Текст книги "Дневник Елены Булгаковой"

Автор книги: Елена Булгакова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 29 страниц)

Вчера ходили в театр к Егорову… —Редактируя эту запись, Е. С. вычеркнула следующие строки: «Когда мы ушли из кабинета, Егоров подошел еще раз в конторе ко мне и сказал придушенным голосом: «Никогда не думал, что я так буду переживать этот разговор… Мне так стыдно за Театр! Как прав Михаил Афанасьевич, как он прав!» И пошел принимать свою валериану».

Приехал Вольф. —Для руководимого В. Е. Вольфом ленинградского Красного театра Булгаков в 1931 г. написал пьесу «Адам и Ева». Пьеса не была поставлена.

16 мая.

День рождения М. А. —Ни одна из названных в этой записи книг не сохранилась.

17 мая.

…поехали на метро. —В 1-й ред.: «А совсем вечером мы поехали с Мишей на метро в центр, встретили случайно там Тату и Колю. Вместе доехали до Кировской станции. Там эскалатор громадный, говорят – семьдесят два метра высоты. Когда мы доехали до верха, Тата смеялась и уверяла, что у Миши был неуверенный вид и он за меня держался, – ее это насмешило».

20 мая.

Вересаев прислал М. А. совершенно неожиданное письмо. —В 1-й ред.: «Оглушительное событие: Вересаев прислал Мише совершенно нелепое письмо. <…> Целый день испортил, сбил с работы! Целый день Миша составлял ему письмо. Вышло основательное, редкое письмо. В частности, я напомнила Мише про одну деталь, касающуюся Дубельта, Миша поместил цитату в письме».

С этого момента начинается сложная и крайне драматическая история взаимоотношений Булгакова и Вересаева вокруг пьесы «Пушкин». Между соавторами была договоренность (см. запись 18 октября 1934 г.): пьесу пишет Булгаков; Вересаев подбирает материалы и, в качестве опытного пушкиниста, консультирует; авторами указываются оба: Булгаков и Вересаев.

Елена Сергеевна говорила мне, что с самого начала отнеслась настороженно к этой идее соавторства: слишком самостоятельны были оба писателя, художественный компромисс между ними был невозможен. И действительно, конфликт не замедлил начаться.

В письме, полученном Булгаковым 20 мая, Вересаев писал: «Я до сих пор минимально вмешивался в Вашу работу, понимая, что всякая критика в процессе работы сильно подсекает творческий подъем. Однако это вовсе не значит, что я готов довольствоваться ролью смиренного поставщика материала, не смеющего иметь суждение о качестве использования этого материала».

«Вы пишете, – отвечал ему Булгаков в тот же день, – что не хотите довольствоваться ролью смиренного поставщика материала. Вы не однажды говорили мне, что берете на себя извлечение материалов для пьесы, а всю драматургическую сторону предоставляете мне. Так мы и сделали.

Но я не только все время следил за тем, чтобы наиболее точно использовать даваемый Вами материал, но всякий раз шел на то, чтобы делать поправки в черновиках при первом же возражении с Вашей стороны, не считаясь с тем, касается ли дело чисто исторической части или драматургической. Я возражал лишь в тех случаях, когда Вы были драматургически неубедительны.

Приведу Вам примеры:

Исторически известно, что Пушкин всем сильно задолжал. Я ввожу в первой картине ростовщицу. Вы утверждаете, что ростовщица нехороша и нужен ростовщик. Я немедленно меняю. Что лучше с моей точки зрения? Лучше ростовщица. Но я уступаю.

Вы говорите, что Бенкендорф не должен возвращаться со словами «не туда». Я выбрасываю это возвращение. (В дальнейшем Булгаков, как известно, это место восстановил. – Л. Я.)

Вы говорите, что Геккерен на мостике уступает свою карету или сани. Соглашаюсь – выправляю…»

Письмо Булгакова обширно. К нему приложен большой блок противоречивейших выписок из литературных источников о Дантесе. Цитируется подсказанное ему Е. С. свидетельство о Дубельте: «Почему Дубельт не может цитировать Священное писание? Дубельт «ловко цитировал в подтверждение своих слов места из Священного писания, в котором был, по-видимому, очень сведущ,и искусно ловил на словах» (Костомаров, Автобиография, «Русск. мысль», 1885.V.127. Цит. Лемке. «Николаевские жандармы и литература 1826–1855 гг.», Спб. 1909, с. 121 и 122)». Интуиция Булгакова давала больше, чем знание Вересаевым материала.

