Текст книги "У всех ошибок горький вкус (СИ)"

Автор книги: Елена Милитенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

На лестничной клетке столкнулся с соседкой. Пожилая женщина в плаще канареечного цвета выходила из квартиры с собакой. Помесь не то бульдога с носорогом, не то овчарки с бегемотом протяжно скулила и рвалась с поводка.

– Рика, спокойней! Сейчас… , – и уже тише, полушепотом. – Угомонилась, наконец, припадочная. Что ж орать-то было так в девять утра? Нормальные люди спят еще, а она игрища устроила. Тьфу ты… А еще замужняя. Муж-то поди-ка месяц уже как не появляется…

Желание встряхнуть ЭТО недоразумение, по странному стечению обстоятельств именуемое человеком, стало нестерпимым. ОНА все слышала, понимала, что происходит и осталась в стороне, посчитав, что ей помешали спать. Дима сжал кулаки и шарахнул по стене. Недоразумение подпрыгнуло вместе с питомцем и со страхом посмотрело на нарушителя спокойствия.

– Ненормальный…, – прошептала женщина и устремилась к лестнице. Собака бежала за ней.

А ведь он ничем не лучше. Да, вызвал скорую, да помог, но ведь, по сути, он оставил ее ОДНУ. А он, как никто другой знал, что в такой ситуации важна поддержка. Неважно, какая. Иной раз хватает и присутствия, чтобы человек нашел в себе силы бороться, идти дальше. Жить, в конце концов. Сердце ухнуло вниз. Воспоминания обрушились черным потоком. Худенькая ручка, свисающая с кровати, бледное, застывшее, как восковая маска лицо, выпотрошенные упаковки из-под таблеток. Нет… Дима тряхнул головой. Решение пришло мгновенно, и уже спустя пять минут он выезжал со двора. Оставалось лишь узнать, в какую больницу отвезли Женю.

Он позвонил в скорую помощь и битый час объяснял недовольному его настойчивостью оператору, что ему нужно. Девушка отнекивалась, говоря, что не располагает такой информацией, и несколько раз бросала трубку, прося не занимать линию. Предложила обзвонить больницы самостоятельно, чем Дима и занялся, но результатов это не дало. Скорее всего, Женю просто не успели оформить. Покружив по городу, он приехал в больницу на Народной. Стечение обстоятельств, случайность, но именно сюда почти два года назад он привез Ксану. Прошлое настойчиво стучалось в его жизнь, не спрашивая на то разрешения. Он словно наяву увидел длинные больничные коридоры, почувствовал запах формалина и… сладковато-приторный запах крови, от которого кружилась голова. Заставил себя выйти из машины. Холодные капли упали на лицо. Смахнул их и, стиснув зубы, направился к серому блочному зданию, у которого стояла карета скорой помощи.

Свинцовые тучи нависали подобно тяжелому пологу… Осталось сделать несколько шагов и он узнает, напрасны ли были поиски. Дверь скрипнула, открываясь, впуская посетителя. Темный коридор и почти у входа столик, заваленный бумагами. Сестры не было на месте, зато подоспевший охранник попытался развернуть его к выходу. Да сейчас. Молодой паренек отступил под напором, громыхая в спину, что нажмет тревожную кнопку. Не страшно. По коридору навстречу бежала медсестра. Светлые волосы убраны под колпак, лишь несколько прядок упали на раскрасневшееся лицо.

– Вам кого?

– Мне нужно узнать, поступала ли к вам Бекетова Евгения? – фамилию хоть запомнил, пока скорая оформляла вызов.

Девушка нахмурилась.

–Идите за мной.

Подошла к столу и начала перебирать бумаги.

– Да…, – она наклонила голову и окинула Диму пытливым взглядом, словно раздумывая, говорить ли ему что-то еще. – Ее сейчас к операции готовят.

Дима сглотнул подступивший к горлу комок. Внутри все похолодело.

– А вы ей кто? Дело в том, что у нее нет с собой страхового полиса и нужно будет его привезти… И…

Дима схватил сестру за плечи.

– К какой операции? – до него стал доходить смысл услышанного.

– Отпустите немедленно!

Руку чуть выше локтя сжали.

– Я выведу вас сейчас, – голосок дрожащий, слабый. Охранник, твою мать. Да его самого охранять впору.

