лестнице. Внутри клокотала ярость. Я понимала, что это глупо, и все же злилась. На то, что они без спроса лезут в мою исковерканную жизнь, смакуя самые неприятные подробности. На то, что осуждают меня, не имея на это никакого права. Хотелось вернуться и высказать им все в лицо, стукнуть кулаком по столу, чтобы бумажки разлетелись в разные стороны. Гнев придавал силы, бодрил как хороший кофе. Хоть ненадолго вырывая меня из состояния апатии. Но он заканчивался, и я снова становилась пустой. Без чувств и воспоминаний. Я запретила себе думать о том, что произошло. Повернула невидимый тумблер внутри, отключив все эмоции. Стала вялой и безжизненной, но так я, по крайней мере, не умирала от невыносимой боли. В тот день я больше не пошла в приемную и оставшееся рабочее время провела за своим столом, заваленном бумагами.
Возвращаясь домой, я часами просиживала у окна, уставившись на пустую детскую площадку, еле различимую в темноте. Несколько фонарей освещали скамейки и старую горку, на которой уже никто не катался.
Вечерами приходила Ольга. В последнее время ее визиты приобрели навязчивую регулярность. Подруга приносила с собой аромат уюта и надежду на то, что все наладится. Только я знала, что по-прежнему уже никогда не будет, и надежды у меня не было. Первое время Оля пыталась говорить со мной. Устав от односложных ответов, просто сидела рядом. Иногда гладила по голове, или обнимала. Но мое онемение проходило только по звонку будильника, когда я заставляла себя встать, одеться и пойти на работу. Я делала то, что от меня требовалось, о чем-то рассказывала, даже улыбалась. Как заведенная кукла. Дома притворяться смысла не было, да и сил тоже.
Ольга попросила у меня ключи от квартиры. Видимо боялась, что я могу что-то с собой сделать, а она не успеет меня спасти. Я никогда бы не смогла. Маленькая жизнь, бившаяся во мне, не давала мне на это права.
Время от времени эмоции все же пробивались через глухую стену, которую я возвела внутри. Они будили воспоминания, которые я мечтала вырвать из себя. О Паше и том, что произошло между нами.
В один из таких вечеров, сходя с ума от жгучего стыда, я стояла в душе под обжигающими струями и до красноты терлась мочалкой. Вода, попадая на кожу, вызывала саднящую боль. Но я не могла остановиться. Пена стекала в ванную, окутывая ноги. От поднимавшегося пара запотело зеркало. Стало трудно дышать. С остервенением я раз за разом проводила по рукам, груди, животу, пытаясь отмыться от грязи, которую чувствовала внутри. Бесполезно, только жжение становилось уже нестерпимым, заставляя слезы наворачиваться на глаза.
Я услышала звук захлопнувшейся двери и сквозь шум воды различила озабоченный женский голос:
–Жень, ты дома?
Рука с мочалкой замерла. Я не хотела, чтобы кто-то видел меня в таком состоянии. Но не успела выключить душ, как в ванную настойчиво постучали.
–С тобой все в порядке?
Я поспешно закрутила кран и закуталась в полотенце. С волос стекала вода. Открыла кронштейн. Ольга придирчиво рассматривала меня с минуту, аккуратно прикоснулась к красным разводам на руках. Я дернулась. Она вытащила меня в коридор и повела в спальню. Я позволила уложить себя на кровать и накрыть одеялом. Меня трясло от холода и нахлынувших эмоций. Было ощущение, будто они разом затопили меня, не оставив шанса на спасение. Стыд, боль, страх, ненависть, обида. Они пронзали насквозь, вызывали желание рвать себя зубами, царапать, тереть до боли кожу, заламывать руки. Но я просто лежала, свернувшись в клубок, и смотрела в стену. Ольга присела рядом. Нежно погладила по голове.
– Сделаю чай, – у нее сорвался голос. – Тебе с сахаром?