Запись 20 маяв 1-й ред. кончается словами: «У меня из-за старика головная боль, раздражение». В той же ред. есть и запись 21 мая:

«Отправили письмо. Ночью не спала из-за боли головы. Вечером была у Свечиных, Ирину выпустили 16-го в 5 часов дня. Она стала вялой, апатичной, температурит уже 10-й день. Перестала смеяться».

И начало записи 22 мая:«Вчера лежу с грелкой на голове, засыпаю.

У Миши Патя. Вдруг звонок по телефону. Старик предлагает забыть письма. Все приходит в норму, по-видимому…»

Не случайно, редактируя, Е. С. сняла слова: «Все приходит в норму, по-видимому». Переписка Булгакова с Вересаевым о пьесе «Пушкин» только начиналась. (Она опубликована с предисловием и примечаниями Е. С. Булгаковой в журн.: Вопр. лит. 1965. № 3; затем в кн.: Булгаков М. А. Письма. М., 1989.)

1 июня.

При редактировании Е. С. опустила запись: «Я счастлива этой пьесой. Я ее знаю почти наизусть – и каждый раз – сильное волнение».

13 июня.

Акулов И. А. —секретарь ЦИК СССР.

15 июня.

В 1-й ред. запись: «Вчера был у нас Эммануил (Жуховицкий. – Л. Я.). Случайно в разговоре я упомянула об «Адаме и Еве». Он не знал о ее существовании и пристал с расспросами. Думал, очевидно, о переводе. Миша прочитал. Только первый акт, а потом в нескольких словах рассказал конец. Ох, не понравилось Эммануилу! Вот не понравилось! Вертелся на стуле во время чтения, как будто ему гвоздь в задницу попал».

22 августа.

Лежнев (Альтшулер) Исай Григорьевич(1891–1955). В 1922–1926 гг. – организатор и редактор журнала «Россия» («Новая Россия»). В «России» в 1923 г. опубликовал «Записки на манжетах» Булгакова, в 1925-м – две трети романа «Белая гвардия». Номер журнала с окончанием «Белой гвардии» не вышел в свет, журнал был закрыт, а Лежнев в 1926 г. выслан за границу. Там работал в советском торгпредстве в Берлине. В 1930 г. добился разрешения вернуться в Советский Союз. Был заново принят в партию, стал работать в «Правде», написал несколько имевших успех литературоведческих книг. Свою работу в журнале «Россия» трактовал как ошибку.

И. Г. Лежнев – прототип Рудольфа в повести «Тайному другу» и Рудольфи – в «Театральном романе».

29 августа.

Виленкин Виталий Яковлевич(р. 1911) – с 1933 г. секретарь, затем заместитель заведующего литературной частью МХАТа. В своих мемуарах (Воспоминания с комментариями. М., 1982) рассказывает о встречах с Булгаковым и, в частности, об отмеченном Е. С. чтении пьесы «Пушкин».

10 сентября.

Вечером Анна Ильинична, Патя… —В 1-й ред.: «Вечером – Аннушка, Патя и брат его Сергей Сергеевич. Патя и С. С. играли в четыре руки (то есть, вернее, не в четыре, а в три – по клавиру для двух рук) балет из «Руслана». С. С. играет превосходно. Миша наслаждался – головой качал в такт, мы с ним жалели, что Сергей спит».

13 сентября.

…я в оперетке с Женичкой (моим). —По-видимому, описка. В 1-й ред.: «Вечером – я – в оперетке с Женей… Я вернулась с Калужским – уже никого не застала, ужинали втроем». Поскольку Ольга в это время в Риге (см. далее), то речь, вероятно, идет о Евгении (Жене) Калужском.

…роль еврея в «Турбиных»… —В 1-й ред.: «МХАТ не сходит с языка. Узнали, что роль еврея, как Миша давно уже говорил по догадке, из «Турбиных» выбросил Станиславский. А в театре врали, говорили, что это по распоряжению свыше».