Дима разжал пальцы и отошел на шаг.

–Простите. Я… друг, – хорошее решение проблемы, ну, не братом же назваться, в конце концов.

– Друг значит, – девушка хмыкнула, – что ж вы допустили, чтобы произошло подобное? – она помолчала. – Я не имею права разглашать информацию. Вам нужно поговорить с ее врачом.

–И где мне его найти?

–А меня не надо искать.

Повернул голову и почувствовал, как по телу пробежала дрожь. Ненависть и ярость. Слепые, безудержные. С трудом заставил себя успокоиться.

–Екатерина Алексеевна, – выдавил из себя.

– Мы знакомы? – приподняла правую бровь. – Впрочем, неважно. Вы по поводу Бекетовой? Пройдемте.

Пошел следом. Смотрел ей в спину и не понимал, КАК он мог снова столкнуться с этой женщиной? Почему она до сих пор работает в этой больнице? По какому праву она продолжает калечить чьи-то жизни? Тогда, два гола назад, в результате ошибки, которую она допустила, что признала независимая экспертиза, Ксана лишилась возможности иметь детей. Воспаление, возникшее после неудачной операции, привело к необратимым последствиям.

– Вы ей кто? – Екатерина Алексеевна повернулась к Дмитрию.

–Имеет значение?

–Имеет, – она помедлила, – вы понимаете, что Женю изнасиловали?

Дима едва нашел в себе силы кивнуть.

– Я так поняла, вы ее… друг. Ну что ж… Значит вы должны знать, что она беременна.

Дима качнулся, чувствуя, как почва уходит из-под ног. Беременна?.. Но… Как тогда?..

– Я настаиваю на операции. Необходимо остановить кровотечение. Может быть, вы сможете ее убедить, – сталь в голосе, безапелляционная уверенность в своей правоте.

И вспышками всплыли почти те же слова «операция», «мы сделали все, что могли, но воспалительный процесс невозможно остановить, нам пришлось…» .

– Нет!

– Что? – Дима видел, как поднялись подведенные брови.

– Я помогу вам вспомнить, кто я, Екатерина Алексеевна. Фамилия Марков вам о чем-то говорит?

Женщина нахмурила лоб, словно припоминая что-то. С глухим стуком упал на пол карандаш, что она держала в руках. Лицо приобрело затравленное выражение, глаза забегали.

–Я вижу, что вы вспомнили. Не знаю, кто и что вам помог остаться здесь работать. Но я могу исправить положение.

После смерти Ксаны, Дима прекратил разбирательства с больницей, оставив на руках у главного врача результаты экспертизы, которые указывали на вину врача, проводившего его сестре операцию. Ушел, чтобы больше не возвращаться. И сейчас понимал, что пришло время закончить начатое. Он не мог допустить, чтобы Женя попала на стол к Кислициной.

– Мы сейчас находим другого врача, который проведет диагностику еще раз.

–Вы сомневаетесь в моем профессионализме?

– А как вы думаете?

Кислицина хмыкнула.

– Как хотите, но вам скажут то же самое.

–Посмотрим. Я хочу поговорить с заведующей отделения.

–Да, пожалуйста, – Кислицина дернулась. – Второй этаж, кабинет двести пятнадцать.

Дима развернулся и направился к лестнице.

Глава 23.

Утро началось с головной боли. Она стучала в висках, подобно сотням молоточков. Алексей с трудом открыл глаза и, едва приподняв голову, уронил ее на подушку. Тело ломило, во рту отвратительный привкус. Какого лешего, он опять напился? На прикроватном столике полупустая бутылка водки и рюмка. Не хватало только соленых огурцов и нарезки. Окинул взглядом комнату. Золотистые тисненые обои, на окне тяжелые портьеры лимонного цвета. Слева шкаф до потолка с зеркальными дверцами и комод, уставленный фарфоровыми фигурками – балерина в розовых пуантах, несколько собачек, мишка и слоники. Справа письменный стол с открытым ноутбуком. На заставке пара собачек с бантами. Откинул одеяло. К удивлению Алексея, спал он полностью одетым, только рубашка расстегнута на несколько пуговиц. С трудом заставил себя принять вертикальное положение. Голова закружилась и загудела, как потревоженный улей. Оперся рукой о спинку кровати, чтобы не упасть. На пол соскользнул кружевной пеньюар. Становилось все интересней. Память выдавала короткими вспышками несвязные картинки. Танцовщицы в клетках, подвешенных под потолком, сладковатый аромат травки, разлитый в воздухе, бокал с коньяком и терпкий вкус «Мартеля». Дальше провал. Кажется, он кому-то звонил, просил приехать. Вот только кому и зачем?.. Желая получить ответы, Алексей, пошатываясь, направился к двери, которая неожиданно распахнулась и на пороге возникла миловидная брюнетка с точеной, как у статуэтки, фигурой. Чуть раскосые зеленоватые глаза, пухлые губки, аккуратный носик, который она брезгливо сморщила, войдя в комнату.