Я не повернулась и не ответила. Она говорила что-то еще, но слова доносились как сквозь вату, становились все менее понятными и четкими. Казалось, я впала в забытье, и плыву куда-то. Холодные руки, резко схватившие меня за плечи, вырвали из сна.
–Женька, Женечка, – Ольга трясла меня, пытаясь привести в чувство. Ее голос был далеким и в то же время таким громким. Она опустила меня на подушку, и я услышала, как зазвенели склянки. Вскоре ощутила прикосновение стакана к губам, и теплая отвратительная вода полилась в рот. Я закашлялась.
–Вот, правильно, девочка. Приходи в себя. Да не пугай же ты меня так. – ее голос дрожал.
Ольга подняла меня и, прижав к себе, зашептала в ухо.
– Родная, расскажи, что случилось. – Ольга замолчала и, придерживая меня одной рукой, второй взяла за подбородок, заставив посмотреть в глаза. Серые, блестящие от слез. Я сглотнула.
–Женька, я клянусь, если ты ничего не будешь говорить, я пойду к твоему Леше. Я душу из него вытрясу за то, что он с тобой сделал. Я не могу видеть тебя такой, не зная, чем могу помочь. – ее голос сорвался на крик.
И я не выдержала. Заревела. Завыла так, что Ольга испугалась, и крепко обняв, начала раскачиваться, баюкая как ребенка.
–Поплачь, маленькая… Да что ж это такое… Как же так…
А я плакала впервые за последний месяц, разрешив себе снова быть слабой. Слова сами полились. Я говорила взахлеб, словно боялась, что если остановлюсь, то воспоминания продолжат отравлять меня своей горечью. Наполняя безысходностью и болью от того, что уже ничего нельзя изменить. События обрастали подробностями, которые, казалось, не имеют никакого значения, но для меня все было по-другому. Каждое слово вынимало острый осколок из души, принося долгожданное облегчение. Пусть и ненадолго.
Картинка того пасмурного весеннего утра стояла перед глазами.
Лешка, сухо поцеловав меня на прощание, остановился на пороге, проверяя карманы пальто. Я вернулась в спальню.
-Жень, ты не видела ключи от машины?
Обычно он отвозил меня на работу, но сегодня я собиралась выйти позже обычного. Мне предстояло встретиться с клиентом, чтобы представить макет рекламного модуля.
Я внимательно огляделась. Смятые простыни и упавший на пол ночник напомнили о том, чем закончилась вчера наша ссора. В последнее время мы много ругались. И поводы не всегда были серьезными. Но раздражение прорывалось сквозь тонкую оболочку видимого благополучия. Ссоры были короткими и бурными. В основном начинала их я, стремясь получить ответы, которые Алексей считал само собой разумеющимися. Для него не было ничего непонятного, или сложного. Он всегда знал, как будет лучше, даже для меня. Сам чаще отмалчивался, позволяя мне выплескивать накопившийся гнев. Мог уйти, оставив меня наедине с моими претензиями, которые повисали в воздухе, не найдя понимания. Я злилась, уходила на кухню пить кофе. Иногда, так же, как и он, хлопнув дверью, шла гулять. Только если Алексей колесил по городу на своем Опеле, я отправлялась на улицу, бродить среди прохожих, вставив наушники в уши. Безликие, одинаковые люди меня всегда успокаивали. Когда я могла затеряться в толпе и ни о чем не думать, тихонько мурлыча под нос любимую мелодию. Так я не чувствовала щемящего одиночества, преследовавшего меня всю жизнь. Иногда я отправлялась на набережную, спускалась к воде и бросала камни, разрезавшие идеальную блестящую поверхность. Я следила взглядом, как небрежно чиркнув по воде, они исчезали, поглощенные темной гладью. Это напоминало мне об удивительной поре детства, когда я еще была счастливой, и бабушка ждала меня дома, где пахло чистотой и пирогами.
