Текст книги "Дневник Елены Булгаковой"

Автор книги: Елена Булгакова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 29 страниц)

Неприятный вечер.

2 ноября.

Прислали билеты из МХАТа на генеральную репетицию «Земли» Вирты.

Женя Арендт попросила достать для проф. Бурденко билеты на «Каренину». Я позвонила Феде, хотя была в недоумении – он не позвонил по приезде из Парижа.

Билеты Федя устроил. И тут же спросил:

– Получили билеты на «Землю»? Приедете?

– Получили.

3 ноября.

На «Землю» не пошли.

5 ноября.

Арестован Пильняк.

Вечером у нас были Мелик с Минночкой и Ермолинские, от которых и узнали о Пильняке.

6 ноября.

Позвонил Петя Вильямс, хочет придти. М. А. позвал и Бориса Робертовича Эрдмана. Почитал им из «Записок покойника».

Борис Эрдман – тонкий собеседник, острый.

7 ноября.

Женичка пришел с демонстрации и обедал у нас.

8 ноября.

Дмитриевы появились из Ленинграда опять. Хотели придти, но я устала, нет ни Екатерины Ивановны, ни Пани.

Позвонил Яков Л., заехал, и они с М. А. и с Сергеем съездили на машине Якова к Елисееву, привезли кой-чего. Яков обедал у нас.

9 ноября [12]12
  В рукописи ошибочно: октября.


[Закрыть] .

Вечером у нас шахматы.

10 ноября.

Ездили для выяснения вопроса о паевых взносах в Лаврушинский в контору. Конечно, не было бухгалтера.

Зашли к Евгению Петрову, приятно провели время около часа, потом их шофер отвез нас домой. Очень мрачный, поэтому на чай не решились дать.

Ужинали у нас Дмитриевы.

11 ноября.

Заходила к Троицким, узнала, что Добраницкий арестован.

Вечером М. А. прибирал книги. Я вытирала с них пыль.

12 ноября.

Днем заходили в Большой к Якову Л. Он получил также, как и М. А., письмо от Соловьева-Седого и просил М. А. зайти поговорить.

М. А. сказал, что он не будет подписывать договора на «Дружбу», не может взять на себя такого обязательства, т. к. чувствует себя плохо.

После этого пошли к доктору Цейтлину за одной книгой по психиатрии, которую он обещал дать М. А. У них состоялся очень интересный разговор. А когда М. А. вышел из комнаты, доктор мне сказал:

– Я поражаюсь интуиции М. А. Он так изумительно разбирается в психологии больных, как ни один доктор-психиатр не мог бы разобраться.

Вечером М. А. работал над романом о Мастере и Маргарите.

13 ноября.

Ездила опять в Лаврушинский. Вечные мучительные заботы – квартира, деньги…

Вечером М. А. пошел к Ермолинскому играть в шахматы, я проводила его туда.

14 ноября.

Вечером пошла с Екатериной Ивановной на премьеру «Человек с ружьем». Погодин и умен и видит окружающее и людей – но чувства сцены у него нет. Картины можно свободно переставить – первую вместо пятой, последнюю – вместо второй и т. д. Реплики тоже можно перекладывать из одной роли в другую. А главное – скучно. Щукин играет внешними приемами, думает все время о том, как стать, какой жест сделать, каким голосом – скороговоркой – сказать… Стремится к портретному сходству. Это очень отвлекает.

Хотя кто-то, не помню кто, сказал, что после виртовской «Земли» это откровение.

Снимок, подаренный Сергею Шиловскому: «Вспоминай, вспоминай меня, дорогой Сережа! Твой любящий искренно М. А. Булгаков. Москва. 29.X.1935 г.»

15 ноября.

Позвонил Конский – соскучился, – можно придти?

Пришел, но вел себя странно. Когда М. А. пошел к телефону, Гриша, войдя в кабинет, подошел к бюро, вынул альбом оттуда, стал рассматривать, подробно осмотрел бюро, даже пытался заглянуть в конверт с карточками, лежащий на бюро. Форменный Битков.

Говорил, что с Калужскими жизнь в общей квартире у них не налаживается.

Сегодня днем проходили по Камергерскому переулку и видели, как ломали, вернее, доламывали Малую сцену МХАТа, – место рождения М. А. как драматурга. Там шли первые репетиции «Дней Турбиных», или, как тогда называлось, «Белой гвардии».

17 ноября.

Первая метель. Все-таки вышли прогуляться. Дошли до Ермолинского.

