Текст книги "У всех ошибок горький вкус (СИ)"

Автор книги: Елена Милитенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

Осторожно коснувшись его руки, я прошептала:

–Спасибо…

Нужно было сказать что-то еще, но слова не шли с языка.

Дима повернулся ко мне и с минуту всматривался в мое лицо. Протянув руку, убрал волосы со лба и так же тихо ответил:

–Пока не за что, Женя…

Глава 25.

Выживает сильнейший. Слабый должен уйти с дистанции, более того, его нужно столкнуть, пока он не ощутил своей силы и не попытался занять твое место. Нападение предпочтительней обороны, и за право остаться на плаву нужно бороться. Каждый день, каждую минуту, помня, что из хищника ты в любой момент можешь превратиться в жертву. Закон джунглей, закон бизнеса. Закон жизни, которому Наталья следовала неукоснительно. Она усвоила его много лет назад. Боль оказалась лучшим учителем. Она закалила душу, выдернув с корнем чахлые ростки человеколюбия и сострадания. Трезвый расчет оказался предпочтительней эмоций. Кому нужны были ее слезы тогда, тридцать лет назад? Тщедушной няньке, которая, цокая, обстригала ее волосы, перемазанные клеем, или слащаво улыбавшейся директрисе, что убеждала ее ничего не рассказывать о постоянной «травле» неожиданно нагрянувшей с проверкой комиссии?

Наталья в бессилии сжала кулаки. Воспоминания были непрошенными. Подобно едкой кислоте они разъедали прочно стоявшую столько лет стену, которой она отгородилась от прошлого. Наташка Каплина, с длинными курчавыми волосами, в ситцевом платьице с оторванными на подоле рюшками умерла много лет назад. Для всех умерла, став Натальей Бекетовой, лучшей ученицей престижной гимназии, первой во всем, за что бралась.

Она смогла выжить в детском доме, научилась улыбаться, когда было нужно, и скалиться на врагов, коих было немало. Ум не был у них в чести, в отличие от силы, которой они кичились. Наталья была слабой, забитой, не способной постоять за себя. Но лишь поначалу. Она быстро усвоила, что слезы лишь раззадоривают «волчат», и научилась сносить боль молча. А позже стала давать отпор. Она не была одной из них и никогда к этому не стремилась. Она была особенной, потому что умела думать и просчитывать. Каждое их действие, каждый шаг. Наталья умело сталкивала их друг с другом. И наступил день, когда ее оставили в покое. И тогда она сосредоточилась на главной цели – выбраться из этой клоаки, которую ей предлагали считать домом. Общие вещи, общие игрушки, общая посуда. Ничего твоего, и ты сам обезличенное оно, которое фальшиво жалеют, вздыхая над несчастной судьбой. Что они знали? Нянечки, воспитатели, сытые, ухоженные, не стеснявшиеся в выражениях, когда никто не видит. Наталья ненавидела их всех. Ей сказали, что каждые три-четыре месяца приходят семьи, чтобы выбрать ребенка. Они были экспонатами, к которым присматривались, оценивая состояние здоровья, уровень интеллекта, поведение. И шансы были у всех. Первым забрали Тольку, смуглого мальчишку с вихрастыми патлами, ничем не примечательного. Разве что тем, что в свои шесть лет он умел читать и писать, и занимался в кружке «умелые руки», с особым рвением осваивая макраме. Следующей – Оленьку. Плаксу и недотрогу, рисовавшую дурацкие картинки, которые неоднократно были отмечены на конкурсах. Оленька была подающей надежды. И Наталья решила, что следующей, кого заберут, будет она. В свои восемь она прекрасно играла на фортепиано и пела. Учеба давалась ей легко. Оставалось лишь убедить директрису, что ее стоит «показать». Ольга Юрьевна не любила Наташу за острый язык и дурные, по ее словам, манеры. Но Каплина оказалась настойчивой в своем стремлении. Не прошло и месяца, как воспитатели восторженно заговорили о ней. Помогает поддерживать порядок, послушна, все время отдает учебе, а ее игра на фортепиано достойна самой высокой оценки. Директриса же сдалась после того, как Наташа, скромно потупив глазки, обличила в краже фруктов из столовой нескольких ребят. Фрукты изъяли, виновники понесли наказание, а Наташа получила «пропуск» в будущее. Правда, расплатилась она за него сполна. Ее отловили в ванной и жестоко избили сотоварищи. Она стала «крысой» для всех, но имело ли это значение в свете открывшихся перспектив? Наталья, стиснув зубы, перетерпела несколько недель. И в награду за проявленную стойкость ее познакомили с семьей. Виктор Николаевич запомнился ей, как высокий статный мужчина с военной выправкой. Он долго беседовал с Наташей, задав ей бесчисленное количество вопросов, касавшихся ее родителей, увлечений, учебы. Казалось, он собирает досье, методично выспрашивая мельчайшие подробности. Наконец, Бекетов удовлетворенно кивнул и позвал директрису. В тот же вечер Наташа уехала с ним. Екатерина Павловна, заменившая ей впоследствии мать, встречала их дома. Робкая, застенчивая, она не перечила мужу, когда он объявил, что у Каплиной испытательный срок в месяц, за который он решит, останется ли она у них.

