Текст книги "Покушение"

Автор книги: Елена Сенде

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 27 страниц)

50

Поначалу Сириль решила, что сошла с ума. Но нет…

В ящике, который Жюльен поставил на стол, лежали конверты, и на одном из них было написано «КБ». Сириль вскрыла его и сейчас держала в руках несколько фотографий, сложенных вдвое, и диск. Развернув снимки, она разложила их на столе. Они были пронумерованы от 1 до 5. Сириль уставилась на них. Здесь было фото упаковки мезератрола, ножа для устриц, какой-то неизвестной женщины. Еще на одном был просто написан код, который ей уже встречался: 5699КБ – номер ее бейджа во время интернатуры. На последнем снимке был запечатлен Жюльен, более молодой, чем сейчас.

Она смотрела на все это, не произнося ни слова.

– Что все это значит? – спросила она, обращаясь к исследователю.

Рама Супачай пошевелился в кресле.

– Мой метод состоит в том, чтобы собрать вместе все то, что вы хотите забыть.

Сириль услышала позади себя какое-то движение. Подошел Жюльен. Она увидела, как он протянул руку к фотографии женщины.

– Это моя мать.

Взгляд Сириль переместился со снимка на его лицо. Ее сердце разрывали противоречивые чувства. Какое отношение мать Жюльена имеет к ней и ко всей этой истории? Она почувствовала растерянность. Те немногочисленные частички мозаики, которые, как она думала, ей удалось собрать, снова рассыпались…

Жюльен сидел рядом с Сириль, не в состоянии оторвать взгляда от лица матери. Он чувствовал себя таким же потерянным, как и она.

Долгое время – во всяком случае, так ей показалось – Сириль пыталась разобраться в своих чувствах. Потом встала, оторвала длинную ленту скотча и подошла к Супачаю, затаившему дыхание от ужаса. Презрительно посмотрев на Раму, она снова заклеила ему рот.

– Вы за все заплатите, дорого заплатите… Обещаю вам… – прошептала она и повернулась к Жюльену: – Пойдем со мной!

Она схватила диск и фотографии и направилась в сторону магнитно-резонансного томографа, по пути сняв с себя цепочку и обручальное кольцо.

– Сними весь металл, который есть на тебе.

Сириль нажала на кнопку открытия стеклянной двери, ведущей в зал исследований. Ее лицо было исполнено решимости. Стиснув зубы, она прошла в комнату, включила свет и сняла с аппарата, который оказался магнетическим стимулятором, прозрачный чехол. Жюльен сначала в растерянности остановился на пороге, но потом подошел к ней.

Сириль решительно придвинула прибор к томографу и зафиксировала его на уровне изголовья.

– Сириль, – прошептал молодой человек, – ты уверена, что у нас есть на это время?

Не отвечая, Сириль взяла головное кольцо, с помощью которого исследователь фиксировал голову бедной девочки, и бережно положила его на стол. Монитор томографа был включен. Она придвинула к себе клавиатуру и вставила диск. Открыв единственный файл, она ввела необходимые инструкции. На мониторе появилось трехмерное изображение мозга. В некоторых его зонах были написаны коды. Здесь были координаты зон, исследованных десять лет назад. В целом их оказалось шесть. Они были расположены между лимбической системой, предлобной частью коры головного мозга и частью, отвечающей за органы чувств.

Некоторое время она вникала в изображение, затем сказала:

– Иди сюда. Смотри.

Сириль включила прибор, который придвинула перед этим к томографу, – больших размеров ящик на колесиках, из которого выходил кабель, ведущий к своего рода бабочке из оптического волокна. С помощью двух колесиков она отрегулировала мощность.

– Сейчас я тебе все объясню. Это зонд стимулирования. – Сириль указала на «бабочку». – На мониторе – мой мозг. Выделенные зоны – это те, которые Супачай «отключил» десять лет назад. – Она остановилась, осознавая все масштабы того, что собиралась сделать, потом тряхнула головой. – Сначала ты сделаешь снимок моего мозга с помощью томографа. Затем наложишь изображения одно на другое. Это несложно: такие приборы почти все делают сами. Затем разложишь передо мной фотографии в указанном порядке и расположишь «бабочку» на моей голове, на уровне зон, которые будут мигать на мониторе. Не волнуйся, я буду помогать тебе.