А вечером проводила М. А. в Большой театр. Зашла за ним к половине двенадцатого, но оказалось – неожиданное совещание по поводу «Сусанина». Сейчас час, его еще нет. Либретто делает Городецкий Сергей, а М. А. привлекли к консультированию.

18 ноября.

Вчера М. А. вернулся из Большого театра в два часа ночи. А сегодня в четыре часа дня опять пошел туда же по тому же поводу – «Сусанин». Сидят все: Самосуд, Мордвинов, М. А., Городецкий, еще кто-то. Пианист играет «Жизнь за царя», а они проверяют текст, подгоняя его к музыке. Пришел М. А. домой часов в семь, а вечером опять было назначено собраться, он пошел к 11-ти, а вернулся в два часа ночи.

19 ноября.

Днем опять заседание по «Сусанину». М. А. пришел домой около шести часов.

Вечером для отвлечения позвал к себе Ермолинского и Топленинова играть в шахматы.

А Городецкий звонил – все насчет того же.

20 ноября.

Была сегодня на собрании в нашем доме по вопросу о новом жилищном законе от 17 октября. Судя по докладу, нас не будут уплотнять, платить будем за квартиру меньше, чем теперь, а паевые взносы вернут в течение года. Очень приятно.

23 ноября.

У Сергея температура, болит ухо. Звонки к докторам.

24 ноября.

Доктора. Потоцкий со своим либретто. М. А., отрываясь для разговоров с врачами, правит либретто. Потоцкий настойчиво просит М. А. войти в работу – соавтором. М. А. твердо отказал. Потоцкий расстроился.

Вечером Марк Леопольдович. Уверил, что прокола делать не надо.

Проводила М. А. (в такси) к Мелику, вернулась, дома сидел Ермолинский.

Позвонил Яков Л. и сообщил, что на «Поднятой целине» был Генеральный секретарь и, разговаривая с Керженцевым о репертуаре Большого, сказал:

– А вот же Булгаков написал «Минина и Пожарского»…

Яков Л. обрадовался этому и тут же позвонил.

1 декабря.

Я лежу с гриппом, Сергей – с желтухой…

Звонок Якова – нужен для Комитета искусств экземпляр «Минина». Хотела встать для переписки, М. А. удержал. Вечером Яков Леонтьевич позвонил – экземпляр нашелся в театре.

Звонил Куза о «Дон-Кихоте». Браться?.. Не браться?.. Денег нет, видно – браться.

2 декабря.

Звонок Кузы – предлагает заключить договор на «Дон-Кихота».

Второй звонок – из Вахтанговского театра, из дирекции: Ванеева просит М. А. приехать завтра.

3 декабря.

М. А. был у Ванеевой – торговалась плаксиво. Деньги будут давать по частям – седьмого, десятого.

Звонил Потоцкий: все сделал по замечаниям М. А. и теперь хочет «с трепетом» прочитать это у нас. Болван.

5 декабря.

Вечером часов в восемь на часок приехал Яков, засиделся допоздна. Привез книгу Фейхтвангера «Москва-1937». Много рассказывал о Керженцеве. Якову приходится трудно.

6 декабря.

Книга произвела на М. А. неприятное впечатление.

7 декабря.

Утром М. А. проснулся, как он сказал, в холодном поту. Обнаружил (ночью!) ошибку существенную в либретто «Сусанина» в картине в лесу, зимой. Стал звонить Самосуду, Городецкому, сообщил им все свои соображения.

Днем пошли за деньгами в Вахтанговский театр. По дороге нагнал Федя и пригласил 13-го к себе.

Получили деньги, вздохнули легче. А то просто не знала, как жить дальше. Расходы огромные, поступления небольшие. Долги.

Сегодня день рожденья Женюши, – он называется еще у нас «номер первый». Это М. А. выдумал игру: они трое (М. А., Женичка и Сергей) спрашивают меня в отдельности, кого я больше всех люблю, кто первый номер.

9 декабря [13]13
  В рукописи ошибочно: ноября.


[Закрыть] .

Позвонил Федя, напомнил о 13-м.

Потом звонок Оленьки. Рассказывала, что Алексей Толстой прислал Немировичу письмо возмущенное: «…мне прислали из театра требование вернуть 1000 руб. Какую тысячу?! Что такое?! Я, кажется, жив еще, пишу пьесы и такие, которые могут пойти во МХАТе…» и т. д.

Это он по поводу того, что у него был договор со МХАТом и он его не выполнил.