19 сентября.

…под двумя фамилиями. —В 1-й ред. далее: «Каждый раз, как доходит дело до пьесы, без злобы не могу вспомнить старика! Испортил все лето своими капризами, выходками и отказами от своих же собственных слов. Теперь еще возня – с этими двумя фамилиями».

В дальнейшем Вересаев свою фамилию снял. В ответ на письмо Булгакова от 10 сентября 1935 г.: «При этом письме я посылаю Вам… окончательный экземпляр с двумя фамилиями. Просмотрите его. Если Вы найдете нужным оставить Вашу фамилию, я буду очень рад. Если же нет, то сообщите об этом мне», – Вересаев отозвался 19 декабря: «Дорогой Михаил Афанасьевич! В соответствии с выраженным Вами согласием я решаю снять свое имя с нашей пьесы «Александр Пушкин», каковую прошу впредь именовать просто: «М. А. Булгаков. Александр Пушкин»».

Еще позже (11 марта 1939 г.) было составлено соглашение, в котором подтверждалось, что Вересаеву в пьесе принадлежит разработка исторических материалов, а Булгакову – само написание пьесы, и посему авторский гонорар они будут делить пополам, а подписывать пьесу надлежит одному Булгакову. Замечание о гонораре, впрочем, имело для Булгакова смысл чисто умозрительный, так как ему все равно не пришлось получать гонорары за эту пьесу.

20 сентября.

…на выступлении американского хора «Орфеус». —В 1-й ред. запись: «На мой костюм пялили глаза в публике: черная длинная блестящая юбка и голубой жоржетовый жакет английский».

23 сентября.

…прием у Коли, вся Пречистенка… —В 1-й ред. упоминания «Пречистенки» нет, просто: «Вечером – у Коли – Леонтьевы, Ермолинские, Шапошниковы, Маруся Г. Топленинова, мы».

24 сентября.

При редактировании Е. С. опустила запись: «Затем – Гриша (Конский. – Л. Я.). Миша ночью по его просьбе прочел три первых главы романа. На Гришу впечатление совершенно необыкновенное, и я думаю, что он не притворяется.

Я плакала».

26 сентября.

Приехал Коростин. Подписали соглашение. —В 1-й ред.: «К обеду – Коростин. Подписали соглашение относительно разделения гонорара между соавторами по «Ревизору»».

Б. Ф. Егоров (в ст.: «М. А. Булгаков – «переводчик» Гоголя». С. 80) сообщает, что 26 сентября 1935 г. между Булгаковым и Коростиным было заключено соглашение о разделении гонорара в пропорции 25 и 75 %, в пользу режиссера, «в соответствии с размерами произведенной работы каждым из соавторов». Г. С. Файман (в ст.: В манере Гоголя…//Искусство кино. 1983. № 9. С. 106) высказывает на этом основании предположение, что Булгаков был всего лишь «доработчиком» сценария Коростина и «советчиком» режиссера. Но, памятуя об обостренной щепетильности Булгакова в денежных вопросах (выразившейся, в частности, в разделении гонорара между «соавторами» за написанную Булгаковым пьесу «Александр Пушкин») и учитывая, что сценарий «Ревизора» подписан двумя фамилиями (причем фамилия Булгакова стоит на первом месте), такое предположение нельзя считать убедительным.

Скорее всего, писатель просто устал от работы над сценарием, потерял веру в эту работу и решил ее прекратить.

Сценарий не был экранизирован.

16 октября.

Сегодня у нас Прокофьев с женой… —В 1-й ред.: «Сегодня вечером – Прокофьев с женой и Дмитриев. Я приехала немного позже, слушала «Тоску».

Сережка выходил – заспанный, в штанах. Прокофьев по просьбе Миши сыграл Сергею кусок своего гавота.

Дальше – интереснейший разговор о пьесе. Прокофьев говорит, что в оперу обязательно должен быть введен Глинка».

Из записей 3 и 16 октября видно, что С. С. Прокофьев всерьез думал о создании оперы «Александр Пушкин» по пьесе Булгакова.

17 октября.

Мелик-Пашаев Александр Шамильевич(1905–1964) с 1931 г. дирижер (с 1953. – главный дирижер) Большого театра.