* * *

Жюльен помог Сириль лечь в открытый томограф и зафиксировал положение ее головы с помощью специального кольца. Молодая женщина глубоко дышала, пытаясь не поддаться панике. Она боялась. Боялась, что совершает огромную глупость. Боялась, как бы их не схватила охрана Супачая. Но могла ли она отказаться от этого? Нет. Она не знала, кем на самом деле является, что она сделала, а что – нет. Как она могла отказаться от поисков правды и жить со всем этим в душе? Это невозможно!

Сириль закрыла глаза. Вот уже две недели она сражалась за то, чтобы узнать ускользающее прошлое, ломала голову над событиями, произошедшими в последние месяцы ее пребывания в интернатуре. Может, на этот раз все наконец сработает?

– Теперь нужно соединить концы, – уверенным голосом сказала она Жюльену.

Он сглотнул слюну и соединил четыре конца вокруг головы Сириль. Она почувствовала давление на висках и в затылке и закрыла глаза, стараясь дышать размеренно. Она ничем не рисковала. Это было просто неприятное ощущение. Покалывания усилились. Сириль казалось, будто ее голову поместили под пресс.

Томограф заработал. Сириль услышала пощелкивание и шум, напоминавшие стрельбу из автомата, что было характерно для таких приборов. Ее голова находилась под все возрастающим давлением – казалось, она лопнет как орех.

Сириль дышала по возможности ровно, стараясь сохранять спокойствие. Она заставила себя мысленно взять в руки бандонеон, положить пальцы на клавиши и сыграть Contrabajisimo– самый веселый отрывок из всего, что она знала. Принцип игры заключался в извлечении из инструмента одной ноты за другой так, чтобы воссоздать пиццикато – зажатие струн контрабаса. Она сосредоточилась на работе пальцев, и в ее ушах раздалась веселая джазовая мелодия.

В это время прибор собрал необходимые данные и производил расчет церебральной модели. Несколько минут спустя на мониторе появилось трехмерное изображение мозга Сириль. Жюльен явно чувствовал себя не в своей тарелке и волновался.

– Есть, – сказал он.

– Хорошо. Выведи на экран два изображения. Теперь наложи изображение с диска на то, которое ты только что получил.

Жюльен так и сделал.

– Есть.

– Зоны с первого изображения зарегистрированы на втором?

– Кажется, да.

Сириль откашлялась, пытаясь придать голосу твердость и уверенность.

– Хорошо. Теперь положи передо мной первую фотографию с изображением мезератрола.

Жюльен так и сделал.

– Теперь приложи зонд стимулирования к моему затылку в той части, которую следует стимулировать в первую очередь. Она должна появиться на мониторе.

– Да.

– Так… Теперь ты можешь работать в реальном времени.

– Тебе будет больно?

– Нет. Магнитное поле, созданное током, проникнет в мою голову на два сантиметра, производя при этом местный электрический ток. Я почувствую всего лишь тепло. Ты должен будешь направить ток к «отключенным» нейронам. Таким образом ты снова восстановишь закрытые пути сообщения или откроешь новые. По крайней мере, я на это надеюсь…

Сириль следила за движениями Жюльена. Она знала все наизусть, поскольку сама не раз проделывала эту процедуру. Жюльен расположил перед глазами Сириль первую фотографию и снова посмотрел на нее.

– Сириль, я волнуюсь.

– Все будет хорошо. Теперь я должна молчать, иначе активируются не те зоны. Делай то, что следует.

Сириль посмотрела на изображение упаковки мезератрола. Она была напугана и растеряна. И не переставала повторять себе, что совершает огромную глупость. Потом она перестала думать. Жюльен нажал на кнопку.