Лишь много позже Наталья узнала истинную причину, побудившую Виктора Николаевича взять ребенка из детского дома. Он сделал это по совету психиатра, который наблюдал жену. Длительная депрессия Екатерины Павловны не поддавалась лечению. Ремиссии наступали все реже, а обострение болезни грозило серьезными последствиями. По словам врачей, женщина не могла иметь детей. Не помогали ни курсы дорогостоящих лекарств, ни бабки-знахарки, к которым она обращалась. Срыв произошел после очередного посещения клиники репродуктивного здоровья. Ей отказали даже в ЭКО, сославшись на невозможность проведения операции и посоветовали усыновить ребенка. Екатерина Павловна обратилась к мужу, который в жесткой форме отверг ее предложение. Чужой ребенок был ему не нужен. Однако, спустя полтора года, под давлением психиатра, наблюдавшего жену, он уступил. Старший брат Виктора Николаевича рассказал об этом Наталье после смерти родителей, не видя смысла и дальше хранить семейную тайну. Тем более что, по его мнению, именно появление Наташи в семье Бекетовых помогло свершиться чуду, коим он считал рождение Алексея. Но маленькая Наташа Каплина об этом еще ничего не знала.

Наталья с трудом привыкала к правилам, установленным в семье Бекетовых. Расписанный по минутам режим дня, никаких развлечений, или поблажек. Она вставала в шесть утра, помогала накрывать на стол, завтракала и занималась с репетитором до позднего вечера, иной раз не имея возможности даже прерваться на обед. Виктор Николаевич лично проверял, чему она научилась, организуя каждый день подобие экзамена, дотошно проверяя каждую мелочь. Он никогда не хвалил. На промахи же указывал с удовольствием, подчеркивая, что Наташа никчемная ученица и времени исправиться остается все меньше. Наталья с остервенением штудировала учебники, отдавая все силы учебе. Слишком хорошо она понимала, что от этого зависит ее будущее. Возвращаться в детский дом она не хотела, даже более того, боялась, зная, какой прием ее ждет. С каждым днем внутри нарастала паника, вкупе с переутомлением приведшая в итоге к срыву. Наталья перестала спать, почти ничего не ела. Она была похожа на затравленного зверька, который бьется в силках, без надежды на спасение. Ситуация разрешилась неожиданно. В день, когда должно было быть озвучено решение, Наталья попала в больницу с нервным истощением. И, как она узнала много позже, именно это и способствовало тому, что Виктор Николаевич посчитал ее усилия достаточными. Жизнь потекла своим чередом. Привычный распорядок, привычные мысли и зыбкое ощущение спокойствия, которое разрушилось вместе с новостью о том, что Екатерина Павловна ждет ребенка. Наталья ненавидела его заочно. Еще не видя и не зная, кто должен родиться. Этот кто-то отнимал у нее все. Уверенность в завтрашнем дне, будущее, которое у нее появилось. Екатерина Павловна, которую Наташа называла мамой, почти всю беременность пролежала в больнице. Виктор Николаевич, которого, к слову сказать, Наталья никак не называла, проводил все время на работе, зачастую оставаясь там ночевать. Наташа осталась на попечение няни и репетиторов. В школу она не ходила, сдавая экзамены в конце года экстерном. Сходя с ума от тревоги, она с ужасом ждала появления на свет нового члена семьи, понимая, что, скорее всего, ее время закончилось. Но родился ребенок, и про нее вовсе забыли. Наташа с завистью наблюдала, как все крутятся вокруг маленького пищащего комочка и не могла взять в толк, чем они восторгаются. Она замкнулась, стала угрюмой и раздражительной. Однако на учебе это никак не отразилось. Наталья с еще большим рвением занималась, читала, даже попросила дополнительный курс языка. К Алешке она относилась с прохладой, хоть и умело скрывала это. Несколько лет пролетели, как один день. Наталья закончила школу в пятнадцать, немало поразив всех. Она собиралась поступать на экономический, в тайне лелея мечту войти в бизнес отца. Бекетов-старший, уйдя из НИИ, который возглавлял последние несколько лет, открыл фармацевтическую фирму, наладив производство дорогостоящих лекарств. Бизнес приносил немалый доход, что позволило семье купить огромную пятикомнатную квартиру. Однако планы на поступление рухнули, когда за Бекетовых взялись неизвестные «братки», требуя пустить их в долю. Другими словами, они жаждали получать мзду, предлагая взамен предлагая «крышу». Отец встал на дыбы, и в итоге Екатерина Павловна «случайно» пострадала от решивших поживиться воров. Она попала в больницу с серьезными травмами, и Наталья вынуждена была сидеть с Лешкой, пока отец утрясал все вопросы. И с врачами, и с братками, и с бизнесом, за который неожиданно принялись проверяющие. Денег катастрофически не хватало, и нанять няню Бекетовы не могли.

Пятилетний Алексей сторонился Наташи, предпочитая проводить время один, читая книги, или занимаясь за компьютером. Неласковый, замкнутый мальчик, невероятно упрямый и чересчур самостоятельный. Он никогда не спрашивал у Натальи разрешения и поступал так, как считал нужным, доводя ее тем самым до белого каления. Она пыталась найти к нему подход, умасливала, уговаривала, ругалась. Все было бесполезно. Пока однажды не застала его всхлипывавшим в родительской спальне. Лешка сидел на подоконнике, прислонившись лбом к холодному стеклу, и размазывал маленьким кулачком бежавшие по щекам слезы. Внутри у Натальи что-то дернулось. Она словно увидела в Лешке себя. Мелькнул образ маленькой девочки, запертой в квартире родной матерью, забытой, как ненужная игрушка. Бесправной и всеми брошенной. Наташа порывисто шагнула к Лешке и обняла его, крепко прижав к себе. Мальчик всхлипнул:

– А мама вернется?

– Вернется, Лешенька. Обязательно вернется. Ничего не бойся.

Мальчик перестал всхлипывать и на короткое мгновение прижался к Наташе. Детские ручки обвили ее шею, и Наталья впервые за долгое время ощутила, что нужна кому-то. В душе разлилось приятное тепло.

–Я всегда буду рядом, что бы ни произошло.

Как клятва, как признание своей ответственности за маленькую жизнь. Сковывавший сердце холод на время отступил.

–Всегда, Лешенька. Всегда.

Наталья сдержала обещание. И спустя двадцать лет осталась верна своему слову, данному в тот день.