По словам Оли, сначала она схватилась за голову, потом схватился Виленкин, потом еще кто-то… Она позвонила Немировичу в Ленинград. И теперь М. А. уверяет, что Театру это будет стоить еще 20 тысяч – новый договор на пьесу с Толстым, которую он опять же не даст МХАТу.

12 декабря.

Выборы. Наши делегаты – Булганин и Москвин.

Вечером пришел к нам без звонка Мелик.

13 декабря.

Приехал из Ленинграда Соловьев-Седой, пришел днем. М. А. просидел с ним часа три, не меньше, выправляя его либретто.

Играл нам новую картину своей оперы. Талантливо… но жидко.

У Феди на обеде: Кедров, Раевский с женой, Дорохин, Пилявская, Морес, Комиссаров, Ларин, Якубовская, Шверубович Дима, какой-то Ваничка, у которого оказался прелестный тенор. В конце вечера, уже в первом часу, появился какой-то неизвестный в черных очках, лет пятидесяти, отрекомендовавшийся – «Федин товарищ по гимназии»… Абсолютно как Туллер…

Было шумно, весело. Пели под гармонику – Дорохин играл. Федя привез из Парижа пластинку «Жили двенадцать разбойников», вспоминали «Бег».

14 декабря.

Керженцев пригласил М. А. Сообщил, что докладывал «высокоответственному лицу» о «Минине». Просил М. А. сделать поправки. Сказал, что поляки правильные. (А в прошлый раз говорил, что неправильные.) «Надо увеличить роль Минина, дать ему арию вроде «О, поле, поле…»» и т. д.

О «Дон-Кихоте» сказал, что надо сделать так, чтобы чувствовалась современная Испания. О, ччерт!..

М. А. приехал домой в его машине, усталый, измученный – в семь часов вечера.

Днем до этого он был вызван. Самосудом в театр, где сначала был на прослушивании картины Соловьева-Седого и вел по этому поводу разговоры с Самосудом, а потом работал по «Сусанину», выправляя каждое слово текста.

Вечером у нас Дмитриев. Рассказывал, какая безвкусная постановка «Прекрасной Елены» у Немировича. А потом – что на «Землю» публика уже не ходит, боятся в Театре, что спектакль до весны не доживет.

15 декабря.

Проводила М. А. в Большой на репетицию «Броненосца «Потемкина»».

Обедал у нас Дмитриев. Говорит, что МХАТ собирается ставить кроме «Горя от ума» – еще инсценировки «Идиота», «Обрыва», «Войны и мира», причем все инсценировки будут делаться внутри Театра собственными силами – как-то, Марковым, Горчаковым, Сахновским…

Давай им бог.

16 декабря.

Пришло письмо от Асафьева – сплошная истерика. «Что с «Мининым»?! Из Комитета не разрешают делать монтаж оперы для радио!.. Вам не советуют общаться со мной!..» и так далее. Чувствуется, что издерган до последней степени.

Вечером пришел Яков Л.

17 декабря.

Днем М. А. был в Большом на репетиции «Потемкина», а потом там же работал с автором Чишко, выправлял текст либретто.

Вечером послал телеграмму Асафьеву – успокоительную.

В «Правде» статья Керженцева «Чужой театр» о Мейерхольде.

Резкая критика всего театрального пути Мейерхольда. Театр несомненно закроют.

18 декабря.

М. А. послал Асафьеву письмо очень спокойное, логическое.

19 декабря.

Вечером у нас Ермолинский, Вильямсы, Шебалин.

За ужином М. А. выдумал такую игру: М. А. прочитал несколько страничек из черновика инсценировки («Дон-Кихота»), Шебалин должен был тут же, по ходу действия, сочинить музыку и сыграть ее, а Петя Вильямс – нарисовать декорацию. Петин рисунок остался у нас, как память об этой шутке.

20 декабря.

Звонила Оленька, пригласила нас завтра к себе.

21 декабря.

М. А. послал письмо Асафьеву, предупредил, что тот должен приехать в Москву, если интересуется судьбой «Минина».

Вечером мы у Калужских. Хмелев, Прудкин, их жены, Герасимов. Рассказы о Париже. Хмелев очень смешно и талантливо рассказывал, как Женя Калужский лечил его коньяком в Париже от воспаления надкостницы и сам напился вдребезги.

22 декабря.

М. А. ходил в Сандуновские бани с Мордвиновым и Борисом Петровичем Ивановым из Большого.

Там же Борис Петрович передал ему письмо от Асафьева.

23 декабря.