51

Тишину, царившую в 21-й палате, нарушают регулярные сигналы аппаратов. Я аккуратно поворачиваю дверную ручку. Я боюсь разбудить Жюльена. Но моя предосторожность напрасна. Он в коме. Я еще не видела его после третьей инъекции мезератрола, сделанной вчера утром. Я вхожу в палату. Жалюзи наполовину подняты. Дневной свет освещает пол, но не его тело. Белая вспышка. Он лежит на спине с голым торсом и закрытыми глазами. В горле торчат трубки, ведущие к аппарату, который помогает ему дышать. В обеих руках – иголки капельниц. Я подхожу к нему. Снова белая вспышка. Мочевой катетер ведет к резервуару, накрытому зеленой крышкой. Я стою рядом с ним. Я обдумываю случившуюся катастрофу. Еще вчера он был в порядке, говорил больше, чем обычно. Я смотрю на показания приборов. Состояние стабильное. Ночью случился отек мозга. Вероятность того, что все пройдет без последствий, очень мала. Меня охватывает страх. Я виновата перед ним. Мне стыдно. Мне плохо. Поначалу я была против этого исследования. Я сказала об этом Бенуа. А затем я изменила свое мнение. Из-за Жюльена. Я предложила, чтобы он участвовал в клиническом тестировании. Я принесла его медицинское дело на собрание. Я думала, что он – идеальная кандидатура. Я хотела, чтобы он навсегда позабыл свои беды. Я показала ему протокол. Я расхваливала его преимущества. Я сделала это все. Маньен говорил, что все пройдет успешно. Я стою рядом с ним как идиотка, протягиваю руку, глажу его по щеке. Я пытаюсь сдержать слезы. Обычно плачут жертвы. Белая вспышка. Я же – тиран…

Сириль резко открыла глаза, вернувшись в настоящее. Диоды ослепляли ее. Вокруг нее был белый пластик, голубой свет… Где она? Она попыталась повернуться, но ничего не вышло: ее голову сжимало кольцо.

– Все в порядке? – спросил голос, показавшийся ей необыкновенно громким.

Сириль прикрыла глаза. Где она?

– Это моя ошибка…

– Что происходит, Сириль?

Это был Жюльен. Его голос звучал неуверенно.

– Продолжай… пожалуйста, – ответила она слабым голосом.

Перед ней появилась фотография Жюльена. Глаза Сириль широко открылись. Она потерялась во времени.

Впервые Жюльен улыбнулся. Он сидит в кресле напротив меня. Это наш пятый сеанс терапии. Прогресс налицо. Но он отказывается говорить о смерти своей матери. Я заставила его улыбнуться, рассказав о том, какой необщительной и замкнутой девочкой была в детстве. Он мне не поверил. Он смотрит на меня, и я вдруг понимаю, что между нами установились какие-то другие отношения… Я чувствую запах его туалетной воды и думаю о том, что этот запах – наиболее приятный из всех, которые мне доводилось ощущать. Этой ночью я вспоминала его и плакала. Хорошо, что Бенуа не проснулся. Как бы я ему все объяснила? Я знаю, что все зашло слишком далеко, что я должна отказаться от продолжения. Я знаю, что должна попросить другого врача продолжить сеансы терапии с Жюльеном, но он согласен работать только со мной, и у меня не хватает смелости отказаться от него. Я мало говорю во время наших встреч. Это словно музыка. Словно танго. Нужно знать, когда замолчать, а когда ускориться, когда двигаться вперед, а когда отходить назад; нужно уметь разговаривать разными голосами и в разных тонах, варьируя скорость речи, чтобы сберечь гармонию диалога. Жюльен – далеко не легкий пациент. Но это и является наиболее притягательным в нем. Я просто хочу взять его за руку и никогда больше не отпускать.

Жюльен останавливает стимуляцию, и Сириль моргает в растерянности. Она потерялась между двумя периодами времени. Ей было двадцать восемь лет, она училась в интернатуре. Что она делает в этом приборе?..

– Что ты видела? – снова спросил Жюльен.

– То, что хотела забыть…

– Сириль, я… У меня чешутся руки… Пожалуйста! Снова происходит то же самое.