–Проспался?

–Вроде да, – Алексей пожал плечами, силясь вспомнить, кто перед ним стоит. А стояли длинные стройные ножки в коротеньких джинсовых шортиках, едва прикрывавших ягодицы. Светло-голубая футболка с v-образным вырезом подчеркивала небольшую упругую грудь. Кровь прилила к паху почти мгновенно. Тело среагировало быстрее, чем разум, что девушка не преминула отметить. Изящно приподняв бровь, она выразительно посмотрела на Алексея и рассмеялась.

– Поражаюсь я вам, мужики. Когда вечером на все согласная девушка готова согреть постель, вы пускаетесь в пространные размышления о тяготах семейной жизни, а утром вспоминаете, что вам нужно от нее что-то еще, кроме разговоров.

Бекетов хмыкнул. Желание сменилось ощущением неловкости. Посвящать кого-то в подробности своей жизни Алексей не считал нужным. Даже Молчанов знал, что существует четкая граница, за которую друг никого не пускал. А тут… Алкоголь развязал язык. Вопрос в том, насколько?

Бекетов исподлобья посмотрел на девушку.

– Ладно, разговоры разговорами, Леш. Но иди-ка ты в душ. Я кофе сварила и заказала пиццу. С нашей последней встречи готовить так и не научилась.

Она его знает, а он ее… не помнит. Чудесно просто.

–Эм-м-м…

– Я – Катя. Если вдруг забыл, – она притворно вздохнула и продолжила, – три года назад твоя фирма оплачивала гранд победительнице конкурса «Созвездие талантов». А на званом вечере после официальной части ты меня танцевать пригласил. Мы только телефонами обменялись, вот и все знакомство. Неудивительно, что не вспомнил. А вчера ты позвонил и попросил приехать в «Парис». Неожиданно, правда, – девушка пожала плечами, – но риск дело благородное.

– М-да…

– В душ иди. Я на кухне буду.

Упорхнула, оставив после себя легкий аромат ванили. Алексей голову руками сжал, словно помочь чем-то могло. Ни одного воспоминания о вчерашней ночи. Кроме… перекошенного от злости лица Круглова и отравлявших душу словах о Женьке. Интересно, а он и, правда, к ней поедет? Или она к нему?.. Б**, какая разница уже. Он поставил на всем точку. Избавился от участия Круглова в делах фирмы, подал на развод, а дальше… А вот что дальше, Бекетов не знал. Работа, командировки, контракты, редкие встречи с Молчановым. И все – пустота. Никаких мыслей. Тряхнул головой, отчего боль пульсирующими волнами прошлась по телу. Ему нужен душ. Причем срочно.

Холодные тугие струи, стекая по телу, бодрили. Голова прояснилась, насколько это было возможно. Алексей насухо вытерся полотенцем и протянул руку за вещами. Но вместо оставленных рубашки и брюк наткнулся на мягкую махровую ткань. Повернул голову – на крючке висит темно-синий халат. Рубашка и брюки исчезли. Алексей усмехнулся, хорошо, хоть белье оставила. Вопрос, когда успела?

На кухне свистел закипевший чайник. Алексей снял его с плиты и огляделся. Просторная комната в светло-бежевых тонах. Тюлевые занавески, перевязанные тесьмой, стеклянный стол у стены, дорогой гарнитур. На холодильнике две фотографии под общим магнитом. Катя и… молодой человек, с такими же зелеными, чуть раскосыми глазами, как у нее. Видимо, брат. Девушка зашла на кухню неслышно. Алексей повернул голову, а она уже хлопочет у плиты. Запищала микроволновка.