Проводила М. А. в Большой.

Вечером – к Вильямсам пошли. Петя показывал начатый портрет Ануси.

24 декабря.

Днем у М. А. Потоцкий со своим «Разиным».

М. А. кто-то говорил, что Асафьева хотят отодвинуть от «Минина», его музыка не нравится многим.

М. А. тут же дал Асафьеву телеграмму, чтобы приехал.

25 декабря.

М. А. написал Асафьеву в суровом тоне, чтобы он ехал наконец в Москву. Ведь для него же это надо! И телеграмму дал о том же.

Приехал Дмитриев. М. А. заставил и его дать телеграмму Асафьеву. Потом Дмитриев попросил разрешения позвонить от нас в Ленинград. Вызвал какого-то Василия Ивановича. М. А. говорит ему:

– Бог с вами, Владимир Владимирович! Разве мыслимо!.. Василий Иванович!.. Да ведь за версту ясно, что конспирация. Бросьте! Я не разрешаю по моему номеру такие штучки…

26 декабря.

Звонок из Ленинграда, но говорит не Асафьев, а жена его. Повторяет только одно:

– Ваши письма расстроили Бориса Владимировича!

М. А. сердился, говорил потом – конечно, ни одно доброе дело не остается без наказания. Поделом мне.

Вечером у нас Дмитриев, Вильямсы, Борис и Николай Эрдманы. М. А. читал им главы из романа: «Никогда не разговаривайте с неизвестным», «Золотое копье» и «Цирк».

Николай Эрдман остался ночевать.

28 декабря.

У М. А. грипп.

30 декабря.

Сережку устроили в дом отдыха.

31 декабря.

Кончается 1937-й год. Горький вкус у меня от него.

У М. А. температура упала. Едем к Оле встречать Новый год.

1938

1 января.

У Оли: Кторовы (он пел, аккомпанируя себе на гитаре), Елина, Белокуров, Виленкин, мой Женюша.

Сегодня вечером были у Вильямсов. Был и Коля Эрдман. Просили М. А. принести роман – почитать. М. А. читал «Дело было в Грибоедове».

7 января.

Все дни М. А. проболел. Вчера у нас был доктор Брандер с женой.

Стреляли из Сережкиного ружья, надевали маски, развеселились чего-то.

8 января.

Сегодня – постановление Комитета о ликвидации театра Мейерхольда.

Вчера засиделись с Ермолинским в разговорах до пяти часов утра. Безобразие.

9 января.

Вчера были Калужские и Мелики. Разговоры о «Минине». Мелик сыграл первую картину.

12 января.

Шумяцкого сняли – из кино.

13 января.

Ходили во Всероскомдрам. Как всегда, отвратительное впечатление.

14 января.

М. А. с Ермолинским ходили на лыжах.

16 января.

Вчера наконец появился Асафьев. Пришел. Длинный разговор. Он – человек дерганный. Трудный. Но умен, остер и зол.

Сыграл сцену из «Минина» – Кострому.

Играет настолько хорошо, что даже и музыка понравилась.

17 января.

Вчера днем – ССП, надо было внести взносы.

Потом – Литфонд – получали бумажку на дополнительную площадь. Словом – всякая житейская чепуха.

Потом были в Агентстве литературном у Уманского – из Польши запрашивают «Мольера» для постановки.

Ясно, что разрешения на это не дадут. Как М. А. сказал – даже по спине Уманского видно, что не дадут.

Получили там же извещение о поступлении денег по «Мертвым душам».

Вечером М. А. был в Большом. Разговор с Меликом, Самосудом и Асафьевым о «Минине», о том, какие переделки делать и как.

После этого Мелик, Минна и М. А. – в шашлычную и позвонили ко мне. Я захватила Дмитриева, который сидел у нас, и поехала туда же.

Когда возвращались домой, по Брюсовскому, видим – идет Мейерхольд с Райх. Дмитриев отделился, побежал к ним.

Что же теперь будет с Мейерхольдом?

18 января.

Вчера М. А. с Мордвиновым и Вильямсом смотрели в мастерской ГАБТ макеты «Сусанина».

А вечером мы – у Вильямсов. Там же Николай Эрдман. Петя подарил М. А. картину – пейзаж.

19 января.

Вчера гробовая новость о Керженцеве. На сессии, в речи Жданова, Керженцев назван коммивояжером. Закончилась карьера. А сколько вреда, путаницы он внес.

Вечером – братья Эрдманы, Вильямсы, Шебалин.

М. А. читал из театрального романа куски.