-Жень, ну ты скоро, – лешин голос звенел от раздражения. – Я так опоздаю.
-Тебе надо, ты и ищи, – огрызнулась я. Твоих ключей здесь нет.
-Прекрасно! Может, я их в машине забыл?
-С твоей памятью возможно все.
-А с твоим языком, – он ругнулся сквозь зубы, а я вышла в коридор и потянулась к полочке, задев его рукой.
– Вот они, на привычном месте.
-Прекрасно!
Лешка развернулся и хлопнул дверью. Как всегда. Я чертыхнулась. Осталось только пойти на кухню и кофе заварить. А еще лучше валерьянки выпить. Все-таки встреча сегодня предстоит важная, и примешивать к этому семейные проблемы не хотелось.
Вместо этого я решила позавтракать. Впервые за несколько месяцев не нужно было торопиться на работу, в спешке проглатывая наспех приготовленные бутерброды. Лешка всегда пил только кофе, поэтому на отсутствие утром времени никогда не жаловался. Я же предпочитала основательно поесть, начиная новый день. Заварила овсянку, достала орехи и изюм.
Глубоко вздохнула несколько раз, приводя мысли в порядок и переводя их в рабочее русло. А именно – предстоящее обсуждение нового проекта. Создание рекламного модуля для ювелирного салона отняло много сил. Работа с фотографиями, отбор материала, бессонные ночи, проведенные в поисках правильно подобранной композиции, соединения цвета, формы, содержания. Хотелось надеяться, что мой труд будет оценен, и из пяти, как было озвучено заранее, претендентов, выберут все же меня. Я много и часто сомневалась. Вот и сейчас мне захотелось включить компьютер и внести очередные поправки. Нужно успокоиться. Макет закончен. Выполнен, если не идеально, то великолепно. И даже я, со своим придирчивым отношением к тому, что создавала, была довольна результатом. По крайней мере, вчера вечером. Взглянула на часы. До выхода оставалось чуть больше часа. Позавтракав, я достала из шкафа серое платье-футляр с небольшим округлым вырезом. Оно идеально ложилось по фигуре, при этом оставаясь строгим и неброским. Подкрасила ресницы, немного блеска на губы. Собрала непокорные каштановые волосы в тугой узел. Изящный черный поясок, жакет в крупную клетку и аккуратный браслет из агата добавили образу элегантности. Покрутившись несколько минут перед зеркалом, я с удовольствие признала, что выгляжу как современная деловая женщина. Не выдержала, и показала отражению язык, сама засмеявшись подобной глупой выходке.
Закрывая входную дверь, уронила сумку. Бросилась собирать рассыпавшиеся с глухим стуком вещи. Помада, телефон, мелочь. На лестнице послышались торопливые шаги. Я подняла глаза. На площадке появился запыхавшийся подросток лет 14. Светлые волосы упали на лоб, куртка наполовину расстегнута, в руках большой белый конверт. Он переминался с ноги на ногу, с интересом разглядывая меня, но помогать не спешил.
-Бекетова Евгения Максимовна?
-Да, – я прокашлялась. Невидимая руку сдавила горло. Внутри шевельнулось неприятное предчувствие. Я встала.
-Это вам.
Он сунул конверт мне в руки.
-Распишитесь, пожалуйста, вот здесь за доставку.
Я дрожащими руками взяла протянутую ручку, которую паренек достал из кармана, и мятую квитанцию. В ней значился только адрес и мое имя. Я с недоумением посмотрела на подростка.
-А кто отправитель?
-Понятия не имею. Я курьер. И мое дело доставить конверт Вам. А дальше, – он пожал плечами, – я не знаю.
Расписалась в двух бланках. Один паренек отдал мне, второй зажал в руке.
-Всего доброго, – он смущенно улыбнулся и побежал вниз по лестнице.