– Продолжай…

– Я не могу.

– Продолжай!

Жюльен, следуя указаниям на виртуальном изображении, переместил зонд стимулирования в другую область головного мозга и достал третью фотографию, на которой была запечатлена Лорина Дома.

Глаза Сириль пристально всматривались в незнакомую ей женщину. Она бредила. Жюльен стоял позади нее. Тело Сириль выгнулось, голова откинулась назад. Словно душа покинула ее тело…

Наконец Жюльен заговорил. Он произносит: «Мне было двенадцать лет». Я слышу слабый голос, едва срывающийся с его уст. Это наш десятый сеанс терапии. Я чувствую, что момент напряженный и деликатный. Я боюсь даже дышать.

Не знаю, откуда у меня это ощущение, но мне кажется, что это именно «тот» момент. Момент, когда мой пациент, после интенсивного труда, осмеливается наконец расслабиться и произнести слова, которые так долго хранил в себе. Я знаю, что эти слова, будучи произнесенными, снова воскресят в памяти преследующие его кошмары. Это важный момент терапии. А возможно, и всей его жизни…

Он говорит голосом ребенка и начинает свой рассказ:

«Мы собирались ужинать, мама и я, в столовой. И вдруг я почувствовал запах газа. Я сказал маме: „Как-то странно пахнет“. Она, принюхавшись, ответила мне: „Я ничего не чувствую. – А затем добавила: – Да, ты прав“. У нас дома не было газа. Но в других квартирах он был. Она заволновалась, встала, открыла дверь. Мы жили на седьмом, последнем, этаже. Постояв на лестничной площадке, она заметила: „Запах идет снизу“. Она повернулась ко мне – я был в пижаме – и сказала: „Оставайся здесь, ангелок“. Я вышел вслед за ней на лестничную площадку и сверху наблюдал, как она спускается по ступенькам, застеленным красным ковром. Не знаю, почему, но мне было страшно из-за того, что она покинула нашу квартиру. Я знал, что газ может взорваться. Я боялся услышать звук взрыва. Но она казалась настолько уверенной в себе, что я ничего не сделал, просто смотрел, как она спустилась на шестой этаж».

Жюльен остановился. Я слышу его дыхание. Он кажется растерянным. Я пытаюсь приободрить его. Его веки подергиваются, он начинает дрожать, а голос становится все более и более слабым. Я едва различаю слова.

«Мама постучала в дверь соседа, жившего напротив лестницы. Он не сразу ответил. Это был странный тип, молодой, всегда один. Он не был злым, скорее своеобразным. Я хотел сказать маме, чтобы она была осторожной, но не чувствовал в себе сил защитить ее, если возникнет такая необходимость. Она казалась такой сильной. Сосед открыл дверь. Его глаза были красными, волосы – взъерошенными. Мама вежливо обратилась к нему: „Кажется, пахнет газом“. Сосед скрылся в комнате, затем вернулся… И тогда…»

Сириль открыла глаза. Она была настороже.

– Продолжай… – прошептала она.

Жюльен повиновался. Он переместил зонд и достал четвертый снимок. Сириль не было необходимости смотреть на него: она уже знала, что на нем изображено.

Жюльен закрывает глаза. Он не может продолжать. И тогда я делаю то, чего никогда раньше не делала. Я протягиваю к нему руку. Жюльен кладет свою руку на мою. Мы долго сидим так. Потом он продолжает свой рассказ:

«Он снова появляется на пороге, держа в руке нож для устриц. Он поднимает его над ее головой и наносит удар. Десятки ударов… В сердце, шею, везде. Мама падает. Повсюду кровь. Я ничего не могу сказать, не могу закричать, я слишком напуган. Я бегу обратно в квартиру, хватаю телефон и звоню по номеру 18 – именно по этому номеру мама велела мне звонить в случае каких-то проблем. Я ничего не могу объяснить ответившему мне месье. Я лишь повторяю: „Он убил маму, он убил маму!“ Мужчина просит меня успокоиться, а я твержу все то же: „Он убил маму!“ Потом я слышу полицейские сирены. Все громче и громче. Не знаю, почему, но я боюсь, что меня заберут в тюрьму. Я не осмеливаюсь пошевелиться. Когда в квартиру вошел полицейский, я по-прежнему сидел на месте и только сейчас направился к двери, чтобы взглянуть на маму. Врач „скорой помощи“ склонился над ее телом, распростертым на полу. И тогда… тогда я увидел, что у нее выколоты глаза».