Николай остался ночевать.

Сегодня днем М. А. работает с Соловьевым.

Сейчас будем все обедать – Седой, Коля, мы.

Звонок Уманского – речи быть не может об отправке «Мольера» в Польшу! Стало быть – ни дома, ни за границей!..

А как ответить польскому театру?!

20 января.

Сегодня – назначение нового председателя Комитета – Назарова. Абсолютно неизвестная фигура.

Днем опять с Седым работа у М. А. Работа не нравится М. А., он злится, нервничает. Положение безвыходное.

Из-за моего нездоровья отменили приход Меликов и Ермолинских. Ночью, часов в двенадцать, забрел Дмитриев. Рассказывал, что был у Мейерхольда. У того на горизонте появился Алексей Толстой – с разговором о постановке «Декабристов» Шапорина в Ленинграде. Дмитриев думает, что Мейерхольду дадут ставить оперы.

21 января.

М. А-чу приходится наново сочинять либретто для Седого.

  Апрель 1935 г. Фото Н. Ушаковой

23 января.

О Назарове говорят, что он был сотрудником «Правды» по отделу искусства или заведующим этим отделом.

Вторично звонил некий Годинский (или Годицкий), написавший пьесу о 1812 годе. Тут же предложил М. А-чу участвовать в редакции этой пьесы, сотрудничество. М. А. отказался. Но утешил его, пообещав сказать о ней свое мнение, когда Годинский привезет ее в перепечатанном виде, чтобы можно было ее прочесть.

25 января.

Вчера вечером М. А. отправился для всяких дел в Большой. Там шло «Лебединое озеро» с Улановой.

Совещание у Самосуда (Мордвинов, Седой и М. А.) все о той же опере.

Потом – собрание по поводу Ленинского дня.

Домой приехал с Вильямсами. За ужином Петя уверял, что публика изнывала от любопытства – кто такой? – глядя на М. А., сидевшего одиноко в бывшей царской ложе. Его посадила туда Серафима Яковлевна, так как театр был переполнен и ложа Б тоже набита до отказа.

Говорят, что Шумяцкий арестован – вместе с женой.

27 января.

Вчера был Николай Эрдман.

28 января.

Вчера были на блинах у Оли. Сахновские, Белокуров, Мелик, Виленкин.

Вкусно, отлично сервировано.

Рассказывали, будто помощник Керженцева Равичев (или Рабичев) застрелился.

29 января.

Вчера у М. А. был Годинский со своей пьесой.

Сегодня звонила днем Вера Дулова, приглашала нас первого на обед. Просила, чтобы М. А. привез и прочитал «Ивана Васильевича». Он отказался. Говорила, что на обеде будут Шостакович и Яковлевы.

Идем вечером слушать Пятую симфонию Шостаковича, которая сделала столько шума.

30 января.

Что было вчера в консерватории! У входа толчея. У вешалок – хвосты. По лестнице с трудом, сквозь толпу пробирался бледный Шостакович. В азарте его даже не узнавали. Бесчисленные знакомые. В первом отделении Гайдн, «Аделаида» Бетховена – пела Держинская.

Под конец – Шостакович. После его симфонии публика аплодировала стоя, вызывали автора. Он выходил – взволнованный, смертельно бледный.

Не хотелось домой, решили поехать компанией в «Метрополь» – мы, Вильямсы, Ермолинские и Борис Эрдман.

Сели в дальнем зале – все было заполнено. Подошел к нашему столу дядя Бориса Эрдмана – очаровательный веселый доктор. Подарил нам – дамам – куклы.

Пошли в бар, вернулись домой бог знает когда.

Сегодня днем М. А. работает с Годинским над его пьесой о 1812 г. Пьеса слабая. Как ее поправишь.

31 января.

М. А. составляет письмо И. В. Сталину о смягчении участи Николая Эрдмана.

Вечером заходил Борис Эрдман.

2 февраля.

На обед вчера не пошли к Дуловой – М. А. не был в настроении.

Днем была в филиале МХАТа на просмотре фильма «Катарина» с Франческой Гааль.

Вечером поехали к Вильямсам. Туда пришли еще Марков и Станицын, который говорил только о Париже. М. А. говорит, что мхатчики теперь навеки ушиблены Парижем. Но довольно скучно слушать все одни и те же дешевые рассказы.

М. А. правит письмо об Эрдмане.

Кроме того, написал письмо Асафьеву с дополнениями к «Минину».

5 февраля.