В их отношениях были подъемы и спады. После смерти родителей Лешка надолго замкнулся в себе. Угрюмый, неразговорчивый, он делал все наперекор, и любые попытки заботиться о нем отвергал. Наталья старалась ему помочь, оградить от возможной боли. Она решала, с кем он будет общаться, не желая видеть рядом с ним случайных людей. Она боялась, что его могут предать, обидеть, но более всего ее страшило, что он может привязаться к кому-то. Алексей должен был принадлежать только ей. А он противился, устраивая молчаливые демарши. Уходил без разрешения из дома, забросил учебу, проводил время так, как считал нужным. Потом появился Сашка Молчанов. Он вошел в их жизнь стремительно, полностью завладев вниманием Алексея. Он забирал его у Натальи. Но ни крики, ни угрозы, ни увещевания на Лешку не действовали. И на какое-то время она смирилась, оставив брата в покое. Отношения наладились. Наталья посвящала время работе, Лешка учился. Видимость благополучия продержалась несколько лет. Пока однажды, вернувшись не вовремя домой, Наталья не застала Алексея с девушкой в весьма пикантной ситуации. Злость застилала глаза, жгучая, как разгоравшееся пламя. Жалкая девчонка с торчавшими в разные стороны волосами, напоминавшими паклю, что-то невнятно мямлила тонким, блеющим голоском. Алексей вытолкал Наташу из комнаты и закрыл перед ее носом дверь. Наталья присела на пуфик в коридоре. Перед глазами все еще стояла ладная фигура брата с тоненькой полоской волос, убегавшей за пояс боксеров. По телу разлился жар. Судорожно сглотнув, Наталья приказала себе успокоиться, но ее преследовали навязчивые картинки, как она опускается перед Лешкой на колени, проводит пальцами по загорелой коже, слегка царапая, опускает руку на пульсировавшую от напряжения плоть… Наталья тряхнула головой. Она хотела Алексея так неистово, как только женщина может желать мужчину, изголодавшись по ласке. Вот только она не имела на это право. Раскрыть ему правду она не могла, боясь, что потеряет его. А быть рядом и видеть, как другие… Наталья сжала кулаки. Нужно смириться с тем, что девки будут появляться в его жизни. Сменяющие друг друга, безликие, она же останется для него единственной женщиной, которую он будет любить.

Надежды рассыпались в прах вместе с появлением в их жизни детдомовки Жени. Наталья узнала о ней слишком поздно. Почти год она жила в Мюнхене, налаживая связи с крупными фармацевтическими кампаниями. По возвращению Наталья была поставлена Лешкой в известность, что он хочет познакомить ее с девушкой. Наташа насторожилась. С тех пор, как Алексей купил квартиру и съехал из родительского дома, он никого не приводил, чтобы знакомиться. Случайно сталкиваясь с очередной «куклой», сопровождавшей Лешку, она переживала не самые приятные минуты, но успокаивала себя тем, что они временны, Наталья же, в отличие от них, величина постоянная. А здесь появилась реальная угроза. Алексей вел себя не так, как всегда. Это бросилось в глаза еще во время семейного ужина, который он попросил организовать. Слишком много внимания Алексей оказывал этой пустышке, что сидела рядом с ним, боясь поднять глаза от тарелки. Женя… Наталья пробовала ее имя на