–Пицца готова. Сейчас кофе разолью, – потянулась к турке, стоявшей на столе. – Тебе с сахаром?

Бекетов пожал плечами. Неуютно он себя чувствовал под пытливым, изучающим взглядом. И уйти не мог, и остаться уже не хотелось.

– Я без сахара, поэтому делаю, как себе.

Протянула Алексею чашку.

– Не бойся, не отравлю, – она улыбнулась.

Бекетов чашку взял и пригубил. С корицей. Чуть более терпкий, чем он привык.

– Одежда?

– Закинула в машинку.

У Бекетова лицо вытянулось.

–Я тебе Пашино подберу. У вас один размер. Паша – брат, так что не волнуйся, разборок устраивать он не будет. Да и с работы вернется не раньше шести.

–Да я и не волнуюсь, – хмыкнул Алексей.

Какого черта он вчера позвонил этой… Кате? Какого черта вообще в «Парисе» остался? На часы взгляд бросил. Половина одиннадцатого. Хорошо, что на работу сегодня не надо. А куда ему надо? Зачем и что? Он покрутил в руках чашку и поставил на стол.

– Где мой телефон?

– В коридоре, на полке. Где вчера оставил.

Алексей вышел в коридор. Включил свет. Чужой дом, чужие стены, даже запах чужой. Захотелось домой. Вот только где теперь дом? Холостяцкая квартира Молчанова, где он провел последний месяц, или родительская квартира, где жила Наталья? Мысли о Женьке гнал прочь, боясь увязнуть в воспоминаниях. Маленькая моя… Да твою ж ты… Схватил с полочки телефон. Два пропущенных. Наталья и Леонов. Он же встречу на два назначал. Метнулся на кухню. Не успеет все равно, даже если соберется быстро. Надо в «Алмир» за документами заехать.

– Что-то случилось?

Бекетов рукой махнул и вышел в комнату. Набрал Леонова. Несколько длинных гудков.

– Алексей, рад слышать.

Рад бы сказать то же.

– Игорь, у меня форс-мажор, – глянул в зеркало, точно форс-мажор, глаза красные, лицо опухшее, – не успеваю на встречу.

– Может оно и к лучшему. У меня предложение, которое ты должен обдумать, и встречу тогда назначим, как решишь.

Алексей напрягся, обратившись в слух. Предложение от Леонова могло быть заманчивым, вот только что он за это попросит?

– У тебя здесь активы и налаженные связи с поставщиками. Ты ведь на региональный рынок собрался выходить. Так вот, Алексей, я могу помочь. Шесть ближайших городов охватишь.

–Условия?

–Ну что я могу взамен попросить, Леш. Долю от продаж. Тридцать к семидесяти.

– Я подумаю.

–Думай. Как решишь, нужно будет головной офис в соседний город переносить. Так что на какое-то время придется уехать.

–И зачем?

–А затем, что там клиенты пожирнее и возможностей расшириться больше. В общем, решай. Жду звонка.

Короткие гудки. Алексей трубку сжал, размышляя. И предложение заманчивое, и много «но», которые нужно обдумать.

Вернулся на кухню. На столе пицца. Катя взглядом мазнула и на стену уставилась. Странная какая-то.

–Леш, я тут подумала. В общем, ты прости, что не в свое дело вмешиваюсь, но мне кажется, я должна, то есть, нет, не должна, конечно…, – она тараторила так быстро, что Алексей с трудом различал слова.

–Подожди, что?

И куда делась самоуверенная девушка, что утром его на пороге комнаты встретила? Подобралась вся, салфетку в руках мнет.

– Я про жену спросить хотела…

Алексея будто водой холодной окатили.

– Что я рассказал? – отчеканил и к окну отошел.

– Про развод, – буркнула Катя, – ты говорил, что не хочешь, но так надо, вот и я подумала…

–Что ты подумала, девочка? – Алексей повернулся к ней.

Внутри все сжалось в тугую пружину.

– Вам поговорить надо, – выпалила и замолчала.

–Выводы сама сделала, или кто подсказал?

Понимал, что хамит, что не заслуживает девочка подобного тона, и остановиться не мог.

– Не лезь не в свое дело. Приютила, спасибо. Больше тебя ничего не касается.

– Ну и черт с тобой. Я помочь хотела.