20 октября.

Млечин В. М. —сотрудник Главреперткома.

30 октября

Приехала Ахматова. —В 1-й ред.: «Днем позвонили в квартиру. Выхожу – Ахматова – с таким ужасным лицом, до того исхудавшая, что я ее не узнала, и Миша тоже. Оказалось, что у нее в одну ночь арестовали и мужа (Пунина) и сына (Гумилева)…»

Следующая запись, 31 октября,в 1-й ред. начинается так: «Анна Андреевна переписала от руки письмо И.В.С. Вечером машина увезла ее к Пильняку».

При редактировании Е. С. опустила запись 8 ноября:

«Решили вечером куда-нибудь пойти поразвлечься. Поехали в Клуб мастеров, он почему-то оказался заперт. По дороге в автобусе ломали голову, куда пойти, и решили идти в «Националь», благо автобус остановился у него. Произошло интереснейшее приключение. В вестибюле – шофер, который возит соседнего американца. Страшно любезен, предлагает отвезти обратно, желает приятного аппетита. Поднялись в ресторан. Я ахнула – дикая скука. Ни музыки, ни публики, только в двух углах – две группы иностранцев.

Сидим. Еда вкусная. Вдруг молодой человек, дурно одетый, вошел, как к себе домой, пошептался с нашим официантом, спросил бутылку пива, но пить ее не стал, сидел, не спуская с нас глаз. Миша говорит: «По мою душу». И вдруг нас осенило. Шофер сказал, что отвезет, этот не сводит глаз, – конечно, за Мишей следят.

Дальше лучше. Я доедаю мороженое, молодой человек спросил счет. Мы стали выходить. Оборачиваемся на лестнице, видим – молодой человек, свесившись, стоит на верхней площадке и совершенно уж беззастенчиво следит за нами. Мы на улицу, он без шапки, без пальто мимо нас, мимо швейцара, шепнув ему что-то.

Сообразили – вышел смотреть, не сядем ли мы в какую-нибудь иностранную машину. Ехали в метро, хохотали. Никогда не бывала в «Национале», и вот сегодня черт понес! Захотели съесть котлету де воляй!»

22 декабря.

В 1-й ред. в этой записи дважды упоминается Д. Д. Шостакович: «…на генеральной «Леди Макбет». Музыка очень сильная и оригинальная. Познакомились с Шостаковичем. <…> Вслед за нами приехал Мелик-Пашаев, обедали очень весело. Но меня грызет безумно, что я не позвала Шостаковича».

Упоминается Вересаев: «Перед обедом послала Вересаеву поздравительную телеграмму, сегодня его 50-летний юбилей. Но думать о нем не хочется, столько мучений он принес и Мише и мне».

1936

1 января.

Новый год встречали у Батурина и Дуловой. —Все чаще появляющиеся в записях Е. С. имена музыковеда В. В. Яковлева, балетмейстера Большого театра В. А. Рябцева, артиста Большого театра А. И. Батурина, арфистки В. И. Дуловой, дирижера В. В. Небольсина и др. свидетельствуют, что Булгаков начинает входить в круг людей Большого театра. Возможно, в какой-то степени это связано с тем, что теперь в Большом работает Я. Л. Леонтьев.

4 января.

…репетиция по «Мольеру» с Немировичем. —В январе 1936 г. репетиции «Мольера» взял на себя Немирович-Данченко. Существенно менять постановку было поздно: бесконечно репетировавшийся, «замятый» спектакль нужно было срочно выпустить. «Мне спектакль был показан, так сказать, накануне сдачи публике. Официально я мог его не допустить. Но перед работавшими в нем в течение нескольких лет актерами и режиссурой я не имел на это ни малейшего права. Мне оставалось помочь исполнителям довести спектакль до конца». (Карандашная запись Немировича-Данченко; возможно, набросок его беседы с актерами. – Архив Музея МХАТа.)

5 января.

«Тихий Дон» —опера И. И. Дзержинского.

6 января.

Мутных В. И. —в 1936–1937 гг. директор Большого театра.

6 февраля.