Сегодня отвезла и сдала в ЦК партии письмо М. А. на имя Сталина.

6 февраля.

Утром звонок Дмитриева, просится придти немедленно. Пришел подавленный. Оказывается, жену его, Елизавету Исаевну, арестовали. Советовался, как хлопотать.

7 февраля.

Говорил Ермолинский, что Ставский больше не будет секретарем Союза писателей.

8 февраля.

В газетах сообщение о страшной катастрофе, погиб дирижабль на севере, в пробном полете: он должен был лететь на выручку к папанинцам, которые в трудном положении на льдине.

Телеграмма от Седого, кричит, что у него простой.

Вот навалилась на голову М. А. эта ненужная забота.

Отправлено Асафьеву второе дополнение к «Минину».

Днем М. А. на репетиции «Трех толстяков». Сняли польку и марш, которые ему нравились – легкомысленные, но веселые.

Вечером пришли к нам Оля с Калужским. Ужинали. М. А. спрашивает:

– Ну, скажи, Оля, по совести, только мне, перекрещусь, что никому не скажу, – «Земля» – плохая пьеса?

Оля дрогнула, но потом очень искренне сказала:

– Да. Плохая.

Потом прибавила:

– Главным образом ее Театр испортил.

9 февраля.

М. А. урывками, между «Мининым» и надвигающимся Седым, правит роман о Воланде.

Вечером пошел к Ермолинскому.

10 февраля.

Днем заходил Дмитриев. Все соображает, как начать хлопоты о Вете.

Отправила телеграмму Седому, чтобы приехал.

М. А. объявил ребятам:

– Кто лучше и скорее выучится говорить по-немецки – получает приз – велосипед.

Это оказало действие, Сергей сегодня целый день говорит по-немецки.

М. А. готовит шприц – будет делать мне укол мышьяку.

М. А. уверяет, что Екатерина Ивановна (немка Сережина) выучится великолепно говорить по-русски, научится ругаться, и когда ей будет дурно на пароходе, во время их воображаемой поездки на пароходе, – а Сережка будет вертеться перед ней, она оттолкнет его ногой и скажет – Уйди ты, сволочь…

11 февраля.

Была вчера на «Толстяках».

Вчера была телеграмма от Асафьева: что присланные тексты прекрасны и он постарается написать отвечающую словам музыку.

12 февраля.

Вчера пришли братья Эрдманы и Вильямсы. М. А. прочитал, по их просьбе, первые главы биографии «Мольера». Петя сказал:

– Теперь я знаю, что буду просить у М. А. (это – за картину).

Дмитриев заходил ненадолго – перед отъездом в Ленинград.

13 февраля.

Вчера позвонил Седой, что приехал. А сегодня с часу дня пришел работать.

Возвратилась с премьеры «Прекрасной Елены» у Немировича. Распирает желание ругать спектакль. Такая безвкусица, пошлость. Актеры безголосые. Текст плохой. В зале не то что смеха – улыбки не было. Это в оперетке.

Все это понимают, но как всегда на премьерах – масса знакомых, родных (участниковских родных) – поэтому говорят с опаской, оглядываясь, туманно.

15 февраля.

Вчера днем опять Соловьев. Работал М. А. с ним до обеда.

Вечером пришел Николай Эрдман с женой, Диной, – М. А. прочитал «Ивана Васильевича». Николай сказал:

– Мне страшно нравится, когда автор смеется. Почему автор не имеет права на улыбку?

Легли очень поздно.

Сегодня в час дня опять Соловьев. У М. А. появилась идея какой-то музыкальной картины, он объяснял ее Соловьеву и просил играть разные нужные ему мелодии.

Телеграмма от Асафьева, что он уже написал музыку. Просит прислать следующие дополнения. Это темпы!

Сейчас М. А. в Большом, работает с Самосудом, Мордвиновым и Соловьевым. Только что звонил, сказал, что опять разрушается все построенное им здание сюжета. Это немыслимо.

На днях из Лондона получили письмо из какого-то отеля «Mount Royal Marble Arch». Начинается словами: «Dear Sir, should you be visiting London this year…» [14]14
  «Дорогой сэр, если бы Вы смогли посетить Лондон в этом году…» ( англ.).


[Закрыть] – то указывают тариф, включая «breakfast» [15]15
  Завтрак ( англ.).


[Закрыть].

Вчера в «Известиях» заметка о том, что «Прекрасная Елена» имела огромный успех, сегодня в «Вечерке» рецензия, в которой написано: «Прекрасная Елена» – большая победа, но… оркестр звучал тускло, грубо, что текст такой, что с ним надо бороться актерам, что рисунок многих ролей неправильный…

16 февраля.