–А я не просил.

Катя резко вышла из кухни. Вернулась через пару минут. Бросила на стол одежду и ключи от машины.

–Больше не задерживаю.

Алексей вещи схватил и в ванную ушел. Джинсы оказались впору, как и тонкий кашемировый джемпер.

– Одежду тебе куда выслать? – бросила Катя.

– Можешь себе на память оставить.

–Ну и чудно!

Хлопнул дверью и сбежал вниз. Во дворе машина. Кто пригнал от «Париса» вопрос открытый. Впрочем, какая разница. Выехал на главную дорогу, пытаясь сориентироваться. Проспект Луначарского. До Щелыгина рукой подать. Несколько кварталов. Зачем поехал, и сам не знал. Только остановившись перед знакомым подъездом, понял, что не может сидеть в машине. Порылся в бардачке в поисках ключей и, достав, заветную связку, вышел. Холодный, сырой воздух с трудом проникал в легкие. Сердце молотом ухало в груди. Открыл подъездную дверь. Поднялся на четвертый этаж и замер, не в силах больше ни шага сделать. Рука сама к звонку потянулась. Даже сообразить толком ничего не успел. Как на автомате все. Прислушался. За дверью тишина. Постоял с минуту и открыл дверь своим ключом. Зажег в коридоре свет. Взгляд зацепился за женькину курточку на вешалке. Сиреневая, с белой опушкой. На полочке туфельки, балетки. В сердце боль занозой засела. Ноет так, что хоть волком вой. Прошел на кухню. На столе чашка с недопитым чаем и салфетки со слониками. Улыбнулся, словно теплом повеяло. Женька… В коридор и… спальню. Покрывало перевернуто, подушка смята. На полу мазком белым лежит что-то. Наклонился, чтобы поднять и застыл. Кружевное белье разорванное. Взгляд метнулся к прикроватному столику. На нем зажигалка в форме пули. И не нужно надпись именную смотреть, чтобы знать, что она Круглову принадлежит. Сам дарил почти год назад. Не выдержал. Протянул руку и смел со столика все, что на нем было. Полетели вазочка с засушенными цветами и шкатулка с украшениями. Янтарный кулон, что Женьке дарил, на постель упал. Схватил его и сжал, что было сил. Ненависть полыхала внутри подобно пожару, выжигая сожаления и пустые, никчемные надежды на разговор. Кому он был нужен? Зачем? Все и так понятно. Без слов.

Алексей вышел из квартиры и захлопнул дверь. Больнее быть уже не может. Теперь он это знал. Больше ничего не осталось, и если в глубине души против воли теплилась надежда, то теперь ее не стало. Алексей достал телефон и набрал Леонова. Услышав приветствие, спокойно произнес:

– Я согласен. Когда нужно уезжать?

Леонов помолчал.

–Быстро ты решил, Алексей. Ну, да что ж. Мое дело поддержать тебя в этом. Ко вторнику составят договор. Твой юрист потолкует с моим. Если всех все устроит, то к концу следующей недели улетишь в Омск.

– Хорошо. Жду звонка, Игорь.

Бекетов нажал на «отбой» и вышел из подъезда.

Глава 24.