вкус. Кто знает, сколь долго им предстоит общаться и как близко. Она уже ненавидела ее. Небрежный наклон головы, острые ключицы, едва прикрытые бретелями темно-синего платья, отвратительно дешевого и безвкусного, даже ее длинные тонкие пальцы с округлыми ногтями, все вызывало в ней раздражение. Наталья еле сдержалась, чтобы не высказать ей в лицо все, что думает. Было понятно, девочка повелась на блеск и мишуру, богатенький мальчик оказывает знаки внимания, да еще и с семьей знакомит. Но это еще ничего не значит. Абсолютно. По своим каналам Наташа раздобыла информацию о Жене. И ужаснулась. Этот агнец с кротким взглядом выпустился несколько лет назад из детского дома. Наталья поспешила сообщить об этом Лешке, уверенная, что в такие подробности его не посвящали. И была крайне удивлена, что брат в курсе. Алексей в резкой форме попросил Наташу не вмешиваться в его жизнь, заявив, что планирует… жениться. Это был, как удар под дых, неожиданный и очень болезненный. Наталья сдержанно пожелала Алексею счастья и ушла, кипя от злости и строя планы, как стереть с лица земли это… недоразумение, грозившее разрушить ее жизнь. Девочка оказалась слишком умной. Недооценить противника было равносильно поражению. Но Наташа не планировала сдаваться. Свадьба все же состоялась, но это был лишь первый раунд, который Наталья оставила за Женей. А дальше… Она продуманно и точно била по самым слабым местам. Выказывая вежливое участие, Наташа стремилась унизить девчонку, подчеркивая разницу их положения. Глупая, безвкусно одевавшаяся, не умевшая держать себя в обществе. Наталья указывала ей на малейшие промахи, с удовольствием наблюдая, как вытягивается ее лицо. Не раз она доводила ее до слез, но девчонка терпела и даже пыталась дать отпор. Безрезультатно. Наталья пресекала ее попытки на корню. Алексею Женя не жаловалась, видимо, рассчитывая, что ей достанет сил справиться самой. Святая наивность. Наталья могла стереть ее в порошок. И стерла. Договориться со Станиславой труда не составило. Эта кукла давно заглядывалась на Алексея и легко согласилась помочь Наталье избавиться от нежеланной невестки. Стася прекрасно сыграла свою роль, одаривая Лешку в присутствии жены своим вниманием. А дальше… Наталье пришло в голову несколько ускорить процесс. Была куплена миниатюрная камера, Стася предупреждена, что может перейти к решительным действиям, и … здесь Наталья допустила оплошность, предложив Круглову за определенную плату установить камеру в кабинете у Лешки. Наталья поторопилась и сейчас расплачивалась за свою ошибку невозможностью контролировать ситуацию. Стася не представляла угрозы, хотя бы потому, что еще лелеяла надежду заполучить Алексея в свою постель. Неудавшаяся попытка соблазнить вожделенный объект страсти лишь подогрела ее желание, и выдавать свое участие она бы не стала. А вот Круглов… Он представлял проблему. Особенно сейчас, когда прислал Наталье запись их последнего телефонного разговора. Наташа имела неосторожность ответить на звонок и вступить с ним в спор, уверяя, что ему нечего предъявить Алексею в качестве доказательств. Теперь доказательства у него были. И нужно было действовать незамедлительно.