У М. А. опять мучения днем с Соловьевым.

Вечерами он – урывками – над романом.

Сегодня была в Большом днем у Якова Л. – и он и Мордвинов отчаянно ругали «Прекрасную Елену».

18 февраля.

Вчера вечером были у нас Мелик с Минночкой, Калужские, мой Женичка. Чего-то веселились, надевали маски. М. А. показывал, по просьбе Мелика, как он, Мелик, дирижирует. Калужский изображал Немировича.

Сегодня днем М. А. работал с Соловьевым. Прервалось это мученье звонком Мордвинова, который вызвал Соловьева в театр.

19 февраля.

Вчера поздно вечером – Дмитриев.

Сегодня днем Мордвинов сообщил М. А., что он его освобождает от соловьевского либретто, нашел Соловьеву автора – Прута. От счастья М. А. пригласил Соловьева обедать.

21 февраля.

Вчера позвонил Федя. М. А. позвал его ужинать. Сидели уютно в кухне (нет домработницы). Разговор был скачущий: тут и «арестована буфетчица филиала, жена Саврасова», и «Прекрасная Елена»… Но главное – о М. А., о том, как он себя чувствует, его планы и т. д.

Сегодня иду с Женичкой на «Дни Турбиных», они случайно – на Большой сцене. Хмелев болен. Федя вчера уговаривал и М. А. придти, но он, конечно, отказался.

Асафьеву послали телеграмму, что М. А. нездоров, позже пришлет дополнения к «Минину». Соловьевское либретто довело до головных болей – упорных.

Апрель 1935 г. Фото Н. Ушаковой

22 февраля.

«Дни Турбиных» живут, принимается каждая реплика, раскаты смеха в смешных местах, полнейшая тишина, напряженность внимания – в гимназии, в приносе Николки. Слышала, как Боярский в антракте спрашивал у Феди: «Что это – всегда так принимают спектакль или только сегодня?». После конца – восемь занавесов. Для рядового спектакля – это много.

Сегодня в газете – Асафьев – по Ленинградской консерватории – награжден Красным Знаменем и получил звание народного. Телеграмма ему: «Поздравляю Приветствую Булгаков».

М. А. ходил на Арбат в книжный магазин и сниматься для паспорта – говорил, что видел в гастрономическом магазине Анатолия Каменского. Тот сказал, что написал об эмиграции и добавил: в своем роде – продолжение «Турбиных» (!).

23 февраля.

Вчера вечером были с Вильямсами в «Метрополе». Петя получил золотую медаль в Париже за панно. Хочет писать для нас картину «Похищение Европы».

В «Метрополе» видели Раевского.

Вечером поздно М. А. читал мне черновую главу из романа.

В Большом какая-то непонятная вещь: арестована Кудрявцева, Иван Смольцов, еще кто-то. М. А. говорили, что арестован доктор Блументаль (!). Что все это значит?

Дома. Одни. Сейчас поужинаем и – спать.

25 февраля.

От Гаррель – у подъезда МХАТа – узнала, что сегодня умерла жена Немировича – Екатерина Николаевна.

М. А. сегодня встретился в Большом с приехавшим Асафьевым, на скорую руку перекинулись двумя словами о «Минине».

М. А. радуется, что не пойдет на «Ромео и Джульетту», не придется ему править либретто.

В книжной лавке возле МХАТа купили Марлинского и путевые письма Греча.

Там же встреча с Кнорре и с Чичеровым. Последний настойчиво допрашивал, почему М. А. не пишет пьес, говорил, что он будет работать в Комитете, он будет звонить к М. А….

От всего этого М. А. впал в дурное расположение сразу же.

Этот Чичеров – тип! Он в 1926 году, чуть ли не через два дня после премьеры «Турбиных», подписал, вместе с другими, заявление в газете с требованием снятия «Турбиных».

26 февраля.

Екатерину Николаевну на ночь привезли в Театр. Сегодня в «Советском искусстве», в числе прочего, в некрологе напечатано, что Екатерина Николаевна «с острым вниманием следила за общественной и художественной жизнью социалистической родины». Ничего она не следила, жила какой-то выдуманной жизнью и играла в куклы до последнего дня, прожила фантастически беззаботно свою жизнь. К чему эта ложь?

27 февраля.