Тишина окутывала меня. Звенящая, жадная, отнимающая последнюю надежду. Секундная стрелка, лениво ползла по циферблату, бесшумно отсчитывая время. Не спеша пробегала круг за кругом, двигаясь от одной цифры к другой. Для меня же время остановилось. Я жила одним мгновением. Здесь, сейчас. Больше не было ничего, лишь эти минуты, наедине с болью и отчаянием. С меня словно заживо сдирали кожу, а я не могла кричать. Не могла даже пошевелиться. Руки безвольно висели вдоль тела, голова была опущена. Я словно видела себя со стороны. Сломленную, растоптанную, без права выбора, который у меня безжалостно отняли. Я никогда не была достаточно сильной, хоть и пыталась убедить себя в обратном. Сталкиваясь с очередной трудностью, я уверяла себя, что справлюсь. Подсознательно же всегда искала опоры в других. Сначала в бабушке, потом в Ольге. Я была… слабой. Слишком слабой, чтобы признаться в том, что не могу без поддержки. Так хромой, опираясь на костыль, уверяет других, что может идти самостоятельно, отказываясь признать, что отбросив палку, он упадет. И сейчас я падала. Так глубоко, что пропасть, увлекшая меня, казалась бездонной. Никто и ничто не могли сейчас помочь. Я осталась ОДНА. И от решения, которое я должна была принять, зависела не только моя жизнь. Внутри короткими всполохами рождалась злость. На безысходность, что душила меня. На желание снова опереться на кого-то. Злость перерастала в ненависть. Жгучую, отчаянную. Она разрасталась в груди, вытеснив остальные чувства. Я ненавидела себя. Каждый вздох, что делала, каждый удар сердца. Почему я не могу бороться? Почему склоняюсь перед неизбежным, принимая его как данность? И есть ли оно, неизбежное? Или это лишь цепь случайностей, что ведут к закономерному финалу? Но ведь я САМА делаю этот выбор, и несу за него ответственность. Хотя несу ли?.. Или привычно перекладываю ее на других? Я содрогнулась от отвращения, словно наяву ощутив прикосновения Круглова, и с безотчетной злостью поняла, что САМА дала ему это право. САМА позволила растоптать себя. И бессмысленны уверения, что это случайность. Круг замкнулся. Я поняла, что каждый мой шаг лишь подводил к тому, что произошло. И сейчас я расплачивалась за это. Невыносимой болью и оглушающим чувством вины перед тем, кого не смогла уберечь. Решение пришло спонтанно. Подхватив с кушетки брошенные впопыхах вещи, я начала одеваться. Больничная рубашка синим комком упала на пол. Я торопливо запахнула халат, скинула больничные бахилы, переобуваясь в сланцы. Смириться и безропотно взойти на эшафот я уже не могла. А иным для меня и не могла стать операция, о которой говорила врач. Я чувствовала, что кровотечение усиливается, что боль кольцами охватывает низ живота, пульсируя и сжимаясь. И понимала, что у меня слишком мало времени. Куда и зачем я должна была пойти, что говорить и делать, я не знала. Но мысль о том, что я должна бороться сейчас, настойчиво билась в голове. На мгновение потемнело в глазах, и я потеряла ориентацию в пространстве. Схватившись за спинку стоявшего рядом стула, я качнулась, пытаясь сохранить равновесие, и почувствовала, что теряю опору под ногами. Стул пошатнулся, ставшие внезапно мокрыми ладони скользнули по спинке, и я начала падать. Как в замедленной съемке, видела, как открывается дверь. Застывшая на пороге женщина в бирюзовом халате что-то закричала, и я провалилась в темноту.

Холодные пальцы коснулись лба.

– Температура почти тридцать восемь. О чем мы спорим?.. – высокий звенящий голос резал слух.

Я открыла глаза. Тело горело, как в лихорадке. В висках пульсировала боль, вызывая тошноту. С трудом заставила себя произнести:

–Не надо, пожалуйста.

Врач, что осматривала меня при поступлении в больницу, поджала губы и отошла.

–У нее бред! Вы не понимаете! Я не буду нести ответственность за ее жизнь!

– Делайте повторное узи. Вы были вместе со мной в кабинете заведующей и слышали ее распоряжение. Она подойдет через пару минут.

Я подняла глаза и наткнулась взглядом на повернутую вполоборота фигуру. Поверх бледно-зеленой футболки накинут белый халат, в руках истерзанная сигарета, которую мужчина поминутно крутил между пальцами.

– Бессмысленно!

Мужчина повернулся ко мне. Залегшая между бровей складка смягчилась, и на мгновение показалось, что на его лице мелькнуло облегчение. Дима… Как странно, что я только сейчас вспомнила его имя. Еще одна случайность в этой цепи. Из коротких фраз, которыми он перебрасывался с врачом, я поняла лишь одно, у меня появился шанс. Слишком крохотный, чтобы поверить в него, но я ухватилась, как утопающий за соломинку. Попытавшись приподняться, застонала, но упрямо сжала губы. Не сейчас. Не здесь. Я буду бороться. Пока есть хоть малейшая надежда.

– Я могу сама… я дойду, куда нужно, – хриплый шепот срывался с пересохших губ.

Саднящая боль в горле мешала говорить. Дыхание перехватывало, но я все повторяла:

– Скажите, куда?.. Скажите…

– Вторая дверь от ординаторской. Кабинет сто тридцать, – надменно и холодно. – Делайте, что хотите. Тем более, что девушка не оформлена. В случае летального исхода…

–Замолчите! – резкий окрик.