Наталья с минуту раздумывала, крутя в руках телефон, и решительно набрала номер Ромухова. Он был единственным, кто мог ей помочь, а учитывая его заинтересованность в Круглове, можно было на этом сыграть. Влад ответил после второго гудка.

– Рад слышать тебя, Наташ.

–Взаимно, Влад. Не буду ходить вокруг да около. Хочу тебя увидеть.

Сухой смешок.

–Неожиданно. Соскучилась?..

Наталья кашлянула. Скучать по Ромухову было слишком … опасно.

– Да, – выдавила она, – но это будет скорее деловая встреча.

– Жа-а-ль, – протянул мужчина, – мечтам суждено остаться мечтами. Ну что ж, зато соскучился я. Через два часа в «Римских каникулах». Столик я закажу.

–Тогда до встречи, – Наталья сжала трубку.

– До встречи.

Влад отключился.

Ну что ж, игра началась. Осталось только продумать предстоящий разговор, выбрать нужную тактику и правильно расставить акценты. Наталья понимала, что ни в коем случае не должна показать личную заинтересованность в устранении Круглова, иначе Влад воспользуется ситуацией, попытавшись извлечь из нее максимальную выгоду. И об условиях, которые он может навязать ей в этом случае, думать совсем не хотелось.

Глава 26.

Изящная чайная пара из китайского фарфора была отставлена в центр стола, накрытого белоснежной скатертью. Бледно-розовая салфетка брошена рядом с тарелкой с нетронутыми круассанами. Наталью, впрочем, они занимали гораздо меньше, чем сидевший напротив мужчина с цепким, холодным взглядом. Прозрачно-голубые глаза смотрели на собеседницу изучающе. Он слегка наклонил голову, демонстрируя интерес. Короткие пальцы, покрытые на фалангах темными волосками, постукивали по столу. Наталью передернуло от отвращения, когда влажная ладонь накрыла ее руку, но она продолжала говорить, старательно выдерживая нужный тон.

– … мы с тобой понимаем друг друга, Влад. Круглов не может остаться безнаказанным.

Мужчина кивнул. Тонкие губы дрогнули в усмешке.

– Сколько патетики, Наташ. С чего вдруг?

– Я хочу, чтобы у нас не было больше проблем.