…да этого мерзавца Литовского. —О. С. Литовский (1892–1971) – театральный критик, драматург. В 1932–1937 гг. – председатель Главреперткома. Один из самых яростных критиков Булгакова, автор разгромных рецензий на «Дни Турбиных», «Зойкину квартиру», «Багровый остров». Возможно (по крайней мере так считала Е. С.), один из инициаторов запрещения «Мольера».

В своем беспощадном неприятии Булгакова был тверд. В 1958 г. в книге «Так и было» писал: «Произведения Булгакова, начиная от его откровенно контрреволюционной прозы – «Дьяволиада», «Роковые яйца» – и кончая «Мольером», занимают место не в художественной, а в политической истории нашей страны, как наиболее яркое и выразительное проявление внутренней эмиграции, хорошо известной под нарицательным именем «булгаковщины»» (с. 205). А в 1963-м выпустил сборник статей «Глазами современника», в который включил, стилистически почистив, свои старые рецензии на «Дни Турбиных» во МХАТе и «Зойкину квартиру» в Театре им. Вахтангова.

8 февраля.

Коля Лямин, После него М. А. говорил, что хочет написать или пьесу или роман «Пречистенка»… —В 1-й ред.: «Вчера был Коля и безумно раздражил меня и Мишу своими пошлыми разговорами. Миша дал убийственную характеристику того круга, в котором Коля вращается. Коля притих и был подавлен». Упоминания Пречистенки, а также романа или пьесы под этим названием в 1-й ред. нет.

14 февраля.

Керженцев П. М. —в 1936–1938 гг. председатель Комитета по делам искусств при СНК СССР;

Боярский Я. О. —заместитель председателя; с 1937 г. – директор МХАТа.

18 февраля.

…единственная тема, которая его сейчас интересует… —В 1-й ред. точнее: «которая его интересует для пьесы».

2 марта.

Очевидно, Берсенев сделал какую-то крупную ошибку. —Уже идет разгром культуры: убийственная статья против Шостаковича, закрытие МХАТа 2-го. Несколько дней до удара по Булгакову. Месяц до ареста Лямина. Но Е. С. еще воспринимает каждое явление отдельно, не связывая с другими.

«Трус» —пьеса А. Крона.

Редкий случай с писателями. —В 1-й ред. далее: «Из драматургов никто и никогда не хвалил Мишиных произведений».

4 марта.

…объявлен конкурс на учебник по истории СССР. —В 1-й ред. далее: «Миша сказал, что будет писать. Я поражаюсь ему. По-моему, это невыполнимо». Но, судя по ее же запись на следующий день, Булгаков считал этот замысел выполнимым.

Его всегда интересовала история. Об этом говорят сюжеты его произведений о Мольере и Пушкине. Сюжеты его оперных либретто «Минин и Пожарский», «Петр Великий», «Черное море». Работая над «Бегом», расстилал перед собою подлинные карты боев в Крыму и Таврии. Даже над «Белой гвардией», таким личным, так мало удаленным во времени от событий романом, работал как историк: безусловно изучая документы эпохи. Его герой – Мастер – историк. (Впрочем, и другой его герой называет себя историком: «Я – историк… Сегодня вечером на Патриарших будет интересная история!»)

Но была и другая и, пожалуй, не менее важная причина так остро вспыхнувшего интереса писателя к задаче: речь шла об учебнике для младших школьников, для учеников 4 класса. Конкретнее: Булгакову представлялась возможность написать учебник для Сережи Шиловского, которому в эту пору шел 10-й год и которому предстояло бы по этому учебнику учиться.

Известно, что Булгаков очень любил своего пасынка, охотно занимался с ним музыкой, чтением, учил игре в шахматы. В одной из черновых тетрадей «Мастера и Маргариты» – на чистом листе, во всю страницу – веселый детский рисунок: очень желтый дом под красной крышей, кудрявые пароходные дымы из труб и желтая дорожка к дому… Если бы это была недозволенная шалость ребенка, Булгакову ничего не стоило бы вырвать испорченный лист, как беспощадно вырывал он из своих тетрадей свои собственные испорченные листы. Но рисунок остался, рисунок нравился. В другой тетради видно, как, оставшись вдвоем (может быть, в один из тех дней, когда Е. С. отсутствовала, а воспитательница была выходная), они оба расписываются: вверху страницы, прямо над первой строкой – правее, уверенное: М. Булгаков, левее (детский почерк, перо с нажимом): С. Шиловский. А далее, тут же, – продолжение великого романа, описание бала у сатаны.