Я вздрогнула. Дима осторожно взял меня под локоть и помог подняться. Прикосновение обожгло. Хотелось дернуться и закричать, но я сдержалась. Сжала губы и, уставившись в пол, спустила ноги с кровати. На тумбочке рядом стоял лоток с использованным шприцем. Мысли забились в голове тревожным набатом. Что мне поставили? Зачем? Перехватив мой взгляд, врач пояснила:

– Децинон. Назначение, на мой взгляд, бессмысленное. Вам уже не поможет.

Врач вышла из кабинета, оставив дверь приоткрытой. Я видела, как она подошла к окну и, передернув плечами, остановилась, постукивая по подоконнику ручкой. До меня долетали лишь обрывки ничего не значивших фраз:

– Если бы я знала… Какое право… Угрожать…

Дима, поддерживая меня за плечи, повел к выходу. Отчаянно хотелось отстраниться, вырваться. Дыхание сбилось, по телу прошла дрожь. Мне были неприятны прикосновения. Как ни старалась я убедить себя, что человек рядом со мной хочет помочь, внутри все противилось. Я словно разделилась пополам, и одна часть меня была здесь, а вторая… тонула в бесконечно черном потоке воспоминаний, отделимых от реальности лишь тончайшей гранью, и там была боль. Разрывающая, жгучая, лизавшая тело раскаленными языками пламени, проникая под кожу и вызывая лишь одно желание, освободиться от нее.

Каждый шаг отдавался в голове. Дима довел меня до кабинета узи, в котором я уже была сегодня, и остановился на пороге.

– Вы можете остаться, если хотите, – пожилая женщина с посеребренными сединой волосами, стянутыми в хвост детской пушистой резинкой, указала на стул. – Присаживайтесь. Хочу, чтобы вы убедились, никто не намерен вас обманывать.

– Я рад, что заведующая отделением почтила нас своим вниманием, – язвительно бросил Дима и провел меня к кушетке, застеленной голубой бумажной пеленкой.

Процедура заняла немного времени. Женщина, делавшая узи, хмурилась, что-то помечая. Я лихорадочно ловила каждое изменение на ее лице. Чуть опущенные уголки губ, сосредоточенный взгляд, лучики морщинок в уголках глаз. Казалось, по ее лицу ничего нельзя прочитать, но я читала. В мимолетном движении бровей, в коротких взмахах ресниц, даже в ее дыхании, то прерывистом, то чуть более глубоком. Сердце набатом стучало в груди, заглушив остальные звуки. Я не слышала, как в кабинет вошел кто-то еще. И лишь почувствовав, как на плечо опустилась рука, подняла глаза. Рядом с узисткой стояла невысокая девушка с усыпанным веснушками лицом. Темно-рыжие, отливавшие медью волосы, убранные в высокий хвост, взметнулись, когда она повернулась в сторону заведующей.

– Мы недавно рассматривали подобный случай…, – она запнулась и покраснела, но тут же собравшись, продолжила. – И… если сделать правильные назначения и… соблюдать режим…

– Девочка, ты в своем уме? – высокий, холодный голос раздался за спиной.

Я сглотнула подступивший к горлу комок.

– Маргарита, – вежливо, но уже с нажимом произнесла заведующая, – это жизнь, а не случай из практики, вполне возможно приукрашенный преподавателем ради… кх-м… того, чтобы поразить ваши юные умы.

–Но, Анна Валентиновна, – рыжеволосая девушка упрямо вскинула подбородок, – ведь есть же шанс.

–Один из сотни, Рита. А девяносто девять… приведут к экстренной операции, которая может закончиться… не совсем удачно.

Горло сдавило невидимой рукой. Неважно, кто и что теперь скажет. Неважно, что будет потом.

– Я подпишу все, что нужно.

– Переводитесь в другую больницу и… ради бога, делайте, что хотите! – бросила в ответ заведующая.

– Анна Валентиновна, я возьму на себя ответственность, – Маргарита прижала руки к груди, в упор глядя на застывшую истуканом женщину.

– Кого вы слушаете? Это дитя лишь пол-года назад получило диплом! – врач, делавшая узи стремительно поднялась.