Сириль резко открыла глаза. Теперь она все поняла. Господи; Жюльен… Толкаемый подсознательным чувством вины, он калечил животных, как это сделали с его матерью. Она кусала губы, две крупные слезы медленно скатились по ее щекам.

Она вздохнула и прошептала:

– Ты как?

Никакого ответа.

– Жюльен?

– Да, да, я в порядке.

Она замечает на руках Жюльена глубокие рубцы.

– Продолжай… пожалуйста.

– Это последний.

И Жюльен расположил перед ее глазами изображение ее бейджа из интернатуры, 5699КБ.

Белая вспышка. У меня под ногами песок. Пляж Пхуке? Я смотрю по сторонам. Нет, я никогда не была на пляже Пхуке. Я на пятьдесят третьем этаже люкс-отеля «Баниан Три», на открытой террасе бара, возвышающегося над Бангкоком. Оформление помещения имитирует райский пляж для вечеринки. Сюда подняли тонны песка, зонтики, лежаки. Я пью четвертую порцию водки и танцую под луной. Я обзавелась новой подругой, с которой мы познакомились в другом баре ранее этим же вечером. Ее зовут Мо. Она побуждает меня пить и танцевать. Я рассказала ей о своей ночи с Юрием. А потом показала бейдж из интернатуры, лежавший у меня в кармане.

– Я хочу, чтобы ты сожгла его.

– Что это? – пытается перекричать музыку Мо, щелкая зажигалкой.

– Плохое воспоминание, – отвечаю я.

Прижимаясь друг к другу, мы смеемся как сумасшедшие. Мы напились до чертиков. Вокруг нас колышется толпа иностранцев – под луной, в самом сердце города, в этой нереальной обстановке.

Мо становится серьезной и отводит меня в сторону. Мы садимся на пластмассовый бочонок. Мир вокруг нас переливается разными цветами. Мы не ощущаем времени.

– Что ты хочешь забыть? – спрашивает Мо, целуя меня в губы.

Я кладу голову ей на плечо.

– Тебе я скажу… Я причинила огромный вред тому, кого любила.

Мо гладила мои волосы.

– Но ты ведь не хотела причинить ему вред.

– Я хотела помочь ему, но у меня ничего не вышло…

– Это не твоя вина, – говорит Мо.

– Моя. У него были проблемы. Я должна была помочь ему. А вместо этого сделала лишь хуже.

– С ним все будет в порядке! – произносит Мо, двигаясь в такт музыке.

Я залпом выпиваю водку. Если бы алкоголь мог стереть из моей памяти образ Жюльена и системы жизнеобеспечения, к которой его подключили… Я знаю, что он больше никогда не откроет глаза и не увидит мир, который он так любил фотографировать.

У меня ком стоит в горле. Мо возвращается с очередной порцией водки. Я выпиваю полстакана. Звук становится громче. Я чувствую, что мы прекрасно ладим.

Я не знаю, сколько мы сидим вот так. Мое тело танцует, даже не двигаясь. Вдруг я слышу над ухом чей-то голос. Он принадлежит молодому красивому тайцу, одетому во все белое.

– Какой-то месье хочет поговорить с тобой.

Я оборачиваюсь, прищурив глаза. На песке стоит мужчина, одетый в костюм и туфли. В руках он держит шляпу. Я встаю.

– Ваш муж сказал, где я могу вас найти, – произносит мужчина громким голосом.