Заходила в Большой, видела Якова Л., который только что приехал с кремации Ек. Ник. Говорил, что Владимир Иванович держался исключительно спокойно, говорил какой-то женщине – какая вы хорошенькая. Но, конечно, это все – защитная маска. Конечно, старику очень трудно.

М. А. с Сергеем в это время ходили на каток.

28 февраля.

Сегодня в газетах сообщение о том, что 2 марта в открытом суде (в Военной коллегии Верховного суда) будет слушаться дело Бухарина, Рыкова, Ягоды и других (в том числе профессора Плетнева).

В частности, Плетнев, Левин, Казаков и Виноградов (доктора) обвиняются в злодейском умерщвлении Горького, Менжинского и Куйбышева.

Вечером у нас Вильямсы. М. А. читал первый акт своей пьесы «Адам и Ева», написанной в 1931-м году по заказу ленинградского Вольфа. В ней наш треугольник – М. А., Е. А., я.

1 марта.

М. А. днем у Ангарского. Сговорились, что М. А. почитает роман.

У М. А. установилось название для романа – «Мастер и Маргарита». Надежды на напечатание его – нет. И все же М. А. правит его, гонит вперед, в марте хочет кончить. Работает по ночам.

3 марта.

Сегодня сообщено в газетах, что вчера начался процесс.

Только сейчас ушли Асафьев с женой и Мелик.

Мелик играл куски из «Минина».

4 марта.

Сегодня должны были придти Вересаев и Ангарский – слушать роман. Но Ангарский заболел, чтение отложено.

5 марта.

Вечером был Дмитриев. Подавлен по-прежнему арестом жены. Не знает, что предпринять, чтобы узнать о ее судьбе.

6 марта.

М. А. все свободное время – над романом.

7 марта.

Был Гриша Конский. Рассказал, что в МХАТе арестован Рафалович.

8 марта.

Роман.

9 марта.

Роман.

М. А. читал мне сцену – буфетчик у Воланда.

10 марта.

Ну что за чудовище – Ягода. Но одно трудно понять – как мог Горький, такой психолог, не чувствовать – кем он окружен. Ягода, Крючков! Я помню, как М. А. раз приехал из горьковского дома (кажется, это было в 1933-м году, Горький жил тогда, если не ошибаюсь, в Горках) и на мои вопросы: ну как там? что там? – отвечал: там за каждой дверью вот такое ухо! – и показывал ухо с поларшина.

Прут отказался от соловьевского либретто.

Была с Женичкой в консерватории на концерте Мелика «Буря» и «Четвертая симфония» (Чайковский). Какое наслаждение – особенно Четвертая. У М. А. сидел Дмитриев.

11 марта.

Роман.

12 марта.

Днем М. А. с Сергеем на «Коньке-Горбунке». Танцевала Минночка. Сережка аплодировал, наваливался животом на барьер и кричал «Б'аво, Минна Соломоновна!»

Звонки Л. Книппера. Рвется к М. А. разговаривать по поводу либретто «Мария», состряпанного по роману Павленко.

Вечером Дмитриев, советовался о письме, которое он хочет послать Сталину (о жене, Вете). Я переписала его письмо на машинке, так как М. А. сказал, что в ГПУ никто не поверит, что это писал художник Дмитриев – почерк как у домработницы.

«А впрочем, может быть, это как раз и понравится», – добавил М. А. задумчиво.

После двенадцати появился Книппер. Либретто представляет собой совершенную бессмыслицу. Он пытался отстаивать его.

13 марта.

Приговор: все присуждены к расстрелу, кроме Раковского, Бессонова и Плетнева.

Вечером М. А. в Большом – с Самосудом и Мордвиновым разбирали либретто «Мать» по Горькому. Потом все они поехали к Вильямсу смотреть его эскизы к «Ивану Сусанину». Эскизы всем очень понравились.

15 марта.

Вчера звонили из Театрального института, приглашали М. А. для переговоров о лекциях о Мольере. М. А. отказался – безмерно утомлен.

Вечером у Меликов – мы и Калужские.

Немирович разослал отпечатанное в типографии письмо-благодарность за сочувствие. В нем такая фраза, например: «Как бы ни был мудр потерпевший такую утрату…». А подписано письмо: «Народный артист СССР Вл. Ив. Немирович-Данченко с сыном».

Оля говорила, что В. И. хотел, чтобы это напечатали газеты, но там отказались – «за отсутствием места», – и тогда он дал отпечатать в типографии.

Конечно, и окружающие виноваты, что все время кричат ему о его «мудрости», но и самому не грех бы подумать.