А я осталась стоять на лестничной площадке, ничего не понимая. Спохватилась, что на полу расстегнутая сумка. Присела на корточки, собрать оставшиеся вещи. Конверт из рук почему-то не выпустила. Вцепилась в него мертвой хваткой, словно боялась, что потеряю. Последней положила в сумку драгоценную флэшку, на которой был мой рекламный макет. Посмотрела на часы. Поняла, что опаздываю. Сунула конверт к остальным вещам и заспешила на улицу. Выйдя из подъезда, вызывала такси. И почему раньше этого не сделала? Привыкла полагаться на Алексея, который подбрасывал меня до работы. Теперь я нервничала, боясь, что задержка отрицательно скажется на моем положении. Но такси приехало быстро и, обогнув многокилометровые пробки, петляя дворами и незнакомыми улочками, мы добрались до «Гринвича». Огромное 18-этажное здание поражало летящими линиями и нестандартностью пропорций. Устремленная в небо, серебристо-белая конструкция из металла и стекла, казалось, жила своей жизнью, завораживала и приковывала взгляд. Я шагнула в раскрывшиеся двери и заспешила к лифту. Стараясь не замечать давившей меня роскоши, нажала кнопку вызова. На 12 этаже конференц-зал, где должна была пройти презентация. Огромный круглый стол, черные кожаные кресла, яркий слепящий свет люминесцентных ламп. Я пришла последней. Сердце колотилось как сумасшедшее. Поздоровалась. Оглядела других дизанейров. Две девушки, блондинки с кукольными личиками. Два мужчины. Один постарше, с массивной печаткой на руке. Второй, молодой парень, мой ровесник. Видно, что нервничает, крутит в руках стакан с водой. Презентация прошла, на удивление, быстро. Я успокоилась, и смогла уверенно представить свой проект. Мне задали несколько вопросов и отпустили. Заказчик, солидный бизнесмен с хмурым выражением лица, сказал, что позвонит завтра в офис того претендента, которого он выберет.
Самое страшное было позади, и с облегчением вздохнув, я отправилась в кафе. Заказала двойную порцию мороженого и полезла в сумку, чтобы достать телефон. Рука наткнулась на конверт, и я достала его, с интересом разглядывая. Кто мог прислать мне его, оставалось загадкой. Я помедлила несколько секунд. Надорвала бумагу, и на стол посыпались фотографии. В первое мгновение, я даже не поняла, кто на них. А когда, разглядела, то в глазах потемнело, и перехватило дыхание. Я не могла, не хотела поверить в то, что увидела. Зажмурилась до боли, но открыв глаза, поняла, что ничего не меняется. На снимках был Лешка. Мой Лешка оперся о стол одной рукой, а второй придерживал за талию темноволосую женщину. Она закинула ему на бедро ногу, приоткрыв черную кружевную резинку чулок. По всей вероятности они целовались. На второй фотографии я смогла разглядеть ее лицо и чуть не закричала в голос. Стася. Богданова Станислава Игоревна. Дочь совладельца крупной сети супермаркетов. Она не раз появлялась в компании Натальи на семейных ужинах. Как близкая подруга семьи, которой она стала сразу после нашей с Лешкой свадьбы. Красивая, ухоженная, стройная брюнетка. С презрительным взглядом, которым она часто меня одаривала. Я не оставалась в долгу и отвечала ей тем же, приправляя отменными остротами. Леша обычно одергивал, но меня это не останавливало. Я называла ее «моя королевская лошадь», за царственную осанку и цоканье каблучков, с которыми она не расставалась даже дома.