Он берет меня за руку. Я не отдергиваю свою. Меня это забавляет. В этот вечер меня забавляет все. Я послала Бенуа ко всем чертям. И это после года брака. Да, я знаю. Я переспала с Юрием и потеряла Жюльена. Я просто смеюсь. Я посылаю Мо воздушный поцелуй и иду за мужчиной подальше от этого шума. Он указывает на скамейку. Я сажусь. У меня перед глазами порхают миллионы светящихся бабочек.

– Сириль Блейк, верно?

– Да, месье.

– Ваш муж просил меня удостовериться, что с вами все в порядке.

– Со мной все отлично, что вряд ли скажешь о моем муже. Вчера я его бросила.

Я осознаю, что моя речь медленная и нечеткая.

– Может, закажем выпить?

– Как бы там ни было, месье Блейк поручил мне найти вас и удостовериться, что у вас не возникло никаких проблем. Он знает меня, мы вместе работали.

– Скажите ему, что все отлично. Я прекрасно обойдусь без него.

– Я ему передам.

– Это все? Я хочу вернуться на танцпол.

– Я ученый и врач, доктор Блейк. Ваш муж сказал, что вы переживаете тяжелый период.

– Да, он прав. Я привязалась к пациенту. А он лежит при смерти. Я рассказала все это мужу, и он меня простил, но я его больше не люблю и не хочу быть врачом. Как я могу жить дальше после всего этого?

– Я предлагаю вам свою помощь: забыть то, что вас мучает.

Я моргаю несколько раз подряд.

– Вы мне расскажете…

– Один из моих коллег разработал новый метод удаления нежелательных воспоминаний. Ваш… муж попросил меня поговорить с вами об этом. Он сказал, что это может заинтересовать вас.

– Как вас зовут?

– Санук Аром, профессор Аром.

Лоб Сириль покрылся потом. Жюльен отключил стимулятор. Следующие несколько секунд казалось, будто Сириль спит, но затем она шевельнулась. Жюльен подбежал, снял фиксаторы, оставившие следы на ее затылке, и помог сесть. Сириль все еще пребывала в шоке от того, что только что узнала.

Жюльен молча обнял ее за плечи.

Она подняла глаза и взглянула на него.

– Если бы ты знал…

Сириль, всматриваясь в его серые глаза, морщинки в уголках рта, веснушки на лбу, гладила его лицо и шею, с трудом выговаривая:

– Я убежала и хотела все забыть, потому что думала, что… что ты обречен. Это была моя ошибка, и я не могла этого вынести. Я бежала от ответственности. И мне было так плохо… Мой муж воспользовался этим. Он заставил меня стереть эти воспоминания из памяти… Он хотел вернуть меня… И у него это получилось. – В ее глазах заблестели слезы. – Как я могла забыть? Забыть тебя?..

Жюльен почувствовал, как сжалось горло. И одновременно с его плеч словно свалилась тяжелая ноша. Он провел рукой по лицу и улыбнулся.

– Но сейчас ты здесь… со мной.

Он поцеловал ее руку. Потом его глаза потемнели.

– Я тоже хочу знать… о своей матери.

Они посмотрели на томограф. Свет прибора отбрасывал на их лица причудливые тени. Жюльен был настроен решительно.

Сириль открыла было рот, но не смогла произнести ни слова. Ее сердце сжалось так сильно, что она почувствовала острую боль. Десять лет назад она хотела вколоть ему мезератрол, чтобы он забыл весь этот кошмар: свою мать, ее выколотые глаза… А оказалось, что молодой человек получил психическую травму, а вместе с ней – и другие симптомы, жестокие и опасные для других.

«Я не могу снова повторить ту же ошибку».

Если Жюльен хочет выздороветь, он должен посмотреть в глаза правде и своим воспоминаниям. Она глубоко вдохнула, набираясь смелости.

– Хорошо.

Жюльен лег. Его лицо выражало полное спокойствие. Сириль взяла в руки головное кольцо, но потом положила его обратно – ей предстояло стимулировать наугад.

Она расположила перед взглядом Жюльена фотографию его матери. После непродолжительных колебаний добавила снимок ножа для устриц.

Она дотронулась до его руки – та была ледяной. Она гладила его пальцы и хотела еще раз попросить прощения, но это было бы неуместно.