В объявлении о конкурсе (оно подписано Сталиным и Молотовым) Булгаков подчеркнул слово «премия» и сумму первой премии – «100 000 рублей». Внимательно изучил и подчеркнул ряд требований к учебнику, в том числе: «ярким, интересным, художественным». Проделал большую работу. (О сохранившихся четырех тетрадях «Курса» см.: Лурье Я. С, Панеях В. М. Работа М. А. Булгакова над курсом истории СССР//Рус. лит. 1988. № 3; там же опубликована глава «Емельян Иванович Пугачев».)

Е. С. по-разному объясняла, почему Булгаков все-таки оставил этот труд: объясняла его нездоровьем, занятостью, но выдвигала и третью, самую простую и, по-видимому, самую верную причину: результаты таких конкурсов, как известно, определялись заранее и судьба учебника была решена прежде, чем Булгаков мог закончить свою работу.

9 марта.

…без подписи. —По тону статья перекликалась с вышедшей в феврале статьей О. Литовского. Пьеса, писал Литовский, «представляет собой типическую мещанскую мелодраму, в которой Мольер, в конце концов, играет вполне второстепенную роль». «В пьесе Булгакова, – говорилось в «Правде», – исторического Мольера нет и в помине. Показан, к удовольствию обывателя, заурядный актерик, запутавшийся в своих семейных делах».

Но дело было не в тоне. Е. С. не случайно отметила: «без подписи». Статьи без подписи, так называемые «редакционные» статьи, считались официальными. Приговор был сформулирован в названии: «Внешний блеск и фальшивое содержание». Приговоры «редакционных» статей обжалованию не подлежали. Их полагалось встречать аплодисментами. И мхатовская газета «Горьковец» не замедлила отозваться:

«Около четырех лет театр работал над пьесой ненужной, неверной, в которой автор пытался протащить кое-какие реакционные идейки; и, по существу, никто в театре не поднял голоса за то, что подобная пьеса, издевающаяся над историей, над замечательной личностью драматурга, не может идти в Художественном театре. Была затрачена большая творческая энергия актеров, режиссеров, художника на ненужную и в некотором смысле вредную работу. Советская печать приняла эту работу так, как эта работа заслуживала, отличая достижения художника и актеров, она совершенно справедливо все упреки направила по адресу пьесы и автора…

Руководство театра признало критику советской печати, особенно газеты «Правда», постановки «Мольер» правильной и сняло эту пьесу с репертуара» (22 марта 1936 г.).

Удар шел не по МХАТу – удар шел по драматургу.

10 марта.

…Статья Алперса. Ляганье. —В 1-й ред. далее: «Миша поехал в Театр к Маркову сказать, что ни в коем случае не будет писать покаянного письма».

14 марта.

…Сталин, Молотов и Орджоникидзе. —В 1-й ред. далее: «Я все время думала о Сталине и мечтала о том, чтобы он подумал о Мише и чтобы судьба наша переменилась».

3 апреля.

Арестовали Колю Лямина. —Лямин был арестован 2 апреля. Н. А. Ушакова рассказывала: «В тот вечер мы пришли поздно. Со двора увидели – в кухне горит свет. Они ждали». Несколько месяцев «следствия», приговор: три года лагерей. В 1939 г. вернулся, но без права жить и бывать в Москве. Поселился в Калуге. Перед смертью Булгакова, рискуя быть арестованным, приезжал на один день – прощался. В начале войны арестован снова, и более вестей о нем не было.

12 июня.

…выходка Мейерхольда… —В журнале «Театр и драматургия» № 4 за 1936 г. помещено выступление Мейерхольда на собрании театральных работников Москвы 26 марта того же года. Резко нападая на Таирова, Мейерхольд ставил ему в вину, в числе прочего, постановку «Багрового острова» в 1928 г. А о Театре сатиры («Есть такой Театр сатиры, хороший, по существу, театр…») сказал далее: «Этот театр начинает искать таких авторов, которые, с моей точки зрения, ни в какой мере не должны быть в него допущены. Сюда, например, пролез Булгаков».