Мою судьбу снова кто-то решал. Не я, а многоликие "они", которые знали, как будет лучше. Нет! Я в отчаянии замотала головой.

– Нет! Я имею право выбрать гинеколога, который будет меня наблюдать.

–Она даже еще не врач! – Анна Валентиновна обхватила меня за плечи и рывком подняла с кушетки. – Вы не понимаете…

Что я должна понять сейчас? Я дернулась, пытаясь освободиться.

– Мы теряем сейчас на споры драгоценное время, – Дима подошел к заведующей. – Отпустите Женю. В конце концов, вы прежде всего врач и должны использовать любой шанс, – бросил безапелляционно и жестко.

Анна Валентиновна замахала руками, возмущаясь. Ей вторил высокий холодный голос другого врача.

– Какие нужны лекарства? – Дима взял Маргариту за руку и отвел в сторону.

Она принялась перечислять препараты. Дима лишь кивал.

–Это есть в наличии в больнице?

– Вы!... – заведующая задохнулась от гнева. – Вы меня слышите?

–Слышу. И если вы будете мешать Маргарите делать свою работу, сегодня вечером на столе у главного врача города будут лежать результаты экспертизы двухлетней давности, которые лишат вас возможности и дальше занимать должность заведующей отделением. Вы лишитесь не только места за укрывательство, но и можете понести уголовную ответственность за халатное отношение к работе.

Я не знала, что за экспертиза, и почему заведующая гневно сверлит мужчину, обратившегося к ней, испепеляющим взглядом. Мне было все равно. Внутри маленьким клубочком свернулась надежда. Мир ненадолго стал цветным. Светло-зеленая ширма, красная лампочка, мигавшая на мониторе и расплывающиеся контуры оставленной на экране картинки – темное пятнышко, укрытое среди светлых разводов. Моя жизнь сосредоточилась в эту минуту лишь в нем. В его пульсации, биении его маленького сердца.

Гомон голосов постепенно стих. В кабинете остались лишь Дима и девушка с веснушчатым лицом. Она робко взяла меня за руку и посмотрела в глаза.

– Я не могу ничего обещать. Но… , – она повернулась к Диме, – если вы оба будете верить, то… когда родители ждут малыша, он чувствует это. А я вижу, что у него замечательные мама и папа и…, – она вздохнула, – я постараюсь помочь.

Я вздрогнула.

–Папа…, – вырвалось полу-стоном.

Лешка… Господи… Я прижала руку ко рту. Внутри все похолодело.

– Папа…, – еле слышно повторил мужской голос.

Я отвела глаза от присевшего на кушетку Димы. Неловкую паузу нарушила Рита.

– Вас переведут в отдельную палату, если муж договорится. Думаю, так будет лучше, потому что вам нужен полный покой. Никаких волнений. Я понимаю, что после произошедшего…, – она запнулась, – но сейчас вы должны думать только о ребенке. Назначения я оставлю медсестре. На узи через пару часов. Вечером осмотр. И… если вдруг что-то пойдет не так, то… я сама буду настаивать на операции.

Она склонилась ко мне и ласково провела по щеке.

–Но сейчас думайте лишь о том, что малыш чувствует то же, что и вы. И чем больше положительных эмоций, тем больше шансов. Лекарства не всесильны. Все в руках человека.

Она пошла к двери. Остановившись на пороге, обернулась.

– Я не уверена, что правильно делаю, вмешиваясь в происходящее, но… я не могу по-другому, – и чуть помедлив, продолжила. – Вас увезут в палату на каталке. Нужен полный покой. Вставать вам еще долгое время будет нельзя. Разве что по необходимости. Оставляю вас с мужем, думаю, вам есть о чем поговорить.

И снова повисла неловкая пауза, которую я не в силах была нарушить. Боясь посмотреть на Диму, перевела взгляд на часы, висевшие над дверью. Большая стрелка застыла на двенадцати, маленькая медленно подбиралась к ней. Значит, уже полдень. В несколько часов уместилось так много боли, отчаяния и надежды, что невозможно было поверить в то, что это происходит со мной. Словно дурной сон, который вот-вот закончится. Пересилив смущение, я повернулась к Диме. Он сидел ко мне вполоборота, упершись локтями в колени. Застывший взгляд был устремлен в окно, между бровей пролегла складка.