Она включила стимулятор и увидела, как дрогнула рука Жюльена.

Перед ним была фотография матери, но он рассматривал собственный внутренний мир. Сириль испытывала желание крепко прижать его к себе.

И в этот момент ее мозг пронзила сверкающая вспышка, череда образов. Согнувшись пополам, она закрыла глаза. Ощущения были теми же, что и когда она лежала на столе, но на этот раз все произошло само собой.

Я стою на скале, возвышающейся над морем. Холодно. Это Средиземноморье. Я нахожусь в бухте Моржиу. Со мной мужчина.

Сириль подскочила. Она словно перенеслась в другое место, в другое измерение. Должно быть, стимуляция оказалась настолько сильной и продолжительной, что активировала другие нервные цепи, породившие воспоминания без необходимости внешней стимуляции. Она отогнала от себя картинку. Жюльен успокоился. Теперь он лежал неподвижно, ничего не происходило.

– Все в порядке? – спросила она.

– Я увидел квартиру в Марселе. И все. Ничего другого.

Она переместила зонд стимулирования в другую область и включила прибор. И вдруг остановилась, облокотившись о стол и закрыв глаза. Еще одна вспышка.

Под нашими ногами пенится море. Скала вдается в глубокие синие воды. Я сильно потею, хотя дует холодный ветер. У мужчины связаны руки и ноги. Он лежит на земле в густой траве. Я смотрю на него.

Сириль провела рукой по лицу, изумленная увиденным. Она переместила зонд на левую лобную долю Жюльена, готовясь снова создать магнитное поле.

– Что с тобой происходит?

– Вот уже несколько минут появляются вспышки. Это какое-то безумие. Я вижу, как на моих глазах разворачиваются определенные события, но не могу их контролировать. Возможно, это ложные воспоминания. Как только нейроны вернутся в свое привычное состояние, все пройдет.

Включив зонд, она снова сосредоточилась на Жюльене, который, однако, никак не реагировал на происходящее.

– Ничего?

– Ничего, – ответил молодой человек.

Сириль повернула зонд вокруг оси и, приложив его к другой зоне, снова включила.

– А так?

– Нич… Ой! – Жюльен откинул голову назад и до крови прокусил нижнюю губу. – Нееееет!

– Что происходит?

– Неееееееет!

– Жюльен, отвечай! Жюльен!

– Пусти ее! Мама, мама! Пусти!

Это уже был не его голос, а голос ребенка, воющего от ужаса.

– Нееееееееет! Только не это… Пожалуйста…

Это было еще хуже реальности, поскольку он не мог ничего сделать. Он был просто сторонним наблюдателем. Он застонал. Сириль облокотилась о прибор. В ее горле образовался болезненный комок. Все, что произошло с ним в детстве, было невыносимо. А теперь повзрослевшему Жюльену снова приходилось пережить эти события. Хорошо это или плохо? Сириль начала сомневаться в себе, в собственном решении. Она прекратила стимуляцию.

– Он убил ее! Глаза… Вот почему, Сириль, вот почему… Вот откуда эта одержимость! – Он некоторое время молчал, потом попросил: – Я хочу увидеть его лицо.

– Ты уверен? – быстро ответила Сириль. – Мне кажется, этого достаточно.

– Нет.

Сириль хотела еще что-то сказать, но новая вспышка, на этот раз менее мощная, заставила ее замолчать.

Я привел этого мужчину в бухту. Я его связал. Я достаю нож для устриц – такой же, каким он убил маму, – и наношу удары. Один, второй… Пока кровь из его тела, рта, глаз не перестает литься.

Сириль пришла в себя.

«Возможно ли это?»

Это не были воспоминания, активированные ею. Это был рассказ самого Жюльена, самая ужасная его часть, то, что он поведал ей в конце курса терапии…

Прижав руки к губам, она опустилась на пластмассовый табурет. Черная туча, десять лет скрывавшая от нее воспоминания, вдруг рассеялась.