Но, видимо, меня обскакали. Я нервно засмеялась. Подошел официант с мороженым. А у меня возникло желание расшвырять любимый десерт, чтобы он стекал по стенам отвратительными каплями. Я ненавидела Алексея в эту минуту. Вспомнился недавний разговор и последовавшая за ним ссора. Он попросил меня принести телефон, а я, поддавшись минутной слабости, посмотрела только что пришедшую смс-ку. «Спасибо за приятно проведенное время». Двусмысленность фразы заставила меня насторожиться. Бросив, трубку на стол, за которым работал Алексей, я дрожащим от гнева голосом поинтересовалась, кто это. Он вспылил. Сказал, чтобы я не смела лазить в его переписку, и что меня это не касается. Я выбежала из кабинета и, закрывшись в спальне, разрыдалась. Меня душила обида. Мерзкое чувство ревности шевельнулось в груди. Оно разгоралось, становясь все сильнее и сильнее.
Лешка пришел через час, когда я уже успокоилась. Извинился, но объяснять ничего не стал. Сказав, что это просто благодарность за деловой ужин. Я чуть не поперхнулась, но проглотила его слова, не став ничего выяснять. Предпочла выбросить из головы, когда он заговорил о доверии. Да, я доверяла ему как себе. И любила так, что с ума сходила.
Сейчас, сидя в душном кафе, сжимая в руках проклятые фотографии, я понимала, что моя жизнь рухнула. Разлетелась на тысячу осколков, и каждый из них впился в сердце, причиняя невыносимую боль. Официант потряс меня за плечо, спросив, можно ли поставить заказ. Я кивнула и отодвинула снимки. Передо мной оказалась изящная вазочка с разноцветными шариками, политыми шоколадом. И ложка. Я бессмысленно смотрела на десерт, не понимая, что с ним делать. Затолкала фотографии в сумку, но перед глазами все равно стоял Лешка и она, и чертова кружевная резинка чулок. Я представила, как он скользит пальцами по ее ноге, поднимаясь все выше. Поглаживая и дразня. Задохнулась от боли. Я больше не могла сидеть. Схватила пальто, сумку и выбежала на улицу. Подставив лицо холодному ветру, чтобы хоть немного остыть. Я не плакала. Я ничего не чувствовала. Только страшная, разрывающая душу пустота, которая снова разделила мою жизнь на «до» и «после». Я пережила это однажды. Когда тебя предают, выбрасывают за ненужностью. Потому что ты лишняя и тебе нет места. Опять. Та же боль и то же отчаяние. Я закрыла глаза. На ощупь отыскала в сумке плеер. Вставила наушники в уши. Включила. Полилась удивительная мелодия. Эния. Сказочный голос убаюкивал, вырывал из тьмы, в которую я падала и не могла остановиться. Я затерялась среди спешащих по своим делам прохожих. Никто не обращал внимания. А я шла в никуда, и каждый шаг отдавался болью. Кто-то схватил меня за руку. Я обернулась. Передо мной стояла Наталья. Я выдернула наушники.
– Случайно ехала мимо и увидела тебя. – Она помолчала, окинула меня оценивающим взглядом и хмыкнула. – Как всегда хорошо выглядишь. Бледность тебе к лицу.
У меня не было сил вступать в перепалку. У меня их вообще не было. Я покачнулась.
-Садись в машину. Отвезу на работу, или куда тебе там надо.
Я послушно пошла за ней.
В салоне было тепло. В воздухе разливался мягкий цветочно-фруктовый аромат. Наталья любила Givenchy . Я как-то отстраненно подумала об этом.
– Рассказывай, что случилось, – она повернула ключ в замке зажигания.
Я молчала. Изливать душу перед любимой золовкой не хотелось. На светофоре машина резко затормозила, и из открытой сумки выпали фотографии. Наталья резко протянула руку и взяла одну. Я старалась не смотреть в ее сторону, сгорая от стыда.
-Интересные ты снимки в сумке носишь. Любуешься, что ли?
Я повернулась к ней.
– Что-то вроде этого, – мой голос звучал глухо.
– А что ты ожидала, милая? – Наталья притормозила у тротуара. – Я всегда говорила, где ты, а где Алексей. – Ты всего лишь приблудная детдомовка, которая по странному стечению обстоятельств попала в нашу семью. А ты, глупая, поверила в идеальную любовь. Но не расстраивайся. Живи дальше и верь в свою сказку. Вдруг она все же исполнится.