Ромухов рассмеялся. Чуть хрипловато, с характерным гортанным звуком.

– У нас?.. Проблемы у Круглова, Наташ, а у меня небольшое недоразумение, которое я скоро разрешу.

Наталья чуть подалась вперед.

– Скоро…, – она хмыкнула. – Время работает против тебя, Влад. Еще пару недель и пойдут слухи, что ты теряешь хватку. Другие только и ждут, чтобы наброситься, как шакалы, и занять твое место. Нужны действия, а не слова.

Ромухов обхватил ее за затылок и притянул к себе.

– Не учи меня, как жить, – вкрадчиво произнес он, дернув за волосы и заставляя ее запрокинуть голову, – никогда.

Наталья поморщилась от боли.

– Поступай, как знаешь, и… отпусти, – прошипела она.

– Всегда уважал тебя за смелость, – Влад разжал пальцы и откинулся на спинку стула. – Чего ты хочешь, Наташ? Более всего я ценю прямоту, ты знаешь.

– Я хочу, чтобы ты его убрал, – бросила Наталья.

–Причина? – Влад чиркнул зажигалкой, подкуривая сигарету.

– Неважно.

– Он должен мне деньги. Большие деньги, Наташ. И устранять его сейчас слишком… расточительно, – он в упор посмотрел на Наталью. – Разве что ты заплатишь сама.

– Сколько?

Влад приподнял бровь, изображая удивление.

– Ну что мы торгуемся? – он выпустил тонкую струйку дыма. – Ты же знаешь, что для тебя я готов сделать все, что угодно. Деньги – тлен. А твоя красота, – Ромухов плотоядно облизнулся, – бесценна. Разве что ты решишь, наконец, поделиться своей благосклонностью… со мной.

Рука Натальи машинально потянулась к вороту платья, который, казалось, душил ее. Слишком хорошо она знала, ЧТО нужно Владу. И это был не просто секс. Физическое насилие возбуждало его не меньше, чем иных мужчин обнаженное женское тело. Влад предпочитал ломать жертву, добиваясь полного подчинения. И чем сильнее она сопротивлялась, тем острее было удовольствие.

О его пристрастиях знали немногие. Но так уж сложилось, что бывшая сокурсница Натальи Ирина Токарева, открывшая несколько лет назад модельное агентство, одно время поставляла Ромухову «девочек». Она же и просветила Наталью на его счет, прибавив, что даже за такие деньги, которые готов платить Влад, ложиться под него она бы никогда не решилась.

– Я не настаиваю, Наташ, – голос Влада прервал воспоминания. – Просто предлагаю один из вариантов решения НАШИХ с тобой проблем, – он подозвал официанта. – Счет, пожалуйста.

Выхода не было. И это рождало внутри ярость, столь сильную, что хотелось вскочить и вцепиться в это лоснящееся от удовольствия лицо, выцарапать глаза, чувствуя, как погружаешься пальцами в мягкую плоть. Решение нужно было принимать сейчас. Времени на раздумья не было. Если бы у нее был выбор. Какого черта она вмешала тогда Круглова? Теперь приходилось расплачиваться за собственную глупость.

Официант положил на столик черную тисненую золотом папку и отошел. Как в замедленной съемке, Наташа видела, что Ромухов достал деньги, отсчитал несколько купюр и бросил их поверх счета, который даже не удосужился открыть.

– Дважды я не предлагаю. Ты знаешь.

Влад загнал ее, как зверя, и теперь наслаждался, наблюдая за тем, как она пытается выбраться из расставленной ловушки. Наталья сжала кулаки. Ничего, она отыграется. Позже. Найдет способ уничтожить эту мразь, что диктует ей сейчас условия.

Влад затушил в пепельнице сигарету, выжидательно глядя на Наталью. Его глаза светились от предвкушения. Тонкие губы растянулись в улыбке.

Ну что ж, ставки сделаны. Осталось лишь начать игру.

– Я согласна, – ни один мускул не дрогнул на ее лице.

Ромухов довольно кивнул и, поднявшись, неспешно подошел к Наталье. Горячие руки легли на ее плечи, слегка поглаживая.