Все частички мозаики наконец сошлись, и ей открылся весь ужас ситуации. Она окончательно вспомнила рассказ своего бывшего пациента. Когда Жюльену Дома было двенадцать лет, на его глазах убили мать. Это сделал их сосед – немного странный тип, которого все избегали. Жюльен видел, как он зарезал его мать и оставил ее с выколотыми глазами умирать на лестничной площадке шестого этажа.

Лицо нападавшего закрепилось в его памяти в мельчайших деталях. Бабушка и дедушка со стороны отца забрали мальчика к себе и сообщили ему, что убийцу поместили в психиатрическую клинику на обследование. Какое-то время спустя Жюльен прочел в газете, что его признали «невменяемым и не подлежащим ответственности» и отправили в психиатрическое отделение больницы Св. Маргариты.

В день своего восемнадцатилетия Жюльен, ярый поклонник серфинга и искусства фотографии, сбежал из дома. Два года спустя он оказался в Марселе и попросил у руководства больницы Св. Маргариты разрешение сделать несколько снимков для статьи о психиатрических учреждениях Франции. Его план сработал, и Жюльен принялся за создание портретов больных, среди которых был и убийца его матери, которого он запечатлел во всех возможных ракурсах.

С тех пор он не мог нормально спать. Каждую ночь его мучили кошмары. Он переживал такие ужасы, что просыпался по утрам истерзанным, будто всю ночь пытался голыми руками задушить дьявола. Он сильно похудел, начал курить, иногда напивался. Ему приходилось принимать снотворное, чтобы уснуть.

Жюльен вернулся в больницу под предлогом того, что ему нужно завершить репортаж. Помимо фотосумки, у него на плече была спортивная сумка. Никто больше не обращал на него внимания. Жана-Клода Ж., благодаря послушанию и положительным результатам терапии, перевели в отделение для пациентов, которые могли принимать посетителей, и Жюльен без труда прошел в его палату. Он подарил бывшему соседу свои старые вещи: спортивные штаны и свитер с капюшоном, которые тот тут же примерил. В больнице царил полнейший хаос из-за ремонта и забастовки работников неотложной медицинской помощи. Выйти из больницы не составило ни малейшего труда.

Жюльен сжимал нож, спрятанный в кармане. Раз правосудие не свершилось, он свершит его сам.

Нож попал убийце в сердце. Затем в глаза…

Сириль пришла в себя.

Она поняла, что сделала десять лет назад, когда Жюльен открыл ей свою тайну. Он доверился ей, во всем признался. Она единственная знала об этом.

И тогда она приняла это сумасшедшее решение.

Она включила Жюльена Дома в клиническое испытание мезератрола, чтобы он забыл о своем горе и избежал суда.

Осознав все это, она сидела неподвижно, не в состоянии пошевелиться.

Сириль смотрела на Жюльена, рассматривала его руки, шею, лицо, ресницы. Она видела перед собой маленького мальчика, искалеченного жизнью. Он сражался за нормальное существование, но трагическое прошлое настигло его и терзало до тех пор, пока он не совершил непоправимое.

Если его преступление останется в подсознании, он спасется.

Именно таким был ее расчет.

Она сочла, что его жизнь стоила больше, чем справедливое наказание за жизнь Жана-Клода Ж.

И теперь перед ней стоял все тот же вопрос, все та же дилемма.

Казалось, земля уходит у нее из-под ног. Во рту она ощущала горький привкус желчи. Если она прекратит стимуляцию, у Жюльена будет шанс выпутаться из всего этого. Если нет…

Остановиться или продолжить. Невиновность или вина. Сириль встала. Она была белой как мел.

Допустить или вмешаться.

Помнить или забыть.

Жюльен захрипел. С ним что-то происходило.

– Я помню… Я был в Марселе… Я вижу больницу… Где я?

Сириль подошла к нему, не зная, что сказать.

Виновный или невиновный.

Справедливость или месть.

Заблуждение или настоящая жизнь.

– У меня на плече фотосумка. Что я здесь делаю?

Имела ли она право отпускать грехи?

Она подняла руку, в которой держала зонд…

– Не двигаться! – послышались крики.