Слова хлестали как плети, заставляли съежиться и замереть. Я ничего не могла сказать. В горле стоял комок. Я не могла даже заплакать. Раздавленная и униженная. Нащупала ручку и, с силой дернув на себя, открыла дверцу. Выскочила из машины. Наталья насмешливо рассмеялась мне в спину.
На лицо упали робкие капли. Начинался первый весенний дождь. Я шла, не разбирая дороги. Улицы, люди, дома. Ничего не видела перед собой. Пока не опустились сумерки, и теплый свет фонарей не заманил меня в кафе. Наше с Лешкой, в котором мы столько раз были вместе.
Больше я ничего не смогла рассказать притихшей Ольге. Ни про встречу с Пашкой, ни про то, что случилось потом. Потому что это выворачивало душу, и должно было остаться моей тайной и моей болью. По крайней мере, пока.
Глава 5.
Тяжелые весенние сумерки медленно опустились за окном, скрыли деревья и редких спешащих по своим делам прохожих. Я сидела на кровати и смотрела в бездонную черноту, окутавшую двор, не в силах пошевелиться. Опустошена, но вместо привычного онемения, тело налилось тяжестью. Оно казалось неподъемным, и каждый вздох давался с трудом. Я ощущала себя разбитой. В голове неприятный гул, словно я не спала несколько дней.
Ольга сидела рядом, чуть наклонившись ко мне, сжимая в руках стакан. Плотно сжатые губы, ничего не выражающее лицо, похожее на застывшую маску. Я никогда не рассказывала ей о своих проблемах в отношениях с Алексеем. Стремилась сохранить хрупкую иллюзию семейного счастья, в которую мне так хотелось верить. Казалось, если я начну говорить о своих трудностях, они станут реальными, а пока слова не произнесены, ничего не существует. Сегодня все окончательно разбилось вдребезги, осталась только слепая, глупая, бесполезная любовь, вгрызшаяся в сердце острыми зубами. Я ощущала себя потерянной. Посмотрела на Ольгу боясь уловить в ее глазах жалость, но в серой дымчатой глубине было только потрясение и невысказанные вопросы. Теплая рука накрыла мою. Немой жест, сказавший больше, чем слова, которые стали бы лишними. Ольга просто была рядом, готовая, как и раньше, разделить со мной любые трудности. Меня затопила благодарность, и я порывисто и крепко обняла ее. Время, казалось, замедлило ход, и минуты лениво текли в обступившей нас тишине. Ольга отстранилась и погладила меня по щеке.
– Пойдем чай пить, – она встала, – варенье мое любимое есть?
Она улыбалась, протягивая руку.
– Пойдем, покажешь.
Я с трудом поднялась, и Ольга, обняв за плечи, повела меня на кухню. Бережно усадила на табурет, достала из шкафа кружки, заварку и включила чайник.
– В холодильнике, на нижней полке, малиновое, – хрипло проговорила я, поразившись собственному голосу, который показался чужим.
– Сейчас достану.
Ольга предупредительно быстро открыла холодильник, с минуту смотрела, а потом резко повернулась ко мне.
–Надо был твой пустующий морозильный шкаф еще неделю назад проверить. И давно ты себя голодом моришь?
– Относительно, – я попыталась пошутить, но, видимо, неудачно.
У Ольги брови сошлись на переносице, а глаза потемнели, что не предвещало ничего хорошего. Казалось, в эту минуту она определила главную причину всех несчастий и собиралась с ней бороться самыми решительными методами. Я про себя только пожала плечами. Если происходило что-то плохое, Ольга предпочитала действовать, в то время как я замыкалась в себе, и раз за разом возвращалась к переживаниям, блуждая в лабиринте собственных страхов и сомнений.
– Жень, давай я схожу в магазин, куплю все необходимое и приготовлю ужин.