Нельзя однако умолчать о ситуации в целом. Статьи в «Правде» – «Сумбур вместо музыки» и «Балетная фальшь» – ударили не только по Шостаковичу и даже не только по музыке. Эти статьи и начавшиеся после их публикации обсуждения «формализма» и «натурализма» жестоко били по Мейерхольду и его театру. Выход статьи «Внешний блеск и фальшивое содержание» еще более обострил положение. Выступления Мейерхольда 14 марта в Ленинграде и 26 марта в Москве были попыткой спасти театр. Но даже в тяжелой этой ситуации в ленинградском своем докладе режиссер устоял и, критикуя спектакль «Мольер», нападал не на Булгакова, а на Горчакова (и весьма справедливо). То, что Е. С. назвала «некрасивой выходкой», появилось во втором выступлении Мейерхольда – в Москве.

26 июля.

…написал его ровно в месяц, в дикую жару. —В этот же месяц, на даче в Загорянке, отрываясь от «Минина», Булгаков впервые пишет концовку романа «Мастер и Маргарита» – главу «Последний полет»:

«Голос Воланда был тяжел, как гром, когда он стал отвечать.

– Ты награжден. Благодари бродившего по песку Ешуа, которого ты сочинил, но о нем более никогда не вспоминай. Тебя заметили, и ты получишь то, что заслужил. Ты будешь жить в саду и всякое утро, выходя на террасу, будешь видеть, как гуще дикий виноград оплетает твой дом, как цепляясь ползет по стене. Красные вишни будут усыпать ветви в саду.

Маргарита, подняв платье чуть выше колен, держа чулки в руках и туфли, вброд будет переходить через ручей.

Свечи будут гореть, услышишь квартеты, яблоками будут пахнуть комнаты дома. В пудреной косе, в стареньком привычном кафтане, стуча тростью, будешь ходить гулять и мыслить.

Исчезнет из памяти дом на Садовой, страшный Босой, но исчезнет мысль о Ганоцри и о прощенном Игемоне. Это дело не твоего ума. Ты никогда не поднимешься выше, Ешуа не увидишь, ты не покинешь свой приют. Мы прилетели. Вот Маргарита уже снизилась, манит тебя. Прощай!

Мастер увидел, как метнулся громадный Воланд, а за ним взвилась и пропала навсегда свита и боевые черные вороны. Горел рассвет, вставало солнце, исчезли черные кони. Он шел к дому, и гуще его путь и память оплетал дикий виноград. Еще был какой-то отзвук от полета над скалами, еще вспоминалась луна, но уж не терзали сомнения и угасал казнимый на Лысом Черепе и бледнел и уходил навеки, навеки шестой прокуратор Понтийский Пилат».

И далее впервые написанное Булгаковым в этом романе слово «Конец».

15 сентября.

…написал письмо Аркадьеву. —Булгаков писал, что не может больше работать во МХАТе: «мне просто в нем тяжело бывать». И далее: «Вчера я проверил и свои размышления по поводу «Виндзорских» и вижу, что пересилить себя не могу. Я перевод этот делать не буду. Поэтому прошу Вас сделать распоряжение о расторжении со мною договора, а также принять прилагаемое при этом мое заявление об освобождении меня от службы в МХАТ».

Короткое время спустя напишет Вересаеву: «Из Художественного театра я ушел. Мне тяжело работать там, где погубили «Мольера». Договор на перевод «Виндзорских» я выполнять отказался. Тесно мне стало в проезде Художественного театра, довольно фокусничали со мной. Теперь я буду заниматься сочинением оперных либретто. Что ж, либретто так либретто!»

2 ноября.

«Богатыри» —пьеса Демьяна Бедного.

17 ноября.

Штидри Ф. —австрийский дирижер; в 1929–1932 гг. первый дирижер Берлинской оперы; с приходом фашистов к власти эмигрировал из Германии и в 1933–1937 гг. работал в СССР.

20 ноября.

Клейбер Э. —австрийский дирижер; в 1935 г. эмигрировал из Германии.

26 ноября.

Этой датой Булгаков пометил начало работы над «Театральным романом».