– Я и не сомневался. Следующее воскресенье. Половина девятого. Артем заедет за тобой.

Наталья кивнула. Борясь с отвращением, позволила шершавым губам скользнуть по ее шее. В нос ударил острый ментоловый запах.

– Какие у меня гарантии, Влад?

– Ты выполняешь свою часть сделки, и в течение недели я выполняю свою.

–Три дня.

– А ты нетерпелива, – горячее дыхание обожгло шею.

– Скорее дальновидна.

Влад усмехнулся.

– Как скажешь. Я умею идти на уступки…

Наталья с ненавистью смотрела вслед удаляющейся фигуре Ромухова. Круглая лысая голова на толстой, мясистой шее покачивалась в такт шагам. Широкие плечи, мощный торс и абсолютно непропорциональные телу короткие ноги. Даже дорогая одежда смотрелась на нем убого. Иссиня-черная шелковая рубашка выбилась из брюк и собралась у пояса гармошкой. Да он просто уродец, которого можно показывать за деньги. И ей нужно будет лечь с ним в одну постель. И не только. Воображение услужливо нарисовало картинки предстоящей встречи. Наталья вздрогнула и потянулась к висевшей на спинке стула сумочке. Сигареты лежали в наружном кармане. Достав пачку, она бросила ее на стол. Подозвала официанта.

– Виски со льдом.

Нужно успокоиться. И выкинуть на время Ромухова из головы. В конце концов, цена за возможность избавиться от Круглова не столь высока. По крайней мере, сейчас ей хотелось так думать.

Наталья окинула взглядом зал. Драпированные светло-сиреневой тканью стены с ажурными светильниками под потолком. Ряд столиков из темного дерева, накрытых белоснежными скатертями. В глубине зала небольшая полукруглая сцена, декорированная цветами. Уютная обстановка, легкая музыка, аромат кофе, разлитый в воздухе. Все, как обычно. Как и несколько недель назад, когда она ужинала здесь с Алексеем. Напряжение, сковавшее ее, отступило. Вспомнилось его лицо с высокими скулами, твердая линия губ, лучики морщинок в уголках глаз. Как же она любила его. Растворялась в нем, поминутно подмечая, как предательски быстро стучит сердце, когда он рядом, выдавая ее волнение и трепет. В тот день он принадлежал только ей. Женька, эта никчемная, глупая кукла, осталась для него в прошлом. Больше ничто не разделяло их с Алексеем, и эта мысль наполняла Наталью ощущением триумфа. Сладостный вкус победы заставлял забыть обо всем. Она старалась невзначай коснуться его руки, когда он передавал ей соль, или подливал вина, упиваясь невыразимым счастьем от сознания, что он сейчас с ней. ОН ТОЛЬКО ЕЕ. Наталью не пугал его пустой, отрешенный взгляд. Напротив, читая в нем боль, она радовалась тому, что любовь, которую он придумал себе, умирает, корчась в агонии. Пусть сдохнет это проклятое чувство, что отнимало его у нее. Боль утихнет, и она, Наталья, будет с ним, когда Алексей очистится от пагубного влечения, разрушившего его жизнь.

И Наталья была готова заплатить любую цену за возможность быть с НИМ. Не с братом, но с мужчиной, который для нее дороже жизни.

Она взяла в руки бокал с виски, который принес официант, и отсалютовала в пустоту:

– За тебя, Алеша! За наше будущее, которое у нас никто не отнимет!

Первый же глоток обжег горло. Наталья поморщилась, но выпила виски до дна.

До воскресенья оставалось всего четыре дня. А дальше… жизнь, в которой одиночеству не будет места, и думать об ином уже не хотелось.

27 глава.