Оля уже направилась к двери, уверенная в правильности принятого решения, а меня вдруг бросило в холод и затрясло. На лбу выступили капельки пота. Безумная мысль, что стоит Ольге выйти за порог и со мной произойдет что-то плохое, возникла в голове из ниоткуда и замелькала красными лампочками.
–Оль…
Подруга остановилась на пороге, окинула меня взглядом и, видимо, оценив состояние, стремительно подошла.
– Жень, – она выглядела настороженной, – я могу остаться, если хочешь.
Обняла за плечи, всматриваясь в глаза. Я могла только кивнуть, чувствуя, что страх постепенно отпускает, и тело начинает расслабляться. Стало стыдно, но я, все же, прошептала:
–Побудь со мной. Мне и варенья хватит, я совсем не голодная.
Ольга растерянно покачала головой, проговорив под нос, что завтра с утра обязательно купит продукты, а я с облегчением вздохнула, поняв, что она никуда не уходит. Уединение, к которому я так стремилась последний месяц, теперь пугало, словно в нем притаились чудовища, поджидающие, чтобы растерзать.
Разговор пошел своим чередом. Ольга рассказывала о своей работе, новом фильме, который выходит в прокат и даже пыталась меня рассмешить, а потом, выдержав паузу, осторожно поинтересовалась, планирую ли я поговорить с Алексеем. Его имя прозвучало как выстрел, попавший в незаживающую рану. Я вскочила с табурета, опрокинув его, сделала несколько быстрых шагов и замерла, опустив голову.
– Ты не понимаешь, проблема во мне, Оль. Я слишком долго пряталась от самой себя, придумала глупую сказку о взаимной любви, и сама же в нее поверила, – голос сорвался, и я отвернулась, в надежде спрятать предательски подступившие слезы.
Хватит на сегодня сожалений и горьких признаний. Я и так исчерпала свой лимит на целый месяц вперед. Потянулась за печеньем, укрывшимся в глубине подвесного шкафа, одной рукой незаметно стирая горячие капли, змейкой убежавшие по щеке. Сейчас я злилась на весь этот некстати начатый разговор. Достаточно уже было истерики вперемешку с бессвязными откровениями и внезапного страха, больше напоминавшего приступ паники. Я привыкла сама справляться со своими трудностями, не полагаясь ни на кого. Некстати возникшая в детстве черта была мастерски отточена за 4 года, прожитых в детском доме, где каждый был сам за себя. Именно тогда дружба стала мифическим понятием, как и доверие. И только моей слепой наивности всегда хватало, чтобы обжигаться и падать, ударяясь с каждым разом все больнее. Новообретенные друзья предавали, обвинив в том, чего ты не делал, взрослые предпочитали видеть в тебе отсутствие всякого будущего и упущенные возможности. Разочарования становились неотъемлемой частью жизни, примешиваясь к щемящему чувству одиночества и ненужности. Слезы были бесполезными и расценивались как слабость. Но я все равно плакала, потому что не могла по-другому. Закрываясь ночами в ванной, давилась рыданиями, задавая себе один и тот же вопрос «За что?». Тусклый свет лампочки, грязное зеркало и холод кафельной плитки навсегда отпечатались в памяти, впитав отчаяние и безысходность. Измотанная и опустошенная, я возвращалась в холодную постель, чтобы ненадолго забыться сном, не приносящим облегчения. Мне пришлось учиться жить по-другому, шаг за шагом, привыкая к новой действительности, в которой можно было либо сломаться, либо ломать других. Я выбрала иной путь, создав свой мир в рисунках, где могла оставаться самой собой. Я отгородилась ото всех, стала изгоем, в жестоких схватках отстояв свое право быть не похожей на остальных. Карандашные наброски скапливались в ящике стола, наполняя сердце спокойствием, давая силы жить. Они были моей радостью и любовью, заменили друзей и родных, заглушив рвущееся изнутри отчаяние.