Густая, вязкая темнота застыла в комнате. Казалось, ее можно резать ножом. Один взмах, и она распадется на куски, спадет на пол бесформенной грудой, а на ее место придет пустота. Она расползется по углам, сотрет очертания предметов, едва различимых сейчас в тусклом свете ночника, и я буду бесконечно падать в нее, без сожаления и сомнений, ведомая лишь единственным желанием – заснуть и ни о чем не думать, ничего не знать. На столике брошенные в беспорядке книги и несколько карандашных зарисовок – маленькая девочка с короткими вьющимися волосами и разрушенный дом с зияющими дырами вместо окон. Я взяла рисунок и дрожащей рукой провела по хмурому детскому личику с насупленными бровками. Если бы я могла хоть что-то изменить, отмотать назад черно-белую пленку жизни, избежать раздирающего на части кошмара, что каждую ночь приходит в мои сны, скользит по телу липкими пальцами, заставляя вздрагивать от ужаса и омерзения.

Я боролась с собой. Из последних сил продолжала верить, что все наладится, убеждала себя, корила за трусость и малодушие. Но я боялась. Каждого узи, каждой процедуры, что проводили врачи. Они просматривали результаты анализов, качая головой, отмалчивались, когда я задавала вопросы, от которых зависело так много. «Что? Как? Почему?» А в ответ получала лишь невразумительное: «Мы наблюдаем, требуется время». Кислицина, с которой я столкнулась несколько дней назад, направляясь на очередной осмотр, бросила в мою сторону слова, заставившие похолодеть:

– Кого ты родишь, глупая? Уродца с патологией, который не проживет и суток. Плод отстает в развитии, и это на шестнадцатой неделе. На что ты рассчитываешь?

Я сжалась и опустила голову.

– Какая вам разница, – голос дрожал, – какая вам разница!

– Никакой! Только попридержи своего мужа, или кто он там тебе. А то опять обвинит врачей во всех грехах. Это твой выбор, Бекетова и тебе за него расплачиваться.

И я платила мучительным ожиданием. Время для меня словно остановилось. Однообразные серые дни сменяла ночь, наступало утро и снова день. Я потеряла им счет, утратив ощущение реальности. Мои часы были разбиты, и стрелки замерли в одном положении. Они показывали лишь вчера. Вчера, заполненное болью и отчаянием. Вчера, от которого я бежала. Вчера, которому не было конца. Безвременье, где воспоминания подменяли реальность, где стиралась тончайшая грань между настоящим и прошлым.

Я подошла к окну. Отдернула занавеску и посмотрела вниз. Несколько лавочек, зажженные фонари, в свете которых вились мотыльки, дорога, уходящая в никуда. Пахло дождем. На небе яркими вспышками змеились молнии. Я дернула створку окна и распахнула его настежь. В комнату ворвался ветер, ероша волосы и сбрасывая с подоконника листы. На короткое мгновение я ощутила себя живой. Там, внутри, под тяжелым пологом отчаяния вспыхнула надежда. Завтра. Каким бы оно ни было, что бы ни происходило сейчас, оно наступит. Мое завтра, которое никто не в силах отнять у меня. Я подставила руки под тугие струи, забарабанившие по подоконнику. Блестящие темные капли устремлялись вниз, разбиваясь об асфальт. Я вдохнула полной грудью. Впервые за последние два месяца я позволила себе думать о том, что ждет меня впереди. Боль обожгла, как расплавленный свинец, вонзила острые когти, разрывая душу. Но сейчас я была готова выдержать удар. Расправила плечи, принимая тяжелую ношу. У каждого свой крест и своя судьба. Я не сломаюсь. Я выдержу. Я... Воспоминания нахлынули черным потоком. Смятое покрывало, сброшенное на пол, обжигающий холод шелковых простыней, тягучий, гнусавый голос, режущий слух, и … пустота. Я словно провалилась под толщу льда. Дыхание замедлилось. Я судорожно глотнула воздух, рванувшись на поверхность. Дождь все так же барабанил по подоконнику. Призрачный свет фонарей отливал жидким золотом, расцвечивая блестевший асфальт. Я обняла себя за плечи. По щекам катились слезы. Тебе не выбраться со дна. Можешь биться сколько угодно. Можешь обманывать себя, строить иллюзии. У тебя осталось лишь вчера. Ты заперта там, и ключ выброшен. Ну же, давай, возрази. Найди слова, которые усмирят боль, заставят тебя поверить, что ничего не было. Ты поворачиваешься к проблемам спиной, трусливо бежишь от них, наивно полагая, что это спасет тебя. Я закрыла уши руками.